Кира пришла в медицинский центр на консультацию к гинекологу. Докторша, глянув на нее, очень удивилась.
– Вы потрясающе выглядите! Откройте секрет, что вы делали? Я тоже так хочу!
– Я стала ведьмой, – спокойно улыбнулась Кира и, заметив растерянность в глазах женщины, поспешила пояснить. – Это шутка, простите. У меня хороший косметолог.
– Только мезотерапию в вашем положении лучше не делать, – предупредила доктор.
Комплименты врача были приятны, но Кира в волнении ждала УЗИ. Месяц назад ее ребенку поставили страшный диагноз.
Наконец, докторша закончила осмотр.
– Я вас поздравляю! Сердце малышки абсолютно здоровое! Видите, всего за месяц полностью ушел порок сердца, не совместимый с жизнью. Чудеса случаются. Я рада за вас!
– Спасибо, доктор, – заулыбалась счастливая Кира.
– Единственное, что мы должны с вами решить, это проблема с кровью. У вас отрицательный резус, поэтому возник резус-конфликт между вами и ребенком. Но это сейчас решается очень легко. Всего один укол, и вы будете в порядке.
– Резус-фактор? Я даже не знала, что он отрицательный, – растерянно проговорила Кира.
– Это потому что вы никогда не ходили по врачам. Лежите, не надо вставать. Я сделаю вам укол, это не больно. Следующий осмотр через месяц.
– Этот укол надо будет делать еще раз?
– Нет, достаточно одного.
После укола случилась беда: Кира забыла, кто она такая. Эта беда, которую ничто не предвещало, обрушилась на нее прямо в кабинете врача. Кира отчетливо помнила, что беременна, но напрочь забыла собственное имя. Больше того, из головы совершенно вылетело, замужем она или одинока, вдова или разведенная, есть у нее дети или нет. Кира не знала ни своего роста, ни своего веса, ни цвета своих глаз. Ей не были известны день ее рождения и возраст. Точно могла определить цвет листьев на деревьях, но была совершенно не способна вспомнить, блондинка она или брюнетка. В общих чертах Кира осознавала, что находится у врача, но не имела понятия, где была до этого.
«Господи, что же со мной происходит?» – мысленно запаниковала она.
– Валентина Сергеевна, с вами все в порядке? – склонилась к ней докторша.
– Да… то есть нет…
Кира лежала неподвижно, не имея желания и не в силах двинуться с места. Ее слух отчетливо воспринимал доносящиеся извне звуки: шаги людей по коридору, дыхание гинеколога, пение птиц за окном, шум моторов, шарканье подошв и стук каблучков по асфальту… Шарканье и стук стихали, как только по улице возобновлялось движение машин.
На долю секунды в голову закралась безумная мысль, что она мертва. В этот момент доктор, которая всего несколько секунд назад разговаривала с ней, посмотрела на нее почти ласково.
– Вы забыли, кто вы?
Кира поняла, что жива.
– Откуда вы знаете? – осторожно поинтересовалась она.
– Валентина Сергеевна, – улыбнулась врач, – когда я делала вам укол, вы потеряли сознание, а когда пришли в себя, ваше состояние вернулось к вам.
– Мое состояние?!
– Да. Вы больны, и врачи пока не могут вам помочь. Да и в вашем положении никакие лекарства прописывать вам нельзя, чтобы не навредить ребенку. За дверью вас ждет муж. Он и объяснит вам все. Не волнуйтесь, берегите себя.
«Ага, есть муж. Значит, все в порядке», – подумала Кира и закрыла глаза.
– Сохраняйте спокойствие, – прошептала доктор. – Это у вас не впервые. Ваш муж все вам расскажет.
Женщина-гинеколог ничего не сказала Кире ни о возрасте, ни о состоянии ее здоровья. И голос у нее был равнодушный, с дежурными успокаивающими нотками.
Кира попыталась мысленно помочь себе: «Не паникуй. Через несколько минут появится муж, и все встанет на свои места».
– А это нормально, когда человек ничего о себе не помнит? – обратилась Кира к докторше.
Не получив ответа, она задумалась над смыслом своего вопроса.
«Как можно ухватиться за самое главное, чтобы хоть что-нибудь вспомнить, если я не знаю этого самого главного? Нет, неправда, кое-что знаю. И даже не кое-что, а многое. Просто надо найти ниточку, за которую необходимо зацепиться, и тогда размотается весь клубок. Эта ниточка – муж. Сейчас все прояснится».
Очень хотелось разрыдаться, но Кира понимала, как это будет глупо выглядеть в глазах доктора.
«Не впадай в панику», – несколько раз повторила она в мыслях, обращаясь к себе. Но это мало успокаивало, и волнение нарастало. «Итак, я точно живу в России, говорю по-русски. Но какой сейчас день, месяц, год, наконец, – затрудняюсь сказать. Не знаю, в какой семье жила, кто мои родители, какая температура за окном. Помню таблицу умножения, умею читать».
Кира, как за соломинку, хваталась за мысль: «Без паники! Все в порядке. Я в безопасности!» Она погладила свой живот и почувствовала, как шевельнулся внутри ребенок. Тот факт, что она много знает и помнит, взбодрил ее и внушил уверенность, что было бы нелогично хранить в голове столько информации и не вспомнить, в конце концов, такой пустяк, как собственное имя.
«Конечно, я вспомню его. А потом и все остальное. Это всего лишь вопрос времени».
Доктор сунула ей под нос медицинскую карту.
– Валентина Сергеевна, вот ваши документы. Вам сорок восемь лет, вы замужем, беременны, рожать будете в сентябре. Ребенок, девочка, развивается нормально…
– Какие сейчас месяц и число? – перебила ее Кира.
– Пятнадцатое июня.
– А есть у меня еще дети?
– В карточке записано, что это вторая беременность. Давайте сделаем так: вы эти вопросы зададите вашему мужу.
Внезапно Кира почувствовала безмерную, колоссальную усталость. Машинально посмотрела на левую руку, пытаясь узнать, который час. Оказалось, уже почти двенадцать.
– Вы хорошо меня знаете? – Кира посмотрела на доктора, стараясь скрыть панику.
Доктор улыбнулась.
– Конечно. Вы пришли ко мне и встали на учет, когда вашей беременности было пять недель.
– У вас есть зеркало?
Доктор кивнула в сторону рукомойника, и Кира увидела небольшое зеркало над ним. Она поднялась с кушетки, подошла к зеркалу… Ей пришлось для опоры ухватиться за края раковины. На нее смотрела женщина, вернее, молодая девушка, совершенно ей не знакомая. В лице не было решительно ни одной узнаваемой черты.
Кира внимательно разглядывала бледную кожу и голубые глаза, маленький вздернутый носик и полные губы, обведенные губной помадой того же цвета, что и лак на ногтях. Каштановые волосы стянуты резинкой в хвост. Кира сняла резинку и потрясла головой, наблюдая, как волосы мягкими прядями рассыпаются по плечам.
«Лицо молодое, привлекательное… Разве мне сорок восемь? Черты лица приятные»…
Все детали внешности находилось там, где должны быть. Она оценила свой возраст в двадцать пять – тридцать лет.
– Почему вы говорите, что мне сорок восемь? По-моему, не больше тридцати…
Доктор очередной раз улыбнулась.
– У вас богатый муж, и вы не жалеете денег на косметолога. Год назад вы летали в Корею омолаживаться, потом забеременели.
– Это так запутано, – прошептала Кира своему отражению, которое, казалось, затаило дыхание. – Кто ты?
«Я тебя совсем не узнаю», – ответило ей отражение, и обе женщины грустно опустили голову.
– Боже мой, – прошептала Кира, чувствуя, что ей становится плохо. Она ополоснула лицо холодной водой, но это не помогло. – Я хочу, чтобы меня немедленно отвели к психиатру!
– Вы постоянно наблюдаетесь у него, – заверила докторша. – В конце этой недели у вас назначена консультация. Мы все ждем, что память вернется к вам. А сейчас, пожалуйста, пройдите за мной. Время приема закончилось, в коридоре ждут другие беременные. Не волнуйтесь, ваш муж – замечательный человек. Очень любит вас.
– Как его зовут?
– Аркадий Петрович.
– Аркадий Петрович, – повторила Кира, словно пробуя имя на вкус. Она посмотрела в ясные голубые глаза докторши. – Он меня ждет за дверью?
Доктор кивнула и дежурно улыбнулась. Киру внезапно охватило импульсивное желание вскочить со стула и бежать из больницы. Бежать куда угодно, лишь бы не встретиться с этим мужем. Усилием воли она заставила себя остаться на месте. Куда бежать? Разве муж, который ждет за дверью, позволит ей это сделать?
Ребенок в животе больно толкнулся. Кира выскочила из кабинета врача прямо в объятия незнакомого мужчины. Он схватил ее и прижал к себе. Несколько минут не мешал ей выплакаться и гладил по голове, как ребенка. Постепенно она перестала плакать, несколько раз вздрогнула и затихла.
– У нас двое детей? – спросила Кира так тихо, что ей пришлось откашляться и повторить вопрос.
– Наша девочка, маленькая Диана, умерла несколько месяцев назад на твоих глазах. Это был несчастный случай. Но стресс для тебя был настолько сильный, что ты потеряла память. Сейчас ты изредка теряешь сознание, приходится все тебе рассказывать сначала.
– Диана… – повторила она, смакуя имя, словно это было самое прекрасное в мире вино. – Мне нравится это имя.
– Мне тоже. Поэтому мы с тобой решили назвать нашу будущую дочь тем же именем.
– Разве это не плохая примета?
– Мы с тобой ходили по этому поводу к ясновидящей. Именно она посоветовала нам так поступить. Сказала, только это может стереть твою травму. Более того, твой доктор заверил нас, что, как только ты родишь, он может начать серьезно лечить тебя, и вернет тебе память.
– Сколько лет было нашей девочке, когда она умерла?
– Год.
– Год? – изумилась Кира. – Так мало…
– Наш Ангел сейчас на небесах. Думаю, будет лучше, если мы перестанем говорить о ней.
Она откашлялась, потом вытерла со щек слезы.
– Совершенно ее не помню… Мне стыдно, что не горюю о ней.
Он пожал плечами и развел руки, держа их ладонями кверху.
– Это самое лучшее в твоем состоянии. Мы должны думать о нашей новой Диане, которую ждем. Она вернет нам счастье.
– Расскажи побольше обо мне, – потребовала Кира.
– Что именно ты хочешь знать?
– Абсолютно все.
Он не колебался.
– Ты выглядишь моложе своих лет. Ты хорошая жена, заботливая и немного капризная…
– Я капризная?!
– Да, у тебя непростой характер. Но мне нравится. Мы с тобой вместе уже много лет. Сначала дети у нас не получались. Но потом я отвез тебя в Китай, после этого ты забеременела Дианой.
Кира благодарно улыбнулась.
– Все выглядит так, будто мы идеальная пара.
– Ну, не совсем, – он засмеялся. – Ты плохо готовишь, любишь хорошо одеваться и тратишь наши деньги в огромном количестве.
Последняя фраза развеселила Киру.
– Совсем не похоже на правду. Слишком отрицательный персонаж получается. При этом ты меня любишь?
– Очень.
Кира помолчала, переварила эти сведения, затем продолжила допрос.
– Какой мой любимый цвет? Мое любимое блюдо?
– Красный, – ответил он без запинки. – И больше всего на свете ты любишь шоколадные конфеты.
– Я где-нибудь работала?
– До нашего знакомства ты работала в банке, мы там и познакомились. Потом вышла за меня замуж и родила дочку. Мне удалось убедить тебя бросить работу и заняться воспитанием дочери.
– И я, конечно, с радостью согласилась?
Он уловил в ее голосе невольный сарказм и поспешил объясниться.
– Ты согласилась сидеть дома, чтобы мы могли чаще быть вместе. У меня серьезный бизнес, я часто бываю в командировках. Ты стала летать вместе со мной.
– Это опять похоже на идеальный брак.
