Предисловие

Возле ларька с шавермой было как всегда многолюдно. Это меня не удивило, ведь здесь делали один из вкуснейших «свёртков» в городе.

– Заказывай! – в приказном порядке обратилась ко мне смуглая кассирша.

За несколько лет жизни в Москве я поотвык от радушного петербургского сервиса. Впрочем, когда в твоё заведение выстроилась очередь из десятка человек, можно не растрачивать силы на дежурные улыбки.

Я заказал шаверму в пите и пол-литра «Балтики». Пиво налили сразу, шаверма требовала ожидания. Предвкушение, как известно, только способствует аппетиту.

Лучший столик, в углу у окна, на удивление оказался свободен. Сколько предпохмельных утренних часов я провёл за ним в былые времена. Сколько литров бодяжного пива впитала его гладкая поверхность. Сколько небритых пьяных морд искали спасение в его освежающей прохладе. Этому столику будет, что вспомнить перед огненной пастью утилизационной печи.

Контингент данного заведения радовал своим многообразием. Потрёпанные жизнью работяги и вертлявые азиатские гастарбайтеры мирно соседствовали с владельцами дорогих автомобилей, припаркованных у входа. Все деловито кушали и сладко выпивали под старательные завывания отечественной попсы. И на каждом из этих непримечательных лиц можно было разглядеть незаметную жителям других регионов особую петербургскую породу. В их осанке чувствовалась львиная стать, а в глазах готовность к любым приключениям.

Петербуржец это не просто место проживания. Петербуржец это судьба. Где бы ты ни был, чем бы ты ни занимался, могучая тень города всегда будет стоять за спиной. Ты не просто отдельный индивид, ты часть города. И не важно, нравится тебе это или нет.

– Одна в пите готова! – послышался равнодушный голос кассирши.

Я направился за долгожданным «свёртком», а когда вернулся, за моим столиком нагло восседал мужчина в сером пальто и с непроницаемым выражением лица потягивал моё пиво.

– Что это значит? – возмутился я.

– Добро пожаловать домой! – улыбнулся мужчина, повернув голову в мою сторону. Один глаз у него оказался закрыт чёрной повязкой.

Тут меня осенило, я уже пересекался с ним…


Голоса

1

В первые годы жизни твои контакты с обществом ограничены. Ты ещё не успел обзавестись громоздкой сетью друзей, знакомых, одноклассников, друзей знакомых, знакомых одноклассников, продавцов соседних ларьков, учителей, преподавателей различных секций и т.д. и т.п. В самом начале твой мирок состоит из небольшого количества людей, как правило, это родители и ближайший круг общения мамы и папы. Но в Петербурге моего детства частенько встречался необычный социальный институт, некий промежуточный вариант между семьёй и враждебным обществом, назывался этот институт – коммунальная квартира.

Многие ошибочно полагают, что коммунальная квартира это изобретение большевиков. На самом деле, «коммуналки» в Петербурге были всегда. С начала восемнадцатого века в городе появляются многочисленные доходные дома, где, зачастую, в малюсеньком жилом помещении теснилось сразу несколько семей с внушительной армадой детишек. Вспомните хотя бы жилище Мармеладовых из романа «Преступление и наказание»: «…Огарок освещал беднейшую комнату шагов в десять длиной; всю ее было видно из сеней. Все было разбросано и в беспорядке, в особенности разное детское тряпье. Через задний угол была протянута дырявая простыня. За нею, вероятно, помещалась кровать. В самой же комнате было всего только два стула и клеенчатый очень ободранный диван, перед которым стоял старый кухонный сосновый стол, некрашеный и ничем не покрытый. На краю стола стоял догоравший сальный огарок в железном подсвечнике. Выходило, что Мармеладов помещался в особой комнате, а не в углу, но комната его была проходная. Дверь в дальнейшие помещения или клетки …была приотворена. Там было шумно и крикливо…»

Город разрастался, открывались многочисленные промышленные предприятия, для которых требовалось много рабочих рук. Так в Петербурге появился обширный класс пролетариата. Даже неприхотливому русскому рабочему для выживания необходимы четыре стены и крыша над головой. На окраинах столицы стали возводиться деревянные бараки, где условия были не лучше, чем у несчастных Мармеладовых. Кто знает, возможно, именно жилищный вопрос в Петрограде сыграл роль детонатора в русской революции.

После прихода к власти большевиков, начался знаменитый этап уплотнения. Большинство из нас знакомо с ним по произведению Михаила Булгакова «Собачье сердце». В книге уплотнение показано, как абсолютное зло. В реальности ситуация выглядела не так однозначно. В большинстве случаев квартиры не принадлежали людям, которые в них проживали, будь это высокий государственный чиновник или знаменитый на весь мир профессор. Львиная доля жилья находилась в руках малочисленного количества арендодателей, безбедно живущих на получаемые со сдачи квартир доходы. Вот у этих капиталистов и были экспроприированы квадратные метры, после чего и было проведено знаменитое уплотнение. Для небольшого процента людей это действительно ухудшило жилищные условия, но огромному числу рабочих семей позволило выбраться из гниющих бараков.

То лихо проносились, то нескончаемо тянулись годы советской власти. Во время НЭПа кое-где была восстановлена частная собственность на жильё. Но НЭП оказался мерой недолгой, и уже в 29-ом году все квартиры стали коммунальными. При этом из-за быстро шагающей по стране индустриализации и вызванному ей притоку сельского населения, санитарная норма жилья в Ленинграде только сокращалась. А потом была война и блокада, здесь было не до жилищных проблем. Ближе к концу 50-х годов, наконец, был поднят вопрос массового строительства. На окраинах Ленинграда активно заработали жилищные комбинаты, но и приток населения на невские берега не становился меньше. Так что к моменту крушения Советской империи огромная часть населения Ленинграда по-прежнему проживала в коммунальных квартирах, и не только в центре города, но и в спальных районах.

Одна из таких коммунальных квартир на северо-западе Санкт-Петербурга стала первым домом для меня и Никиты. Это была трёхкомнатная квартира в типовой многоэтажке. Никита с Людой (его мама) проживали в большой комнате. Нам с мамой досталась комнатушка поменьше. В ещё одной маленькой комнате жила татарка по имени Альфия. Пять человек – совсем неплохой вариант для коммунальной квартиры. Петербург начала 90-х годов славился своими необъятными «коммуналками», в некоторых могло одновременно проживать по несколько десятков человек. Недаром Санкт-Петербург получил неофициальное звание – «Коммунальная столица». На фоне этих человеческих муравейников наша квартира казалась царством простора. Благодаря этому мы избегали привычных для «коммуналок» скандалов из-за очереди в туалет и прочих бытовых неурядиц.

Никиту я знал всегда. Ну если и не всегда, то уж точно с того момента, когда начал осознавать себя частью окружающего мира. Я был старше его на год. Не секрет, что в детстве даже такая незначительная разница довольно ощутима. Когда я уже вовсю бегал по квартире, представлявшейся мне целым миром, Никита только начинал вяло ползать по огромной тахте. Зато когда мама тащила меня, закутанного в несколько слоёв одежды, в ясли, Никита мирно посапывал на всё той же излюбленной тахте. Естественно, я не упускал возможности воспользоваться своим преимуществом в физической силе. Если мне, например, нравилась Никитина соска, то я с наглым нахрапом вытаскивал её изо рта младшего товарища и употреблял по назначению добытый трофей.

Со временем мы подружились. Нам нравились одни и те же мультики, у нас были одинаковые увлечения, мы даже совершали совместные преступления. У Альфии в комнате всегда хранился пакет с конфетами, которые предназначались для угощения уважаемых гостей очередного из многочисленных татарских праздников. Этот пакет на протяжении нескольких лет служил для нас манящей сладостной наградой. Чтобы добраться до него приходилось составлять хитроумные планы, некоторые из них заканчивались успехом. Уходя из дома, Альфия закрывала комнату на ключ, так что добыть сладкий приз можно было, только когда она покидала свои жилые метры для краткосрочных вылазок в туалет, ванную или на кухню. В такие моменты Никита отправлялся в караул, а я пробирался прямиком в комнату, где выхватывал из заветного пакета несколько конфет и, сломя голову, нёсся в безопасное место, где мы с Никитой делили добычу.

Несмотря на то, что мы очень много времени проводили вместе, уже тогда наши характеры сильно отличались. Я был спокойным усидчивым мальчиком, Никита, в свою очередь, отличался гиперактивностью и частыми сменами настроения. Он мог ни с того ни с сего распсиховаться посреди какой-нибудь игры, устроить скандал и какое-то время ни с кем не разговаривать. В такие моменты мне говорили, что я должен быть примером для младшего друга. Но сейчас я понимаю, что невозможно стать примером для человека, который видит мир совсем в других тонах. К тому же он был отходчив. Подувшись в своём углу минут десять, Никита с надменным видом возвращался, садился неподалёку, а вскоре, как ни в чём не бывало, возвращался к прерванному развлечению.

Всё проходит, и это пройдёт. Я прекрасно помню тот день, когда мама заявила, что мы переезжаем в отдельную квартиру. Джойстик от Денди выпал из рук, капли дождя затарабанили по подоконнику, мир предательски терял привычные очертания. Мне было шесть лет, я ходил в подготовительную группу детского сада и считал себя вполне состоявшимся человеком. И тут эта новость про переезд! Это не было вопросом: «Не желаешь ли сынок перебраться на постоянное место жительства в другую квартиру?». Нет, это было безапелляционное: «Мы переезжаем!». «А как дальше жить? – вопрошал я небеса. – Как жить без привычного вида из окна? Без длинного общего коридора с загадочным металлическим сундуком в углу? Без Альфииных конфет? Как жить без Никиты в соседней комнате?».

Новый год я встречал уже в новом жилище. Оказалось, что жизнь в отдельной квартире имеет свои преимущества. Да и вообще, в детстве все перемены сперва приобретают элемент трагичности, а затем быстро растворяются в длинной череде неповторимых дней. К тому же переехали мы недалеко, новая квартира находилась в десяти минутах езды на трамвае от старой, так что наша дружба с Никитой легко выдержала этот поворот судьбы.

Никита пошёл в ту же школу, что и я, но учился на класс младше. Не скажу, что мы часто контактировали в школьных коридорах, у каждого была своя компания. Из начальной школы мне запомнились только два случая, связанных с Никитой. Первый, это когда он с воплями и пинками был выгнан девочкой по имени Олеся из кабинета, где базировался мой класс. Он всего лишь хотел что-то мне передать, но Олеся приняла его приход за акт агрессии вкупе с незаконным пересечением границы и предприняла действия с целью выдворить чужака с территории родного кабинета. Её предприятие закончилось успехом, Никита позорно ретировался, затерявшись в сутолоке коридора. Второй случай получился более скандальным. Однажды, проходя мимо Никитиного класса, я увидел его сидящим на полу и рыдающим навзрыд. На вопрос: «Что случилось?», я услышал невнятное: «Ничего, отвали». После нескольких минут расспросов, мне удалось выяснить, что Никиту сильно отпинали двое одноклассников. В его классе учились два брата грузина, уже не помню, как их звали, но один из них был явным переростком – года на три старше своих одноклассников. У Никиты постоянно происходили конфликты с этими грузинами, что в итоге привело к слезам в коридоре. Я посовещался с парнями из своей параллели, и мы вынесли вердикт, что драка два на одного это нечестно. Было решено, что Никита должен подраться с кем-то одним из братьев. Никита не сильно обрадовался нашему решению, пожалуй, он счёл бы справедливым вариантом избить ненавистных грузин всей толпой, но отказываться от драки было бы слишком малодушно, никто бы не понял это решение. Из грузин вызвался сражаться тот, что был переростком, довольно предсказуемый выбор. На большой перемене два бойца сошлись лицом к лицу в окружении беснующихся школьников. Бой проходил с явным преимуществом грузина, который раз за разом отправлял Никиту на паркет, но тот не сдавался. Словно разъярённый баран он поднимался и летел с кулаками на своего обидчика, тут же отправляясь обратно на пол. Это повторялось много раз, пока измученный грузин не завопил, что согласен на ничью. После этого их конфликты прекратились, а в конце года грузины, и вовсе, покинули нашу школу.

Когда происходит этот перелом, делающий из хороших мальчишек плохих молодых мужчин? Когда в руках вместо велосипедного руля и футбольного мяча появляются бутылка пива и пачка сигарет? Я же помню, как мы с Никитой в дурацких одинаковых куртках проехали на великах через весь город, выслушав в свой адрес немало интересных слов от рассерженных пешеходов на Невском проспекте. Я помню, как Никиту не взяли в футбольную секцию, куда я его притащил за компанию, думаю, что он даже обрадовался этому решению тренера, потому что совсем не любил пинать мяч. Я помню дядю Гену, который работал администратором компьютерного клуба, и его недоверчивый взгляд, когда мы врали, что умеем обращаться с компьютерами. Я помню, как Никита превратился в высокого смазливого брюнета и стал ловить на себе любопытные взгляды девчонок. Я помню трансформаторную подстанцию, за которой мы делали первые затяжки во время перемен. Я помню тёмную парадную, пластиковые стаканчики и бутылку портвейна. Я помню, как всё начиналось. Я помню время, когда казалось, что конец не наступит никогда.

Как я уже сказал, Никита не был обделён женским вниманием. Я всегда считал себя высоким парнем, но даже я был почти на голову ниже его. Насколько мне известно, в нём сплелись южные и северные гены. Такое сочетание подарило Никите угольно-чёрные волосы и выразительные большие глаза вместе со светлой кожей и правильным овалом лица. Подобный типаж без труда вызывал девичьи вздохи. Но сердце Никиты было неприступно для петербургских школьниц.

Каждое лето он ездил к бабушке в Архангельскую область. Бабушка проживала в небольшом посёлке на берегу реки Двины. Представьте, как бурлит кровь у подростка, вдыхающего наполненный свободой летний воздух бескрайнего русского севера. Какая палитра чувств закипает внутри переполненного жизнью молодого человека в окружении великих рек и непролазных лесов. А вокруг сверкают обнажёнными ножками молоденькие барышни с их естественной северной красотой. Как здесь устоять нормальному городскому пацану? Никита и не устоял, влюбился в одну из деревенских богинь. Звали богиню – Света. Каждый год Никита с нервным трепетом ждал наступления лета и поездки в деревню к своей возлюбленной. Девушка отвечала взаимностью. Их связь была настолько сильна, что у петербургских обольстительниц не оставалось ни единого шанса на Никитино внимание.

