– Что произошло?
– Состояние аффекта.
– Но как это возможно?!
– Майор сказал, что у парня отказали нервы. Начал стрелять в правоохранительные органы.
– Не верю ни единому слову!
– А придётся…
* * *
В прекрасный воскресный полдень, часа этак в три, время, когда немного свежо, одетый в легкое осеннее пальто, Кирилл шёл по улице с улыбкой на лице и радостью на сердце.
– Наконец-то! «Воскресенье!» – восторженным тоном произнёс Кирилл.
«Любимая, я лечу к тебе, жди!» – отправил смс на свой самый любимый номер телефона. Надев наушники, включив что-то типа «монолога влюбленного человека», направился в сторону автовокзала.
Путь его был недалёк, улицы две пройти, но по меркам городка, в котором непосредственно и живёт Кирилл, эти две улицы составляли половину всей длины города, как и в большинстве случаев, присуще провинциальным городкам. Маленькие (в пять или четыре этажа) многоэтажные дома перемешались с большим количеством различных магазинов, количество которых было огромно для местного населения, небольших кафе и овощным рынком, который находился прямо на стыке этих улиц. Из-за маленького населения и небольшого количества машин, городок приобретал довольно спокойную и тихую атмосферу.
Кирилл шёл обычным шагом, провожая взглядом все эти «местные» достопримечательности. Минут через двадцать, он почти был на подходе к автовокзалу, который с виду был похож на обычную стоянку, с маленьким зданием кассы, туалетом и будкой охраны на въезде, ну и конечно обилием маршруток и местных бомбил.
Старая двенадцатиместная «Ласточка» дяди Сержи уже ждала своего постоянного пассажира.
– Здравствуй, дядя Сержи! – произнёс Кирилл.
– О! Салам, сынок! Опять вовремя пришёл! Заходи дорогой, поедем уже!
Кирилл сел, как обычно, рядом с водителем, и «Ласточка» тронулась в путь…
Маршрутка по обыкновению была полупустой; пассажиры в основном ездили в «большой» город дабы купить вещи или какие-нибудь диковинки из продуктов, что не продавались в провинциальном городке. Всего пассажиров семеро: две старушки, лет так под семьдесят, дед, что ездил просто так, забавы ради, на каждом выходном рейсе, и две пары, в свою очередь которые были фермерами, и каждое воскресенье ездили покупать лекарство или ещё что-то подобное для хозяйства. Переднее месте никто не занимал, поскольку все знали, что каждое воскресенье на нём участил ездить друг дяди Сержи, и никто не был против, зная, что занудной беседой про хозяйство или быт повседневный водителя только напрягать будут, а Кирилл хоть как-то поддерживал тот рабочий позитив, болтая на общие с дядей Сержи темы.
Дядя Сержи весёлый, прекрасно образованный, мужчина средних лет, а если быть точнее; тех лет, когда у мужчины просыпается «вторая молодость». В прошлом бизнесмен компании по производству кондиционеров. Лишился работы в 90-ые, в том же году в автокатастрофе погибли его жена и дочка. Впал в депрессию, но всё же за короткий промежуток времени пришёл в себя и устроился водителем маршрутного такси в пригородный городок мегаполиса…
– К своей «Джульетте» опять направляешься? – спросил дядя Сержи.
– А к кому же ещё? – вопросом ответил Кирилл.
– Уже три месяца, каждое воскресенье. Ты действительно её безумно любишь. Не испортил её ещё «Большой город»?
Кирилл промолчал.
– Ну, а что у тебя в этом пакете? – резко спросил дядя Сержи, переводя тему в другое русло, указав взглядом на пакет.
Открывая маленький пакет из ювелирного магазина, Кирилл показал футляр с кольцом прекрасной работы, ответил:
– Пора скрепить нашу любовь.
– А не спешишь ли ты, Киря?
– Нет. Завтра уже год, как мы вместе.
– О! Поздравляю, мой друг!
– Спасибо дядя Сержи. Завтра возможно будет самый счастливый день в моей жизни!
– Киря, ты болен! Или пьян! Ей богу пьян!
Кирилл засмеялся.
Всё остальное время пути продолжалась беседа по другим темам: машины, футбол и прочая ерунда. А за окном медленно пролетали пашни, рощи, мелкие сёла и незаметно пробегали часы времени…
По прибытию в мегаполис, в восемь часов вечера, Кирилл попрощался с дядей Сержи и направился за букетом в цветочную лавку, которая была неподалёку от вокзала и как раз по пути к его «Джульетте».
Купив прекрасный букет белоснежных ромашек, Кирилл продолжил движение по сумрачной улице, которая шла через «спальный», или как его ещё называют, «частный сектор» города, который был большой по площади и плавно переходил в многоэтажки другого района, с большими шумными улицами и проспектами. Возлюбленная Кирилла жила как раз в этом шумном центральном районе города.
Путь не близкий, но Кирилл решил пройтись пешком, дабы не потрепать букет в общественном транспорте, а как по стандарту, в это время весь транспорт забит до отказа, а на такси (хоть Кирилл и любитель на нём ездить) не было настроения.
Частный сектор по своему прекрасен, но большое его преимущество всё-таки в тишине и малом количестве машин, что позволяет детишкам спокойно резвиться на дорогах, играя в классики, в мяч и в что-то подобное; мамам прогуливаться со своими чадами в колясках, болтая о чём-нибудь между собой, ощущая некий комфорт и безопасность; множество плодовых деревьев, кустарников, да и в принципе растительности разного сорта, на которую посмотришь и глаз радуется, особенно сейчас, когда только началась осень и внесла свои краски.