– На свете нет ничего идеального. Мы с тобой часто ругались, но все же сильно любили друг друга. А сейчас я рассказываю тебе о нас. Ты привыкаешь ко мне, потом что-то случается, ты теряешь сознание, и мне приходится приручать тебя к себе по новой. Поверь, мы слишком сильно любили друг друга.
Ей страстно захотелось ему поверить.
– Где мы живем?
– Интересно… А как ты думаешь, где?
– Ну, если мы богаты, то на Рублевке?
Он засмеялся.
– Вот видишь, угадала. Мы раньше жили в центре Москвы, но потом решили, что это не то место, где можно нормально растить дочку, и переехали за город.
Кира внимательно изучала лицо мужа. Когда Аркадий улыбался, у него на щеках появлялись ямочки, и это очень ему шло. В профиль его греческий нос был идеален, лоб высокий, открытый, волосы темные, почти черные.
«Он красивый, – решила про себя Кира. – Но мне почему-то кажется, что я предпочитаю блондинов».
Она тешила себя мыслью, что может притвориться, будто узнает свой дом, будто у нее сохранились воспоминания о нем. Но приехав на место, поняла, что ничего не узнает, ничего, даже отдаленно знакомого, не видит. Ей было очень важно попасть в свою спальню. Ведь именно там можно найти вещи, которые расскажут о ее прошлом. Возможно, там есть детские фотографии.
«Интересно, узнаю я свою комнату? А какие вещи я носила?»
– Вот наш дом, – сообщил Аркадий.
Ее взору предстал огромный трехэтажный особняк, окруженный пятиметровым забором. Железные ворота открылись, и они въехали на территорию. С левой стороны Кира увидела гараж на несколько машин. Справа сад, засаженный туями и хвойными деревьями. Дорожки обрамляли белые розы, придавая саду сказочный гостеприимный вид. К большой коричневой входной двери вели несколько ступенек.
Этот огромный дом находился в элитном окружении таких же помпезных и дорогих строений.
«Судя по дому, мы с мужем очень богаты. Но почему я потеряла память? Неужели такая слабая нервная система? Допустим, у меня умерла дочь. Допустим, это огромное горе. Но я снова беременна. Почему предпочла этому великолепию и счастью бегство в истерическую амнезию? Что заставило меня бежать из комфортабельного дома от прекрасного, заботливого мужа? Возможно, я рассуждаю так, потому что не помню Диану? Но тогда почему память не возвращается?»
– Кто это? – спросила она, увидев мужчину, который старательно стриг кусты возле дома.
– Это наш помощник Михаил. Он наше все! Мы сменили кучу прислуги, этот оказался лучшим. Ты не переносишь женщин, поэтому Михаил сейчас для нас идеальный вариант. Он знает о твоей болезни все. Доктор прописал тебе кое-какие уколы, так Михаил прекрасно с этим справляется, и нам с тобой не надо каждую неделю ездить в клинику. Он хорошо готовит и убирает дом. Иногда я вызываю ему на помощь женщину из агентства по уборке.
– Почему он так смотрит на нас?
– Как?
– Словно я ненормальная!
– От тебя ничего не скроешь. Он просто готов приступить к своим обязанностям и начать ухаживать за тобой.
– Выходит, я порой веду себя неадекватно?
– Любимая, это нормально в твоем положении. Люди, которые теряют память, всегда очень нервничают. Поэтому им необходимо помочь вспомнить все. Я верю, что наступит день, и память вернется к тебе. А пока рядом буду я, а в мое отсутствие – Михаил.
Он распахнул дверь и, отступив в сторону, пропустил ее вперед. Кира остановилась, в глубине души надеясь, что вот сейчас муж возьмет ее за руку и сразу отведет в спальню. Ей так хотелось остаться наедине с собой и все хорошенько обдумать. Она чувствовала себя гостьей в чужом доме, и сердце тяжко билось от мрачного предчувствия. Ее охватило какое-то возбуждение перед решительным шагом в неведомую жизнь. Кира ощутила трепет, который овладевает человеком, стоящим на краю пропасти. Вот он – ее муж. Совсем чужой для нее человек. Ее мир стал слишком сложным, чтобы осознать это.
– О чем ты думаешь? – В голосе Аркадия прозвучало что-то нехорошее, хотя он попытался это скрыть. – Ты, наверное, устала?
– Я пока ничего не понимаю, – она пожала плечами. – Да, возможно, я устала…
Кира глубоко вздохнула и шагнула в прихожую. Стены окрашены светло-бежевой краской. Она заметила центральную мраморную помпезную лестницу с золотыми перилами. Сочетание бежевого и золотого цвета, лепнина на потолке придавали дому торжественный, почти царский вид.
«Я нахожусь в настоящем дворце»?..
Большие, во всю стену, окна гостиной пропускали много света. Кире это понравилось.
Аркадий повел ее по комнатам первого этажа. В просторной столовой, оклеенной светлыми обоями, которые выглядели одновременно очень дорого и очень нежно, она увидела большой обеденный стеклянный стол. Вокруг него стояли двенадцать стульев желтого цвета с высокими спинками из стекла. В серванте размещался сервиз, украшенный золотой росписью. Имелся еще в столовой бар, наполненный разнообразными напитками.
– Тут уютно и красиво, – сказала Кира, пытаясь догадаться, сама она это все покупала или здесь поработал дизайнер.
После столовой они прошли в гостиную. Эта просторная комната занимала целиком этаж. На стенах нежно-голубого цвета висели картины в старинных рамках. Мягкий диван и подобранные в тон кресла расположились вокруг темно-зеленого мраморного камина.
– Аркадий, прости, но мне кажется, я вижу все это впервые… – в ее голосе прозвучала тоска.
– Тебе нет нужды извиняться. Когда станешь здоровой, ты вспомнишь. Каждый раз, когда теряешь сознание и потом память, ты говоришь одни и те же слова.
Ее взгляд теперь был прикован к нескольким фотографиям, стоящим на пианино. Кира увидела себя в свадебном платье и рядом Аркадия. Значит, все правда. Как странно! Она будто ждала опровержений происходящему, но получалось наоборот.
Аркадий обнял ее за талию и указал пальцем на фото.
– Для нас это был самый счастливый день в жизни.
– Я очень устала, – тихо проговорила Кира, опустив голову.
Аркадий повел ее на второй этаж в спальню. Из спальни был выход на балкон и открывался вид на сад. С балкона в сад можно было спуститься по металлической лестнице.
– Очень красиво, – вздохнула Кира.
Она подошла к окну, занимающему все пространство от пола до потолка, и внимательно посмотрела на хорошо ухоженный двор. В правой стене она заметила дверь, ведущую на балкон, и подавила страстное желание броситься к ней, распахнуть ее, выскочить на балкон, спуститься по лестнице в сад и умчаться без оглядки из чужого дома.
– Рядом с нашей спальней детская комната для нашей дочери.
– Можно, я пока не буду ее смотреть?
– Ты говоришь так всегда, когда случается очередной провал в памяти. Надеюсь, потеря сознания больше не повторится.
– Аркадий, я хочу обратиться к психиатру. Хочу понять, что со мной.
– Не волнуйся, дорогая. Мы ходим к нему каждую неделю. Константин Михайлович – лучший доктор в Москве, профессор, через три дня у нас назначена консультация.
Кира оглядела свою спальню. Возле туалетного столика со старинным зеркалом находилась королевская двуспальная кровать с балдахином. Кира села на нее и потрогала дорогое покрывало. Она представила себя и Аркадия в этой кровати, и ей стало не по себе. Захотелось держаться подальше от мужчины, который называл себя ее мужем.
«Неужели сегодня придется лечь с ним в постель?» От этой мысли ее затошнило. Она поняла, что любыми путями нужно отвлечься, и стала внимательно рассматривать спальню. Одна стена представляла собой сплошное окно, противоположная состояла из глубоких стенных шкафов с зеркальными дверцами. В зеркалах отражался двор. Он казался продолжением спальни. Создавалась иллюзия ничем не ограниченного пространства, беспредельного простора. Безусловно, ей это понравилось, но муж, стоящий рядом, вызывал у нее отторжение. Кире захотелось остаться одной.
– Что с тобой? – заволновался Аркадий. – Тебе плохо?
– Нет, все хорошо, – поспешила успокоить его Кира. – Можно, я взгляну на свою одежду?
– Почему ты спрашиваешь? Ты у себя дома.
Она рассматривала одежду, которую носила в прошлой жизни. Что побудило ее купить ту или иную вещь? Ей не нравилось все. «Неужели я когда-то носила эти вещи?» – удивленно размышляла Кира.
– Оказывается, у меня много красивых вещей, – сказала она, глядя на Аркадия.
– Конечно. Это не единственный твой гардероб. Много вещей на третьем этаже. Как я говорил, ты очень любила ходить по магазинам.
– Да, но я не узнаю свои вещи. Мне кажется, я никогда не смогу надеть это. Это… это не мой стиль!
– Ты все время говоришь одно и то же. Пройдет немного времени, и все это начнет тебе нравиться. Может, приляжешь?
Она кивнула. Ей отчаянно хотелось забраться в постель, но только одной, без него.
– Не беспокойся, любимая, – Аркадий словно прочел ее мысли. – Я буду спать в комнате для гостей, пока ты сама не позовешь меня. Ванная комната здесь, за дверью.
Аркадий покинул комнату, прежде чем она успела ответить. Кира вздохнула с облегчением, закрыла глаза и мгновенно уснула.
Кира проснулась к вечеру. Лежала на постели, то дрожа мелкой дрожью, то сотрясаясь всем телом, пока сознание не вернулось к ней. Постепенно детали сна теряли свою яркость и отдалялись, оставляя ее в покое. Она не делала попыток осмыслить сон, задержав его в памяти, наоборот, стремилась как можно быстрее избавиться от него. В этом сне она занималась любовью, причем не на кровати, а на сеновале, не с мужем, а с другим мужчиной. Они смотрели друг на друга с восторгом, и ей были приятны его прикосновения.
«Как мерзко! Значит, у меня был любовник!»
Кира вспомнила ощущение непередаваемого ужаса, когда мужчина покинул ее. Он уходил, и ей казалось, что она теряет его навсегда. Сердце наполнилось такой болью, что стало трудно дышать. Она содрогнулась от вины перед мужем. Тело свело судорогой, к горлу подступила тошнота. Приподнявшись на локтях, Кира села и уперлась спиной в спинку кровати. Она терпеливо ждала, когда перестанут расплываться предметы перед глазами и прекратится противный звон в ушах. Несколько раз сглотнула, пытаясь набрать в рот слюны, – во рту было сухо. Затем попыталась встать. Комната закружилась. Появилось чувство, что голова очень ненадежно прикреплена к плечам, и вот-вот отвалится и упадет на пол.
Кира с осуждением посмотрела на свое отражение.
– Ты тварь! Бесишься с жиру! Теперь я понимаю, моя дочь умерла из-за меня! Грехи родителей, а отвечают дети. Ненавижу тебя! – с ненавистью произнесла она.
Кира знала, дети просто так не умирают. В эту минуту у нее случился новый приступ головокружения, отражение закачалось, и она упала на кровать. Мозг превратился в кисель. Кира энергично помотала головой, пытаясь хоть таким способом встряхнуть мозги. Но и эта отчаянная попытка ни к чему не привела.
Закрыв глаза, она попыталась привести в порядок мысли: «Я у себя дома, у меня есть нелюбимый муж и любовник, который мне очень дорог, его я люблю больше жизни».
Кира перевела взгляд на тумбочку. Там лежал паспорт на имя Валентины Иванчук. Этот паспорт – документ, который неопровержимо доказывает, что она – Валентина. Аркадий показал ей паспорт и свидетельство о браке. Она узнала себя на семейной фотографии. Какие еще доказательства нужны?
Итак, она действительно Валентина Иванчук, а ее муж – Аркадий Иванчук, богатый бизнесмен, красивый мужчина, любящий и заботливый супруг. Кроме того, она беременна.
