ГЛАВА 4. Смерть казначея.

Шакнир вышел от Малки уже под утро, после ещё одной бутылки вина, внимательного изучения документов и последовавших затем долгих разговоров о былых временах. Первые складские рабочие понемногу заполняли улицы района. Мимо проехала запряжённая низкорослой крепкой лошадкой телега, до отказа нагруженная скрученными канатными бухтами. Лошадка ступала легко и уверенно —тяжёлая работа была ей привычна. Улицы торгового района потеряли ночную таинственность и опасность – никаких подозрительных личностей заметно не было, скорее всего, под утро они перепились и теперь отдыхали в своих лежбищах.

Шакнир добрался до «Пятачка», отказался от предложенного заспанной хозяйкой завтрака – смотрела она неодобрительно, но открыто возмущения не выказывала – поднялся в комнату и рухнул спать. Ночь предстояла непростая, и убийца желал набраться сил. Он решил не откладывать дело в долгий ящик, а выполнить одну часть Заказа как можно скорее – доказательства вины Аарона Гальперна не были неоспоримы, но в таких делах, как соблюдение Второй Заповеди, каждый Серый полагался более на внутреннее ощущение, чем на непреложные улики. А Шакнир был вполне уверен в том, что казначей принимает участие в заговоре против действующего Императора. Засыпая, Шакнир подумал, что при следующей встрече (а в том, что она состоится, сомнений не было) он обязательно должен поинтересоваться у мага, почему заговорщики до сих пор не осуществили свои планы, чего они ждут? Ведь каждый день увеличивает риск того, что всё вскроется. Уж если даже Малки, не слишком опытный в тайных делах, смог разузнать достаточно, что говорить о профессионалах из Тайной службы или шпионах других государств…

С этими мыслями убийцу настиг сон.

Проснулся Шакнир, как и планировал, незадолго до заката, бодрый, полный сил и страшно голодный. Спустившись в главный зал и с удовольствием съев кусок жареного мяса с овощами, Шакнир собрал свои вещи, расплатился с хозяйкой за постой и покинул трактир. Верная лошадка, которой убийца так и не удосужился придумать имя, поджидала в конюшне – местный конюх был неплох, животное выглядело отдохнувшим и довольным жизнью. Оседлав лошадь, Шакнир направился в сторону северных городских ворот, приветливо кивнул на выезде страже, скрылся из виду за поворотом дороги…

…и тут же свернул направо, в сторону небольшой фермы, про которую ему рассказал Малки. На ферме работал доверенный человек, который вышел из «дел», как их называл бывший наставник, но всегда был готов за горстку монет оказать посильную помощь собратьям по ремеслу – стоило только сложить пальцами левой руки условный знак. Доверенный человек оказался высоким седым мужчиной, напоминающим скорее имперского чиновника, нежели воровского авторитета и контрабандиста, и одет он был совсем не как фермер. Впрочем, Шакниру не было до этого дела – заплатив десять реалов, он наказал следить за своей лошадью и пребывать в полной готовности, если за ним вдруг увяжется погоня. Седой, который так и не представился (а Шакнир не посчитал нужным спрашивать), ответил, что всё будет в полном порядке, и «доброму господину» не стоит переживать ни секунды. Убийца удовлетворённо кивнул и направился обратно к городу, на который уже опускались сумерки. Ему нужно было попасть на пивоварню Зальцмана – как сообщали доносчики Малки, мессир Гальперн должен был встретиться там с хозяином.

Надо сказать, что пивоварня Зальцмана в Равене была самой крупной, но не единственной из принадлежащих старику. Пиво Амоса Зальцмана славилось по всей Империи и даже за её пределами, он стал первым пивоваром, использующим в своём ремесле сложные паровые машины Горных и, в целом, процветал. Чиновников Императора, однако, такое положение дел не вполне устраивало. Точнее, одного из них, возглавлявшего Торговую министерию – его зять владел несколькими крупными пивоварнями, однако в силу совершеннейшей своей неприспособленности к какому бы то ни было управлению постоянно работал лишь себе в убыток, по всем статьям проигрывая частным пивоварням Зальцмана. Дабы окончательно урегулировать вопрос, министр любезно попросил Аарона Гальперна во время его визита в Равен провести встречу с Зальцманом и посулить тому кругленькую сумму, взяв, безусловно, свой процент за посредничество. А поскольку деньги давно уже стали главным идолом в жизни мессира Гальперна, он согласился – уж слишком хороша была обещанная доля.