Через эту всю маленькую нирвану, шёл Кирилл, воображая долгожданную встречу, которая вот-вот уже состоится. Настроение было шикарное, интригующее и немного волнительное. Кирилл периодически настолько уходил в мир своих фантазий, что забывал про дорогу, про то, что он идёт, уже не обращая внимание на детскую радость и шаловливость вокруг него, и просто шёл, а возвращаясь «на землю» удивлялся, как быстро он прошёл такое большое расстояние, не запомнив этого.
Внезапно пришло СМС, Кирилл остановился, медленно достал из кармана телефон, и начал читать…. Со злостью резко бросил телефон и букет об асфальт, побежал…
Рядом проходящая женщина с ребёнком испугалась от внезапной агрессии и застыла на несколько секунд, взявшись за сердце. Быстро собравшись с мыслями и успокоившись, решила, с необычным для неё любопытством, поднять телефон. На полуразбитом экране был текст:
«Извини, это всё неправильно, нам нужно расстаться… Прости любимый…»
Добравшись домой, в скромную двухкомнатную квартиру своего «захолустья», Кирилл замкнулся в себе: сознание находилось в состоянии «комы». Душевная пустота убивала его с каждой минутой всё больше. Он сидел на балконе, куря сигарету одну за одной. Мозг был полон дум пустых, но в тоже время серьезных; хаотично виделись воспоминания тех счастливых для него дней. А в голове та СМСка… Кирилл не выходил из дома, разве только за сигаретами; ни с кем не общался.
– Умереть или жить? Что же делать? Блядь! Как всё непросто. – сам с собой вёл монолог Кирилл.
На сердце мука страшная! Мысль о самоубийстве не давала Кириллу покоя: страх, «а что будет потом?». «Не справился с жизненными проблемами, вот и убился. «Слабак!» – говорят, думают, пишут люди. Слабак? Или же всё-таки нашел истинное решение, до которого не каждый может дойти, ввиду своей «слабости»?
Для него рай исчез. Пропало солнце, к которому он тянулся… «Сама мысль о самоубийстве бесчеловечна…», думает общество, якобы гуманистического уклада. Кирилл точно не входил в эту «секту». Решение, наполненное максимальной храбростью, сильное, едкое, точное, но самое главное – не слабого психически человека.
Люди признают самоубийц слабыми, но, если разобраться, лишить себя жизни слабый человек точно бы не смог, ввиду страха перед неизвестностью. Устоявшийся моральный принцип, который только некоторые под страхом общественного суда пытались опровергнуть, да и то сомневались в своей мысли иной, поскольку «стандартный» моральный устой мешал своим присутствием в голове. Да и мысль о дальнейшей критике порой заставляла молчать, держа только в голове, но со временем пропадала, от понимания её абсурдности, а потом и вовсе умирала, как будто ее не должно было в принципе быть. Этакая проблема эталона мысли и морали, от которой отталкиваются. А ведь истины и правды данного суждения никто не знает, а судят, как будто другой точки зрения не существует. Прям власть над мыслью и словами какая-то, ей Богу!
Сон обходил стороной, будто боялся; воспоминания, короткими обрывками киноленты, проявлялись перед глазами одно за одним, словно реальные, показывая действа до того родные и теплые, но в тот же момент режущие душу, что боль доходила до реальной, в виде покалывания в сердце… и плач… Но без слез…
А за окном уж совсем ночь, небосвод, как в крапинку, весь звездами засеян, и месяц своим ликом ослепительным и ярким красуется; тишина…Звук произнесешь и стыдно станет, будто ранил; легкий запах мороза заполнил здешнюю нирвану. И в такое уравновешенное природное чудо происходит человеческое прекрасное: наполненное любовью ли, или домашним уютным одиночеством, беседой теплой и душевной за чаем, или семейным спокойствием.
А тем временем задымленная комната Кирилла наполнилась моральным мраком, который охватил туманом всю его душу. Он лежал на полу, еле дыша…Кирилл вёл бой в своей голове, и сердца «бит» пытался хоть как-то утихомирить. Мыслепад, скорость их смены была невероятна, что со стороны напоминала синдром лихорадки, когда зрачки бегают в хаотичном направлении, как будто что-то быстро пытаются прочитать, но никак не могут поспеть за текстом, и сильные головные боли, напоминающие мигрень. Онемение ног, рук, а впоследствии и всего тела наступило моментом…
А дальше, будто бы сон, картинка создалась мрачная: Кирилл погрузился в самую глубь подсознания. Появилось ощущение полёта его «я» в какой-то неизведанный мир, и от неизвестности происходящего не наступал страх или что-то подобное, чувства и эмоциональный фон отключились, так же, как и нервная система. И мир этот был, как чёрное полотно или непроглядная пустота.
Средь этой большой пустоты стоял Кирилл, с пистолетом в руках, как парализованный, оглядывался вокруг, дабы понять, где он находится. Но вдруг перед ним из тьмы появилась Алёна, в алом лёгком платье, босая, а на лице слёзы. А после появились ещё двое неизвестных в масках, закрывающих глаза: один был в белом длинном плаще, и стал подле Алёны слева, второй в чёрном длинном балахоне, встал справа от неё. И все начали одновременно кричать, не умолкая:
– Кирилл, Кирилл! Умоляю! Не делай этого! – плача кричала Алёна.
– Кирилл, опомнись! Без любви не выживешь! Не убивай! – кричал неизвестный в белом.
– Стреляй Кирилл! Ты сам знаешь, что это пройденный этап! Послушай наконец разум, а не сердце! Они тебя в ловушку тянут! Стреляй! – кричал неизвестный в чёрном.
Столь непростой и психологический выбор оказался лёгким для Кирилла… Решение было уже принято давно, как только он попал в мир подсознания, в этом действии и заключалась суть этого «погружения»: защитная реакция мозга на враждебное пребывание… Кирилл медленно поднимал трясущийся рукой пистолет, направляя на Алёну… Крики оппонентов становились всё громче, быстрее и невыносимее с каждой секундой. Приближалась точка момента. И вот!