«Что происходит? Я узнаю о себе столько распрекрасных вещей, что, казалось бы, радости не должно быть предела. Но почему я не испытываю ничего, кроме тоски? Почему страстно хочется заползти в какую-нибудь щель, где можно спокойно умереть вдали от посторонних глаз? Это из-за измены», – твердо решила Кира и с содроганием вспомнила сексуальные сцены с чужим мужчиной.
Взяв себя в руки, она спустилась на первый этаж и прошла в столовую. Аркадий находился в столовой один. Увидев ее, пошел к ней навстречу.
– Как ты себя чувствуешь, дорогая?
Кира отвела взгляд, ей было стыдно смотреть в глаза мужу.
– Все хорошо, Аркадий. А где мой телефон?
– У меня, – быстро ответил он. – Но поверь, пока память не вернулась, он тебе не нужен.
– Почему? – удивилась она.
– В прошлый раз ты позвонила двум своим подругам и наговорила бог весть что. Теперь они считают, что ты сошла с ума.
Кира тяжело вздохнула.
«Да, муж прав! Когда же, наконец, вернется эта память?»
– Аркадий, мне так жаль тебя! Спасибо за терпение.
– Не волнуйся, дорогая, – он поцеловал ее в лоб. – Это вопрос времени. Завтра поедем к врачу. Это успокоит тебя. Хорошо?
– Да, милый, я очень этого хочу.
Не выпуская жену из рук, он отступил назад и внимательно посмотрел ей в глаза.
– В чем дело? Тебя что-то волнует?
– Нет, все в порядке, – она опустила голову. – Просто я так хочу вспомнить себя! – Кира сама толком не понимала, в чем дело. – Я рассчитывала, что память восстановится, как только вернусь домой.
Аркадий погладил ее по голове, как маленькую.
– Если будешь слушать доктора, она восстановится. Но не сразу. Требуется какое-то время.
– Ты все время, пока я спала, был дома? – спросила она и смущенно улыбнулась.
– Я работал здесь, дома.
Он снова заключил ее в объятия. Его руки ласково гладили ее волосы, плечи, шею.
– Я проспала почти полдня. Наверное, из-за уколов, которые мне делают.
– Нет, уколы не могут вызвать такую сонливость. Просто ты истощена и напугана сильнее, чем тебе кажется.
– Мне приснился очень странный сон.
– И что тебе снилось? – в его голосе послышалось напряжение.
– Какой-то незнакомый мужчина, лес…
Аркадий озадаченно посмотрел на нее.
– Ну-ка, расскажи поподробнее.
Она опустила глаза и покраснела.
– Мне неприятно говорить об этом…
– Доктор сказал, когда человек теряет память, то присниться ему может что угодно. Допустим, фильм, который он смотрел когда-то. Причем сам человек может играть в нем главную роль.
– Правда?! – обрадовалась она. – Так этого не было?
Он кивнул и принужденно рассмеялся.
– В прошлый раз ты говорила, что тебя кто-то преследовал, а потом пытался убить.
Аркадий словно снял с нее огромный пласт вины.
– Расскажи, почему умерла наша дочь?
– Думаю, сейчас не время…
– Нет, – закричала Кира, – самое время! Аркадий, я только об этом и думаю!
– Хорошо. Но пообещай, что не будешь сильно расстраиваться. Потому что сейчас главная наша задача – сохранить твою беременность. В прошлый раз, когда я тебе рассказал об этом, у тебя случилась истерика. Пришлось отвезти тебя в больницу. Открылось кровотечение, и мы еле спасли ребенка. Нашу первую девочку не вернешь.
– Но как это случилось? Я должна знать!
– Из-за этого ты потеряла память. Уверена, что выдержишь, если открою правду?
Кира напряглась.
– Я все-таки хочу услышать правду, – запинаясь, пробормотала она.
– Хорошо. Это был несчастный случай, дорожная авария. Ребенок погиб у тебя на глазах. Тебе надо рассказывать, как это произошло?
Нет, – тихо отозвалась Кира. – Когда память вернется, я вспомню.
Утром следующего дня Аркадий, как и обещал, привез Киру к психиатру. Кабинет не отличался ничем особенным: письменный стол для доктора, кушетка для больных и два стула. Доктор Кире сразу не понравился: низенький, лысый и толстый, с прищуренными глазками и бородавкой на щеке, он напомнил ей жабу. Оставалось надеяться, что, как профессионал, он не подведет. Врач-жаба усадил Киру в кресло перед собой.
– Как вы себя чувствуете?
– Отвратительно! Доктор, скажите, почему это случилось со мной?
– Такое иногда происходит с людьми. Каждый человек имеет свой порог переживания, тревоги или страха. Когда порог достигнут, многие люди пытаются бегством в потерю памяти избавиться от тягостного ощущения. Это называется фугитивным состоянием и характеризуется уходом, убеганием. Когда жизненная ситуация становится слишком стрессовой, человек предпочитает иметь с ней дело таким образом, чтобы вообще не иметь с ней дела. Просто убежать от ситуации.
– Доктор, многие люди живут под постоянным воздействием стресса, иногда очень тяжелого, на протяжении всей жизни. И, тем не менее, не убегают от него, спрятавшись в беспамятство и забыв, кто они такие. Я хочу знать, почему это произошло со мной. И сколько это может продлиться.
– На этот вопрос вам не ответит ни один врач. Каждый человек по-своему реагирует на стресс: кто-то решает покончить жизнь самоубийством, кто-то впадает в тяжелейшую депрессию, у кого-то просыпается агрессия. Истерия может проявляться в большом многообразии форм и отличаться разной силой выраженности этих форм.
Кира смотрела в окно, стараясь не заплакать, а перед внутренним взором вставала ее сегодняшняя жизнь, которая не приносила ей ни радости, ни счастья.
«Неужели я жила так всегда?»
– Доктор, вы считаете меня истеричкой?
– Есть большая разница между истеричкой и женщиной, страдающей истерической амнезией. Истерическая амнезия – это, если хотите, защитный механизм, форма самосохранения. Она охватывает обычно такой период жизни человека, когда он подвергался унижению или был охвачен страхом, стрессом или стыдом.
– Звучит так, будто вы вслух читаете учебник по психиатрии.
Он усмехнулся.
– В общем, так и есть. Только я тщательно подбираю слова, чтобы вам было понятно.
– Скажите, а какие уколы мне делают?
– Это просто витамин В12, для поддержки вашей нервной системы. Всего один раз в неделю. Вашему ребенку это не повредит. – Доктор повернулся к Аркадию. – Вы считаете, что ваша жена в последнее время ведет себя не так, как всегда?
Аркадий пожал плечами.
– В общем, все как всегда, но Валентина стала спать днем. И мне кажется, это ее тревожит.
– Это совершенно нормально в ее состоянии. Во второй половине беременности многих женщин тянет в сон. Но сегодня я хочу провести несколько анализов и тестов. Просто для уверенности, что мы ничего не проморгали. – Доктор надел на голову Киры шлем, опутанный проводами, и подключил его к компьютеру. – Это исследование называется электроэнцефалограмма. Нам надо исключить патологию, которая может быть в сосудах. Этот анализ безвреден для беременных. Вам необходимо сделать МРТ, но ваш муж категорически против. И я его понимаю: облучение может быть вредно для ребенка. Вам рожать в сентябре, сейчас июнь. После родов я вам назначу более серьезное исследование и лечение, но пока только витамины.
– Константин Михайлович, больную ждут в кабинете УЗИ, – в комнату вошла медсестра.
Она говорила так, словно Киры не было в кабинете, вообще игнорируя ее присутствие. Это сводило на нет и без того хрупкую уверенность Киры в себе. Доктор взял Киру за руку.
– Я уже закончил. Валентина Сергеевна, можете открыть глаза и пройти за мной. Как я и думал, с сосудами у вас все в порядке. Но мы перестрахуемся и сделаем еще одно исследование. Я пойду с вами, чтобы точно убедиться, что все хорошо.
От его слов Кира просто расцвела. Она видела, как старается доктор, желая помочь, как волнуется Аркадий, принимая живое участие в происходящем.
Они вышли в холл и прошли в другой кабинет. Комната, куда ее привели, была примечательна аппаратом с большим экраном, подвешенным прямо к потолку. И пациент сам мог видеть исследование. Такой же экран был и у доктора.
Кире велели лечь на бок на жесткую узкую кушетку и спокойно лежать. Константин Михайлович следил за экраном. Молоденькая докторша тепло улыбнулась.
– Все будет в порядке, расслабьтесь и успокойтесь. Это не больно, совсем не больно, уверяю вас.
– Что вы собираетесь делать?
– Сейчас я посмотрю вашу шею. Вы уже делали УЗИ?
Кира кивнула.
Через некоторое время Константин Михайлович обернулся к пациентке.
– Не вижу патологии. Моя единственная догадка – ваша амнезия связана с психической травмой. Похоже, именно в этом и зарыта собака.
– Вы полагаете, я сошла с ума?
– Как раз этого-то я и не утверждаю.
– Вы хотите сказать, причина отсутствия памяти гнездится именно в моей голове?
– Я стараюсь доказать вам, что вы страдаете от реактивного непсихотического состояния.
Она почувствовала, что все ее тело напряглось от нетерпения.
– То есть, вы не можете сейчас мне помочь вернуть память…
– Вероятно, я проведу несколько психологических тестов и несколько тестов на проверку памяти, – ответил доктор.
– Еще тесты?! – прервала его Кира.
– По-другому никак!
– Сколько времени это займет?
– Надо набраться терпения на несколько дней.
– Господи, – она застонала. – Доктор, я так надеялась, что этот визит поможет мне вернуть память!
Аркадий придвинулся к ней и взял ее за руку.
– Дорогая, доктор делает все возможное. Поехали домой. Мы вернемся сюда через неделю. Возможно, к этому времени память вернется к тебе.
– Это реально, – кивнул доктор.
Кира посмотрела на врача с надеждой.
«И не очень-то он похож на жабу».
Через неделю Кире сделали укол, и она опять все забыла. Но дневник, который она завела после посещения доктора, напомнил все последние события. Благодаря дневнику, Кира быстро адаптировалась к реальности.
Провалы памяти случались каждую неделю после укола. И Кира начала задумываться об этом. Она держала дневник у себя в тумбочке и, судя по всему, ни Аркадий, ни Михаил так ни разу не заглянули в него.
Когда она спрашивала Аркадия о его работе, он улыбался.
– Ты понимаешь, что это значит, Валентина? Ты постепенно начинаешь все вспоминать. Я уже не рассказываю тебе о том, что много работаю. Наберись терпения и не отчаивайся. Все нормализуется само по себе. Ну а пока почему бы тебе не поспать перед обедом? Может, за это время ты еще что-нибудь вспомнишь?
Кира, засыпая, вновь видела во сне незнакомого мужчину, который нежно любил ее.
«Может быть, я еще что-нибудь вспомню», – беззвучно повторяла она слова Аркадия.
Во сне она видела, что лежит рядом с незнакомцем. Их руки переплетены, тела тесно прижаты друг к другу. Его ровное дыхание действует на нее успокаивающе. Она больше не видела сексуальных сцен, но нежность, которую дарил ей незнакомец, забыть было очень сложно.
Теперь она спала с Аркадием в одной кровати, но он не трогал ее.
«Сколько времени прошло с тех пор, как я потеряла память? Несколько дней? Недель? А может быть, месяцев? Веду я дневник четвертую неделю. Но что было до этого?»
Кира постоянно чувствовала давящую усталость. Силы покинули ее. Она с ужасом ждала прикосновений мужа. Но Аркадий ничего от нее не требовал. Спокойно ложился рядом и засыпал, довольный и той малостью, которую она могла ему дать.
«Неужели действительно прошло несколько месяцев, как я потеряла память?»
Кира лежала на спине. Мышцы правой ноги пронзила судорога. Она глубоко дышала, пытаясь усилием воли прогнать боль. Но воля судороги была сильнее ее воли. Кира понимала это и пыталась думать о другом: о том, как незнакомец во сне шептал ей слова любви… О нежном влажном кончике его языка, которым он ласкал ее плоть… О том, как напрягались его мускулы, когда он входил в нее, как благодарно прижимался к ней, когда все заканчивалось…
Она открыла глаза, надеясь увидеть склонившегося над ней Аркадия, но… сверху на нее смотрел серьезный Михаил. Кира вздохнула. Мышцы ноги превратились в болезненный тугой узел. Вздох превратился в крик боли.
