Художественное оформление: Редакция Eksmo Digital (RED)
В оформлении использована иллюстрация:
© Sergey Khakimulli / iStock / Getty Images Plus / GettyImages.ru
В тот день Андрей проснулся раньше обычного. Близился рассвет, чернота ночи медленно теряла густоту, воздух становился прозрачнее и словно бы невесомее; предметы медленно выступали из темноты, обретая вес и плоть. Стояла та предутренняя тишина, когда, кажется, всё вокруг умерло. Андрей осторожно откинул одеяло и поднялся с постели. Жена даже не пошевелилась, длинное гибкое тело смутно угадывалось под тяжёлым толстым одеялом. Андрей нащупал ногами тапочки и крадущейся походкой двинулся в противоположный угол, где лежала на стуле приготовленная с вечера спортивная форма. Захватив всю охапку, держа её перед собой словно муравей, ухвативший добычу, тихонько выбрался в коридор. Проходя мимо детской, приостановился и, приблизив ухо к двери, прислушался. Кажется, до него донеслось мерное дыхание дочери. Впрочем, это могло ему показаться. Сквозь плотно затворённую дверь он вряд ли мог что-нибудь услышать.
Быстро облачившись в тёплый спортивный костюм, распахнул наружную дверь и вышел в холодный липкий туман. Осторожно ступил на мокрый хрустящий гравий и, пройдя несколько шагов, легко перешёл на бег. Студёный воздух хлынул в легкие, грудь стянуло обручем, закружилась голова. Но Андрей даже не подумал остановиться. «Сегодня я бегу в последний раз!» – мелькнула мысль. Сделал глубокий вдох и задержал дыхание. В груди образовалась пустота, через которую свободно потёк воздух; сердце забилось ровнее, разгоняя густую кровь, в голове словно бы добавилось света. На ходу распахнув деревянную калитку, Андрей выбежал на улицу. Налево, через три дома, начинался обширный парк. Высокие разлапистые ели замерли в ожидании нового дня. Меж ними вилась хорошо утоптанная тропинка; пять тысяч четыреста двадцать три метра – такова была ее длина. Она описывала неправильной формы круг и возвращалась в исходную точку. Вот уже семь лет Андрей каждое утро бегал по этой тропе. Это помогало ему сохранять ясность ума и неизменно хорошее настроение…
Забегая в парк, Андрей бросил испытующий взгляд назад: над темнеющими крышами тяжко занималась заря. Край неба посветлел, обозначились голубые и синие оттенки и уже угадывался радостный розовый свет. День обещал быть ясным и тёплым.
В семь двадцать, как и всегда по утрам, Андрей появился на пороге просторной светлой кухни. На нём был строгий тёмно-синий костюм и белоснежная рубашка.
– Доброе утро! – произнес с торжественным видом.
Белокурая девочка с двумя ломкими косичками, до того сидевшая на высоком пластмассовом стульчике и увлеченно разбалтывавшая в стакане розовую пену, соскочила на пол и бросилась к отцу, протягивая руки.
– Ура! Папа пришел!
Андрей подхватил её двумя руками и поднял высоко над головой.
– А-а-а! Попалась! Сейчас я тебя съем! – Вытаращил глаза и сильно выпятил подбородок, словно бы примериваясь.
– Ай-ай-ай! – закричала девочка, мотая ручками. – Ой боюсь!
Андрей осторожно опустил её на пол, довольный произведённым эффектом.
Заливисто смеясь, девочка бросилась к своему стульчику, взгромоздилась на него и, схватив пластмассовую ложку, принялась с удвоенной энергией мешать в стакане.
Андрей подошел к жене, стоявшей с ножом в руке возле плиты, и чмокнул в мягкую щёку.
– Что у нас на завтрак?
– На завтрак? – переспросила та и, вдруг нахмурившись, глянула исподлобья. – Сегодня у нас на завтрак акульи плавники, перепелиные яйца и ласточкины гнёзда! – выпалила одним духом и, не сдержавшись, заливисто засмеялась.
Улыбнулся и Андрей. Это была милая шутка, не более.
– Плавники, так плавники! – произнёс, садясь за стол. – Давай их сюда! Я с ними живо расправлюсь! – Взял в кулак вилку и подмигнул дочке.
Подхватив за длинную деревянную ручку дымящуюся сковородку, жена решительно шагнула к столу и одним точно рассчитанным движением сбросила Андрею на тарелку глазунью с тремя ярко-оранжевыми желтками.
– И мне! И мне! – закричала девочка; она изо всех сил вытягивала шею и заглядывала в сковороду, не осталось ли там чего.
– Ну как же без тебя! Вот тебе твоё солнышко! – Секунда, и на тарелке оказался изумительно красивый желток, окруженный белой лепешкой – такой ровной и гладкой, что нельзя было удержаться, чтобы не провести по ней пальчиком. Андрей хотел сделать дочери замечание, но удержался – не стоит омрачать это утро; кто знает, когда ещё будут они так завтракать? Сердце сжалось от дурного предчувствия, но Андрей подавил тревогу. Пока что он дома – и всё хорошо.
Когда завтрак подходил к концу и дочь, не допив бело-розовый коктейль, спрыгнула со стульчика и выбежала из кухни, а жена стала торопливо собирать со стола тарелки, Андрей мягко взял ее за руку.
– Лена… Ты это… присядь, пожалуйста. Мне надо сказать тебе кое-что.
Помедлив секунду, жена отставила тарелки и медленно опустилась на стул.
– Ты только пожалуйста не волнуйся, заговорил Андрей, старательно подбирая слова. – Я сейчас поеду в больницу, надо кое-что выяснить. А потом я тебе позвоню оттуда, расскажу, что и как.
– Что-нибудь серьёзное? – спросила жена внешне спокойно, но глаза на секунду расширились, вспыхнули тревожным блеском.
– Так… грудь что-то стала болеть в последнее время. Бегаю через силу. Стал сильно уставать, задыхаюсь, словно мне воздуха не хватает! – Словно в подтверждение слов, он приложил правую руку к груди и сильно надавил. Хотя и не было больно, но он зачем-то поморщился.
В это время в столовую вбежала дочь.
– Папа! А когда мы пойдем в зоопарк?
– Скоро!
– Через сколько дней?
Андрей с надеждой глянул на жену, но та промолчала.
Чуть подумав, ответил:
– Через две недели!
– А это много? – не унималась дочь.
– Нет, немного, – с полным убеждением ответил Андрей. – Не успеешь оглянуться, как мы уже пойдем в зоопарк!
Но тут, наконец, жена взяла инициативу в свои руки. Она напомнила дочери о том, что времени у них в обрез и попросила её быть обутой и одетой через пять минут.
Дочь помчалась в свою комнату одеваться, шлепая сандалиями по полу.
Дождавшись, когда шаги на лестнице стихнут, Лена повернулась к Андрею.
– Итак?
– Так что… – пожал тот плечами. – Да ничего особенного. Обычное обследование. Думаю, что всё обойдётся. Ты, главное, не переживай. Через пару недель буду дома. Ты же знаешь эту систему…
Через четверть часа он вышел из дома и пружинящей походкой направился к автомобильной стоянке. Солнце уже поднялось над домами, яркие лучи раскрасили мир радужными красками – свет хлынул мощным потоком на густую зеленую траву, на мокрые кусты с распустившимися сиреневыми и розовыми цветами, на красные песчаные дорожки, на весело раскрашенный домик с чистыми стеклами, и на раскидистые деревья, что росли невдалеке; всё было озарено живительными лучами, всё блистало, умытое свежей утренней росой.
Сверкающий солнечными бликами автомобиль выкатился из ангара и остановился перед домом. Андрей опустил боковое стекло и, высунув голову, смотрел, как с высокого крыльца осторожно спускается по ступенькам его дочурка. Она внимательно смотрела себе под ноги, прежде чем сделать шаг. Целую минуту преодолевала громоздкое препятствие, затем бросилась со всех ног к блистающему серебром и золотом четырехколесному чуду. Жена с задумчивым видом стояла у раскрытой двери. Андрей покачал головой. И всю дорогу до школы, и потом, когда отвел дочурку в подготовительный класс и поехал дальше, продолжал мысленный разговор с женой. Никак не мог понять её тревоги. Через две недели он точно будет дома – при любых обстоятельствах, при любом, даже самом страшном диагнозе! «Полное выздоровление за четырнадцать дней!» – вот что гарантировало ему пожизненное страховое свидетельство. К тому же, Андрей знал из газет, что в мире уже не осталось болезней, не поддающихся эффективному лечению. Время от времени он читал статьи про страшные катастрофы, когда от человека оставалась бесформенная кровавая масса. Однако, через несколько дней интенсивной терапии совершенно здоровый человек выходил из больницы и, снисходительно улыбнувшись репортёрам, помахав рукой в объективы телекамер, ловко впрыгивал в ожидающий его автомобиль и уносился прочь – для долгой и счастливой жизни. «Чего ж волноваться? – повторял Андрей в который раз. – Может так случиться, что со мной всё в полном порядке, и я сегодня же вернусь домой. То-то будет радости!» Он представил, как приедет вечером домой и как дочь будет прыгать от радости и хлопать в ладоши. Он улыбнулся своим мыслям и так, с радостной улыбкой на лице, подъехал к высоким больничным воротам из кованого железа.
Оставив машину на больничной парковке, Андрей прошел через металлическую ограду, составленную из заострённых сверху ребристых прутьев, миновал будку дежурного и направился к зелёным стеклянным дверям, которые беспрестанно открывались и закрывались. Справа тянулось высоченное каменное здание со множеством квадратных окон, слева был разбит скверик с деревянными крашеными скамейками, с круглым бассейном и веселым фонтанчиком посередине. От всего этого – громадного современного здания, тихого фонтанчика, ясного солнечного света и от синего неба, необъятно раскинувшегося над головой, возникало чувство какой-то приподнятости, лёгкости, и Андрей уже не чувствовал боли в груди, ничто не мешало ему свободно дышать. Он жалел теперь, что не приехал сюда раньше. «И чего я ждал столько времени?» – спросил себя уже на входе. Стеклянная дверь сама открылась, пропуская его. «Ловко!» – подумал Андрей. И тут же решил установить дома фотоэлементы. «То-то восторгу будет!..»
Он уже бывал в этой клинике – пять лет назад, когда неловко упал на спину и что-то там, в спине, повредил. Тогда с его проблемой справились очень быстро – всего за пару дней. И теперь он чувствовал себя как бывалый боец, закалённый страданием и ободрённый уверенной победой над опасным недугом. Пусть другие бледнеют и боятся, а он-то уже знает – что и как! Оказавшись в просторном холле, Андрей стал оглядываться, будто надеясь встретить множество знакомых. Прямо перед ним протянулась длинная стойка с вереницей овальных окошечек. В каждом овале изредка показывалось и тут же исчезало женское лицо в белом чепчике, и возле каждого выстроилась очередь. Андрей помедлил секунду и уверенно направился к центральному окну, где было посвободней. Уже за несколько шагов Андрей услышал взволнованный голос пациентки. Полная женщина, одетая в драные джинсы и видавшую виды рубашку, тараторила, почти целиком просунув круглую голову в узкий проём:
– Вчера вечером я приехала домой, я была у своей подруги, мы с ней посидели немного, выпили по чуть-чуть, а потом её муж отвез меня домой на своей машине, такой галантный, знаете, настоящий джентльмен! Так вы слушайте! Когда я ложилась спать, то подумала, что надо перед сном съесть что-нибудь лёгкое, я всегда так делаю, потому что у меня больной желудок, мне уже ставили у вас диагноз, только я не помню название, вы можете посмотреть в моей карточке, там у вас записано… Ну так вот, когда я налила себе в тарелку кислой простокваши… – (женщина за стеклянной перегородкой сидела к ней боком и с невозмутимым видом набирала текст на клавиатуре моноблока) –… то вдруг почувствовала такое странное недомогание, этакую, знаете, предсмертную истому, о-о-о, как же мне стало нехорошо!..
В этот момент женщина за перегородкой вдруг перестала печатать, повернула голову и отчётливо произнесла:
– Пройдите в корпус «В», кабинет сто восемь. – И снова принялась за клавиатуру.
«Кажется, она решила, что её рассказ записывается в архив на вечное хранение, – подумал Андрей, с любопытством разглядывая пациентку в джинсах».
– Куда вы сказали мне идти? – переспросила пациентка с растерянным видом.
– Кабинет сто восемь! – бесстрастно ответила сотрудница и выразительно посмотрела на следующего.
– Что у вас?
Мужчина нагнулся к окошку:
– Вы знаете, я тут у вас первый раз, недавно сюда переехал…
– Ваш контракт, пожалуйста! – отрезала сотрудница.
– Контракт? – переспросил мужчина.
– Да, контракт! – повторила женщина. – Он у вас с собой?
– Ах, контракт! – обрадовано воскликнул мужчина. – Ну конечно контракт! Как я мог забыть? Я сейчас принесу. Не уходите, я скоро! – Последнее он произнес уже на бегу. Приблизился к стеклянной двери, та раскрылась перед ним, и он выскочил на улицу, стремглав побежал по бетонным плитам. Андрей с удивлением взирал на такую прыть.
– Молодой человек! – услышал он и обернулся. Сотрудница пристально смотрела на него. – Надеюсь, у вас контракт с собой?
– Конечно! – Он сунул руку в карман и достал сложенный вчетверо лист. – Пожалуйста! – положил на стойку и придавил ладонью.
Сотрудница взяла бумагу двумя пальцами, ловким движением расправила лист и положила на стол перед собой. Пальцы ее – длинные и ровные, с фиолетовым лаком, покрывавшим половину ногтя, – забегали по клавишам. Прошло несколько секунд, и, обворожительно улыбнувшись и показав отличные фарфоровые зубы, она вернула Андрею документ.
– Корпус «К», кабинет триста пять!
– Скажите, ведь это займёт немного времени?
– Там вам всё объяснят. Пожалуйста, пройдите налево по коридору и поднимитесь на третий этаж! Можете воспользоваться лифтом, там увидите.
Андрей быстро нашел нужный кабинет. На низеньком диване возле двери сидело несколько человек. Андрей молча сел на краешек, настраиваясь на долгое ожидание. Но всё произошло очень быстро. Четыре человека, один за другим, меньше чем за десять минут побывали в триста пятом кабинете. Проводив взглядом последнего – молодого парня, чуть не вприпрыжку кинувшегося по коридору, Андрей поднялся с довольно жёсткого дивана. Приоткрыл дверь…
– Можно?
– Конечно, пожалуйста проходите! – бодро ответил доктор из-за стола (за то, что это был доктор, свидетельствовали белый халат, колпак, борода и старомодные очки, выглядывавшие из нагрудного кармана).
Андрей шире раскрыл дверь.
– Ну же, смелее!
Андрей сделал несколько шагов по мягкому ворсистому ковру и подал доктору свой контракт.
– Великолепно! – радостно воскликнул доктор, пробежав документ глазами. Торжествующе поднял голову, глаза его сияли. – Считайте, что вы уже здоровы!
Андрей сдержанно улыбнулся.
– Значит, я могу ехать домой? – произнёс, выразительно вскинув брови. В этот момент Андрей вспомнил радостных клиентов, выскакивавших из кабинета. Наверное, им тоже говорили, что все они «считай, здоровы!»
Но доктор уже отвернулся. Он с напряжённым вниманием заполнял какой-то бланк. Ручка так и летала по белому полю с чёрными линиями! Вся работа заняла меньше минуты.
– Вот вам направление, – произнёс, протягивая бумагу. – В четырнадцать ноль-ноль пройдёте сканирование в корпусе «А», потом получите результат в регистратуре. Окно номер тринадцать. В направлении всё сказано. Желаю успеха!
Андрей был обескуражен подобной скорострельностью. Хотелось спросить что-нибудь ещё, или услышать что-нибудь обнадёживающее. Но доктор вдруг дёрнулся всем телом, потом сипло крякнул, (а может, кашлянул), и провозгласил:
– Пожалуйста, пригласите следующего!
Андрей машинально повернулся и направился к двери.
– И карточку в следующий раз не забудьте принести! – прозвучало в спину.
Андрей кивнул, не оборачиваясь.
– Можете заходить, – произнёс с усмешкой, выйдя в коридор.
Там уже образовалась небольшая очередь.
«Лихо у них тут дело крутится!» – подумалось.
Отойдя несколько шагов, остановился и поднёс к глазам бланк.
– значилось крупными буквами.
До назначенного времени было больше трёх часов. В офис ехать не хотелось. Дома тоже делать нечего: жена на работе, а дочка в школе. Лучше всего покататься по городу. Съездить на море, искупаться в тёплой воде, поваляться на горячем песке час-другой, уж коли выпало такое счастье… Андрей побежал вниз по ступенькам, но уже внизу его вдруг словно пронзило раскаленной иглой. Он судорожно схватился за поручень и рывком остановился. На лбу выступила испарина, сердце застучало. «А дело-то у меня дрянь! – подумал Андрей, с трудом удерживая равновесие и стараясь унять сердцебиение. – Упекут на две недели, нечего и думать!»
Немного отдышавшись, осторожно сошёл с последней ступеньки и направился к выходу.
За пять минут до назначенного времени Андрей подъехал к больничной ограде. Миновал будку с охранником, мысленно посочувствовав последнему, что сидит весь день в тесной душной кабине. Быстрым шагом прошёл ко входу. Стеклянные двери распахнулись перед ним, и он очутился в прохладном холле. Тут только он сообразил, что ему нужно явиться в корпус «А», а это совсем в другом месте. Следовало обогнуть здание и идти метров двести вдоль отвесной стены, потом подниматься по лестнице, по коридору… Андрей повернул назад.
«Несколько минут ничего не решают! – сказал себе. – Успею».
Ему повезло. Он появился на пороге кабинета в тот момент, когда сотрудница уже поднялась со стула и собралась уходить.
– Что у вас? – спросила скучным голосом.
– Вот, – выдохнул Андрей, – структурное сканирование. Тут всё написано! – И протянул направление.
Сотрудница помедлила секунду, но бумагу всё-таки взяла. Сведя брови, стала читать…
– Идите в камеру. Снимите всю одежду, потом ложитесь на стол. Вы ведь уже были у нас?
– Конечно! Я всё помню!
И он решительно шагнул к двери, над которой горела устрашающая надпись:
Оказавшись внутри небольшой затемнённой комнаты, скинул с себя одежду и направился в соседнее помещение, ступая голыми ступнями по холодным кафельным плиткам. В центре большого зала стоял на постаменте стальной куб высотой в два человеческих роста. Это и была сканирующая установка. Именно в такой Андрей обследовался несколько лет назад. Лежал на диэлектрическом столе, в то время как сверху, от головы к ногам, медленно перемещался прямоугольный объектив.
Андрей приблизился к установке. «Странно, – забеспокоился вдруг. – Почему-то никого нет. А если я что-нибудь сделаю не так?»
В ту же секунду откуда-то сверху послышался женский голос, усиленный динамиками:
– Нажмите зеленую кнопку слева от входа.
– Хорошо-хорошо, – заторопился Андрей. «Вот же черт, она всё видит!» Не мешкая, ткнул пальцем в круглую зеленую кнопку слева от овальной дверцы. В ту же секунду дверца плавно выдвинулась и отошла в сторону, в глаза ударил яркий свет. Ухватившись за верхний обод, Андрей полез внутрь…
А через несколько минут уже вылезал обратно. Ничего особенного с ним не произошло. Снова он лежал на холодном жёстком столе, опять скользил над ним, от головы к ногам, длинный прямоугольный объектив, и было так тихо и странно, словно он попал в иное измерение.
Но закончилось всё благополучно. В четырнадцать двадцать пять он вышел из корпуса «А» и направился прямиком в регистратуру.
В тринадцатом окошке ему выдали розовый жетон, на котором было выдавлено золотом: «R-101».
– Вам нужно пройти в лечебный корпус. Первый этаж приёмного покоя, – бесстрастным голосом произнесла сотрудница, мельком глянув на него из окошка.
– А что у меня? – не удержавшись, спросил Андрей.
– Вам всё объяснит лечащий врач! – был ответ. И эта её бесстрастность придала Андрею уверенности. «Если бы я был болен, она бы мне посочувствовала, – заключил он. – Если сочувствия нет, значит, нечего и волноваться!».
Он без приключений добрался до лечебного корпуса. Удивило его и озадачило странное обстоятельство: возле двери из прочной стали стоял дюжий парень, который подолгу рассматривал подаваемые жетоны, после чего пропускал пациентов внутрь.