Остановился казначей в гостинице неподалёку, и уже несколько раз наносил визит Амосу Зальцману. Переговоры зашли в тупик, и тому были две причины. Во-первых, господин Зальцман вовсе не желал продавать своё дело, которому посвятил всю жизнь. А во-вторых – и об этом торговый министр любезно не предупредил Аарона – предлагаемая за пивоварни сумма была в несколько раз меньше того, что они стоили в действительности, с учётом дорогих паровых машин и уникальных рецептов пива. Сегодня должны были пройти решающие переговоры, для чего пивовар намеревался выставить вон всех посетителей небольшого кабака при пивоварне и освободить его для визита высокого гостя. Он бы с удовольствием выставил и высокого гостя тоже, однако мало кто решался связываться с Рукой, а мессир Гальперн вёл себя предельно аккуратно и не давал даже формального повода для конфликта.

Прокручивая в голове эти сведения, что прилежно донесли информаторы Малки, Шакнир приблизился к небольшой боковой калитке в городской стене, служащей главным образом для рыбаков, что срезали здесь путь к реке, дабы не обходить кругом половину города. Часовой в мундире равенской городской стражи попытался бдительно задержать Шакнира, но, увидев в руке убийцы рубин стоимостью с его годовое жалованье, едва не лишился чувств и без лишних вопросов отпёр калитку и впустил убийцу в город. Шакнир был уверен в том, что стражник никогда и никому не расскажет о таинственном незнакомце, которого он впустил в город – взяточников Император ссылал и казнил нещадно. Во всяком случае, среди низших чинов.

Спустя четверть часа неспешной прогулки по городу, когда Равен почти погрузился в ночь, но стражники ещё не стали по-ночному бдительны, Шакнир оказался в квартале от пивоварни. Это был промышленный район, в такое время почти безлюдный – смены закончились, и рабочие уже успели разойтись по домам. Оглядевшись по сторонам и не заметив ни одной живой души, Шакнир ловко, как кошка, вскарабкался на ближайшее здание. Дальнейший его путь проходил поверху – как рассказал Малки, на пивоварне имелся чердак, одна из дверей которого выходила как раз на черепичную крышу.

Чердачная дверь оказалась не заперта и поддалась легко, и Шакнир вступил в пыльное тёмное помещение. Сюда не проникали свет звёзд и отблески уличных фонарей, и убийце пришлось достать из кармана специально припасённую для таких случаев коробочку с длинными палочками, дававшими, если повернуть две половинки вокруг своей оси, ровный желтоватый свет. Изобретение Горных, вынужденных иной раз неделями находиться там, где не было совсем никакого света, как нельзя лучше прижилось среди людей, привыкших действовать по ночам – воров, убийц и шпионов.

Шакнир, ступая неслышно, шёл по чердаку, и в голове помимо его воли мелькали воспоминания.

…

Шакниру шесть. Он четвёртый сын богатого дворянина, проживающего в великолепном Скироте, и, по слухам, близкого к Императорской Канцелярии. В те незабвенные времена правил отец нынешнего Императора, Тагор I Килкит, заслуженно прозванный Боголюбцем – именно при нём церковь Великой Троицы набрала силу, затмив собой почитателей всех прочих божеств, а Творец был объявлен верховным в Троице богом. Что удивительно, всё это произошло практически без перегибов – Великая Троица всё так же безусловно признавалась, правда, культ Творца неизмеримо возвысился над почитателями остальных двух богов – Зарма, бога смерти и повелителем Мрачного Царства, и Лидонии, богини жизни, любви, красоты, покровительницы всех женщин, в особенности матерей. Само собой получилось так, что Творец, раньше бывший равным, понемногу стал первым. И насколько высоко ушёл Творец от Зарма и Лидонии в трудах иерархов Церкви и умах людей, настолько же вся Великая Троица стала почитаться выше, чем прочие боги – леса и озёр, огня, камня, ночи, и так далее. Ходили упорные слухи, что церковь Творца готовит меморандум, в котором призывает почитать богами лишь Великую Троицу, а прочих же считать не более чем духами, однако в то время слухи подтверждения так и не получили – возможно, подобный шаг сочли преждевременным. Меморандум был выпущен позже, во время правления Ронана II Килкита, сына Тагора, и не оказал на общество почти никакого влияния. К тому времени и волшебникам, и богословам, и учёным стало очевидно – боги, раньше принимавшие участие в повседневной жизни людей, понемногу уходили из этого мира, проявляя себя всё реже и реже. Причину не знал никто, и по всей Моране даже стали зарождаться учения, объясняющие мир сугубо с материальной точки зрения и орицающие существование богов в принципе. В Империи они были объявлены ересью, но в вольных городах, всегда славившихся интеллектуальными вывертами, получили достаточно широкое распространение.