– Вам плохо? Я услышал ваш крик и пришел сюда.
– Я кричала? – удивилась Кира. – Возможно, от боли… У меня ногу свело.
– Давайте, сделаю вам массаж. Я много лет работал в «скорой помощи». Выпрямите ногу и лягте на спину.
Кира кивнула. Она повиновалась беспрекословно и без колебаний. Сколько раз за прошедшую неделю повторялся этот ритуал? И каждый раз Михаил говорил ей одну и ту же фразу: «Я много лет работал в „скорой помощи“».
– Вам легче? – пальцы Михаила описывали круги по ее ноге.
Вскоре боль отпустила, и она с благодарностью взглянула на мужчину.
– Спасибо, Михаил.
– Вам что-нибудь приготовить?
– Не волнуйтесь. Я сама.
Михаил покинул комнату, а Кира сползла к кровати, оделась и вышла в сад. Впервые ей захотелось пройтись по поселку. Она спустилась по лестнице балкона, прошла к калитке и попыталась ее открыть. Но калитка не поддавалась. Тогда Кира вернулась в дом. У входа висел небольшой шкаф с ключами. Она взяла несколько ключей и вернулась к калитке. В это же мгновение перед ней появился Михаил.
– Валентина Сергеевна, вам запрещено выходить со двора.
– Кем запрещено? – удивилась Кира.
– Вашим мужем. Вернитесь, пожалуйста, в дом.
– А если не послушаюсь?
– Я вынужден буду применить силу, – ответил спокойно Михаил.
Кира послушалась и вернулась в спальню. Там она устроила погром.
– Будь ты проклят, урод проклятый! – Она схватила дорогое платье, пытаясь разорвать его на куски. – Это не мое! Это не я! Я не могу и не должна это носить! – Она кинулась к полкам и сбросила с них на пол груду туфель. – Будь ты проклят, Аркадий! – кричала Кира. – Будь ты проклят, кто бы ты ни был на самом деле! Ты меня слышишь? Я больше не хочу иметь с тобой ничего общего! Ты сумасшедший!
Кира пинала обувь, с наслаждением наблюдая, как туфли взлетают в воздух. Когда они падали на пол, она снова поддавала их ногами. Затем встала на цыпочки, дотянулась до верхней полки шкафа. На ней лежали какие-то коробки, папки. Провела по полке рукой, и вещи оттуда посыпались на пол.
С полки сорвалась объемистая папка и стукнула ее по голове. Кира тупо смотрела, как из папки вывалились, приземлились и рассыпались возле ее ног фотографии. Стало тихо. Если мгновение назад она пребывала в исступлении и бесилась, разбрасывая и уничтожая вещи, то теперь стала почти апатичной.
С обдуманной медлительностью Кира опустилась на колени, взяла в руки один снимок. Сама не зная почему, затаила дыхание и с удивлением уставилась на него. Потом ее взгляд упал на остальные фотографии. На них была запечатлена незнакомая женщина средних лет. Она была сфотографирована в этом доме, рядом с ней находился моложавый мужчина с грудным ребенком на руках.
Спрятанная в самом дальнем углу стенного шкафа папка открывала ей какие-то тайны. На этих фотках не было Аркадия. Но почему? Возможно, здесь жила другая семья? Ей показалось очень странным, что на свадебной фотографии этой женщины был тот же ракурс, что и на ее свадебной фотографии, тот же поворот головы. И даже платье было такое же.
Борясь с туманом, окутывающим ее мозг, Кира пыталась вспомнить детали своего свадебного платья, которое видела на фото в гостиной. Но это ей удавалось с трудом. Тряхнув головой, отгоняя тревожные догадки, она схватила фотографию и спустилась в гостиную. Подошла к комоду и застыла на месте. Все совпадало: платье на обоих снимках одинаковое. Да что платье, все одинаковое, кроме лиц. Ее взгляд упал на фотопортрет хорошенькой девочки с темными волосами и огромными глазами. Девочка одета в красное платьице. Это ее дочь Диана. На одном из фото на руках незнакомка держала эту же девочку.
– О Боже, – простонала Кира.
Она почувствовала, как в животе возникла пульсирующая боль. Кира осторожно опустилась на стул и погладила живот.
«Что происходит? Почему Аркадий так тщательно скрывает подробности смерти нашей дочери? Что это за люди на фотографиях? Почему они праздновали свою свадьбу здесь, в нашем доме? Можно предположить одно из двух: либо Аркадий говорит правду, либо лжет. Он велел не спрашивать о смерти дочери, и тогда он не солжет. Какие же это тайны? И сколько вокруг меня лжи?» Глаза у Киры открылись от страха. «Возможно, – решила она, – Аркадий и Михаил – участники одного большого заговора против меня. Но какого?»
– Дорогая, – в комнату вошел Аркадий, – мне позвонил Михаил, и я вынужден был все бросить на работе и примчаться к тебе. Что случилось?
Она молча протянула ему две фотографии. Он слегка побледнел, но быстро взял себя в руки.
– Господи, как ты достала эту папку? Впрочем, не важно. Я специально спрятал ее от тебя. Эти фотографии принадлежат моей сестре Светлане. И я знал, что они тебе не понравятся…
– Почему не понравятся? – удивилась Кира. – Они просто странные, такое совпадение деталей…
– Моя сестра всегда завидовала тебе. А тут так получилось… Ты была в роддоме, а у нее свадьба. Она уговорила меня дать ей твое платье, и я, без твоего разрешения, сделал это. Потом ясновидящая сказала нам, что это плохая примета. Якобы сестра передала тебе свою тяжелую карму.
– Она специально так сфотографировалась, чтобы все было как у меня?
Он кивнул и опустил голову.
Кира теперь понимала, что ее подозрения выглядят как глупая мелодрама. Правда, без сомнения, куда проще – она просто психованная безмозглая дура. Живот продолжал ныть, и Кира осторожно обхватила его руками, пытаясь успокоиться. Аркадий сразу уловил это движение.
– Тебе больно?
Кира заставила себя встать на ноги. Испытывая дикое желание упасть обратно на стул, она пошла к лестнице, ведущей на второй этаж. Аркадий обнял ее и почти занес в спальню. У нее не было сил сопротивляться.
– Я хочу побыть одна, – чуть слышно проговорила Кира.
Аркадий мгновенно испарился. С первого этажа, из кухни, донесся его голос.
«С кем он разговаривает? С Михаилом?»
Кира напряглась, прислушиваясь, но слышен был только голос Аркадия. Видимо, разговаривает по телефону. Если, конечно, не сам с собой. Подумав об этом, Кира чуть не расхохоталась. Может, сама обстановка в доме сводит людей с ума? Может, сестра Аркадия от зависти рассыпала здесь отраву? И эта отрава делает обитателей дома больными?
Кира осторожно поднялась с кровати, прошла на первый этаж, не задумываясь над тем, что делает, замерла возле стены, за которой начиналась кухня, стараясь подслушать, о чем говорит Аркадий. Опираясь на стену, Кира почувствовала, что солнце, светящее через огромное окно, припекает спину.
– Она нашла твои фотографии, и я еле выкрутился, – раздраженно выговаривал кому-то Аркадий.
Последовавшее за этим молчание было настолько насыщено враждебностью, что Кире стало нехорошо. «Очевидно, Аркадий звонит сестре», – решила Кира.
– Конечно, ты права. Но я не могу себе позволить целыми днями сидеть дома и следить за ней. Одно радует, что скоро все закончится.
В эту минуту перед ней возник Михаил.
– Вам плохо?
– Нет! – закричала Кира.
Аркадий с телефоном в руке мгновенно появился перед ней. Кира уставилась на телефон, будто увидела его впервые.
– Ты мне когда-нибудь вернешь телефон? – обратилась она к Аркадию. – Сколько моих друзей пытались дозвониться до меня за последние несколько недель? Я так больше не могу! Ты понимаешь, что этот дом стал мне тюрьмой?
– Дорогая, осталось совсем чуть-чуть потерпеть. Скоро ты родишь, и доктор назначит тебе серьезное лечение.
Голова у Киры закружилась. Чтобы не упасть, она ухватилась за столешницу. Сердце колотилось так бешено, что Кира испугалась внезапного обморока. В это мгновение вспомнила, что устроила разгром в своем гардеробе, вспомнила, как ей на голову свалилась папка. Стало очень стыдно.
Она взглянула на Аркадия.
– Прости меня. Я знаю, что веду себя по-дурацки. Но прошу тебя больше не подходить ко мне.
Пошатываясь, Кира побрела в свою комнату, где устроила погром. Но на полу не было даже следов разбросанных, измятых и порванных вещей. Все убрано. В комнате чисто и опрятно. Никаких признаков прежнего беспорядка, а ведь она отсутствовала каких-то минут пять – десять. Ее платья, будто их никто никогда не трогал, аккуратно, как всегда, висели на своих местах. Туфли, которые она с остервенением раскидывала по всей комнате, ровными рядами стояли на полках. Свитера и футболки сложены красивыми стопками. Ящики, из которых она выбросила содержимое, снова аккуратно заполнены вещами, причем все уложено очень бережно и опрятно. Единственное, чего не было на месте, – папки, из которой выпали фотографии.
«А существовала ли эта папка на самом деле? Может, мне померещилось?» Кира огляделась. «Нужно немедленно бежать отсюда. Это надо сделать до того, как Михаил поставит мне следующий укол».
Теперь Кира понимала, что память покидает ее именно после укола. Она услышала, как на улице открылись ворота, и выехала машина. Значит, муж уехал, и его кабинет свободен.
Держась за перила лестницы, она на цыпочках спустилась на первый этаж и прошла в кабинет Аркадия. В дверях задержалась, решая, что менее рискованно – закрыть дверь или оставить открытой. Если закроет дверь, ее не смогут подслушать, но тогда она не услышит, как Михаил подойдет к кабинету.
Кира оставила дверь открытой. Села за стол Аркадия и протянула руку к телефону. Ей казалось, что каждый шорох тысячекратно усиливается и звучит, как раскат грома. Она изо всех сил прижала трубку к уху. Гудок оглушил ее. Кира была уверена, что такой громкий гудок непременно слышен по всему дому. Она прижала трубку к уху и набрала 02. И вдруг заметила, что из дверного проема на нее смотрит Михаил. Трубка выскользнула у нее из рук и с грохотом упала на пол.
– Немедленно вернитесь в спальню. Иначе я сделаю вам укол.
– Пошел вон отсюда! – она почти кричала.
Михаил подошел к столу, выдернул шнур из розетки и унес с собой телефон. Последняя надежда покинуть этот дом рухнула.
«Возможно, мне удастся уйти отсюда сегодня ночью? Как это сделать? Надо достать ключ от калитки и спрятать его. Куда я пойду? Это не важно. Если останусь здесь, просто сойду с ума».
Кира принялась обыскивать кабинет, каждый закуток, каждый ящик, пытаясь найти хоть какие-нибудь деньги. Но денег не было. В гардеробе наверху ей повезло больше: в дамской сумочке она нашла смятую пятитысячную купюру. Этого должно хватить, чтобы добраться до полицейского участка.
«Но стоит ли это делать? Вдруг полиция вернет меня обратно в этот дом? Сначала надо вспомнить хоть что-то о себе».
Сейчас она была уверена, что это произойдет легко, если ей не сделают укол. У нее есть сутки. Кира дошла до ключницы в коридоре и увидела, что та исчезла.
«Разве есть другие пути покинуть этот дом? Возможно, удастся найти ключи от машины Аркадия и выехать через ворота? Но Михаил постоянно следит»…
Она еле дождалась ночи. Но ее ждала неудача: муж сидел в кабинете и не собирался ложиться спать. Кира боролась со сном как могла долго, но все же уснула.