Андрей недолго размышлял над этой странностью – через минуту он был уже внутри, и сразу увидел с правой стороны скромную табличку на двери кабинета:
Приблизившись, несколько секунд стоял в нерешительности, потом осторожно приоткрыл дверь.
Человек, находившийся внутри, пояснил, что все ответы Андрей получит в другом месте, а он сверяет документы: контракт, удостоверение личности, данные структурного сканирования. Если всё окажется в порядке, то будет составлен договор на оказание медицинской помощи.
– Значит, я всё-таки болен? – спросил Андрей упавшим голосом.
Служащий с удивлением посмотрел на него.
– Конечно! Вы пока присядьте! И небрежно кивнул на металлический стул. Поправил бумаги перед собой, сделал озабоченное лицо и принялся писать. Андрей отвернулся. Происходящее нравилось ему всё меньше.
– В общем, так! – произнёс служащий, отрываясь от бумаг. – Вот ваш пропуск, сейчас вас проводят в палату. Там вам всё объяснят. Можете идти.
– Как, всё уже?
– Да-да, идите! – сказал мужчина и нажал на кнопку сбоку стола. В ту же секунду в дверь просунулась тыквообразная голова.
– Проводите пациента в триста восемнадцатую! – приказал служащий и перевёл взгляд на Андрея. – Идите вот с ним, он вас проводит.
– До свидания, – потерянно пробормотал тот.
Служащий не ответил, он уже сидел за столом, что-то сосредоточенно рассматривая перед собой.
Провожатый за всю дорогу не проронил ни слова. С отсутствующим видом шёл по гулким коридорам, молча показывал встречным охранникам какую-то пластинку и, кажется, вовсе не замечал спутника. Андрею было досадно такое равнодушие, с растущей тревогой разглядывал он мрачные коридоры и многочисленных охранников, неизвестно для чего собравшихся здесь в таком количестве. Всё это, а также внезапно вернувшаяся боль в груди, испортили ему настроение, так что он перестал глядеть по сторонам и прошёл остаток пути, уставившись в пол и стараясь ни о чем не думать.
Но скоро его настроение улучшилось. Доктор, поджидавший его в триста восемнадцатой палате, развеял все сомнения. Всем своим видом он как бы говорил: «Зачем переживать? Для этого нет причин. Взгляните на меня, какой я веселый и жизнерадостный. Будьте так же веселы, и тогда всё наладится!». Не успела закрыться входная дверь, а он уже подходил к Андрею, разведя руки и радостно улыбаясь. С первого взгляда Андрей оценил его искренность и неподдельный оптимизм. Это был тип толстяка-добряка, обладающего кучей внуков и отменным жизнелюбием.
Андрей с удовольствием пожал его пухлую ладонь и сел в одно из двух широких кресел, развёрнутых друг к другу. Доктор сел напротив, в руках его невесть откуда появился сдвоенный лист. «Договор» – увидел Андрей надпись сверху листа.
Доктор сразу поспешил успокоить:
– Вы не переживайте! Всё будет отлично!
– Я и не переживаю, – в тон ему ответил Андрей. – С чего вы взяли?
Доктор не ответил. Развернул договор и, нахмурившись, стал внимательно читать.
– В общем так! – вдруг заговорил, будто на что-то решившись. – Не стану обманывать вас, это не в наших правилах! – проговорил с серьёзным видом. – Болезнь ваша довольно опасна, придётся с вами повозиться, но можете быть уверены – всё закончится полным и безоговорочным выздоровлением! Ровно через две недели вы выйдете отсюда живой и… невредимый. Ха-ха-ха! – неожиданно развеселился он. – Живой и невредимый! Неплохо сказано!
Однако, Андрей не спешил радоваться.
– А что со мной? – сдержанно поинтересовался. Хотя, можно было и не спрашивать. В конце концов, какая разница, чем он болен, если ему обещают полное выздоровление? Но вопрос уже прозвучал. Теперь предстояло узнать правду, какой бы жуткой она ни была.
– Так что, у вас злокачественная опухоль! Она уже поразила левое лёгкое, захватила часть диафрагмы и, не сегодня-завтра, доберется до сердечной сумки.
Андрею вдруг стало неуютно. Он уже жалел о своём любопытстве. Лучше бы не спрашивал.
– А скажите, – он облизал пересохшие губы, – как вы будете меня лечить? Будете делать операцию?
– Ну что вы! Какая операция? Это уже давно не практикуется! Мы не калечим людей. Есть другие способы излечения. В вашем случае таких способов три! Это (он принялся загибать пальцы): гормональные препараты, химиотерапия и пресловутые икс-лучи. Изотопы Кобальта, знаете, показали прекрасную эффективность! Но если не действует один метод, мы применяем другой, более радикальный, по мере ужесточения, так сказать. И в конечном итоге получаем полное выздоровление. Так что можете не переживать. Не вы первый, не вы и последний. Через две недели будете абсолютно здоровы. Уж можете мне поверить, я тут всякое повидал!
Андрей опустил взгляд. Промелькнуло в объяснениях нечто странное. Но он не мог так сразу сообразить, что именно его обеспокоило. Впрочем, он не должен вникать во все тонкости. Довольно того, что его обещают вылечить. Две недели – не такой уж большой срок.
– Вам нужно подписать договор, – деловито произнёс доктор и протянул сдвоенный лист. Андрей взял его двумя пальцами, словно боялся испачкаться.
– А что там написано?
– Да всё как обычно. Это типовая форма. Там указан ваш диагноз, перечислены методы излечения, есть ответственность сторон, санкции за неисполнение… в общем, обычный набор формулировок. Мы неукоснительно исполняем требования Федерального законодательства. Придерживаемся самых высоких стандартов! Это то, без чего мы не можем работать на благо наших пациентов!
Объяснение прозвучало несколько туманно, но Андрея оно вполне устроило. Он уверенно развернул сдвоенный лист.
– Где я должен расписаться?
– Да вы прочитайте сначала! – воскликнул доктор. – Чтобы не было потом каких-либо недоразумений.
Андрей помедлил секунду, потом склонил голову и начал читать текст.
Сначала указывались исходные данные: наименования и адреса «сторон», диагноз пациента (что-то маловразумительное, писанное на латыни), приводилась расшифровка структурного сканирования (сущая абракадабра). Далее определялось лечение, назначались сроки и, в самом конце, особые условия ответственность сторон. Андрей с особым вниманием прочитал именно последний раздел, где, среди прочего, говорилось о том, что при допущении ущерба здоровью пациента клиника компенсировала физический и моральный ущерб в довольно внушительной сумме. Ему вдруг пришла в голову забавная мысль: а хорошо бы получить ущерб здоровью и разом обогатиться!
– Прочитали? – услышал Андрей.
– Да, – медленно кивнул, не поднимая головы.
– Всё понятно?
– Вроде бы всё.
– Может, осталась какая-то неясность? – допытывался доктор.
Андрей уже раскрыл было рот, но в этот момент вспомнил странное словечко в «особых условиях».
Доктор заметил заминку.
– Ну же! Говорите!
– Да вот, – пробормотал Андрей в смущении, – там слово какое-то странное… репликация.
– А вы разве не знаете? – удивился доктор.
– Нет. А что это?
– Так это уже давно практикуется! – наставительно произнёс доктор. – Репликация, дорогой мой, это процедура восстановления органики индивида по карте структурного сканирования. Проще говоря, это процесс воссоздания живого субъекта по его физиологической карте. Такая операция позволяет врачу быть уверенным в положительном исходе любой операции, поскольку даёт возможность на любом этапе вернуться в исходную, так сказать, точку и начать лечение заново, но уже с учетом накопленного опыта, что даёт неоспоримые преимущества и обеспечивает стопроцентный успех.
Проговорив столь длинную фразу, доктор с довольным видом посмотрел на Андрея.
– Вы хотите сказать…
– Я хочу сказать, что вам, как и любому нашему пациенту, совершенно нечего опасаться. Даже если предположить наихудшее – что предпринятое лечение не даст положительного эффекта – тогда с помощью специальной установки ваше тело будет восстановлено в первоначальном виде, то есть на момент проведения структурного сканирования. Дальнейшее лечение будет скорректировано с учётом накопленного опыта, это и гарантирует нам полный успех! Но я хотел бы особо подчеркнуть, что такое случается крайне редко. Вам совершенно нечего опасаться.
– Постойте! – воскликнул Андрей. – Я не очень понял – что это значит: будет восстановлено в первоначальном виде?
Доктор закинул ногу на ногу и откинулся на спинку кресла. Подобное разъяснение доставляло ему удовольствие ввиду полной наивности слушателя. А то, что слушатель то бледнел, то краснел, мало его заботило.
– Объясняю популярно! – начал внушительно. – Представьте себе, что некий человек взял и заболел. Заболел по-настоящему, просто жутко заболел, хоть ложись и помирай!
– И что же? – не выдержал Андрей.
– Как – что? – удивился доктор. – Этого бедолагу забирают в обычную клиники и начинают там лечить. Лечат его лечат, и вдруг бац – залечили! Привет семье и обществу! Получите труп!
У Андрея мороз пошел по коже.
– Начинаются всякие там похороны, обычная в таких случаях суета, следуют жалобы со стороны родственников… – продолжил доктор, обозначая мимикой свое отношение к суете и к жалобам. – И вдруг! – Он внезапно прервал плавную речь, даже слегка привстал. – Представьте себе – вдруг этот больной через несколько дней является домой – живой и невредимый. Каково? – Он затрясся от сдерживаемого смеха. – Каково, я вас спрашиваю?
Андрей с изумлением смотрел неизвестно чему радующегося доктора. Или он чего-то пропустил в объяснениях, или у него от страха пропало чувство юмора.
Закончив смеяться и утерев глаза платочком, доктор разрешил возникшее недоразумение.
– Прошу извинить меня за некоторую, так сказать, фантазию. Такого, конечно же, никто не допустит. Нет, вы не так поняли! – вскинулся он. – Я имею в виду, что не допустят похорон и последующего воскрешения пациента. На самом деле тело умершего больного подвергнут дезинтеграции, а затем, пользуясь его структурным снимком, восстановят его в первоначальной кондиции, чтобы всё-таки вылечить и затем передать семье и обществу ко всеобщей и полной радости! Ну? Поняли теперь?
Услышанное было настолько неожиданным, что Андрей растерялся. Материализация, похороны, ожившие покойники, непонятное веселье не вполне адекватного доктора…
– То есть, если я правильно понял… – начал он, сам не зная, что хочет сказать.
Доктор насмешливо смотрел на него, словно бы предвкушая очередную глупость.
– … если я тут у вас помру, то вы меня воскресите?
Доктор умилился подобной наивности.
– Не воскресим! А материализуем! Чувствуете разницу? Мы воссоздадим ваше тело таким, каким оно было в момент его структурного сканирования. А вы при этом и помнить ничего не будете. Для вас не будет ни неудачного лечения, ни смерти. Да и зачем вам всё это знать? Ведь вам ещё жить и жить! Вон вы какой молодой.
«И в самом деле – зачем мне всё это? – подумал Андрей. – Чего я взялся расспрашивать?»
– Ладно, я всё понял. Где я должен расписаться?
– Вот это правильно! – воскликнул доктор. Он приподнялся и ткнул пальцем в то место, где нужно было поставить подпись.
Андрей взял ручку и, положив договор на колени, уверенно и размашисто расписался.
– Пожалуйста! – протянул листы эскулапу.
– Благодарю вас! – проговорил тот, чинно принимая документ. Поднёс к лицу и с величайшим вниманием стал рассматривать подпись. – За-ме-ча-тельно! – произнёс по слогам. – Значит так, – возвысил голос и обвёл жестом окружающую обстановку. – Это и есть ваша палата. Жить здесь будете один, но зато с комфортом. На процедуры и в столовую вас будут приглашать. Вечером можно посещать кинозал, парк тут есть, библиотека, в общем… все удовольствия! Вы будете иметь полную свободу передвижения, но я вас прошу сильно тут не разгуливать. Мы этого не приветствуем. Хотя, – он театрально прижал ладонь к сердцу, – воля ваша. Если хотите, можете гулять.
– Я не хочу, – поспешил заверить Андрей.
– У нас на каждом этаже есть пункт стационарной связи. Мы не разрешаем больным пользоваться мобильной связью, надеюсь, вы догадываетесь о причинах этого вынужденного ограничения. И ещё хочу предупредить: у всех телефонов в нашей клиники отключена видеосвязь. Но это сделано с умыслом, чтобы не расстраивать ваших родных. А ну как они увидят вашу кислую физиономию? Зачем им лишние переживания?
– Хорошо, – сдержанно ответил Андрей. Ему уже начал надоедать жизнерадостный доктор. – Я вас понял.
– Тогда, если вы не против, я забираю на хранение ваш телефон.
Андрей вытащил из внутреннего кармана свой «Sumsung» и протянул доктору. Тот небрежно сунул его в карман халата и направился к двери.
– Желаю скорейшего выздоровления!
– Спасибо, – пробормотал Андрей, задумчиво глядя ему вслед.
Его снова охватило тягостное чувство, какая-то тёмная мысль копошилась в глубине сознания. С минуту он прислушивался неизвестно к чему, а потом махнул рукой на все тревоги. Приблизился к кровати и с размаху сел, закачавшись на тугих пружинах. Сразу почувствовал тяжесть во всём теле. Поправил подушку и аккуратно лёг на бок. «А всё-таки я болен, – мелькнула мысль». Сердце тяжко стучало, разгоняя густеющую кровь. Он закрыл глаза, и его сразу понесло куда-то вдаль, в вязкую тьму.
Он проспал неожиданно долго. Вечером его с трудом растолкала медсестра, вознамерившаяся провести назначенные доктором процедуры.
«Отлично, – подумал Андрей, поднимаясь и мотая отяжелевшей головой. – Ради ужина будить не стали, а на процедуры – пожалуйте!»
Впрочем, он зря переживал: процедуры заняли ровно минуту: его попросили раздеться, а потом поместили в хитроумный каркас из трубочек с микроскопическими отверстиями. Из отверстий вылетели ледяные струи и ударили по заранее назначенным точкам на груди и на спине. Это было довольно жутко, но, к счастью, недолго. Замёрзнуть Андрей не успел. Струи быстро иссякли, его попросили выбраться из хитроумного сооружения и велели идти туда, откуда он пришёл. Вернувшись в палату, Андрей увидел на столике большущую пилюлю ярко-оранжевого цвета. Возможно, в цвете её заключалась какая-то психология, потому что пилюля так и просилась в рот. Андрей не стал противиться этому желанию, а просто взял пилюлю и забросил за щёку. Лекарство напоминало по вкусу шоколадную конфету. Он глянул на часы и широко зевнул. Заняться, в полном смысле, было нечем. А сон, как известно, лучшее средство истребления свободного времени. Он лёг в кровать и с головой укрылся невесомым синтетическим одеялом.
На следующее утро его разбудили очень рано. Еще восьми не было, когда его бесцеремонно растолкали и препроводили в процедурную, где без особых церемоний втолкнули в уже знакомый каркас из тонких трубочек и повторно обстреляли лекарственными струями. Вернувшись в палату, Андрей обнаружил на столике поднос с завтраком – водянистую кашу в фарфоровой чашке, хлеб, масло и кофе. Как видно, питание больных не очень-то заботило администрацию. Тем не менее, Андрей довольно быстро управился с кашей и запил её сладким кофе. Лишь после этого он вспомнил, что ему следовало позвонить домой.
Трубку сняли после первого же сигнала.
– Алло! Лена? – воскликнул Андрей радостным голосом. – Это я, Андрей, ты слышишь меня? У меня всё хорошо! Скоро приеду домой!.. Когда? Дней через десять!.. Я постараюсь… ты же понимаешь, не всё зависит от меня… есть объективные обстоятельства… которые мы не в силах… врачи говорят, что через две недели буду дома!.. Это стопроцентно…
Андрей орал так, что проходившие мимо больные недовольно морщились. Но его это мало заботило. Две недели! – твердил он как присягу. Через две недели он обязательно вернётся домой. И всё пойдёт по-прежнему!.. Но в какой-то миг озарения он вдруг понял – что именно его так озадачило во время вчерашнего разговора с доктором. Поспешно направился в свою палату, чтобы там, в тишине и спокойствии, как следует обдумать своё поразительное открытие.
«Очень может быть, – сказал он себе, сидя на кровати и чувствуя пробегающий холодок в груди, – что я никогда уже не вернусь домой!» Мысль эта была настолько же поразительной, насколько верной. Всё очень просто. И как он сразу не сообразил? Тогда бы он не стал подписывать договор. Хотя, всё равно подписал бы. Выбора у него у него всё равно не было. Но его поразила обыденность произошедшего. Всё случилось как-то уж очень просто, будто речь шла о какой-нибудь безделице. Что ему сказал доктор? А он ясно сказал, что в случае смерти больного с его структурного снимка будет воссоздано новое тело, ничем не отличающееся от прежнего. Этого субъекта они вылечат и отпустят домой. Но при этом больной всё-таки умрет – тот, который обратился в клинику и которого они не смогли спасти! Он уйдёт в небытие. Сгинет навек. Станет прахом. И его не очень-то будет успокаивать осознание того, что вместо него будет жить другой человек, хотя и неотличимый для окружающих, но всё-таки другой – со своей неповторимой личностью, со своими чувствами и неведомой судьбой. При этом он даже не будет знать о том, что он однажды уже умер, что где-то в подвалах этой жуткой клиники покоится тело его двойника – того самого, по образу и подобию воссоздан он сам! Это открытие ошеломило Андрея. Хотя он и старался успокоить себя, резонно полагая, что с ним ничего такого не случится, но это мало помогало. Сама возможность такого исхода казалась ему чудовищной. И он всё думал и думал, пытаясь понять то, что было так легко и естественно для жизнерадостного доктора.
Андрею не сиделось на месте, он поднялся с кровати и стал ходить из угла в угол. Разгулявшееся воображение рисовало жуткие картины собственной смерти, мерещились ухмыляющиеся физиономии, стены вдруг надвигались и давили, ему становилось нечем дышать. А потом вдруг в палате появились доктор и медсестра, они заглядывали ему в глаза и озабоченно переглядывались; затем он почувствовал боль в руке, и почти сразу его сморил сон, он повалился на кровать и мгновенно уснул, словно и в самом деле умер.
С этого дня Андрея стали глушить сильнодействующими препаратами. Он больше не переживал по поводу скорой смерти; сознание его подёрнулось дымкой, и он смотрел на окружающие предметы словно сквозь сетку частого и мелкого дождя, отчего выцвели краски и притупились чувства. «Всё равно, – стучало в голове, – будь, что будет…»
Но события следовали своим чередом. Исправно, по три раза на дню, он машинально ходил в процедурную, поглощал завтраки и обеды, иногда обнаруживая себя в парке между неподвижными молчащими деревьями; а чаще лежал на кровати, пристально глядя в потолок и словно бы силясь вспомнить что-то очень важное. Было такое чувство, будто его обложили толстой ватой, или обернули мозг холодной мокрой тряпкой, отчего голова отяжелела и набухла, мысли ворочались тяжело и неуклюже. Так протекали дни – однообразные, тягучие, бесцветные, как нескончаемый смутный сон, как наваждение. Андрей потерял счёт времени. Каждый раз ему приходилось смотреть в календарь, чтобы убедить себя в том, что он находится здесь несколько дней, а не месяцы и не годы, как стало вдруг навязчиво казаться. Доктор больше не посещал его, и это не то, чтобы тревожило Андрея, а создавало некий дискомфорт. Ему смутно представлялось, что должно что-то происходить, он подсознательно ждал перемен, но ничего вокруг не менялось, тяжесть всё сильнее наваливалась на него – с каждым днём на душе становилось всё беспросветней, глуше. Андрей смутно помнил о договоре, и ещё что-то такое о четырнадцати днях, после которых наступит избавленье. Но прошла уже половина отмеренного срока, а ничего не менялось. Он силился понять нечто очень важное – и не мог. Отяжелевший мозг отказывался выдавать информацию – словно остывший кисель он беззвучно поглощал внешние импульсы, ничего не отдавая взамен. Так действовали психотропные препараты, о которых Андрей до той поры не имел ни малейшего понятия.
Но ничто не длится слишком долго. Само постоянство не бывает вечным. Однообразный ритм существования нарушился на тринадцатый день.
Началось с того, что Андрея не разбудили, как обычно, в восемь утра. Он проснулся сам и несколько минут лежал на кровати, соображая, что бы это могло значить. В голове прояснилось, словно с мозга спала пелена, и сразу стало как-то легче, свободнее. Он припомнил, что накануне ему не давали на ночь никаких таблеток. Может быть, его уже вылечили? Андрей прислушался к себе… Нет, непохоже. Грудь болела по-прежнему. В теле разливалась слабость, и жить, в общем-то, не хотелось.