2

К вечеру жара немного спала, но раскалившийся за день воздух остывал неохотно. Дышать было трудно, каждое живое существо задумчиво поднимало голову вверх, будто вопрошая небеса, когда они, наконец, смилостивятся над измученной землёй и наградят её долгожданной влагой. Небеса отвечали чёрными тучами, медленно ползущими в сторону деревни. В ожидании грозы все столпились возле реки. Двина манила спасительной, пусть и краткосрочной, прохладой. Целая орава уток возмущённо крякала в кустах, замолкая только в моменты погружения. За их суетой меланхолично наблюдали три местные дворняги, они иногда приподнимали головы, раздумывая, стоит ли погонять наглую птицу, но коварная жара быстренько умеряла их пыл. На этом же берегу возвышалось несколько беседок, в каждой кипела жизнь. В одних громко хохотали шумные компании парней и девушек, успевших отведать тёплого спирта, оттого горячих не только снаружи, но и внутри. В других расположились представители старшего поколения, они подошли к вечернему променаду более основательно: мужчины, старательно скрывая счастливое возбуждение от надвигающейся пьянки, деловито возились с костром, женщины накрывали столы и жаловались на непогоду, а детишки бултыхались в нагретой за день реке.

Никита также не устоял перед магическим притяжением воды. Правда, его локация отличалась от общепринятого места сборов. Он лежал на травянистом берегу, где-то в пятистах метрах в сторону от шумных беседок. Сегодня у него были другие планы, в которых не находилось места тёплому спирту и крикливым деревенским жителям. Он потягивал сигарету, наблюдая за быстрым течением Двины, и размышлял о прошлой ночи.

Прошлой ночью случилось то, что с трепетом ожидает каждый подросток.

Большая компания местной молодежи встретилась поздним вечером в месте, которое известно в деревне под названием – «Точка». «Точка» это обычная полянка в лесу, где молодежь собирается летними вечерами у костра, чтобы выпить, поболтать, покрутить романы. Пожалуй, в каждой деревне есть что-то подобное. Никита только приехал, так что для него это была первая «Точка» нынешним летом. Здесь он встретил Свету, после многомесячной разлуки. Сперва, было неловко, даже несмотря на то, что весь год они переписывались и несколько раз даже созванивались, волнение не позволяло обоим расслабиться и получать удовольствие от долгожданной встречи. Слово за слово, стакан за стаканом и неловкость стала растворяться в вечернем сумраке. Никита много болтал, старался шутить заплетающимся языком, в общем, пытался произвести наилучшее впечатление. Света охотно хохотала даже над не самыми удачными шутками и настойчиво кидала в его сторону недвусмысленные взгляды.

Вскоре совсем стемнело, и влюблённые парочки стали рассыпаться по округе. Света взяла хорошенько захмелевшего Никиту за руку и повела его в тёмную глубину леса. Они отошли на пару сотен метров от костра, так что красный свет пламени едва виднелся среди деревьев.

– У тебя уже было, там? – спросила Света.

– Где? – переспросил взволнованный Никита.

– В Питере.

– Нет, я же с тобой.

– Ты такой милый! – Света крепко прижалась к нему, размякшая от такой верности.

– А у тебя? – спросил Никита.

– Нет, конечно, нет!

– Даже с Рыжим не было? Он хвастался, что всю деревню поимел!

– Да кого он мог поиметь?! Соседскую свинью?

– Ха-ха! Точно, это его максимум! – заржал Никита.

– Тише, – Света одной рукой прикрыла ему рот, а второй расстегнула пуговицу на джинсах…

Сутки спустя, лёжа на траве, Никита жадно вглядывался во всякую мелочь, стараясь уловить ожидаемую перемену в окружающем пейзаже. Но река всё также меланхолично несла свои воды далеко на север, комары с прежней наглостью кружили над головой в поисках свежей крови, а сигарета медленно тлела в руках, изредка наполняя лёгкие обжигающим дымом. Мир не перевернулся. Разве что, сердце бешено колотилось, разливая по телу молодую горячую кровь. И вот уже река как-то особенно широка и быстра, да и комаров, кажется, меньше, чем обычно, а сигарета тянется невероятно легко, освежая раскалённые мозги. Можно жить, можно наслаждаться каждым мгновением, каждым глотком воздуха, можно получать удовольствие от невыносимой жары и жгучих морозов, от проливного дождя и засушливого лета, от ураганного ветра и полного штиля. И мир такой большой, непостижимо большой. Как же увидеть всё? А ведь нужно, просто необходимо, видеть всё собственными глазами! Нужно пересечь Америку от Нью-Йорка до Сан-Франциско, нужно прогуляться по африканской саванне в окружении львов и бегемотов, нужно выпить чашечку кофе на Монмартре в Париже, нужно полетать на доске где-нибудь на побережье Австралии или на снежных альпийских склонах. Столько всего нужно успеть! Хорошо, что время бесконечно. Всё только начинается! Всё ещё впереди: и Америка, и львы, и кофе, и волны, и склоны. Первый шаг во взрослую жизнь сделан. А когда ты взрослый, ты сам хозяин своей судьбы. Все твои желания зависят, только от тебя. Вот он мир, перед тобой. Просто возьми его!

– Давно ждёшь? – прервал Никитины размышления знакомый голос.

– Всю жизнь, – ответил он, слегка приподнимаясь.

– Значит давно, – заметила Света, усевшись рядом.

– Нестрашно. Ведь дождался.

Пару минут они молча смотрели на реку.

– Жарко сегодня, – наконец вымолвил Никита.

– Да уж.

– Вот тебе и север.

– Ага.

Они опять замолчали. На этот раз молчание прервала Света:

– Надолго приехал?

– На две недели.

– Почему так мало?

– Хотел поработать на каникулах.

– Проблемы с деньгами?

– Как и у всех. Да и пора уже самому зарабатывать.

– А я? Я не хочу быть девушкой на две недели.

– Ты не девушка на две недели. Ты на всю жизнь.

– Правда? – она положила голову ему на колени.

– Правда.

– Просто я хочу, чтобы мы всё время были вместе. Письма, звонки это всё не то. Я хочу быть с тобою рядом.

– Я тоже.

– Так переезжай сюда.

– Что за глупость?

– Почему?

– Потому что я из Питера. А из Питера не уезжают…

– Так может мне перебраться туда, раз там так прекрасно?

– Ты серьёзно?

– А что? Я в следующем году заканчиваю школу, надо куда-то поступать. Так почему бы не туда?

– А ты поступишь?

– А ты сомневаешься?

– Можно будет снять квартиру.

– Да, я могу учиться и работать.

– Придётся сегодня выпить, – с серьёзной физиономией заявил Никита.

– Зачем?

– Так я сегодня практически женился, нужно отметить!

– Ты для начала предложение сделай! – засмеялась Света, вскочив со своего места. – Нереальная жара, мне нужно освежиться, – она одним движением скинула лёгкое летнее платье, под которым не оказалось нижнего белья, и посеменила в сторону реки.

– Куда ты!? Сейчас дождь лупанёт! – кричал ей вслед взволнованный Никита. Небо действительно потемнело, вдалеке мелькали яркие вспышки, а Тор уже яростно колотил по своей наковальне. – Больная… – шепнул Никита и поспешил за ней.

Света подбежала к небольшому обрыву и, не раздумывая, прыгнула в реку. Никита с меньшей уверенностью подобрался к опасной пропасти. Вокруг совсем стемнело, и только вспышки молний время от времени освещали поверхность воды. Начался дождь. Никита посмотрел вниз, где в окружении дождевой ряби торчала Светина голова.

– Давай сюда! – крикнула голова. – Водичка шикарная, освежает!

– Ты больная! Дождь идёт! – ответил Никита.

– И что?! Прыгай!

– Течение сильное!

– Да не трусь ты!

– Ну не знаю!

– Слабо?!

Взятый на слабо Никита, немного посомневавшись, всё-таки стянул одежду и без разбега нырнул в тёмную воду.

– Ну вот, это мужской поступок, – одобрила Света, когда Никитина голова показалась на поверхности.

– Как-то много мужских поступков за последние два дня, – заметил Никита.

– Ну, согласись, что водичка шикарная.

– Внизу холодное течение.

– Всё тебе не слава богу. Давай наперегонки до моста.

– Ты лучше плаваешь.

– Не можешь девчонку обогнать?

– Ладно, давай, – вновь Никита был взят на слабо.

– А на что спорим?

– Просто так.

– Просто так – неинтересно. Давай, если выигрываю я – ты остаёшься здесь до конца каникул.

– А если ты проиграешь?

– Тогда две недели до твоего отъезда я буду делать всё, что ты пожелаешь, во всех смыслах, – Света загадочно улыбнулась.

– Захочу ли я тогда уезжать через две недели? – усмехнулся Никита.

– Ты всё равно проиграешь! – Света показала язык. – Начинаем?

– Да.

– Раз, два, три! Поехали!

Они рванули в сторону большого железнодорожного моста, который находился приблизительно в трёхстах метрах от них. Дождь усиливался, капли, как миниатюрные бомбочки, врезались в поверхность реки, образуя мириады небольших фонтанов. Гром беспрерывно тарахтел, а молнии всё чаще освещали два обнажённых тела, усердно машущих руками посреди бушующей стихии.

Света вырвалась вперёд. Её гибкое тело, поймавшее течение, уверенно скользило по воде, оставляя далеко позади кряхтящего и отчаянно бьющего ладонями Никиту. Интрига умирала на глазах. Когда до моста оставалось метров сто, Никита прекратил тщетные попытки. Света, не замечая, что соперник признал собственное поражение, продолжала грести в сторону финиша. Никита старался докричаться до неё, но его крики тонули в шуме дождя.

Никита подрейфовал в сторону берега, рассчитывая дождаться подругу уже на земле. Когда он повернул голову, чтобы уточнить, где находится Света, то увидел лишь непроглядную тьму. Вспышка молнии осветила участок, который являлся конечной точкой их маршрута, но Светы там не было. Никита принялся упорно вглядываться в темноту. Следующий разряд оказался сильнее, и Никита увидел большую воронку неподалёку от моста. На краю воронки мелькнула голова, тут же ушедшая обратно под воду. Никита рванул туда. Приближаясь к воронке, он смог расслышать сдавленный крик. Очередная вспышка осветила Свету, отчаянно машущую руками и жадно пытающуюся заглотнуть больше воздуха, она находилась близко от центра водоворота. Никита отчаянно колотил по воде, двигаясь в сторону воронки. Вдруг он почувствовал, как течение меняется и его начинает вести по кругу. Инстинктивно он принялся грести в обратную сторону. Молния вновь озарила страшную картину. Света из последних сил старалась выкарабкаться, но водоворот беспощадно засасывал свою жертву. Никита с трудом выбрался из края воронки, и на секунду их взгляды встретились. Никита хотел сделать шаг вперёд, но ноги не слушались.

Он долго стоял на одном месте, вглядываясь в воду каждый раз, когда молнии разрезали ночное небо, но кроме веток и листвы, исчезающих в треклятом водовороте, здесь была только чёрная пустота.

3

Время лечит, особенно, когда ты молод.

Иногда возраст человека может рассказать о нём больше, чем его увлечения или социальный статус. В частности, когда мы говорим о молодых парнях, обитающих в странном пространственно-временном континууме промеж отшумевшего детства и ещё не успевшей накрыть своими заботами взрослой жизнью. Именно в этот промежуток времени сопливый мальчуган трясущимися руками поднимает свой первый пластиковый стаканчик с дешёвой водкой, а из облёванного туалета уже выползает закалённый жизнью молодой мужчина. В это время из толпы одинаковых прыщавых подростков выделяются будущие покорители небесных меридианов и завсегдатаи накуренных гримёрок рок-концертов. Для кого-то эти годы так и остаются сладостными воспоминаниями о первом сексе на расшатанном диване в какой-нибудь забытой богом общаге, а для кого-то они становятся стартовой площадкой в увлекательную жизнь. И тех и других объединяет благодарность за бесконечные ночи под грохот старого магнитофона, за едкий сигаретный дым, обволакивающий потолок родительской кухни, за девчонок, которые больше никогда не будут так молоды и красивы, за вкусный дешёвый портвейн, за то, что такое время было, и лёгкая грусть за то, что его больше никогда не будет.

Мы встретили новый жизненный этап с нескрываемым энтузиазмом, с головой окунувшись в манящие своей доступностью грехи. Вот только получилось так, что, прыгнув в одно болото, мы принялись грести в разные стороны. После трагедии в деревне Никита изменился, в его поведении стали проявляться явные нотки фатализма. Безусловно, наши контакты не прекратились, мы нередко собирались вместе, употребляли палёную водку в парадных, пытались знакомиться с девчонками на Крестовском острове, но уже тогда мы проводили большую часть времени по отдельности. Если в детстве наши увлечения, как правило, совпадали, то на рубеже совершеннолетия мы выбрали противоположные дороги. И, кажется, я помню тот день, когда наши пути разошлись.

Вблизи станции метро «Старая деревня» много укромных мест, где можно спокойно выпить и поболтать, не боясь нежелательной встречи с представителями органов правопорядка. По крайней мере, таких мест было много во времена моей юности. До сих пор не могу понять, почему мы выбрали для наших не самых культурных мероприятий небольшой лестничный закуток с тыловой стороны здания действующей районной администрации. Возможно потому, что этот закуток располагался в стороне от людных улиц, при этом он находился в пяти минутах ходьбы от метро и магазинов, ну и валявшийся в углу большой бюст Ленина добавлял немного революционного лоска.

День выдался на удивление погожим. Петербургское лето не так уж часто радует бледнолицых местных жителей тёплыми деньками, у каждого петербуржца возле входной двери висит предусмотрительно заготовленная ветровка, которую нередко приходится пускать в дело. Но в этот день наши куртки остались дома. С самого утра на землю не пролилось ни единой капли влаги, что уже можно считать природным благоволением. Было довольно тепло, но при этом не жарко, этому способствовал освежающий бриз, время от времени задувавший со стороны Финского залива.