Кире не удалось убежать, и к вечеру Михаил вновь сделал ей укол. Прочитав свой дневник, Кира поняла, что бороться бесполезно: кому-то выгодно, чтобы она ничего не вспомнила. Ей все равно будут делать уколы и удерживать взаперти, как преступницу. От этой мысли она слегла. Пропал аппетит, Кира перестала выходить даже во двор.
Однажды Аркадий предложил Кире прокатиться на машине. Она была удивлена: что с ним случилось? Почему такие перемены?
– Я тут подумал… Тебе полезно погулять по лесу. Я отвезу тебя туда, где меньше народу. Сейчас в лесу земляника пошла…
Она ничего не ответила, равнодушно залезла в машину.
Когда они прибыли на место, Кира умоляюще взглянула на Аркадия.
– Можно, я посижу здесь?
Она с трудом воспринимала звуки собственного голоса, словно говорила на малознакомом языке.
«Как у меня вообще хватает сил что-то говорить?» – удивилась Кира, мечтая лишь о том, чтобы свернуться калачиком на сиденье машины, прижаться щекой к кожаной обивке и закрыть глаза.
– Движение тебе очень полезно, – сказал Аркадий. – Пойдем, дорогая. Прогулка взбодрит тебя. Сколько можно день за днем сидеть на одном месте, не двигаясь? Тебе надо чаще выходить на улицу и вообще вернуться к активному образу жизни.
«Зачем?» – вновь удивилась она. Но вопрос так и остался невысказанным, ей не хотелось утруждать себя речью. Ирония судьбы заключалась в том, что, когда Кира хотела выходить на улицу, Аркадий ей отказывал, а теперь, когда ее единственным желанием было не покидать дом, настаивает на прогулках и поездках в машине. Где здравый смысл? Где логика?
– Пошли, – повторил Аркадий.
Он вышел из машины, обогнул ее, открыл двери. Кира знала, что муж ни за что не оставит ее одну в машине – боится, вдруг она сбежит.
«Почему он никак не возьмет в толк, что это стало бы наилучшим решением всех наших проблем?»
Аркадий вытащил ее из машины, и Кира застыла на месте. Лес странным образом начал воздействовать на нее. Она вдруг осознала, что… понимает язык деревьев. Аркадий улыбнулся ей, и они пошли по тропинке. У нее было ощущение, что ноги не касаются земли. В небе ярко светило солнце. Было душно, и Кира видела, как мгновенно пропиталась потом рубашка супруга. Странное дело, она совсем не замечала жары. Остановилась возле какого-то кустика и с восторгом уставилась на него.
– Аркадий, я знаю это растение, оно хорошо помогает от головной боли. О, боже, почему я это знаю?
– Раньше ты любила копаться в саду. И читала различные книги про растения.
– Аркадий, я так много знаю об этом! Мне даже страшно.
От этой мысли ей хотелось кричать от радости, танцевать и прыгать. Но ее положение не позволяло этого делать. Солнце пекло все сильнее, усиливая свою мертвую хватку. Муж терпел, как мог. Он широко открыл рот, пытаясь хоть таким способом протолкнуть в легкие кислород, но туда проникал только жар, словно он дышал над кипящей в кастрюле водой.
– Все, я больше не могу, – через минуту взмолился Аркадий. – Давай вернемся в машину. Надо приехать сюда рано утром, тогда ты сможешь погулять здесь подольше. Неужели тебе не жарко?
Кира покачала головой. Она сейчас находилась дома. Так хорошо и спокойно давно себя не чувствовала. Однако пришлось откликнуться на просьбу мужа и покинуть лес.
Теперь Кира ждала эти поездки. Даже изменила отношение к Аркадию. Вечером, встречая его с работы, она спрашивала:
– Как прошел твой день?
– Сегодня я был очень занят…
Кира решила быть с ним поласковей. Поэтому сама прижалась к нему. Его руки ласково гладили ее волосы, плечи, шею.
– Я так переживал, что мне пришлось уехать утром. Я вообще не планировал сегодня идти на работу, но приехали китайцы, и я вынужден был встречаться с ними. Я звонил Михаилу и спрашивал о тебе. И каждый раз он говорил, что ты спишь.
– Сегодня я спала почти весь день. Наверное, это из-за уколов, – Кира коротко рассмеялась.
Этот смех сильно напоминал плач.
– Уколы не могут вызвать такую сонливость. Просто ты истощена намного больше, чем тебе кажется. И ты беременна.
– Мне снятся очень странные сны.
– Опять чужой мужчина? Смотри, я очень ревную.
– Слава Богу, нет. На этот раз мне снилась пожилая женщина. Аркадий, почему здесь нет фотографий моей мамы? Где она?
– Мне неприятно тебе об этом говорить, но ты с ней не разговаривала несколько лет. Вы поссорились, к сожалению. Она умерла год назад.
– Мы так и не помирились? – ужаснулась Кира.
– К сожалению, нет, – Аркадий развел руками. – Ну-ка, расскажи мне сон поподробнее.
Она в красках, не упустив ни одной подробности, пересказала мужу содержание своего сновидения. Ей снился небольшой дом, огород, и женщина, которая молилась перед иконами.
– Это не сон, – мягко произнес Аркадий. – Несколько лет назад мы с тобой были в гостях у твоей мамы. Именно так, как ты описываешь, выглядел ее дом.
– Что? Это же классно!
– Конечно. Память возвращается к тебе во сне. То, о чем ты рассказываешь, произошло на самом деле. Около трех лет назад.
Она рассказала ему не все. Эта женщина называла ее Кирой. А что теперь? Теперь она знала, что зовут ее Кира. И она должна притворяться любящей женой, чтобы усыпить бдительность Аркадия. Сомнений не осталось: против нее что-то затеяли. Но что? Возможно, это связано с каким-то наследством?
Она теснее прижалась к мужу.
– Дорогой, теперь я понимаю, почему мне так нравится лес. Я, видимо, выросла в деревне. Ты отвезешь меня на могилку к маме?
– Не люблю кладбища, – Аркадий поморщился. – Но, если настаиваешь, отвезу тебя туда, конечно.
– Аркадий, я хочу с тобой серьезно поговорить. Мне кажется, пора открыть секрет смерти нашей дочери. Я готова это услышать. Тем более, завтра Михаил сделает мне укол, и я снова все забуду.
– Причем тут укол? Ты ошибаешься насчет укола.
– Даже если так, разве я не имею права узнать всю правду?
– Хорошо. Если настаиваешь, я расскажу. Ты была пьяна, села за руль и переехала нашу дочь.
– Что?! Я же совсем не пью…
– Сейчас – да, но тогда все было по-другому.
С этого момента Кира забыла про сон, доводила себя до умопомрачения, постоянно вызывая в своем воображении образы маленькой девочки, многократно виденные ею на фотографиях. Вот она перед глазами – прелестное создание с милой улыбкой и любопытными глазками.
«Это я уничтожила девочку. От Дианы теперь осталась лишь память. Но я сама лишена даже этого утешения».
Кира усмехнулась, ощутив, как невидимая удавка сжала горло. В самых ужасных кошмарах, в самых невероятных сновидениях она не смогла бы увидеть немыслимый и безнадежный сценарий, преподнесенный ей жестокой реальностью.
«Меня надо уничтожить. Лучше я покончу с собой. Одна смертельная инъекция, и конец мучениям. Но где достать такой яд?»
Она вспомнила о своих подозрениях относительно Аркадия, о своей убежденности в том, что супруг обдуманно и намеренно пытается лишить ее разума, тогда как он изо всех сил старался помочь ей найти этот самый разум. Теперь Кира ощущала страшную вину перед мужем, ведь это была и его дочь.
«Как он может после такого жить со мной? Почему меня не посадили в тюрьму? Скорее всего, Аркадий скрыл от полиции подробности преступления. Дочери был годик, она пошла рано, и кто-то не доглядел за ней. Как я могла переехать ребенка? Почему девочка осталась без присмотра?»
Однажды Кира попросила Аркадия рассказать, как это произошло.
– Ты осталась с ребенком, напилась коньяка и почему-то решила поехать в Москву. Диана была во дворе, и ты…
– Не продолжай… Почему меня не посадили?
– Михаил дал показания, что ребенка переехала чужая машина на дороге возле дома и скрылась. Номера он не запомнил.
– Но у нас не спросили, как ребенок очутился на улице?
– Девочка была с тобой, выбежала прямо на дорогу. В это время на большой скорости мимо дома мчался «Мерседес»… Его искали, но, как ты понимаешь, бесполезно…
– Это ужасно, Аркадий! Как ты живешь со мной после такого?
– Я люблю тебя, и у нас скоро родится ребенок.
– Но я не люблю тебя! Не чувствую любви! Это мерзко! Ты для меня будто чужой человек. Отпусти меня, Аркадий! Я так больше не могу…
Он смотрел куда-то в сторону.
– Когда родишь нашу дочь, сможешь уйти куда захочешь. Это справедливо.
– Ты же знаешь, я не брошу ребенка.
– Это твои трудности, – произнес жестко Аркадий.
На следующий день Аркадий, как и обещал, повез Киру на кладбище, возле которого стояла небольшая церковь.
– Я хочу зайти помолиться.
– Я подожду тебя в машине, – кивнул Аркадий.
Кира удивилась. Впервые он отпускал ее одну. Впрочем, в церкви имелся всего один вход и выход. А машина Аркадия стояла напротив, поэтому он прекрасно видел всех входящих и выходящих из церкви людей.
В церкви царили полумрак и тишина. В сумрачной глубине мерцал большой крест, покрытый позолотой. Высокие окна, пронизанные лучами солнца, бросали причудливые тени на лики святых, изображенных на иконах. Кире показалось, будто она окружена кольцом бледных, смотрящих на нее лиц.
Она огляделась. На ее счастье, посетителей в церкви почти не было. Сейчас ей важно побыть одной. На душе лежал тяжкий грех, отмолить который она не сможет никакими молитвами до конца своих дней. Кира это хорошо понимала. Но боль была такой невыносимой, и Кира ощущала огромную необходимость покаяться перед иконами за то, что совершила. Ей казалось, она сойдет с ума от вины, которую носила в себе.
Теперь Кира осознала: потеря памяти – настоящее спасение. Ее внутренний мир превратился в осязаемый ужас. Любой человек, увидев сейчас Киру, пожалел бы ее, такое искреннее страдание было написано у нее на лице. Глаза, наполненные слезами, дрожащие руки и безумный взгляд выдавали ужасное горе.
Углубившись в боковой придел, она увидела красноватый свет. Устремилась к нему, как к спасению. Эта была тусклая лампадка, освещающая икону Божьей матери. Возле нее стопочками были сложены свечки. Трясущимися руками Кира взяла одну из них, зажгла и прижалась лицом к священной иконе, стараясь найти в ней утешение и поддержку. Колени у нее подкосились, и она опустилась на плиты пола. Ее глаза смотрели на Божью матерь, а губы шептали:
– Ты тоже мать, поэтому знаешь, что нет мне прощения, да я и не прошу его. Такое простить нельзя. Помоги мне, верни мне память, пожалуйста. Пусть мой ребенок, которого я убила, попадет к тебе в Рай. Попроси Бога помочь ей снова родиться у меня. Я очень тебя прошу об этом. Если надо, чтобы кто-то умер, пусть это буду я! Аркадий вырастит дочку один. Возьми мою жизнь взамен той, что я отняла. Даю тебе слово, что больше никого и никогда не обижу, стерплю любые страдания и унижения… Я даже готова жить с Аркадием, хоть и не люблю его. Но если невозможно выполнить то, что прошу, пусть будет так, как ты решишь, Господи! Все, что со мной произойдет дальше, я перенесу легко. Потому что нет на свете большего горя, чем смерть ребенка.
Опухшая от слез, она покинула церковь. На душе стало легко, и ей совсем не хотелось идти на кладбище. Она подошла к машине.
– Отвези меня домой…
Он удивился, но не сказал ни слова. Кира тоже молчала. Звонок телефона прозвучал неожиданно громко.
