Идущий по Пути участвует в равном обмене, ибо нельзя брать без того, чтобы отдавать.
Заимствованная сила должна быть возвращена хозяину, а сама власть требует оплаты.
Парень потерял сознание.
Что-то – металлический хлыст, которым скорее всего владел элантийский маг, – ударило его, отчего они сбились с нужного направления и начали крутиться по спирали.
Пока они падали, Лань кричала, прижимаясь к парню, в то время как лацканы его плаща хлопали перед ее лицом, как сломанные птичьи крылья. Ветер завывал у девушки в ушах, заглушая ее голос и теребя черные локоны парня.
Земля приближалась, непреклонно и быстро. Нет, не земля – зубья городской стены, что облизывал свет факелов, вместе напоминающие зубы и язык огромного зверя, открывающего свою пасть. Лань увидела блеск серебра и металла под ними – патрули, которые доберутся до них через несколько секунд.
Она снова закричала, с огромным трудом отдернула руку и ударила парня по щеке.
Тот резко открыл глаза.
У Лань кровь застыла в жилах.
Она будто бы видела нечеловеческое лицо; его выражение было настолько ледяным, что могло бы принадлежать одной из тех элантийских мраморных статуй, изображающих богов и ангелов. Осторожный, вежливый парень, с которым она разговаривала ранее, исчез.
И его глаза – они были полностью черными. Что-то кружилось в этой темноте: отблеск света, далекие звезды в чернильной ночи. Лань почувствовала, как он положил руки ей на спину, почувствовала прилив чего-то необъяснимого вокруг них – энергии ли, силы или ветра?
Воздух стал густым, как рисовый сироп. Что-то коснулось спины девушки. Словно убаюкиваемые гигантской рукой, Лань и хин замедлились, поплыли вниз и плавно приземлились на каменные валы.
Парень с поникшей головой растянулся на них. Его веки затрепетали, и с тихим выдохом он снова потерял сознание, придавив Лань своим весом.
Неподалеку загрохотали шаги. Кто-то потянул ее за руки. Мир принял нормальное положение, когда ее рывком поставили на колени. Чьи-то руки в перчатках схватили ее за подбородок так сильно, что на нем скорее всего останутся синяки, и заломили ей руки за спину. Лань подняла глаза и обнаружила, что ее удерживают несколько патрульных с городской стены.
– Что это такое, черт возьми? – Элантийский язык окатил ее, как ведро холодной воды. – Ты видел?
– Откуда, думаешь, они спрыгнули? Было слишком темно, чтобы разглядеть.
Не убедись Лань, что мужчина почти летел, прыгнув на стену с крыши домов, она бы тоже ни за что в это не поверила. Как? Она подумала о пламени, которое, казалось, вырывалось из его пальцев. О том, как он начертил странный символ в воздухе, и окно, находящееся в нескольких шагах от него, буквально разлетелось вдребезги.
Девушка вспомнила свой последний разговор со стариком Вэем.
В каких бы народных героев ты ни верил, они уже давно мертвы. В этом мире не осталось героев, старина Вэй.
Ты и правда так думаешь?
Грубый большой палец коснулся ее щеки. Мысли Лань рассеялись.
– Красивая штучка, – промурлыкал один из элантийских Ангелов. – Стыдно такой не воспользоваться.
Лань боролась, пытаясь проникнуть внутрь себя за частичкой той чудесной силы, которая спасла ее от Дон-нарона Дж. Тарли.
Но в этот раз ничего не произошло.
Девушка едва подавила крик, когда Ангелы прижали ее к грубо отесанному камню. Она почувствовала вкус крови, теплый и металлический, почувствовала, как ее спины коснулась твердая, холодная броня, когда швы ее легкого платья для выступлений разошлись так же легко, как рисовая бумага.
Неужели вот так все и закончится? Неужели она погибнет от рук нескольких Ангелов, когда свобода находится всего в нескольких шагах, по ту сторону стены?
– Оставьте ее в покое, – прорвался сквозь туман ее мыслей голос, подобный грому зимней бури. Давление на нее тут же ослабло, и Лань подняли на ноги.