Мы с Никитой неспешно потягивали дешёвое пиво в том самом закутке неподалёку от метро «Старая деревня», беспардонно закинув ноги прямо на голову бывшему вождю несостоявшейся мировой революции.

– Где он? – раздражённо спросил Никита.

– Можно подумать он когда-нибудь приезжал вовремя, – ответил я.

– Да ему ехать ближе, чем нам. Десять минут пешком до «Чкаловской», столько же на метро.

– Говорит, что уже в метро.

– И ты веришь?

– Нет, конечно.

Такую непритязательную беседу мы вели в ожидании Даника. Даник это наш общий друг детства, он жил в центре города, а точнее в Петроградском районе. Несмотря на географическую отдалённость, мы много времени проводили вместе. Как правило, для встреч выбирали нейтральную территорию, чтобы никто не чувствовал себя ущемлённым. Это не мешало Данику регулярно опаздывать. Мы уже стали принимать его опоздания, как что-то само собой разумеющееся. Он был немного старше нас, и первым испытывал на себе сомнительные подростковые удовольствия где-то в сквозных дворах Петроградки. А затем открывал нам этот запретный мир. В его компании я выкурил первую сигарету, выпил первую бутылку пива и впервые попробовал познакомиться на улице с девчонками. От сигареты чуть не вырвало, пиво оказалось горьким, а девчонки послали нас в непотребное место. Но всё равно это было увлекательно. В этот раз он обещал угостить нас чем-то особенным, так что нетерпение Никиты вполне можно было понять.

– Как думаешь, что он привезёт? – спросил Никита.

– Да хрен его знает. Сказал, что мы такого раньше не пробовали.

– Надеюсь, не кокаин, – задумавшись, проговорил Никита.

– Кокаин? Да не, он же не совсем придурок.

– Думаешь?

– Нет, точно не совсем, – заявил я, немного подумав.

– Я кокаин не буду.

– Чё ты заладил? Откуда у него кокаин?

– Он же говорил, что всё может достать.

– Верь ему больше.

Вдалеке показалась знакомая фигура «петроградского дилера». Он шёл не спеша, вразвалочку, засунув одну руку в карман, а в другой держа пол-литровую бутылку минеральной воды. Несмотря на тёплую погоду, у него на голове красовалась вязаная серая шапка, из-под которой свисали длинные локоны.

– Чувак, лето на дворе, – сказал я, указывая на шапку, когда Даник приблизился к нам. – Ты бы ещё шубу одел.

– Грёбанное метро достало. Все толкаются вокруг, из-за этого волосы начинают топорщиться в разные стороны.

– Что за бред? – не поверил я. – Небось, покрутился у зеркала и решил, что в шапке ты вылитый Фред Дёрст.

– Так он лысый.

– Да плевать на шапку! – нетерпеливо прервал наш диалог Никита. – Ты что привёз? Если кокаин, то я не буду.

– Да ты достал со своим кокаином! Нет у него никакого кокаина! У тебя же нет кокаина? – на всякий случай спросил я у Даника.

– Вы что, дебилы? Где я достану кокаин?

– Я же говорил! – почему-то обрадовался я.

– Тогда что? – ещё раз спросил Никита.

– Гашик, – выждав гроссмейстерскую паузу, гордо объявил Даник.

– Это что-то типа травы? – блеснул я эрудицией.

– Что-то типа.

Даник достал из кармана кусочек фольги, в который был завёрнут миниатюрный брусок тёмно-коричневой субстанции.

– Похож на гематоген, – тонко подметил Никита.

– Такого гематогена ты ещё не пробовал, – ответил Даник, производя хитрые махинации с бутылкой от минералки.

Он выплеснул остатки воды куда-то в район правого глаза Ленина, а затем прожог небольшое отверстие в пустой бутылке.

– Так, осталось нарезать «плюшки», – деловито объявил Даник. – Давайте здесь, – он положил фольгу на перила и принялся разрезать цельный кусок гашиша на маленькие дозы.

– Когда только руку успел набить? – спросил я.

– Да я сейчас каждый день курю. Выходим вечерком с соседом в «парадку», выдуваем по паре «плюшек», потом можно кино посмотреть, ну или телек. От любой херни угораешь! Разве что, на жрачку пробивает, я даже набирать стал, – Даник похлопал себя по животу. – А так крутая штука.

– И где ты достаёшь? – продолжал я расспрос.

– У соседа и беру.

– У тебя же денег никогда нет!

– Так я частично себе, частично на реализацию. Кстати, с вас по сто пятьдесят.

– Жучара!

– Это я ещё по-братски.

– А какой эффект? – спросил Никита.

– Сейчас узнаешь, – ответил Даник, закончив манипуляции с гашишем. – Я бы сравнил это с попаданием в мультик. Всё становится ярким, цветным и немного нереальным. Вам понравится. Это лучше, чем алкашка.

Перед нами на лестничных перилах лежало несколько кусочков неправильной окружности, напоминающих пластилиновые огрызки. Моё сердце яростно колотилось, предчувствуя дебютную встречу с наркотиками. Думаю, что Никита испытывал точно такое же волнение. А со стороны Финского залива уже нёсся поток воздуха, стремящийся испортить наше первое свидание с гашишем.

Только Даник закурил сигарету, чтобы приступить к изготовлению чудодейственного зелья, как в наш закуток нагло ворвался сильный порыв ветра, который подхватил томящиеся в ожидании своего часа «плюшки» и, покружив их несколько секунд в воздухе, опустил наши «билеты в мультяшный мир» прямиком на землю.

– Зря мы их здесь разложили, – грустно сказал Даник, выждав трагическую паузу.

– Не будет мультиков, – добавил я.

– Может ещё не всё потеряно? – не терял надежды Никита.

Мы спустились вниз и приступили к поиску остатков былого величия. Со стороны это могло показаться очень странным зрелищем – три здоровенных детины ползают на коленях по земле, словно малолетние сопляки в песочнице или упитые работяги возле гастронома в день получки. Поиски усложнялись тем, что как раз в этом месте, куда улетел гашиш, валялось множество кусочков то ли дёрна, то ли просто какого-то мусора, внешне сильно напоминающего улизнувшие «плюшки».

Провозившись минут двадцать, мы смогли насобирать несколько кусочков, которые нам показались максимально похожими на утерянный гашиш. Вышло по две «плюшки» на брата. Даник подкурил сигарету, и, когда она разгорелась, положил на горящий кончик одну из найденных «плюшек», затем просунул сигарету с гашишем на угольке в сделанное сбоку бутылки отверстие. Тара начала заполняться дымом. Выждав около минуты, он резко вытащил сигарету, зажал отверстие пальцем, а другой рукой отвинтил крышку и протянул бутылку Никите.

– Вдыхай! – крикнул Даник.

Никита сделал большой вздох, одним махом заглотнув находившийся в бутылке дым.

– Держи! Не выдыхай! – командовал Даник.

Никита раздул щёки и выпятил глаза, стараясь удержать в себе драгоценный дым.

– Теперь можно.

Никита с облегчением раскрыл рот, из которого выпорхнули остатки кумара, и тут же раскашлялся. Даник приятельски похлопал его по спине, приговаривая:

– Сейчас торкнет, сейчас прочувствуешь.

– Ну как? – спросил я, когда Никита откашлялся.

– Говно! – выговорил Никита.

– Всё так плохо?

– На вкус, как земля. И очень крепко.

– Это вначале так кажется, – вставил своё слово Даник, уже готовивший следующую порцию, – потом привыкнешь.

Вторым вдыхал петроградское угощение ваш покорный слуга. Я не раскашлялся и не почувствовал хоть какого-то вкуса, помимо сигаретного дыма, полагаю что в моём случае гашиш оказался обычным куском дёрна, который мы ошибочно приняли за наркотик. От дальнейшего употребления я отказался. Оставшиеся плюхи Никита и Даник выкурили на двоих.

Мы сидели на том же месте в ожидании обещанного «прихода».

– Смотрите, какой длинный красный лимузин! – неожиданно крикнул Даник, указывая на проезжающий мимо трамвай.

– Реально огромный! – подтвердил Никита, и они оба громко заржали.

Чем дальше, тем больший бред они несли, и чем больший бред они несли, тем сильнее они смеялись. Мне было тяжело настроиться на их волну, так что я, в конце концов, засобирался домой. Но тут планы пришлось пересмотреть.

– А вы кто такие? – услышали мы вопрос откуда-то сбоку.

Внизу, там, где мы недавно ползали в поисках утерянного гашиша, стояло четверо парней примерно нашего возраста. Они поднялись по лестнице и встали напротив нас.

– Я вас раньше не видел, – заявил самый низкий из них.

– Надо было на табуретку встать, – съязвил Никита, и они с Даником неистово заржали.

– Ты чё грубишь, козёл длинный?! – возмутился низкий незнакомец. – Какого хера вы трётесь на нашем месте?

– Это не плосто место, именно отсюда сколо лазголится пожал миловой леволюции. Отсюда огломные тлудовые массы отплавятся в свой великий поход, чтобы поднять знамя плолеталиата над поглязшем в глехах булжуазном миле! – декламировал Никита, пародируя акцент Ленина и вызывая безудержные порывы смеха у обкуренного Даника.

– Да они обдолбанные! – проницательно подметил один из незнакомцев.

– Валите нахер отсюда! – добавил низкий.

– Влаги леволюции будут подвешены за яйца на доложных столбах! – продолжал Никита накалять обстановку.

– Дайте я ему въебу! – сказал кто-то из вновь пришедших.

– Господа, давайте разойдёмся мир… – я не успел закончить фразу, как получил неожиданный удар в челюсть.

Завязалась драка. Силы были не на нашей стороне. Во-первых, нас было меньше, во-вторых, мы были отнюдь не спортсмены. Наша тактика сводилась, в основном, к глухой обороне. Больше всего ударов сыпалось на Никиту, успевшего хорошенько разозлить местную гопоту. Один из ударов заставил Никиту отшатнуться назад, он споткнулся об перилы и полетел вниз с двухметровой высоты. Внизу его поджидал асфальт, в который он и врезался головой, потеряв сознание. Наши противники не на шутку испугались, полагая, что парень отбросил концы, и поспешили ретироваться.

4

Каким бесконечно долгим может быть тёплый весенний выходной день. Петербуржцы уже решились снять громоздкие зимние куртки и слоняются по улицам в лёгких ветровках, а особые смельчаки не боятся выйти во двор в одном бадлоне, а то и вовсе, нацепив на себя футболку с коротким рукавом. Снег давно растаял, забрав с собой всепроникающий запах собачьих фекалий, остался только аромат пробивающейся между городскими постройками молодой травы, смешанный с запахом сырой земли, готовящейся дать жизнь новому поколению растений. На лицах людей появились улыбки, которые они надёжно скрывали на протяжении всей зимы. Повсюду слышен детский смех, ведь дети лучше взрослых умеют проявлять радость от положительных изменений в окружающем мире.

Никита мчится на своём новеньком велосипеде по раздолбанному асфальту, ловко маневрируя между глубокими впадинами. Как давно он мечтал об этом велосипеде. Ему часто снилось, как он садится на «железного коня» и уносится куда-то в закат, сродни героям Арнольда Шварценеггера и прочих крутых парней. Сколько лет его мечты оставались всего лишь мечтами. Нет, велик у него, конечно, был и раньше. Но на таком вряд ли красиво уедешь в закат, то был детский старенький велосипед, у которого просто сняли два маленьких задних колеса. На таком было стыдно показаться во дворе. Зато новый это произведение искусства. Красный блестящий «Аист» с мягким сиденьем и фонариком на руле. Предмет зависти всех мальчишек. Так бы и крутить педали, всю жизнь! Нестись в никуда, вдыхая тёплый весенний воздух! Это был идеальный подарок к грядущему окончанию первого класса.

Единственный минус, что мама не разрешала уезжать далеко от дома. Приходилось раз за разом наворачивать круги вокруг осточертевшего детского сада в родном дворе. А ведь там, за пределами ограниченного пространства из нескольких многоэтажек, открывается огромный удивительный мир, который так и манит своими тайнами и загадками.

Никита решил, что отъедет совсем ненадолго. Он сделает пару кругов по соседнему двору и тут же рванёт обратно. Но то ли дурманящий голову запах весны, то ли сверкающий на солнце быстроходный велосипед добавили Никите отчаянной смелости, и он решил, что сможет быстренько доехать до заказника, прокатиться вокруг озера и затем отправиться домой.

Самый короткий путь до заказника проходил через двор, который среди районной ребятни получил говорящее название – «Злой двор». Туда было непринято лишний раз соваться из-за расположенного там интерната для беспризорников, которые могли легко отобрать у зазевавшегося гуляки карманные деньги, а по слухам были прецеденты, когда с особо невезучих ребяток снимали даже приглянувшиеся малолетним преступникам кроссовки.

Одурманенный весной и скоростью Никита решил, что сможет проскочить опасное место и смело рванул в заказник самым коротким путём. «Злой двор», в котором Никита до этого никогда не бывал, оказался не так страшен, как в народной молве. Никита предполагал, что увидит там обугленные здания с окровавленными стенами, вдоль которых в поисках человеческой плоти слоняются монстры, представляющие собой дикую смесь скелетов и гремлинов. Оказалось, что это был обычный двор, где стояли точно такие же типовые многоэтажки, между которыми был зажат обычный детский сад с большой площадкой, такой же, как и в Никитином дворе. А по улице бродили не жуткие чудища, а мамочки с колясками и бабули с авоськами.

Осмелевший Никита решил проехаться вокруг детского сада. Он уже представлял, как рассказывает приятелям, что не побоялся в одиночку приехать в «Злой двор», да ещё и катался там, как у себя дома. Заканчивая круг, Никита обратил внимание на компанию мальчишек, бегающих по крыше детского сада. Они громко перекрикивались друг с другом, иногда разбавляя крики раскатистым смехом. Сперва, Никита подумал, что они играют в классические догонялки, но, приглядевшись, увидел, что у каждого из мальчишек в руках были маленькие приборы, из которых постоянно вылетали ещё более миниатюрные снаряды.