Тагор Боголюбец же, искренний почитатель Творца, увлечённый исследователь древней истории, яркий интеллектуал и, в общем, добрый и душевный человек, обладал одним качеством, прекрасным в жизни, но совершенно неприемлемым для правителя – жестоким быть он не умел. Император почти никого не казнил за три десятка лет своего правления, часто миловал преступников, многое отдал на откуп Канцелярии, которая в те золотые для неё годы набрала невиданную силу.

Отец Шакнира, знатный дворянин, владелец больших плодородных угодий неподалёку от столицы, уделял большую часть своего времени деловым встречам, публичным выступлениям и общению с Канцелярией и имперскими чиновниками, а не с собственными детьми, и маленький Шаки рос под присмотром многочисленных нянек и старших братьев, которые, впрочем, любили его, а если и колотили, то редко и за дело. Шаки быстро понял, что делать в просторном, светлом, богатом, но непроходимо скучном отцовском доме совершенно нечего, и скоро научился убегать втайне от нянек и матери, редко интересовавшейся делами детей – она всегда была занята либо приготовлениями к очередному балу, либо обсуждению прошедшего с личной служанкой Митриль.

В шесть лет у Шаки была своя маленькая банда. Конечно, ни до каких серьёзных дел не доходило, но стянуть кольцо колбасы у мясника считалось доброй традицией. Их было четверо, Шаки считался главным, у них был штаб на таком же пыльном полутёмном чердаке, и они клялись быть верными друг другу до конца жизни. Правда, спустя полгода Лос, всегда метивший на место «главного», рассказал всё отцу Шакнира, и шестилетний отпрыск вынужден был выслушивать долгую и исключительно обидную речь отца – тот был прекрасным оратором, пылким и вдохновлённым. Пожалуй, это была первая капля в чаше терпения Шакнира – когда чаша эта переполнилась, четвёртый сын сбежал из дома, чтобы уже никогда туда не вернуться.

…

Встряхнув головой и отогнав навязчивые воспоминания, Шакнир прислушался. Внизу звучали мужские голоса, и он прильнул ближе к полу чердака, найдя достаточно широкую щель.

– А вот, мессир Гальперн, самая современная пивоварня во всей Империи. Это моя гордость – машинный зал. Тут установлены паровые машины Горных, лучшее, что можно купить за деньги, – Амос Зальцман говорил спокойно, однако Шакнир опытным ухом уловил тревогу пивовара.

– Впечатляет, господин Зальцман, впечатляет… – Голос Аарона Гальперна был бархатистым и приятным. – Вы намереваетесь раздразнить меня, да? Чем вас не устраивает та цена, что по милости своей предлагает вам торговый министр? Мы говорим об этом уже несколько дней, но никак не можем договориться.

– Помилуйте, мессир, при всём моём уважении, это решительно невозможно! – воскликнул Зальцман. – Одна эта пивоварня стоит дороже, а есть ведь ещё другие. Я выстраивал дело четыре десятка лет! Я люблю и почитаю Императора, служу ему верой и правдой, исправно плачу налоги, помогаю бедным и убогим. Кроме того, я бесконечно уважаю чиновников Императора, включая вас, мессир, и досточтимого торгового министра. Я знаю, что вы преданы Империи. Но всё же я не готов расстаться с делом всей моей жизни за такую смешную сумму.

– Кто твой наследник, Амос? – скучающим тоном вопросил казначей.

– Простите, мессир? – в голосе пивовара нервозные нотки зазвучали гораздо более отчётливо.

– Кто получит всю твою пивную империю в случае твоей преждевременной кончины? – уточнил вопрос Аарон.

– Я не понимаю, мессир…

– Отвечать! – голос казначея взвился и хлестнул по ушам плетью.

– У меня двое сыновей… – Зальцман наконец осознал, что дело нечисто, а переговоры вышли из нормального русла, и ощутимо испугался. – Старшему. Правда, он шалопай, но вдвоём как-нибудь справятся… Зачем вы спрашиваете такое, мессир?