– Да, слушаю, – лицо Аркадия напряглось. – Мне не очень удобно сейчас говорить, потому что я не один. – Он искоса взглянул на Киру, но та отрешенно смотрела в окно, абсолютно безразличная ко всему. – В розыске? Какой муж? Докторша говорила, у нее нет мужа.
Кира напряглась.
«О ком говорит Аркадий? Речь явно идет о женщине. Возможно, он не верен мне?»
– Так что я должен сделать?! – муж почти орал в трубку.
Кира вжалась в сиденье, не понимая, что происходит.
– Я хочу в туалет!
– Вот кафе. Иди быстрей, я подожду тебя в машине, – раздраженно отозвался Аркадий.
Кира зашла в кафе и прошмыгнула в сторону кухни. Открыла дверь и пересекла помещения насквозь, вышла с черного входа на параллельную улицу.
«И что теперь? Куда идти? Денег нет, я не захватила с собой даже найденные в сумочке пять тысяч. Быстрее соображай, – думала она. – Если меня сейчас поймают, я уже никогда не смогу выбраться из своей тюрьмы. У меня нет ни денег, ни документов. Меня зовут Валентина Иванчук».
Кира представила, как перешептываются у нее за спиной: «Смотрите, убегает от богатого мужа. Эта дура по-прежнему не помнит свое прошлое».
Она продолжала думать, пробираясь вдоль улицы. Иногда у нее кружилась голова, и тогда Кира останавливалась, опираясь на стену, переводила дыхание. В таком виде она больше походила на рожающую женщину. Уже несколько прохожих поинтересовались, не нужна ли ей помощь.
«Нужна, очень нужна! Но как вам объяснить свое состояние?»
Кира свернула за угол на другую улицу, продолжая двигаться, хотя тело настойчиво просило отдыха. Инстинктивно она понимала: стоит остановиться, пусть даже на несколько секунд, она тут же сядет прямо на асфальт и завоет от страха и неизвестности.
«Нельзя расклеиваться! Во что бы то ни стало надо уйти подальше от Аркадия!»
Она видела проезжающие мимо машины, и сердце сжималось от страха. Вдруг это машина Аркадия? Промелькнула мысль остановить авто. Но остановится ли кто-нибудь? «Сомнительно, – ответила она сама себе, увидев, каким встревоженным стало лицо мужчины, сидящего за рулем автомобиля. – Меня пошатывает, я выгляжу, как рожающая женщина. Живот у меня довольно-таки большой. Господи, хоть бы у меня не закрылись глаза!»
Страшно потянуло в сон. Кира знала, что так действуют уколы, от них она спала целыми днями.
«Мне нужно такси», – подумала Кира, ощутив, смертельную слабость. Подняла руку, и тут же возле нее остановилась легковая машина.
– Вам куда ехать, барышня? – спросил приветливый старичок.
Вместо ответа Кира заплакала. Старичок всплеснул руками, проворно выскочил из авто и осторожно усадил Киру на заднее сиденье.
– Спасибо вам! Я думала, никто не остановится…
– Ну, что вы, деточка! Добрых людей сейчас много! Вам, похоже, в больницу надо?
– Нет, я просто от мужа ушла!
– От мужа? В твоем положении, – заявил старичок, – этого делать нельзя. Куда тебя отвезти?
– Не знаю, – покачала головой Кира. – У мужа появилась другая женщина, а мне рожать в сентябре. Я выскочила из машины без документов и денег. Потому что он, не стесняясь меня, разговаривал с ней по телефону.
– А знаешь что? Поехали к нам на дачу. Она недалеко от Москвы, в Лесном городке. Поживешь там недельку-другую, в себя придешь, все хорошенько обдумаешь. А муж твой пусть поволнуется, осмыслит свое поведение. Моя старуха сейчас в больнице лежит, давление у нее высокое, вот послала меня на дачу за огурчиками и Шарика покормить. Шарик – это наша собака. Мы со старухой все лето на даче живем.
– Вы не представляете, как я вам благодарна! Даже мечтать о таком не могла! Можно я немного посплю?
– Намаялась, бедная, – заулыбался старик. – Спи, конечно. Я тебя мигом до места домчу. А там у тебя настоящая кровать будет. Дача у нас хорошая, там даже зимой жить можно.
Небольшой деревянный дачный домик, куда привез Киру сердобольный старичок, располагался на десяти сотках земли и примыкал прямо к лесу. Все здесь было устроено для жизни: холодильник, телевизор, две спальни и небольшая кухня-веранда. В саду росли плодовые деревья, имелась теплица с помидорами и огурцами и стояла будка для собаки. Шарик встретил хозяина веселым лаем.
– Видишь, как хвостом машет, значит, признал тебя.
– А когда вас нет, кто его кормит?
– Соседи, конечно. Шарика все любят, он хороший, умный пес. Ты тут располагайся, будь как дома. На кухне все найдешь, что тебе нужно. В огороде у нас даже картошка растет. Тут рядом магазин есть. Так что с голоду не помрешь. И вот тебе тысячу рублей, это на молоко и хлеб. Больше у меня нету.
– Ну, что вы, – смутилась Кира, – я без хлеба проживу…
– Бери, когда дают! Здесь у нас телефон есть. Вот тебе наш номер, – он написал на клочке бумаги несколько цифр. – Зовут меня Николай Иванович. Если соберешься уйти, позвони мне, хорошо?
– Хорошо. Спасибо вам, Николай Иванович, за вашу доброту…
Кира осталась одна в доме. Прошла на кухню и заглянула в холодильник: масло, яйца, сухая колбаса…
«Не знаю, что со мной будет, но я больше не вернусь к Аркадию. У меня должны быть какие-то родственники, память вернется ко мне, я уверена».
На следующий день погода не заладилась. Утро выдалось сереньким, но теплым. Уже несколько раз принимался идти крупный, короткий, благодатный дождь, после которого на глазах растет все в огороде и воздух становится особенно чистым. После дождя на минутку выглядывало солнце, обливая радостным сверканием политую дождем зелень. Громче становился задорный крик птиц на деревьях, сильнее благоухали высаженные в саду чайные розы.
Несмотря на такую погоду, Кира направилась в лес. Нашла на даче дождевик, сапоги, корзину, и пробыла в лесу почти до обеда. Ее удивляло, что она знает так много о растениях, что мелкие зверюшки совсем не боятся ее, а птички спокойно садятся ей на плечо. Кира даже поймала себя на том, что понимает язык растений. Сначала подумала, это следствие больного мозга, но потом увидела такую сцену: две птички начали драться за партнершу, разыгралась целая баталия. Самочка гордо поглядывала на них, ожидая, кто же станет отцом ее пташек. А две березы приняли живое участие в схватке.
– Победит вот этот, – шептала одна, – видишь, на голове у него хохолок побольше?
– Зато другой, – возразила ей береза-соседка, – крупнее и проворней!
Кире сначала показалось, что это просто мысли в ее голове. Она постаралась не смотреть на эту сцену и занялась поиском лечебной травки, но мысли продолжали атаковать ее…
– Если победит с хохолком, я буду очень рада.
Кира отправилась подальше вглубь леса, и шепот в голове прекратился. Она обнаружила, что деревья большую часть времени молчат, от них исходят спокойные благодатные волны. Можно подойти к дереву, обхватить его руками и попросить полечить тело. Дерево охотно откликается на это.
Через два дня Кире должны были сделать укол, но, слава Богу, больше никто не дотронется до ее тела. Она с нетерпением ждала минуты, когда лекарство прекратит свое действие. Верила в это и одновременно боялась.
«Вдруг Аркадий прав, и я напрасно связываю свое состояние с уколами?» Эта мысль не давала ей покоя.
Невдалеке послышался плач ребенка.
– Несчастный случай, – зашептали деревья. – На помощь, на помощь!
Не раздумывая, Кира бросилась на звук. Вскоре она увидела мальчика лет шести-семи. Он стоял возле куста ивы, а из его руки хлестала кровь. Девочка, чуть постарше, бегала вокруг него, не зная, как помочь малышу. Возле его ног Кира заметила нож.
– Разве можно такому маленькому нож давать? – Кира всплеснула руками.
– Мы с Петькой сто раз им пользовались, – пояснила девочка, – и было все нормально. Не знаю, почему так получилось. Мы ивы хотели нарезать, чтобы поделки делать. Мамка меня убьет!
Дети зарыдали в голос. Кира быстро засучила рукав рубашки у мальчика, чтобы не испачкался, так сильно хлестала кровь. Она обхватила рукой его руку повыше раны и, низко наклонившись, стала быстро шептать непонятные ей самой слова, обдавая кожу малыша своим горячим дыханием. Когда же Кира выпрямилась и разжала пальцы, то на пораненном месте осталась только красная царапина.
Девочка в изумлении уставилась на Киру.
– Тетя, вы колдунья?
– Я не знаю, – растерялась та.
– Мы никому об этом не расскажем, не бойтесь. Спасибо вам.
Дети убежали и оставили Киру одну. Она с удивлением смотрела на свои руки.
«Как я сумела сотворить такое? Кто я?»
В домик вернулась отчего-то расстроенная и легла спать. В этот раз сон сморил ее всего часа на два. Это показалось Кире хорошим знаком. Она разобрала корзину с травами, разложила их на столе веранды, пусть просохнут. Этими травками хозяйка дачи вылечит свое давление.
Она нашла в сарае скамеечку и прокопалась до самой темноты на грядках. Заварила себе чай и подошла к окну. Только что народившийся месяц, пробившись из-за туч, слабо осветил двор. На душе было тоскливо и одиноко.
После случая в лесу Кира поняла, что обладает какой-то силой. Ей доступны те бессознательные, туманные знания, которые живут в народе, передаваясь из поколения в поколение.
«От кого я получила эти знания? И почему не забыла их?»
Кира подошла к зеркалу и стала с интересом рассматривать свое лицо. Было в нем что-то особенное, чего не видела она в других людях, но не могла понять, что. Она знала, что не сможет больше жить без леса, словно является его частью. Кира рассмотрела тоненькую голубую жилку на своем виске, увидела, как глаза поменяли цвет с голубого на ярко-синий. На ее красивом лице лежала тень беспрестанной внутренней заботы.
В эту ночь она совсем не сомкнула глаз. Вспоминала свою жизнь на Рублевке, Михаила, который ходил за ней по пятам, фотографию маленькой Дианы… Прошло всего два дня с тех пор, а ей показалось, вечность. Если бы она не убежала, Михаил сделал бы очередной укол, который заставлял ее начинать каждый раз новую жизнь. Жаль, что оставила там свой дневник. Вдруг память сыграет злую шутку, и все повторится без укола?
Она забегала по дому в поисках ручки и бумаги. В буфете, в выдвижном ящике, нашла то, что искала. Села за стол и стала записывать, все, что помнила до последней минуты. Очень боялась отключиться, писала быстро, сокращая слова. Наконец, поставила точку и вздохнула с облегчением.
– Успела!
Она старалась успокоиться и рассуждать здраво. Часы показывали семь утра, а память не возвратилась к ней. Брови сдвинулись и задрожали, а зубы крепко прикусили нижнюю губу.
– Нет… Я не буду плакать. Не буду, и все. – А слезы уже сами катились по щекам. Кира опять подошла к зеркалу. – Зачем ты говоришь неправду? – обратилась она к своему отражению. – Это нехорошо. Ты будешь плакать, будешь. Потому что память никогда не вернется к тебе. И если убедишься в этом, тебе придется вернуться к Аркадию.
Такая безрадостная перспектива вызвала в ней бурю эмоций. Кира забегала по домику, проклиная свою несчастную судьбу, Аркадия и себя. Наконец, выбившись из сил, повалилась на кровать и уснула.
Проснувшись к обеду, Кира поняла, что память разворачивается перед ней, как рулон кинопленки. Это было кино для одного зрителя, словно она одна сидела в просмотровом зале в середине первого ряда. Вот раздвинулся занавес, открылся экран, и на нем замелькала ее жизнь.
Ее настоящее имя Кира Ивановна. В тот день она и не подозревала, что все в ее жизни круто изменится. Она выросла в неприметном поселке Т… в средней полосе России. Жизнь заставила переехать в Москву, где Кира получила высшее финансовое образование, устроилась работать в банк кассиром и дослужилась до начальника департамента.
