Наступает ночь,
и нас слишком мало.
Джим Моррисон
Корби снился странный и страшный сон. Была осень. Лил дождь. На круглом плацу лежали тела нескольких десятков людей. Сожженные, застреленные или пронзенные, с вырванными глазами и перерезанным горлом. Некоторые из погибших еще цеплялись друга за друга. Они умерли в смертельной схватке, одержимые холодной ненавистью. Дождь затекал в их открытые глаза, в их мертвые оскаленные рты.
Вокруг плаца возвышались круговые каменные террасы. Там, наверху, горели факелы. Их принесли странные создания. Они выглядели как люди, но имели огромные красивые крылья с лазурно-золотым оперением. Корби мог бы подумать, что они ангелы или демоны, но в их лицах было что-то дикое и суровое, свойственное скорее людям древности, чем мифическим существам. Они ходили в одних набедренных повязках. Их спины вздувались желваками мышц, не существующих у обычного человека. Под тяжестью своих крыльев они наклонялись вперед и припадали к земле. Они сидели на корточках, опустив руки перед собой. В этом положение в них появлялось что-то даже звериное.
Создания спокойно расположились на террасах. Иногда кто-то из них срывался и улетал, спиралями поднимаясь вверх, в непроглядную бездну дождливого неба, а другой опускался вниз, чтобы, шумя крыльями, сесть на свободное место.
Внизу, между телами погибших, пробирались два человека: мужчина и подросток. Мужчина был похож на старого грифа. Он курил, кутался в длинное осеннее пальто и все время всматривался в лица погибших. Казалось, он очень устал. Корби узнал в пожилом человеке своего отца, но его лицо было изменившимся и каким-то безвременным, словно он просуществовал долгие годы не живой и не мертвый. А рядом с ним шел юноша с лицом Андрея. Он казался чуть старше, чем при жизни. Взгляд его был спокойным и печальным. Он убрал руки в карманы куртки и тоже смотрел на мертвецов
– Ты помнишь, как выглядит мой сын? – спросил отец Корби у подростка.
– Конечно, – ответил тот. – Он же мой лучший друг.
– Не боишься? – спросил мужчина
– Думаете, он здесь? – усомнился Андрей. – Я бы спросил о нем у тех, кто улетает.
«Эти его вечные сложные формулировки, – с раздражением подумал Корби, – как вчера утром он стал гнать про судьбу, так и сейчас».
Мужчина и подросток начали подниматься. Теперь они шли по одной из круговых террас, мимо полулюдей, несущих свою мрачную вахту. Мужчина держал подростка за руку.
– Не боишься? – спросил взрослый.
Андрей только покачал головой. Отсветы факельного пламени падали на его лицо, заставляли искриться золотистые волосы. Никто не пытался остановить их или заговорить с ними. Никто даже не смотрел на них. Казалось, для странных существ они не существуют.
По мере того, как они поднимались, облик Андрея менялся. Он молодел. Скоро он снова выглядел как ровесник Корби, а потом превратился в мальчика лет десяти. Ребенок тоже вел себя сдержанно, как будто давно привык к этому жуткому месту, странным созданиям и угрюмому взрослому, который сопровождал его. Вот его взгляд остановился на одном из ближайших крылатых факелоносцев – так дети беззастенчиво разглядывают в метро незнакомых людей.
– Давайте спросим этого, – предложил он отцу Корби.
– Попробуй, – ответил тот. – Я пойду дальше.
Он выпустил руку ребенка и вышел на берег ночной реки, облицованный серым гранитом. Там, в воде, лежало что-то темное и бесформенное. Мужчина некоторое время смотрел вниз, потом медленно поднял голову.
– Мальчик, эй, мальчик, – позвал он, – иди сюда. Я нашел.
Корби застонал и открыл глаза.
Он лежал одетый на своей кровати. Все его тело онемело и затекло. За окном был новый день. А над кроватью склонялся дед и теребил внука за плечо.
– Что? – пробормотал Корби. Язык еле ворочался у него во рту. Он чувствовал себя странно, как будто ночью его выпотрошили и набили ватой. Он приподнялся на локте, встряхнул головой и понял, что видел самый невероятный сон за всю свою жизнь. Потом он встряхнул головой еще раз и вспомнил вчерашний вечер. Это знание оглушило его, и он рухнул обратно в кровать.
Вечерние сумерки превратились в густой темно-фиолетовый мрак, когда подъехала первая полицейская машина. Ее обгоняли равномерные всполохи сигнальных огней. Тень от угла здания упала поперек лица Андрея, а потом поползла в сторону. Этот момент вдруг напомнил Корби что-то из прошлого – как однажды он остался у Ары на ночь, и тот зачем-то понес через комнату лампадку своей матери. Лампадка была из синего стекла. Корби помнил, как танцевал в ней огонек, как Ара крался по темной комнате, неся его в руках, как всполохи оранжевого и темно-синего цвета смешались на его лице. Зачем? Наверное, это была какая-то игра.
– Мою версию вы будете рассказывать не только полиции, но и родителям, и друзьям, и вообще всем, кто вас спросит, – напоследок напомнил старик.