Выстрел!
Время на миг остановилось, крики утихли, пуля вылетела из пистолета, неизвестный в белом застыл в прыжке, закрывая телом своим Алёну… Вдруг время вернулось в привычное русло, и пуля достигла цели, пронзив два тела… Один глаз Кирилла выгорел, превратившись в чёрный, как смоль, но он этого не почувствовал, а лишь дёрнулся слегка…
Неизвестный в чёрном, перешагнув мёртвые тела, подошёл к Кириллу и сказал на ухо, положив свою руку на плечо:
– Ты сделал правильный выбор. Из тьмы найден путь. Пойдём, нас ждёт много дел и реальный мир, который ты увидишь совершенно по-новому! Забудь своё прошлое имя! Отныне имя твоё…
Очнувшись, Полифем тяжело дышал, сердце еле билось, издавая тяжёлые звуки, удар за ударом, доходившие до мозга; он проверил моторику рук, подняв их над головой и чуть-чуть покрутив кистями и шевеля пальцами; пару раз согнув ноги в коленях, проверяя отсутствие онемения, решился медленно встать. Поднявшись с пола, он почувствовал, что начала кружиться голова, Полифему пришлось присесть на рядом стоящую кровать, дабы прийти в чувство.
«Долго же я лежал… Уж утро наступило». – думал про себя Полифем, – «Как оклемаюсь, надо вещи собрать. На вечерний экспресс успею».
Полифем немедля принял решение вернуться на свою «историческую» родину: в город мрачный и серый, или как он сам его назвал, «Город Грехов». Мегаполис, дающий надежду на новую жизнь серыми буднями, уничтожающими людей чёрной каждодневной суетой ничтожного существования…
Собрав все необходимые вещи, достав «заначку» денег из маленького сейфа, взяв сумку, Полифем вышел и закрыл квартиру. Старая машина такси уже ожидала возле подъезда своего пассажира. Он сел рядом с водителем и сказал:
– На Тверской вокзал, пожалуйста.
Вокзал, по обыкновению, страдал от недостатка людей, которых манило что-то новое, или же сильно занятых. Но всё же атмосфера, хоть и стандартная, привлекала своей индивидуальностью и спокойствием. «Кричащую» тишину периодическими объявлениями нарушал только старый мегафон, висевший в верхнем правом углу зала ожидания. Сам по себе вокзал был маленьких размеров, не ремонтированный со времён Великого Союза, но выглядел вполне прилично для своих лет.
Полифем вошёл в здание и сел на старую лавку, подле дверей выхода на платформу, и задумался: в голове родились мысли, не тяжёлые, а более волнительного характера, от предвкушения возвращения.
«Как? Что? За долгое отсутствие на «родине» многое поменялось… Приму ли я город? Или, если быть точнее, примет ли город меня? Интригующая загадка, больше похожая на игру…».
– Не холодно, мил человек?? – спокойным вопросом сбил Полифема с мысли таинственный незнакомец.
– Зябко. – признав вокзального сторожа, ответил Полифем.
– Тю! Сейчас исправим! Вот, угощайся. – сторож протянул чашку горячего чая.
– Благодарю. – взяв кружку сказал Полимфем, – Вы очень щедры.
– А ты будто в лихорадке. Взгляд взволнованный… Потерянный немного, с каплей страха что ли. Уезжать не хочешь, поди?
– Напротив, отец. А что, и впрямь волнение заметно?
– Чрезвычайно! А почему именно это подумал, так тут опыт: за сорок лет своей работы здесь профессором уже стал… Столько людей, взглядов, глаз, эмоций… Зрение подобное обретёшь, сам того не желая. – сторож сделал маленький глоток чая.
– Пей, а то совсем замёрзнешь! – сказал сторож, не отрывая внимания от задумавшегося Полифема. Послушался старика, сделал глоток.
– Смотрю, от думы отвлёк, чаем своим? Ну, так ты это, извини, что потревожил. Пойду, пожалуй…
– Стой, отец! – окликнул сторожа Полифем. – Присядь, поговорим. Расскажи, по опыту своему… Уезжать… Обратно возвращаться к старому, как это? Ведь видел же подобное, раз и меня прочитать смог?
Старенький сторож поставил чашку на лавку, сделал шага три, приложил указательный палец левой руки к губе, резко остановился, выдержав небольшую паузу, обернулся и начал говорить:
– Многое видел, много слышал, а тебе вот мысль какую скажу. Проблемы, суета, радости в жизни разные бывают… Сам не навязываюсь, поскольку некультурно, но, если человек, как ты сынок, сам вопрос задаёт, стало быть, неопределённость присутствует. И это пугает порой. Ведь кто знает, от проблем убегаешь или же от большой ностальгии билет покупаешь. Но знай: поезд всегда едет вперёд. Какое решение не принял бы, как сейчас уехать, это рост твой. И не важно какой и в какую сторону. Главное вперёд. И к чёрту эту философские бредни, как вот сказал, так и сказал. А уж тебе старика мысль на суд выносить.
Полифем внимательно выслушал и с полминуты где-то храня молчание, задумался. И вправду, «суд» начался. Но отвлёкся на громкое объявление: «Скорый поезд 109 прибывает на платформу номер один, стоянка три минуты. На платформе будьте внимательны и осторожны». – перебил мегафон мысли Полифема.
– О! Твой! – заметил сторож.
Полифем встал, взял сумку:
– Прощай, отец. Спасибо за душевный чай. Пора. – крепко пожав руку сторожу, поспешил на, вот уже прибывший, поезд.
– Сынок! – неожиданно окрикнул старик Полифема.
– Да?
– Помни! Поезд всегда едет вперёд! Удачи!