Он вспомнил, что видел подобные штуки у старших ребят в своём дворе. Называлась эта штуковина – напаличник. Для его изготовления требовались горлышко от пластиковой бутылки и продававшиеся в любой аптеке дешёвые резиновые напальчники. На горлышко насаживался напальчник и скреплялся пластиковым колечком с той же бутылки. Затем обрывались плоды с соседней рябины или боярышника, с целью использования в качестве пуль. Так получалось вполне боевое оружие для игры в войнушку. В несезон ягодные плоды заменялись на всё, что можно было найти подобной округлой формы. Никита заинтересовался игрой, он слез с велосипеда и стал наблюдать за мальчишками.

– Играл когда-нибудь? – донеслось у Никиты из-за спины.

Никита обернулся и увидел незнакомого парня. Глаза зацепились за чёрные волосы, подстриженные «под шапочку», и чёрную косуху с множеством металлических заклёпок. Парень был значительно старше Никиты.

– Видел, как другие играют, – испуганно промямлил Никита.

– Видеть это одно, а самому поиграть – совершенно другое, – умничал парень в косухе. – Я, когда был твоего возраста, каждый день играл. У нас считалось, что если у тебя нет напаличника, то ты девчонка.

– Я не девчонка.

– Тогда почему ты не там, а здесь?

– Я с ними не знаком.

– Подумаешь! – рассмеялся парень. – Я тоже не всегда был знаком со своими друзьями. А знаешь что! Вижу, что ты нормальный пацан, я могу одолжить тебе свой напаличник, – с этими словами он достал из кармана заветное оружие. – Притом, это не такой отстой, как у них. У меня он самый крепкий, я, вместо этой дешёвой резины из аптеки, использую настоящий презерватив. А презервативы никогда не рвутся.

Закончив последнюю фразу, парень продемонстрировал выдающуюся крепость своего напаличника. Презерватив действительно тянулся безупречно. Никита плотоядно посмотрел на предлагаемую игрушку и даже сделал едва заметное движение рукой в сторону напаличника, но вовремя вспомнил о велосипеде и убрал руку обратно.

– Нет, спасибо, – нехотя отказался Никита.

– Почему?

– Я не могу.

– Нет, я не понимаю. Любой пацан, не думая схватил бы такой напаличник и полез на крышу. Тем более, я в качестве бонуса дам тебе ещё и «Тик Так», – он достал из другого кармана упаковку мятных леденцов. – Их можно использовать как патроны. Если удачно попадёшь, может неплохо пригреть.

Теперь Никита смотрел сразу на две заманчивые вещички.

– Ну не хочешь, как хочешь. Моё дело предложить, – парень распихал напаличник и леденцы обратно по карманам и неспешно побрёл прочь.

– Я бы взял… – прошептал Никита.

– Что ты говоришь?

– Я бы взял, но мне негде оставить велосипед, – более уверенно сказал Никита.

– Считай, что это твой день! У меня как раз есть свободное время, я могу посторожить твой велик, – благородно предложил незнакомец.

Никита снова замялся. В нём боролись желание испытать это прекрасное оружие в настоящем деле и неосознанное понимание, что ничего на свете просто так не бывает. Но, видимо, все мы изначально запрограммированы на добро и веру в людей, которые беспощадно выбиваются из нас на протяжении всей жизни. Никита вручил свой велосипед парню в косухе, а сам, схватив напаличник и «Тик Так», покарабкался на крышу.

Оказалось, что на крыше его совсем не ждали. Игравшие там мальчишки с нескрываемой агрессией встретили новенького. Похоже, это были те самые беспризорники, которые к своим юным годам успели на собственной шкуре ощутить, что доверять нельзя никому. Никита выслушал много неприятных выражений в свой адрес. Самый крупный из них выхватил драгоценный напаличник у Никиты из рук и отвесил незваному гостю хорошего пинка. Никита, едва сдерживая слёзы, полез обратно.

Как и следовало ожидать, внизу не оказалось ни велосипеда, ни парня в косухе. Никита принялся отчаянно кидаться из стороны в сторону, не зная, где искать исчезнувший велосипед. Осознав, что поиски бесполезны, он сел на поребрик и зарыдал.

Сверху донёсся хохот забывших об игре мальчишек.

– Мямля! Маменькин сынок! Нытик! – неслось с крыши.

Никита рыдал, не обращая внимания на оскорбления. Он в ярких красках представлял, что скажет мама, когда он заявится домой без велосипеда.

И тут ему в лоб прилетел резкий удар, через пару секунд ещё один удар пришёлся в правую ногу. Он поднял голову вверх и увидел, что вся орава нацелила на него свои напаличники и с диким хохотом обстреливает неудавшегося партнёра по игре.

Никита, сгорая от злости и несправедливости, вскочил с поребрика и осмотрелся в поисках какого-нибудь булыжника. Ничего подходящего поблизости не нашлось, тогда он нащупал в кармане упаковку «Тик Так» и, хорошенько размахнувшись, запустил её в сторону крыши. Упаковка ударилась об стену и отскочила обратно к Никитиным ногам. Этот манёвр не вызвал ничего, кроме нового взрыва хохота. Побеждённый и злой Никита медленно побрёл прочь из этого проклятого двора, провожаемый издевательским улюлюканьем местной шпаны.

5

Даже не знаю, что для Никиты оказалось хуже в тот летний день возле головы Ленина, то ли падение с двухметровой высоты головой об асфальт, то ли знакомство со знойным ароматом гашиша. После того случая он стал регулярно жаловаться на головную боль, которую активно принялся заглушать дымящимися «плюшками». В первое время он доставал ингредиенты для нового хобби через Даника. Затем, когда Даника забрали охранять спокойный сон граждан в военно-воздушные силы, Никита нашёл других распространителей.

Я, в свою очередь, так и не смог осознать всей прелести вдувания раскалённой травы, сохранив верность алкогольным богам. Потребление этилового спирта тоже нельзя назвать правильным и полезным времяпрепровождением, но это совсем другая история. Так или иначе, наши с Никитой дорожки расходились всё сильнее. Теперь мы встречались лишь несколько раз в год: на днях рождения друг у друга, или же на вечеринках, устраиваемых общими знакомыми. Одним из таких мероприятий стал день рождения бывшего Никитиного одноклассника по имени Муса.

Муса решил организовать по-кавказски яркий праздник. Было закуплено пару вёдер шашлыка, три ящика пива, несколько литров крепкого алкоголя, ну и конечно не была обделена вниманием старая добрая марихуана. Для употребления всего этого богатства Никитина мама выделила нам арендуемый ею дачный участок. Единственным минусом намечающейся вечеринки оказалось отсутствие непосредственно именинника, которого не отпустили на собственное празднование ортодоксальные азербайджанские родители. Впрочем, этот факт не особо повлиял на наши планы. С именинником или без, но вечеринка должна была состояться.

Нас собралось немного – человек десять. Хотя и такого количества вполне хватило, чтобы забить под завязку небольшой дачный домик. Компания была преимущественно мужская, разве что Никита приехал со своей новой подружкой. Мероприятие протекало чинно да благородно: кто-то устанавливал мангал во дворе, кто-то насаживал мясо на шампуры, ну а кто-то уже откупоривал пробки от пивных и водочных бутылок. Шашлыки едва начали принимать коричневатый оттенок, а некоторые из нас уже с трудом ворочали языком. Алкоголя было слишком много. Тормозов не было совсем.

– Бросайте бухать! – агитировал парень по имени Вася. – У меня тут знатная «химка» припасена.

– От «химки» крышу сносит, – спорил Никита.

– А тебе нужно что-то другое?

– Я подыхать пока не собираюсь.

– Не будь идиотом. Это та же травка, только торкает сильнее. А от травки пока никто не умирал.

– Ага, та же! Только с привкусом то ли ацетона, то ли ещё какого-то дерьма.

– Чё я с тобой спорю? Не хочешь – не кури! Другим больше достанется.

Вася подкурил папиросину, предварительно набитую той самой «химкой», сделал пару затяжек и передал её соседу. Папироса пошла по кругу. Одни затягивались, другие, предпочитающие иные способы изменения сознания, просто передавали «косяк» дальше. Очередь дошла до Никиты. Он покрутил папиросину перед собой и хотел передать следующему, но тут что-то щёлкнуло у него в голове, и он сделал богатырский затяг.

– Вот это красавчик! – одобрил Вася. – Вставляет?

– Дерьмище, – выдавил Никита.

– Щас вставит!

За окном стемнело, вечеринка приближалась к своему пику. Образовалось несколько групп по интересам. Одни бухали, другие курили. Никита с подружкой целовались на обшарпанном кресле в углу. Кто-то успел включить музыку, недаром же из города были привезены мощные колонки. Повсюду валялись пустые бутылки и сигаретные окурки, мне даже не повезло натолкнуться на чей-то недопереваренный кусок шашлыка.

– … и тут мы подходим к нему сзади. Серёга просит сигарету, этот лох вынимает пачку, Серёга с каменной мордой берёт всю пачку и кладёт себе в карман. Ха-ха-ха. Лох охеревший смотрит на него и пытается что-то вякать. Серёга вырубает его в прыжке с колена, тут мы присоединяемся, и давай его втроечка хуячить. Лох что-то пищит, типа – не надо, пожалуйста! Ну, мы его хорошенько отходили и по газам, – долетал до меня рассказ Васи.

– Чё с ним? – спросил меня кто-то из парней, указывая на чувака, который сидел перед выключенным телевизором и, не отрывая взгляд от чёрного экрана, время от времени нажимал кнопки на пульте, переключая виртуальные телеканалы.

– Вот, что «химка» животворящая делает, – поставил я диагноз.

– Хера его вставило.

– Мультики переключает.

Нашу глубокомысленную беседу прервал настойчивый стук в дверь.

– Хто там? – спросил кто-то, подражая галчонку из «Простоквашино». Все дружно заржали.

– Я сейчас милицию вызову! – послышался из-за двери агрессивный женский голос.

– Я сейчас кому-то пизды дам! – ответил Вася, вызвав очередной заряд смеха.

– Вырубай музыку! Здесь люди отдыхать хотят! – неслось из-за двери.

– Так мы тоже отдыхаем! – продолжал пререкания Вася.

– Заткнись! – прервал его Никита и открыл дверь.

В дом влетела растрёпанная бабуля в домашнем халате.

– Кто здесь главный?! – завопила она. – Вырубайте свою шарманку! Я найду на вас управу! Уроды! Я – ветеран труда! У меня давление скачет! Мы с Ахиллесом заснуть не можем из-за ваших оргий!

Ахиллесом, судя по всему, звали вертлявую дворняжку, которая залетела в дом вместе с бабулей.

– Прошу прощения, мы будем вести себя тише, – дипломатично заявил Никита.

– Врёшь ты всё! Цыган!

– Я не цыган.

– По морде вижу, что цыган! Знаю я вас! Что вы здесь делаете? Грабить, небось, пришли. Ууу, проклятые цыгане! Ничего, я милицию вызвала, всех вас подонков заберут! Посидите, будете знать!

– Женщина, мы не цыгане и уж тем более не воры. Этот дом арендует моя мама, она дала нам ключи, чтобы мы отметили день рождения друга. Завтра мы уедем отсюда, а сегодня обещаем вести себя тихо, – объяснял Никита.

– Наркоманы! Зрачки с тарелку! Наркоман проклятый! – продолжала агрессировать бабуля.

– Да гони отсюда эту старую маразматичку! – предложил Вася.

– В тюрьму! В тюрьму все сядете!

– Женщина, уйдите, пожалуйста, – попросил Никита.

– Мне уйти?! Это ты убирайся отсюда, щенок! – бабуля абсолютно неожиданно размахнулась и отвесила Никите смачную оплеуху.

То ли мне показалось, то ли на самом деле в этот момент Никитины глаза приобрели ядовито-красный оттенок.

– Убью! – крикнул он и рванулся в сторону ошалевшей бабули.

Я успел схватить его руку за долю секунды до того, как она должна была опуститься на голову крикливой старухи. Никита продолжал сыпать проклятья и пытался лягнуть злосчастную бабулю ногой. Она, завизжав, пустилась галопом от нашего порога.

– Вот тварь! – негодовал Никита. – Убил бы!

– Думает, что если старая, то всё можно, – поддакивал Вася.

– У тебя осталось? – спросил его Никита.

– «Химка»?

– Да! Дерьмо это осталось?

– Есть ещё один «косяк», можем раскурить.

После перекура атмосфера несколько успокоилась. Но тут раздались очередные постукивания в дверь, правда, на этот раз более мягкие и спокойные. Я открыл дверь и увидел на пороге ту же старушку.

– Ахиллеса, верните, – жалобно простонала она.

Только сейчас мы заметили, что всё это время в доме оставался её пёс. Собака сидела перед чуваком, залипшим перед выключенным телевизором, и увлечённо смотрела ему в лицо, чувак, в свою очередь, переключил внимание с телевизора на собаку, и теперь с тем же бессознательным выражением глядел на Ахиллесову мордочку. Так они и сидели, уставившись друг на друга, пока мы не вернули пса испуганной хозяйке, которая мирно ретировалась к себе домой.

Вечеринка потекла своим чередом, разве что музыку мы предпочли приглушить. Не прошло и часа, с момента ухода дамы с собачкой, как добрая половина отмечающих уже валялась в бессознательном состоянии. Самые непритязательные устроились прямо на полу между пустыми бутылками и шашлычными объедками, даже неугомонный Вася не выдержал алкогольно-наркотического марафона и вовсю похрапывал на кресле, активно дрыгая ногой, видимо, стараясь кого-то пнуть во сне. Никита со своей мадемуазелью закрылся в единственной спальне, откуда доносились приглушённые стоны. Те из парней, кто ещё оставался в сознании, уже слабо ориентировались в пространстве и времени. Каждый увлечённо рассказывал свою историю, не обращая внимания на остальных собеседников. Я тоже неплохо накидался, но ещё мог держаться на ногах. Устав от маразматических разговоров и ядовитого смрада, я вышел покурить на крыльцо.

На улице похолодало. Деревья в саду практически осыпались, напоминая лысеющего мужчину, на голове которого ещё кое-где встречаются редкие очаги растительности, но большая часть черепа уже девственно оголена. Петербургская осень безропотно сдавала свои позиции перед наступающей зимой. Небольшая лужица возле крыльца уже покрылась тонкой ледяной плёнкой. Дачники, в большинстве своём, успели покинуть свои участки, так что садоводство утопало в абсолютной тишине. Я несколько минут простоял в одиночестве, наслаждаясь этим долгожданным покоем, который лишь изредка разбавлял рёв пролетающих по расположенной неподалёку трассе машин.