– Ты упомянул о том, что прилежно платишь налоги, Амос, помогаешь всем вокруг, и так далее, – прежним ровным тоном продолжил мессир Гальперн. – Хотя мои источники говорят о другом. Вот эти паровые машины, они ведь куплены по гораздо более низкой цене, чем есть на самом деле… Так? Вижу по твоему лицу, что так, дорогой господин Зальцман. Договорился с контрабандистами и вывез золото нелегально, передав его Горным, дабы уйти от части налога? Плохо, Амос, плохо. Но не смертельно, да? А что если посмотреть на вопрос иначе – ты, зная о напряжённых отношениях между нами и Горными, всё же отдал им деньги, на которые они могут купить оружие, что вскоре повернётся против нас… Совсем другая ситуация, а? Не падай в обморок, Зальцман. Это ещё не всё. Может, вспомнить поставку трав из Вааланда двухлетней давности? Когда в грузе обнаружили кое-что, не предназначенное для свободной торговли, и тебе пришлось подкупать чуть ли не таможенного министра… Я привёл только два случая. Ты знаешь, что их гораздо больше.

– Откуда вы… – голос пивовара вибрировал от страха и напряжения. – Я понял. Лезар?

– Глупо рассчитывать на верность человека, который не обязан тебе ничем, кроме денег, – усмехнулся Аарон Гальперн. – Всегда может найтись тот, кто заплатит больше. Мне кажется, Амос, если о твоих махинациях узнают, то лучшее, на что ты можешь рассчитывать – пожизненная каторга. А твои наследники, я полагаю, после станут более сговорчивы. Я достаточно прозрачно намекаю?

– О, более чем, мессир… – несчастный пивовар был сломлен. За несколько минут он превратился из достаточно уверенного в себе человека, который старается отбиваться от самого мессира Гальперна, в старика с дрожащим от страха голосом.

Шакнир решил, что время пришло. Вряд ли из этого разговора можно узнать что-то ценное. Резко откинув присмотренный заранее люк, он скользнул вниз и мягко приземлился в двух метрах от казначея и пивовара.

Убийца ожидал увидеть Аарона Гальперна расплывшимся толстяком или канцелярской крысой в очках с линзами из баснословно дорогого горного хрусталя, но ошибся. Главный казначей Его Императорского Величества оказался высоким стройным шатеном с аккуратно подстриженной бородкой, благородное лицо его было хищным и красивым – ястребиный нос, цепкий взгляд, тяжёлая нижняя челюсть. В голову Шакниру сама собой пришла мысль, что мессир Гальперн, пожалуй, нравится женщинам – во всём облике казначея ощущалась порода. Будто не только он стоял сейчас перед Шакниром, а многие поколения его славных благородных предков смотрели на убийцу сквозь эти светло-зелёные глаза. Род мессира Гальперна и вправду был очень древним, ведущим родословную чуть ли не со времён Второй империи, но ныне находящимся в упадке из-за разгульного образа жизни ближайших предков казначея, промотавших состояние. Аарон Гальперн, как говорил Малки, одной из главных жизненных целей считал возвращение роду былой власти и силы.

Амос Зальцман, которого Шакнир окинул лишь беглым взглядом, был низкорослым, слегка сутулым, невзрачным пожилым мужчиной, однако руки его, сильные и жилистые, говорили о том, что пивовар не гнушается и тяжёлой физической работы. Это, насколько знал убийца, было чистой правдой – Зальцман много работал на пивоварнях сам, полностью контролируя все тонкости процессов, а иногда не гнушаясь и потаскать тяжёлые пивные бочки и мешки с солодом и хмелем.

Внезапное появление Шакнира вызвало замешательство, дежурящий у двери охранитель бросился вперёд, встал перед Гальперном, обнажил тяжёлый клеймор. Воцарилась тишина – Шакнир знал, что в таких ситуациях все ждали каких-то действий именно от него; мало кто умел быстро сориентироваться и атаковать первым. Драгоценные секунды нельзя было терять, поэтому убийца, уже оценив обстановку, заговорил:

– Итак, господа, заповеди наказывают мне представиться. Меня зовут Шакнир, в некоторых местах я известен как Мертвец. Я пришёл за тобой, Аарон Гальперн. Вина твоя не вызывает сомнений. Каким оружием предпочитаешь защищаться?