Сморгнув слезы, она посмотрела в холодные голубые глаза новоприбывшего.
К ним направлялся Зимний маг. Свет факелов делал его серебристо-голубой ливрей багровым. Волосы элантийца представляли собой белую как лед копну. В воспоминаниях Лань они всегда были красными, красными, как кровь из сердца ее матери в тот день, когда она впервые встретила его.
Только на этот раз Зимний маг тоже видел ее. Прямо на ее глазах сверкающий хлыст, который до этого тянулся за магом, обвился вокруг его рук, растворившись в одном из металлических браслетов, что он носил.
– Ты, – тихо сказал элантиец. – Я думал, что узнал магию, которую в последний раз видел двенадцать лет назад. Ту самую, которую не мог забыть.
Зимний маг опустился на колени. Пальцами в синих перчатках он схватил Лань за подбородок так сильно, что, когда рывком повернул ее лицо к своему, девушка ахнула. Его глаза торжествующе сузились.
– Не убей ты генерала Тарли, так бы и продолжила танцевать у меня перед носом.
Он узнал ее. Даже хуже… он искал ее.
Из-за ее магии.
«Какой еще магии?» – в отчаянии подумала Лань, но понимание прожгло ее разум чередой образов: генерал Тарли, умерший от таинственной вспышки белого света; ее мать, чьи волосы и платье развевались, будто бы подхваченные невидимым ветром, танцующие на лютне пальцы, которые после сжали запястье Лань, оставив шрам, видимый только ей и написанный на языке, которого никто не понимал.
До сегодняшнего вечера.
Маг поднял руку и стянул с нее перчатку. Вид его пальцев – длинных, тонких и болезненно белых – вызвал у Лань волну отвращения.
– Пришло время закончить то, что я начал.
Лань поклялась себе, что в следующий раз, когда они встретятся, она не будет испуганным, дрожащим от страха ребенком, беспомощно прячущимся в укромном месте. Она поклялась, что станет сильной. И сможет дать отпор.
И все же, когда Лань встретилась с Зимним магом взглядом, она почувствовала, что у нее пересохло в горле. Ее охватил страх – такой сильный, что она содрогнулась в его объятиях.
– На этот раз, – прошептал королевский маг, – ты отдашь его мне.
Она не могла оторвать взгляда от его холодных глаз. Не могла заглушить слова, что преследовали ее целых двенадцать циклов.
«Отдай его мне», – сказал он маме.
«Никогда», – ответила она.
Время замедлилось, когда маг прижал свою обнаженную руку к левому запястью Лань. Металл на одном из его браслетов начал извиваться, пока не заострился, как кончик иглы, и не проколол кожу девушки.
Вспыхнувшая боль выстрелом пронеслась от ее руки до груди, в конце концов поглотив все тело. Зимний маг будто бы провел раскаленным добела ножом по ее костям, вырезая дыру в ее плоти. На этот раз, когда воспоминание о смерти матери снова вспыхнуло перед глазами Линь, в нем таилось что-то другое, что-то большее.
На этот раз, когда мама схватила ее за запястье, выжигая на коже невидимый шрам, напоминающая змею фигура, извиваясь, выползла из ее тени.
Лань закричала. Лицо Зимнего мага сияло в белом свете, похожем на морщинистые изломы на его щеках. В свете, который, как она поняла, исходил от ее собственного запястья.
Ее шрам пылал, заключенный в круг иероглиф сверкал, как белое золото. По венам Лань зигзагами пробежал огонь, на коже появились трещины, как если бы девушка раскалывалась изнутри. В ушах раздался пронзительный визг, когда мир вокруг покрылся рябью и изменился.
Зимний маг с криком отпустил ее запястье. Схватившись за левую руку, Лань упала на колени. Что-то, вырвавшееся на свободу внутри нее, сжимало виски и завывало прямо в уши.
Тень прорезала царивший вокруг хаос. Чьи-то прохладные руки обхватили Лань за плечи, отталкивая назад. Небо перевернулось, звезды, внезапно ставшие ярче кристаллов, закружились так близко, что она почти могла попробовать их на вкус.
Но в следующий миг все исчезло.
Прохладный ветер пах травой. На ее щеках чувствовалась влага.
