– Ваша спальня, госпожа. – Хинч остановился возле двери. – Не переживайте, в хозяйском крыле не бывает привидений, открывается прекрасный вид из окон, а банная комната оснащена чудесным магическим ватерклозетом. В вашем мире дома оснащают ватерклозетами?
– В обязательном порядке, – нервно улыбнулась я, постеснявшись сказать, что желала бы немедленно опытным путем проверить разницу между обычным унитазом и магическим чудом.
– В таком случае вы будете чувствовать себя как дома, – кивнул Хинч и… деликатно постучался в дверь.
Поймите правильно, мне с детства вдалбливали, что в чужие спальни, особенно женские, следовало стучать, но дама-то была все еще снаружи, а очень сильно желала оказаться внутри. Удивительно, как не притопывала.
– Мельхом не любит бесцеремонность, – пояснил прислужник.
– Мне тоже надо стучаться, прежде чем войти? – серьезно уточнила я.
– Но это же ваша спальня, – вкрадчиво посмотрел на меня Хинч. Превосходно! Видимо, на второй сотне лет в людях просыпался талант давать странные ответы на прямые вопросы.
Дверь сама собой открылась, пропустив нас в небольшую уютную спальню с кроватью на возвышении, туалетным столиком и секретером. Мебель была словно привезена из антикварного салона.
– Банная комната, – торжественно объявил Хинч.
Рассудив, что насладиться видом из окна время найдется, я бросилась к двери в ванную и на ходу объявила:
– Спасибо, дальше я сама…
Вымыв руки в медной раковине, я избавилась от осточертевшего тяжелого плаща. Зеркал в банной комнате не было. Глубокая ванна на ножках в форме львиных лап сверкала чистотой. На полочке лежали аккуратно сложенные полотнища, вероятно, заменявшие банные полотенца. На краю ванны стояла банка с пастой, на поверку оказавшейся подобием пахнущего хвоей мыла. Отскрести грязь хотелось страшно, но имелась проблема – вода из крана шла ледяная. Я выглянула в спальню, чтобы уточнить у Хинча, где бы добыть кувшинчик тепленькой водички, но прислужник уже деликатно удалился.
– Зато за месяц укрепится иммунитет, – попыталась взбодриться я, хотя никогда не верила в чудодейственную силу ледяных омовений, и принялась скидывать одежду.
Мылась частями. Сначала ногу, потом руку, потом еще какую-нибудь часть, осторожно плеская на себя водичкой, текущей тоненькой струйкой. Удовольствие, мягко сказать, было ниже среднего. Сжав зубы, засунула голову под кран, а когда намылила слипшиеся от грязи волосы, то услышала:
– Кхм…
Резко вскинулась и уставилась на Макстена, замершего в дверном проеме, который неожиданно появился в стене. Спорный сюрприз, сказать прямо.
– Какого черта?! Убирайся! – немедленно прикрыв стратегически важные места руками, взвизгнула я и попыталась слиться с медным днищем. Хотелось бы одарить нахала гневным взглядом, но с головы стекала мыльная пена и попадала в левый глаз. Изображать ярость, по-дурацки щурясь и выглядывая из ванны, было сложновато.
Колдун повернулся спиной и поднял руки, словно сдавался на милость врагам.
– Похоже, Мельхом решил, что у нас будет общая банная комната.
Хотелось верить, что больше Мельхом не прорубит лишних дверей и не загонит в ванную Эверта. Вдруг магический замок решит, что приказ хозяина «одеть, отмыть, отправить» следует понимать буквально?
– Лучше бы он водички горячей дал, – прошипела я, переваливаясь через бортик и дотягиваясь до приготовленной простыни.
– Мельхом, согрей нашу гостью, – приказал Макстен и оглянулся через плечо: – Советую подружиться с демоном замка.
– Голову повернул! – рявкнула я.
– Не за что, – добавил насмешливо чернокнижник, намекая, что за помощь и бесплатные советы следовало благодарить. Что ж такое? Заваливается в ванную к девушке и еще манерам учит!
– Ты свалишь, наконец?
– Чего я не видел у голых женщин? – фыркнул Макстен, выходя.
– У меня еще ничего не видел! – рявкнула я. В рот попала горькая пена, и защипало глаза.
– Ты сказала «еще»?
– Нет! – хотела прибавить парочку ругательств, но он уже ушел.
После экстремального купания, завернутая в простыню, я юркнула в спальню и обнаружила, что дверь раскрыта нараспашку. В пустом коридоре стоял огромный сундук. С трудом подняв крышку, я обнаружила внутри женскую одежду, переложенную мешочками с травками. Перетащить махину оказалось невозможно. Как я ни напрягалась, ни упиралась пятками в ледяной пол, даже на сантиметр не сдвинула. Пришлось копаться в вещах прямо в коридоре. Необъятное вместилище чужих нарядов неожиданно порадовало штанами, похожими на лосины, и приличной рубашкой, видимо, мужской. Одевшись, готовая к новым подвигам в незнакомом мире, я встала посреди комнаты, уперла руки в бока и вдруг поняла, что дела закончились. На ближайший месяц я была совершенно свободна. Какой кошмар!
– Мельхом, проведешь экскурсию? – подняв голову к потолку, громко спросила я. Дверь в комнату категорично захлопнулась, отрезая меня от сундука с вещами. Ответ был более чем определенный.
– Хотя бы дай одежду разобрать, – буркнула я.
Следующий день шел уныло. На улицу Мельхом меня не выпустил, только на задний двор. Прогулка по безлюдному замку и оранжерее, оставляющей ощущение цветущего хаоса, заняла чуть больше часа. Стоя посреди пустого зала с паркетными полами, я покачала головой и спросила у пустоты, со стороны выглядя совершенно чокнутой:
– Замок, ты такой большой и абсолютно пустой! Самого не воротит?
Мгновением позже пространство пришло в движение. От страха потеряв дар речи, я следила, как сжимались стены и потолок. Сейчас меня раздавит, как муху! Колени подогнулись, я села на корточки, закрыла голову руками и зажмурилась. Вокруг дрожало, гудело, хрустело, и вдруг наступила тишина.
Выждав пару секунд, я осторожно подняла голову и присвистнула от удивления. Огромный бальный зал исчез, а меня каким-то чудом перетащило в небольшой холл с мраморной лестницей, ведущей на второй этаж, и крюком от люстры на потолке. Замок явно перестал выглядеть как замок и заметно уменьшился в размерах.
– Эверт, какого демона?! – Макстен вырвался в холл из соседнего помещения, видимо, теперь превратившегося в гостиную. Наткнувшись на меня, он резко остановился и упер руки в бока. Я не видела колдуна со вчерашнего вечера – Мельхом запер спальню, подозреваю, что не без приказа хозяина. Стоило признать, что мужчина выглядел неплохо: отмылся, побрился, причесался… взбесился.
– Мне очень жаль, – вымолвила я тоном профессионального менеджера по туризму, отправившего отдыхающих в Лапландию вместо Испании. – Прошу прощения за доставленные неудобства.
– То есть вот это… – Макстен махнул рукой, намекая на преображенный замок, – неудобства?
– Я не знала, что так выйдет.
Плохо, очень плохо, Алина! Ты даже на работе оправдывалась ловчее. Надо было заплакать. Точно! Женские слезы пугали мужчин. Плакать совершенно не хотелось.
Чернокнижник выдохнул. Подозреваю, что мысленно он уговаривал себя не проклинать глупую девицу.