В поселке у нее осталась старенькая мама, и Кира Ивановна изредка навещала ее. В свои сорок восемь лет Кира выглядела моложаво и привлекательно. Лицо живое, интеллигентное, губы полные, чувственные. Искрящиеся глаза моментально меняли цвет от светло-голубого до темно-синего, а кожа лица выглядела то прозрачно-белой, то нежно-розовой, в зависимости от того, сердилась ли Кира, волновалась или просто уставала.
В раннем детстве она купалась в любви своих родителей. Родила мама ее поздно, в сорок лет, поэтому девочку бесконечно баловали.
– Ну, разве она не красавица? – то и дело восклицал папа.
Кира боготворила его. Но в одно страшное утро, всего за какое-то мгновение, волшебный, теплый мир девочки был безжалостно уничтожен. Мать, заливаясь слезами, пробормотала:
– Дорогая… твой папа… ушел от нас.
– А когда вернется? – простодушно спросила девочка.
– Он больше не хочет жить с нами.
Каждое слово острым ножом вонзалось в сердце Киры.
«Это мама виновата!» – решила она.
Кира жалела мать, потому что в поселке только про нее и говорили. А девочка знала, что для мамы самое главное – хорошо выглядеть в глазах людей. Во всем всегда была виновата женщина, по мнению толпы.
Кира ждала, когда отец придет за ней. Но шло время, а он даже ни разу не навестил дочку.
«Мама не разрешает видеться со мной. Она старается таким образом наказать его», – твердила себе Кира.
Но соседка объяснила девочке, что никто и не собирается забирать ее. Отец Киры влюбился в молоденькую девушку уже очень давно и жил на две семьи. Мать Киры не выдержала такого позора и выгнала его. Он переехал жить к любовнице.
Однажды, когда они с матерью отправились за покупками на рынок, мать Киры, горько улыбаясь, показала дочери дом на соседней улице.
– Вот здесь теперь живет твой папа.
Тогда Кира решила сама навестить отца, в полной уверенности, что, едва он увидит дочь, немедленно все бросит и вернется. После уроков она подошла к дому, где жил ее отец, и позвонила. Дверь открыл незнакомый мальчик, года на два младше ее. Он, как две капли воды, походил на папу, в руках держал мишку. У нее был точно такой же. Кира потрясенно уставилась на игрушку. Мальчик, в свою очередь, с любопытством оглядел незваную гостью.
– Кто ты?
Кира повернулась и бросилась бежать. Сердце ее было разбито. С этой минуты она возненавидела всех мужчин.
Весь следующий год Кира с ужасом наблюдала, как мать все больше уходит в себя, теряет всякое желание жить. Беспомощно смотрела, как она медленно тает и стареет. Но в один из дней все изменилось: мама сказала ей, что уезжает на три дня лечиться, и исчезла. За Кирой присматривала соседка.
Когда мама вернулась, ее было не узнать. Она опять стала похожа на себя прежнюю: часто улыбалась, стала активной, начала общаться с людьми.
В этот год неожиданно умер папа. Причина смерти была загадочной – лег спать и не проснулся. Мама на похороны не пошла, но Кире, как дочери, пришлось присутствовать. Она равнодушно смотрела, как опускают в землю гроб с телом отца. Для нее он умер давно, как только предал ее.
В Москве Кира жила в общежитии, но потом сняла комнату в двухкомнатной квартире, где, кроме нее, проживал старичок семидесяти восьми лет. Звали его Пал Палыч. Кира Ивановна, поселившись в этой квартире, все свое свободное время отдавала Пал Палычу. Они просиживали вместе у телевизора, вели долгие беседы о литературе, политике и жизни в целом. Кира Ивановна готовила еду на двоих.
Пал Палыч давно похоронил жену, детей у него не было. Новую семью не завел, так как был однолюбом и бесконечно сильно любил свою Любочку. Кира принесла в его жизнь неожиданные перемены. Он будто глотнул свежего воздуха и захотел жить.
Относился к ней как к дочери. Его Любочка так и не смогла родить ему ребенка. В своей голове Пал Палыч простроил новый сценарий своей жизни, в котором Кира была его родной, долгожданной дочерью.
По вечерам он бродил с ней по улицам, иногда они посещали театры. Часто окружающие принимали Киру за его дочку. Рано потеряв отца, она привязалась к Пал Палычу, в мечтах сделала его родным человеком, любила бескорыстно, относилась к нему так, словно он – ее родной отец. Кире и в голову не приходило, что Пал Палыч может ей что-то оставить после своей смерти. Потому что она наслаждалась общением с ним и молила Бога только об одном: чтобы он продлил годы его жизни.
Кира была очень бережлива. Она копила деньги на квартиру и на старость. Подруг не имела, а старичок компенсировал ей эту пустоту. Он был для нее всем: семьей, подругами, папой.
Пал Палыч обладал прекрасным мягким характером, здравым умом, что в его возрасте редкость. Но наступило его время, и он умер во сне в возрасте девяноста лет, и, неожиданно для Киры, оставил ей квартиру.
Смерть Пал Палыча для Киры Ивановны стала ударом. Она долго плакала. Комнату, где он проживал, не тронула, оставила, как при жизни старичка. Очень тосковала в одиночестве.
На работе ее не любили за то, что никогда никого не обсуждала, не участвовала ни в одном корпоративе, занималась исключительно работой. И только однажды Кира нарушила свой жизненный распорядок.
Банк всем составом выехал в Подмосковный санаторий отметить встречу Нового года. Кира Ивановна неожиданно для себя выпила больше нормы, проснулась в своем номере абсолютно голой, гадая, сама она разделась или кто-то помог. Она относилась к алкоголю крайне отрицательно. Но к ней подсел ее непосредственный начальник, налил шампанского. Отказать ему Кира не могла. Шампанское было вкусным, начальник постоянно подливал ей, говорил тосты, а потом она вместе со всеми пошла в баню.
Алкоголь произвел на нее странное влияние: Кира начала много говорить, хохотать и веселиться. Когда женщины пошли париться, она не отказалась и тоже пошла. После бани все дружно пили пиво, а потом… Что было потом, Кира не помнила.
После праздника Кира Ивановна не могла спокойно смотреть в глаза сотрудникам. Ей казалось, что все обсуждают ее поведение, недвусмысленно перешептываясь за спиной. Наконец, она не выдержала – подошла к сотруднице Ирочке и пригласила ее на чашку кофе. Ирочка работала в бухгалтерии кассиром. Как и все сотрудники, она боялась Киру Ивановну, поэтому шла на встречу с начальницей, как на эшафот, и очень нервничала.
Кира Ивановна об этом не знала. Она выбрала Ирочку, потому что находила сходство между собой и ею. Кира так же начинала работать в этом банке кассиром и, так же, как Ирочка, сторонилась людей. В общем, две жертвы нашли друг друга.
Кира Ивановна нервно оглядела столовую. Никогда еще она не чувствовала себя такой ничтожной. Слева от нее, за соседним столиком, сидел директор банка, непосредственный начальник. Но время обеденное, поэтому Кира Ивановна могла не беспокоиться о своем отсутствии на рабочем месте. Босс никогда не терял драгоценное время даром. Он яростно барабанил по клавиатуре своего ноутбука. Глядя на темные мешки под его глазами, Кира Ивановна посочувствовала, как сильно он себя перегружает.
Ирочка вошла в столовую, на ходу набирая текстовое сообщение в своем телефоне. Она ловко скользнула по залу, избегая людей и стульев, и опустилась на стул напротив Киры Ивановны. Девушка убрала телефон и уставилась на начальницу, пытаясь понять, зачем она ее вызвала.
Опустив глаза, Кира Ивановна выдавила из себя:
– Ирочка, вы были с нами на праздновании Нового года…
Девушка кивнула. В ее глазах промелькнул бесовский огонек, и Кира нервно сжала пальцы в кулаки. «Господи, как глупо! И так ясно, что я облажалась!»
Ирочка, видя страдание своей начальницы, быстро проговорила:
– Кира Ивановна, вы не волнуйтесь, все было очень даже прилично. Просто все удивились. Мы вас знаем как серьезную, строгую женщину, а вы…
Кира Ивановна резко тряхнула головой.
– Мы сейчас не будем обсуждать мое поведение. Я не пью. То есть… никогда не пила до этого. Я вызвала тебя узнать, что было после бани. Кто провожал меня в номер?
Ирочка напрягла память.
– После бани мы пели караоке. Вы уснули прямо в кресле, и вас отнесли в номер наши девушки.
– Девушки?! Отнесли?! И все?!
– И все, – Ира пожала плечами. – Жаль, что вы не встретили с нами Новый год!
– Кира Ивановна, – в их разговор вмешался босс, – я должен успеть на самолет в Питер через три часа. Договор готов?
– Конечно, Михаил Петрович, – кивнула Кира Ивановна. – Я еще утром его отдала вашему секретарю.
– Распечатайте мне отчет за последний квартал, только выделите пункты, что относятся к питерским кредитам.
Кира Ивановна с полуслова понимала начальника.
– Хорошо, через десять минут положу вам их на стол.
Начальник довольно улыбнулся.
– Кира Ивановна, вам цены нет, – он захлопнул компьютер и удалился.
Ирочка тоже вскочила, поблагодарила начальницу за кофе и ушла.
«Ну, что ж, все не так плохо, – подумала Кира, – хорошо, что я уснула! Больше ни за что алкоголь в рот не возьму! Похоже, Ира – хорошая девушка. Надо присмотреться к ней получше и взять в отдел кредитов».
После разговора с Ирой она успокоилась. К ней возвращалась прежняя уверенность.
«Подумаешь, кто-то из женщин увидел меня голой. Ничего страшного, фигура нормальная, не хуже, чем у других…»
Кира Ивановна продолжала придерживаться распорядка, как с Пал Палычем: вечером прогулки по городу, затем просмотр телесериалов и чтение книг. Но теперь она разговаривала с пустым креслом, и стресс, который получила на Новый год во время корпоратива, все-таки дал о себе знать: вот уже три месяца, как у нее проснулся волчий аппетит. Ее прекрасная спортивная фигура испортилась, Кира поправилась килограммов на семь, не меньше. Тело просило печенья, пирожных и тортов. Ее часто подташнивало, поджелудочная железа была категорически не согласна с таким питанием. И каждый день Кира собиралась сесть на диету.
Однажды утром ее основательно вырвало, и Кира Ивановна поняла, что серьезно больна. Страх заполнил все ее существо. Перед глазами возник образ маминого брата, который умер от рака желудка в возрасте сорока лет. Перед смертью он тоже ел все подряд, налегал, в основном, на булки и сладкое. Его преследовала тошнота, и месяца через три он стал худеть. Через два месяца его не стало. Кира вспомнила все это и содрогнулась от ужаса.
Она лежала на кровати и пустыми глазами смотрела в потолок: «Кто станет за мной ухаживать? И что будет с мамой?»
Ни разу в жизни Кира не брала отпуск, навещала маму редко, только по большим праздникам. Старушка, крепкая в свои восемьдесят восемь, прекрасно себя обслуживала, работала на огороде и ни за что на свете не соглашалась покидать свой родной дом, хотя Кира постоянно предлагала матери переехать к ней в Москву.
В глубине души Кира была рада, что мама не соглашается. У старушки непростой характер, она любила учить Киру жизни, корила за одиночество, просила родить внуков. Но Кира даже думать не хотела о детях и замужестве, ей неплохо жилось одной. Все шло хорошо. И неожиданно вся ее жизнь обрушилась…
Она отчаянно пыталась держать себя в руках, не паниковать, не срываться. За последнее время ее сны превратились в невыносимые кошмары. Каждое утро она просыпалась с предчувствием неминуемой беды. Словно густой серый туман окутал ее, стискивая горло, проникая в легкие, не давая дышать.
«Возможно, все дело в разыгравшемся воображении? Я слишком много работаю. Давно пора взять отпуск и, наконец, узнать правду. Рак так рак! С этим надо смириться. Значит, такая судьба».