Найдя своё пустое купе, Полифем присел и кинул свой взгляд в окно. Он смотрел куда-то вверх, вдаль, голову приложив к стеклу.
«Поезд 109 отправляется от платформы номер один. Счастливого пути!» – прозвучало из мегафона.
– Ну, вперёд. Путь начинается…
Стрелки часов показали одиннадцать часов, поезд продолжал своё движение, сопровождающееся лёгкой тряской из стороны в сторону и приятным постукиванием колёс. За окном панорамный вид: бескрайние, на первый взгляд, поля, вперемешку с короткими лесными полосами, а спустя минуты и вовсе непроглядными лесными чащами, а потом картинка повторялась, и вся эта панорама украшалась лунным светом, который изредка пробивался из-за облаков.
Полифем смотрел на всё эту удивительную красоту, прислонившись правым виском к стеклу. Он всё думал… О тех словах, что сторож искренне, как сыну собственному, сказал, каплю своего опыта огромного отдал. «Какие же слова… Эх старик, заставил задуматься. И теперь, как определить, в правильном ли для меня направлении едет мой поезд? Или я сейчас допускаю огромную ошибку? Как в этом убедиться, ума не приложу…».
Неожиданно открылась дверь купе и вошел высокий мужчина, своей внешностью напоминающий человека старой эпохи: с большой седоватой бородой, в шляпе с широкими полями, в длинном коричневом пальто, с большой кожаной сумкой в руке, которая еле поместилась в дверной проём; поставив багаж на пол, он сел.
– Доброй ночи, сударь! – с улыбкой сказал мужчина.
– Зачем так официально? Доброй. – ответил Полифем.
– Ну так, уважение проявляю-с! Меня Пахомом звать-с. – представился мужчина и протянул руку, в знак знакомства.
– Полифем. Очень приятно.
– Какое, однако имя у вас нестандартное-с.
– А у вас слог. Старый литературный? Или старорусский манер? – с интересом спросил Полифем.
– Вы, сударь, наблюдательны. – с ехидной улыбкой ответил Пахом. – А в слоге ничего не обычного нет-с. Просто взгляд у меня такой на жизнь имеется-с. Времён великой империи придерживаюсь мнения-с. То, что сейчас происходит с обществом – это полное издевательство над человеком. С царских времён в российском обществе так и ничего не поменялось. Как было разделение на слои, так оно и осталось. Крестьяне-купцы-мещане-светский круг-с. И тут стоит отметить деталь одну. Народ дивится, радуется свободе действий, мнению своему-с. Мол, наконец, от рабства души человеческой отошли-с. Что теперь можно самому на себя работать, так сказать, жизнь свою строить по кирпичикам, зная, что могут-с. Вот Вы, Полифем, к какому сословию принадлежите? – с хитростью спросил Пахом.
– Не знаю. Как-то не задумывался, знаете ли. – растерянно ответил Полифем, и на секунду направил взгляд на пол.
– Скромный вы, однако, сударь! Обманули старого, обманули! – засмеялся Пахом, тряся указательным пальцем.
– Почему же? И в мыслях не было.
– Наблюдательность моя говорит-с, что в плане состояния, Вы не бедствуете. Раз выкупили два оставшиеся места в купе. Если бы я раньше билет не купил-с, то и мой выкупили бы. А значит в плане денег у Вас всё в порядке-с. Я-то по сословию купец потомственный! Батька мой, царство ему небесное, – Пахом перекрестился, – Ермол, оставил мне хозяйство большое-с. А значит я в денежном плане спец. Ну а что по поводу Вас, почему же один? Соседей не терпите-с?
– Не люблю лишний шум. Не, не подумайте, что Вы мне неприятны или мешаете, нет! И вообще Вы мне очень приятны и с вами общаться комфортно, хоть я и Вас не знаю вовсе. Просто последняя неделя для меня выдалась очень тяжёлой… Полифем почувствовал, что его слова как-то задели Пахома.
– Бывает, сударь, бывает-с. Всё проходит, и это пройдёт-с. – со спокойствием протяжно сказал Пахом.
– Теперь я поведу. Куда направляетесь? С какой целью? – после короткой паузы подхватил диалог Полифем, дабы спасти беседу и не казаться скованным, и хоть как-то от мыслей отвлечься и скуку развеять.
– В столицу направляюсь-с. Новые торговые контракты заключать-с. Заодно и матерь монархии русской увижу-с, в Кремле след оставлю, в храмах свечу поставлю за благополучие нашего народа, чтобы всё получилось-с. – с выразительностью произнёс Пахом и с некой любовью к своим словам, как будто он уже делал это. –А Вы? Тоже в столицу, али как?
– Нет. На две станции ранее. – ответил Полифем.
– О… В этом-то городе? Скверное местечко, помнится, по контрактам бывал там. Хотел там попробовать для начала развернуться-с. Но город, где нет своего производства, обречён на погибель и бедность народную. Там нового губернатора назначили… Целлонов его фамилия кажется. «Слуга народа», мать его… Как княжить областью стал, так сразу огромные убытки-с. Если слухам верить, то негласно какой-то столичной шишке из Совета продал большое количество земли, несколько крупных заводов, которые впоследствии «буржуям» были проданы-с. А ещё два года кряду бюджет областной, по его словам, был потрачен-с на дороги в посёлки и деревни-с. Но, как это обычно бывает-с – это ложь! Да и в принципе, в нашей стране заработать на «дорогах» – это как чай утром попить-с. Народ возмущался, бунтовал, но понял, что уж лучше Целлонов, чем прошлый. И в итоге горожане свыклись-с, думая, мол «наестся», и работать начнёт. Не наелся… Но работать немного, по малому начал-с.
– Давно там не был. Весь в предвкушении, что меня там ждёт.
– Кто-то из друзей живёт? Или родом-с?