– Чем тебе не понравился размер моего замка? – тихим, хрипловатым голосом спросил Макстен.
– Ну…
– Ты понимаешь, что предки Керны теперь в гробах перевернутся?
– Понимаю.
– В прямом смысле этого слова, – добавил хозяин обмельчавшего жилища.
Входная дверь широко распахнулась. В замок ворвался переполошенный Эверт, от ужаса бледный до синевы. На пороге он споткнулся и едва не уткнулся носом в мраморный пол.
– Учитель, клянусь, я ничего не делал! – воскликнул мальчишка. – Он сам вдруг уменьшился в размерах…
Тут его взгляд остановился на мне, речь сбилась, и указательный палец ткнул в мою сторону:
– Это была ты? Ты нас лишила почти всех помещений? Хорошо хоть, башня с библиотекой и лабораторией сохранилась!
– Кхм, – глубокомысленно промычала я.
В холле возник бесшумный Хинч. За голую чугунную ручку темный прислужник держал скворчащую раскаленным маслом сковороду.
– Господин Керн, сковороду и перепелов я спас, но мы лишились очага с котелком готовой похлебки.
И наступила тяжелая тишина. Оказавшись под перекрестным огнем трех осуждающих взглядов, я пробормотала:
– Если я извинюсь перед замком, он снова вырастет и вернет обед?
– Нет! – выражая солидарность, в три голоса рявкнули мужчины.
– А вы не пытались думать в позитивном ключе? – решила блеснуть я знаниями психологии, почерпнутыми из книжки типа «Как стать счастливым за неделю, но не скончаться от радости». – Зато теперь мы станем ближе.
В прямом смысле этих слов…
Положа руку на сердце, если бы ко мне в квартиру вломились незваные гости, а потом отхватили половину единственной комнаты, я бы озверела. Стало ясно, что лучше прикусить язык, иначе чрезвычайно сдержанный для своей нервной профессии темный колдун не дождется Черной звезды и отправит меня куда-нибудь магическим пинком под зад. И это явно будет не мой родной мир.
– Да ладно, ребят! Я же не сказала Мельхому ничего обидного, просто предположила, что ему надоело стоять пустым…
– Хозяин, хотите я ее сожру? – повернув голову к Макстену, предложил Хинч. Неожиданно обнаружилось, что он раздувал ноздри, словно действительно принюхивался и оценивал, насколько иномирная гостья аппетитна.
– После третьего предупреждения.
– Не имеете права, я гражданка другого мира! – выпалила я.
– Первое уже есть, – спокойно добавил Макстен.
Неожиданно мужики разошлись в разные стороны, видимо, намереваясь проверить, как много комнат и помещений оставил обидчивый Мельхом в распоряжении жильцов.
– Но ведь стало уютнее! – крикнула я, но народ явно подбадривания не оценил.
Стоило признать, что уютнее не стало, а только теснее. Все спальни оказались перенесены на один этаж. Моя комната обмельчала, исчезла отдельная ванная. Демонический замок наказал новую жиличку общими удобствами в конце коридора. По соседству, судя по возмущенным воплям, несшимся из-за закрытой двери, был поселен Эверт. Зато сундук с вещами по-прежнему красовался посреди коридора. Столовая и кухня объединились. С одной стороны каменную стену подпирали закопченный очаг, шкаф с посудой и кухонный прилавок, а с другой, под окном, неловко громоздились знакомый стол и изящные стулья, сохранившиеся от прежней обстановки.
Обедали в угрюмом молчании. Хинч поглядывал на меня как на сырую отбивную, ученик чернокнижника – как на врага всего магического мира и его лично, и только сам хозяин замка казался непробиваемым. В принужденном молчании кусок застревал в горле. Вернее, еда не шла в принципе – черный прислужник чудовищно готовил, но после преображения Мельхома обед как-то по-особенному не лез.
– Нет аппетита? – светским тоном спросил сидевший во главе стола Макстен.
Почувствовав подвох, я поерзала на стуле и осторожно вымолвила:
– Мясо островато.
Стоявший за спиной хозяина Хинч многозначительно кашлянул и с выразительным видом отправился ставить чайник на небольшой очаг – жалкое подобие величественного монстра, украшавшего кухню поутру.
– Может, нам стоит нанять кухарку? – вдруг задумался чернокнижник. – Только у нас так мало стало места в замке, что даже не знаю, куда поселить бедную женщину.
– Хозяин, я могу переехать в кладовку, – раздался загробный голос прислужника, выказывающего удивительную жертвенность.
Макстен сделал вид, будто не услышал конструктивного предложения и продолжил рассуждать:
– Восточного крыла для прислуги сегодня не стало, спальни только на втором этаже. Пристройка еще есть. Но если в замок приедет женщина, придется все-таки выделить одну из комнат…
Эверт затравленно опустил голову, подозревая, что отселить планировали его, но я-то понимала, что в кладовку, пристройку или просто на заднюю лужайку переселят иномирную гостью. Шантажист, а не колдун!
– Вообще я хотела сказать, что женщины в нашем мире умеют готовить, – перебила я. – Так что едой могу заняться я.
– Да неужели? – изобразил фальшивое удивление Макстен.
– И еще вполне могу мыть посуду, – принялась я торговаться. – Хинч уже вторую сотню лет разменял, ему не стоит напрягаться.
Повисла выжидательная пауза. Чернокнижник изогнул брови и уточнил:
– И все?
– А этого мало? – намекнула я, что пакет услуг предложен и пересмотру не подлежит. Учитывая печальную судьбу предыдущих кухарок, решивших по глупости перебраться в замок на заработки, я вообще жизнью, можно сказать, рисковала.
– Учитель, пусть готовит, – громко зашептал Эверт, как будто я сидела в другой комнате, а не за одним с ним столом. – Хинч точно не повар.
Я скромно промолчала, что поваром тоже могу называться лишь отчасти, но борщ с пампушками с меня вряд ли потребуют.
– Что ж, тогда договорились, – мягко улыбнулся колдун и с таким грохотом отодвинул стул, словно на самом деле находился в ярости. – Вставай, Эверт Ройбаш, к нам идут люди.
– Уже? – удивился ученик, моментально вскакивая из-за стола. – Вы только ведь вернулись. Как узнали?
Мне немедленно вспомнились вчерашние подвиги в трактире, сгинувший хозяин заведения и почти придушенный капитан.
– Стражи пришли? – уточнила я, как только мы с Хинчем остались наедине.
– Просители, – коротко объяснил он.
– К черному колдуну? – не поверила я.
– Хозяин – маг высшей категории, – высокомерно фыркнул прислужник и кивнул на пустую кадку: – Посуду мыть здесь. Водопровод на кухне исчез. Вода в колодце.
– А где колодец?
– У замковой стены.
– Вот уж свезло, – пробормотала я, поднимаясь из-за стола, и начала собирать тарелки. – Послушайте, Хинч, вы действительно были готовы меня съесть?
– Да, – ошарашил прислужник, и от удивления у меня даже вилки посыпались на каменный пол.
– Прямо живьем?! – воскликнула я, но тут же махнула рукой: – Нет, не рассказывайте подробностей, я стану буйным неврастеником. Понимаю, что странно слышать просьбу от закуски, однако, даже если я кажусь вам аппетитной, можно спросить совета? Как подружиться с Мельхомом? В нашем мире, знаете, дома не меняют планировки по собственному желанию.