– Заповеди? – казначей медленно вытянул из ножен короткий меч, богато украшенный золотом и драгоценностями. Он мог сойти за чисто церемониальное оружие, если бы не бритвенная острота лезвия. – Я знаю только одних убийц, что следуют заповедям. Серый?

Услышав название клана, охранитель ощутимо напрягся и сделал крохотный шажок назад – о Серых толковали всякое, но все слухи сводились к одному – в большинстве случаев за спиной у них оставалась гора трупов. Конечно, так было далеко не всегда, и Серых учили выполнять Заказ как можно чище, однако каждый Карающий считал необходимым подобные слухи только раздувать – страх, как говорил наставник Тиниэль Горт, знаток душ человеческих, сам по себе является оружием гораздо более смертоносным, чем любой кинжал. Сумевший заронить в сердце противника страх уже наполовину победил.

– Да, мессир Гальперн. Вы не ошиблись. Вижу, оружие вы уже выбрали, – Шакнир медленно достал из ножен парные кинжалы. – Говорю для всех: я пришёл лишь за мессиром. Каждый, кто встанет на моём пути, будет убит. Кто отойдёт в сторону, останется жить.

Амос Зальцман моментально юркнул в щель между двумя огромными бронзовыми бочками и затаился там, тихо, как мышь.

– Ваша речь выдаёт в вас человека непростого, – Гальперн ощутимо боялся, но старался не подавать вид, пряча волнение за вежливой улыбкой. И прячась за спиной охранителя. – Не ошибусь ли я, если стану называть вас мессиром?

– Как вам будет угодно, – в тон ответил Шакнир.

– Грива, убей мессира Мертвеца, – казначей хлопнул до сих пор колеблющегося бойца по плечу, – даю тысячу реалов золотом.

Названная сумма, ещё не существующая, но обещанная, упала на чашу внутренних весов Гривы, моментально перевесив страхи и сомнения. Охранитель сделал шаг вперёд, одновременно поднимая клеймор. Шакнир ушёл в сторону, и тяжёлый клинок едва не выбил щепки из деревянного пола, но Грива каким-то чудом сумел направить инерцию вбок, метя Шакниру в ноги, стремясь подрубить, повалить, добить. Убийца отпрянул и прижался спиной к бочке. Справа возникло острие меча Гальперна, Шакнир принял его на крестовину кинжала, выкрутил запястье, отводя меч в сторону, и что было сил ударил ногой по держащей рукоять кисти. Казначей вскрикнул и выпустил меч, Шакнир моментально развернулся в сторону охранителя, едва успев присесть – тяжёлый клеймор опустился туда, где секунду назад была его голова. Удар оказался такой силы, что пробил толстые доски – по лезвию потекло светлое пиво, в воздухе мгновенно возник тонкий аромат хмеля. Грива попытался выдернуть меч, но Шакнир был быстрее, гораздо быстрее – левой рукой с зажатым в ней кинжалом убийца перерезал ахиллово сухожилие, а после, оттолкнувшись от бочки всем телом, изо всех сил ударил плечом в подбородок охранителя. Челюсть хрустнула, Грива издал невнятный хрюкающий звук и мешком свалился на пол, выпустив застрявший в древесине клеймор.

Шакнир развернулся как раз вовремя, чтобы движением ноги отбросить подальше меч казначея. Аарон Гальперн, к немалому удивлению Шакнира, бросился вперёд, а не назад, ревя, как разъярённый бык, но убийца легко ушёл в сторону и всадил кинжал по самую рукоять в правый бок, разрезая надвое печень. Казначей хлюпнул и упал, неловко елозя руками по дощатому полу, на котором уже собралась пивная лужица.

Теперь нужно было действовать быстро. Шакнир не мог творить заклинания так, как это делал Азат, походя, не задумываясь, кроме самых простых, вроде Молчания или Небесного фонарика. Заклинания же Фай, Разума, требовали десяти-пятнадцати секунд полной концентрации. Лишь бы не подоспели другие охранители, наверняка оставшиеся в прилегающем к пивоварне трактире, да не очухался бы Грива…

Обошлось. Заклинание было готово, Шакнир почувствовал его незримые нити между своими пальцами, и усилием воли протянул эти нити к голове Гальперна, вырывая из его памяти куски воспоминаний, перекачивая их в специально обработанный для этих целей изумруд, делая это грубо, жестоко, попутно стирая большую часть личности казначея – однако для тонкой ювелирной работы не было ни времени, ни достаточного количества энергии Фай. Впрочем, жить Гальперну оставалось меньше минуты, и убийцу не особенно заботило его пострадавшее сознание.