Дверь неожиданно отворилась, и на крыльцо выкарабкался взлохмаченный Никита.

– Ну и дубак, – заметил он.

– Зато блевотиной не пахнет.

– Засрали дом, свиньи.

– А ты другого ожидал?

Никита с трудом забрался на периллы и закурил сигарету.

– Как оно? – спросил я.

– Да нормально, только башка опять трещит.

– Я про другое, – показал я характерные движения тазом.

– А, ты в этом смысле. Пойдёт.

– У вас всё серьёзно?

– А что значит серьёзно? – спросил Никита, слегка поразмыслив. – Это когда думаешь, как третьего ребёнка назвать или в каком районе квартиру купить? Если это значит серьёзно, то нет – у нас несерьёзно. Мне всё это нахер не нужно. Один раз живём, а девушек много, так зачем себя ограничивать?

– Ну, есть же любовь…

– Не знаю, что у тебя есть, но у меня нет, и не было никакой любви. Потрахались и до свидания! Только так.

– Ладно, не заводись. Какой-то ты нервный стал. Пойдём лучше, выпьем.

– А знаешь что, пойду-ка я посажу её на автобус, пусть валит отсюда. А вот затем мы уже хорошенько бухнём.

В доме было тихо, последние алкобойцы, не устояв в неравном сражении с водкой, присоединились к ранее павшим товарищам. Я налил себе стопку, пока Никита выяснял отношения со своей подругой, и отработанным движением отправил её внутрь. Смутно помню, как за ушедшей парочкой захлопнулась дверь, затем мои глаза заволокла тёмная пелена.

6

Последний автобус выплюнул в холодный воздух добротную порцию выхлопных газов и покатил в сторону города.

Никита равнодушно смотрел на исчезающий за поворотом транспорт. «Зря я так с ней. Нормальная девчонка. Красивая. Да и не дура. А, впрочем, всё равно», – размышлял он. Голова раскалывалась, к горлу поступал комок, хотелось только одного – найти мягкую кровать и погрузиться в долгий крепкий сон.

Он побрёл в сторону дома. На улице не было ни души. За некоторыми заборами раздавалось ленивое собачье рычание, тогда как большинство участков давно были оставлены теплолюбивыми дачниками.

Примерно в ста метрах от дома, где мы так весело отмечали день рождения, стоял покосившийся каркас старинного особняка, точнее то, что не уничтожило время после пожара, случившегося здесь, чёрт знает когда. От бывшего барского участка остались только обугленные стены господского дома и нетронутая огнём симпатичная беседка с резными узорами на стенах. В этой беседке частенько коротал время различный асоциальный элемент.

Проходя мимо беседки, Никита услышал мужской голос, обращавшийся определённо к нему:

– Молодой человек, будьте добры, подойдите сюда. Мне нужна небольшая услуга.

– Я? – удивлённо спросил Никита.

– Именно.

Никита медленно приближался к беседке, стараясь разглядеть её обитателя.

– Да не бойся ты! – вновь послышался тот же голос. – Я только с виду страшный, а внутри добряк.

Никита переборол страх и, стараясь выглядеть уверенно, подошёл ко входу в беседку. Внутри, на деревянном полу, сидел крупный усатый мужчина в чёрной кожаной куртке, старомодных серых брюках и с перчатками на руках. Перед ним стояла закрытая бутылка водки неизвестной Никите марки и два настоящих гранённых стакана. Мужчина не был похож на бомжа или уголовника, скорее он напоминал хорошо подгулявшего учителя физкультуры из обычной средней школы.

– Видишь, у меня нет ни ножа, ни ледоруба, – мужчина приподнял руки и показал Никите пустые ладони.

– И какая вам нужна услуга? – выговорил Никита.

– Ну как услуга, скорее поддержка. А ещё точнее – компания. Видишь ли, так получилось, что у меня никого не осталось в этом городе. Да что в этом городе, в этой стране. Даже выпить не с кем. А пить в одиночестве ничем не лучше, чем заниматься сексом с самим собой.

– И вы мне предлагаете стать вашим партнёром?

– Нет, как раз партнёром не предлагаю. А вот собутыльником…

– Спасибо, конечно, за такое заманчивое предложение, но я очень устал и хочу спать.

– Недолго. Каких-то пару стаканчиков, – не сдавался усатый мужчина. – А то здесь ни души. Давай. Хорошая водка, ты такую не пробовал.

– Вряд ли меня можно удивить водкой.

– Ну да, водкой ныне трудно удивить. Теперь популярны куда более удивительные вещи.

– Вы о чём? – заподозрил неладное Никита.

– Да не о чём. Присаживайся, – мужчина открыл бутылку и наполнил оба стакана.

– Хрен с тобой! Давай свою водку.

Никита присел на пол рядом с усачом. Отсюда было хорошо видно название водки – «Русская», сама бутылка была непривычной формы.

– Странная водка, – сказал он.

– Для тебя странная, а для меня вполне будничная… была когда-то…

Никита слегка пригубил предложенное угощение и, состроив брезгливую гримасу, поставил стакан на место. Зато мужчина вылакал водку до последней капли, после чего кинематографично протёр усы.

– Угощайся, – мужчина протянул Никите пачку сигарет «Космос». – Скажи, ты зачем на бабулю сорвался? – неожиданно спросил он.

– Какую бабулю? – не понял Никита.

– На ту самую.

– Ааа, теперь всё понятно. Так ты её родственник! Что? Будешь мне нотации читать? Или сразу морду бить?

– Ни в коем случае. Да и не родственник я.

– Тогда кто?

– Всё равно не поверишь.

– Не поверю? Ага, ещё скажи мне, что ты мой чудом отыскавшийся отец, который жил все эти годы где-нибудь в Америке, а теперь вернулся обратно, чтобы перед смертью завещать мне своё миллиардное состояние.

– Ха-ха, неплохая фантазия. Жаль, но придётся тебя расстроить, я не твой отец и миллиардным состоянием, к моему величайшему сожалению, никогда не обладал. Да и миллионным, впрочем, тоже. Что уж говорить, всё моё состояние сейчас на мне.

– Да я уж вижу, что не Билл Гейтс.

– Мне тоже есть чем гордиться, – обидчиво произнёс мужчина. – Хоть, конечно, до Билла мне далеко.

– И чем же ты гордишься? Чемпионством в литрболе?

– Вот опять ты грубишь. Сперва на бабку сорвался, потом на подругу, теперь, видимо, моя очередь подошла.

– Откуда ты знаешь? Ты следил за мной? Или ты демон?

– Ха, скорее второе.

– Лицо у тебя как будто знакомое, демон, – заметил Никита, когда луна осветила лицо мужчины.

– Узнал?

– Знаешь на кого похож? На Сергея Довлатова.

– Бинго! – воскликнул мужчина.

– Что бинго?

– Ты угадал.

– Что угадал?

– Сергей Довлатов.

– Что Сергей Довлатов?

– Я – Сергей Довлатов.

– Ты – дебил? Довлатов умер, наверное, до моего рождения.

– Как раз в том году, когда ты родился.

– Ну и что ты тогда мне заливаешь? Хочешь сказать, что я рехнулся и разговариваю с трупаками?

Довлатов налил себе ещё один стакан и неспешно опустошил его. А затем, наконец, ответил:

– Я вижу, что ты действительно рехнулся. С чего все эти нервы и метания? Из-за Светы? Да отпусти ты её уже.

– Так ты и про неё знаешь, демон? Отпусти, говоришь? Да мне каждую ночь снится, что я стою в этой грёбанной реке, а она тянет ко мне руку. Я всё равно продолжаю стоять на месте, как истукан. Вот она, рядом! Сделай шаг и вытащи её. Нет же! Я только смотрю, как её затягивает внутрь. Каждую ночь! Каждую сучью ночь! А ты говоришь – отпусти! Как будто это так просто.

– Ты не виноват в том, что случилось. Просто такова судьба, так бывает. Знаешь, сколько говна было в моей жизни? Хватит на пятерых. Надо уметь наплевать на всё это. Давай, возьми уже себя в руки.

– Если бы ты на самом деле был Довлатовым, то прекрасно знал бы, что если однажды всё внутри развалилось, то, как в дальнейшем не клей – результата не будет. И вообще, какого чёрта меня учит какой-то алкаш, выдающий себя за мёртвого писателя? Это всё Вася со своей дерьмовой «химкой»…

– Послушай меня! – перебил его Довлатов.

– Иди на хер!

– Не забывай, что я ещё и боксёр…

– Насрать!

Никита схватил бутылку с заманчиво булькающими на дне остатками водки и с накопившейся на весь мир злобой запустил невинную тару точнёхонько в голову выдающему себя за Сергея Довлатова субъекту. Бутылка противным клацаньем ответила на убийственную встречу с металлической стеной беседки и разлетелась на множество колющих ошмётков. Там, где только что восседал усатый мужчина, теперь никого не было, только лишь мелкие кусочки стекла перемигивались светом с медленно плывущей по чёрному небу луной.

7

Не знаю, вешают ли современные подростки на стены постеры со своими кумирами. Полагаю, что если и вешают, то немногие. А вот во времена моей юности любой уважающий себя подросток обязательно обклеивал стены своей комнаты счастливыми физиономиями знаменитостей. Над девичьими кроватями, чаще всего, возвышались жеманные участники многочисленных безликих бойбэндов. У мальчиков пользовались успехом зарубежные футболисты и перекаченные герои боевиков. Попав в комнату к подростку, живущему на рубеже тысячелетий, можно было без труда определить его культурные пристрастия и жизненные ориентиры.

Меня всегда удивлял подбор персонажей, красовавшихся на стене в Никитиной комнате. Не то чтобы там висели какие-то ноунеймы, отнюдь, всё это были узнаваемые лица, удивляло разве что их сочетание. Объединяло их то, что все они, перед тем как попасть на Никитину стенку, успели покинуть этот бренный мир. Здесь не было пышущих здоровьем футболистов или поигрывающего трицепсами Шварценеггера, зато почётное место занимали Сергей Бодров, уже успевший погибнуть под завалом в Кармадонском ущелье, или Виктор Цой, давно канувший в лету на латвийском шоссе, с ними соседствовали такие одиозные личности, как Курт Кобейн и Сид Вишес. Было ещё несколько музыкантов и актёров рано ушедших из этого мира. На мои вопросы, в чём глубинные смыслы коллекционирования мертвецов, Никита лишь пожимал плечами.

Времена постеров над кроватью остались далеко позади. Зато те детишки, что заклеивали дурацкими плакатами родительские стены мало изменились, разве что вымахали до потолка и сладкую газировку заменили спиртосодержащими напитками. Ну, или не напитками. Зачем ограничивать себя узкими возможностями алкогольных паров, когда для получения лёгкого кайфа придумали множество более действенных способов.

Трава и гашиш это для младенцев. Так, максимум разминка в начале долгого дня. Взрослые дети предпочитают серьёзные вещи. Что может быть лучше старого доброго «экстази», а как приятно освежает «скоростная дорожка», что уж говорить про «марочку», которая легко и приятно переносит уставшее тело в красочный мир иллюзий. Как можно существовать без этих приятностей? Зачем миллионы несчастных мучаются, безропотно принимая яростные оплеухи поганого мира. И это в наши дни! Когда за какие-то жалкие десять баксов можно модернизировать говённую реальность.

И всё бы ничего, но мир устроен несправедливо. Чем легче и ярче удовольствие, тем быстрее оно тебя убивает.

Внешний облик Никиты сильно изменился. Он отрастил длинные волосы и жидкую бородку, обвешивался различными браслетами, серёжками и прочими феньками. Плюс ко всему он заметно исхудал. Его стиль можно было назвать неким микстом Сида Вишеса и Иисуса Христа. Не знаю как у Иисуса Христа, но у Сида Вишеса обязательно должна быть своя Нэнси. Такая барышня появилась и в жизни Никиты.

Это была странная парочка. Нэнси нельзя было назвать красоткой, зато в её характере присутствовала очевидная склонность к эпатажу. Для неё было в порядке вещей достать бульбулятор и спокойно дунуть у подножия Александрийского столпа на Дворцовой площади или с голой грудью наведаться в ближайший ларёк за пивом. Похоже, что Никита нашёл в этой девушке отражение своего внутреннего состояния на тот момент. Всё его поведение, все поступки говорили, что жизнь – нелепая штука, к которой не стоит относиться серьёзно.

К тому моменту мы уже практически не общались, так что о Никитиных похождениях я чаще слышал от третьих лиц. Как-то общий знакомый рассказал мне странную историю. По причине некоторых проплешин в его рассказе, позволю себе закрыть пустые места плодами своего воображения.

8

Никита уже минут десять обыскивал трубы и подоконники в безлюдном старом дворике в центре Петербурга. Закладка никак не находилась. Он залез даже в дырку в стене, откуда поочерёдно выглядывало несколько любопытных кошачьих морд, но и там было пусто.

– Кинул, сука! – недовольно шептал Никита.

Только он собрался повернуть к выходу из двора, как ему на глаза попался маленький кусочек бумажки, засунутый неведомой силой в узкий проём между рамой и стеклом одного из окон на первом этаже. Никита залез на трубу, проходящую под нужным окном, и протянул руку навстречу заветному свёртку.

В тот момент, когда Никита нащупал пальцами вожделенную бумажку, в окне возникла женщина с толстыми очками на переносице. Несколько секунд они смотрели друг на друга сквозь стекло, пока Никита не сделал отчаянный рывок и не вырвал закладку, застрявшую в проёме. Его нога поскользнулась на промокшей после дождя трубе, и он кувырком полетел вниз.

– Не убился? – спокойно спросила женщина, открыв окно.

– Что вы. Жив и здоров, – заверил Никита и поспешил удалиться.

– Лучше бы разбился, наркоман проклятый, – прошептала женщина ему в спину.

Никита завернул за угол, оттуда до выхода на тротуар оставалось не больше двадцати метров. Он уже видел, как они будут в скором времени лежать с Нэнси на крыше, блаженно рассматривая снующих по своим делам прохожих.

Его приятные размышления прервало неожиданное появление в арке, к которой он сейчас так спешил, двух сотрудников милиции, держащих путь прямиком в его сторону. «Спокойно, я просто прохожий», – думал он, шагая навстречу милиционерам. Один из них с подозрением осмотрел Никиту с головы до ног, когда они поравнялись, но, видимо, решив, что взять с него нечего, прошёл дальше.

