Солнце догорало на закате, когда пришла весть – упала соколиным криком и в шепоте ветвей отозвалась: «Он идёт. Он идёт за тобой. Охотник идёт».
Ведьма набросила капюшон, обрывая разом и птичьи крики, и сосновый гул в вышине. Озноб пробежал ленточкой по спине, она поглубже засунула руки в рукава и шагнула с крыльца.
Только на дорожке, ведущей между сосен к дюнам, позволила себе выдохнуть и вдохнуть – глубоко, так чтобы воздух обжёг холодом гортань. «Охотник идёт. Охотник, – она с усилием провела ладонью по онемевшим губам и торопливо спрятала руку обратно. – Тот, кто ловил людей, владеющих даром. Неужели он еще продолжает свою охоту? Но ни он сам, ни орденосцы сюда никогда не приходили! Здесь и в посёлке мы были свободны. Свободны от страха. И от суда. И от петли… Кто-то послал его ко мне. Но для чего?!»
Ноги сами несли ее к морю – быстрей, быстрей – и, хотя помнила каждый корень, тянущийся через дорожку, но всё равно ни раз споткнулась. В дюны вышла с стучащим сердцем и колкой влагой в уголках глаз – слёзы набежали из-за ветра, пробравшегося даже под меховую оторочку капюшона. Светлый песок, присыпанный снежной крошкой, темные в подступивших сумерках пучки трав и море – жадно лижущее кромку берега. Тающее пеной. Рокочущее внутри ракушки и внутри сердца. Хранящее все ответы. Но сейчас оно промолчало!.. Весть ей принесли птицы. Внезапную. Оглушающую страхом. «Он идёт через лес ко мне, – ведьма прикрыла глаза. – Он, наверно, уже перешёл границу – там незримые колокольчики висят, вот лес и вторит птичьим крикам. Значит, он скоро будет здесь».
Ведьма зло стёрла слезы с щеки, бросила взгляд на море.
«Подойти?.. Спросить? Узнать, где он сейчас вязнет в снегу? Но цена у воды высока… И ведь надо еще суметь услышать свой ответ в сотне голосов, звучащих в волнах. Память воды – что бездна. Устоишь ли ты, не ускользнёшь глубину?..»
Она постояла на берегу, слушая мерный рокот волн, не пытаясь ничего услышать в нём. Сердце билось не так мерно. Там внутри теперь поселился страх и… нетерпение. Жажда узнать, поскорей узнать, зачем Охотник идет сюда. Ведьма резко повернулась и пошла по дорожке обратно в дом. Вода даст ответ – придёт срок. Но сейчас она спросит у пламени.
Дома с порога она сразу шагнула к столу. Сбросила капюшон, отвела влажные волосы от лица. Подула на застывшие пальцы. Подвинула к себе оплывшую, но еще крепкую свечу в плошке. Глаза ее сузились, раскрасневшиеся после мороза губы улыбались. От уголька в печи засветила лучину, от лучины – свечу. Тихонько опустилась на табурет, ладони плотно прижала к столу. Дыхание ее тронуло пламя, ресницы дрогнули, гася искорки в глазах.
…Огонь обуглил каменную кладку ступеней. Сожрал деревянные перекрытия, расплавил литые решетки дверей. Летняя резиденция короля. Лёгкий Дом. Светлый, стрельчатый, построенный для балов и свиданий. Драконий огонь станцевал в его залах, спалив всё дотла. Чёрное чудище распласталось в долине у подножия замка, а чёрный конь унёс поникшего седока.
Пламя погасло. Дракон! Ох…Она прижала ладони к щекам. Спросила об Охотнике, а ответ!.. Откуда в королевстве появился дракон? Последний из королей взлетел в небо сотню лет назад и улетел на север, как и все до него. И ни один из них не вернулся… Нет, чёрный дракон, увиденный в пламени, не прежний король. Нет, он… Что если… Если он прилетел из-за гор. Из той страны, в которую мама никогда не верила: «Это же только сказки, дочка. За горами ничего нет. И нет других драконов, кроме наших королей».
Но разве пламя солжёт? Дракон прилетел и спалил старый королевский замок. А кто-то, безумный и смелый, проиграл ему бой и спасся бегством на верном коне. И кто-то послал Охотника ко мне.
Ведьма мяла в руках воск оплавившейся свечи. Такой мягкий, податливый, примет любую форму – и легко потеряет её под властью огня. Сможешь ли ты так?.. Как далеко ты сможешь зайти, разыскивая ответы?
Охотник, дракон, раненый рыцарь. Птичьи крики, летящие по ветру, ноющие обожженные пальцы. У всего есть цена. У вопроса и у ответа. Здесь на краю мира, где ветра поют в вышине и волны играют у ног, кажется, что тебе подвластно все – только руку протяни. Но там за лесом творятся события, о которых ты знать не знаешь. Отголоски их прилетают слишком поздно!