Он заставил себя подняться. Вышел в коридор и, помедлив секунду, направился к пункту связи, решив позвонить домой. Но возле кабинки неожиданно столкнулся с доктором. Тот, по своему обыкновению, сильно спешил, но увидев Андрея, как-то уж чересчур обрадовался, лицо его расплылось в улыбке.
– О! Вы-то мне и нужны! Далеко собрались?
– Да вот, – Андрей кивнул на телефонную будку, – домой хотел позвонить.
Улыбка слиняла с лица доктора.
– Гм… – произнес глубокомысленно. Оценивающе глянул на Андрея. – А давайте чуть позже! Я хотел вам кое-что показать.
Андрей покосился на телефон. Так и тянуло зайти в остеклённую будку и снять трубку с рычагов. Но он пересилил себя.
– Хорошо, – проговорил, отводя взгляд, – я потом позвоню.
– Вот и славно, – сказал доктор с просиявшим лицом, – пойдём в мой кабинет, у меня там рентгеновские снимки. Хочу, чтобы вы с ними ознакомились.
Кабинет оказался довольно просторным и симпатичным помещением, обставленным красивой мебелью из африканского дуба. Чёрным блеском отсвечивали стёкла книжного шкафа, дорогая кожа покрывала громадные кресла, стены были покрыты модным рельефным пластиком. Как ни был измучен Андрей, он отметил про себя роскошь обстановки.
Доктор достал из миниатюрного холодильника пузатую бутылку апельсинового сока, ловко сдёрнул пробку с горлышка и наполнил два высоких стакана.
– Прошу! – объявил торжественно, указывая рукой на круглое кресло, придвинутое к овальному столику из толстого стекла.
Андрей с удовольствием погрузился в удивительно мягкие подушки, положил руки на широкие подлокотники и откинул голову. Доктор поместился в кресле напротив, взял стакан с соком и кивнул с приятной улыбкой.
– Кстати! – вдруг воскликнул, словно опомнившись. – Ведь я хотел показать вам снимки. – Поставил стакан и взял со стола большой жёлтый конверт. Протянул Андрею. – Можете посмотреть.
– Что здесь?
– Рентгеновские снимки вашей грудной клетки. Первый сделан в момент вашего поступления в клинику, а второй – вчера вечером.
– Вчера вечером? – удивился Андрей. – Но я весь вечер просидел в своей палате!
Доктор снисходительно улыбнулся.
– Под вашей кроватью расположена рентгеновская установка. Мы каждый день делали контрольные снимки, пока вы спали. Должны же мы отслеживать динамику болезни. Как же без этого?
Андрей достал из конверта вытащил два целлулоидных листа, на которых едва угадывались размытые пятна.
Доктор поднялся и встал сбоку. Наклонившись, ткнул пальцем в центр листа.
– Вот, видите? Это ваша грудная клетка.
– Где?
– Ну вот это! Рёбра, а вот лёгкие.
Андрей напряг зрение и не без труда различил подобие скелета: гнутые палочки рёбер, словно лесенка, изогнутый позвоночник, часть черепа с висящими в пустоте довольно жуткими челюстями. Всё донельзя размытое, почти бесформенное.
– Взгляните сюда, – доктор присел на обод кресла и, наклонившись, ткнул пальцем в самую середину снимка, – видите затемнение между третьим и шестым ребрами?
– Ну!
– А теперь сюда гляньте! – Доктор переместил палец на другой снимок. – Здесь затемнение занимает область со второго по восьмое ребро. Позвоночный столб тоже задет.
Андрей всмотрелся. Клякса на втором снимке стала крупнее, а белёсых волокон заметно поубавилось.
– Пожалуй, вы правы.
– Отлично! – заключил доктор. – Я рад, что вы согласились со мной. – Он поднялся с подлокотника, взял снимки и спрятал обратно в жёлтый конверт. Сел в кресло напротив, взял стакан с апельсиновым соком и с удовольствием отхлебнул. – Для этого я вас и пригласил.
– Для чего?
– О болезни вашей поговорить, поделиться, так сказать, информацией.
Доктор замолчал, пальцы его хаотично крутили пустой стакан. Андрей пристально смотрел на него. Ему вдруг захотелось убежать из этого роскошного кабинета, прочь от рассудительного доктора, из этой клиники со всеми её чудесами и загадками.
– Понимаете, в чем штука, – начал доктор как бы с сомнением. – Мы с самого начала сделали ставку на гормональные препараты. Мы щадили ваш молодой организм, понадеявшись, что этого будет вполне достаточно. К сожалению, мы недооценили угрозу. Всё оказалось серьёзнее, чем мы думали. Мы не учли очень важный фактор: у вас оказался просто чудовищный иммунитет! Ваш организм начал активно бороться с чуждыми гормонами, он начал вырабатывать в огромных количествах антитела, и вот результат. Полюбуйтесь! Гормоны нейтрализованы, а опухоль растет как на дрожжах! – Доктор прервался на секунду, лишь затем, чтобы долить сока в стакан. – Мы слишком поздно поняли это. У вас просто феноменальный организм! Таких один на миллион! Можете мне поверить.
Андрей скрепился и промолчал. Он никак не мог понять, к чему клонит собеседник.
– Зато теперь мы знаем, как нужно было бороться с вашей опухолью. Мы совершенно напрасно боялись радиации. Для такого выносливого организма несколько десятков рентген – сущий пустяк! Надо было сразу с этого начинать. И вы сейчас были бы уже абсолютно здоровы!
– Так в чём же дело? – заговорил, наконец, Андрей. – Применяйте вашу радиацию. Я не возражаю.
Доктор ответил не сразу. Он поднялся с задумчивым видом и прошёл к окну. Несколько секунд смотрел сквозь стекло на улицу. Затем медленно повернулся.
– А дело всё в том, что теперь уже не обойдешься десятком рентген. Теперь вам нужно не меньше двухсот! Процесс зашел слишком далеко. А вы знаете, что такое двести рентген? Нет? И слава богу. В общем, так… – Он с шумом втянул в себя воздух и скорбно покачал головой.
– Что?
– Ничего не поделаешь! – произнес доктор с нотками грусти. – Мне очень жаль, что так всё вышло.
Андрея медленно поднялся.
– Что вы хотите сказать?
Доктор с удивлением посмотрел на него.
– Вы разве ещё не поняли?
– Нет, – прошептал Андрей. Одной рукой он крепко держался за подлокотник. В какой-то момент он перестал чувствовать своё тело и как бы наблюдал за происходящим со стороны.
Доктор рассматривал его целую минуту, потом отвернулся и произнёс в сторону:
– Мы вынуждены будем использовать процедуру репликации. Я вас предупреждал о такой возможности.
Андрей слышал всё ясно, но по-прежнему не чувствовал своего тела, словно бы он стал бесплотным духом. Это было очень странное состояние, ничего подобного с ним ещё не происходило.
– Вы хотите, – медленно проговорил он, – создать моего двойника? А со мной что будет?
Доктор обернулся. Во взгляде его просквозило что-то тяжелое. Губы дрогнули, словно он решился что-то сказать, но вдруг он отвернулся.
– Мне сейчас нужно идти. Меня больной ждёт. После поговорим. Вечером я к вам приду, и мы всё обсудим. Хорошо?
– Хорошо, – машинально проговорил Андрей.
– Сейчас вас проводят в палату.
Доктор нажал кнопку на столе. На пороге появился охранник.
– В седьмой отсек, – распорядился. – Посмотри там свободную.
Охранник молча кивнул и перевел взгляд на Андрея. От этого взгляда, и от того, как это было сказано: «посмотри там свободную» – Андрею стало так тоскливо, как никогда ещё не было. Но он помнил обещание доктора прийти вечером. Он тяжело поднялся и направился к выходу.
– До вечера! – произнёс уже в дверях.
– Да-да, – глухо отозвался доктор. Опустив голову, он внимательно разглядывал какую-то бумагу.
Андрей и его спутник вышли из кабинета и направились в сторону, противоположную той, откуда Андрей пришёл. Сначала они шли по коридору, потом зашли в лифт и спустились на лифте на несколько уровней. Дальнейший маршрут пролегал под землей, в свете ламп дневного света, среди глухих и мрачных стен, где с интервалом в тридцать шагов стояли столы с привинченными к бетонному полу металлическими ножками. За каждым столом сидел рослый охранник с суровым неприветливым лицом. Андрей с тоской глядел по сторонам, беспрестанно повторяя себе, что пока что ничего страшного не произошло, не случилось ничего такого, из-за чего стоило бы терять голову. Впрочем, голову никогда не стоило терять. Если человек теряет голову, тогда считай, все пропало, а пока голова у него на плечах…
Его размышления были прерваны внезапной остановкой. Охранник стоял перед литой серой дверью и набирал код на сенсорной панели.
Через несколько секунд дверь открылась внутрь. Охранник отступил, освобождая проход.
– Можно заходить? – спросил Андрей.
– Можно, – как бы нехотя буркнул охранник.
Андрей смерил его взглядом и шагнул через порог. Дверь за ним захлопнулась. Андрей оглянулся – на двери не было ни замка, ни ручки. Он обвёл взглядом комнату. Стол, кровать, тумбочка в изголовье. Всё какое-то невыразительное, унылое. Он присмотрелся. Так и есть! Все предметы намертво привинчены к полу. Что всё это значит? Андрей присел на край постели и сразу почувствовал разницу – поверхность её была удивительно твердой. Словно кусок дерева обтянули тонким покрывалом. Спать будет неудобно… «Эх, не о том я думаю!» – тут же одёрнул себя. Поднял голову и увидел над дверью объектив телекамеры размером, зеленоватое стекло слабо светилось изнутри. «Вот, значит, как!..» Кулаки его сжались, дыхание стало судорожным, и он закашлялся, схватившись за грудь, словно желая разодрать рёбра и освободить дыхание.
Ещё через несколько минут он перестал кашлять и неожиданно успокоился. Чего он суетится? Ведь всё предельно ясно! Доктор со всей откровенностью обрисовал ему картину. Только трусость не даёт Андрею взглянуть правде в глаза. А правда состояла в том, что он скоро умрёт. И чем скорее это случится, тем лучше. Врачи допустили промах, и вот закономерный результат! Лечить пациента нет смысла, ведь они не выпускают из клиники калек! Они создадут новое тело, приведут его в цветущий вид, а затем вернут семье и обществу. Всё очень просто.
Некоторое время Андрей сидел неподвижно, уставившись в одну точку. Предчувствие близкой смерти словно бы придавило его к земле, плечи опустились, спина сгорбилась, лицо стало похожим на маску, в нём, кажется, не осталось ничего живого.
Андрей просидел без движения несколько часов. Так застывает кролик под гипнотическим взглядом удава. И так реагирует всё живое на смертельную опасность. Но в какой-то момент лицо его дрогнуло, глаза ожили, Андрей поднял голову и недоумённо огляделся. Можно было решить, что он только что проснулся и с трудом припоминает, где находится. Мысль, обращённая внутрь себя, блуждала в глубинах сознания, стараясь уйти от жуткой действительности. Сознание, уподобившись улитке, спряталось в скорлупу бесчувствия.
Но жизнь была ещё сильна в этом молодом теле, слишком яркий огонь пылал в душе, и сознание разорвало сковывающие путы. Всё живое стремится к жизни. Прочь от неподвижности, дальше от тьмы – туда, где сияет божественный свет, где звучат исполинские симфонии Жизни и ежесекундно творятся новые сущности. Таково неосознанное стремление мельчайшей клетки, таков рефлекс сложных белковых систем, таков же инстинкт человека: двигаться, пока есть силы, преодолевать сопротивление окружающего хаоса наперекор действию разрушительных сил.
Андрей не мыслил такими понятиями, но подчинялся действию сокрытых в нём сил, которые были порождены великим Космосом, этим исполинским резервуаром энергии и таинственным средоточием гармонии. Ничто не может избежать всеобщего закона – мощного организующего начала, сумевшего за миллиарды лет преодолеть хаос и вознестись к вершинам разума. Созидание сильнее разрушения. Гармония побеждает хаос – так было во все времена и во всех точках Вселенной. В противном случае не возникли бы звёзды и галактики, не появилась бы среди ледяной пустоты волшебная искорка жизни. У Вселенной появилась надежда осознать себя! В этом её смысл и назначение. В этом пафос жизни, оправдание извечной борьбы живого с мёртвым, подвижного с косным, неустанного биения горячего сердца среди мертвящего оцепенения пустоты.
Андрей тяжело поднялся, держась рукой за спинку кровати; некоторое время стоял, закрыв глаза и покачиваясь. Отвратительная слабость разливалась по всему телу. Он смутно помнил, что вечером к нему обещал прийти доктор. А если он вообще больше не придёт? Андрей подошел к двери и, упёршись ладонями в холодную поверхность, надавил изо всех сил. Дверь даже не дрогнула. И в этот момент из коридора послышались металлические щелчки, провернулся замок, и дверь неожиданно распахнулась. В комнате появился доктор. От неожиданности Андрей отступил на несколько шагов.
– Так на чём мы остановились? – спросил доктор с беззаботным видом. – Да-да, я понимаю! – Он внезапно погрустнел, лицо сделалось сочувственным. – Всё это довольно неприятно. Но посудите сами! Что же нам делать? Ведь у нас нет альтернативы! Вы должны смириться. Как говорили древние: Noblee oblige! – Доктор сделал паузу, как видно, ожидая похвалы за отменной знание латыни. Но так и не дождался. Тогда он продолжил, невольно увлекаясь ролью проповедника, почти что божества, которому дозволено решать судьбы простых смертных. – Незачем оттягивать то, что должно произойти неизбежно. Alea jacna est! – провозгласил почти с упоением. – Вы ничего слыхали про Юлия Цезаря? Нет? Уникальный человек! Такие дела вершил! Распоряжался судьбами людскими, покорял целые народы! Сейчас таких уже нет.
– Вы бы тоже хотели? – глухо спросил Андрей.
– Что хотел? – встрепенулся доктор.
– Распоряжаться судьбами! – твёрдо произнёс Андрей, глядя доктору в глаза. Тот сперва не понял, но потом вдруг напрягся, лицо побагровело, от его благодушия не осталось и следа.
– Молодой человек! Попрошу без намёков! Я нахожусь на службе. Понимаете вы это? Я исполняю свой долг и хочу помочь вам. И не надо тут намекать на то… чего нету!
«Видно, угадал я, – усмехнулся про себя Андрей. – Чего бы ему так обижаться?»
– Вы мне одно скажите, вы меня лечить больше не будете?
Доктор отозвался не сразу. О чём-то задумался, опустил взгляд.
– Видите ли в чём дело, – начал было, да и остановился. Неспешно встал, сделал несколько шагов к двери и обернулся. – Относительно вашего лечения я вам всё уже объяснил. Сейчас речь идёт не об этом. Собственно говоря, я пришёл предупредить вас, чтобы это не было неожиданностью. Вы должны знать свою судьбу. Это наш основополагающий принцип – ничего не скрывать от больного. Даже самого плохого!
Андрей начинал злиться. Чего он тянет? Хотелось взять доктора за воротник и встряхнуть как следует, чтобы перестал мямлить, а заговорил нормальным человеческим языком без этих экивоков.
– Дело в том, – продолжил доктор, словно не замечая состояния пациента, – что решение о проведении репликации вашего двойника уже принято. Процедура назначена на завтра, на семь часов утра.
Андрей улыбнулся.
– Интересно было бы взглянуть на этого субъекта!
– Простите, но я еще не закончил! – недовольно сказал доктор. – Вы, по-видимому, не знаете об одной особенности данной процедуры! По существующему положению репликацию двойника можно проводить лишь в том случае, если больной уже умер.
– Но ведь я же ещё не умер.
– Всё правильно, вы ещё не умерли, – немедленно согласился доктор. – В том-то всё и дело, что вы до сих пор живы.
«Дурацкий какой-то разговор, – подумал Андрей. – Чего он добивается? Может, хочет, чтобы я сам как-нибудь удавился?».
– Послушайте! – Андрей поднялся на ноги. – Я никак не могу вас понять. Зачем вы рассказываете всё это? Вы не хотите меня лечить? Это я уже понял! Решили, что я безнадёжен? Что ж, вам виднее! Принимаю к сведению. Но зачем мне эти ваши рассуждения? К чему все эти оправдания?
– Оправдания? – изумился доктор. – Какие ещё оправдания? Я вам русским языком говорю, что завтра в семь часов будет проведена репликация двойника и что к этому времени вас не должно в живых, а вы мне – оправдания!
– Как это, не должно быть в живых? – воскликнул Андрей. – Что это значит? Это что, шутка такая?
Доктор вытащил носовой платок и отёр взмокший лоб.
– Вы, дорогой мой, или прикидываетесь или издеваетесь… – Он спрятал влажный платок в карман. – Только стыдно в такой ситуации корчить из себя клоуна.
Андрей с изумлением выслушал этот выпад. Возмущение доктора было самое неподдельное.
– Но я в самом деле ничего не понимаю! – пробормотал он.
Доктор расправил карман, пригладил волосы.
– Сегодня ночью, в три часа, вы будете подвергнуты процедуре дезинтеграции. Вот вам и правда, и окончательный диагноз!
– Но погодите! – Андрея покачнуло, кровь отхлынула от головы. Услышанное было настолько диким, что не могло быть правдой! – Насколько мне известно, процедура дезинтеграции применяется лишь в исключительных случаях и только по решению суда! Я что – преступник? Может, я убил кого-нибудь? За что же меня дезинтегрировать?
Но доктор оказался готов и к такому обороту.
– Вы неправильно ставите вопрос, – терпеливо внушал он, словно речь шла о какой-нибудь теореме. – Не учитываете специфику ситуации. Дело в том, что некоторые лечебные учреждения наделены правом проводить процедуру дезинтеграции в исключительных случаях, когда больной безнадежен, когда он обречен на страшные мучения! Врач не только имеет право, но он просто обязан избавить умирающего больного от непереносимой боли и от мучений! Это гуманный акт по отношению к такому больному. А вы говорите – за что! Вы нам спасибо должны сказать, что мы избавляем вас от чудовищных мук, о которых вы не имеете даже приблизительного представления! А кроме этого, у нас есть ваш структурный снимок. Мы создадим ваше тело заново, и не далее, чем через десять дней ваш двойник выйдет отсюда…
– Живой и невредимый, – закончил Андрей.
– Если вам угодно шутить – пожалуйста. Но мне не до шуток. Я должен идти. Дела, знаете ли.
– Минутку, – остановил его Андрей. – В ваших рассуждениях есть противоречие.
– В самом деле? Очень интересно. И что это за противоречие?
– Вы же сами сказали, что можете меня вылечить! Про рентгены упоминали, что двести рентген достаточно для излечения. Следовательно, вы совершаете убийство, подвергая меня дезинтеграции.
Доктор потер устало глаза. Вздохнул протяжно.
– Даже не знаю, стоит ли начинать всё сначала! Я, кажется, уже достаточно сказал. Если вы не желаете меня слушать…
– Я жить желаю! – крикнул Андрей. – Почему вы так просто решаете мою судьбу? Я ведь ещё живой! Вы же видите, я стою на ногах, и я всё понимаю!
– Боюсь, что ничего уже нельзя поправить. Вы подписали договор. А там, если помните, оговорена возможность подобной процедуры.
– Там оговорена возможность репликации! Я это помню, – возразил Андрей. – Но там ничего не сказано о дезинтеграции.
– А это и не нужно дополнительно оговаривать. Дезинтеграция происходит автоматически в случае репликации. На это есть отдельный закон.
– Пусть так. Но ведь это справедливо лишь для безнадежных больных, для обреченных, вы же сами сказали!
Доктор помотал головой. Всем видом своим он пытался показать – до чего надоел ему этот спор.
– Мне пора! – сказал он и, подняв руку, постучал костяшками пальцев по двери. – Одно я вам точно могу гарантировать – это совершенно безболезненно! Миг – и пустота! Моментальное распыление на атомарном уровне. Это гораздо лучше, чем медленная и мучительная смерть. Можете поверить.
Дверь открылась, доктор шагнул за порог и исчез. Дверь тут же захлопнулась. Андрей смотрел на монолитную поверхность, будто не веря себе. Если бы можно было, он умер бы сию секунду – так страшно ему стало. Он ожидал всякого, но не этого. Его приговорили к смерти. И кто это сделал? Люди, которым он доверил свою жизнь. Но какое они имеют право? Почему так легко отказались от борьбы? Неужели только потому, что у них есть запасной вариант? В самом деле – к чему исправлять свои ошибки и возиться с больным, когда можно начать всё с чистого листа. Всё определяет голый расчет. И никому нет дела до страданий отдельно взятого человека.