Автомобиль обогнул школу и остановился внизу, на объездной дорожке под косогором. Вой сирены оборвался. Из легковушки показались двое полицейских. Один из них остался стоять у двери машины, другой поднялся по ступенькам бетонной лесенки, ведущей на косогор.
– Это понятно, – гнусаво ответил Ник. Он стоял, чуть запрокинув голову, и ждал, когда остановится кровь.
Полицейский подошел к группе людей, собравшихся вокруг тела Андрея.
– Здравствуйте, – вежливо поздоровался он.
– Здравствуйте, – вразнобой откликнулись подростки.
– Кто звонил? – спросил полицейский.
– Я, – поднял руку дед Корби.
– Виталий Рябин? – уточнил полицейский.
– Да, – подтвердил старик.
В этот момент на соседней улице и во внутреннем дворе школы вспыхнули оранжевым светом лампы уличного освещения. Центральный вход школы выходил во внутренний двор, а один из корпусов не имел первого этажа и был поднят над землей на трех рядах простых бетонных колонн. Обшарпанный голый портик напоминал разросшуюся подворотню. Теперь блики света, проникшие между колонн, неровными квадратами легли на подъездную дорогу перед школой. Их было видно от места, где лежало тело Андрея.
– Вот черт, – сказал полицейский. – Здесь что, фонари не работают?
– Их здесь никогда и не было, – ответил Ник. – Мы зимой после уроков ходили почти вслепую.
– Плохо, – констатировал полицейский. Он оглянулся на своего товарища.
– Нужен фонарик, – крикнул он. – А лучше два.
– Нету у нас двух, – ответил напарник и полез обратно в машину.
Полицейский переминался с ноги на ногу. В нагрудном кармане его гимнастерки негромко шипела рация. Сквозь постоянный шум прорывались отдельные слова:
…ДТП на киевском…
…диспетчерская… …диспетчерская…
…я Сокол, прием…
…нужно еще пару человек…
…код 309… …код 309…
…диктую номер машины по буквам: Андрей, Егор, Сергей…
…мне нужен…
…диспетчерская… диспетчерская…
Корби поймал себя на том, что слушает шум эфира с большим интересом, чем происходящий у него на глазах разговор. Жизнь не остановилась; настоящее было полно событий, а будущее – возможностей. Люди умирали и рождались, машины мчались по дорогам, работали сверхсложные системы, бились сердца. Продолжался непрерывный полилог множества голосов. И его эхо поднималось к сумеречным небесам, в которые безмолвно смотрел Андрей.
– Упал с крыши? – спросил полицейский.
– Да, – подтвердил Ара.
– Его столкнули, – поправил Ник.
Служитель порядка невесело вздохнул, нажал кнопку на рации.
– Диспетчерская, я Ялта, – представился он. – Подтверждаю сообщение об убийстве.
Его голос дублировался шипящим эхом из динамика.
– Принято, Ялта, – затрещал в ответ нечеткий женский голос. – К вам едет оперативно-следственная бригада. Действуйте по инструкции.
– Хорошо, – ответил полицейский. Его напарник нашел фонарь и вместе с ним взбежал вверх по лесенке. Луч света заметался по траве косогора и остановился на лице погибшего подростка.
– Пацан совсем, – заметил напарник, рассмотрев Андрея. Он обошел тело и попытался приладить светильник к небольшому выступу в стене школы, но первый его остановил.
– Упадет, – сказал он. – Положи, положи его просто.
Фонарь был опущен прямо на асфальт, в тридцати сантиметрах от края кровяной лужи. Корби поймал себя на том, что в который раз смотрит на лицо Андрея, наблюдает, как по нему ползут тени, тщится уловить в нем движение, признак жизни.
– Тело не трогали? – спросил первый полицейский.
– Нет, – заверил дед.
– Отойдите от него на два метра, – попросил напарник. – И Вы, молодой человек.
Он показал на ноги Корби.
– Есть свидетели убийства? – поинтересовался первый.
– Все, – сказал Ара.
– Все? – удивился полицейский.
Дед Корби откашлялся.
– Не совсем так, – пояснил он. – Эти трое молодых людей – свидетели убийства, а я пришел позже, но успел застать убийц.
– А у Вас с лицом что? – спросил полицейский у Ника.
– Мне его разбил один из тех, кто столкнул с крыши Андрея, – ответил тот.
– Так, понятно, – подытожил полицейский. – Вы еще и пострадавший. Документы у вас есть?
– Нет, – хором сказали подростки.
– У меня есть, – ответил дед.
– Подходите к машине, – решил полицейский. – Вы первый. И остальные потом тоже.
Старик по широкой дуге обогнул тело Андрея и вслед полицейским спустился вниз по лесенке.
– Вот, – протянул он служивому какой-то листок.
– Что это? – не понял сотрудник.
– Право на ношение оружия, – объяснил дед. – Будет иметь значение, потому что я ранил одного из бандитов.
Он вытащил из-за пояса «стечкин» и, держа его двумя пальцами, как бы подвесил в воздухе перед носом полицейского.
– Так… – пробормотал служивый. – Час от часу не легче.