Аккурат в тот момент, когда Шакнир закончил, в пивоварню ворвались ещё трое охранителей. Убийца бросил в их сторону пузырёк с дымом Картау – особой химической смесью, что давала густые облака чёрного едкого дыма, для здоровья, впрочем, совершенно не опасного. Дым Картау, в отличие от многих других изобретений, был создан людьми, а не Горными, но стоил всё равно очень дорого, да и достать его было сложно. Однако Шакнир, с его-то нынешним состоянием, мог позволить себе такие траты. Со стороны двери послышался судорожный кашель, убийца удовлетворённо кивнул самому себе, нагнулся к корчащемуся в агонии Гальперну и перерезал казначею горло. Он любил иногда поговорить с Целями, уважал тех, кто встречал свою смерть достойно, с оружием в руках, но, когда начиналась работа, кровавая и привычная, для слов не оставалось места, была только предельная ясность ума и безукоризненно точные движения несущих смерть клинков.

Едкий дым расползался по машинному залу, пиво стекало на пол, смешиваясь с кровью казначея, Грива ворочался и мычал, не размыкая пока глаз. Шакнир сделал шаг за бочку, туда, где затаился Амос Зальцман. На его лице не осталось больше страха – кажется, пивовар уже вовсю подсчитывал убытки и возможные последствия. Шакнир вынул из кармана припасённый драгоценный камешек и бросил его Зальцману.

– Компенсация, – убийца вовсе не обязан был делать это, но такой жест показался ему правильным. – Зато, глядишь, и отстанут ненадолго с желанием купить дело. Что думаете, господин Зальцман? И советую уходить – скоро не сможете нормально дышать. К утру дым развеется.

Не дожидаясь ответа, Шакнир бросился в сторону окна и вылез в прохладу ночи. Совсем недалеко, возле входа в пивоварню, вопил один из охранителей – пытался докричаться до городской стражи. Шакнир, улыбнувшись про себя напрасным попыткам (стража редко забредала в этот район ночью, тут почти никогда ничего не происходило, да и практически каждый владелец фабрики имел свою охрану от лихого ночного люда), свернул в узкую арку, прошёл через крошечный каменный дворик, украшенный незамысловатой скульптурой Творца, и растворился в лабиринте улиц.

В укромном месте был заранее приготовлен тюк с одеждой простого рыбака – холщовые штаны, крепкая куртка из кожи, шляпа с узкими жёсткими полями. С маскарадом вновь помог Малки, оставив подробные инструкции по поиску тайника. Шакнир быстро переоделся и в таком виде, убрав свой дорожный балахон в мешок, направился к ещё одной боковой калитке в крепких городских стенах – он никогда не возвращался тем же путём, что и пришёл. Стражник маялся скукой, пуляя камешками в стоящий неподалёку пень, старый и трухлявый.

– Ночной клёв? – стражнику захотелось перекинуться парой слов с живым человеком, чтобы хоть как-то развеять одиночество.

– Да, ночной клёв, – Шакнир с видимым удовольствием, как всякий, увлечённый своим делом, остановился возле стражника. – Листохвост выходит с глубин, да и прикормочки я накидал ещё вчерась, а листохвост-то знаешь какой? Иной и с твою руку размером может быть. Листохвост, он опарышей любит, ну, я обычно из ямы выгребной черпаю, ковшик у меня специальный на ручке есть, да оттуда ковыряю. Они знаешь какие жирные! Да у меня есть тута с собой, – Шакнир сделал вид, что полез в сумку, – давай покажу тебе, какой опарыш должен быть! Другого-то листохвост и не возьмёт!

– Ладно-ладно, иди уже, – стражник явно не горел желанием любоваться жирными опарышами из выгребной ямы, – хорошего лова тебе.

– А тебе хорошей службы, – Шакнир побрёл в сторону реки, резко свернув в сторону, едва скрывшись из поля зрения стражника. Спустя четверть часа он был уже на ферме, где переоделся, поблагодарил хозяина и вскоре выехал на тракт. Убийца планировал к утру добраться до крупного посёлка Фиалант, что на полузабытом ныне языке означало «Спящие Курганы», где и остановиться в одной из тамошних многочисленных таверн.