Андрей стоял посреди комнаты, крепко зажмурившись и сжав челюсти. Хотелось спрятаться от нестерпимых мыслей, забыть обо всём, перенестись в иное измерение, где нет ни этих давящих стен, ни подземелий, ни рассудительных докторов с их глубокомысленными суждениями, от которых стынет кровь.
«А как же Лена? – вспыхнуло в сознании. – Кто будет воспитывать мою дочь?» Но он тут же успокоил себя: «У Лены будет всё нормально. К ней вернётся другой Андрей – здоровый и весёлый! Подмены никто не заметит, и этот самый Андрей не будет знать о том, что он уже умер однажды! Все они – Андрей, Лена и дочь – проживут долгую счастливую жизнь. Это ли не чудо?»
Андрей вздрогнул и открыл глаза. Впервые он принял собственную смерть за свершившийся факт. Впервые подумал о себе в прошедшем времени. Но нет! Он не должен так думать. Ведь он ещё жив! Почему он должен умирать? Распылиться на миллиард невидимых атомов?
Снова и снова задавал Андрей себе вопросы, на которые не находил ответов, никак не мог понять того, что так легко понимал доктор. Все его доводы разбивались о жуткую действительность: он видел запертую комнату, отгороженную от всего мира, и видел себя в этой комнате – брошенного всеми, обречённого на смерть.
В девять часов ему принесли ужин на пластмассовом подносе. «Надо же, ещё кормят!» – усмехнулся Андрей. Хотел в первую секунду отказаться, но не стал этого делать. Поставил поднос на стол и принялся за последнюю в своей жизни трапезу.
А ровно в одиннадцать в комнату неслышно вошла медсестра. Она принесла на блюдце оранжевую пилюлю.
– Возьмите таблетку, – произнесла ласковым голосом. – Это сильнодействующее лекарство, оно снимает страх. Вам станет легко, вы не будете бояться!
Андрей взял пилюлю двумя пальцами и аккуратно засунул в рот.
– Запейте!
Андрей принял от медсестры стакан с водой и сделал два больших глотка. Медсестра стояла рядом и участливо смотрела на него. «Хочет удостовериться, что я проглочу эту гадость», – подумал Андрей и сделал вид, будто проглотил пилюлю. Это был старый трюк. Таблетка пряталась под языком, остальное было несложно.
Как только медсестра ушла, Андрей сел на кровать и, наклонившись, выплюнул пилюлю на колени. Брезгливо взял двумя пальцами и бросил в угол. Пока лежала во рту, она успела растаять, стала липкой и противной. Часть лекарства попала в желудок. Голова сразу отяжелела, его потянуло в сон. Андрей принялся ходить по комнате. Он не должен спать! Иначе всё пропало. Его убьют во сне – только и всего!
Он мерно ходил от двери до кровати, делая глубокие вдохи и встряхивая головой. Но ничего не помогало, лекарство оказалось слишком сильным. Достаточно было на секунду потерять контроль над собой, и тогда конец. Он уже никогда не проснётся. И тогда в уже меркнущем сознании мелькнула спасительная мысль. Он вспомнил студенческие годы, когда готовился по ночам к экзаменам. Пришлось даже пройти курс психотренинга и овладеть некоторыми приёмами самовнушения. Наряду с навыками скорочтения и тренировкой памяти, Андрей научился просыпаться в заранее установленное время. Он очень гордился этой своей способностью и несколько раз на спор просыпался ночью в заранее заданное время. Множество друзей и любопытных дежурило возле него с часами наизготовку, желая уличить в хвастовстве, а после уже, когда он просыпался – в жульничестве. Но никакого жульничества не было. Андрей и сам не знал, как это получалось, но он ни разу не проиграл спор. Потом он перестал пользоваться этой способностью, но теперь так получилось, что от такого пустяка зависела его жизнь.
Уже в полусне, чувствуя под щекой твердую поверхность, Андрей отчётливо произнёс: «Два часа, пятьдесят девять минут!».
Через минуту он крепко спал.
Без четверти три в палате вспыхнул яркий свет. Дверь вдруг распахнулась, и два санитара в синих халатах торопливо втащили внутрь громоздкую каталку на высоких металлических ножках; вслед за ними торопливо вошёл доктор, в руках у него был пистолет-инъектор. Он приблизился к спящему Андрею и, склонившись, прислушался. Кивнул удовлетворенно, затем приблизил руку к лицу и разомкнул одно веко. Смотрел несколько секунд, потом выпрямился и тяжко вздохнул. Сунул инъектор в карман халата и, обернувшись к санитарам, устало выдохнул:
– Забирайте! Потом не забудьте зайти в девятнадцатую!
– Да, помним мы!
Доктор ушел, а санитары подступили к Андрею. Взяли его за ноги и за плечи и довольно небрежно перекинули на каталку. Положили не очень-то ловко, слегка поправили голову и покатили каталку к двери вперёд ногами.
По существующим правилам, дезинтеграция больного могла быть проведена либо в бессознательном состоянии, либо в состоянии глубокого наркотического сна. Если бы доктор не зафиксировал у пациента глубокий сон, он вкатил бы ему такую дозу снотворного, после которой Андрей точно уже не проснулся бы. Но этого не потребовалось. Удостоверившись в том, что пациент пребывает в царстве морфея, доктор сразу же забыл о нём. Не было ещё в его практике случая, чтобы после столь мощной дозы транквилизатора человек смог самостоятельно проснуться.
Через несколько минут Андрея доставили в мрачный бункер, где за массивными щитами из тугоплавкого металла, посреди просторного зала, стояла на цементном полу дезинтеграционная камера. По форме она напоминала четырёхугольную пирамиду, металлические плоскости смутно проблескивали в темноте. Сверху к ней спускалась квадратная труба, глядя на которую можно было решить, что это вытяжная система, которая высасывает органические остатки из установки. На самом деле в трубе были укрыты сверхмощные обмотки, обеспечивающие мгновенный выброс колоссальной энергии. Высасывать из конуса было нечего, от тела не оставалось даже запаха.
Каталку с Андреем подкатили к овальному проёму в боковой стенке. Подняли расслабленное тело и внесли в тесный тамбур, водрузили на узкий металлический стол и вышли наружу. А в следующую секунду Андрей вдруг дёрнулся и с шумом втянул в себя воздух. Лицо исказила гримаса боли. Ломило шею, плечи горели огнём и каждый вздох сопровождался жгучим спазмом. Он открыл глаза и разглядел стол, на котором лежал, а дальше в полутьме – сходящиеся вверху стены. Андрей долго всматривался в темноту, силясь что-нибудь вспомнить. Потом приподнялся на локтях, поднёс к глазам часы. Было две минуты четвёртого. В этот момент он вспомнил последнюю встречу с доктором и своё решение проснуться в назначенный час.
Медленно поднялся и, опустив ноги, осторожно спрыгнул на цементный пол. Тишина стояла мёртвая. Он двинулся к овальному проёму в боковой стене. Взялся за металлическую ручку и медленно повернул, одновременно надавив плечом на дверь. Та немного сдвинулась. Андрей навалился всем весом и вдруг вывалился наружу, оказавшись в огромном пустом зале. Высоко над головой едва угадывался в темноте потолок, а вокруг, на расстоянии двадцати метров виднелась стена, ребристая поверхность её тускло отсвечивала металлом. Андрей пошёл прямо на стену. Под ногами что-то противно хрустело, но некогда было разбираться. Приблизился к стене и приложил ладонь. Так и есть – металлический сплав. Что же дальше? Сознание постепенно прояснивалось. Он уже понял, что находится там, где должна была совершиться дезинтеграция. Андрей снова обвел взглядом помещение, но не увидел никаких намёков на выход. Впрочем, при столь тусклом освещении он мог его не заметить. Он пошёл вдоль стены, всматриваясь в рифлёную поверхность. Через тридцать шагов достиг угла и повернул влево. Внизу лежала густая тень, и Андрей почти ничего не видел под ногами. Лишь чувствовал сквозь подошву мелкие камешки и хрустящий песок. Ему чудился запах смерти, какое-то химическое соединение витало в воздухе, от которого кружилась голова и слабели ноги. А может, это расшалилось воображение…
Он отмерил ещё тридцать шагов и снова повернул. В этот момент раздался резкий скрежет и открылся проход как раз в том месте, с которого Андрей начал свой обход. Он вжался в стену, целиком уйдя в тень. В зал въехала тележка, на которой лежал человек – голова его безвольно болталась от каждого толчка. Тележку толкали два санитара. Они старались изо всех сил, оттого, верно, забыли закрыть за собой дверь.
Андрей старался не дышать. Впрочем, это было лишним. Санитары подняли такой шум, так были заняты работой, что никак не могли заметить притаившегося с другой стороны человека. Возле входа в установку они что-то затоптались, заскребли каблуками о цементный пол. Андрей понял, что настало время. Он пошел прямо на конус, оставаясь при этом в тени. Из конуса вырвался сноп желтого света, замаячили тени на полу – тележка въезжала внутрь. Андрей направился вдоль границы света к полуоткрытой двери. Это был очень рискованный маневр; стоило санитарам оглянуться, и всё закончилось бы крахом. Но они не оглянулись. Андрей дошел до двери и, как ни в чем не бывало, шагнул за порог. Если бы ему повстречался доктор, он, быть может, поздоровался бы с ним и спокойно пошёл дальше.
Лишь пройдя несколько десятков метров и свернув за угол, он почувствовал запоздалый страх. Сердце сильно трепыхнулось и упало в живот, лицо стало мокрым. Андрей привалился к стене, пытаясь унять сердцебиение. Ноги дрожали, он опустился на корточки и, привалившись к стене, закрыл глаза. Кровь пульсировала в висках, мысли утратили стройность, хотелось уснуть, ничего не видеть, не чувствовать…
Через минуту он почувствовал себя лучше. Дыхание медленно успокаивалось, слабость отступала. Возвращались привычные чувства, но вместе с ними вернулось ощущение тревоги. Андрей огляделся. Он находился в подземном переходе. Цементный пол, гладкие крашеные стены с потёками краски; вверху, на четырехметровой высоте, тянулись толстые чёрные трубы; вентиляционные окна, забранные железными решётками из толстых прутьев, располагались через каждые десять метров. Концы коридора терялись во мраке. Вдали угадывались повороты направо и налево – их можно было определить по изгибу труб на потолке.
«Целый подземный город!» – усмехнулся Андрей. В сущности, шансов выбраться у него не было. Выйти незамеченным из этого лабиринта, заставленного решётками, опутанного сигнализацией и усеянного множеством охранников, не зная при этом планировки и совершенно не представляя, где находишься – на такое мог сподобиться только супермен. Андрей не был суперменом – это он знал точно. Также он понимал, что нужно совершить что-нибудь нелогичное, сделать такое, что никому не пришло бы в голову, поступить вопреки здравому смыслу! Он перевел взгляд на потолок и несколько секунд рассматривал уходящие вдаль трубы. До них было метра четыре – дотянуться никак нельзя. Да и всё равно его будет видно, если он каким-то чудом окажется наверху. А что, если вернуться назад? Его будут искать в коридорах, проверят все углы и потаённые места. Прятаться здесь бесполезно. Андрей решительно развернулся и пошёл назад. Через пару минут он увидел вход в бункер. Дверь по-прежнему была распахнута. Он уже перенёс ногу через порог, как вдруг замигал тревожный красный свет, завыла, набирая обороты, сирена. Андрей поспешно отступил в темноту.
Из камеры выскочили один за другим санитары и, вздымая пыль, побежали к выходу. Края халатов вздёргивались после каждого прыжка. Андрею сначала показалось, что санитары видят его, но это было не так. Вряд ли они вообще что-нибудь видели. Выпученные глаза говорили о крайнем испуге.
Санитары выскочили из бункера и бросились бежать по коридору, глухо бухая тяжёлыми башмаками. Андрей проводил их настороженным взглядом, а когда они скрылись за поворотом, вышел из тени, и, пригнувшись, вошел в бункер. Мертвенно-жёлтый свет вырывался из овального люка силовой установки, жёлтая полоса протягивалась до самых ног. Остальное пространство утопало во мраке. Андрей решительно направился прямо к установке. Вопреки здравому смыслу, он искал спасение там, где должен был принять смерть.
Теперь он лучше рассмотрел устройство этого жуткого сооружения. Возле входного люка стояла брошенная санитарами тележка с лежащим на ней человеком. Голова неловко повёрнута вбок, глаза плотно зажмурены. Тележка стояла поперёк прохода, в конце которого виднелась дверь, окрашенная в синий цвет; вместо замка на двери крепилось колесо, какие используют в глубоководных аппаратах для надёжной герметизации. Андрей обогнул тележку и приблизился к двери. На ней виднелась полустёртая надпись:
Повернув голову, увидел нишу в стене, прикрытую створками. Раздвинул края и невольно отступил. В углублении стояли массивные скафандры: ослепительно белые, с коричневыми полупрозрачными колпаками, со множеством замков и застежек, с утолщениями на коленях и локтях, с тянущимися тонкими трубками – сверху вниз и справа налево. Андрей совершенно не представлял, для чего здесь, под землёй, собрали такую коллекцию. Он окинул взглядом ряд совершенно одинаковых экземпляров, стараясь найти разницу между ними. Что-нибудь да должно быть! Андрей вдруг замер. Застежки! Три скафандра, стоявшие посередине, были застегнуты не на все замки. Оно и понятно: каждый раз снимая и надевая громоздкие устройства, санитары упростили процедуру. Кому охота каждый раз возиться с замками?
Андрей приблизился к последнему скафандру и внимательно осмотрел его, стараясь запомнить все мелочи. Шагнул в нишу, расположенную чуть ниже уровня пола, разомкнул вертикальный замок на груди и широко развёл края; затем потянулся назад рукой и аккуратно задвинул створку. Стало темно, лишь тонкая полоска света разрезала тьму, отчего мрак казался гуще. Нащупал жёсткие края и, медленно подняв левую ногу, стал просовывать её внутрь. Погрузив ногу до бедра, осторожно развернулся и сунул в скафандр вторую ногу. Он запыхался, пока проделывал столь мудрёную операцию, и решил немного отдышаться. В этот момент снаружи послышался беспорядочный топот, громкие голоса разорвали тишину – в бункер ворвались сразу несколько человек. Они голосили все разом, но Андрей безошибочно выделил в общем хоре голос доктора. Он верещал, в отличие от других, с обвинительным уклоном.
– Что значит – исчез? – гремел доктор. – Куда он мог исчезнуть? Вы соображаете, что говорите? Может, он по воздуху отсюда улетел? Или забрался в камеру и сам себя распылил на атомы? Вы понимаете, чем это может для вас кончиться?
– Мы сами не понимаем, как это получилось! Мы его привезли, положили сюда вот и пошли за следующим. Вы же сами велели зайти в девятнадцатую камеру. («Камеру»! – повторил про себя Андрей. Под эти крики он торопливо протискивался в скафандр).
– Не надо было оставлять его здесь одного! Вы должны были затащить его в установку и запереть на замок. Вы что, правил не знаете? А может, вы его сами отпустили? Сколько он вам заплатил?
Тут вообще такое началось, что Андрею стало противно. Санитары хныкающими голосами повторяли на все лады: как они привезли тело, да как потом отправились в девятнадцатую камеру, да как они соблюдают все предписания режима; они никогда бы не позволили себе ничего «такого», однажды их пытались подкупить родственники одного больного, но они сразу это дело пресекли, и доктор напрасно думает про них плохо, потому что они честные люди.
– Ладно-ладно, – остановил их доктор. – С вами ещё разберутся. Вы ведь знаете, что врать бесполезно, сами всё выложите!
Последовали очередные заверения в совершенной неподкупности, сопровождаемые шарканьем ног и каким-то странным шелестом, природу которого трудно было определить. Андрей, тем временем, успел полностью влезть в скафандр и уже просовывал голову в круглый колпак. Чем больше было крику снаружи, тем спокойнее он себя чувствовал. Нащупал замок на животе и потянул за собачку. Через минуту всё было кончено. Он стоял внутри скафандра, защищенный его панцирем от ставшего вдруг враждебным мира. Сквозь тонированное стекло колпака он мог видеть всё, что делается снаружи, звуковые мембраны обеспечивали акустическую связь.
Спор снаружи стал стихать. Голоса удалялись, пока не растворились в тишине. Судя по всему, все трое покинули бункер. Андрей почувствовал облегчение. Сразу его не нашли – уже хорошо. Но что же дальше? Как отсюда выбраться? Долго он здесь не просидит, рано или поздно придётся вылезать наружу. Андрей задумался, но ничего не смог придумать.
Он сидел в полной тишине и не знал о том, что в это время у него над головой по всем этажам огромной клиники носятся врачи, санитары, охранники и все случайно подвернувшиеся сотрудники. Осматриваются все закоулки, вскрываются давно заброшенные помещения, во всю свою оптическую мощь работают камеры слежения, натыканные без счёта. Проверяется канализационная система, изучается каждый сантиметр поверхности стен и потолков, обследуются трубы и вентиляционные отверстия. И никому не приходило в голову, что беглец может спрятаться там, откуда он сбежал. Если он вышел из бункера (о чём ясно говорили его следы, обнаруженные в коридоре), так зачем ему возвращаться? Допустить такое хладнокровие у безнадёжно больного человека, к тому же находящегося под мощным действием наркотиков – никак не могли. Сам побег восприняли как род лунатизма, бессознательные конвульсии меркнущего разума. В таком состоянии больной мог случайно проникнуть в камеру (это не исключалось), после чего сама собой включилась процедура дезинтеграции. Такое объяснение устроило бы всех – но следы в коридоре говорили о другом. И поиски продолжались.
Были допрошены с применением специальных средств оба санитара, но ничего вразумительного они так и не сказали. К утру было точно установлено, что беглеца в здании нет. Выяснили также, что границу лечебного учреждения он не пересекал – видеокамеры, установленные по периметру лечебного комплекса, не выявили ничего подозрительного. Лечащий врач был на время отстранён от работы, а обоих санитаров уволили за грубое нарушение дисциплины. Всё это – хаотичные поиски, пристрастные допросы и бесплодные расследования – закончилось неожиданно быстро. К двенадцати часам следующего дня служебное расследование было завершено. Исчезновение больного признали свершившимся фактом. Таким образом, Андрей был признан не существующим в природе; всё с ним связанное засекретили, а материалы отправили в архив. Главной причиной подобной спешки была необходимость проведения репликации двойника. Сделать это можно было лишь после того, как была официально зафиксирована смерть пациента. Но опасность для Андрея не только не исчезла, но даже усилилась. Если до этого у него и были какие-то призрачные права, то теперь они свелись к нулю. Теперь его просто обязаны были уничтожить.
Он стоял в скафандре, держась из последних сил, и ждал какой-нибудь перемены. Несколько раз порывался выбраться из бункера и пойти наудачу, куда глаза глядят. Но всякий раз сдерживался. Он понимал, что не сможет выбраться из подземелья незамеченным. Обилие решёток и охранников, отсутствие потайных ходов и полное незнание внутреннего устройства больницы – любой из этих факторов обрекал его на смерть. Надеяться можно было только на случай, на неслыханную удачу, какая бывает раз в жизни.
И удача пришла! А произошло следующее. Для расследования обстоятельств инцидента была назначена специальная комиссия, которой надлежало предложить меры, исключающие повторение случившегося. Никто не собирался менять что-либо в годами устоявшемся механизме, но нужно было нагнать страху на подчинённых, создать иллюзию никогда не дремлющего ока, и грозная комиссия медленно перемещалась по этажам клиники и наводила ужас на всех подряд, не исключая врачей и их подопечных.
Добравшись до мрачного бункера, председатель комиссии с решительным видом вошёл в дезинтеграционную установку и замер в нерешительности. Дальше хода не было, а заглядывать внутрь жуткой камеры ему вовсе не хотелось (а вдруг не выпустят!). Да и чего он там не видел?
– Гм, – произнес с важным видом. Члены комиссии с усиленным вниманием рассматривали мрачные стены, стараясь не встречаться взглядом со своим вожаком. – А здесь у вас что? – ткнул тот пальцем в створки, за которыми стояли скафандры.
Сразу подоспели помощники. Развели створки во всю ширь.
– Тут у нас скафандры, – суетливо объяснял главный врач. – Очень удобно. Пришёл – надел. Потом снял и поставил на место!