– Когда Мельхом изводил Эверта, то он проводил ритуал, – вдруг расщедрился скряга на нормальный совет.
– Ритуал? – насторожилась я. – Типа в бубен бил, песни всякие пел… и никаких кровавых жертв. Да?
– Мельхом – демон, заточенный предками Кернами в камень, – сухо пояснил прислужник.
– То есть без крови никак?
– Почему же, вы можете попробовать ему спеть, – надменно предложил Хинч.
Он вышел из кухни, оставив меня один на один с остывшим очагом, горой немытой посуды, пустой кадкой и деревянным ведром.
После самовольной реконструкции Мельхом не отзывался и двери просителям пришлось открывать, что называется, по-человечески. Сложив руки на груди, Макс терпеливо следил, как ученик пытался впустить визитеров. Эверт пыхтел, потел и нервничал. Он бормотал заклинание, перемещающее портал, открывал магическую дверь, но обнаруживал пустой порог. Три раза он ошибался с направлением и бесился все сильнее.
Колотили в дверь из маленького городка Анселя, что находился в Восточной долине королевства. На узкой, мощенной щербатыми булыжниками улочке стояли секретарь градоначальника с телохранителем. Оба парились в мундирах под палящим солнцем и воровато оглядывались, чтобы никто не заметил. Макс сам мог бы открыть, но как по-другому выдрессировать в ученике умение видеть и осознавать? Навык был жизненно необходим такому магу, страдающему топографическим кретинизмом, как Эверт Ройбаш. Поэтому чернокнижник спокойно ждал, когда тот справится с заданием. А если у просителей не хватит терпения, то еще и напрягаться не придется.
Эверт с красной физиономией затравленно оглянулся на учителя и пробормотал:
– Еще разок.
Макстен сделал приглашающий жест, мол, ни в чем себе не отказывай… паршивец, неспособный на простейшее колдовство. Ученик что-то пробормотал под нос, может, помолился или обругал девчонку из иного мира, рванул на себя дверь – и попал! Вместе с ослепительным солнечным светом восточной долины в дверной проем едва не вплеснулся охранник. Секретарь испуганно попятился, будто собрался дать стрекача.
– Нам бы чернокнижника… – пробормотал он.
Обычно Мельхом незаметно менял обстановку приемной, подстраиваясь под привычный просителям интерьер, но демон молчал. Безуспешно скрывая нервозность, визитеры поднялись по высоким каменным ступеням в простую комнату с деревянными панелями на стенах и скромной обстановкой.
Охранник незаметно озирался вокруг, видимо, выискивая смертельные артефакты, но горшок с цветком, поставленный Хинчем на подоконник, и аккуратно вычищенный камин с прокопченной решеткой опасными не выглядели. Впрочем, в замке многое только выглядело невинным. Цветок был плотоядным и питался мухами.
– Здесь нет опасной магии, – спокойно вымолвил Макстен, давая понять, что можно не напрягаться. Черные артефакты хранились в заговоренных шкатулках на втором этаже, куда вела закрученная лестница, узким винтом вонзавшаяся в низкий потолок.
Охранник моментально округлил глаза. Скорее всего, подумал, что чернокнижник умел читать мысли. Мог бы, но чужое сознание обычно походило на помойку. Читать людей легко без магии, в большинстве своем они похожи на открытую книгу. Для чего тратить силы?
Секретарь вытащил из кармана платок, обтер лицо и пискнул фальцетом:
– Господин чернокнижник… – Он откашлялся, вернув басок, и продолжил: – Я помощник…
– Я знаю, кто ты, – перебил Макстен. – Для чего мэру черная магия?
– Потому что белая магия нас скоро в гроб вгонит, – признался секретарь. – Это знаете ли очень деликатное дело…
– Уважаемый мэр Коди сходил на сторону и лишился мужской силы? – усмехнулся Макстен.
– Откуда знаете? – поменялся в лице секретарь.
О том, что перед отъездом чернокнижника в Мельхом приходила заплаканная жена мэра и просила угомонить «старого козла», Макс предпочел умолчать.
– Я не снимаю проклятий, господа, – спокойно отказался помочь он и уже хотел выпроводить визитеров, как секретарь взмолился:
– Господин чернокнижник, мы обратились к белому колдуну Ирену Орсо! Стало еще хуже…
– В Восточной долине появился белый маг? – заинтересовался Макстен. Почти полвека не находилось самоубийц, готовых колдовать в непосредственной близости от гнезда Кернов, а смотрите-ка, возник на горизонте.
– В прошлом месяце он приехал с разрешением на частную практику, – тут же отрапортовал секретарь.
– Завтра Эверт заглянет к господину мэру и разберется с его деликатной проблемой, – неожиданно даже для ученика согласился Макстен. На проблемы градоначальника ему было по-прежнему плевать, а вот с новым соседом, вернее, с его колдовством познакомиться следовало.
Но на Эверта было больно смотреть. Он побледнел в цвет полотна, ткнул себя пальцем в грудь и беззвучно спросил: «Я?!» Макстен кивнул, мол, не мне же обслуживать простых смертных.
– Оплата пятьдесят монет, – добавил он. – Деньги сейчас.
Секретарь поперхнулся на вдохе.
– Господин колдун, не считаете, что это как-то…
– Торгуетесь? – изогнул бровь чернокнижник.
– Нет-нет, – испугался тот и пробормотал, вытаскивая из-за пазухи кошель: – Как можно торговаться в такой ситуации? Но если вдруг не поможет?
– Оплата не возвращается. – Макс забрал протянутый кожаный кошель и взвесил на ладони. Ровно полсотни золотых, совсем недавно отчеканенные монеты, новенькие одна к одной. Количество монет в кармане визитеров чернокнижник всегда угадывал без ошибок.
– Господина мэра не столько деньги волнуют, сколько… как бы выразиться… здоровье, – попытался стребовать гарантий секретарь.
– Все будет в порядке с его здоровьем, – уверил Макстен. – Он точно выживет.
Судя по тому, как округлились глаза Эверта, ученик за удачный исход дела вообще не ручался. Едва за визитерами закрылась дверь, как он бросился следом за чернокнижником, поднимавшимся на второй этаж.
– А если у меня не получится? – жалобно скулил щенок в спину мага.
– Снимешь с него печать от блуда и вернешься домой, – успокоил тот ученика.
– Откуда вы знает, что у него печать от блуда?
– Я сам ее поставил пару месяцев назад. Знал, что у мэра привлекательная супруга?
Эверт, поднимался по крутой лестнице и недовольно сопел. Его красноречивое молчание словно говорило, что чернокнижнику Макстену Керну было бы неплохо самому поставить печать от блуда.
– Зачем меня туда отправлять? – ворчал он. – Вы же сами можете снять, не выходя из замка.
– Хочу узнать о талантливом соседе, не признавшем печать чернокнижника.
На втором этаже, посреди кабинета с громоздкой мебелью, где от черных артефактов даже воздух казался темнее, стоял Хинч. Он смотрел из-под бровей и улыбался кроткой улыбкой демона-маньяка, от какой у любого нормального человека случилась бы остановка сердца.
– Хозяин? – вкрадчивым голосом вымолвил слуга и протянул руку, намекая, что чернокнижнику следовало отдать кошель.