Она припечатала восковую лепешку к столу. Обвела взглядом дом, в котором провела восемнадцать лет – год за годом. Лишь она и мама. И Морис, приходивший на лодке – сначала редко, а потом всё чаще. Мама встречала его в бухточке неподалеку. Он передавал посылки, привозил товары из посёлка. А однажды он пришёл и сюда. Смущенно переступил порог, присел на лавку, чуть прищурившись, всматривался, мял шапку в руках. Здесь всегда было темно, слишком маленькое окно не впускало солнечный свет, но хорошо берегло тепло в холода. Настоящее ведьмино логово – тёмное, наполненное ароматами и шелестом трав. Дома пахло лесом, пахло летом, даже когда вьюга пела песню за стеной…
Ничего не поменялось за прошедшие года. Печь в полкомнаты, лавки вдоль стен, отделённый занавеской закуток в углу – её постель. Книги на полках, стол у окна, утварь – деревянная, медная, глиняная. Ведьмин Дом. Так звалось это место испокон веков. Из поколения в поколение жили тут ведьма и её дочь. Потом старая ведьма уходила в ночь, а её преемница забывала свое имя и становилась ведьмой. Безымянной. Той-кто-знает.
Все в поселке знали это так же твердо, как и время отлива. И мама знала. Но она не была старой, когда ушла. Морщины только-только прочертили легкие линии у глаз, на лбу и от носа к углам рта… Она ушла не в ночь, нет.
Морис увез её в посёлок.
Но я все равно осталась одна. Без мамы и без имени. Осталась, чтобы быть той-кто-знает. Но знаю ли я?.. Что я знаю? Мама так часто молчала в ответ на вопросы, или сердито дергала головой в сторону двери, за которой шумело море – иди спроси! Тебя оно слышит, мне – никогда не отвечало!..
Да, мама, я спрашивала его еще ребенком. Бросала камешки, а оно шуршало в ответ, и я узнавала, приплывёт ли Морис на своей пузатой лодке. Я даже знала, что он везёт в лукошке, тщательно прикрытом холстиной от волн. И бежала со всех ног к тебе, радостно крича. Или молчала, боясь оборвать твою надежду – ведь волны шепнули, что никого не принесут на своих спинах ни сегодня, ни завтра, что он ушел далеко, совсем в другую сторону плывет нынче старый баркас… А потом ты поняла, кто приносит мне вести, и запретила касаться воды: «Там такая глубина! Пучина! Не смей, тебе еще рано говорить с водой напрямую. Тебя унесёт волной, дочка. На самое дно утащит. Знаешь, как стылы эти воды? Как пьют они жизнь и тепло!.. Нет, окрепни сперва. Стань как этот камешек – гладкой и круглой внутри, чтобы волна омыла тебя и отпустила…»
Стала ли я такой? Едва ли. Внутри колко и звонко… А теперь еще и тревожно.
Лепешка застыла белесым пятном на столе. Она чертила узоры ногтем, воск крошился. Свеча потрескивала, догорая. Зимний день чуть удлинился, но и ему пришёл конец. Вечер. Время жечь свечи, прясть, низать бусины, штопать, рассказывать сказки… Мамино время, не моё. Ни прясть, ни штопать я не выучилась толком. Только пальцы колола, забываясь под рассказы о том, что было… Одна сказка моей любимой была. Ведьма прикрыла глаза.
«Жил дракон в вышине, парил высоко, разил безжалостно. Однажды позвала его ведьма песней, и обернулся он человеком, променял крылья на земные дороги. По своей воле ставил он небесных братьев, да только они не простили ему предательства, как и не простили ведьме её силы. Была она дивно хороша, высока и черноволоса, с глазами как звёзды… Говорила с огнём и водой, ветром и землёй, видела зорче всех, но и платила сполна за свою силу. Такой силе нужно одиночество, дитя моё. Знать больше, видеть дальше, быть в силах остановить пожар, повернуть русло в нужную сторону, найти руду, золотую и медную, поднять самоцветы из земли… В стужу на перевалах вьюгу успокоить и тем самым смерть отвести. Она многое могла. И чем больше она могла дать, тем больше у неё хотели взять. Поэтому она и ушла на север. Оставила своего короля-дракона. Но сначала она его предала…»
«Почему предала, мама?»
«Не знаю. Мне моя мама рассказывала, но и она не знала. Только этот кусочек она в лунной книге прочла. Я так же спрашивала и сердилась, как и ты».
«Кто же знает всю сказку?»
Мама на мгновение замирала с ниткой в руке:
«Может, море знает. Но не знаю, скажет ли тебе… А, может, сама прочтёшь. – тряхнула головой. – Нет, рано! Еще рано тебе лунную книгу давать. Подождём. Это ж всего лишь сказка, дочка. Одна из многих. Давай я тебе про птичью королеву расскажу…»
Про птичью королеву сказка была хороша, но мне нужна была та, что про ведьму и короля. Ведь она про ведьму была! Такую же, как и мы. Позже я пыталась у моря узнать – столько раз! Молчало. Завтра снова схожу. Ох, много вопросов!.. А спросить – страшно. Что ж, ведьма с королём, пожалуй, подождут.