– Родом. Более четырёх лет уже, как переехал. – ответил Полифем.
– Страшно интригующе, наверное, снова вернуться на родную землю-с? – с интересом и мягкой улыбкой спросил Пахом.
– То-то и оно, что неизвестность порождает страшный интерес, но какой-то дискомфорт присутствует. Не понимаю, нужно ли мне это? Правильно ли делаю, что обратно возвращаюсь? – с неуверенностью спросил Полифем.
– О! Это обыкновенное явление-с. Страх перемен, думается мне. Но, как говориться, поезд едет всегда вперёд. И тут нет ничего зазорного.
«Опять эти слова! Значит знак…», – подумал про себя Полифем, услышав знакомое выражение.
– Правильно. Правильно значит делаю. – сказал Полифем.
«Неплохо, очень неплохо. Мозги начинают приходить в норму потихоньку. Так держать…» – прозвучал неизвестный голос в голове и Полифем растерялся, что отобразилось на его выражении лица.
– Что-то не так? С тобой всё хорошо? Что-то у тебя вид болезненный образовался. – заметил Пахом.
– Нет, нет! Всё хорошо. Не обращайте внимания. Это, наверное, от усталости. – ответил Полифем.
– Поспать бы Вам. И голова, и мысли в порядок придут-с. Тем более, станция Ваша, сударь, через час.
Полифем судорожно посмотрел на часы, которые показывали второй час ночи.
– Ого! Как быстро время за беседой пролетело! И правда, скоро уже будет. – с удивлением сказал Полифем.
– Не мудрено! На то оно и время, на то она и беседа-с.– сказал Пахом и совсем уже перейдя на «ты» продолжил, –Ты это, не серчай, а вот устал я совсем. Прилягу, да сил наберусь, а за разговор спасибо! Всё лучше, чем молчаливый сосед или какая-нибудь экономка, хе-хе. – посмеялся Пахом и лёг на полку. – С тобой сразу, пожалуй, попрощаюсь и удачи пожелаю! И самое главное: не бойся возвращения. В прошлом порой ключи к ошибкам сущим хранятся.
– И тебе спасибо Пахом! Спокойной ночи. – попрощался Полифем.
Уснуть Полифем не смог, и оставшийся час до своей остановки лёг напротив окна и смотрел на мимолётные фрагменты.
«Город Грехов» очень сильно изменился с годами. Преобразились улицы, ещё больше гуляющей молодёжи, воздух пропитан брендами современной торговли и искусства. Жизнь кипела, как и положено. Много машин, шумные проспекты и бульвары. Город- загадка, с непростой судьбой и кровавой историей. Судья, который вершит судьбы людей, предоставляя свои правила и законы. А дальше дело за вами. Выживаете или вымираете. Но даже если были «выжившим», тогда доставался туз из рукава, который никто не мог побить, и игра проигрывалась. И теперь в числе проигравших, живешь опять как «он» хочет. Возможно, завышено и преувеличенно, сравнения громкие… Другие оценят по-иному и разделяют мнение. Но город – это как бы «Пешка» в этой партии. Яблоко от большой гниющей яблони.
Три часа утра. Небольшая морось, туман, легкий, холодный ветерок гулял по привокзальной площади и открытым пустующим платформам.
Полифем сошёл с поезда и направился в столь знакомое ему здание вокзала. Взяв «американо», вышел на привокзальную площадь и, без особого труда, рядом с входом, нашёл одинокого таксиста. Полифем сел в машину и сказал:
– На Революционную четырнадцать, пожалуйста.
Это был адрес дома его друга детства – Захара. Полифем знал его распорядок дня, поэтому в столь, казалось бы, поздний или ранний час, Захар только начинал бодрствовать, занимаясь делами своей фирмы или читая какую-нибудь литературу, особенно он любил произведения царской России или революционного времени.
Сам по себе Захар был преданным другом и сильным союзником; повадками и внешностью лица очень был схож с отцом – широкие плечи, сильные руки, торс опытного спортсмена, брюнет, со стильной бородой и бакенбардами, так сказать, по последнему писку мужской моды. Зелёные, глубокие глаза, доставшиеся ему от матери, таили в себе некую загадку. Захар со временем приобрёл несокрушимый «наполеоновский» характер, он всегда добивался результата, которого хотел. Но самые главные его качества – это открытость и доброта, которые проявлялись в его действиях. Захар всегда помогал всем по мере своих возможностей и делал это с большим удовольствием. Красноречие, прекрасное образование и острота ума были его главным оружием, которое в особенности пригодилось в ведении дел фирмы.
Доехав до точки назначения, Полифем расплатился с таксистом и вышел из машины. Перед ним был большой каменный забор, метра под два в высоту, с острыми пиками на верхушках, а за ним огромный участок: с бассейном, летней кухней, кусочком леса, теннисным кортом, вместительным гаражом и трёхэтажным домом, выполненным в стиле ренессанса.
Нажав кнопку домофона, Полифем подождал где-то с минуту. Из домофона прозвучал грубый голос охранника.
– Представьтесь. – потребовал голос.
– Здравствуй, Миша! Не узнаёшь меня, сколько времени прошло. Я к Захару, открой пожалуйста. Передай, что друг его приехал. – сказал Полифем.
– Минутку… – домофон отключился на время. – Проходите. – дверь открылась и Полифем прямиком направился к крыльцу, где его уже встречал Михаил.
– Кирилл, ты ли это? И в правду – ты! Сколько лет уже прошло! И не признал сразу!
– Я тебя тоже не сразу узнал. Просто боров! Семейная жизнь убивает в тебе многолетний спортивный труд.
– Что есть, то есть! Эх, старость не в радость! Проходи, Захар на кухне. – сказал Михаил и пропустил Полифема в дом.