Прислужник обладал нюхом на деньги острее, чем у охотничьего пса на подстреленных уток. Безошибочно узнавал об авансах и отбирал все до последней медяшки. Иногда казалось, лучше бы колдун брал натурой. Хотя натура мэрского секретаря могла пойти разве что на корм демоническим псам или самому камердинеру, выполняющему в жизни Макса роль сварливой тещи.
– Раз вы вернулись, то пора вспомнить об обязанностях главы рода, – мягко намекнул Хинч, что золотые придется отдать.
– Я последний в роду Кернов, – напомнил Макс.
– Поэтому ответственности на вас гораздо больше. Я не говорю о наследниках, несчастным детям все равно достанется разоренная сокровищница и только треть замка, но о насущных проблемах стоит подумать. Погреб требует пополнения. Нам следует купить еду, мыльную пасту, свечи, бумагу, чернила…
– Послушай, Мельхом, знаю, приятель, что мы очень плохо начали, – зазвучал приятный женский голос, и Хинч заткнулся от изумления. – Давай мириться? Я буду хорошей девочкой, только верни в кухню кран с водой.
Девица из иномирья, призванная паршивцем Эвертом вместо космической силы, говорила во дворе, буквально под кабинетом чернокнижника. Обстоятельство вызывало некоторое недоумение, ведь прежде отсюда открывался вид на холмы и вековой засохший дуб.
Макстен подошел к окну и осторожно выглянул из-за занавески. Замок обмельчал настолько, что теперь вместо душевного пейзажа была видна каменная стена. Алина стояла возле круглого колодца с потемневшим от времени деревянным журавлем и склонялась в темную глубину. Скромная рубашка задралась, представив мужскому взору аппетитную попу и длинные стройные ноги, туго обтянутые мужскими панталонами. В этих самых панталонах она выглядела отлично, и Макс промолчал об ошибке в гардеробе, не пожелав отказаться от замечательного зрелища.
– Ладно, поняла, ты не хочешь возвращать водопровод, но хоть ведро дай поднять? – говорила Алина в колодец, а эхо усиливало голос.
– А она весьма милая, – тихо проговорил Эверт, разглядывая женские бедра.
– Находишь? – с иронией оглянулся через плечо чернокнижник к мигом смутившемуся ученику.
Алина выпрямилась, попыталась допрыгнуть до края журавля, чтобы поднять ведро с водой, но сноровки не хватало. Она помедлила, почесала лоб, словно пытаясь выудить какую-нибудь идею, а потом возвела руки к небу и заорала дурным голосом:
– Я свободен, словно птица в небесах!
– Что она делает? – опешил маг.
– Кажется, поет, – осторожно подсказал Эверт.
– Я свободен!..
– Она поет пленному демону о свободе? – озадачился Макс, но тут Алина махнула правой рукой, левой. – И еще она танцует.
– Хозяин, боюсь, это моя вина, – принялся каяться Хинч. – Она спросила, как подружиться с замком…
– Я забыл, что значит страх!..
Неожиданно из колодца в небо вырвался гейзер ледяной воды, как пушечное ядро, выскочило деревянное ведро. С визгом недоделанная комедиантка прикрыла голову и отбежала на несколько шагов. Когда гнев Мельхома утих, она обтерла лицо, подошла к колодцу и пнула камни носком сапога:
– Плохой демон! Я тебе песни пою, а ты меня водой поливаешь?!
Из колодца вырвалась тонкая струйка и ударила в девчонку. Она задохнулась, расставила руки. С одежды и волос стекало.
– Очень плохой демон! Я хотела тебе занавески постирать и полы в холле помыть, а теперь не буду. Ходи как поросенок!
– Она ругает Мельхом? – с изумлением в голосе спросил Эверт, хотя, судя по всему, ответа не ждал.
– Послушай, паршивец, – кашлянул в кулак Макстен, вдруг осознав, что теперь вряд ли в ближайшие лет пятьдесят замок вернет первозданный вид, – ты уверен, что призывал космическую силу, а не главного демона преисподней? Потому что такое ощущение, что именно он явился к нам в женском обличье.
– Хозяин, хотите я ее сожру? – Хинч походил на плотоядный цветок. Сдержанный и воспитанный камердинер снаружи, и кровожадный монстр – внутри. Не зря жизнь в нем поддерживал демон обжорства. Правда, почему-то прилично готовить бес, любящий пожрать, не умел.
– Я бы и рад от нее избавиться, но потом отдача замучает, – тихо ответил чернокнижник.
Как это случилось? Макс сам до конца не верил, но странная девушка, только что пнувшая колодец, за короткий час трижды спасла его шкуру. Это было даже забавно. Дядька Идрис, при жизни обладавший странным чувством юмора, наверное, надорвался бы от хохота, что в абсурдную ситуацию попал именно Макстен, последний Керн, совершивший много хороших дел и в сотни раз больше – плохих. Он оказался должником девчонки из иного мира. Трижды!
Алина воровато огляделась вокруг и начала стаскивать мокрую рубашку. Поднять голову к окнам и проверить наличие свидетелей раздевания ей в эту самую голову, конечно, не пришло. Она вообще когда-нибудь думала?
– Эверт, отвернись, – приказал Макс.
– Простите, учитель, – пробормотал тот.
– И отойди от окна на три шага, – не сводя взгляда с почти обнажившейся девушки, добавил чернокнижник. Внизу оказалось надето нечто кружевное, открытое и очень соблазнительное на вид. Ежась на холодном сквозняке, Алина выжала рубашку и поспешно начала натягивать обратно, пряча хрупкие плечи и изящные изгибы.
Жаль. Она хороша, когда раздета, молчит и не пытается доставать Мельхом.
С водой мне помог Эверт. Я наткнулась на ученика, которому мысленно дала прозвище Бездарность, на лестнице. Переодевшись в сухое, я направлялась на задний двор, чтобы взять колодец решительным штурмом, больше не вступая в человеческие переговоры с Мельхомом.
– Ты мне нужен! – рявкнула я, и ученик даже икнул. Видимо, обычно он был нужен, чтобы кого-нибудь заморить до смерти или воскресить – по обстоятельствам. – Добудь мне воды из колодца.
Эверт отлично справился с ролью водоноса. Солнце было в самом зените, воздух нагревался. Вспотевший Эверт таскал тяжелые ведра на кухню, а я трусила рядом и преданно заглядывала в его вспотевшее лицо (очень действенный способ, практически второй после слез, если что-нибудь необходимо добиться от мужчины).
– Что ты от меня хочешь? – Он поставил ведро на дорожку, потом из него же умылся ледяной водой. Я действительно пыталась подлизаться, поэтому возмутилась негигиеничностью только мысленно.
– Как ты подружился с Мельхомом? Знаешь, очень хочется вернуть кран на кухню, иначе вы же надорветесь, пока будете таскать ведра.
– То есть ты заботишься о нас? – удивился Эверт неожиданному повороту.
– Конечно, – состроила я удивленное лицо. – У меня-то через месяц будет снова водопровод, а вы останетесь с колодцем.
– Ладно, и что ты хочешь знать?
– Ты правда проводил ритуал, чтобы подружиться с демоном? Не знаю, там… кхм… жертву приносил?
– Жертвоприношение? – моргнул Эверт и завис на пару секунд, вдруг его лицо осветилось очень странной улыбкой латентного маньяка: – Да, я проводил ритуал с жертвоприношением.
– Поможешь?
– Ну… Смотря что ты предложишь взамен.
Проклятье! Миры разные, а все равно везде царят товарно-денежные отношения.