– Удобно, говорите? А зачем так много? Вы что тут, демонстрации устраиваете? Или вам денег девать некуда?
Помощники разом помрачнели. В самом деле, такой избыток дорогой техники был совершенно неоправдан. Никто этого не знал – зачем «так много». Но все отлично знали, что громоздкими и страшно неудобными скафандрами старались лишний раз не пользоваться. Это ведь никакого времени не хватит, если каждый раз напяливать на себя эти доспехи.
– Ладно! – молвил председатель, поняв, что толку от подчинённых не будет. – Сделаем так. Лишние скафандры отсюда убрать. Оставите тут пару штук, и хватит. – И с решительным видом направился к выходу.
Через полчаса в бункер зашли четверо сотрудников в синих комбинезонах. Молча подошли к нише и остановились. Андрей затаил дыхание. Ему казалось, что все смотрят прямо на него. Тот, что стоял ближе других, поднял руку и ткнул пальцем в Андрея (так ему показалось).
– Начнём с этого края. Ишь, заразы, стоят тут, только настроение людям портят!
Подошли ещё двое.
– Поторапливайтесь! Знаете, куда нести?
– Да знаем мы…
Двое шагнули в нишу, схватили скафандр за плечи и с силой потянули на себя, словно желая уронить. Андрей едва удержался, чтобы не выставить перед собой руки – ему показалось, что он сейчас грохнется лицом вниз. Но в последний момент скафандр подхватили, оберегая дорогостоящий колпак от удара.
– Ух какой тяжелый! – послышалось из-за спины.
– Ещё бы! – отозвался другой голос. – Тут особо прочные сплавы, будь они неладны.
Последовала какая-то возня, послышались хрипы и надсадное дыхание и, наконец, Андрей почувствовал, как его подняли за ноги и за плечи и, покачивая, понесли по узкому проходу. Грязный пол то отдалялся, то приближался к самому лицу. Сдавленное дыхание за спиной говорило о степени прилагаемых усилий. За всю дорогу сотрудники не проронили ни слова и ни разу не остановились передохнуть. Они упорно шли по многочисленным переходам, тяжело спускались по металлическим ступенькам, топтались в узких местах – всё это длилось довольно долго, пока, наконец, не проникли в заставленное ящиками помещение и опустили тяжёлую ношу на пол. Оба, не сговариваясь, уселись прямо на скафандр и некоторое время сидели молча, опустив голову и стараясь отдышаться.
– Ну что, пошли за следующим? – наконец предложил один.
– Пошли, – ответил второй без энтузиазма.
В этот момент в дверях показалась вторая пара. Они довольно бодро внесли скафандр и аккуратно поставили к стене, как и положено, ногами вниз.
– А вы чего тут расселись? – поинтересовался один, отряхивая ладони. – Ставьте его рядом, пока никто не увидел, а то и нам влетит!
Андрею показалось, что все четверо разом бросятся на него. Он крепко зажмурился, а в следующую секунду почувствовал, как его подняли и поставили на ноги, стукнув спиной о стену.
– Порядок. Пошли за остальными. У нас ещё наверху куча дел.
Сотрудники ещё потоптались какое-то время, поскрипели подошвами по цементному полу, потом вышли. Стало тихо. Несколько минут Андрей стоял не двигаясь. Дверь была распахнута, но рисковать он не хотел. Через несколько минут послышалась тяжёлая поступь. Шаги приблизились вплотную. Возле стены поставили ещё два скафандра. Последовали очередные восклицания и жалобы, наконец, переносчики тяжестей окончательно убрались, захлопнув дверь. Лишь после этого Андрей позволил он себе пошевелиться. Он тихонько засмеялся. Всё-таки он провёл эту банду!
После продолжительной и неожиданно упорной борьбы со скафандром ему удалось-таки вырваться из его цепких объятий. В какой-то момент, когда заклинило замок, ему подумалось, что он может навсегда остаться в этой броне. Но с замком удалось совладать, и тогда Андрей окончательно поверил в удачу. Но долгая неподвижность не прошла даром: оказавшись на свободе, он почувствовал ломоту во всем теле. Ныли все суставы, голова кружилась от слабости. Он сделал глубокий вдох и тряхнул головой. Пора было выбираться из этого склепа.
В помещении было темно, Андрей почти ничего не видел. Ходил вдоль высоких стеллажей, ощупывал металлические ящики, ледяные трубы и что-то бесформенное и податливое. Добрался, наконец, до двери и несколько минут стоял перед ней, как будто ждал, что та откроется сама собой. Затем поднял повёл рукой вдоль края. Пальцы наткнулись на плоскую коробочку, от которой тянулся тонкий провод. Что-то вроде магнитного реле. Для такого замка невозможно подобрать ключ – он открывался электрическим импульсом. Зато можно обесточить всю линию, устроив короткое замыкание, и тогда откроются все замки, какие ни есть. Отключится сигнализация, перестанут работать следящие телекамеры. Просто удивительно, как много хорошего может случиться из-за такого пустяка. Тут главное – не спешить.
Он прислонил ладонь к стене и стал медленно смещаться. Глаза постепенно привыкали к темноте, и он стал различать контуры предметов. Вот на него надвинулся большой прямоугольный ящик, висящий на стене на уровне головы. Андрей осторожно потрогал, стараясь понять – что это. Нащупал крючок и приподнял его. От ящика отделилась тёмная плоскость и, провернувшись на шарнирах, встала под прямым углом. Андрей напряжённо всматривался в темнеющий провал, едва различая квадратные контуры и слабо поблёскивающие поверхности. Поднял руку и повёл перед собой. Пальцы коснулись чего-то холодного и жутко неприятного. Рука отдернулась сама собой; Андрей покрылся холодным потом. Он только что дотронулся до клеммы высокого напряжения! Перед ним находился распределительный щит.
Он вытер мокрый лоб рукавом и вдруг вспомнил, что возле самого входа на полу лежала металлическая труба. Кто-то бросил за ненадобностью. А оно вон как удачно вышло! Он сразу отправился обратно к двери, а через минуту вернулся к распределительному щиту, держа в руке довольно тяжёлую трубу, один конец которой был обмотан толстой тряпкой. Поднял трубу и с силой ткнул в середину тёмного проёма. Раздался оглушительный треск, полыхнуло белое пламя, и сразу вслед за этим раздался сухой щелчок – сработали контакты магнитного замка. Андрей бросил трубу на пол и ринулся к двери. Толкнул её ногой, и та едва не слетела с петель. Сделал по инерции несколько шагов и остановился. В коридоре было темно, почти ничего не видел, чувствовал лишь слабое движение воздуха, как бы от сквозняка. Хотелось поскорее уйти отсюда, но нельзя было оставлять следы. В полной темноте, ощупывая стены, Андрей вернулся в помещение и закрыл дверки распределительного щитка. Затем подобрал с пола трубу и бросил обратно в угол. После чего вышел в коридор и аккуратно затворил дверь. Когда включится резервное электричество – сработает реле и дверь автоматически замкнётся.
Теперь следовало побыстрей убираться. Андрей находился глубоко под землей, значит, нужно было искать выход наверх. Он медленно пошёл вперёд, напряжённо всматриваясь в темноту. Через двадцать шагов повернул направо. Ещё один коридор тянется в бесконечность. Андрей шёл, вздрагивая от каждого шороха. Все чувства обострились до предела. Если бы кто-нибудь громко закричал у него за спиной, Андрей, наверное, умер бы от разрыва сердца. Он дошёл до очередного поворота и оказался вдруг в просторном зале, своды которого терялись во тьме. Откуда-то сверху падал тусклый свет, и Андрей не без труда рассмотрел странное сооружение у противоположной стены. Несколько лестничных пролетов крест накрест поднимались вверх. Это была лестница, довольно примитивная и громоздкая. Но выбора у него не было, Андрей уверенно шагнул на железную ступеньку.
По всей видимости, это был запасной выход. Через каждые два пролёта располагалась железная дверь в бетонном проёме. Андрей упрямо лез всё выше, пока не оказался на последней площадке. Над головой была глухая плита, а перед глазами – железная дверь. Одного взгляда на неё было достаточно, чтобы понять: этим выходом давно не пользовались. Поверхность двери покрылась толстой пылью и вся была в ржавых пятнах. Замыкалась она изнутри на обычный ключ. Андрей взялся за приваренную к поверхности скобу и с силой потянул. Дверь даже не шелохнулась. Он постоял несколько секунд, потом устало опустился на металлическую ступеньку, привалился спиной к твёрдой поверхности. Ничего не хотелось. Если бы можно было, он умер бы прямо сейчас.
Однако, человек не может умереть силой собственного желания. Не для того природа миллионы лет пестовала человека. Не для этого старались видимые и невидимые силы Вселенной, чтобы всё это завершилось каким-нибудь пустяком. В критические моменты сама судьба приходит на помощь человеку.
Андрей сидел в каком-то оцепенении и вдруг услышал нарастающий шум за дверью. Он быстро поднялся и отошёл в сторону, прижался к стене. Это было чисто инстинктивное движение. В ту же секунду в замке заскрежетал ключ, провернулся два раза, и дверь, толкаемая изнутри, открылась с жутким скрежетом. На лестничную площадку упал световой луч от фонаря, вслед за ним из проёма вывалился человек. Андрей не мог его видеть, но мельтешение светового пятна говорило о жадном интересе, с которым владелец фонаря осматривает обстановку. Яркий луч скользнул по потолку, прошёлся по двери, за которой стоял Андрей, и ухнул в бездну под ногами.
– Чего ты там копаешься? – воскликнул обладатель фонарика. – Я что ждать тебя должен?
Кто-то невидимый шагнул на железную площадку, под ногами его захрустело, песок из-под подошв посыпался вниз.
– Вот же холера!..
Андрей стоял не дыша. Было бы очень некстати, если бы вся эта ненадёжная конструкция вдруг ухнула вниз.
– Придётся спускаться, – с отвращением проговорил обладатель фонарика и, испустив тяжкий вздох, зашагал по ступенькам. Спустился на два пролёта и обернулся.
– Ну чего ты там встал? Хочешь всю ночь тут копаться?
Второй, словно очнувшись, поспешил за ним. Лестница гудела от тяжких шагов. Уже в самом низу он догнал товарища.
– Двери закрой, придурок! – воскликнул тот с досадой. – Вот же наказанье! Дали мне помощничка…
Снизу Андрея было не видно. Не чуя ног под собой, он скользнул в распахнутый проём и сразу ощутил под ногами мягкое покрытие, скрадывающее звуки. Теплый воздух наполнил грудь. Красная дорожка тянулась в обе стороны, по краям её отсвечивал покрытый лаком пол. Матовые стены лучились мягким светом. Он быстро прочь от двери. Мелькнул сзади свет, и дверь со скрежетом и с каким-то внутренним возмущением захлопнулась. Ключ в замке провернулся, и всё разом стихло.
Андрей остановился и провёл ладонью по лицу. Лишь теперь ощутил колоссальное напряжение. Однако, борьба ещё не закончилась. Хотя дальнейшее не представляло загадки. Сейчас он пойдёт по коридору, будет идти и идти, пока не найдёт какой-нибудь выход из здания. А когда выберется наружу, расскажет всем о творящемся здесь беззаконии.
Такой незатейливый план составился в его голове, пока он шёл по мягкой бесшумной дорожке в окружении молчащих стен. Однако, внутренний голос говорил другое. Не может легко закончиться то, что так долго закручивалось в тугой узел. Чудовище не выпустит его из своей пасти. Поэтому он не очень-то удивился, когда вдруг стукнулся лбом о решетку, перегородившую проход. Она вернула его к действительности. «Хорошо, – сказал он себе. – Попробуем по-другому!» И, развернувшись, направился в обратную сторону.
Коридор несколько раз раздваивался, и Андрей всякий раз поворачивал то влево, то вправо, стараясь уйти как можно дальше. Вдруг он увидел углубление в стене. Не веря глазам, приблизился… Перед ним бы грузовой лифт – широкий, массивный, с металлическими дверцами. Андрей надавил пластмассовую кнопку, вспыхнул зелёный светоиндикатор, где-то в самой глубине мягко заурчал мотор. Гудение приблизилось и стихло, разошлись металлические панели, и Андрей увидел ярко освещенную кабину, в которой могло разместиться двадцать человек. Он шагнул внутрь и нажал на кнопку с цифрой «2».
Путешествие было недолгим. Никакой план не успел составиться у него в голове. Андрей просто вышел из лифта и размеренным шагом пошёл по коридору. Впереди маячила решётка, пересекающая коридор, а за ней прохаживался дюжий охранник, заложив руки за спину. Он, конечно, видел, как Андрей вышел из лифта и теперь приближается к нему. Катастрофа казалась неизбежной, до решётки оставалось несколько метров. Охранник уже стал поворачиваться к нему, как вдруг открылась неприметная дверь слева по ходу, и из неё быстро вышел мужчина в чёрном костюме и со злым лицом. Он держал перед собой какие-то бумаги, губы его шевелились; едва не столкнувшись с Андреем, он умчался в сияющую даль. Андрей и сам не понял, как это получилось, но он вдруг шагнул к двери и, уверенно распахнув её, вошёл внутрь. В комнате никого не оказалось. Светился разноцветными огнями пульт справа на стене, посредине стоял массивный стол со множеством каких-то аппаратов. У противоположной стены рядком выстроились стулья. Окна были закрыты толстыми плотными шторами. Андрей быстро прошёл к окну и откинул штору. Решётки не было! Сердце радостно забилось. Однако, присмотревшись, он заметил тонкий провод – он разделялся в левом нижнем углу и через подоконник уходил вниз. Сомневаться не приходилось – это была сигнализация. Из коридора донёсся какой-то шум, донеслись обрывки разговора. Всё ближе… Секунда – и Андрей влез с ногами на подоконник, задёрнул штору и замер.
В кабинет вошли двое. Разговаривать они начали ещё в коридоре.
– Сколько это будет продолжаться? Вчера у вас тело исчезло, сегодня свет погас, а завтра потолок обрушится на голову?
Ответа не было. Доносилось лишь какое-то сопение, означавшее, должно быть, раскаяние.
– Вы установили причину перегрузки сетей? Можете сказать? Или опять скажете – нонсенс?
– Мы ищем, Константин Фёдорович. К утру всё починим. А пока что включили аварийное освещение.
– Аварийное освещение они включили! А до этого вся больница целый час сидела в темноте.
– Тридцать минут.
– Пусть так. Вы знаете – что может случиться за тридцать минут? И почему вообще идет речь о каких-то минутах, когда вы уверяли нас, что аварийное освещение включается автоматически? Так почему, я вас ещё раз спрашиваю, столько времени весь больничный комплекс был без электричества?
Проштрафившийся сотрудник этого не знал. Он виновато сопел и шоркал подошвами.
– Прошу завтра к девяти представить мне полный отчёт. И чтобы там не было ваших «по всей видимости» и «надо думать»! Я не потерплю расхлябанности! Вы меня поняли?
– Да, я всё понял.
– Можете идти.
Оставшись в одиночестве, хозяин кабинета долго ещё издавал разнообразные хрипы, переходил с места на место и что-то бормотал. Потом вдруг сел за стол и склонился над бумагой. Исчеркав лист вдоль и поперёк, уставился на него, затем решительно скомкал и бросил в мусорную корзину. Андрей с интересом наблюдал за его действиями в узкую щель между портьерами. Один раз тот обернулся и пристально посмотрел на штору, за которой стоял Андрей. Но тут же отвернулся, затем поднялся со стула и, щёлкнув выключателем, стремительно вышел из кабинета.
Выдержав небольшую паузу, Андрей отодвинул штору и неловко прыгнул на пол, едва не подвернув ногу. Получить перелом в такой ситуации было бы совсем некстати. Убедившись, что нога в порядке, стал разглядывать пульт с мигающими огоньками. Вскоре он убедился, что перед ним схема сигнализации больничного комплекса. Подошёл ближе, присмотрелся. Так и есть: вот продольный разрез здания, вот подземные этажи, а вот внешнее кольцо; всё вместе охвачено сетью мерцающих пурпурных огней, исполосовано зелёными линиями и сходится в единый узел, расположенный под землей. А вот и система блокирования. Приглядевшись, он увидел сенсор, отключающий систему оповещения. Долго не раздумывая, надавил на него пальцем, и сразу тревожно замигал красным цветом индикатор, загудел, набирая обороты, сигнал тревоги. Андрей отступил в испуге, но было уже поздно. Тогда он стал нажимать на все сенсоры подряд, пока весь пульт не озарился багровым светом. Покончив с автоматикой, двинулся к окну, прихватив по пути металлическое кресло с кожаными подлокотниками. Откинул одной рукой тяжелую портьеру, размахнулся и метнул тяжёлый снаряд в центр стекла. Раздался страшный грохот, осколки посыпались на подоконник; железное кресло, пролетев сквозь двойные стёкла, растворилось в ночи.
Странным образом чередовались обдуманные поступки с нелепыми выходками. Андрей и сам не смог бы объяснить – зачем разбил стекло. Ведь можно было открыть раму обычным порядком, избегнув ненужного шума. Сознание его то затмевалось непроницаемой пеленой, то вдруг озарялось ясным светом, и тогда он мог рассуждать спокойно и взвешенно. Смахнув с подоконника осколки, Андрей разомкнул шпингалеты и распахнул створки наружу. Перегнулся через подоконник. Окно выходило на обратную сторону здания; впереди расстилался пустырь, вдали смутно маячила ограда из высоких стальных прутьев. Андрей ещё раз посмотрел вниз. Но в темноте ничего нельзя было рассмотреть. Быть может, там была клумба с цветами. Он прыгнет на нее и даже не ушибется. А если там бетонные плиты, да ещё какая-нибудь хитроумная ступенька? Малейшей неровности будет достаточно, чтобы подвернуть ногу. Или даже свернуть шею – но это если уж очень сильно повезёт. Андрей поднял голову и увидел тяжёлую портьеру, свисавшую с потолка. Решение созрело мгновенно: он схватил двумя руками нижний край портьеры и с силой дёрнул на себя – плотная ткань всей массой обрушилась ему на голову. Кое-как выпутавшись, опустил один конец за окно, а другой зажал между подоконником и рамой. Потом взялся крепко за портьеру и, оборотившись к окну спиной, лёг животом на подоконник и стал медленно сползать в пустоту. Он уже почти касался ногами земли, когда портьера, не выдержав веса, сорвалась. Лететь было недалеко, и Андрей даже испытал разочарование, что всё так быстро закончилось. Под ногами и в самом деле оказался бетон. Тяжёлая штора бесформенной кучей лежала среди битого стекла. Андрей собрал её в охапку и быстрым шагом пошёл прочь от здания – прямо на частокол из прутьев, выступающих из тьмы подобно копьям сказочных богатырей, охраняющих это совсем не сказочное царство. Не то, чтобы он хотел оставить себе что-нибудь на память об этом приключении – тяжёлая портьера нужна ему была для другого. Когда Андрей приблизился к частоколу, он вполне оценил свою предусмотрительность. Острия имели устрашающий вид, Андрею живо представилась ему картина окровавленного тела, нанизанного на металлический штырь. Но выбора у него не было. Сложив ткань пополам, он прицелился и перебросил половину портьеры на другую сторону. Затем ухватился за холодные стальные прутья, сделал глубокий вдох и резко подтянулся… Он плохо помнил, как оказался на другой стороне. Отпечаталась в памяти отчаянная борьба на самом верху, когда он судорожно цеплялся за трёхгранные острия и всё ждал, что сейчас полетит головой вниз. Потом тело каким-то чудом перевалилось на другую сторону, и он съехал по ворсистой ткани на землю. Твёрдо встал на ноги и не оглядываясь побежал по тротуару, прочь от мрачного заведения. Он вдруг почувствовав животный страх, подумал, что его могут схватить именно теперь, когда он почти уже спасся. Это было бы обиднее всего.