Небольшая беседа прекратилась. Михаил не посмел задержать гостя ни на минуту, поскольку понимал сладость момента прибытия и встречи старых друзей.
Зайдя в прихожую, Полифем услышал знакомые шаги и восторженный голос:
– С далёких земель прибыл странник, до боли знакомый и столь долгожданный, как исчезновение коррупции. – в прихожей появился Захар, одетый в халат и в тапки, улыбаясь, сказал, – Здравствуй дружище! – Захар крепко обнял Полифема, приговаривая:
– Как долго я ждал этого дня, родной мой!
– А я как ждал, не поверишь! – ответил Полифем, от души обняв друга.
Захар разжал объятия, восторженно, и радостно, почти как ребёнок, сказал:
– Что в сенях -то стоим? Что как не родной? Проходи, не стесняйся! Сумку здесь оставь! – сказал Захар, приобнял за плечо Полифема и повёл на кухню.
Маленькая кухня не отличалась каким-то особым декором или дизайном, но присутствовала атмосфера того домашнего уюта, что бывает в обычном домишке, где-нибудь в деревне или просто на даче, где стоял запах вкусной еды и пряность специй. На обеденном столе хаотично лежали бумаги, ручка и какие-то документы; стояли бутылка пятизвёздочного коньяка, на половину полный стакан и мобильный телефон.
– Твоё спонтанное появление меня обескуражило! Но радость меня переполняет, как никогда! Как раз хотел отвлечься! Достали эти бумажки. И кто их вообще придумал? – собирая бумаги в папку, приговаривал Захар. – Присаживайся! Тебе налить чего-нибудь? На твой вкус!
– Чаю будет вполне достаточно! – ответил Полифем.
– Всё для тебя дружище! – Захар поставил чайник на плиту. – Ну, рассказывай! Столько лет не виделись! Телефонные разговоры порядком надоели! Как поездка? Как Алёна? Как бизнес? – быстро задал вопросы Захар и присел около Полифема, с интересом смотря на друга.
– Поездка получилась весьма увлекательной, стоит заметить. Сосед хороший попался, много чего нового поведал. Не спал, но усталости не чувствую. А если в общем плане брать, то я вернулся с намерением остаться здесь.
– Ого! Вот это новости! Я очень рад! А как же бизнес? Кому доверил?
– Я его продал… И машину, и бизнес, и виллу отцовскую на море… – с неким спокойствием в голосе и мёртвым взглядом сказал Полифем, опустив взгляд в пол. На кухне на несколько секунд воцарилась тишина.
– Не буду осуждать твои действия, – лицо Захара поменялось в миг после услышанного, приобретая удивление, а в глазах проявлялись нотки отчаяния. Выдержав секундную паузу, продолжил, – Но моё мнение знай-зря ты отцовский труд продал. Он тебя до старости кормил бы…Ну да ладно. А с деньгами что сделал?
– Я себе оставил на год проживание, а остальные перевёл в благотворительный фонд и людям, у которых дети срочно в операции нуждаются. Им это хоть как-то жизнь облегчит, а мне столько ни к чему, да и жизнь мне это точно не поправит… Решил начать жизнь по-новому, по-простому…
– Неожиданно… – с удивлением сказал Захар, – Сильно! Благородно! Как Алёна на это отреагировала? – с ещё большим интересом спросил Захар.
– А что это мы всё обо мне, да обо мне! Расскажи лучше, как с недвижимостью дела обстоят? – резко перевёл тему Полифем.
– Ну, у меня, как видишь, с квартирами бизнес удался! (разводя руками, показывал комнату, но как-бы и весь дом). – сказал Захар радостным голосом.
– Как матушка? – шёпотом спросил Полифем.
– На поправку идёт. Слава немецкой медицине! Считай из могилы вытащили её. Отец всё это время от койки не отходил, ночевал в палате, пока ей лучше не стало. Думаю, через недельки две вернутся на родину.
Чайник свистом напомнил о себе, и Захар встал заваривать чай. Пока разливал кипяток по кружкам, Полифем спросил:
– Ну а что отец? Как он? Наладили с ним отношения?
Захар промолчал.
– Узнал о новом губернаторе. Целлонов, кажется… – понимая, что ответа на такой сложный и тяжёлый в моральном плане вопрос, Полифем не услышит, решил перевести тему в другое русло, поскольку вопрос задел старые раны, и у Захара поменялось выражение лица. Оно стало грустным, пустым, отстраненным.
– Та ещё свинья! – подхватил Захар, возвращаясь за стол с чашками ароматного цейлонского чая. – Считай город на съедение крупным шишкам отдал! Так те и монополию городскую начали делить! Душат малый и средний бизнес, построили несколько торговых центров, маршруты выкупили (маршрутки) и поделили меж собой, заводы иностранцы захапали. Кто-то рестораны и забегаловки строит, кто-то рынки «крышует» … В общем людям простым жизни не дают, да и зажить, дыша спокойно, тоже… А знаешь, как Целлонов к власти пришёл? Так тут всё по дефолту… Коррупция… Неизлечимый воровства ген, болезнь России вековая…
Захар прервался, сделав глоток чая, будто на секунду скорбью залилась его душа. Полифем тоже машинально сделал глоток чая, и подхватил разговор:
– К сожалению, века проходят, а ничего не меняется… Где нравственность?
«Беседа о политике… С лучшим другом, которого не видел несколько лет… Ну хоть как-то отвлеку от депрессивных мыслей». – подумал про себя Полифем.
– Хотел бы я знать, дружище! …Что-то у тебя вид не важный. Тебе бы отдохнуть, друг мой. – заметив уставшее лицо Полифема, сказал Захар. – Где планировал остановиться?
– В отеле. – ответил Полифем.