– Я уже не девственница, – немедленно напомнила я, что пытаться развести меня на какое-нибудь ритуальное неприличие совершенно бессмысленно. – Ладно, я выполню любое твое желание.
Глаза ученика блеснули в предвкушении.
– Но это не будет никак связано с ритуальным… Ну, ты понимаешь.
– Не очень, – покачал он головой.
– Никаких прелюбодеяний и блуда. Даже тантрических. Проклятье, даже мысленных!
– А что значит тантрический? – заинтересовался он, будто действительно размышлял, а не начать ли спорить.
– Объяснять долго, а тебе все равно не светит, – отговорилась я, сама не вполне понимая, что это значит, ввернула-то для красного словца.
– Ладно, согласен. – Он протянул руку. Я смотрела на длинные пальцы с грязными ногтями и пыталась отогнать подозрительную мыслишку, что заключаю сделку с мелким демоном перекрестка. На полновесного дьявола Эверт все равно не тянул.
– Только попробуй меня обмануть, – процедила я, отвечая на рукопожатие. – Выбью зубы, будешь похож на череп дядьки Идриса!
Мы сговорились, когда после ужина Макстен займется чернокнижными делами, встретиться в библиотеке и честь по чести подготовиться к ритуалу. С едой возникла заминка. Оказалось, что я сильно преувеличила собственные таланты, когда подрядилась стряпать в средневековом замке (хорошо, в огрызке от средневекового замка). Для готовки на очаге с углями, помеси печи и камина, совершенно непохожем на электроплиту, требовалась недюжинная сноровка. Единственным кулинарным изыском, на какой хватило моих навыков, была яичница с помидорами. Оставалось надеяться, что чудовищная стряпня камердинера сделала мужчин в замке невосприимчивыми к невкусной еде.
– Приятного аппетита, – улыбнулась я.
Подозреваю, что чернокнижники восприняли мои слова как издевательство. Стол был пустым. Стоял случайно сохранившийся после перестройки трехрогий серебряный канделябр, три тарелки с приборами, глиняная миска с яичницей из двадцати яиц и шести помидоров и… все. На этом гастрономические и дизайнерские изыски заканчивались.
– В нашем мире яичницу с помидорами едят по особенным случаям, – с улыбкой жизнерадостной идиотки соврала я и принялась раскладывать угощение по тарелкам. – На большие праздники, на день рождения.
– А у нас, когда жрать совсем нечего, – задумчиво пробубнил под нос Эверт. – Тяжело же вам живется.
– Я говорил, что нам надо пополнить запасы, – с достоинством заметил Хинч, стоявший за спиной хозяина.
От трапезы он отказался, заявив, что ел на прошлой неделе. Спорить я не стала, мало ли какой диеты придерживались разменявшие вторую сотню лет одержимые, любящие полакомиться свежатиной, как Бармалей. Может, он поймал и живьем схрумкал парочку птичек, раз меня на съедение не отдали.
– Приятного аппетита, господа, – пресек споры Макстен и, щелкнув пальцами, зажег свечи в канделябре, а заодно в масляных светильниках на каменных стенах.
Когда с ужином было покончено, со стола убрано, а посуда кое-как перемыта мыльной пастой, щиплющей руки, я сбежала из кухни в библиотеку, где меня уже дожидался Эверт. Он стоял у пюпитра с закрытым гримуаром в черной кожаной обложке, по виду очень старым.
– Что делаешь? – подняла я повыше свечу.
– Свят, свят, свят! – отшатнулся от книги Эверт и неожиданно осенил себя крестным знамением. – До разрыва сердца доведешь.
– А что, чернокнижников не разбирает паралич, если вы креститесь?
– Типун тебе на язык, – буркнул ученик. – У меня папа был духовником.
– И как тебя занесло-то? – кивнула я на книгу явно магического содержания.
– Чернокнижники хорошо зарабатывают, – буркнул он.
– Угу, особенно по твоему учителю богатства заметны, – ухмыльнулась я, вспомнив, с какой болью камердинер говорил про закупку продуктов. – Так с чего начнем?
– Приложи сюда руку и задай вопрос. – Эверт с подозрительной поспешностью уступил мне место перед книгой. Пристроив свечу на маленький столик, я подошла к пюпитру. На черной кожаной обложке был выдавлен след от человеческой пятерни.
– Как мне подружиться с Мельхомом? – громко спросила я и приложила руку к оттиску. Неожиданно по контуру вспыхнули красноватые сполохи, в ладонь ударило сильным электрическим разрядом, даже волоски встали дыбом, и сердце загрохотало. Одной сочной матерной фразой я выругалась на хитреца Эверта, черные гримуары, изменчивые замки и отпрянула от стойки.
– Пробудился! – с изумленным восторгом воскликнул партнер.
– Ты мог предупредить, что будет больно? – процедила я, изучая покрасневшую ладонь.
– До свадьбы заживет, – с видом жадного ребенка, нашедшего на полке пакет с килограммом шоколадных конфет, отодвинул он меня.
– Я до свадьбы не доживу, если меня всякие… книги кусать будут, – ворчала я, потирая ладонь. – У вас мир людоедов, куда ни плюнь, везде кусают или сожрать хотят.
– Так делай выводы.
– Какие же?
– Не плюй где ни попадя! – фыркнул Эверт и с благоговейным видом раскрыл гримуар. В полумраке, едва тронутом скудным светом тусклых свечей, от рукописных листов полилось сияние, озарившее лицо ученика. Некоторое время с зачарованным видом он переворачивал страницы, словно напрочь забыл о причине нашего свидания. Пришлось покашлять в кулак. Ноль реакции. С любопытством я встала на цыпочки и заглянула парню через плечо. Страницы у книги плотные, сероватые, испещренные незнакомыми символами, непонятными, как китайские иероглифы.
Целых полгода я пыталась выучить китайский язык на тот случай, если вдруг заблужусь где-нибудь в рисовой провинции, опоздаю на самолет и начну бродяжничать по Поднебесной. К слову, о поездке в Китай в то время я даже не помышляла. По отдельности китайские иероглифы имели смысл и даже перевод, а все вместе, собравшись в длинную живописную строку, превращались в приснопамятную абракадабру. В общем, стрекочущий язык мне не дался, и потому я, как дура, стояла на наземном переходе и не знала, где найти остановку. Сейчас я чувствовала себя так же, как на том переходе: ни черта не ясно, досадно и очень хочется спать.
– Ты ритуал с таким усердием изучаешь или читаешь рецепт превращения меди в золотые слитки? – произнесла я на ухо Эверту.
– Откуда знаешь? – испуганно икнул он.
– Чего, правда читаешь рецепт превращения в золото?! – поперхнулась я на вдохе. – Серьезно? Давай запишем и сделаем все вилки золотыми. Господи, мне же до конца жизни тогда не придется работать.
– Медь невозможно превратить в золото, – буркнул он и кивнул в сторону большого стола: – Садись и записывай.
Пристроив свечу, я вытащила из выдвижного мелкого ящика самое обычное перо, похоже, выдранное из зада, простите, хвоста гуся (подозреваю, потом несчастная птица послужила обедом), помакала в ополовиненную чернильницу и кивнула:
– Диктуй.
Эверт принялся водить пальцем в гримуаре и зачитывать:
– На кладбище выкопать могилу глубиной в полтора лея.
– Это сколько? – уточнила я.
– Вот столько. – Он показал размер себе по грудь, отчего я сделала вывод, что леями в магическом мире именуют метры. – Пишешь?