– Вы, молодой человек, обязаны сейчас его у меня забрать и оформить протокол, – проконсультировал дед.
– Не Вам судить, что я обязан, – недоверчиво глядя на оружие, сказал полицейский.
– Я, сынок, был офицером КГБ, когда ты под стол пешком ходил, – отчеканил дед. – Вот положим, я убийца – ты бы тогда уже мертвый был. Так что бери его. Ты обязан меня обезоружить, вплоть до выяснения всех обстоятельств дела.
– Не тыкайте мне и не угрожайте, – потребовал полицейский. Однако пистолет он у деда забрал и теперь тоже держал его двумя пальцами. Подростки молча наблюдали за сценой. Корби подумал, что «стечкин» сейчас напоминает какое-то дохлое мерзкое существо: к нему относились с брезгливостью, а он холодно и темно поблескивал в тусклых всполохах полицейской мигалки.
– Я не угрожал ни в коем случае, – возмутился старик. – Даже напротив, хотел предостеречь от возможных неприятностей.
– Ладно, ладно, – согласился полицейский. Он забрался в машину, отыскал в бардачке целлофановый пакет и сунул в него пистолет. Потом стал переписывать данные. Корби поймал на себе взгляд Ника.
– Помнишь? – спросил тот. – Утром я тебе сказал, что лучше бы ты разбил своему старику лицо.
– Да, – еле слышно ответил Корби. – И ничего этого не было бы.
Полицейский вернул бумажку деду.
– Следующий.
Подошел Ара.
– Фамилия, имя, отчество?
– Джинаганали Ара Феликсович, – ответил черный брат.
Полицейский чуть поднял брови.
– Отец был студентом из Буркина Фассо, – пояснил Ара.
– Тогда фамилию еще раз по буквам, – попросил служивый.
– Джон, Жюль, Инга, Наталья… – начала Ара.
Один за другим следовали рутинные вопросы. Третьим подошел Ник, четвертым – Корби. Полицейский еще переписывал его данные, когда подъехала новая машина.
Это был устаревший «уазик» с подслеповатой круглой мигалкой. Из него вышли четверо. Мужчина, который сидел рядом с водителем, сразу направился к патрульной машине. Видимо, этот человек был главным в группе – высокий, как баскетболист, с плоским усталым лицом и большими расплющенными губами. На нем был поношенный, но еще приличный костюм.
– Я следователь, Анатолий Геннадьевич Крин, – негромко представился он. – Это свидетели?
– Свидетели, – подтвердил из машины рядовой. – Этот парень – пострадавший, – он показал на Ника. – И пожилой мужчина… сам пытался задержать преступников. Он сдал мне пистолет.
– Как сдал? – переспросил Крин. – Как найденный? Или по разоружению населения?
Полицейский опешил и запутался.
– Он говорит, что из этого пистолета ранил одного из нападавших. Как вещдок, наверное… – попытался объяснить он. – У него разрешение на ношение.
Крин замычал, как от зубной боли.
– Вещдоки берут при понятых, – процедил он. – А теперь это хрен знает что и лишний ком бумажной волокиты.
Полицейский начал неразборчиво извиняться.
– Покажите пистолет, – потребовал Крин. – Там тело?
– Да, – подтвердил Ара.
Крин чуть ли не вырвал оружие из рук патрульного и злой, ни на кого не глядя, пошел к своим людям. Корби заметил, что дед улыбается. Все было устроено специально. Старый пройдоха разрушил какую-то важную формальность.
– Барыбкин, – приказал Крин, – с фонарем вокруг здания. Желтую ленту на все интересное.
Один из приехавших с ним мужчин засветил фонарик и быстрым шагом ушел в темноту
– Катунин, – продолжал Крин, – ленту вокруг тела. И дайте нам свет. Я хочу, чтобы повсюду был свет. Зайдите в школу и зажгите свет в каждом классе с этой стороны. Потом найдите мне материально ответственного за школу: директора, завхоза, все равно. Зотов, найдите понятых. И если кто-то что-то видел…
– Есть, – ответил второй оперативник. Он ушел в направлении окраинных пятиэтажек.
– Михаил Григорьевич, – окликнул Крин последнего из своих спутников, – пойдемте.
– А куда ж мы денемся, – ответил тот. Он был самым старшим из всех, не торопился и ждал следователя в начале лесенки, ведущей на косогор. В руках у него был большой бело-красный ящик, с удобной ручкой для ношения. Корби догадался, что этот человек – судмедэксперт.
Крин и Михаил Григорьевич поднялись на косогор. Судмедэксперт установил свой чемоданчик в ногах Андрея и начал работу. Крин вместе с ним несколько минут провел у трупа, потом вернулся к патрульной машине.
– Вы хоть правильно свидетелей оформили? – спросил он.
– Да, – сказал полицейский. – Как раз закончил.
– Дайте посмотреть, – попросил Крин. Он пролистал бумажки.
– Хорошо, – одобрил он. – Так, а это что?
– Разрешение на… – начал полицейский.
– Вижу, – оборвал его Крин. – Верните владельцу оружия. Сейчас нам эта бумага не нужна. А на то, что Вы сделали, я рапорт напишу. Не потому что я злой, а потому что так положено.