Только Никита выдохнул, как сзади раздался голос из рации: «Внимание, поступил сигнал, "нарик" с закладкой…»

Продолжение фразы Никита не расслышал, потому что ускорил шаг и, не оглядываясь, поспешил скрыться в людской толпе.

– Стоять! – услышал он зычный голос сзади.

Никита, не размышляя, бросился бежать в сторону метро. До него долетали злые выкрики милиционеров, а прохожие кидали ему в спину свои недовольные комментарии, когда он задевал их плечом. «Не уйду! Надо во двор!» – подумал он и свернул в ближайшую арку. Двор оказался сквозным.

– Лучше остановись, сука! Хуже будет! – кричали менты.

Перед выходом из двора растеклась огромная лужа. Недолго думая, Никита поскакал по воде. Двумя прыжками он одолел большую часть стихийного водоёма, но третьи прыжок оказался фатальным. Его лёгкие кеды воткнулись в острый железный прут, спрятанный под водой. Никита завопил от обжигающей рези. Но, как известно, страх сильнее боли. Несмотря на рану, он побежал дальше, с трудом ступая на повреждённую ногу. Сразу за двориком расположился небольшой сквер. Никита перемахнул через низенький заборчик и побежал в сторону ещё одной арки в доме напротив, провожаемый удивлёнными взглядами отдыхающих в парке мамаш с детьми и алкашей с бутылками.

С трудом ступая на одну ногу, Никита устремился к высокой кирпичной стене в конце нового двора. Несмотря на сильную боль, он смог хорошенько разбежаться и, воспарив над промокшим асфальтом, запрыгнул на верхнюю часть стены.

– Стой, сука! – доносился заливистый лай преследователей.

Никите оставалось только лишь подтянуться и перемахнуть через забор, а дальше спасение, ведь милиционеры с разрывающими сиреневые рубашки животами вряд ли смогут покорить такое непреодолимое препятствие. Но петербургский дождь приготовил для Никиты ещё один неприятный сюрприз.

Размокшая от постоянной влаги, да к тому же нещадно потрёпанная временем, кирпичная кладка в некоторых местах превратилась в песок. Никитины пальцы угодили, как раз, в одно из этих мест. Скребя ногтями, словно обезумевший кот, Никита старался удержаться за спасительную стену, но предательская гравитация беспощадно тянула его к земле. Рука окончательно соскользнула, и он сорвался прямёхонько в объятия еле дышащих от усталости стражей порядка.

– Попался, тварь! Ты мне, сука, за всё ответишь! – угрожали недовольные выпавшей на их долю физической нагрузкой милиционеры, рыская по карманам развалившегося на асфальте Никиты.

– Нашёл! – обрадовался один из них, нащупав закладку.

– Ну чё, урод, поздравляю! Это твой билет в государственный санаторий на ближайшие несколько лет! – ехидничал другой, тряся перед Никитиным лицом найденной добычей. – Вставай, гнида! Пора домой, в отделение!

Никита, лёжа на сыром и грязном асфальте, смотрел в серое петербургское небо. «Почему в этом городе всё такое мрачное?» – думал он, не обращая внимания ни на дикую боль в ноге, ни на озлобленные выкрики милиционеров. «Есть же на свете другие города. Я точно знаю, что есть. Там тепло, там каждый день светит солнце, девушки ходят по улице в коротеньких шортах, даже менты там улыбчивы и доброжелательны».

В отделении было многолюдно. Здесь собрались представители самых разных криминальных слоёв Петербурга: проститутки, наркоманы, бомжи, милиционеры. Стоял несмолкаемый гомон, состоящий преимущественно из мата. Нецензурные выражения с нескрываемым удовольствием использовали как задержанные, так и представители правопорядка. На одной из скамеек неестественно распластался бородатый мужчина бомжеватого вида в состоянии явного алкогольного опьянения, что предательски подтверждала лужа блевотины рядом с ним. По соседству с этим озорником расположилась потрёпанная жизнью дама из тех, что обладают низкой социальной ответственностью.

– Шо вы не уберёте это тело? – возмущалась барышня с заметным южнорусским акцентом.

– Пасть закрой, шмара! – отвечал ей дежурный офицер.

– Поцелуй мене в сраку, прутнелиз! – не сдавалась девушка.

– Я тебя щас так поцелую, что ты на эту сраку больше никогда сесть не сможешь!

– Во испугал, курва! Да тебе до моей сраки…

Никите не удалось дослушать, чем закончилась эта увлекательная разборка. Его ввели в небольшой кабинет, где за неприметным жёлтым столом восседал молодой сотрудник с короткими чёрными волосами. Он увлечённо смотрел в монитор, одной рукой дёргая компьютерную мышку, а другой стуча по клавиатуре.

– Ден, здорово! Во что рубаешь? – спросил один из поймавших Никиту орлов.

– Здорово! «GTA San Andreas»!

– Старьё! – заметил другой орёл.

– Тебя забыл спросить. Кого вы припёрли? – не отрываясь от игры, спросил Ден.

– Торчок, с кислотой взяли. Убегал, сука, чуть поймали.

– Вам не помешает иногда пробежаться. А то совсем жиром заплыли, как поросята, – он нехотя оторвался от игры. – Ладно, оставляйте его. Сами свободны.

Орлы выпорхнули в дверь, оставив Никиту и его свёрток наедине с любителем компьютерных игрушек.

– Таааак, – затянул офицер. – Как звать?

Никита молча смотрел в окно.

– Ну, можешь не говорить.

Милиционер развернул свёрток, и на стол выпало несколько разноцветных миниатюрных бумажек с изображениями совокупляющихся слонов.

– Опа, марочки! – искренне обрадовался правоохранитель. – Смотри, какие интересные. Мне такие раньше не попадались. Да ты присаживайся.

Никита сел напротив милиционера.

– И всё же, как тебя зовут?

– Ну Никита.

– Попал ты, ну Никита, сильно попал. Тут от десяти до пятнадцати светит. И это, если сможешь доказать, что не с целью сбыта.

– Да какой сбыт?!

– Не знаю какой. И знать не хочу. Пускай следаки этим занимаются. Моё дело тебя оформить и передать в суровые, но справедливые руки закона.

– Оно вам надо? – спросил Никита, после непродолжительной паузы.

– А как же? Это мой долг! Вдруг ты станешь продавать эту дрянь школьникам? Так сказать, подрывать физическое и психологическое здоровье подрастающего поколения…

– Да каким школьникам! Может вы, вообще, мне это подкинули.

– Ох, не в ту сторону мыслишь, друг мой. Никогда не пытайся быть умнее системы, всё равно, в конце концов, окажешься проигравшим. Лучше подумай, как бы мы с тобой могли забыть об этом недоразумении.

– У меня нет денег, – догадался Никита, куда клонит милиционер.

– Ни у кого нет. Сначала. Но вот чудеса, если немного поразмыслить они всегда находятся. Прямо-таки мистика какая-то. Люди даже не догадываются, на что они способны перед лицом опасности.

– Что вы предлагаете?

– Это не я должен предлагать, а ты. Тем более, я уверен, что у такого харизматичного парня должно быть много друзей. Кто знает, может у кого-нибудь ненароком окажется нужная сумма, в долг.

– Сколько?

Офицер взял клочок бумажки и вывел на нём несколько цифр.

– Сколько?! – возмутился Никита.

– А что? У меня ещё адекватная цена. Впрочем, можешь ничего не делать. Сейчас быстренько тебя оформим, а дальше пусть тобой следователи занимаются. Мне и так зачтётся, что мои орлы задержали опасного наркодилера.

– Можно позвонить?

– Другой разговор…

Никита не мог отвезти взгляд от часовой стрелки. Уже больше двух часов он провёл в кабинете начальника отдела. Он успел внимательно разглядеть едва ли не каждый предмет в этом небольшом помещении, пока начальник продолжал наводить ужас на несчастных жителей Калифорнии в компьютерной игре. А предметов здесь было совсем немного: стол с большим белым монитором и мелкой письменной утварью, да возле входа стоял внушительный шкаф, явно сделанный из максимально дешёвых материалов. В шкафу, среди нескольких книг, вроде уголовного кодекса, выделялась яркая бумажка с надписью – «Грамота Евсеенкову Денису Викторовичу за добросовестное отношение к исполнению служебных обязанностей…» Никита перевёл взгляд с часов на грамоту и неожиданно спросил офицера:

– Денис Викторович, это вы, за какие достижения грамоту получили?

– Так там написано, – ответил милиционер, не отрывая взгляд от монитора.

– Вы считаете себя хорошим милиционером?

– На что это ты намекаешь? – Денис Викторович даже отодвинулся от стола. – Хочешь сказать, что я плохо работаю? Да у меня одни из лучших цифр по всему городу. Знаешь, какой беспредел здесь царил до меня? Ночью район вымирал, страшно было нос на улицу высунуть. А я навёл порядок, теперь мамаши с детишками могут спокойно гулять хоть днём, хоть ночью. Раньше в каждой парадной шприцы валялись. Теперь я вашего брата вычистил. А то, что я иногда беру незначительную сумму за то, чтобы спасти очередного запутавшегося в жизни придурка от зоны, то разве это плохо? Ты знаешь, какая у меня зарплата? Копейки! А я ведь тоже хочу на хорошей машине ездить, по заграницам гонять, девок красивых ебать! Не смей меня упрекать, щенок!

В этот момент дверь аккуратно приоткрылась, и в кабинете показалась щекастая морда одного из орлов.

– Ден, к тебе пришли, – проговорила морда.

– Кто?

– Девушка какая-то, с серёжкой в носу.

– Это она, – сказал Никита.

– Пригласи, – соизволил Денис Викторович.

В кабинет ворвалась Нэнси и со всей дури хлопнула дверью, едва не разбив нос приведшему её орлу. Она подошла к Никите и вызывающе поцеловала его в губы, затем взяла стул и с воинственным видом опустилась на него прямо перед начальником.

– Какое яркое появление! – засмеялся Денис Викторович. – Мы вас давно ждём.

– Здравствуйте, товарищ мент! Я смотрю, милиция в конец охренела, вместо того, чтобы ловить настоящих преступников, вы издеваетесь над невинными гражданами…

– Это вот он невинный гражданин?! – перебил её милиционер. – Хера себе невинный гражданин! Да его взяли с полными карманами кислоты! Невинный гражданин! Да это Эскобар, собственной персоной!

– Вы всё подкинули! Где доказательства?! – настаивала на своём Нэнси.

– Девочка, давай обойдёмся без этого цирка. Мне дорого моё время…

– Ты принесла деньги? – вмешался в их диалог Никита.

– Где я возьму столько бабла?!

– Я же просил тебя! Поспрашивай у друзей, знакомых. По любому у кого-нибудь есть, я бы потом всё отдал.

– Да какие деньги? Мы докажем, что ты не виноват!

– Ни хера мы не докажем! – сорвался на крик Никита. – Блядь, меня посадят! А тебе посрать! На хера я тебе позвонил, надо было кого-нибудь из парней просить.

– Ник, не надо. Всё будет хорошо, – она обняла его.

– Да пошла ты! – Никита оттолкнул её руки.

– Не хочу прерывать ваш семейный скандал, но я так понял, что денег нет, – заговорил Денис Викторович. – Ну что ж, тогда будем оформлять.

– Не надо оформлять. Я найду деньги. Я позвоню людям, у которых они точно есть, – затараторил Никита.

– У меня больше нет времени с тобой возиться.

– Серёжки, возьмите её серёжки, – Никита показал на объёмные золотые серьги в ушах у Нэнси, – они дорогие. Плюс заберите «марки», их тоже можно продать.

– Ты предлагаешь мне, сотруднику российских правоохранительных органов, бегать торговать серёжками и наркотой, будто я последний барыга? Это даже обидно…

– Ну что тогда? Я не хочу садиться.

– Никто не хочет.

– Назовите цену!

– Да что ты можешь мне дать? – спросил милиционер. А затем добавил: – Но вот твоя подруга может.

– В смысле? – одновременно спросили Никита и Нэнси.

– Ну что вы как маленькие. В прямом смысле. Нравится мне такой типаж – неформалки. Есть в этом что-то такое…

– Я тебе не шлюха, ментяра! – возмутилась Нэнси.

– Вот, вот! Это меня и заводит, – улыбался начальник.

– Да я лучше сдохну, чем с тобой…

– Короче, моё условие такое – я закрываю глаза на всю эту неприятную ситуацию, а взамен сия милая барышня даст мне то, чего я хочу. Прямо сейчас. Ну а если нет, то нет. Вам решать.

– Никогда этого не будет, свинья! – крикнула Нэнси. – А ты чего молчишь? – обратилась она к Никите.

– Там серьёзный срок, – еле слышно проговорил Никита.

– Что? Ты хочешь, чтобы я…

– Нет, конечно, не хочу. Но…

– Что – но?

– Иначе меня посадят.

Нэнси молча смотрела на Никиту, который опустил глаза в пол.

– Уходи отсюда, – едва выговорила она.

– Боюсь, он нескоро уйдёт отсюда… – вмешался милиционер.

– Я согласна, но только если он уйдёт прямо сейчас.

– Ну, это меняет дело. Что же, Никита, было очень приятно познакомиться. Может, ещё свидимся. А сейчас я вас больше не задерживаю.

Никита несколько секунд сидел, как вкопанный, не решаясь встать.

– Вали! – приказала Нэнси.

– Спасибо, – произнёс он и быстрым шагом вышел из кабинета.

9

Город продолжал жить своей жизнью. Стада автомобилей заполонили центральные улицы, то там, то здесь раздавались нетерпеливые гудки клаксонов. На тротуарах ситуация была не лучше, те кому пока не удалось стать счастливым обладателем кредитной машины активно работали локтями, расчищая дорогу к ненавистному офису или опостылевшему дому.

Никита, хромая, блуждал по проспектам и переулкам, не замечая ни противные автомобильные сигналы, ни увесистые удары офисных локтей. Время не ощущалось, как будто никогда не существовало никаких секунд, минут, часов или даже веков и тысячелетий. Он просто шёл, ни о чём не думая, не чувствуя ни злобы, ни обиды.