Ведьма поднялась. Надо было подтопить печь. Запарить кашу на утро. А потом… Она бросила взгляд на недоделанную работу. Морис привез ей полный лоток глины осенью. И всю зиму она лепила. Плоские блюдца, чашки, совсем крошечные украшения – в виде листков и цветов. Надо было все их расписать и весной отвезти в поселок к гончару Мереду, чтобы он обжег их в печи. Её зимняя забава. Ведь ни шить, ни прясть, ни с травами возиться она так и не полюбила. Прохладная влажная глина завораживала, казалось, она пела под рукой, но потом, сухая и шершавая, оглушала молчанием. Это дело похоже тоже не стало моим. Вздохнув, она накрыла разложенные на краю стола фигурки холстиной.
Домашние дела делала машинально, руки помнили всё сами. Даже в полутьме находили нужную вещь – будь то горшок или ухват. Мысленно она была уже в завтрашнем дне. Не терпелось снова вернуться на берег.
Он встретил яростью и солью – и в воздухе, и на лице. Редкие крики чаек прорывались сквозь шум воды. Она смотрела на волны, подбегающие к ногам всё ближе и ближе, вот, тронули замшу сапог, вот, заставили шагнуть назад. Гладкие камешки легко легли в ладонь. Идти, считать волны, гадать – спросить у камня или у воды?
У ветра?
Он сорвал капюшон и наполнил уши криками: «Жди, жди! Придёт за тобой!»
С досадой швырнула камни, волна, словно смеясь, схватила за подол…
Ведьма отступила. Две вести было у нее. Охотник идёт. И дракон прилетел. Один из тех, о ком только в сказках поётся. Крылатое, древнее, беспечное племя. Вот в маминой сказке тоже был дракон… И стал он человеком. Ведьма его позвала. Кто же такой этот дракон?
Ведьма наклонилась и вновь подняла камешек, облизанный пенной волной.
«Эрехард звали его».
Ветер полоснул холодом, но она сжала кулак и поднесла его к губам.
«А ее звали Эдайна».
Ведьма отняла камень от губ.
Эрехард и Эдайна, первые король и королева. Их имена были на слуху даже сквозь сотни лет, даже здесь на свободном севере помнили их!.. Но я спросила про дракона и ведьму из сказки! Значит, та сказка все же правда? И королева ведьмой была?.. Она жила на этом берегу!.. Зачем земля дала мне их имена? Их история – исток всему?.. Узнать бы ее до конца! Но для этого надо лунную книгу читать, а я не могу, не могу, не дается она мне! До сих пор! Хотя мама с такой надеждой перед уходом ее мне в руки вложила: «Может, хоть ты… Я ведь ни строчки не увидела. Ни разу».
Ведьма нахмурилась, спрятала озябшую руку в рукав и медленно пошла к дюнам. Камешек всё еще холодил ладонь. Я получила ответы. Да не те, за которыми шла. Она усмехнулась. А, может, они самые нужные? Вряд ли даже вода поведает мне, откуда прилетел дракон и зачем Охотник идёт. Это я и у него самого смогу спросить. Когда придёт.
Она взобралась на песчаный холм и выпрямилась. Он скоро будет здесь. Хорошо, что мама ушла. Хорошо, что Морис с ней. Она не узнает, каково это – быть пойманной. Хотя, говорят, его петля милосердней орденского суда. Жесткая улыбка скривила губы. Орден Камня. В посёлке живут те, кто бежал от его суда. Они рассказывали, что орденосцы всегда едут по трое, или вшестером. На них серые шерстяные плащи с капюшонами, серые дублеты и стальные поручи. Серебряная пряжка у ворота… Рядовые были выучены ловить. Судить мог только магистр – тот, у кого был камень. Он ехал седьмым. И если тебе повстречалось семеро, то беги, ибо суд будет скорым, не довезут до площади в столице, где от короля еще была возможна милость, но от ордена – никогда. Камень забирал всё. Орденосцы расползлись по королевству, и те, кто встречался с ними, уже никогда не были прежними – они становились пустыми… Охотник не забирал дар себе, только связывал…
Она повела плечами, пытаясь согреться и стряхнуть липкое ощущение страха. Ей нечего бояться! Уже много лет как орден был распущен. Почти. Существовал, но не действовал. Да только нынешний король зачем-то набрал новых орденосцев. Впрочем, в посёлке говорят, что это не он. Он слишком молод, за него правит брат. Брат-бастард. Новый магистр проклятого ордена!
Она резко отвернулась и пошла к соснам, за которыми пряталась тропинка. Если она дочь этого берега, та-кто-знает, ведьма из Ведьминого Дома, то она встретит Охотника. Кто бы его не послал за ней. А потом узнает, откуда прилетел дракон и зачем.