– Ой, не смеши! Вот, держи, – Захар достал из маленькой кожаной сумки ключи и положил на стол, – Свободная квартира, из недавно приобретённых, комфортная и уютная. Тебе понравится! Поживёшь в ней, пока покупатель не найдётся.
– Спасибо, дружище, за твою щедрость. – поблагодарил Полифем.
– Ступай, ступай! Надо выспаться. Как проснёшься, позвони мне. Встретимся и продолжим нашу беседу. А то что-то совсем разговор не клеится. Всё о глобальном и накипевшем разговариваем! Ступай! А то не в мочь мне смотреть на тебя уставшего. Может пусть тебя Миша отвезёт?
– Нет, спасибо. Это лишнее. Хочется пройтись… – Полифем понимал, почему Захар его провожает. Он не хочет, чтобы кто-то видел его в таком настроении. Плюс ко всему, Захару нужно было успокоиться, подумать наедине.
– Как хочешь, дружище, как хочешь! Пойдём, провожу.
Закрыв за собой дверь, Полифем оказался на улице, столь знакомой ему с детства. Адрес квартиры, которую отдал Захар, находился в центральном районе города. Пешком идти километра два, если идти через «тайные тропы» частного сектора.
Уже наступил шестой час утра; небо затянуло серыми облаками, на город лёг густой туман, видимость была где-то метров пять от силы. Картинка образовалась немного мрачноватая, которую подчёркивали старые дома, в немногих из которых горел свет, чернота асфальта, мёртвая тишина, отсутствие людей и машин.
Медленно, по улице, шли вместе с Полифемом его воспоминания, в виде как будто живых проекций из прошлого: «Тут я в первые упал с велосипеда!», – пройдя ещё шагов двадцать, – «А здесь мы впервые пробовали курить с Захаром! Ха-ха…» – улыбнулся Полифем. «А тут раньше яблоня стояла! Эх, жаль, что спилил её дед Семён».
Полифем повернул на длинную узкую улицу, которая вела прямиком до многоэтажек.
«Сколько чувств, со счёту сбился! По-моему, ты забыл, куда ты приехал… Теперь посмотри, что на самом деле творится, если смотреть не сердцем!» – сказал голос в голове…
Вдруг проекции пропали, и необычайное давление города почувствовал Полифем. Прогулка перешла в дикую апатию, и это уже не прогулка, а квест, где найти выход – это труд. Вековой, минутный, моментальный! Неожиданно появилась жажда… Жажда поскорей скрыться за бетонным блоками и забыть… Забыть путь, равный часу бессмысленной ходьбы, по историям беспечного детства. «Старое умирает, и не должно за собой тащить новую, молодую, ещё не выполнившую своего предназначения сущность!» – твердил голос в голове. Полифема резко одолел некий страх, что до головокружения дошло и сбитого ритма дыхания, и он ускорил шаг. «Город ворует у тебя воздух!» – крикнул голос в голове.
– Не убьёшь! Не убьёшь! – закричал Полифем на всю улицу.
Полифем панически осматривал всё вокруг, шаг перешёл на бег. Он бежал по улице, а в голове, не прекращаясь одна фраза звучала: «Беги, беги!»
В лихорадочном состоянии, тяжело осознавая, что происходит, Полифем добежал до многоэтажек, взглядом найдя лавочку, присел, дабы перевести дыхание. Вместе с воздухом вернулось и понимание, и мысли в прежний лад. Закурив сигарету, начал монолог, смотря на одинокий, еле заметный из-за тумана, фонарь.
«Фух… Сложно… Сложно… Не ожидал такой встречи… Давит, как будто под прессом… Этого ли я хотел? Не знаю… Ещё этот голос в голове непонятный… А может!? Нет… Нет… Бред у меня, от усталости лихорадку подхватил… Со сном пройдёт. Но мне не хочется спать! Что-то неладное… Как в болоте тону, честное слово! Ничего… Пройдёт…». Вёл внутренний монолог Полифем. «Так… Надо дойти по адресу и через силу спать ложиться…»
Найдя нужный подъезд, Полифем на лифте поднялся на восьмой этаж и отыскал нужную ему квартиру.
Открыв дверь, включив свет в прихожей, Полифем огляделся. Первым в глаза бросился необычайный простор квартиры, который поражал больше не своим интерьером, а своей простотой в графическом оформлении; всего три комнаты, между которыми не было дверей, они были как бы одним целым, но отличались невидимым гармоничным переходом, который подчёркивала мебель; на стенах однотонные тёмные обои, подвесной потолок, на котором было звездное небо, пол из тёмного мрамора, чёрный рояль стоял напротив большого окна, посередине «границы» между кухней и залом. Красивая обстановка пришлась Полифему по душе.
– Вот это хоромы… – с удивлением произнёс Полифем и вошёл в зал. Не снимая пальто и обувь, лёг на большой кожаный диван. Сон пришёл моментом.
«Тихий вечер зимы, луна освещала всё вокруг, лёгкий мороз царствовал на улицах провинциального городка.
Кирилл шёл с Алёной по улице, изредка обмениваясь словами; они наслаждались этим прекрасным вечером… «Может быть сегодня случится маленькое чудо!» – подумала про себя Алёна.
Наконец они остановились, и Кирилл начал разговор:
– Послушай… Ведь я не знаю, что такое любовь… Настоящая любовь… Ведь меня девушки любили только за мои деньги, и… У меня её не было никогда… Настоящей, и… – волнуясь, с дрожью в голосе говорил он.
– Кирилл, всё хорошо… Я готова. А ты? Давай попробуем! Может и в правду, настоящая, долгожданная для нас обоих, любовь пришла в наши сердца… – с взволнованным голосом сказала Алёна, направив взгляд с Кирилла на заснеженную дорогу.
Поймав минутную паузу, вернулся пристальный взгляд друг на друга, глаза в глаза, Кирилл сказал:
– Ты понимаешь, что это вряд ли долго продолжится?