На школьном дворе стало больше света: зажглись четыре старых фонаря по периметру футбольного поля. Стало слышно, как натужно раскаляются мощные лампы. Вслед за ними стал вспыхивать свет в классах. Крин с бумагами, заполненными патрульным, подошел к Корби и остальным.
– Господа, – сказал он, – прошу вас ответить на несколько общих вопросов. Пока без протокола.
– Хорошо, – отозвался Ник. Ему, наконец, удалось остановить пущенную дедом кровь. Он выглядел очень усталым.
– Кто своими глазами видел преступление? – спросил Крин.
– Мы трое, – ответил Ара.
– Знали погибшего? – поинтересовался Крин.
– Мы его одноклассники, – объяснил Ник.
– Откуда вы все видели? – уточнил следователь.
– С поля, – показал Ара. – Там до сих пор наши вещи.
– И мы записали убийство на видеокамеру, – добавил Ник. – Я могу показать.
– У вас с собой камера? – уточнил Крин.
– Я запускал модель вертолета с установленной на ней видеокамерой, – ответил Ник.
– Какая-то шпионская штука? – заинтересовался Крин. – Сами делали?
– Отец делал на заказ для киностудии, – ответил Ник, – но это к делу не имеет отношения. По крыше бежали люди. Андрей и трое в масках, которые его загоняли.
– Как это, загоняли? – переспросил следователь.
– Брали в клещи, – вмешался Корби.
– Он от них убегал, – сказал Ник. – В общем, они прижали его к краю крыши. Он добежал до угла и там пытался защищаться. Это все есть на видеозаписи.
– Очень хорошо, – одобрил Крин.
– У него выбили что-то вроде перочинного ножика, – добавил Корби.
Ребята переглянулись. В лице Ника появилась решимость.
– А потом он упал, – быстро закончил он, – и Корби позвонил деду.
– Корби? – переспросил следователь.
– Корби – это я, – объяснил Корби. – Прозвище.
– Хорошо, – решил следователь. – С остальным мы разберемся, как только будут понятые, а сейчас… – его взгляд остановился на Корби, – я хотел бы поговорить с Вами.
В «уазике» пахло потом и старой кожей. Крин привычно положил на руль большой планшет, запустил старый ленточный диктофон.
– Ваше имя и фамилия? – спросил Крин.
– Николай Рябин, – ответил Корби.
Крин быстро переписал данные Корби в форму.
– Как зовут погибшего?
– Андрей Токомин, – ответил Корби. – Отчество не помню.
– Вы знаете контакты его родных?
– У Ника спросите, – предложил Корби. – Они общались.
– Вы пришли вместе с друзьями? – поинтересовался Крин
– С Ником, – ответил Корби, – а Ара нас ждал.
– Когда вы пришли? – уточнил следователь.
– Чуть раньше восьми, – сказал Корби.
Подъехала белая газель-труповозка, похожая на скорую, только без окон и без мигалки. Из нее вышли устало выглядящие люди в синих спецовках.
– С погибшим у вас была назначена встреча?
– Да, – подтвердил Корби. – Он тоже должен был прийти в восемь, но опоздал. Ник ему звонил и не дозвонился.
– Что случилось потом? – спросил следователь.
– Мы стояли в центре поля, – ответил Корби. – Ник запускал модель. У него на экране мы увидели, что по крыше бегут люди. Андрей и трое в масках.
– В масках? – переспросил следователь.
– В черных масках, – сказал Корби. – Все должно быть на записи.
Крин кивнул.
– Он от них убегал? – спросил он.
– Да, – подтвердил Корби. – Они прижали его к краю крыши.
Корби вспомнил, как Андрей кричал свои последние слова.
– Что вы делали в тот момент? – перебил его мысли Крин.
– Ничего, – соврал Корби. – Я ничего не мог сделать. Ник снимал их вертолетом, а мы с Арой просто смотрели. Он добежал до угла и там попытался защищаться. Его сбросили вниз.
Следователь кивнул.
– Пожилой мужчина с пистолетом – Ваш дед? – поинтересовался он.
– Да, – подтвердил Корби.
– Как он здесь оказался?
– Я позвонил ему сразу после падения Андрея, – заученно отрапортовал Корби.
– Почему не в полицию? – удивился следователь.
– Ну, там же вроде какой-то другой код, – вывернулся Корби. – Я просил деда позвонить в полицию с городского телефона, а он мне не поверил и сам сюда пришел. И мы пошли внутрь школы.
– Вот так взяли и пошли? – спросил следователь.
– Н-нет, – медленно ответил Корби.
– Не волнуйтесь, – сказал Крин. – Просто рассказывайте, что случилось. Это не допрос. Нет протокола. Вы не даете мне показания, под которыми будет нужно ставить подпись. Пока не даете.
– Да, я не рассказал… – «вспомнил» Корби, – немного перепрыгнул…
– Перепрыгнули что? – уточнил Крин.
– Дед пришел через пятнадцать минут, – объяснил Корби. – До этого мы с друзьями сначала подошли к Андрею, а потом пошли вдоль школы до запасного выхода.