Пока человек не думает о смысле своего существования, пока он занят сиюминутными делами – сам того не ведая – он счастлив! И он счастлив исключительно в эти минуты и часы! – когда каждодневная рутина забирает его без остатка, не позволяет одуматься и поднять глаза к недостижимым звёздам. Но горе тому, чья голова вдруг очистится от повседневной суеты, чьё сердце забьётся ровно и покойно, кто отринет каждодневные привычки и привязанности. Такой человек с удивлением оглянется вокруг себя, потом присмотрится внимательнее, застынет на секунду с неопределённой улыбкой на губах и, словно бы в смущении, опустит взгляд. На лицо его ляжет тень, которая со временем обратится в скорбь. Потрясённый открывшейся картиной, человек почувствует отвращение к жизни; ибо он почувствовал нечто такое, что лишило его душевного равновесия, выбило почву из-под ног. А причина в том, что этот человек узрел истину – неприглядную, убийственно-холодную, от которой леденеют философы и мудрецы. Он понял, что в его никчемной жизни нет ни цели и ни смысла. Всё напрасно, и ни к чему все потуги и мучения, потому что конец у всех один – мрак небытия, томление смерти, гниение и тлен. Вот что рискует увидеть человек, нашедший в себе силы взглянуть в лицо правде. Такому прозрению могут способствовать разные причины. Смерть близкого человека, предательство друга, мучительная неизлечимая болезнь или крах последней надежды – таких причин не так уж и мало в этой жизни. Но каждый идет к прозрению своим путем. Ступил на этот путь и Андрей. Он встал на него в тот момент, когда выбился из общей колеи и бросил вызов всему миру.
Торопливо шагая по ночному городу, он всё острее чувствовал присутствие в природе чего-то грозного и глубоко равнодушного ко всем его бедам. Преодолев несколько кварталов, перейдя пару мостов и поплутав по закоулкам, он остановился возле многоэтажного дома. Шагнул к скамейке и осторожно присел, словно боялся, что она развалится под ним. На душе стало неуютно. Что дальше? Пойти домой? Но там его сразу схватят. А если бы и не схватили? Вернуться к своим близким лишь для того, чтобы через месяц-другой умереть у них на глазах? Пусть уж лучше они ничего не знают. Ведь скоро к ним придёт другой Андрей – здоровый и жизнерадостный. И все будут счастливы. Так для чего же затеял он всё это? Быть может, прав был доктор, когда предлагал ему быструю и безболезненную смерть? Если бы он послушал доктора, его бы уже не было на свете. Он стал бы эфиром, ветром, запахом, распался на триллионы невидимых частиц, каждая из которых обрела бы свободу и, кто знает? – начала бы самостоятельную жизнь – там, в неведомых глубинах материи, среди первозданного хаоса и непознанных причин и следствий. Что там, за чертой смерти, в мире без времени и без всяких ориентиров, в пространстве небытия? Если бы теперь Андрею предоставили выбор, он без колебаний выбрал бы смерть. Почему же ему не дали возможности всё как следует обдумать? Какая это малость – позволить человеку самому принять решение о том – быть ему в этом мире или не быть.
Устав от тягостных размышлений, он поднялся. Пока не рассвело, нужно было на что-то решиться. Самое простое было вернуться в клинику. Хотя и обидно это, особенно после всего случившегося. Его станут допрашивать о причинах побега, да как он всё это устроил, да были ли у него сообщники!.. Нет, это не выход. Пусть теперь сами побегают за ним. А он ещё поживёт немного, подышит воздухом, посмотрит на солнце. А кроме того, он сделает звонок жене. Просто послушает голос Лены – ведь это будет в последний раз! Андрей почувствовал сердцебиение, ему мучительно захотелось немедленно исполнить своё намерение. Но была глубокая ночь, в такую пору звонить нельзя. И усидеть на месте он тоже не мог. Хотелось мчаться сквозь спящий город, пересекая погружённые во тьму улицы, ни о чём не думая, остро чувствуя, как ледяной воздух, вливается в лёгкие и добавляет живительные силы.
Он двинулся вдоль массивной выщербленной стены. Это было старинное здание в двенадцать этажей; остальные дома в этом полузаброшенном районе были ему под стать. Здесь жили старики – молодёжь не хотела селиться в этих катакомбах. Свет во всех окнах был потушен, кругом была глубокая тишина. Андрей представил множество людей, что лежат в своих постелях за прочными каменными стенами, и остро позавидовал им. Эти люди ни о чём не беспокоятся и даже не понимают своего счастья! Андрей поменялся бы в эту минуту с любым, самым дряхлым стариком. Последний обитатель этих трущоб был счастливее его. А он теперь вообще никто, не имеет права дышать воздухом, ходить по тротуарам, смотреть на ночные окна. Он снова остановился, провёл ладонью по лицу. Что за странные мысли лезут ему в голову? Почему это он не имеет права ходить по тротуару и дышать воздухом? Каждый человек имеет право на жизнь, каким бы жалким он ни казался другим людям. Никто не может брать на себя функции Господа Бога. Не тобою устроен этот мир – не тебе и решать его судьбу. В твоих руках лишь твоя собственная судьба – позаботься о ней и удовольствуйся этим.
Остаток ночи Андрей бесцельно бродил по улицам. Однако, сам того не ведая, он двигался в определенном направлении: прочь от страшной клиники и – ближе к дому. Дома его никто не ждал, но ноги сами вели его к родному порогу. Он перемещался по довольно замысловатой траектории. Огибая центр города, двигался по огромной дуге, плутая по окраинам и пересекая дороги, о существовании которых даже не подозревал. Решил идти, пока не рассветёт. А когда взойдёт солнце, он придумает что-нибудь.
Через несколько часов, уже в предрассветной мгле, Андрей свернул в подворотню, пересёк скверик, окруженный высотными домами, и вошёл в крайний подъезд. Он так устал, что чуть не свалился на пол прямо у входа. Подвал оказался заперт, и Андрею пришлось тащиться наверх по каменным ступеням. Из последних сил взобрался на двенадцатый этаж для того только, чтобы обнаружить огромный замок на люке, ведущем на чердак. Андрей спустился на пол этажа присел в уголке, прислонившись к тёплой батарее, и почти сразу уснул.
…Кто-то энергично тряс его за плечо. Голова моталась из стороны в сторону, но он упорно не хотел просыпаться. Но проснуться всё же пришлось. Он заставил себя открыть глаза. Перед ним стояла женщина огромного роста (так ему померещилось с пола). Она стояла перед ним словно башня и что-то говорила. Андрей никак не мог разобрать. Он попытался встать, но тело казалось чужим, руки не слушались, никак не получалось опереться на подламывающиеся кисти.
– Вам плохо? Что с вами? Вы больны? Скажите адрес. Я сообщу вашим родным…
Вопросы сыпались как горох из дырявого мешка.
– Ничего не нужно, – сипло проговорил Андрей. – Я сейчас уйду…
Он ухватился за батарею и попытался встать. Но тело налилось свинцом. Что-то случилось с ним, пока он спал. Силы оставили его.
Женщина быстро наклонилась и, приобняв одной рукой, потянула вверх. Андрей ничего не успел сообразить, как уже стоял на ногах. Кровь резко отхлынула от головы, в глазах потемнело; Андрей привалился к стене и закрыл глаза, стараясь удержать равновесие.
Женщина во все глаза смотрела на него.
– Вы серьёзно больны! Вам нужен врач.
– Ничего, всё нормально. Я сейчас пойду.
– Как же вы пойдёте? Я вас могу подвезти. Куда вам нужно?
Андрей едва не назвал свой адрес, но вовремя передумал.
– Если вам не трудно, отвезите меня… – И он назвал заброшенный район, который приличные люди обходили стороной.
Женщина задумалась на секунду, потом кивнула.
– Хорошо. Я вас отвезу. Сможете сами спуститься?
Сможет ли он спуститься? Что за вопрос! Он чувствует себя уже гораздо лучше. Оттолкнувшись от стены, сделал шаг, затем другой. Взялся за перила и стал спускаться по ступенькам.
– Да куда вы идёте? Ведь есть же лифт!
Женщина шагнула за выступ, послышался звук электромотора.
Андрей заглянул за выступ и невесело усмехнулся. Если бы он с самого начала догадался проверить все закоулки тамбура внизу, ему не пришлось бы тащиться из последних сил на такую верхотуру.
Выйдя из подъёзда, Андрей сразу увидел новенький автомобиль, кузов которого искрился в лучах утреннего солнца. Женщина быстро сошла по ступенькам и отомкнула дверцу.
– Ну, что же вы стоите?
Андрей медленно подошёл, осторожно взялся за платиновую ручку и бесшумно открыл дверцу. Поставил ногу на ступеньку и оказался вдруг в уютном салоне, глубоко погрузившись в мягкое кресло с высокой спинкой. Женщина внимательно наблюдала за ним. Неизвестно, что она подумала, только она молча села в машину и включила зажигание. Движения ее были уверенными и точными. Автомобиль плавно покатился. Женщина больше не смотрела на странного попутчика, словно забыв о нём.
«Странная какая-то, – подумал Андрей, наблюдая за ней сбоку. – Посадила незнакомого человека к себе в машину. А если я преступник какой-нибудь? Почём она знает?».
Машина плавно притормаживала у светофоров, ехала ровно и аккуратно. Андрей вполне оценил эту спокойную манеру. Сам он ездил несколько иначе. Обогнать всё, что двигалось по дороге – было для него делом чести. Проскочить на красный свет – верх удовольствия. Но каким же глупым теперь всё это ему казалось! «А интересно, смог бы я так же вот встретив незнакомого человека, предложить ему свою помощь?»
Мысли перескакивали с одного на другое. Не подозревая того, он выдавал своё настроение мимикой – лицо его то мрачнело, то смягчалось внутренней улыбкой, то становилось задумчивым.
– Может, позавтракаем? – вдруг предложила женщина таким обыденным тоном, словно обращалась к давнему знакомому.
Андрей сглотнул слюну. У него кружилась голова от голода. Самое время проглотить десяток горячих сосисок, облитых густым сладким соусом, а потом выпить стакан сладкого кофе. Он стиснул челюсти и отвернулся.
Женщина заметила вспыхнувшие голодным блеском глаза, исказившееся в какой-то немыслимой судороге лицо. И уже не ни о чём не спрашивая, свернула на обочину и остановилась.
– Я сейчас приду.
Быстрым шагом пересекла дорогу и вошла в мозаичную дверь, рядом с которой на большом чистом окне красовалась огромная кружка с блюдцем, над которой клубился пар, а рядом стояла корзиночка, полная печений и конфет. Андрей сглотнул слюну и отвернулся.
Через минуту женщина вернулась, держа в одной руке бумажный пакет, а в другой – большой пластмассовый стакан, от которого за несколько метров слышался кофейный аромат. Открыла дверцу со стороны Андрея и протянула угощенье.
– Берите. Это я вам купила.
– А вы?
– Я уже позавтракала.
И, давая понять, что тема исчерпана, включила зажигание и медленно стронулась с места.
В пакете Андрей обнаружил совершенно фантастический чебурек! – невероятных размеров, весь в золотистом масле, прямо с жаровни. Делать было нечего – пришлось заняться этим чудом кулинарии, пока он не залил жиром всё вокруг.
Очень скоро высотные здания уступили место полуразрушенным домам; потянулись грязные тротуары, ровная дорога закончилась, обратившись в полосу препятствий из ухабов и камней. Машина въехала в старый город – туда, где обитали неудачники – отверженные обществом личности, о которых законопослушные граждане старались не вспоминать. Полупустые улицы, неряшливо одетые женщины, влекущие за собой испуганных детей, неработающие светофоры, битое стекло. Андрей с удивлением глядел в окно.
Несколько минут прошло в напряженном молчании.
– Куда теперь? – спросила женщина таким тоном, словно всё прекрасно понимала – и растерянность спутника, и то, что здесь его никто не ждёт.
– Здесь, пожалуйста, остановите, – неуверенно молвил Андрей.
– Где?
– На углу.
Женщина не стала допытываться. Доехав до перекрестка, притормозила.
– Может вас куда-нибудь в другое место отвезти?
– Нет, спасибо. – Андрей открыл дверцу, поставил ногу на тротуар. – У меня, к сожалению, нет с собой денег.
Женщина лишь улыбнулась и согласно кивнула. Андрей вылез из машины, не зная, что дальше делать. Дверь оставалась открытой.
– Спасибо вам. Вы меня очень выручили. Даже не знаю, что бы делал без вас.
Женщина вышла из машины, приблизилась к нему.
– Вот моя визитка, – протянула прямоугольник из белого картона с золотистым ободом. – Я не знаю, конечно, ваших обстоятельств, но если вам понадобится помощь, позвоните. Сделаю всё, что смогу.
Андрей молча отступил, убрал руки за спину.
– Почему вы не хотите взять? Я никому про вас не скажу, вы напрасно боитесь!
– Извините, я не могу.
Резко повернулся и торопливо зашагал по тротуару, чувствуя на спине пристальный взгляд. Он хотел поскорее остаться один. В какой-то момент оглянулся: женщина всё стояла возле машины и сверлила его взглядом. Он махнул ей, чтобы уезжала, и двинулся дальше.
Эта встреча живо напомнила ему о том, что он навсегда утратил. Он не мог теперь ездить на автомобиле. Не мог зайти в кафе и заказать завтрак. Не мог появиться в людном месте. И он потерял право на доброту и внимательность со стороны окружающих. Было потеряно всё, чего он добился упорным многолетним трудом; прошлое ушло безвозвратно. «Что же дальше?» – спрашивал он себя в который раз. Ответа на этот вопрос по-прежнему не было.
Андрей почувствовал, как его тянут за рукав, и оглянулся. Перед ним стоял старик – весь какой-то засаленный, завёрнутый в немыслимые лохмотья, с грязными спутавшимися волосами. Но с измождённого лица глядели удивительно подвижные глаза, в чёрных зрачках прыгали искорки.
– Э-э, уважаемый. Не дадите ли бедному калеке пару медяков?
– Зачем тебе?
– На хлебушек.
Андрей ещё раз оглядел «калеку» и молвил, придавая голосу суровости:
– Нет у меня денег. – И пошёл прочь не оглядываясь.
Старик быстро догнал его.
– А куда вы так спешите, могу я узнать?
Андрей резко остановился.
– Слушай, дед, тебе что, заняться нечем?
– Нечем, нечем, – с готовностью согласился тот.
– Ну а мне есть чем. Отстань. – И шагнул решительно на старика. Тот посторонился, и Андрей прошёл мимо.
«Пристал как банный лист!» – подумал Андрей через пять минут, когда, оглянувшись, увидел, что старик тащится за ним.
Решив не обращать на него внимания, Андрей двинулся дальше.
Вдруг он увидел впереди телефонную будку. Кабинка с выбитыми стёклами одиноко стояла возле мачты светофора, на котором периодически вспыхивал мутно-жёлтый глаз. Улица по-прежнему была пуста, казалось, жители давным-давно покинули свои убогие жилища. Даже машины здесь почему-то не ездили. Андрей подошёл к будке и, быстро оглядевшись, зашёл внутрь. Телефон, как ни странно, работал. Лишь плазменный экран был разбит – но оно и кстати, – можно было не закрывать лицо во время разговора.
Андрей снял трубку и торопливо набрал номер. Весь мир перестал существовать для него в эту секунду. Послышались длинные гудки. В трубке что-то щёлкнуло, послышался звонкий детский голосок:
– Кто там? Кто это? Ну, говорите же! Я слушаю!
У Андрея сильно забилось сердце. Его дочь находилась в эту секунду на другом конце провода. Он видел её внутренним зрением – своей крохотной ручкой она прижимает к уху тяжёлую трубку; старательно говорит в мембрану, наклоняясь при каждом слове и отчётливо произнося каждую букву. Андрей сам ей объяснял, что сняв трубку, нужно сперва выслушать вопрос, а уж потом отвечать. А если что-то неясно, следует переспросить, но говорить при этом нужно чётко и ясно. И вот теперь он слушал свою дочь и не смел ей ответить.
– Кто это? Кто? Ну говорите же! Почему вы молчите?
– Позови маму, пожалуйста, – выдавил из себя Андрей, и тут же услышал в трубке строгий голос жены:
– Кто это? Почему вы не отвечаете?
Андрей быстро опустил трубку на рычаг. Машинально вышел из кабинки и увидел старика. Тот стоял в нескольких метрах и счастливо улыбался беззубым ртом.
– Домой звонили? – произнес участливо.
– Слушай, дед, отвяжись, а не то… – Андрей решительно шагнул, кулаки его сжались.
Однако, старик совершенно не испугался. Он всё так же ласково смотрел на Андрея.
– Через минуту здесь будет патруль, – деловито сообщил и протяжно вздохнул.
– Какой ещё патруль? – буркнул Андрей, невольно оглядываясь. – Мне-то что?
– Все таксофоны в нашем районе прослушиваются. Советую поскорее уносить ноги.
– Вот ещё! – буркнул Андрей. На душе стало тревожно. Чёрт его знает, может, старик и правду говорит. Словно в подтверждение его слов, вдали завыла сирена.
– Бежим скорей! – Вальяжность вмиг слетела со старика, словно снег с дерева, которое неожиданно встряхнули. – Ещё и меня с тобой упекут. – Он бросился к ближайшему дому. На ходу оглянулся. – Давай за мной! Тут недалеко есть подвал. Там переждём! Ну же!
Думать было некогда. Сирена звучала всё громче. Андрей двинулся за стариком, но уже с третьего шага пустился бежать. Они одновременно нырнули в подворотню, метнулись вдоль полуразрушенной стены, свернули во двор, юркнули в подъезд какого-то дома, по очереди протиснулись в заклиненную дверь подвала и чуть не кубарем скатились по перекошенным ступенькам. Воющий звук снаружи достиг верхней точки и разом смолк. Сомнений не было – патрульная машина остановилась возле таксофона.
Андрей почти ничего не видел в темноте. Но старик двигался уверенно, словно был у себя дома. Андрей с трудом поспевал за ним. Ударялся о какие-то углы и однажды чуть не вышиб себе глаз, налетев на край трубы, очень кстати расположенной посреди прохода. Лёгкие не справлялись с нагрузкой, он стал задыхаться. Только самолюбие не позволяло ему попросить старика идти помедленнее. «Куда он так несётся?» – злился Андрей, уворачиваясь от скошенных углов и нависающих балок.
– Эй, погоди чуток.
Старик неожиданно остановился. Обернувшись, прислушался.
– Уф! – выдохнул устало. – Кажется, пронесло. – Внимательно посмотрел на Андрея. – Что, перепугался? Ладно, можешь не оправдываться. Это со всеми так.
Они прошли еще несколько десятков метров, снова спустились по исковерканным ступеням и остановились перед дверью, из которой торчала пучками грязная пакля.
Старик сделался вдруг серьезным.
– Ты должен дать клятву, что никому не расскажешь про это место, – произнёс строго.
Андрей пожал плечами.
– Я не скажу.
– Поклянись!
– Как это – поклясться? – удивился Андрей.
– Скажи: я, такой-то, клянусь никому не говорить про то, что увидел и услышал в этом месте.
Андрей усмехнулся. Похоже, судьба свела его с помешанным.
– Ну хорошо, – произнес он, стараясь быть серьезным. – Клянусь никому не говорить про то, что здесь увижу. Этого достаточно?
– Ты забыл назвать своё имя.
– Мое имя ничего вам не даст, – произнёс Андрей внушительно. – Считайте, что у меня нет имени.
Старик глянул на него как-то боком и рубанул ладонью воздух.
– Ладно уж, заходи! – И рывком открыл дверь.
Андрей сделал шаг и невольно остановился. Он стоял на пороге низкого, придавленного бетонными плитами, довольно просторного зала. На земле, от стены до стены, лежал настил из не оструганных досок; на этом настиле, от края до края, громоздились перегородки высотой около метра. Вся конструкция напоминала пенал с многочисленными отсеками. Отсеки были достаточны, чтобы человек мог аккуратно лечь на доски и раскинуть руки. Вся картина освещалась четырьмя тусклыми лампочками, висящими в каждом углу на скрученном проводе.
– Чего застыл? Иди вперёд!
Андрей сделал несколько шагов и остановился.
– А что здесь? – спросил, кивая на деревянные клети.
– Как это что! Тут люди живут. Такие же бедолаги, как ты. Теперь понятно?
– Понятно. А где они?
– На улице, где ж им быть. Промышляют. У нас тут закон: днём сюда ни ногой. Это я из-за тебя сюда приволокся. Вообще-то, зря я тебя привёл. – Он вдруг скривился, словно он раскаялся в содеянном, а потом так же неожиданно рассмеялся. – Да ладно, ты не переживай. Наплевать на всё. Верно я говорю?
– Не знаю.
– Не знает он! – неожиданно рассердился старик. – Выгоню тебя на улицу, тогда всё узнаешь.
Отвернулся и пошёл вдоль бетонной стены. Андрей смотрел ему в спину, не зная на что решиться. Тот дошёл до угла и обернулся.
– Ну, чего стоишь? Тебе что, всё время подсказывать нужно? Я что, нянька тебе?
Андрей хотел сказать какую-нибудь грубость, но сдержался. Старик был слишком стар, чтобы на него обижаться. А кроме того, он спас его от полиции. А мог бросить посреди улицы и спокойно уйти.