Устав идти с пробитой ногой, он сел на трамвай, где-то в районе метро «Спортивная», в котором долго трясся, пока «длинный красный лимузин» не привёз его в глубину Васильевского острова.

– Молодой человек, конечная! – противным голосом прокричала пожилая кондукторша.

Никита послушно вышел из трамвая и оказался в окружении нелепых панельных многоэтажек. Он зашёл в один из дворов, там не было ни души, сильный контраст по сравнению с переполненным центром города. Голова снова раскалывалась. Эти головные боли становились всё чаще и сильнее. Никита присел на скамейку возле одной из парадных, инстинктивно засунув замёрзшие руки в карманы. Одним из пальцев он нащупал маленький бумажный клочок.

Видимо, во время погони закладка растряслась, и одна из «марок», просочившись сквозь все препятствия, затерялась среди карманной пыли. Никита равнодушно посмотрел на нежданную находку и с тем же каменным лицом положил «марку» на язык. Подержав её во рту пару минут, он выплюнул бумажку, тогда как спасительная кислота отправилась внутрь вместе со слюной.

До самой темноты он шлялся по Васильевскому острову. Иногда настроение улучшалось, в эти моменты все без исключения прохожие казались прекрасными улыбчивыми людьми из какого-нибудь старого голливудского фильма. Каждого хотелось обнять, с каждым хотелось поболтать. Белозубые бармены василеостровских заведений доброжелательно зазывали пропустить стаканчик «Маргариты». Беспечно гуляющие девушки недвусмысленно подмигивали, Никита отвечал им тем же. А потом настроение менялось. Счастливые прохожие превращались в ходячих мертвецов. Эти зомби вереницами плелись по проспектам и линиям Васильевского острова, издавая отвратительные звуки, похожие на скрежет ножа по стеклу. В такие моменты Никита заползал в первое попавшееся укрытие, где смирно сидел, стараясь не попасться на глаза чудовищам.

В один из этих приступов ужаса он залез в подвернувшийся подвал, откуда наблюдал за совершающими вечерний променад «зомбаками». К тому моменту уже стемнело, а в подвале, и вовсе, стояла непроглядная тьма.

– Здесь слишком тесно для двоих, – раздался грубый голос из темноты.

– Кто тут? – Никита испугано вглядывался в темноту.

Из мрачных глубин подвала выступил силуэт мужчины в пальто до колен. Лицо было трудно разглядеть, но Никита подметил, что мужчина явно не первой молодости и отнюдь не богатырского телосложения, сквозь темноту проглядывала жиденькая вьющаяся бородка и глубоко посаженные маленькие глаза.

– Зачем ты пришёл сюда? – спросил мужчина.

– Я не знал, что это ваш подвал…

– А, это ты, – мрачно прервал его незнакомец.

– Это я? – удивился Никита. – Разве мы знакомы?

– Снова убегаешь от реальности? – проигнорировал вопрос мужчина. – Ну конечно, так проще всего. Проглотил немного отравы, и сразу чувство облегчения, ощущение, что море по колено. Никто не хочет быть маленьким человеком, всем подавай замки с принцессами. Никому не интересно честно работать изо дня в день, каждый видит себя первооткрывателем неизведанных островов. И неважно, что бог предназначил для тебя иной путь. Нет, каждый считает себя умнее бога…

– А с чего вы взяли, что бог не может ошибаться?

Мужчина сделал несколько шагов в сторону Никиты, и его лицо осветило тусклым светом уличного фонаря. Никиту озарило воспоминание из далёкого детства. Это был, кажется, шестой класс. Вяло тянулся очередной урок литературы. Учительница скучающим голосом зачитывала отрывок из какого-то произведения, а Никита, засыпая от убаюкивающей манеры чтения преподавательницы, лениво перелистывал страницы учебника. Вдруг он наткнулся на портрет странного мужчины с грустными глазами, которые смотрели не вперёд, а куда-то вглубь страницы. Никита к тому времени легко узнавал Пушкина с бакенбардами, Гоголя с каре и Толстого с длинной седой бородой, но этот человек был ему не знаком. В этом изображении чувствовалась какая-то страшная тайна. Никита прочитал подпись под портретом – «Фёдор Михайлович Достоевский». Несколько минут он заворожено изучал картинку, не в силах перевернуть страницу, пока его не прервал громкий окрик учительницы. Придя домой, Никита прочитал единственное произведение Достоевского из этого учебника, то был небольшой рассказ «Мальчик у Христа на ёлке». Никите не понравилось, но изображение глубоко запало ему в душу. И теперь он не сомневался, что перед ним стоит сам Достоевский.

– Бог это и есть высшая правда! – нервно выпалил классик. – Только ему известен наш истинный путь. Ни тебе, ни мне. Только ему! И не надо сворачивать с дороги. Как только ты свернёшь, тут же окажешься в объятиях дьявола. Дьявол повсюду, он жаждет того момента, когда ты совершишь ошибку, чтобы забрать тебя к себе!

– Вы, Фёдор Михайлович, говорите, как старый выживший из ума поп. Если бы бог существовал, он бы давно собственноручно уничтожил своё неудавшееся детище. Разве вы не видите, что этот мир состоит из сплошного дерьма.

– Мы сами строим этот мир. Из чего ты его построишь из того он и будет состоять.

– Зачем же тогда нужен бог, если мы всё делаем сами?

– Ты и есть бог! Разве непонятно?! – выпалил Достоевский, а затем, немного успокоившись, добавил: – Я знаю, что бывает очень трудно принять некоторые события в жизни. Я через многое прошёл, рано стал сиротой. Ещё в ранней молодости пережил оглушительный успех, а вскоре после него не менее грандиозный провал. Всё было: и насмешки, и издевательства. Да что там, я уже стоял у плахи, когда меня помиловали и сослали в Сибирь. Я проклинал всех и всё. Только много лет спустя мне удалось понять, что все эти испытания от бога. Всё это было дано не просто так, без всего этого я бы не состоялся ни как писатель, ни как человек. Пойми, что и твои испытания не пройдут даром.

– Слова, это всё пустые слова. Сколько раз я слышал всю эту чушь про данные богом испытания. Только чем он тогда лучше дьявола?

– Чувствую, что дьявол уже проник в тебя…

– Зачем тогда нужны эти проповеди?! Раз я окончательно потерян, так плюнь на меня. Раз мне суждено отправиться в ад, то стоит ли брыкаться. Ты же сам говоришь, что пути господни неисповедимы.

– А ещё я говорю, что бог в тебе! Пока внутри тебя теплится жизнь, всё ещё не поздно измениться. Надо только поверить! Если не хочешь верить в бога, поверь в себя! Ты молод, красив, неглуп. Перед тобой открыты все пути. Не потеряй это!

– Что-то мне подсказывает, что все эти пути ведут в никуда, – усмехнулся Никита.

– Сколько можно повторять, что ты сам прокладываешь свою дорогу!

– Ну, тогда не учи меня, как это делать!

– Я был о тебе более высокого мнения, – понизил голос Достоевский. – Похоже, правду говорят, что если человек не хочет сам себя спасти, то ему никто не сможет помочь.

– Уж точно мне не сможет помочь такой сумасшедший старик, как ты! Тем более тебя не существует! Ты просто моё воображение! Побочный эффект от кислоты. Проваливай отсюда, убирайся призрак! Твои бесы никогда не станут моими!

Достоевский отвёл взгляд в сторону, в этот момент он точь-в-точь походил на то самое изображение из учебника по литературе. Застыв в таком положении, он на несколько сантиметров воспарил над землёй и неспешно поплыл обратно в мрачные подвальные глубины.

Никита облокотился на каменную стенку и медленно скатился по ней. Несколько минут он безразлично вглядывался в темноту, а затем размахнулся и со всей накопленной злостью ударил кулаком по ни в чём неповинной подвальной стене. Он принялся сыпать удары, разбавляя хлопки от встречи человеческого тела и каменной кладки выразительными матными тирадами. После нескольких ударов, руки покраснели и распухли, так что каждый следующий выпад становился слабее предыдущего. Когда силы окончательно покинули Никиту, он опустил голову и громко зарыдал, как в детстве, когда ему казалось, что кто-то поступил с ним несправедливо.

10

Когда человек взрослеет, ему, зачастую, начинает казаться, что настоящая жизнь осталась где-то там, в далёком прошлом. Многие из нас наивно полагают, что юность раскрашена исключительно в светлые тона. Тогда, в юности, мы могли по-настоящему влюбляться, искренне дружить, наслаждаться каждым прожитым днём, а вот здесь и сейчас не осталось места для радости, лишь только скучное взрослое существование. Вот бы вернуться назад и пережить все эти счастливые мгновения ещё раз!

Но боюсь, что это всего лишь обманчивое свойство нашей памяти. Как бы нам не казалось, что раньше трава была зеленее, а небо выше, на самом деле вряд ли это так. Человеческая память тем и прекрасна, что старается сглаживать плохие воспоминания. То, что когда-то доводило нас до слёз, сейчас может казаться сущей ерундой. Все те далёкие проблемы с высоты нашего нынешнего опыта выглядят, как детские капризы. А тогда всё это казалось трагедией, настоящей трагедией, которая способна разнести всё в труху, оставив на месте цветущего сада сплошную вулканическую пыль. И самое главное, что те маленькие, как нам сейчас кажется, проблемы вполне возможно оказались главными испытаниями в нашей жизни.

Как-то очень буднично и незаметно я переступил двадцатилетний порог. Серые дни сменялись пьяными вечерами. Будущее не проглядывало в плотной пелене тумана, а настоящее не приносило ничего, кроме головных болей на утро и уверенности, что настоящая жизнь проходит где-то далеко отсюда. К этому моменту мой круг общения заметно сократился. Ведь необязательно иметь много собутыльников. В числе тех, с кем мои пути разошлись, оказался и Никита. Мы не виделись несколько месяцев, да и не особо интересовались судьбой друг друга.

Конец сентября выдался дождливым. Несколько дней подряд тоскливый петербургский дождь без устали поливал городские улицы. Казалось, что он не закончится аж до самой зимы. Но в один из дней, ближе к концу месяца, я проснулся от непривычно яркого для наших краёв солнца, отчаянно пробивавшегося сквозь не очень плотно задёрнутые шторы. Выглянув в окно, я увидел залитые солнечным светом деревья, на которых нездешними яркими цветами сверкали умирающие листья.

В такую погоду совсем не хотелось сидеть дома и депрессировать. Душа желала эстетического наслаждения, а тело требовало пива. Пить в одиночку это пошлость, так что я совершил контрольный звонок соседу Вовке, который с удовольствием согласился составить мне компанию.

Спустя каких-то полчаса мы сидели, окружённые разноцветными деревьями, на берегу нашей районной речки-говнотечки, подставляя раскрасневшиеся лица солнечным лучам и потягивая невкусное пиво из алюминиевых банок.

– А вы ребята всё бухаете?! – послышался сзади знакомый голос.

Повернув головы, мы увидели Никиту в компании троих незнакомых нам персонажей. Его космы стали ещё длиннее и теперь доходили до плеч, если не ниже. Под глазами выросли заметные мешки, которых я раньше не замечал. Впрочем, у кого в то время их не появлялось. Тем более с нашим образом жизни.

– Пивасик это хорошо, – заметил Никита.

– Зелёный лес и зелёный змий – мои лучшие друзья, – пошутил один из его приятелей.

– А вы, какими судьбами в нашем лесу? – поинтересовался я.

– Лес это национальное достояние. Мы тоже имеем законное право на свою порцию свежего осеннего воздуха. Тем более, здесь так безопасно, ни одного «мусора» в поле зрения, – туманно объяснил Никита.

– Вдыхайте на здоровье, этого добра у нас достаточно, – соблаговолил ваш покорный слуга. – А вот с пивом тяжелее, мы не рассчитывали на четыре дополнительных рта.

– Что вы, что вы! Мы не претендуем на ваши стратегические запасы. Сами не с пустыми руками, – Никита достал из кармана пакетик с гашишем, а один из его товарищей уже вовсю готовил бульбулятор. – Можем и вас угостить, коли не брезгуете.

– Брезговать – не брезгуем. Но лучше каждый останется на своей волне. Как говорится, кайфы не мешают.

– Хозяин – барин.

Парни приготовили несколько «плюшек» и неспешно раскуривали их, пока мы с Вовкой продолжали потягивать пиво.

– Что новенького? – спросил я у размякшего, после парочки «плюшек», Никиты.

– Новенького? Много новенького. Каждый день всё новенькое. Проснулся, открыл глаза, а над тобой новенький потолок. Повернулся, а рядом лежит новенькая девочка. Выглянул в окно, а там новенький пейзаж. Новенький! Прикольное слово – новенький! Ха-ха! Новенький! Андрюха, у тебя новенькие кеды? – обратился он к одному из приятелей.

– Старенькие, – ответил Андрюха.

– Ха-ха-ха! Старенькие! – заржал ещё сильнее Никита. – Старенькие это даже круче. Старенькие! Ха-ха! От слова – стар! Ха-ха! Звёздные кеды!

– Вот тебя торкнуло, – заметил я.

– Не, это, правда, смешно. Разве нет? – он вытирал выступившие от смеха слёзы. – Ну и хрен с вами. Как вы думаете, в этой говнотечке кто-нибудь водится?

– А как же! Всякие кишечные палочки, – заявил Андрюха.

– Ха! Не, я имею в виду какие-нибудь настоящие звери. Ну, там крокодилы или бегемоты.

– Это маловероятно, – предположил Андрюха.

– Надо проверить!

Никита взял длинную палку, валявшуюся неподалёку, и пошёл к реке. Рядом с берегом лежало широкое бревно, частично погружённое в воду. Никита забрался на это бревно и принялся мутить воду палкой.

– Ну как успехи? – крикнул я.

– Я чувствую, что здесь есть жизнь! – ответил Никита.

– Да в этом говне ни одна тварь не выживет!

– Ни хрена! Кажется, я что-то нащупал!

Никита упорно тыкал палкой в одно и то же место.

– Что-то мягкое! По любому бегемот!

Тут мы увидели, как Никиту отшатнуло так, что он едва не слетел с бревна прямиком в грязную жижу. Он уставился в одну точку на воде и не сводил с неё взгляд.

–Чё ты там увидел? – спросил Вовка.

Никита продолжал молча смотреть на воду.

– Надо проверить, – предложил я.