– Пытаюсь…
Совершенно точно попавшему в средневековый мир современнику грозит сдохнуть от голода и без завещания! Умение готовить на очаге и писать перьями находилось на грани фантастики. Это не по клавишам ноутбука в середине ночи клацать, набирая электронное письмо. Тут сноровка нужна. Я вымазалась, даже не написав ни одного слова. Чернила вытекли красивой яркой кляксой. Оставалось смириться со своей полной несостоятельностью писаря.
– Ты прочитай, я запомню. Ты там что-то о могиле говорил?
– Значит, копаешь могилу в два лея.
– Полтора, – поправила я, удивляясь, что он даже по второму разу книжную абракадабру правильно прочитать не может.
– В общем, сначала выкапываешь, потом кладешь туда курицу, потом закапываешь.
– А как Мельхом поймет, что ему жертвоприношение сделали, а не похороны курицы устроили? – вдруг почувствовав себя страшно обманутой, буркнула я.
– Вот как закопаешь, так возведешь руки к звездам и громко скажешь: «Прими, Мельхом, дар и больше не гневайся».
– Курицу можно тушкой или обязательно живую?
– Хочешь вообще взбесить демона? – с осуждением протянул Эверт.
Бесить демона в мои планы не входило, а то лишит последних удобств на этаже и тогда точно придется переехать в пристройку. Видела я этот сарай: рухлядь с дырой в черепичной крыше! Как представила, что лежу на топчане, укрытая пахнущей кошками рогожей, голодная, холодная и несчастная, а сверху сыплет град, так сразу возникло желание закопать целый курятник. Конечно, ужас как кровожадно, но что случилось в магическом мире, навсегда останется в магическом мире. Вернусь домой и пожертвую денег на приют для бездомных куриц!
– Кладбище у нас есть, лопату тоже найдем, – продолжал рассуждать Эверт. – Тебе осталось только черную курицу раздобыть.
На некоторое время мы примолкли. Ученик чернокнижника продолжал листать страницы, водить пальцем и бесшумно шевелить губами, а я соображала, где купить бедную квохчущую жертву. За ужином Макстен с Эвертом обсуждали поездку в город.
– Ты завтра из замка выезжаешь? – моментально придумала я выход из положения.
– Да, – осторожно отозвался ученик.
– Возьмешь меня с собой?
– Нет! – последовал категоричный отказ.
На следующий день я стояла за спиной у Эверта и ждала, когда он наконец откроет входную дверь в правильное место. Бормоча под нос проклятья, ученик дергал за ручку снова и снова. В дверном проеме появлялись то цветущее гречишное поле (кстати, очень живописное), то темный лес, то рыночная площадь. Бездарь злобно покосился на меня через плечо, видимо, назначив главной причиной топографических неудач.
– Что? – фыркнула я.
– Ничего, – процедил он с красной физиономией, снова хватаясь за ручку.
Он отчаянно не хотел брать меня в город, но не знал силу правильного женского слова, вовремя оброненного рядом с хозяином замка. Подавая на завтрак подгоревшие с одной стороны оладьи, я с грустью уронила, что подыхаю от скуки. Трапеза была очень поздней, с тем расчетом, что от голода мужики будут готовы грызть даже камни, а значит, проглотят непривлекательную еду, не глядя и желательно не жуя. Видимо, Макстен живо оценил, к каким печальным последствиям может привести скука деятельной девушки в демоническом замке, если, даже не успев заскучать, она заставила Мельхом отхватить больше половины комнат, и – вуаля – я принаряжаюсь в цветочное платье для вылазки в город.
– Постойте, – заставил нас притормозить Макстен, когда Эверт снова взялся за ручку и с решительным видом собирался потянуть на себя дверь. – Возьми.
Чернокнижник отдал мне позвякивающий кожаный кошель, завязанный на черный шнурок. Приятно удивленная, я не стала отказываться от денег. План был развести на покупку курицы Эверта, а тут такая оказия!
– Возьми себе ниток для вышивания, – с серьезным видом велел Макс.
– Я не умею вышивать, – заметила я, высыпая монеты на ладонь. В местной валюте я не разбиралась, но судя по тому, как икнул ученик, выданной суммы хватит и на нитки всех цветов радуги, и на пяльцы еще останется.
– Грифелей для рисования, – предложил чернокнижник.
– И рисовать.
– В таком случае самое время научиться, – вкрадчивым голосом высказал чернокнижник и, спустившись по ступеням, сам открыл дверь к узкой нисходящей улочке, вымощенной нагретыми солнцем булыжниками. – Счастливого пути. Вернетесь только вдвоем!
Последнее наставление адресовалось Эверту.
Не успела я перешагнуть через порог, как за спиной категорично закрылась дверь, словно хозяин намекнул, что иномирным гостьям без неразрушительного, но антистрессового хобби лучше в замке не появляться. Подозреваю, ритуальное закапывание курицы к таким не относилось.
С интересом я оглянулась на Мельхом. Со стороны маленькой улочки он выглядел двухэтажным домиком, оплетенным зеленым плющом. Из-под густой растительности светлели кляксы облупленных стен. Окна были закрыты ставнями, на крыше лежала рыжая, выгоревшая от солнца черепица. На окованной дубовой двери висел медный молоточек.
– Ходячий замок, – припомнила я известную сказку английской писательницы.
– Поторопись! – прикрикнул припустивший под горку Эверт.
В рекордное время мы добрались до рыночной площади. Солнце припекало, народ толпился, пахло отвратительно. Над деревянными прилавками висели грязные, замусоленные тенты. Торговцы отгоняли мух от потемневших от жары кусков мяса, по мере сил старались прикрыть тканью. От прилавка с рыбой, упаренной в духоте, несло, кажется, за версту, и отчаянно хотелось прикрыть нос платком. Корнеплоды и овощи лежали в больших плетеных корзинах, отдавали их не по весу, а по штукам.
Средневековье меня шокировало только в первый раз. Впрочем, я, одетая в скромное платье, тоже его не шокировала. Если в сутолоке кто-то поворачивал голову, то только чтобы поглазеть на Эверта в черных одеждах. Похоже, ученика чернокнижника в городе неплохо знали.
– Встретимся в пять на этом самом месте, – для наглядности маг ткнул пальцем по направлению своих пыльных сапог.
– У меня часов нет.
Эверт пробормотал под нос какое-то ругательство, нервной рукой выудил из кармана круглые мужские часы на цепочке. Вцепившись в поцарапанный корпус, с первого раза он не дал их забрать и предупредил сквозь зубы:
– Потеряешь – прокляну.
– Пожалуюсь Макстену.
– Победила, – отдал часы противник и жалобно проследил, как «драгоценность» исчезает в моей поясной сумочке.
– Скажи, что написано на той лавке? – указала я на торговую лавку, выбрав ее в качестве ориентира.
– «Ткани», – буркнул Эверт.
– Спасибо.
Придерживая юбку, я потрусила к торговым рядам, надеясь отыскать птичника.
– Следи за кошельком! – истеричным голосом прикрикнул ученик мне в спину. – И хронометр не потеряй!
Он дает наставления человеку, который дважды в день ездит на метро в час пик? Я только фыркнула и, не оглядываясь, помахала рукой, мол, иди уже по своим важным делам, не мешай девушке тратить чужие деньги.