Лань проснулась от мягкого стука дождя. Небо над ней было затянуто бамбуковыми листьями, а луна казалась не более чем серебристым шепотом за грозовыми облаками. Девушка не узнавала место, в котором оказалась. Похоже, она лежала посреди бамбукового леса. Вокруг ни элантийцев, ни городских ворот, ни страха, ни боли. Было слышно только мягкое журчание воды, которая стекала по покрытым мхом стеблям и падала на дремлющую землю.
Не обращая внимания на острую боль, отдающую в зубах, Лань повернула голову. Рядом с ней, наполовину в грязи, с черными волосами, рассыпавшимися по лицу, лежал хин.
Он был совершенно неподвижен, если не считать того, как едва заметно поднималась и опускалась его спина. Кровь мягко сочилась из виска и носа парня, а кожа приобрела пепельный оттенок. Полы плаща раскинулись вокруг него, как лужа темной воды.
Они выжили.
И все же мир изменился, стал более ясным, словно она всю свою жизнь смотрела на него сквозь треснувшее стекло, а падение расставило все на места. Лань чувствовала каждую каплю дождя, падающую с неба по спирали, влагу, впитывающуюся в землю, на которой она лежала, холодные потоки ветра, пробегающие между листьями бамбука, теперь, по какой-то невероятной причине, такими живыми. Странный гул энергии леса, воды, облаков, слившихся в чистейшую музыкальную гармонию.
Все выглядело так, будто мир наконец пробудился… или, возможно, это она очнулась от спячки.
Лань, прижав пальцы к вискам, прикрыла глаза. Должно быть, она сильно ударилась головой.
Несмотря на боль во всем теле, девушка заставила себя сесть и с трудом перевернула хина на спину.
Именно тогда, когда Лань оттянула часть рукава, чтобы промыть его раны, она увидела свою левую руку. Все отошло на второй план, и ей пришлось схватиться за живот, чтобы остановить рвотные позывы.
Ее запястье выглядело так, будто кто-то впрыснул расплавленное серебро в ее вены, а от шрама, серого и поблескивающего под тонким слоем кожи, по остальной части руки расходились кровоподтеки, напоминающие корни больного, искривленного дерева. Дождь пропитал волосы, струился по лицу, пока девушка сидела, уставившись на свою искалеченную руку. Рядом с ней шевельнулась тень.
Хин очнулся и присел. Он вытер грязь и дождевую воду с лица и, моргнув, посмотрел на нее затуманенными глазами. Тут его взгляд стал острее.
– Четыре бога, – прошептал он. – Твоя ци…
– Что? – прохрипела Лань.
Хин смотрел на девушку еще несколько мгновений, потом опустил взгляд на ее руку.
– Позволь мне взглянуть. – Его голос был хриплым от усталости, но хин все еще тщательно контролировал каждое слово. Он оставлял все секреты при себе.
Лань сглотнула и протянула к нему руки. Она попыталась не вздрогнуть, когда его пальцы коснулись кожи.
Взгляд хина метнулся к ней. Не говоря ни слова, он отвел руки и положил их на колени. Очень долго он, склонившись, рассматривал запястье Лань. Когда наконец хин заговорил, выражение его лица было непроницаемым.
– Полагаю, элантийский маг ввел металлическую магию в твои вены в попытке сломать печать на твоей руке. Если об этом вовремя не позаботиться, заклинание просочится в кровь и в итоге убьет тебя.
Слова хина глухо отдавались в ушах Лань. Девушка на мгновение зажмурилась, но это не остановило вспышки образов, проносившихся в ее сознании: Ин, ее тело, разрушенное заклинанием Зимнего мага. Руки Белого Ангела на ее коже, разрывающие ткань платья.
Ее дом и мать, истекающая кровью на полу из розового дерева.
Спустя двенадцать циклов бегства и пряток элантийцы разрушили маленькое убежище, в котором она укрылась от шторма. Они убили тех немногих, о ком она заботилась в этом мире. Одежда висела на Лань лохмотьями, обнажая плечи и спину. Девушка находилась на волосок от изнасилования.