Андрей поспешил за стариком.
Тот занимал ячейку в дальнем от входа углу. Перекинув поочерёдно обе ноги через перегородку, Андрей оказался в его клетушке.
– Присаживайся, – небрежно предложил старик и сел прямо на доски, стал что-то перекладывать в темноте. Вспыхнул внезапно свет. Андрей заслонился ладонью, успев разглядеть зажжённую спичку в руке у старика.
– Да ты садись. Успеешь ещё настояться.
В руках у старика вдруг оказалась свеча, самая настоящая, из белого воска. Он поджёг фитиль и несколько секунд смотрел на пламя, о чём-то задумавшись. Вздохнул тяжко.
Андрей осторожно сел рядом, сдвинув в сторону какие-то лохмотья. Свеча горела ровно, слегка потрескивая и освещая стиснутое со всех сторон пространство и двух людей, неизвестно зачем сюда забредших.
– Так-то, брат, – произнес старик печально.
Андрей с растущим интересом разглядывал его. Что это за человек? Почему живёт здесь? Во тьме, в ежедневном страхе, без всякой цели и надежд. Неужели Андрей тоже будет здесь жить? Одно лишь утешало: всё это ненадолго. Ведь он должен умереть. Так сказал доктор.
Вспомнив о своей болезни, Андрей ощутил тяжесть в груди. Легонько кашлянул, словно проверяя, и сразу же закашлялся.
– Да у тебя, брат, чахотка! – воскликнул старик, когда Андрей перестал кашлять. – Что, угадал?
– Нет, не угадал, – ответил Андрей и отвернулся.
– Ну, можешь не рассказывать. Только я бы тебе посоветовал…
– Не надо мне ничьих советов.
Старик лишь пожал плечами.
– Ты вот что, – произнёс через несколько минут. – Можешь здесь побыть немного, а вечером уходи. Нам тут не нужны заразные. Итак все болеют.
Андрей медленно поднялся.
– Да сиди уж. Я же сказал тебе – вечером! Тебя там наверху сразу застукают. Тебя же за километр видно, что ты не местный. Заодно и нас накроют. Знаешь, какие у них методы? Не захочешь, да всё расскажешь. А на меня не обижайся. Я ведь медик, если хочешь знать. Умею диагнозы ставить. Ко мне тут все обращаются, ежели чего.
Старик внезапно умолк, голова его опустилась.
Андрей решил в первую секунду, что ослышался.
– Вы медик? – переспросил.
– Да! – вскинув голову, ответил старик. – Бывший! Все мы тут – бывшие.
Андрей молча смотрел на него. Мысли путались.
– А что ты так удивляешься? Я что, по-твоему, не могу быть медиком?
– Да нет, можете. Только…
– Что?
– Как-то неожиданно… Как же вы сюда попали?
Старик неожиданно рассмеялся.
– Эх, парень, молод ты ещё, жизни не знаешь. А вот ты сам, к примеру, кто таков?
– Я?
– Да, ты! Кто ты такой? Откуда здесь взялся? Ага. Молчишь. Ну и молчи. Твоё дело. А я уже ничего не боюсь. Фармацевт я, если хочешь знать. Аптекарь, значит. Лекарства разные приготовлял. От кашля, например. Я могу поставить тебе диагноз и назначить лечение. А ты думал, фармацевты лечить не умеют? Ошибаешься! Там знаешь как нас учат? Восемь лет будешь книжки зубрить, а потом всю жизнь практиковаться. И всё равно ничего толком не поймёшь! – добавил, отворачиваясь.
Андрей снова сел на доски. Верить ли старику? На сумасшедшего он не похож. Так, самую малость…
– Вы правы, – тихо произнёс он. – Я болен. Опухоль какая-то в груди завелась. Скоро умру.
Старик нахмурился.
– Кто это тебе сказал?
Андрей усмехнулся.
– Врачи сказали.
– Что, прямо так сразу и сказали, что опухоль и скоро умрёшь?
– Да нет, не сразу. Сперва лечили, всё хорошо было. А потом вдруг выяснили, что надо было использовать другой метод. Но время уже было упущено. Ну и вот…
Андрей поднял голову и встретил испытующий взгляд. Старик что-то усиленно обдумывал. Губы его шевелились.
– Значит, сказали, что помрёшь, – пробормотал задумчиво. – Кажется, я знаю, где ты был. Одного не пойму: почему они тебя отпустили?
Андрей улыбнулся.
– Я сам ушел.
– Ты ушёл сам? – повторил старик, оглядывая Андрея с ног до головы с таким выражением на лице, будто впервые увидел. – Сбежал, значит? Ай да молодец!
Склонился в угол и стал шарить одной рукой. Достал бумажный сверток и положил перед собой. У Андрея свело скулы, когда он услышал едва уловимый запах копчёного сала. Старик деловито развернул свёрток, взял в левую руку изрядный кусок в палец толщиной и принялся резать его складным ножом, весьма кстати оказавшимся за пазухой. Покончив с приготовлениями, обложил ломоть хлеба пластиками сала и протянул Андрею.
– На вот, поешь. Жуй, пока дают. А у меня ещё есть.
Андрей принял угощенье двумя руками, потом, ждал, пока старик готовил себе точно такой же бутерброд. А потом наступили минуты тишины. Андрей готов был поклясться, что не ел ничего вкуснее! Разве мог он предположить, что когда-нибудь будет с таким аппетитом уписывать обычное сало, которым будет угощать его какой-то бродяга. Проглотив последний кусок, бросил испытующий взгляд на сверток, но старик намёк не понял. Он проворно завернул остатки сала всё в ту же замасленную бумагу и спрятал в угол – впереди был целый день, а потом ещё много дней и ночей, в течение которых нужно же чем-то питаться!
– Можешь пока поспать, – сказал он и стал раскладывать свои тряпки в углу. – Ложись вон там, – махнул рукой в противоположный угол. – Всё равно делать пока нечего. На улицу нельзя идти, светло ещё. А я что-то притомился.
Лёг на бок лицом к стене и сразу засопел.
Андрей хотел было встать и уйти, не дожидаясь вечера. Но куда тут пойдёшь? Бесцельно шататься по улицам не хотелось. Он вспомнил, как мечтал когда-то оказаться на необитаемом острове, чтобы не нужно было никуда спешить и разом бы исчезли многочисленные обязанности. И вот он получил то, о чём мечтал. Не нужно больше никуда торопиться, и если теперь он провалится сквозь землю на веки вечные, никто этого и не заметит.
Он еще раз оглядел полутёмный подвал, обвёл взглядом прямоугольные ячейки, похожие на саркофаги. Неужели тут можно жить? Неужели к этому можно привыкнуть? И сам себе ответил: да, можно! Можно привыкнуть ко всему. Он тоже смог бы здесь жить, стал бы со временем таким же старым и грязным, как этот старик. Не всегда ведь он был стариком. Когда-то он тоже был молод и полон сил, имел семью, строил планы. А потом попал в этот подвал…
Нет, такая жизнь не для него! Он ни за что тут не останется! Но чем горячее Андрей убеждал себя в этом, тем яснее понимал, что он ничем не лучше этого старика и всех остальных обитателей подвала. Сегодня ты молод и здоров, а завтра – стар и немощен. Кто же имеет больше прав на жизнь и на счастье? Ответ прост: всё сущее имеет право на существование, и это право доказывается самим фактом существования в подлунном мире! Это нужно принять и успокоиться. И всё же Андрей твёрдо решил, что никогда не станет жить в этом жутком месте. Так проявила себя ещё одна человеческая способность – умение тешить себя иллюзиями, способность поддерживать свои слабеющие силы живительным обманом. Андрей лёг на доски, привалился боком к шершавой стене и сразу провалился в спасительное забытье.
Через несколько часов Андрей проснулся и в первую секунду ничего не мог понять. Какой-то странный шорох доносился сразу со всех сторон, будто волочили тюки с ветошью. Приподнявшись, он разглядел в полутьме, как подвал наполняется одетыми в немыслимые лохмотья людьми. Еле передвигая ноги, они шли один за другим, высматривая своё место среди одинаковых клеток; с превеликим трудом перелезали через перегородки, ступая прямо по чужим вещам и совершенно не обращая на это внимания, так же как не обращали внимания те, кто уже сидел в этих клетках. На Андрея никто и не взглянул, вряд ли его вообще кто-нибудь заметил. Это показалось ему очень странным. Но это была естественная реакция людей, вынужденных вести слишком тесное сосуществование, слишком открытых друг другу и выработавших своеобразный инстинкт полного равнодушия ко всем ближним и дальним соседям, не исключая тех, кто беспрестанно путается под ногами, заслоняя и без того тусклый свет.
Старик куда-то запропал, и Андрей досадовал на него. Хотелось поскорей покинуть это мрачное место, но он не мог уйти не попрощавшись. Всё-таки, тот выручил его в трудную минуту. Андрей совершенно не представлял, куда теперь пойдёт. Но твёрдо решил покинуть этот мрачный подвал. Достаточно того, что он провёл здесь целый день. «Хватит воспоминаний на всю жизнь!» – думал он, ошибочно полагая, что ничего подобного с ним больше не случится. Как и большинство людей, он наивно полагал, что худшее позади.
Старик вернулся, когда уже была глубокая ночь. Он бесцеремонно растолкал Андрея, который незаметно для себя опять уснул и никак не мог понять – как это он умудрился заснуть, сидя скорчившись в углу.
– Ну-сс, молодой человек. Как отдохнули? Недурно? У нас тут хорошо спится. Тишина и покой! Опять же, отсутствие опасности.
Андрей потёр лицо ладонями и сделал несколько глубоких вдохов, пытаясь сосредоточиться.
– А я кое-что принёс, – продолжил старик, торжественно возвышая голос. Сунул руку во внутренний карман своей хламиды и вытащил пузатую склянку, наполненную жидкостью и заткнутую свёрнутой в трубочку бумажкой. – Спиритус! Лучшее лекарство от всех болезней! – И залился счастливым смехом.
Андрей молча смотрел на старика. Тот ловко опустился прямо на доски и поставил склянку перед собой. Потянулся в угол и вытащил давешний сверток с провизией.
– Мементо мори! – произнёс вполголоса. Перестал суетиться и поднял голову, на лице его отразилось удивление. – Что я только что сказал? Мементо мори? Ха-ха-ха! Это ж надо! Ты не обращай внимания. Это я никак от латыни не отвыкну. Эх, старость – не радость!.. А молодость – не жисть!
Старик всё больше горячился. Беспрестанно трясся, словно его дёргали за ниточки, привязанные к рукам, ногам, голове.
– Прошу! – вдруг провозгласил, закончив приготовления и подавая Андрею фарфоровую чашку, в которой плескалась бесцветная жидкость.
– Что это? – спросил Андрей, осторожно принимая чашку двумя руками.
– Как что? Я же сказал – спиритус! В чистом виде. Да ты не бойся. Я тоже выпью. Вот, видишь?
С этими словами он взял с досок другую чашку и решительно поднёс ко рту. Гадко сморщился и стал глотать жидкость, затаив дыхание и скосив глаза на кончик носа. Кадык его мерно поднимался и опускался. Зрелище было довольно комичное. Андрей помедлил, потом приблизил чашку к лицу. В нос ударил резкий неприятный запах. Андрей брезгливо отстранился.
– Ты что, никогда спирт не пробовал? – Старик уже проглотил свою порцию. Челюсти его мерно двигались. Он шумно дышал и выглядел так, словно только что выскочил из проруби. – Пей, говорю тебе! Потом спасибо скажешь.
Андрей резко выдохнул и одним махом опрокинул в себя тёпловатую противную жидкость. В первую секунду ему показалось, что внутрь ему хлынул расплавленный свинец. Горло сдавило, глаза вылезли из орбит, в голове как будто что-то взорвалось с оглушительным треском. Некоторое время он судорожно махал руками, не в силах вздохнуть, потом резко втянул в себя воздух и захрипел как в агонии.
Старик всё так же сидел на полу и что-то беззвучно говорил, благодушно посмеиваясь.
Андрей мотал головой, таращил глаза и ловил ртом раскалённый воздух. Потом задышал, задышал, и стал понемногу приходить в себя.
– Ну, брат, насмешил ты меня! Знал бы, что ты такой хлипкий, не стал бы и предлагать.
Сознание постепенно возвращалось к Андрею, он уже дышал ровнее, по жилам струилась горячая кровь.
– Что за мерзость! – с трудом выговорил, не узнавая собственный голос.
– Ну ты скажешь тоже! – оскорбился старик. – Это же этиловый спирт! Ты что, никогда не пробовал? Я у знакомого приобрёл пузырёк в честь такого случая. Налить тебе ещё?
«Ещё, ещё, ещё…» – гулко отдавалось в голове. Андрей в упор смотрел на старика, чувствуя, что происходит что-то странное. Старик вдруг накренился вместе с полом и со стенами, побыл несколько секунд в наклонном положении, а затем медленно вернулся в прежнее состояние. И голос у старика странно изменился – стал звонким и пустым, его сопровождало эхо. Андрей почувствовал неизъяснимое блаженство. Руки стали горячими, глаза словно бы расширились, вбирая в себя больше света и красок, лицо расслабилось и отяжелело, губы сами собой сложились в идиотскую улыбку. Окружающий мир словно бы перестал существовать для него, остался лишь этот узкий квадрат с горящей свечой посредине, да нелепый старик со странно блестевшими глазами. Андрей стал усиленно всматриваться в его лицо и вдруг обнаружил в нём явные признаки ума, достоинства, благородства. Наплевать на эти лохмотья, на занозистые доски, на грязный подвал. Вот человек, и вот человек! Они понимают друг друга, а все остальные пусть провалятся в тартарары. Хотя нет, это неправильно. У него есть жена и дочь – где-то там, наверху. Они ждут его, он должен идти…
Андрей попытался встать, но доски неожиданно поехали у него из-под ног, и он завалился набок, больно ударившись ухом о твёрдый настил.
Старик бросился к нему, не без труда поднял и посадил в самый угол.
– Да ты, брат, совсем расклеился. – Услышал Андрей откуда-то сбоку. Это был голос старика, но Андрей никак не мог связать одно с другим. Фраза была сама по себе, а старик – сам по себе. Кто же тогда говорит его голосом? Андрей видел, как старик налил в свою чашку мутную жидкость из бутылочки и, смешно пошевелив губами, стал осторожно пить. Закончив это священнодействие, аккуратно поставил пустую чашку на пол и взял кусок хлеба. Хитро глянул на Андрея и опять стал шевелить губами, подмигивая и гримасничая. Андрей прислушался. Голос доносился откуда-то сбоку.
– … тебе на пользу. От спирта никакого вреда не будет. Это я тебе говорю! Нонсе те ипсум. Санкта аква!..
Андрей ощутил смутную тревогу. Опять эти странные словечки. Где-то он уже такое слышал. И вдруг вспомнил. Доктор в лечебнице тоже что-то такое говорил, а потом попытался его убить. Андрей твёрдо усвоил: если собеседник начинает выражаться непонятно – значит, смерть где-то рядом.
Старик заметил перемену настроения. Лицо его сделалось участливым.
– Что? Сидеть неудобно? А ты поспи пока. А может, ты есть хочешь? На-ка вот. – Он протянул кусок хлеба.
Андрей с растущим удивлением наблюдал, как его рука вытянулась и поплыла по воздуху, схватила хлеб. Потом хлеб стал приближаться к его лицу, он раскрыл рот и ухватил хлеб зубами, челюсти сами собой заработали.
– Вот и молодец! – похвалил старик. Взял склянку и налил себе в чашку очередную порцию. – Санкта аква! – Поднёс чашку ко рту и залпом выпил. – Беати пои дентес, – произнёс сдавленно, махая пустой чашкой и высматривая свободное место между ног.
Андрей снова почувствовал раздражение. Губы его дрогнули, и он выговорил, едва ворочая языком:
– Ноблес оближ…
Старик застыл с раскрытым ртом.
– Так ты знаешь латынь?
Андрей какое-то время соображал, потом помотал головой.
– Ничего я не знаю.
– А где ты слышал эту фразу?
Андрей неопределённо махнул рукой.
– Там…
– Где это?
– В клинике.
Старик несколько секунд пристально смотрел на Андрея.
– Понятно, – молвил тихо. Помолчал, опустив голову. – Они всем так говорят. Нашей Милане тоже говорили. Мерзавцы! – прибавил глухо. – А знаешь что? – вдруг вскинулся. И тут же заговорил быстро, горячо: – Ведь я могу тебе помочь! Мы их обманем. Ей богу! Я тебя вылечу! Ты мне веришь? – воскликнул с жаром, хотя Андрей не выказал ровно никаких эмоций. – Ты сперва послушай! Я вот что думаю… – И он принялся излагать план спасения Андрея, смысл которого никак не доходил до отуманенного сознания, а беспрерывно повторяемые: «Я тебя спасу» и «Мы им покажем» – ужасно надоели, так что Андрей отвернулся и предпринял очередную попытку встать, но вместо этого неловко перевернулся на спину и так остался лежать, бессмысленно вращая глазами.
– Так ты спать хочешь? – воскликнул заботливый старик. – Так бы и сказал! Укройся-ка, вон, одеялом. А я ещё посижу. Ночь длинная. Высплюсь ещё. На том свете много времени будет. Отоспимся…
Он ещё что-то бормотал – Андрей уже не слушал. Он мгновенно уснул и видел во сне много такого, чего не существует в природе и чего не видывали человеческие глаза.
А утром долго не мог понять, где находится и что с ним такое приключилось. С удивлением рассматривал тесный закуток и всё надеялся, что безрадостная картина вдруг исчезнет, растворится как ночной кошмар. Но всё было взаправду. Андрей стянул с себя какую-то рвань и сел относительно прямо. В затылке сразу застучали молоточки, всё поплыло перед глазами. Он зажмурился, пытаясь превозмочь головокружение.
– Что, головка болит? – послышалось сбоку. Андрей обернулся на голос. Старик лежал в самом углу, заложив руки за голову. – Это у тебя с непривычки. Поначалу у всех так бывает. А потом привыкают. Человек – это такая тварь, прости господи, ни одно животное с ним не сравнится по части выпивки. И по другим частям тоже….
В голове постепенно прояснивалось. Андрей начал кое-что припоминать.
– Послушайте, – начал неуверенно, – вы вчера, кажется, сказали, что можете вылечить меня. Я был бы очень признателен…
– Ерунда всё это, – отмахнулся старик, не дослушав. – Это я тебе спьяну наболтал. Ничего не выйдет.
По тому, как это было сказано, Андрей понял, что старик действительно знает что-то важное, вот только не хочет сказать. Вчера хотел, а сегодня передумал.
– Всё это бред собачий, – добавил старик, заметив его сомнения. – Ты и сам не захочешь этим заниматься. Уж лучше здесь умереть. Так спокойнее, и хлопот меньше.
– Здесь я не останусь.
Старик с удивлением посмотрел на него.
– Не останешься? Ну гляди, дело твоё. Только куда ж ты пойдёшь такой?
– В клинику вернусь.
– Вот уж нет! – закричал старик, вскакивая. – Ты им такой подарок сделаешь! Вот, мол, больные сами к нам приходят, просят умертвить себя. Им же только этого и надо! Не-е-ет. В клинику ты не пойдешь. Я тебе не позволю!
Андрей с удивлением смотрел на расходившегося старика.
– Чего ты лыбишься? Я тебе дело говорю! В общем так, не хотел я этого, но видно, придётся сказать. Решай сам. Может, чего и получится у тебя. Вон ты какой настырный.
Он вдруг перегнулся через перегородку и крикнул в темноту:
– Милана! Подь-ка сюда, дело есть!
Спустя минуту через барьер перевалилась женщина неопределенного возраста – низенькая, сутулая, с обезьяньим лицом и одетая абы как. Она сделала шаг и остановилась, затравленно посмотрела на старика.
– Вот, – молвил тот, показывая на неё рукой. – Извольте полюбоваться! Она тоже была в клинике, и её там уверяли, что скоро ей крышка. А она, как видишь, живёхонька. Ну иди, сердечная. – Взял женщину за плечи и, развернув, легонько подтолкнул.
– Постойте! – воскликнул Андрей в необычайном волнении. Женщина медленно обернулась. – Вы что, тоже были в клинике?
Та едва заметно кивнула.
– А чем вы болели? Как вы смогли выбраться? – Андрею хотелось подробнее расспросить странную женщину, узнать как можно больше о ней. Но тут вмешался старик. Он снова подтолкнул женщину, несильно, но настойчиво.