Мы все вместе поднялись с насиженных мест, и подошли к замершему над водой Никите. Приближаясь, я заметил что-то массивное рядом с бревном, на котором он стоял. Подойдя вплотную к берегу, мы все увидели полуразложившийся женский труп. Девушка была абсолютно голой. Тело оказалось покрыто множественными сиреневыми подтёками и мелкими порезами, в светлые длинные волосы вплелись похожие на морскую капусту водоросли.

Я посмотрел на Никиту, который по-прежнему не отводил глаз от трупа. Его лицо приняло бледный оттенок, несильно отличающийся от цвета кожи утопленницы.

– Надо вызвать ментов, – выговорил Вовка.

– Ты гонишь, мы только что употребили, – логично заметил Андрюха.

– Ник, слезай с бревна, – предложил я.

Никита, словно не узнавая, посмотрел на меня безумными глазами и тихо сказал:

– Я не виноват.

11

В парадной было сильно накурено. На широких подоконниках стояли выцветшие металлические банки от кофе, под завязку набитые хабариками и прочим мусором. На некоторых из этих подоконников покуривали и выпивали подозрительные экземпляры, провожавшие всех незнакомцев надменным взглядом. В большинстве своём они были одеты по-домашнему: майка-алкоголичка, спортивные штаны и резиновые тапочки на голую ногу.

– Ты на хера такие локоны отрастил? – спросил один из этих персонажей поднимающегося по лестнице Никиту.

Никита проигнорировал вопрос босоногого задиры.

Поднявшись на последний этаж, он нажал на звонок возле одной из дверей. Внутри ревела громкая музыка, так что мелодия от звонка растворилась в этом грохоте. Тем не менее, замок хрустнул, и дверь открылась.

– Братан, я уж думал не придёшь! – обрадовался невысокий парень с короткой стрижкой и физиономией уголовника-рецидивиста.

– Чтобы я не пришёл на хорошую движуху?! – возмутился Никита. – Тем более повод есть, сколько тебе стукнуло?

– Юбиляр! Уже два десятка лет, как топчу эту сраную землю.

– Круто, наш Вадик теперь большой мальчик. Лови презент, – Никита вытащил из рюкзака бутылку виски «Ред Лейбл».

– От души, братан. Проходи.

Они пошли в самую дальнюю часть длинного коридора. Одна из многочисленных дверей, расположенных с левой стороны стены, со скрежетом приоткрылась, и оттуда вылезла круглая пьяная морда с чёрной повязкой на одном глазу.

– Мужики, накапайте полтишок. Подыхаю, – жалобно промямлила морда.

– Хрен тебе в рот, а не полтишок! Алкаш вонючий! Третью неделю жрёшь, свинья! – донёсся из-за двери измученный женский голос. – А вы чтобы музыку свою уродскую вырубили! У меня ребёнок здесь!

Парни, не обращая внимания, дошли до крайней двери, откуда и доносилась музыка. Внутри, на массивном диване, занимающем большую часть комнаты, развалились несколько парней и девчонок. Все они были давние знакомые Никиты.

– Ник, бля, ты бы ещё завтра пришёл! – обрадовался его приходу пьяный парень в очках по имени Ярик.

– Смотрю, ты и без меня успел нажраться.

– Без тебя праздник – не праздник! – не унимался Ярик. – Давай, штрафную!

Никита выпил из пластикового стаканчика конскую дозу тёплой водки и закусил остывшими пельменями. В груди немного потеплело.

– Я что – последний? – спросил Никита, прикончив тарелку с пельменями.

– Почти, – ответил именинник. – Только Лёня остался. Он сказал, что с новой тёлкой придёт. Ой, извините дамы, со своей новой второй половинкой.

– Ооо, да Лёня самец. И как она?

– Да я сам пока не видел.

– Посмотрим.

– Чё, может пора употребить кое-что покруче водки? – загадочно предложил Вадик.

– Ну, удиви, – сказал Ярик.

– Праздничный кокос, дамы и господа! – Вадик вытащил из кармана пакетик с белым порошком.

– Ты где достал? – удивился Никита.

– Были б деньги…

– Не, я не буду.

– Ты чё, Ник? Нормальный кокс, ты такого не пробовал. У серьёзных людей брал.

– Да мне срать, где ты брал. Я завязал с этим делом. Лучше…

Никиту прервал дверной звонок. Вадик вскочил с дивана и побежал открывать дверь.

Через пару минут в комнату вошли смущённые Вадик, Лёня и Нэнси. Никита не видел Нэнси с того самого дня в отделе милиции. В первое время он старался дозвониться до неё, несколько раз приходил к ней домой. Но телефон она не брала и двери не открывала. После нескольких безуспешных попыток, Никита махнул рукой.

За то время, что они не виделись, Нэнси сильно изменилась. Она перекрасила волосы из жгуче-тёмного в родной каштановый, убрала пирсинг из носа и губы, да и в одежде теперь явно предпочитала более классические сочетания.

В компании, где все прекрасно знали о былых отношениях между Никитой и Нэнси, воцарилось неловкое молчание.

– Всем привет! Сто лет не виделись! – прервала паузу Нэнси.

– Дорогая, тебя не узнать! Отлично выглядишь! Тебе так идёт! – затараторили девчонки и побежали обнимать старую подругу.

Девичьи щебет успокоил напряжённую атмосферу, и вечеринка потекла дальше. Большая часть гостей налегала на алкоголь. От кокаина отказались все, кроме Вадика и Ярика. Эти двое свернули две трубочки из десятирублёвой банкноты и, подражая героям голливудских фильмов, втягивали в себя рассыпанный на журнальном столике белый порошок.

– Чувак, это шикарный план! – спустя пятнадцать минут выкрикивал Вадик, сидя на диване и таращась на Ярика своими огромными зрачками. – Это же нереальные бабки, тоны бабла!

– Я говорю! Я говорю! – без конца повторял Ярик, перемещаясь по комнате, словно лев в клетке. – Мы создаём микрофинансовую организацию, но это для отмазы. Типа мы занимаемся кредитной деятельностью и на этом зарабатываем. Деньги на кредиты берём у вкладчиков, которым обещаем гигантские проценты, заработанные на всё тех же кредитах!

– Гениально! Потрясно! – восхвалял товарища Вадик.

– В итоге, часть денег выплачиваем в виде процентов, а часть кладём себе в карман!

– Ты – бог!

– Привлечём разных публичных персонажей, пусть рекл… – Ярик так вдохновился своей афёрой, что не заметил журнальный столик, с которого ещё недавно сдувал кокаин, и, споткнувшись об него, вместе со столиком полетел на пол.

Все заржали над незадачливым кокаинщиком. Только Никита с мрачным лицом продолжал вливать в себя тёплую водку.

– Пойдём на балкон, покурим, – услышал он за спиной голос Нэнси.

Прямо из комнаты они вышли на маленький незастеклённый балкон. Внизу лежал тёмный закрытый со всех сторон двор, в центре которого виднелась старенькая детская площадка.

– Ну как ты? – спросила Нэнси, закурив сигарету.

– Нормально, – ответил Никита, смотря вниз на площадку.

– Как твоя голова?

– Иногда теряю.

– Я про боли.

– Бывают, но реже.

– Это хорошо.

– Сняли с пацанами квартиру, – вспомнил Никита свежую новость.

– Да? Круто, поздравляю.

– Ещё мопед купил.

– Мопед?! Зачем? – улыбнулась Нэнси.

– Всегда мечтал о железном коне. В детстве о велосипеде, а теперь… Может мотоцикл со временем куплю.

– Молодец. Живёшь полноценной жизнью.

– Так уже пора. Не маленький мальчик. У тебя новый образ?

– Нравится? – она игриво поправила причёску.

– Да, тебе так даже лучше.

Несколько секунд они молча смотрели во тьму.

– А с каких пор ты с Лёней? – наконец спросил Никита.

– С таких. А что, ревнуешь?

– Нет. Я рад за вас. Лёня – нормальный чувак. Просто, как-то это неожиданно.

– Неожиданно? А что ты думал? Что ты единственный парень на свете?

– Я пытался тогда тебя найти, но…

– А зачем? Ты хотел, чтобы всё осталось, как прежде? После того, как меня трахнул этот вонючий мент?! Этого ты хотел?

– Мне очень жаль…

– Неправда! Тебе не жаль! Ты вечно думаешь только о себе!

– Я…

– Что ты?! Ты эгоист!

– Просто я тебя не любил.

Нэнси докурила и выкинула хабарик вниз, проводив его долгим взглядом.

– Дело ведь не в любви. Мне бы хватило, если бы ты просто меня уважал. Но ты тогда доказал, что тебе на меня насрать.

– Мне, правда, очень жаль.

– Ладно, тебе ведь тоже с этим жить, не мне одной. Поздно уже, мы, пожалуй, пойдём.

– Вы же только пришли.

Нэнси, ничего не ответив, посмотрела Никите в глаза и вернулась в комнату. На секунду, пока дверь была открыта, на улицу вырвалась шумная смесь из музыки и пьяных голосов, но тут же растворилась в тихом петербургском вечере.

Никита сел на балконный пол и уставился в чёрное небо.

– Вроде опять дождь начинается, – услышал Никита знакомый голос.

Он повернул голову налево, откуда донёсся комментарий, и увидел сидящего рядом с ним густоволосого мужчину азиатской внешности.

– Теперь Цой, – выдохнул Никита.

– А ты кого ждал? – спросил мужчина.

– Почему я должен обязательно кого-то ждать? Может мне хочется просто побыть одному.

– Я тебя понимаю. Почему-то все считают, что одиночество это обязательно плохо. Но ведь не всегда. Недаром многие талантливые люди были очень одиноки. Настоящему творцу, на самом деле, не нужны толпы обожателей, чьи-то признания и прочая шелуха. Нужны только лишь тишина и гитара, ну или ручка с бумагой, или кисть с мольбертом, смотря, что ты предпочитаешь.

– Я ничего не предпочитаю. Какой я творец? Скорее наоборот, раз вокруг меня вечно всё рушится.

– Я встречал много людей, которые называли себя творцами. Они пытались на чём-то играть, что-то писать. Только всё впустую. Не чувствовалось в них такого размаха, который отделяет настоящего творца от жалкого марателя бумаги. А в тебе есть творческая сила, есть размах. Со временем ты в этом убедишься и найдёшь свой путь. Нужно только перетерпеть нынешние сложные времена. Знаешь, Будда учил, что молитва это терпение, – говорил Цой, с трудом подбирая слова.

– Нет больше сил терпеть. С тех пор, как Света утонула… С тех пор всё стало каким-то пустым. Я честно пытался забыть, начать всё сначала. Иногда кажется, что забываешь, но потом всё снова. А ещё эта история, с ней, – Никита махнул в сторону двери, где недавно скрылась Нэнси. – Она ведь права, я действительно поступил отвратительно.

– Страдания от женщин, – ухмыльнулся Цой.

– Скорее у них от меня.

– Привязанность к земным вещам это и есть страдание. Вот возьми меня. У меня было всё: слава, деньги, девочки. Не буду врать, что я не желал всего этого. Конечно, желал, как и любой нормальный пацан. Получается, что я счастливчик? Ведь мои желания сбылись. Так ведь нет. Когда мы пили дешёвый портвейн в электричках и бренчали на гитарах у кого-нибудь на квартире, я чувствовал себя более счастливым, чем на сцене «Олимпийского» перед десятками тысяч вздыхающих по мне девчонок.

– К чему это всё?

– К тому, что нужно решать сердцем. Мозг убеждает тебя, что для счастья нужно: это, это и вот это. Но правда всегда остаётся за сердцем.

Цой вытащил из кармана прозрачную упаковку от леденцов «Тик Так», но вместо продолговатых конфет внутри был насыпан белый порошок.

– Держи, – он передал упаковку Никите.

– Что это? Зачем?

– Пусть твоё сердце решит, что с этим сделать. Можешь выкинуть, как тогда в детстве, а можешь употребить по назначению. Решай.

Никита долго смотрел на упаковку, а когда повернулся, чтобы сказать что-то Цою, того уже не было рядом. Вокруг была только тёмная октябрьская ночь.

12

В день Никитиных похорон была ужасная погода. Если с утра ещё немного проглядывало солнце, то к тому моменту, когда процессия с гробом прибыла на Северное кладбище Санкт-Петербурга, принялся яростно задувать сильный пронизывающий ветер. Несмотря на то, что это был только лишь октябрь, с неба сыпал мелкий противный снег. Ветер подхватывал колючие снежинки и с жестоким наслаждением лупил ими собравшихся на кладбище людей.

Пришло не меньше сотни человек. Те, кто постарше, вели себя торжественно и деловито. Для взрослых людей, со временем, похороны превращаются в пусть и печальный, но всё-таки обыденный ритуал. Они разливали по пластиковым стаканчикам заготовленный алкоголь, нарезали простенькую закуску, занимались другими организационными вопросами и даже, время от времени, перешучивались. Молодёжь выглядела совсем по-другому. Мы потеряно бродили по пустынной территории кладбища, слабо понимая, что мы здесь делаем и что от нас требуется. Для многих из нас это была первая встреча со смертью. Тем более, когда умирает не бабушка или дедушка, а твой ровесник, твой друг. Я думаю, что многие в этот день всерьёз осознали, что их жизнь не вечна.

Никита лежал в открытом гробу – бледный и серьёзный. В жизни он всегда старался выглядеть ироничным и насмешливым. Так что это посмертная серьёзность смотрелась немного фальшиво, как будто в гроб положили другого человека. Хотя, кто знает, может быть только после смерти он смог сбросить внешнюю беспечность и никем больше не притворяться. В любом случае, мне было безумно жаль, что мы больше никогда не встретимся случайно на улице, не попьём пива и не поболтаем о том о сём. В день его похорон закончилась моя беспечная юность.

Полагаю, что он сделал неправильный выбор, но судить его не могу. Только он один знал всю правду, только он один.


Кукушка

1

Последний семестр в университете особенно опасен. Обучение закончено, впереди только государственные экзамены и защита диплома. Впервые в жизни ты предоставлен самому себе. Кто-то работает, кто-то стажируется, кто-то кряхтит над дипломной работой, но есть и такие, кто беспечно слоняется по городским улицам, жадно вдыхая последние глотки студенческой свободы.

Загрузка...