Если продолжит жить, именно такая участь ее ждет: полусуществование на разграбленной земле, вечно во власти элантийских завоевателей, как крыса в клетке.
Капли дождя на ее щеках стали теплыми.
– Я не… – ей не хватало воздуха. – Я не хочу так жить…
Что-то тяжелое упало ей на плечи. Хин, присевший перед ней на корточки, завернул девушку в свой плащ. Одним рукавом он начал вытирать Лань лицо, время от времени останавливаясь, чтобы оценить ее реакцию. Она позволила дождю омыть ее и потушить все чувства, пока хин вытирал кровь с ее щек и разбитой губы. Он был нежен и осторожен, а каждое прикосновение ткани стирало воспоминания об элантийских руках.
Закончив, хин отстранился и сцепил пальцы.
– Я знаю, каково это, – тихо сказал он. – Знаю, каково это, когда у тебя отнимают все. И знаю, как это трудно… продолжать жить.
Лань посмотрела на него, крепко обхватив себя руками. В его глазах не было ничего от той чуждой, древней черноты. Выражение лица хина было собранным и сдержанным. В нем не проглядывалась доброта, только жесткое, ранящее сочувствие.
– Но ты должна помнить, что если решишь жить, то не только ради себя. – Он взмахнул рукой, как будто хотел прикоснуться к своему сердцу. – Ты будешь жить ради тех, кого потеряла. Внутри тебя хранится их наследие. Элантийцы уничтожили все, что составляло основу нашего царства: наши семьи, культуру, образование, принципы. Они хотят поставить нас на колени, подчинить так, чтобы мы никогда больше не посмели подняться.
– Но они не знают, что пока мы живы, мы несем внутри себя все, что они уничтожили. И в этом наш триумф, наш бунт. – Дождевые капли прилипали к его ресницам, но ни один из них не отвел взгляд. – Не позволяй им победить.
Лань закрыла глаза, и ее спутник позволил девушке плакать в тишине. Дождь заглушал любой звук, который она могла бы издать. Когда ее плечи расслабились, а прерывистое дыхание стало ровным, Лань снова подняла голову. Плотнее натянув плащ на плечи, девушка взглянула на хина и осознала, что тот сидит под дождем в одной тонкой белой рубашке. Ткань намокла и стала полупрозрачной, обрисовывая стройные мускулы, словно набросок углем. Рубашка была разорвана с одной стороны, и по ней, как уродливое чернильное пятно, растеклась кровь.
– Ты можешь вылечить мою руку? – ее голос был не более чем шепотом.
Пристальный взгляд хина снова сосредоточился на ней, и девушка увидела в глазах парня, как одолевающие его самого мысли рассеиваются, будто дым.
– Не могу. Но если доверишься мне, я могу наложить временную печать на металл… и на твою ци.
– Мою… ци?
На лице хина отразилось понимание.
– Так ты и правда ничего не знаешь?
Лань уставилась на своего собеседника.
– Тогда ты точно не практик, – заявил парень после нескольких минут молчания. Он сосредоточенно нахмурился… – У тебя сильная связь с ци. Я почувствовал ее слабый след в лавке старика Вэя, а потом в комнате чайного домика, но затем все исчезло… до этого момента. Похоже, пробив печать на запястье, элантийский маг разблокировал твою силу. Ты вся светишься от ци.
Печать. Ци.
Подобные слова она встречала только в сборниках рассказов или слышала в старых легендах.
Лань прикоснулась пальцем к своему лбу. Гудение энергий, которое она ощутила после того, как они приземлились в лесу… то, как мир ожил в чистейшей, самой невероятной гармонии, что ей когда-либо довелось испытывать. Было ли это?..
Хин наклонил голову. Дождь ручейками стекал по его черным волосам, но он смотрел на нее, усталый и серьезный.
– Я знаю, что в наши дни о древних практиках говорят только в легендах и преданиях. Но мы существуем. Всегда существовали. и ты… – казалось, он хотел дотронуться до ее левой руки, но передумал и вместо этого указал на ее шрам: – Если ты не одна из нас, тогда ты каким-то образом связана с кем-то из практиков. Никто из нас не станет накладывать на другого человека печать без особой на то причины.