– Возможно… – ответила Алёна.
– В таком случае, обмен…
Алёна и Кирилл улыбнулись друг другу уже другой улыбкой… Интимной слегка, но красивой, как будто на свет появилось что-то поистине прекрасное! Взяв её за руки, Кирилл нежно поцеловал Алёну…
И они, так и держась за руки, продолжили свой путь по лунной дороге, в полном молчании, без единого звука, только обменивались тёплыми взглядами и редкими, короткими поцелуями.»
Полифем резко пробудился: «Кошмар… Глупая история…» – подумал про себя он.
Девятый час утра, которое выдалось солнечное и безоблачное. Среди этой эмоциональной утренней картины имело место быть обыденному, глупому лицу каждого горожанина, который проклинал это долгожданное солнце, это необычайно лазурное небо. И не только к погоде придираются, но и друг к другу, порой не выносят и стараются не замечать, как это бывает на автобусных, трамвайных и других остановках. Когда люди друг друга не замечают в упор, а бывает и проявление агрессии, если раздражительность присутствует, если в контакт спонтанный войти. И слов уйма и мыслей много, и чаще всего скандалы, ругательства… Но главное, что в голове мысль, может тайная, может явная, что почти на устах, о сочувствии присутствует, некому состраданию: «В одном котле варимся».
Заварив чашечку крепкого кофе и присев на подоконник, Полифем смотрел на произведение поставленной пьесы, в которой люди импровизируют и показывают постоянно что-то новое, но в тоже время и старое, с прежней сутью. Он медленно взял телефон и позвонил Захару, по его вчерашней просьбе.
– Алло. – ответил Захар.
– Доброе утро, друг. Помнится, ты попросил позвонить, как проснусь. – начал Полифем.
– Ах, да, точно! Выспался? Легче стало? – поинтересовался Захар.
– Намного. И в правду помогло мысли в лад привести. Правда кошмар приснился, но это не беда. Ну так, во сколько встретимся? – спросил Полифем.
– Я и забыл… Слушай, у меня важная сделка сегодня в столице, поэтому приеду завтра. Не сердись! Зайди к профессору в гости! Он не видел тебя с самого выпуска и очень хочет с тобой пообщаться! А я, как приеду, тебе позвоню, хорошо? А сейчас прощай. Мне пора выезжать. – сказал Захар.
– Хорошо, зайду к нему. До встречи!
– До встречи, друг мой! – сказал Захар и отключился.
Мудрый профессор Шмидт преподаёт в университете «Города Грехов» уже более пятнадцати лет. Сам немец, родом из Баварии, который переехал в Россию, получил гражданство и защитил кандидатскую. Он восхищался русским духом, что столь несокрушим, нравственностью, что решения принимает нестандартные и настолько глубокие и чувственные, что, как он сам не раз говорил, ни один немец, ни один европеец на это не способен. Долгое время учил язык, но немецкий акцент так и остался, что очень сильно было слышно в речи, и это придавало некую красоту его словам. Лет шестидесяти восьми, седовласые, кучерявые волосы, морщинистое, милое, доброе лицо, на котором вряд ли когда-либо не было улыбки; одет в новый клетчатый костюм коричневого цвета, ручного пошива в классическом стиле шестидесятых годов, белая итальянская рубашка, с запонками на рукавах, и коричневые туфли. Он всегда безупречно выглядел. В университете Шмидта все уважали за его искренность, способность выслушивать, находить подход к каждому. Студенты и его коллеги приходили пить с ним чай, зная, что от беседы, наполненной спокойствием и лёгкостью, точно не убежать, и разговоры длились бывало часами напролёт. Не любил азартные игры, такие как карты или бильярд, или ещё что-то подобное. В плане преподавания не был требовательным, подтягивал «слабые звенья» в обучении; студенты сами проявляли инициативу и старались не пропускать его лекций, поскольку точно знали, что многое упустят стоящего, что в жизни пригодится; не терпел курения среди учеников, поскольку твердил, что мозг дан для великих идей, и не стоит его убивать; профессор ценил трудолюбие и честность, всячески награждал амбициозных и рвущихся к знанию студентов лишней положительной оценкой и в случае чего мог помочь с дипломом или же с сессией. Пример человека, который любил свою работу- передавать свой опыт и дать знания нуждающимся, ибо видел в этом смысл своей жизни.
Кирилл и Захар окончили экономический факультет на отлично, благодаря профессору Шмидту, который их подготовил и помог с дипломной работой. Они были самые любимые ученики, профессору не безразличны были их судьбы. По сей день, поддерживали дружеские отношения, и даже чуть больше обычной дружбы- для них Шмидт был как второй отец. Захар в свободное время заезжал к Шмидту пообщаться, обзавестись советом и попить чай, таким образом принося дань в знак благодарности
Допив кофе, Полифем немедля вызвал такси и направился в университет, дабы встретиться со Шмидтом. «Он будет рад меня увидеть. Хоть я и поступил бестактно, уехав, не попрощавшись…» – подумал про себя Полифем. Зная время конца лекции и аудиторию, в которой был профессор, Полифем дождался, когда Шмидт освободится.
Все студенты вышли, Полифем зашёл в аудиторию, закрыв за собой дверь, и застал профессора возле доски, который стирал какие-то диаграммы.
– Кондратов, я же сказал, что не поставлю вам четыре, пока вы мне не сдадите конспект лекции. – резко сказал профессор.
– Может быть, мне лучше рассказать? – сказал Полифем и заулыбался.
Узнав знакомый голос, профессор Шмидт обернулся, с радостным и удивлённым видом, разведя руками, восторженно произнёс:
– Кирилл! Mein Got, это ты! Проходи, проходи! Сколько лет, сколько зим! – подойдя к Полифему, приобнял его.