– Иди к себе. Мы тут без тебя разберёмся. – И выразительно посмотрел на Андрея. Он понял этот взгляд и более не проронил ни слова. Странная гостья скрылась в темноте.
– Эту несчастную тоже приговорили к смерти, как и тебя! – пояснил старик. – Фатали фине! Однако, диагноз оказался ложным. Налицо лапсус калами. Ляпсус, по-нашему. Всё не так безнадежно, как ты думаешь. Я уверен, что тебя можно было вылечить.
– Конечно, – кивнул Андрей.
– Конечно? Ты сказал – конечно? Откуда такая уверенность?
– Доктор говорил, что меня можно вылечить, но они не выпускают из клиники калек.
– И он посмел сказать тебе это? – воскликнул старик. Он вскочил на ноги, глаза его сверкали. – Они уже не боятся в открытую говорить это пациентам? – Казалось, его хватит удар, но он совладал с собой. Опустил голову и сел обратно в свой угол. – Хотя, чего им бояться? Они ведь не думали, что ты от них сбежишь. Кстати, как тебе это удалось? Я знаю их систему. Легче выбраться из тюрьмы, чем из этой клиники. Ты уникум! И теперь ты просто не имеешь права умереть. И я тебе помогу. Хабеас корпус!
С минуту старик смотрел на Андрея с видом необычайного торжества, словно всё то, о чем он грезил, уже исполнилось, а не заключалось в его помутившемся сознании. Андрей выдержал этот взгляд. Он ждал, что последует дальше.
Однако, старик не захотел обсуждать план спасения в мрачном подвале. Он потащил Андрея на улицу. Несколько минут они жмурились от яркого света. Солнце поднялось высоко, было по-летнему душно. Старик освоился первым. Толкнулся рукой от стены и пошёл прямиком через двор. Андрей поспешил за ним. Они прошли мимо кучи мусора, затем долго виляли между перекорёженными будками, пролезли сквозь дыру в железной ограде и осторожно присели на глыбу застывшего цемента. Андрей с любопытством огляделся – кругом возвышались полуразвалившиеся каменные стены с остатками желтой краски. Их можно было принять за остатки какой-нибудь средневековой крепости, но Андрей знал, что стенам этим не больше полувека – как и всему городу. «Не для себя, видать, строили», – усмехнулся он. А старик чувствовал себя превосходно. Заметно было, что всё ему очень нравится, и он считает эту обстановку самой подходящей и правильной.
– В общем, так, – начал старик, строго глядя на Андрея. – Слушай внимательно. Ты должен хорошенько запомнить всё, что я тебе скажу. Но прежде я хотел бы узнать точный диагноз твоей болезни.
Андрей лишь пожал плечами.
– Что-то с лёгкими, какая-то опухоль завелась. В груди болит.
– Отлично! – чему-то вдруг обрадовался старик. Поднялся, возбуждённо потирая руки. – Так я и думал. – Принялся ходить вдоль полуразрушенной стены. – Вот что я тебе скажу! – Вдруг остановившись, подступил к Андрею. – Не верь этим мерзавцам. Ни единому слову не верь! То есть, я не это хотел сказать. Скорее всего, диагноз правильный, но они солгали, когда сказали, что ты обречён!
– Но они не говорили этого!
– А, ну-да! Как же. У них хватило наглости заявить, что тебя можно вылечить, но они не станут этого делать, потому что могут создать твоего клона. Правильно?
– Да. Так всё и было, – кивнул Андрей.
– А они сказали тебе – каким образом они могли бы тебя вылечить? – спросил старик вкрадчиво. – Хочешь, я угадаю?
Андрей помнил, что сказал ему доктор при последней встрече: облучение радиоактивными изотопами – вот что могло его спасти. Кроме изотопов существовали и другие средства – химиотерапия и традиционная хирургия. Газеты также сообщали об успешной трансплантации модифицированных стволовых клеток, обладающих устойчивым иммунитетом. И ещё что-то там из области народной медицины. Андрею стало интересно, что выберет старик.
Тот встал в эффектную позу и провозгласил, простёрши руку:
– Спорю на свои башмаки, что они пугали тебя запредельной дозой радиоактивного облучения, после которой ты сам не захочешь жить. Ведь так? Угадал я?
– Угадали, – невесело ответил Андрей.
Старик остался доволен ответом.
– А? Что я тебе говорил? Врут они всё! Во-первых, кроме радиации существует, как минимум, три верных способа борьбы с раковыми клетками. А во-вторых, голову даю: они преувеличили дозу. Сколько рентген они назвали? Пятьдесят? Сто?
– Двести.
Старик присвистнул.
– Вот гады! Я и без всяких анализов скажу, что полсотни рентген поставят тебя на ноги.
– Да я пока что не падаю, – отозвался Андрей, усмехаясь.
– Вот именно что: пока! Ты серьёзно болен, можешь не сомневаться. Но и двести рентген тебе ни к чему. Это они напугать хотели.
– Зачем им это?
– Неужели же неясно? Ведь ты подписывал контракт?
– Договор, – машинально поправил Андрей.
– Ну договор, какая разница? – скривился старик. – Дело не в названии. Во всех ихних договорах пишется одно и то же: в случае неэффективного лечения больному должны выплатить огромную неустойку. А зачем им платить, когда у них есть запасной вариант? Ежели с больным что-то пошло не так, так они вместо него клона мигом сбацают! И уж с ним всё будет в полном порядке. И заметь: все безропотно подписывают. Ты тоже подписал.
– Но я не давал согласие на дезинтеграцию! – воскликнул Андрей. – В договоре значилась репликация…
– …при условии неблагоприятного течения болезни, – подхватил старик. – Вот тебя и отнесли в «неблагоприятное». А то, что тебя можно было спасти, их совершенно не волнует.
– А вы откуда знаете про всё это? – словно одумавшись, быстро спросил Андрей и пытливо глянул на старика.
– Откуда знаю, это моё дело. Был бы ты поумнее, сам бы всё понял. И не торчал бы теперь здесь.
Андрей опустил взгляд, так ничего не ответив. Да и что было отвечать, когда старик был кругом прав.
– Ладно, – примирительно промолвил старик. – Мы и так много времени потеряли. А мне ещё на работу идти. Слушай внимательно! – Наклонился к Андрею. – Есть тут одна серьёзная фирма, так она ищет людей для работы в особо опасных зонах. Сейсмически активные районы, экстремальные климатические условия, зоны биологического поражения и объекты с высоким радиационным фоном! – При последних словах старик выразительно поднял брови.
– Ну и что?
– Как, что? Ты должен попасть на объект с повышенной радиацией! У них там вечно не хватает людей. Сам посуди: какой нормальный человек по своей воле станет там работать?
– А я, по-вашему, стану?
Старик внимательно посмотрел на него, потом опустил голову и медленно выпрямился. Шагнул мимо Андрея и пошёл прочь не оглядываясь.
– Погодите! – Андрей бросился вдогонку. – Вы что, обиделись? Ну хорошо. Я пойду в эту фирму! Говорите, где она находится?
Старик какое-то время раздумывал, затем махнул рукой.
– Ладно, – выдохнул. – Только смотри фокусов! – Вернулся на прежнее место. От его весёлости не осталось и следа.
– Поступим так. Я тебе всё сейчас расскажу, что и как, а ты уж сам решай.
Андрей молча кивнул.
– Самому в эту фирму тебе обращаться нельзя. Там у тебя спросят документ, а поскольку документа у тебя нет, они наведут справки по своим каналам. С одной стороны, им всё равно, кто ты такой. Хоть бы ты убил десять человек – их это совершенно не волнует. Но они стараются избегать конфликтов с властями. Властей они боятся пуще огня! Поэтому, сделаем вот что. Пойдём сейчас к магазину, тут недалеко. Ты разобьёшь камнем витрину и выбросишь мне несколько тряпок, потом я уйду, а ты останешься.
Андрей молча смотрел на старика.
– Останешься! – повторил тот с нажимом. – Само собой, приедет патруль – долго ждать не придётся. Но ты не вздумай убегать или прятаться. Сразу поднимай руки и кричи, что это ты разбил стекло. Понял? Тогда они не станут тебя бить, а сразу отвезут в участок. Когда тебя там будут допрашивать, ты им скажи, что желаешь послужить на благо всего человечества, что хочешь отправиться в наиопаснейшее место, всю жизнь мечтал совершить подвиг. А на свою жизнь тебе наплевать! Увидишь, что тогда будет.
– А что будет? – простодушно спросил Андрей.
– То же, что и всегда. За каждого кадра эта фирма отстёгивает патрульной службе несколько кусков.
Андрей недоверчиво покачал головой.
– Вы же сами сказали, что они стараются избегать конфликтов с властями. А тут – целое ограбление!
– Да в том то и дело, что копы с превеликой радостью отправят тебя хоть в преисподнюю. На кой чёрт им с тобой возиться, если они могут уладить дело в пять минут, да ещё и заработают на этом?
Андрей задумался. Быть может, старик и не врал. В этом гетто свои законы, о которых он не имеет ни малейшего понятия. Но грабить средь бела дня магазин ему всё равно не хотелось. За всю свою жизнь он не разбил ни одного стекла. А тут – целая витрина!
– Ну чего ты думаешь? – воскликнул старик. – Пошли, что ли?
– Прямо сейчас?
– А чего ждать? Может, у тебя дело какое-нибудь есть?
Андрей задумался.
– Да вроде нет. А далеко идти?
– Близко! – Старик решительно поднялся.
– Погодите, – воскликнул Андрей. – Мне надо новое имя придумать! Меня ведь спросят.
– Можешь не волноваться. У них там готовые удостоверения личности. Наклеят твою фотографию, палец припечатают – и готов новый член общества. Они ведь понимают, что ты вряд ли оттуда вернешься.
– Как это, вряд ли вернусь? – Лицо у Андрея вытянулось. – Почему это я не вернусь?
– Ну это они так будут думать, а ты знай своё! Подпишешь контракт на шесть месяцев, и хватит тебе. Твоя норма – сто рентген. Вот и считай. В школе арифметику проходил? Умножишь значение радиационного фона на количество дней. Да там тебе всё объяснят.
Старик пошёл по тропинке между бетонных плит.
– Подождите! – крикнул Андрей ему в спину. – Я ещё хотел спросить…
Старик и не думал останавливаться.
«Расспрошу по дороге», – решил Андрей.
Пока они выбирались из этих катакомб, Андрей окончательно решился. В самом деле: чего он боится? Выбора у него не было. В огромном городе он был как в капкане. Везде запретная зона.
Они вышли, наконец, на обычную улицу и пошли по тротуару.
– Через сто метров будет магазин, – произнёс старик. – Пройдём мимо, а потом ты вернешься и разобьёшь витрину, как и договаривались.
– А чем разбить?
– Ну не головой же! Там полно камней. Выберешь побольше и бросай в самый центр. Потом возьмёшь с витрины какие-нибудь вещи – свитеры, пиджаки, брюки, ботинки – что под руку попадёт. Главное, хватай побольше и в куль какой-нибудь сложи. Выкинешь мне, а потом стой перед витриной и жди, когда за тобой приедут. У нас на всё про всё одна минута. Я должен за это время успеть уйти. А вещи – плата мне за науку и за приют. Тебе-то это добро ни к чему, всё равно отберут в участке. Фирма тебе всё выдаст – одежду, ботинки, разное барахло. С этим у них полный порядок. Вон, – старик ухватил Андрея за руку, – видишь, дерево растет?
– Вижу.
– Как раз напротив витрины. Всё запомнил?
Андрей нерешительно кивнул.
– Доходим до угла, потом ты возвращаешься, берёшь камень побольше и бросаешь, – бормотал старик, крепко сжимая его локоть.
Оставалось пройти несколько десятков метров. Уже можно было рассмотреть какую-то мазню на стекле, вплотную приблизилось дерево с потрескавшейся корой и свернувшимися от жары листьями; а вот и камни валяются во множестве, будто специально их сюда нанесли.
Они прошли мимо магазина и остановились на углу.
– Магазин застрахован, – как бы между прочим сообщил старик. – Если бы можно было, хозяин сам бил бы себе окна. Это его основной источник дохода.
Андрей помотал головой. Бред какой-то.
Старик положил руку ему на плечо.
– Ну, с богом!
Андрей пошёл в обратную сторону. Остановился возле дерева, повернул голову и увидел нарисованные на стекле фигуры: девицу в широкой развевающейся юбке и в большой плоской шляпе, и парня с неестественно тонкой талией, в широких брюках и в футболке. Андрей вздрогнул: ему показалось, что из глубины магазина выглядывает чья-то глумливая физиономия, то высунется, то спрячется совсем. Андрей растерянно оглянулся – вокруг по-прежнему никого не было. Никто и не думал его останавливать. Старик отчаянно жестикулировал, показывая, как нужно взять с земли камень и, размахнувшись, швырнуть в стекло. Андрей шагнул с тротуара, поднял тяжёлый булыжник, размахнулся и запустил им в парня с тонкой талией.
Булыжник легко пробил тонкое стекло и врезался в деревянный помост, на котором были разложены цветастые наряды. Под перекрестными взглядами хозяина и хозяйки магазина (теперь они не прятались, а с растущим интересом наблюдали за погромом) Андрей пролез в образовавшуюся дыру, обломав по ходу дела острые края, и принялся собирать то, что лежало поближе. Набрав полную охапку, выперся спиной вперед на улицу и пошел к старику, с нетерпением поджидавшего его.
– Скорее давай! – крикнул тот и взмахнул в нетерпении рукой.
Андрей бросил ему всю кучу вместе с осколками. Старик подхватил её, глаза его лихорадочно блестели.
– Ну всё, разбежались. Желаю успеха! Про меня – ни звука! – Он быстро пошёл по тротуару, припадая на одну ногу. Дойдя до поворота, оглянулся. – Если чего понадобится, приходи! – крикнул. – А в следующую секунду пропал из вида, будто его и не было.
Андрей повернулся в другую сторону и увидел у входа в магазин коренастого мужчину, одетого в драные джинсы и свитер, а также полную и уже немолодую женщину в игривой красной юбке. Оба смотрели на него с молчаливым укором. «Должно быть, видели, как я сунул старику барахло», – подумал Андрей. Беспокойство слабо шевельнулось в глубине души и тут же угасло. Причём тут старик? Никому он тут не интересен.
Андрей шагнул было к хозяевам, но те поспешили спрятаться в магазине. Тогда он встал перед разграбленной витриной, как наставлял его старик. Под ногами хрустело битое стекло, с неба светило солнце. Он поднял голову и зажмурился. Стало необыкновенно легко, безмятежно. Так, наверное, чувствует себя человек, принявший трудное решение.
Когда рядом остановилась патрульная машина, Андрей сделал шаг навстречу, демонстрируя своё миролюбие. Не обращая внимания на этот жест доброй воли, мимо Андрея пронеслись быстрее ветра три молодчика в чёрной униформе и с выпученными глазами; у каждого в руках было по лазерной винтовке с укороченным прикладом. Они ворвались в магазин и некоторое время оставались там, возбуждённо вскрикивая и стуча подошвами. Хозяева быстро растолковали им, в чём дело, и стражи порядка вылетели наружу и окружили преступника.
– Ты, что ли, стекло разбил? – спросил один, глядя на Андрея как-то сбоку и теребя пальцами спусковой крючок винтовки.
– Я, – ответил Андрей, держа руки по швам.
– А чего тут стоишь?
– Жду.
– Кого это ты ждешь? – все трое сразу заоглядывались, но ничего подозрительного не заметили.
Андрей выждал несколько секунд, затем молвил с нотками печали:
– Вас.
Идиллию разрушил внезапно выскочивший хозяин магазина.
– Вот он, – кричал хозяин, тыкая пальцем в мирно стоящего Андрея. – Говорю вам, это он! Я всё видел. Разбил новую витрину, забрал все мои вещи. Такого убытку наделал… Всё! Закрываю магазин. Ноги моей не будет в этом районе!
Стражи порядка с серьёзными лицами наблюдали этот спектакль. Подождали, не будет ли чего ещё, но хозяин внезапно успокоился, словно посчитав свою задачу исполненной, поворотился спиной и зашел в магазин, громко хлопнув дверью.
Взоры снова обратились на Андрея.
– Значит, это ты всё натворил? – недоверчиво спросил патрульный.
– Да, – сказал он твердо, – это сделал я!
– А вещи где? – вяло поинтересовался второй.
– Вещи? – Андрей с удивлением посмотрел на свои руки, потом огляделся, как будто кого-то искал. – Да я отдал тут одному гражданину, уж очень просил!
– А-а-а, сообщник! – обрадовался третий. – Это другое дело. Живо в машину! – Он ткнул Андрея в грудь стволом. – Ну! Я кому сказал?
Андрей шагнул с тротуара. Патрульный бросился к машине и распахнул боковую дверцу.
– Лезь сюда! Живо!
Пригнувшись, юркнул в крохотную кабинку, отгороженную мутным небьющимся стеклом. Патрульные прыгнули на пружинящие сиденья, машина сорвалась с места. Со включенной сиреной и мигающими огнями они мчались по совершенно пустой улице, вздымая пыль и наводя ужас на мирно скачущих по тротуарам воробьёв.
Четверть часа спустя Андрей сидел в кабинете следователя. Перед ним раскачивался в кресле грузный мужчина в чёрном кителе, застегнутом на все пуговицы. Он бесцеремонно разглядывал сидевшего перед ним человека и задавал вопросы таким тоном, словно ему было всё равно – что тот ответит.
– Назовите сообщника, которому передали похищенные вещи! – вещал он казённым голосом. – С какой целью совершили хищение? Не желаете отвечать? Отлично! – Следователь удовлетворённо кивнул. – Что ж… Придётся отправить вас в тюрьму. А пока наведём о вас справки. Узнаем, что ты за фрукт!
Андрей пошевелился.
– Не надо ничего наводить. Видите ли, в чём дело… Я хочу послужить на благо всего человечества. Оказаться в каком-нибудь жутком месте, где люди дохнут как мухи. Всю жизнь мечтал совершить подвиг!
Следователь остолбенел. Рука, тянувшаяся к датчику внутренней связи, повисла в воздухе.
– Чего ты хотел совершить?
– Что-нибудь необычное и очень опасное. Я слышал, вам нужны добровольцы для таких работ. Я и есть доброволец. Можете хоть сейчас отправить меня … – и он назвал фирму, о которой поведал старик.
Следователь, казалось, был поражен такими речами.
– Куда тебя отправить? – переспросил, пуча глаза.
Андрей повторил.
В кабинете стало очень тихо, слышалось лишь затруднённое дыхание, да сквозь стекло доносился с улицы смутный шум. Наконец следователь одумался. Поёрзал в кресле и придвинул к себе бумаги на столе. Потом спросил, не поднимая головы:
– А почему ты сам туда не обратились?
Андрей понял, что следователь боится подвоха. Слишком подозрительно всё это выглядело. Вот преступник, который сначала грабит магазин, потом сдаётся патрулю и охотно признаётся в содеянном; и тут же делает столь сомнительное предложение. Это вполне могло быть провокацией, какой-нибудь внеплановой проверкой – Андрей на месте следователя так бы и решил. В такой ситуации его могла спасти только предельная искренность. И, опережая события, отметая скепсис и недоверчивость, он заговорил. Рассказал свою историю, начиная с самого первого дня. О том, как попал в злосчастную клинику, как его там неудачно лечили и как он оттуда сбежал.
Капитан молча выслушал этот удивительный рассказ. После того, как Андрей закончил, он о чём-то долго думал, ворочая толстой шеей. Поднимал и опускал голову, барабанил пальцами по столу.
– Ну, это всё можно проверить, – произнёс наконец. – Мы сделаем запрос в клинику, и если ты меня обманул … – он грозно посмотрел на Андрея.
Тот лишь махнул рукой.
– Запрашивайте, – сказал он. Только не говорите им, что я здесь. Тогда они меня точно укокошат.
После допроса Андрея поместили в камеру, немногим отличающуюся от той, в которой он провёл последнюю ночь в клинике. Он опустился на топчан и закрыл глаза. Сразу всё поплыло куда-то, тело налилось свинцом, сознание померкло. Нервное напряжение последних дней ослабло, и с новой силой дала знать о себе болезнь.
Андрей проспал весь день тяжёлым сном без сновидений. Вечером съел безвкусный ужин, который ему принесли на мятом жестяном подносе; после этого мерно ходил по камере, слушая звуки с улицы. Незаметно наступила ночь. Свет в камере внезапно погас, и тотчас же погасли мысли в голове Андрея. Он постоял в темноте несколько секунд, потом лёг на топчан и закрыл глаза. Теперь оставалось только ждать.