Уголовная палата.
В сильном подозрении оставят.
Барин – товарищ.
Из числа подобных филантропок справедливость требует, однако, выгородить одну почтенную и весьма уважаемую особу, которой наша тюрьма действительно обязана многими существенными улучшениями. Один уже приют для детей заключенных, который дает теперь им возможность безбедно существовать и воспитываться под одной кровлей с отцом или матерью, устраняя от всех вредных влияний тюрьмы, – один этот приют, говорим мы, достаточно свидетельствует о бескорыстном и христианском служении этой особы нравственным и материальным нуждам заключенников. И если вместе с этою почтенной особой мы выгородим еще пять-шесть столь же достойных лиц, то тем разительней выйдет контраст с остальными представительницами нашей светской филантропии.
Мотив этот заимствован из лично слышанных нами рассказов арестантов и основан на замечательной арестантской рукописи «Дом позора», о которой мы уже сообщали читателю. В этой рукописи есть, между прочим, глава под названием «Гонение к спасению». Начинается она следующими стихами:
В церковь гонит нас приставник,
И молиться он велит
Богу. Этакой забавник!
Хоть еврея притащит.
За решетку и на хоры
Нас, несчастных, притащат:
«Ну, молитеся вы, воры!» —
Так солдаты говорят.
Все стоят по отделеньям,
Тут и женский есть отдел.
Всяк разряд по преступленьям —
И за множество тут дел.
За версификацию – уж не взыщите! Тут важно дело, а не стихи. Но особенно интересно примечание, которое автор-арестант делает под этими стихами. Насколько оно справедливо, пусть отвечает рукопись. И относится ли оно к настоящему или только к прошедшему – не можем решить. Вот что говорит он:
«Еще есть обязанность у приставника. Эта обязанность состоит в том, чтобы выгонять в церковь более арестантов – и как можно более. И он старается изо всех сил, он готов выгнать и евреев, и татар, и поляков, и немцев, и всех – чтобы только угодить воле тюремного начальства. И тюремное начальство старается всеми силами выгонять арестованных в церковь. И посмотрите: их гонят как овец – гонят молиться Богу, где нужно быть с чистым сердцем и спокойною мыслию и оставить все земные помыслы. Тут нужна добрая воля, а не палка. Тут, вместо молитвы, слышатся проклятия, богохульство, матерные слова. Проклинают все тюремное начальство, проклинают неволю; и невольно услышишь хулу на нашу святую церковь. Хорошо: приходят они в церковь, и шепотом слышатся те же гадкие слова. Кто же за все это будет отвечать перед Богом? Сами ли арестованные или благочестивое тюремное начальство? Это рассудит один Бог. А ведь между ними есть такие, которые сами добровольно ходят, с чистым сердцем, молиться Богу. Ну, так посудите, после того пойдет ли молитва на ум?»
Тон этого арестантского рассуждения слишком очевидно непосредственен и звучит неподдельной искренностью и благочестивым негодованием для того, чтобы заподозрить в нем какую-либо умышленную ложь, напраслину, клевету, – тем более что самое сочинение «Дом позора» никогда не предполагалось ни для печати, ни для благоусмотрения тех, «кому ведать надлежит», а просто писалось, потому что арестанту душу свою хотелося как-нибудь вылить, и предполагалось исключительно для негласного обращения в среде самих же тюремных заключенников.
Ах, как он религиозен, этот бедный заключенный, как он плачет, как он страдает! (фр.) – Ред.
Но он безумен, этот несчастный! (фр.) – Ред.
Известный арестант, «многократный» убийца, про которого даже песня тюремная сложена. Эта песня уже известна читателю.
Между бывалыми преступниками действительно есть такое поверье. Мне доводилось слышать о нем, и даже я знаю один уголовный факт, где именно это поверье, вызвавшее страстное искание фармазонских денег, послужило мотивом целого преступления.
Мы привели это странное поверье так, как сами слышали его от арестанта, не изменяя в нем ровно ничего. Оно отчасти сходится с народным нашим поверьем о неразменном рубле (см. «Сказания русского народа» – Сахарова, том I, отдел «Чернокнижие», с. 55, изд. 3-е, 1841). В поверье о фармазоновских деньгах, быть может, невольно отразился гнет той нищеты, беспомощной и безысходной, которая наконец дошла до мрачных мечтаний о безусловном благополучии и спокойной жизни, которых возможно достигнуть либо через тяжкое преступление, либо через запродажу черту души своей. Странное дело: существует у нас общая мысль, даже отчасти в виде пословицы, что «на Руси с голоду еще никто не умирал», и в то же время существует подобное поверье.
Завсегдатаи (фр.). – Ред.
Помни о смерти (лат.). – Ред.
Якобы (лат.). – Ред.
Речь определенных социально замкнутых групп (фр.). – Ред.
Достукаться – дожить.
Трекать – производить нарочно давку в толпе, чтоб удобнее воровать; граблюха – рука, ширман – карман.
Последователей хлыстовской секты в народе называют лядами и сладкоедушками – последнее на том основании, что они любят есть сладкое и особенно мед.
Фактически (лат.). – Ред.
С самого начала (лат.; буквально – от яйца). – Ред.
Женская вечерняя (бальная) накидка (фр.). – Ред.
Убирайся прочь, мошенник! (фр.) – Ред.
Господин (нем.). – Ред.
Извините (фр.). – Ред.
К праотцам (лат.). – Ред.
Маруха – женщина. Марушка – уменьшительное и отчасти ласкательное изменение того же слова, что-то вроде молодки или бабенки.
«Дом позора». Глава под названием «Распрегорькая жизнь».
Барин – товарищ.
Бирка – вид, паспорт.
Липовый глаз – поддельный паспорт.
Картинка, равно как и бирка, – письменный вид вообще.
Гопать – шататься бесприютно по улицам, где ни попало; влопаться – попасться.
Затынить – спрятать, скрыть, заслонить.
Накидалище – верхняя одежда, шинель, плащ и т. п., голуби – белье.
Шифтан – кафтан, сибирка или что-нибудь вроде пальтишка.
Ухлить – глазеть; хрять – уходить, удирать; домовуха – дом, квартира; мокро – опасно.
Хрястать – есть; хрястанье – еда, пища, кушанье; кановка или канка – водка; скипидариться – быть в подозрении, рисковать, попасться, находиться в опасности; зеньки – глаза.
Захороводить – подговорить, принять в сообщество.
Затемнить – лишить жизни, убить.
Селитра – солдат, и преимущественно так называются солдаты этапных команд, конвоирующие преступников.
Чужие глаза не увидят, не заметят.
Верховною страною своей хлысты называют город Кострому.
Союз и общество (нем.). – Ред.
Певческое общество (нем.). – Ред.
По закону (лат.). – Ред.
Фактически (лат.). – Ред.
Немецкая Россия (нем.). – Ред.
Страна трихин (нем.). – Ред.
Озорник, плут (нем.). – Ред.
Хладнокровие (нем.). – Ред.
Каткова и всех этих русских свиней (нем.). – Ред.
У своей дорогой куколки (нем.). – Ред.
Небесной любви (нем.). – Ред.
Молочный суп (нем.). – Ред.
Овсяный суп (нем.). – Ред.
Что вам здесь нужно, Карл Иванович? (нем.) – Ред.
Картофельный суп и жаркое из телячьих ребер с изюмом и миндалем (нем.). – Ред.
Блинчики (нем.). – Ред.
«Тиф» (лат.). – Ред.