– Зачем? – спросил следователь.
– Просто… ну… была идея, что мы можем увидеть, как убийцы спускаются вниз, – попытался выкрутиться Корби, – и они действительно спустились, но не сразу, а уже когда подходил дед.
– Кто открыл двери школы? – спросил Крин.
– Мы, – сказал Корби. – То есть, я и дед. Он разбил стекло, а я просунулся внутрь и открыл щеколду.
Крин оторвался от листа и сквозь лобовое стекло уазика посмотрел на светящееся всеми окнами здание.
– Которую из дверей? – уточнил он.
– Ту, – показал Корби. – Дальнюю с этой стороны.
– До или после убийства? – спросил следователь.
– Конечно, после, – ответил Корби. – До убийства деда здесь не было.
– Хорошо, – кивнул следователь, – а как?
– Дед разбил стекло пистолетом, а я просунулся внутрь и сдвинул щеколду, – объяснил Корби.
– Зачем? – спросил Крин.
Корби почувствовал, что у него пересыхает во рту. Он видел, как вокруг машин и по полю ходит множество людей. Его друзья стояли рядом со своими вещами. Поодаль от них курил водитель труповозки. Барыбкин рассматривал примятую траву и что-то втолковывал одному из патрульных.
– Когда дед подошел, мы с друзьями там стояли, – объяснил Корби, – и сквозь стеклянную дверь увидели, как убийцы спускаются по лестнице и выходят в коридор.
Крин задумался.
– Ваш дед всегда ходит с оружием? – серьезно спросил он.
– Не думаю, – нервно ответил Корби, – но если Вы спросите, все ли у него дома, я за него не поручусь.
Он заметил, как у него потеют руки. Ему вдруг пришло в голову, что он может просто подставить старика. Достаточно сказать еще несколько слов, и тот начнет выглядеть едва ли не убийцей. Но он промолчал.
– То есть, Ваш дед взял пистолет после того, что Вы сказали ему по телефону? – уточнил Крин.
Корби лихорадочно облизнул губы. Ему совсем не нравилось, к чему могут подводить эти вопросы Крина. Внезапно в окно машины постучали. Вернулся Зотов. За его спиной стояла сильно крашеная тетка с маленькой собачонкой на руках и низкорослый небритый мужчина с глазами, горящими нездоровым интересом.
– Есть понятые, – объявил оперативник.
Крин поморщился.
– Идите к трупу, – приказал он. – Я буду через пару минут.
Корби понял, что это его шанс.
– Пришел дед, – быстро заговорил он, – и мы как раз увидели, как они спускаются. Мы замахали ему. Он подошел, разбил стекло пистолетом. Я просунулся внутрь и открыл дверь. Трое в масках побежали по коридору центрального корпуса. Мы за ними погнались.
Корби еле успел перевести дыхание и, не давая следователю времени на вопросы, продолжал.
– Дед приказал им остановиться, угрожал пистолетом. Они остановились, и в вестибюле школы мы их догнали. Ара стал вызывать полицию по городскому телефону.
Крин хмурился и кивал. Корби усилием воли заставил себя не отводить в сторону взгляд.
– Но тут они напали на нас, – скороговоркой закончил он. – Я растерялся. Нику разбили лицо, телефон сломали. Дед подстрелил одного и стрелял в другую, но чуть-чуть промазал. Это была девушка. Пуля сорвала маску с ее лица. Это она телефон сломала. И потом они убежали, а мы остались. У Ника было сильно разбито лицо.
– Ладно, – наконец, протянул следователь.
Корби услышал надрывный стук своего сердца. Он чувствовал себя так, будто убежал от своры собак. Крин задумчиво всматривался в его лицо.
– Ладно, – повторил он. – Пока Вы свободны.
Корби вышел из «уазика» и остановился, жадно вдыхая запахи летней ночи. Снаружи тянулись шеренгой машины. На частных легковушках подъехали прокурор, замначальника розыска и сильно напуганная директриса.
Корби знал, что ему следует предупредить Ару и Ника насчет каверзы с тем моментом у двери. Но вместо того, чтобы подойти к друзьям, Корби зашел за фургон труповозки и уперся лбом в ее пыльный холодный бок. Его оставили последние силы.
Он вдруг понял, что ему все это что-то напоминает. Машины, выстроившиеся в ряд, суетливые люди, Андрей с растекшейся под ним лужей крови. И он тоже кого-то себе напоминал. Наверное, самого себя. Так же, как и несколько лет назад, он чувствовал, что люди стали ему невыносимы. Он хотел отделаться от них, остаться один. И вот он стоит здесь, забившись в проход между машинами, прячется и от Крина, и от своих друзей, как будто здесь можно спрятаться.
Корби внезапно вспомнил день смерти своих родителей. Видение прошлого было четким, осязаемым, будто сейчас все снова повторялось. Он – тринадцатилетний мальчишка – сидел за своим письменным столом и делал уроки. Было семь часов вечера пасмурного октябрьского дня. Снег еще не выпал, но листья с деревьев почти облетели. На улице было холодно и мерзко, порывистый ветер рвался в закрытое окно и звякал шпингалетом форточки.