Торговец домашней птицей нашелся в углу рынка. Из клеток на меня шипели злобные утки, несчастными глазами таращились курицы, словно чувствующие приближение неизбежного конца в супнице какого-нибудь гурмана, недовольно зыркал облезлый петух и косил красным глазом большой недовольный индюк. Кажется, в контактном зоопарке, открытом недавно в ближайшем к моему дому торговом центре, демонстрировали меньше живности.
Несмотря на разнообразие, черных куриц не было. Возможно, цвет оперения имел сакраментальное значение, но я рассудила, что Мельхом вряд ли разбирался в окрасах. Выбрала на заклание демону самую общипанную, по виду смертельно больную курицу.
Мысленно я окрестила птичку Жертвой. Хотелось дать какое-нибудь красивое имя типа Дунечки, но закапывать на кладбище Жертву было морально легче, чем Дунечку. Хотя я с трудом представляла, как решусь убить невинное живое существо, пусть и стоящее одной лапой на том свете.
– Отличный выбор, госпожа! – принялся нахваливать птичник. – Выйдет превосходный супчик.
– Не набивайте цену, – отмахнулась я и добавила: – Я покупаю не для еды, а закапывать.
Скорость, с какой торговец усаживал бедную, слабо трепыхавшуюся курицу в легкую плетеную клетку, точно намекала, что он побаивался, как бы его самого не прикопали.
Народ вдруг заволновался, засуетился, а рыночные ряды начали стремительно пустеть. Домохозяйки с корзинками снеди, взмокшие под солнцем мужчины, оборванцы, даже некоторые лавочники – все коллективно бросились наутек. На мой взгляд, только нашествие стражников на стихийный рынок могло обратить людей в бегство. Испугавшись, что покупка общипанной курицы окажется подсудным делом, я остановила осоловелого от жары мужичка:
– Стражи пришли?
– Колдун сейчас будет дождь призывать! – махнул он рукой и с выпученными глазами бросился следом за остальными.
– Колдун? – нахмурилась я. Бездарь Ройбаш решил людей талантом поразить?
Далеко идти не пришлось: толпа собралась на лобном месте в самом начале рынка, где сохранялся незаставленный прилавками свободный пятачок. В душном горячем воздухе ощущалось людское волнение. Похоже, в мире, куда меня вытащил Эверт, магов разных мастей было как бродячих псов, на любой вкус и цвет: черные, белые, недоделанные, как он сам. Черную курицу на заклание найти тяжелее, чем ведьмака, готового это самое заклание провести!
Прижав к боку клетку с притихшей Жертвой, я пробилась в первый ряд. В центре людской толпы стоял патлатый, похожий на каланчу мужчина, наряженный в подпоясанный балахон (точно в парадные одежды облачился по случаю публичного выступления). До пояса спускалась жиденькая бороденка, чуждая вытянутому худому лицу с красными солнечными ожогами под прикрытыми глазами. Мысленно я окрестила белого мага – Внук Гэндальфа. Стыдно сказать, но легендарный роман я не осилила, а с фильмами была знакома только по коротким роликам из Интернета, но некое сходство с актером просматривалось.
Колдун старательно изображал отрешенность от внешнего мира, будто до взволнованного зрительного зала ему не было никакого дела. В руках он держал посох Деда Мороза – для полного сходства только блестящей мишуры не хватало. Живо представилась драка Внука Гэндальфа и полнотелого добродушного старика за волшебный посох. От хулиганской фантазии я прыснула издевательским смешком. Маг резко открыл желтые глаза и, сведя на переносице брови, уставился ровнехонько на курицу в клетке, словно догадывался, что ее собирались прикончить.
Народ мгновенно отхлынул.
– Извините, – пробормотала я и на всякий случай попятилась.
Испугалась не магии – несколько дней в демоническом замке наглядно показали, что колдуны берегли энергию для серьезных дел. Вдруг грянет общемировой апокалипсис, а вся силушка окажется истраченной на паршивую левитацию вилок по кухне? Просто посох был длинный. Если колдун – буйный неврастеник, то взбесится да и огреет обидчицу до сотрясения мозга (между прочим, у меня есть что сотрясать, хотя с первого взгляда, может, незаметно). Тогда я точно «добрым словом» вспомню и Гэндальфа, и Дедушку Мороза, и всех Кернов, вместе взятых, включая учеников, прислужников и беззубого Егорку.
– Засуха, – тихим голосом вымолвил маг, уставившись мне в лицо страшным, немигающим взглядом. – Поля стонут и просят о помощи.
– Какое несчастье, – проблеяла я и еще немножко потеснилась назад. Оказалось, что народ отошел недостаточно далеко. Спиной я уперлась в чей-то круглый живот и отпружинила обратно.
– Я, белый маг Ирен Орсо, – ученик великого Дигора! – провозгласил колдун.
Люди зашушукались, пытаясь выяснить, знаком ли кто-нибудь с «великим», и не приходился ли он кровным родственником градоправителям. Хотелось верить, что учитель из Дигора вышел получше, чем из Макстена Керна, и его воспитанники никогда не воровали из других миров приличных девушек.
– Я несу добро в светлый мир! – провыл Внук Гэндальфа, представившийся Иреном.
На мой взгляд, громкое обещание осыпать Ансель добром настораживало. Во всех книгах бесплатные добрые дела, щедро причиненные дарителем, приводили к плачевным последствиям. Я бы на месте горожан бросилась наутек со страшными криками, но народ глазел, благоговел и внимал с затаенным дыханием. Простаки, право слово!
– Жители Анселя, я здесь, чтобы призвать дождь! – объявил он и ударил посохом, выбив сноп голубоватых искр. Они проскакали по горячим булыжникам, прожгли подол моего опрятного платья и царапнули по голым ногам. Градус симпатии к магу понизился до отметки, на которой люди обычно не выживали.
– Сто золотых монет взял за вызов, шельма, – раздалось за спиной недовольное бормотание сплетников.
– Да-да, – прошипела тетушка почти мне на ухо. – За эти деньги он нам должен собственную реку через город пустить.
Маг оставался глух к ворчанию.
– Отступите! – грозным голосом вымолвил он и махнул посохом вокруг себя, расчищая пространство. Конец палки промелькнул практически перед носом, и я испуганно отпрянула, покрепче прижав клетку со всполошившейся курицей.
Наконец он начал колдовать. Ирен выписывал посохом кренделя, и в воздухе вспыхивали голубоватые сполохи, словно от размазанных в световые линии огней. На каждый пасс он выкрикивал новое резкое слово на языке, напоминавшем латынь, а потом завопил, прикрыв глаза:
– Благослови дождь иссушенную землю!
Над площадью повисла странная, напряженная тишина. Никто не шевелился – люди ждали чуда, но благословение не наступало. Солнце шпарило как ошалелое. Небо оставалось девственно-чистым, ни одно облачко не запятнало синевы. На рынке жалобно заблеяла уморенная жарой овца.
Внук Гендальфа приоткрыл один глаз, кашлянул и снова возвел руки к небу:
– Очнись, животворящая сила!
Сила очнулась! Под восхищенные вздохи и ахи к площади стягивались дождевые тучи. Сильный ветер трепал одежды, срывал с голов шляпы и чепчики. У Внука Гэндальфа развевались жиденькая бороденка и полы балахона. В загустевших тучах сверкнула настоящая молния. Сверху на разогретые булыжники сорвались тяжелые дождевые капли.