Ее сердце… Лань никогда раньше не чувствовала, чтобы оно билось так сильно. Уставившись на хина, она испытала внезапное желание прижаться к нему, чтобы убедиться, что он не растает в темноте, как дым или тени.
Как мама.
Поскольку Лань молчала, парень вздохнул.
– Позволь мне тебе кое-что показать, – сказал он. – Дай мне руку. Обещаю, будет не так больно.
Лань нравилась его манера говорить: прямо, честно, излагая всю правду, какой бы суровой она ни была. Она устала от лжи и недомолвок.
Девушка колебалась.
– Что ты собираешься сделать?
Хин выглядел усталым.
– Наложу Защитную печать на металл, введенный в твою плоть и вены, чтобы замедлить распространение серебра. Мне нужно будет смешать его с Фильтрующей печатью, чтобы обеспечить отток крови, в то время как металл останется в ловушке, чтобы у тебя не отнялась рука. Затем… Я нанесу обезболивающий бальзам.
Лань медленно протянула руку и заставила себя замереть, когда он дотронулся до ее кожи. Парень был нежен и чтобы успокоить ее, едва касался запястья кончиками пальцев.
Хин прижал указательный и средний пальцы другой руки к ее плоти, и Лань резко вздохнула. Казалось, воздух вокруг мерцал – незаметно, но так, что это находило отклик в ее душе, как недостающие аккорды в гармонии. Она почувствовала, как что-то потекло с кончиков его пальцев в ее руку, просачиваясь сквозь кровь и кости.
Лань нарушила тишину.
– Что ты имел в виду, когда сказал, что маг разблокировал мою силу… взломав мою печать?
На лице хина промелькнуло удивление.
– Так ты ничего не знаешь ни о печати на своей руке, ни о том, почему элантийские маги охотятся за тобой? К тому же сам верховный генерал?
– Верховный генерал? – ошеломленно повторила Лань.
– Он отчитывается непосредственно элантийскому губернатору этого королевства. Полагаю, этот человек командует всеми элантийскими магами. Разве ты не заметила его браслеты?
– Я была слишком занята, разглядывая его металлические, несущие смерть руки.
– Ты уклоняешься от ответа, – нахмурился парень.
Она не уклонялась, просто не знала, что ответить. Лань подумала о Зимнем маге, о его пронизывающих, как лед, глазах.
Я думал, что узнал магию, которую в последний раз видел двенадцать лет назад. Ту самую, которую не мог забыть.
Затем он произнес те же слова, которые двенадцать циклов назад сказал ее матери… Только в этот раз Лань поняла их смысл.
На этот раз ты отдашь его мне.
Что он так хотел получить? Новый вопрос сформировался в ее голове. Зимний маг хотел чего-то от мамы – что-то, что она поклялась никогда ему не отдавать. Что-то, ради чего она умерла.
Последнее, что она сделала перед смертью – выжгла этот шрам, печать на запястье Лань.
И теперь Зимний маг охотился за ней.
В ожидании ответа хин наблюдал за Лань. Девушка никогда в жизни никому, даже старому Вэю или Ин, не рассказывала о случившемся.
Она даже не знала имени сидящего перед ней человека.
– Не знаю, – солгала Лань. – Должно быть, он охотится за мной, потому что я убила его генерала.
Хин хоть и немного прищурился, все же не стал настаивать.
– Ты обладаешь скрытой связью с ци, которую маг высвободил, пронзив твою руку металлическим заклинанием. – Парень слегка наклонился вперед и, как какой-то ученый, начал рассматривать ее запястье. На его лице промелькнуло любопытство. – Печать на удивление сложная, с множеством слоев… Хотя теперь я вижу, что один из них подавлял твою естественную связь с ци. Полагаю, осталось еще несколько уцелевших, но несмотря на это… на тебе печать чрезвычайно опытного практика.
На Лань нахлынуло облегчение, такое сильное, что девушка подумала, что вот-вот расплачется. Двенадцать циклов последнее воспоминание о матери казалось ей галлюцинацией, порожденной шоком от того дня.