Корби торопился разделаться с неподатливой математикой. Вечером по телику крутили его любимый сериал – «Полицию Майами». Корби знал, что если не доделает домашнее задание, отец не даст ему смотреть телевизор. Он писал формулы, жульничал, перемножая на калькуляторе трехзначные числа, и периодически поднимал голову, чтобы прислушаться. Его комната стеной граничила с лестничной клеткой; напрягая слух, он мог различить звук лифта, останавливающегося на этаже. Это бы означало, что родители возвращаются домой. Они должны были вот-вот приехать. Отец Корби работал менеджером в компьютерном салоне, а мать – бухгалтером в офисе автобусного парка. Отец на полчаса раньше заканчивал свой рабочий день и на машине забирал маму с работы. Иногда они задерживались, чтобы зайти в магазин.
Тогда они жили на верхнем этаже шестнадцатиэтажного дома. Из окон их квартиры было видно плоскую крышу колледжа для богатеньких детишек. За ним проходило шоссе, а за шоссе, немного в стороне, была школа самого Корби.
Корби дописал условие очередной задачи и прислушался. Лифт молчал. Зато ветер принес со стороны дороги визг тормозов. Звук был коротким и резким, как оборванный предсмертный крик. Потом раздался удар.
Корби вскочил и посмотрел в окно. Серая полоса далекой дороги тонула в сумерках. Один из придорожных столбов был поврежден, а в его полуразрушенном основании застрял вдребезги разбитый автомобиль. У обочины дороги, в нескольких метрах позади машины, лежал сбитый и отброшенный пешеход. Вокруг него стояло несколько человек. Корби понял, что это подростки. Теперь ему казалось, что они стояли там точно так же, как сегодня он и его друзья стояли над телом Андрея.
Он торчал у окна, напрягал глаза, чтобы рассмотреть маленькие фигурки, и не сразу заметил, что попавшая в аварию легковушка похожа на «ауди» его отца.
Рядом с местом аварии остановились два других автомобиля. Группа несовершеннолетних испугалась чего-то, и они бросились бежать в темноту.
Загорелись уличные фонари. При их свете Корби заметил, что разбившаяся машина имеет темно-синий цвет – такой же, как «ауди» отца. «Бывают же совпадения», – подумал он.
В половине восьмого он понял, что родители должны были приехать хотя бы пять минут назад. Его охватила слабость. Он почувствовал странную тянущую боль в левой стороне груди. До этого у него никогда не болело сердце, и он не мог понять, что с ним происходит. Он прижался лбом и руками к холодному стеклу – так же, как сейчас прижимался к фургону – потом не выдержал и побежал на кухню, к городскому телефону. Тогда у него еще не было своего мобильного. Он на память набрал номер матери. Прошла минута, две, три. Наконец, гудки оборвались.
Корби повесил трубку. «Она просто не слышит, – подумал он, – она часто не слышит». Можно было позвонить отцу, но отец не любил, чтобы ему звонили, когда он ведет машину. Минуту или две мальчик мялся у телефона, потом все-таки набрал папин номер.
– Извините, абонент не доступен. Попробуйте…
Корби положил трубку. «Я ошибаюсь», – подумал он. Открыл справочник – телефоны всех домашних были на первой странице – и снова набрал номер матери, потом – номер отца. Все повторилось.
Корби бросился обратно в комнату. Он действовал лихорадочно, но думал спокойно. «У них сломалась машина, – говорил он себе, – папа выключил мобильник, потому что он за рулем, а мама минут через пять проверит свой мобильник и перезвонит». Спокойно убеждая себя в этом, он натягивал джинсы, надевал рубашку и свитер, завязывал ботинки.
Что-то произошло с ним, только когда он снял с вешалки куртку. «Зачем я это делаю, – спросил он себя, – ведь все в порядке».
– Нет, – пробормотал он.
Ему пришла идея, что можно позвонить родителям на работу. Он в ботинках вернулся на кухню и снова набрал номер матери. Там были только длинные гудки. Он набрал номер отца. Трубку снял папин сменщик.
– Здравствуйте, – сказал ему Корби. – А Рябина можно?
– Он ушел почти час назад, – удивленно ответил мужчина. – Погоди, а ты ведь его сынишка, да?
Корби бросил трубку. Час. Час. Час – это слишком много. За час можно дважды забрать маму с работы и дважды приехать домой.
Он бросился вон из квартиры. Сердце больше не болело – теперь оно бешено колотилось.
Он еле дождался лифта. В кабине он гладил пальцами резиновые амортизаторы дверей, как будто от этого они могли быстрее открыться. Как только лифт достиг первого этажа, Корби выскочил из него и бросился на улицу.
Он бежал вдоль забора колледжа, почти тем же маршрутом, которым каждый день ходил в школу. Порывистый ветер холодил лицо и трепал непокрытые волосы.
Выскочив к дороге, Корби резко остановился.
«Это не машина отца», – подумал он. Он стоял и с облегчением смотрел на то, что осталось от легковушки. Передней части у автомобиля больше не было. Рваные остатки капота вдавились в пассажирский салон, а крыша салона почти касалась своим верхом покосившегося фонарного столба.