И все закончилось. Ветер утих, дождь закончился, толком не начавшись, разве что синее небо по-прежнему заслоняли свинцовые тучи да пару раз вхолостую сверкнули молнии. Колдун огляделся по сторонам и снова потряс посохом:
– Очнись! Приди ко мне!
Неожиданно над сконфуженной площадью, погруженной в предгрозовой сумрак, пролетел истеричный женский визг:
– Старый Брок очнулся!
– Старый Брок? – заволновался народ. – Разве ж его не собирались с рассветом похоронить?
В следующую секунду толпа пришла в движение. С истеричными воплями люди кинулись в разные стороны. Я растерялась и немедленно оказалась наказанной: сильный удар в спину отбросил меня вперед. Полет был стремительным, как у пробки из бутылки с шампанским. До хруста стискивая клетку с шокированной предсмертными приключениями Жертвой, я всем телом навалилась на колдуна и, не глядя, вцепилась в первое, что попалось под руку. Попалась борода. Ирен возопил и резко согнулся пополам, стараясь сохранить растительность. Мы едва не тыркнулись носами. На ощупь борода оказалась как пакля и, похоже, ею же и являлась.
– У вас борода отваливается, – для чего-то объявила я и резко разжала пальцы. – Прошу прощения, но можно мне…
Пыхтя под изумленным взглядом онемевшего мага, я схватилась за посох и, опираясь на него, кое-как выпрямилась.
– Благодарю, – кивнула, отряхивая руки.
Восставший покойник, распугавший толпу народа, стоял перед нами и таращил мертвые глаза. Надо было бежать, но от страха на меня напал паралич. Глядя на оживленное тело, я поймала себя на истеричной мысли, что у всех хороших колдунов выходили очень нехорошие ученики. Один девчонок ворует, а другой вместо дождя покойников призывает.
– Замри, исчадие ада! – завопил у меня над макушкой колдун и выставил посох. Из деревянного конца вырвался голубоватый луч, разрезавший пространство. Однако меткости магу явно не хватало – молния прошла в полуметре от зомби и врезалась в растерянного толстяка. Бедняга закатил глаза и, парализованный, рухнул на брусчатку.
– А у вас талант, – не удержалась я.
– Я не призывал демона! – вдруг совсем по-детски начал отпираться серьезный, зрелый маг.
– Так он ко мне, что ли, направляется?
Зомби, глухой к учиненному переполоху, надвигался на нас, словно потерявшая управление вагонетка. От ужаса в голове помутилось, я выставила вперед клетку с курицей и заорала страшным голосом:
– Сим-салабим! Ахалай-махалай! Ляськи-масяськи! Жри курицу, нелюдь!
Господи, что? Сим-салабим? Ляськи-масяськи?! Откуда я вообще такие странные вещи знаю?! Да меня сейчас саму отдадут на корм зомби, чтобы не терять время и не складывать инквизиторский костер!
Опешили все, в том числе оживший покойник. Он остолбенел, вытянув руки по бокам. Секундой позже на площадь обрушилась стена дождя. Ливень, плотный и беспросветный, скрывавший видимость. Одежда моментально вымокла и прилипла к телу. С трудом я различила, что восставший Брок упал на булыжники. Вокруг тела гудела, бурлила и лилась яростная вода. И раз покойник снова упокоился, было пора делать ноги. Далеко убежать не рассчитывала, но, по крайней мере, в место посуше, где не будет хлестать в физиономию.
– Стой, ведьма! – сквозь грохот ливня проорал воспрянувший от удачи с дождем маг и перекрыл мне путь посохом.
Не вступая в переговоры, я развернулась и понеслась в противоположную сторону, мысленно молясь, чтобы маг не послал мне в спину волшебную голубую молнию. Завернув за угол, я спряталась под козырьком чужого крылечка и решила дождаться, когда дождь растеряет ярость, а возможно, полностью выльется. Время шло. Часы Эверта в поясной сумке намокли и перестали ходить, под стеклом набухли капли. Ливень не думал усмирять гнев.
На окошке возле входной двери зашевелились занавески, и стало ясно, что хозяева не рады неожиданной гостье.
– Тебя же не пугает прогулка под дождем? – Я поймала себя на том, что улыбнулась курице жизнерадостной улыбкой пессимистки, пытавшейся думать позитивно. Дошла, господи, до ручки: с курами разговариваю! Стерев с лица идиотскую улыбку, я покрутила головой, пытаясь вспомнить направление к дому.
Если мне не изменяли память и чутье, а как показал случай в Китае, и с тем, и с другим у меня имелись основательные проблемы, до входа в Мельхом было четыре поворота. Все время направо. Или налево? Проклятье, куда мы поворачивали?
– Вот ты где! – услышала я голос Эверта. Ученик стоял на брусчатке, и вода немыслимым образом огибала его ноги, не намочив сапог. Высокую фигуру словно окружал невидимый, непроницаемый для дождя пузырь. Глядя на недовольного и очень, просто неприлично сухого соседа по замку, я почувствовала глухую ненависть.
– Пойдем? – кивнул он в сторону переулка.
– А мне не хочешь магический зонт наколдовать? – возмутилась я.
– Ты все равно уже мокрая, – беспечно отозвался Эверт.
– Вот как?
Перехватив клетку с поникшей курицей, видимо, предчувствовавшей, что по дороге к замку мы утонем, я вздернула подбородок и шагнула под проливной дождь.
– Ты что, обиделась? – догнал меня ведьмовской поганец, пока я с гордо выпрямленной спиной и по щиколотку в воде неслась в… кажется, правильном направлении.
– Что ты, какие могут быть обиды? – ласково отозвалась я. – Но я бы на твоем месте с сегодняшнего дня начала очень внимательно следить за тем, что лежит в тарелке. Мало ли что может случайно упасть в кашу.
Через пару улиц дождь закончился, тучи неожиданно рассеялись, и снова засияло солнце. Видимо, магия белого колдуна иссякла. Возле знакомого домика, оплетенного плющом, по-прежнему царили жара и летняя засуха. Казалось, что ливень, достойный прерий Амазонки, вообще не затронул утыканный домишками холм, словно назло подставленный беспощадным солнечным лучам.
Когда на стук молоточка Макстен открыл дверь, то без преувеличений онемел. Обнаружить иномирную гостью с курицей в клетке и мокрую, как эта самая курица, оказалось большим сюрпризом. Удивленный взгляд переместился с меня на полностью сухого, опрятного ученика. Макстен развел руками, мол, госпожа пожелали искупаться в местных термальных спа-источниках?
– Только посмей что-нибудь сказать, – процедила я, хотя было очевидно, что от изумления колдуна покинул дар речи. Он открыл рот, чтобы выдать какую-нибудь издевательскую шутку, и бессильно закрыл обратно. Видимо, ничего уничижительно-ироничного в голову не пришло, или же у мужика был отлично развит инстинкт самосохранения.
– И в колодец я не падала, – многозначительно добавила я, подвигая Макса в дверях.
– Она попала под дождь и теперь в дурном настроении, – заходя следом, пробубнил Эверт.
– К слову, ты в курсе, что часы пропускают воду? – хмыкнула я.
– У меня сломались часы?! – охнул подлец.
– Вы красиво грызетесь, но я хочу уточнить, – у чернокнижника прорезался голос, – курица – это ужин или ты решила завести птичник вместо пялец?
– Это жертва, – с достоинством бросила я через плечо.
– Жертва… – озадаченно повторил чернокнижник мне в спину. – Конечно! Это же очевидно. И как я сам не догадался?