Но все было не так. Все, что она считала невозможным, оказалось правдой. Что ее мать была древним практиком или, по крайней мере, имела к ним какое-то отношение. Что она умерла, защищая тайну, которую заперла внутри Лань… и подавила ее связь с ци, чтобы скрыть дочь от элантийских магов.
И что древние практики – те, что в преданиях и легендах ходили по озерам и рекам Последнего царства, – все еще были живы.
Лань наклонилась вперед.
– Можешь рассказать мне больше об этой печати? – попросила она.
– Я не могу ее прочитать. – Хин осторожно убрал пальцы с ее руки. Шрам или печать на ее запястье все еще тускло отливала серебром, но кровоподтеки остановились у локтя. Там, среди искривленных металлических выступов вен, покоилась новая чернильно-черная, увитая красными нитями печать. Когда Лань отвела взгляд, слабо светящаяся метка, казалось, испарилась. – Печать, которую я наложил, продержится примерно одну луну. Серебро не пойдет дальше по кровотоку, а некроз[10] замедлится.
– Некроз? – повторила девушка.
– Да. Без должного лечения у тебя отнимется рука.
«А вместе с ней, – подумала Лань, – и печать, и то, что в ней спрятано».
Что-то, что Зимний маг искал целых двенадцать долгих циклов. Что-то, из-за чего умерла ее мать.
Лань открыла рот, но поток вопросов замер на кончике ее языка, когда она посмотрела на практика. Тот осторожно прислонился к бамбуковому стеблю, и девушка внезапно заметила, насколько усталым он выглядел. На его виске запеклась кровь, а пятно на рубашке становилось все больше. Тяжело дыша, хин закрыл глаза.
Этот мужчина спас ей жизнь. К тому же только он мог рассказать ей больше о происходящем – об оставленной матерью печати и причине, по которой Зимний маг охотился за ней.
Лань разорвала до конца уже порванный рукав своего платья, разделила ткань на длинные тонкие полоски и опустилась рядом с практиком на колени. Поникший, он посмотрел на девушку с удивлением.
«Я хочу жить», – подумала Лань, а затем добавила:
– Ты мне нужен.
Она давно поняла, что ничего в жизни не дается даром. Этот незнакомец уже так сильно помог ей, что, вполне вероятно, не стал бы продолжать, не получив чего-то взамен.
– Возьми меня с собой, – сказала она. – Я могу тебе пригодиться. Я умею готовить, петь и хорошо управляюсь по хозяйству.
Практик посмотрел на полоски ткани в ее руках. Понимание исказило черты его лица, когда Лань наклонилась, чтобы, все еще сжимая самодельные бинты, вытащить его пропитанную кровью рубашку из черных брюк.
Ножевая рана в боку оставалась свежей. Несмотря на прохладный зимний дождь, кожа парня была горячей, будто его грел огонь, которого Лань не могла видеть. Когда девушка начала обматывать полосками ткани его живот, мышцы практика напряглись, и он схватил ее за запястье. Лань застыла.
– Я ничего от тебя не требую, – заявил он. – Я не враг, не обманщик и не торговец, хорошо разбирающийся в сделках. Но, – он судорожно вздохнул и отпустил ее руку, – в данный момент я был бы безмерно благодарен за помощь.
Давление в груди Лань ослабло. Она помогла хину приподняться, прислонив его к толстому бамбуковому стеблю. Пока Лань перевязывала рану, а после промывала порез на виске, никто не проронил ни слова. Чтобы согреть онемевшие руки, девушка позволила своим пальцам задержаться на коже практика еще на несколько мгновений. В тишине при мягком стуке дождя по листьям бамбука между ними, возможно, установилась новая связь.
Доверие.
Через какое-то время практик сказал:
– Кажется, при нашей первой встрече я совсем забыл о манерах. – Его взгляд все еще был затуманен усталостью, но голос снова стал приятным, властным и повелевающим, как тогда, в чайном домике. – Меня зовут Цзэнь.
Цзэнь. Односложное прозвище, предписанное новыми элантийскими законами… но в любом случае лучше, чем ничего. Почти имя, почти правда… Пока что этого было достаточно.
Лань растянула губы в подобии улыбки:
– А я Лань.