Корби рассуждал логически. «Мои родители не могут умереть, – думал он, – а те, кто в этой машине, не могут быть еще живы. Значит, это не их машина». Все так просто.
Он настолько успокоился, что вспомнил про самого себя. Застегнул куртку и накинул на голову капюшон.
Движение на дороге было слабым, но рядом с местом аварии уже стояло несколько других автомобилей. Они выстраивались в ряд, как машины у школы в вечер смерти Андрея. Водители останавливались, заглядывали в окна разбившейся машины, потом на полминуты замирали над распростершимся телом сбитого человека – и либо уезжали, либо присоединялись к небольшой группе зевак. Кто-то говорил по телефону – видимо, вызывал милицию.
Корби подумал, что раз уж он сюда пришел, глупо будет просто возвращаться домой. Он перешел дорогу. Сначала его взгляд обратился к сбитому подростку. Нижняя часть его тела была жутко вывернута, обломки костей торчали сквозь штаны. Корби затошнило. Он пожалел о своем любопытстве, отвернулся. И только тогда по-настоящему увидел.
На заднем бампере машины был знакомый номер «НЛО 177». Отец Корби любил пошутить насчет этого номера. Теперь у отца Корби не было лица. Струйки его крови блестели на сдавленном капоте погибшей «ауди» и на бетоне фонарного столба. С мамой все было хуже. Часть ее тела вылезала из разбитого окна.
– Эй, парень, хорош любоваться на чужую смерть! – раздраженно крикнул водила, который до этого вызывал милицию. – И вы все тоже! Пошли отсюда, пошли, не на что тут смотреть!
И Корби пошел прочь.
– С телом все! – закричал кто-то из оперов.
– Понятые, осмотрите вещи свидетелей, – попросил другой.
– Где Николай Рябин? – тут же позвал Крин. – Понятых обоих сюда.
Корби очнулся от видения, понял, что у него лоб перепачкан грязью с борта машины, нашел в кармане бумажную салфетку и вытер ею лицо. Руки сильно дрожали. Стараясь ни на кого не смотреть, он вышел из-за фургона и пошел к своим друзьям. Ара уже открыл свой рюкзак и показывал бутылки Крину и первому понятому. Он был бледен, но держался.
– Странные бутылки, – подивился следователь.
– Это вино из Армении, – сказал Ара, – от моей мамы.
– Дорогое, наверно, – заметил Крин.
– Нет, так только кажется, – ответил Ара. – В любом случае, мама сама бы его не выпила.
Следователь хмыкнул.
– И много у нее? – спросил он.
– Последние, – сказал Ара. – А больше в рюкзаке ничего.
– Ладно, – решил Крин, – вино запишите.
Опер занес вино в опись.
– У Вас? – спросил Крин.
– Пустой рюкзак, – сказал Корби.
– Показывайте, – предложил следователь.
Корби открыл. Луч фонарика высветил ворох денег и одинокий черный носок.
– Не пустой, – возразил Крин. – Или денег в нем быть не должно?
Корби почувствовал на себе злобный взгляд старика. И Ник смотрел почти так же.
– А… это деньги деда, – почти честно сказал Корби.
– Да, мои, – подтвердил старик. – У нас утром ссора была. Разногласия между поколениями. Я потом из-за этой ссоры не сразу поверил в его телефонный звонок.
– Вот как, – прищурился Крин.
– Да, – сказал дед. – Когда он мне позвонил, я решил, что этот бандит меня разыгрывает.
– Стало быть, он Вас обокрал? – спросил следователь.
– Вовсе нет, – ответил отставной полковник. – Я сам этими деньгами в него швырнул. В ярости.
– Ладно, – решил Крин. – Пересчитайте. Мы запишем.
Корби сел на корточки рядом со своим рюкзаком и начал складывать бумажку к бумажке. Он вдруг почувствовал, что его губы дрожат и глаза наполняются слезами. Он собирался посчитать эти деньги три часа назад, когда все было совсем иначе.
Он еще возился с ворохом бумажек, когда Ник в присутствии понятых запустил ролик с убийством. Его смотрели в безмолвии. Лишь раз Крин нарушил тишину.
– Почему убийца пригнулся? – спросил он.
– Не знаю, – сказал Ник.
Корби дошел до сорока тысяч, когда почувствовал безумную боль у себя в ухе. Тихо, пока все смотрели в другую сторону, старик подкрался к нему. Теперь он тянул ухо и выкручивал. Корби не кричал, он просто задохнулся от боли. Перед глазами поплыли белые круги.
– Что? – прошипел ему в другое ухо дед. – Не только пистолетик взял? Хотел еще поживиться?
Корби ногтями впился ему в руку. Несколько секунд они боролись и, наконец, старик проиграл.
– Я запру тебя в чулане, – поклялся он, – и ты будешь там жить. А иначе я сдам тебя с потрохами, маленькая мразь.
Корби не ответил, только отодвинулся на безопасное расстояние и, все еще вздрагивая от боли, продолжал считать деньги.
– Уж на эту-то ночь точно, – заверил старик.
Корби вынул из рюкзака последние бумажки и обнаружил, что на дне под ними все еще лежит жестяная коробка с масляной тряпкой. Быстро, почти автоматически, он достал ее и сунул под рюкзак Ары, потом встал и, складывая деньги в ровную стопку, подошел к остальным.
Здесь шел бурный разговор.
– Зачем вам вертолет? – спрашивал Ник. – Возьмите саму запись.
– Молодой человек, не спорьте, – устало отвечал Крин. – Я все равно обязан конфисковать его как улику.
– Отец убьет меня, – с досадой отмахнулся Ник от следователя. Его яростный взгляд уперся в Корби.
Корби спас Крин.
– Пересчитали? – спросил он.
– Шестьдесят семь тысяч, – сообщил подросток.
Крин присвистнул.
– Можете проверить, – предложил Корби.
– Не нужно, – сказал следователь. – Больше у вас там ничего нет? Покажите дно.
Корби вернулся за рюкзаком и показал.
– Тряпочка? – уточнил Крин.
– Носок, – объяснил Корби. – Я собирался уйти из дома. Остальные мои вещи у Ника.
– Да, все с Вами ясно, – решил Крин.
Он посмотрел на часы.
– Время позднее, работы еще на полночи, – заметил опер.
– Это точно, – вздохнул следователь. – Свидетели свободны. Видеозапись очень ценная, и замечательно, что был ранен один из преступников. Спасибо всем за сотрудничество.
– Пожалуйста, – ответил дед Корби.
– Завтра в первой половине дня мне нужно будет снова с вами поговорить, – продолжал Крин. – Несовершеннолетние приходят с родителями. Кому нужен отгул с работы, мы дадим справку. Все понятно?
– Да, – хором подтвердили подростки.
– Рябины, – окликнул Крин, – десять утра вас устроит?
– Устроит, – кивнул старик.
– Джинаганали одиннадцать? – спросил следователь.
– А можно, если мама будет занята, мы позвоним и передоговоримся? – поинтересовался Ара.
– Нужно, – сказал Крин. Он достал три визитки, протянул их Аре, Нику и деду Корби.
– Николай Коплин, – обратился Крин к Нику, – двенадцать. И мы с Вашим отцом сможем еще раз обсудить вопрос о вертолете.
– Хорошо, – буркнул Ник.
– Все свободны, – сказал Крин. – Доброй ночи.
Он повернулся и через поле пошел к разбитым и распахнутым дверям запасного выхода школы. Опер и понятые двинулись за ним.
Когда полицейские ушли достаточно далеко, Корби поднял рюкзак Ары и достал жестяную коробку.
– Ник, это твое, – окликнул он друга.
– Выброси ее, – ответил Ник.
– Пошли, – сказал дед, – нечего теперь с ними болтать.
Он схватил Корби за локоть и потащил за собой. Подросток не сопротивлялся, но какую-то долю секунды еще смотрел на своих друзей. Они стояли посреди едва освещенного поля. Наступила ночь, и небо над ними мерцало искорками звезд. Ник сжимал кулаки, а глаза Ары блестели, хотя он не плакал.
Корби подумал, что больше не знает себя. Он не понимал, почему не может по-настоящему раскаиваться и грустить, как это делает Ник. Не понимал, почему все развалилось вместе с этой смертью. Не понимал, на чем держалась все эти четыре года его жизнь, и не понимал, на чем она держится сейчас.
Перед его глазами снова были только мертвые. Он чувствовал, что проведет эту ночь с ними.
Дед не отпускал руку внука и не переставал говорить с того момента, как они вышли со школьного двора.
– Ты не уважал старших, – бубнил он, – и вот к чему это привело. Считал себя большим и сильным, а ни шагу не можешь ступить сам. Сосунок, приживалка, малолетка неблагодарная. Молоко на губах не обсохло, а что о себе возомнил?
Старик и подросток шли по пустынным темным улицам. Корби узнавал места. Вот подъезд первой девушки Ары. Вот подворотня, где Ник как-то шуганул пару гопников. Двор, в котором они залезли на крышу трансформатора. Дом одноклассника, на дне рождения которого все первый раз сильно напились. Лавочка, на которой они столько раз сидели, разговаривая обо всем на свете. Знакомые окна, машины, заборы, детские площадки, тропинки, заросли кустов. Корби ходил здесь утром и вечером, днем и ночью – веселый или грустный, трезвый или пьяный, разочарованный или окрыленный маленькими победами.
– Убежал из дома, – крутил свою шарманку старик, – и тут же приполз обратно. Все вы такие. Новое поколение. Слабаки. Тебе в восемнадцать лет еще с сосочкой играть надо, и в ножки мне кланяться. А ты дерзишь, мозгляк.
Корби не реагировал. Его самооценка в этот момент была такой низкой, что никакие ругательства и попреки не могли ему досадить. «Я мразь, – думал он, – я живу, когда другие умерли. Живу, топчу землю. По-прежнему дышу. Я опять попал в ту же ловушку. Дурак, какой же я дурак. Мне не надо было даже отходить от стола деда. Надо было прямо там пустить пулю себе в висок, и сейчас всего этого не было бы. Даже Андрей, может, был бы еще жив».