Однажды она все-таки решилась и позвонила в медицинский центр…
Когда Кира Ивановна вошла в медицинский центр, ее затрясло от страха. На негнущихся ногах она подошла к регистратуре, взяла медицинскую карту и прошла к кабинету врача.
На ее счастье, сидеть в очереди не пришлось, доктор был свободен. Кира вошла в кабинет и кашлянула, привлекая к себе внимание. Врач пригласил ее присесть и продолжил что-то писать, даже не взглянув на вошедшую.
Кира осторожно села на краешек стула и стала изучать внешность доктора. Этот сурового вида мужчина, лет так шестидесяти пяти, выглядел вполне компетентным, умным и опытным. Она мгновенно прониклась к нему доверием. В воздухе, пропитанном запахом лекарств, ощущалось спокойствие.
Странное дело, дав оценку доктору, Кира вообще забыла про страх и диагноз, который сама себе поставила. Вот сейчас она узнает правду… Получит приговор. Этот доктор не сделает ошибки. И какой бы диагноз ни был, ее все устроит, лишь бы получить ответ и перестать ждать…
Это был идеальный доктор для нее. Кира очень боялась встретить здесь молодую неопытную женщину.
Наконец, бросив писать, доктор внимательно взглянул на Киру.
– Позвольте узнать ваше имя?
– Кира… Ивановна.
– Сколько вам лет?
– Сорок восемь.
Доктор старательно записывал.
– На что жалуетесь, Кира Ивановна?
Кира потупилась.
– Доктор, – чуть слышно произнесла она, – я подозреваю, что серьезно больна. У меня те же симптомы, что у моего дяди, когда он умер от рака желудка.
В зеленых глазах доктора заплясали веселые искорки.
– На раковую больную вы совсем не похожи. Что вас беспокоит?
– У меня постоянная тошнота! Я, конечно, ела много пирожных в последнее время и сильно поправилась – почти на размер. И вот уже неделю как пропал аппетит, а вчера меня вырвало желчью, – Кире стало так жалко себя, что она заплакала.
– Хм, – произнес доктор и отвел глаза, словно не хотел замечать ее слез.
– Простите меня… – Кира быстро взяла себя в руки, достала платок и высморкалась.
– Ну, что вы! Я понимаю ваш страх. Скажите, когда у вас в последний раз были месячные?
Кира задумалась.
– Не помню. Кажется, до Нового года. У меня ранний климакс: приливы, потливость…
– Вы замужем?
Кира нервно дернула плечами. Она ненавидела, когда ее спрашивали об этом.
– Это имеет какое-то отношение к моей болезни? – раздраженно спросила она.
– Возможно… – доктор улыбнулся.
– Нет, – ответила решительно Кира. – Я не замужем. Не была и, надеюсь, не буду.
– Раздевайтесь и ложитесь на кушетку, – продолжал улыбаться врач.
– Что?! – Кира возмущенно посмотрела на него.
– Не волнуйтесь, милая барышня, я только посмотрю ваш живот.
Кира мгновенно метнулась к кушетке, пытаясь спрятать от доктора свое пунцовое от стыда лицо.
«Какая же я дура! Что доктор подумает обо мне? Господи, как стыдно!»
Она быстро разделась до пояса и, закрыв грудь руками, легла на кушетку. Доктор наклонился над ней и отработанным движением ощупал ее живот. Он нахмурился, молча подошел к столу и достал из ящика небольшой стаканчик.
– Сдайте сейчас мочу и отнесите ее в лабораторию. Там же у вас возьмут кровь.
– Доктор, это опухоль? – Кира заволновалась не на шутку.
– Пока не знаю… – он пожал плечами. – Сдадите мочу и кровь, и возвращайтесь сюда. Да, здесь у нас есть аптека, купите тест на беременность.
– Это невозможно! – отрезала холодно Кира. – У меня не было мужчины уже восемнадцать лет!
– И все же, на вашем месте, я бы этот тест сделал…
Кира схватила стаканчик, направление и в раздражении покинула кабинет. Сначала она хотела просто проигнорировать совет доктора насчет теста на беременность. Но потом представила, как ткнет этим тестом ему в рожу.
«Скорей всего, придется ехать лечиться за границу. Все-таки наши врачи все тупые…»
Кира быстро сходила в аптеку, купила тест и, закрывшись в туалете, внимательно прочла инструкцию. Она пописала в стаканчик и опустила в него полоску с тестом. Ждать трех минут не пришлось, потому что на тесте почти в ту же секунду обозначились две ярких полоски. Ее сердце сжалось от ужаса: тест положительный! Но этого не может быть! В непорочное зачатие она не верила, чудес не бывает. Возможно, тест бракованный? Она метнулась в аптеку, купила еще пять штук, так, на всякий случай. Но ни один из них не показал отрицательный результат.
Кира в изумлении рассматривала тесты. За дверью туалета раздался возмущенный голос:
– Девушка, вы здесь не одна! Я уже полчаса жду. Вы что, книгу читаете?!
Кира с извинениями покинула туалет и направилась в лабораторию. Медсестра хорошо знала свое дело: мгновенно попав в вену, взяла кровь и нацедила три пробирки.
– Скажите, а можно по крови узнать о беременности? – поинтересовалась Кира.
– Да, конечно, доктор вам такой анализ назначил, не волнуйтесь.
– Сколько дней делают этот анализ?
– Два дня. Вам доктор все расскажет, он вас ждет.
В подавленном состоянии Кира Ивановна прошла в кабинет доктора и плюхнулась на стул.
– Доктор, тесты на беременность могут быть бракованными?
– Исключено. У нас крупный медицинский центр, проверенные поставщики… Скажите, а вы не употребляете наркотики?
Кира Ивановна вспыхнула от возмущения.
– Доктор, как вы можете такое говорить?!
– Вы сказали, что у вас не было мужчины восемнадцать лет и…
– Был, – перебила его Кира. – Но это так, случайная связь…
Доктор заулыбался.
– Я советую вам записаться к гинекологу и встать на учет.
– Я понимаю, доктор, спасибо.
– Да не за что.
Озадаченная Кира покинула кабинет врача.
«Судя по всему, забеременела я на Новый год. А значит, срок беременности четыре месяца. Ни о каком аборте не может быть и речи. Ира наврала! Скорей всего, кто-то из мужчин задержался у меня в комнате и сделал свое грязное дело. Что теперь будет?»
Кира нервно расхаживала по квартире, пытаясь найти выход из сложившейся ситуации. Она решила не идти на работу. Позвонила начальнику и взяла два дня отгула, сказавшись больной. Кира в ужасе представила, что там, в банке, рядом с ней работает отец ребенка. Скорей всего, он уже рассказал сослуживцам, что спал с ней, когда она была в пьяной отключке, и теперь над ней все смеются. Какой позор!
Лет восемнадцать назад, когда ей стукнуло тридцать, у нее случился бурный роман со своим начальником, который закончился через три недели. Кира лишилась девственности, забеременела и сделала аборт, как только узнала, что он женат. Она устроила ему грандиозный скандал, но было поздно.
Начальник, в свою очередь, попытался сохранить свой брак и перешел работать в другой банк. С этого дня Кира исключила из своей жизни всех потенциальных женихов, твердо решив прожить жизнь в одиночестве.
Мысль о беременности постепенно приживалась в ее голове и даже начала приносить удовольствие.
«Когда мне стукнет шестьдесят восемь, ребенку исполнится двадцать. За границей все рожают поздно, а отложенных денег хватит лет на десять безбедной жизни, даже если не буду работать. Когда ребенку исполнится год, отвезу его в деревню к маме, найму няню, и пусть он растет на свежем воздухе до семи лет. Потом устрою его в хорошую школу. Было бы неплохо родить сына, с мальчиками легче»…
После больницы она, добравшись до дома, тут же позвонила матери.
– Привет, мам! Как ты?
– Все хорошо, доченька. Вот только вчера видела плохой сон. У тебя все нормально? – спросила та тревожно.
– Да, мама, все прекрасно! Ты как себя чувствуешь?
– Хорошо, доченька. Рассада в этом году получилась хорошая. Ты когда приедешь? На майские получится? Надо огород мне помочь засадить, – тараторила старушка.
– Да, не беспокойся, приеду.
Кира раздумывала о том, как сообщить матери о своей беременности. Может, лучше это сделать в мае, по приезду?
Старушка, не избалованная вниманием дочери, тревожно спросила:
– А ты чего мне звонишь?
– Мам, я беременна, – решилась, наконец, Кира.
Повисла тяжелая тишина. Кира слышала в трубке, как взволнованно дышит мать, не в силах сказать ни слова.
– Ты замуж вышла? – наконец прервала молчание мать. – Кто отец ребенка?
– Он работает со мной в банке…
– Значит, вы приедете вместе?
– Не знаю, мама, мы поругались, – соврала Кира.
– Ах, дочка! Что у тебя за характер? Вот останешься одна с ребенком…
– Не останусь. У меня есть ты, – Кира засмеялась.
– Дочка, мне сколько лет? Ты забыла?
– Мама, ты у меня молодец, на свой возраст не выглядишь, и активная такая…
– Ладно, дочка! Как мужика твоего зовут?
– Кирилл, – Кира назвала первое, что пришло в голову, имя.
– Отчество не очень хорошее для ребенка, но ничего, лишь бы родился здоровеньким. Срок-то какой?
– Шестнадцать недель или чуть больше, точно не знаю… Вот УЗИ сделаю, там точно скажут.
– Что же ты матери так поздно сообщила? – огорченно проговорила Галина.
– Мамочка, честное слово, я сама не знала. Думала, климакс наступил.
– Ладно, доченька, береги себя, я за тебя так рада! Хочу, чтобы ты с Кириллом помирилась. Негоже ругаться в твоем положении!
– Мам, я тебе наврала, – выпалила неожиданно для себя Кира. – Нет у меня никого!
– Боже, какой стыд! Нагуляла, значит!
– Мамочка, я просто хочу родить ребенка для себя. Скоро климакс наступит, и все. Это последний шанс.
– Рожай, дочка, права ты, – вздохнула Галина. – Ну их, мужиков, от них никакой пользы. Без него проживем.
– Спасибо, мам. Я тебя люблю, – Кира положила трубку и отчего-то расплакалась.
Наутро Кира отправилась в больницу к гинекологу. Сейчас она узнает, кто у нее родится – мальчик или девочка. Кира страстно хотела мальчика.
Доктор была высока и стройна. В ее каштановых волосах, ниспадающих почти до плеч, виднелись тонкие светлые пряди. Бесцветные глаза внимательно рассматривали Киру. В мочках ушей женщины красовались причудливые серьги – множество разноцветных шариков, свисающих до самых плеч. Эти сережки совсем не подходили к ее белому медицинскому халату. При движении головой шарики издавали постоянный звенящий звук. Она пригласила Киру за ширму, предложила раздеться и лечь на жесткую кушетку.
– Сначала я вас посмотрю, а потом мы все запишем. Анализы ваши у меня.
Врач помазала Кире живот чем-то липким и стала внимательно всматриваться в экран аппарата. Кире показалось, что доктор – знаток своего дела. Она молча водила какой-то штукой по животу, морщила лоб, поправляя волосы и одновременно делая какие-то пометки на бумажке.
– Уже виден пол? Это мальчик? – не выдержала Кира.
– Девочка, – ответила врач.
Кира разочаровано вздохнула, но тут же решила для себя: девочка так девочка. Какая разница…
– Муж, наверное, тоже расстроится? – спросила доктор.
– У меня нет мужа, – Кира тяжело вздохнула. – Я рожаю для себя.
– Мне очень жаль. У вашего ребенка есть изменения, очень серьезные. Возможно, придется прервать беременность. Чтобы точно поставить диагноз, мне надо вас посмотреть через месяц. По-хорошему, я сейчас должна вам выписать направление на аборт, но не сделаю этого. Дадим ребеночку шанс.
Слова женщины проникали Кире в мозг, капали на сердце раскаленным металлом, их смысл доходил до нее медленно.
– Нет, доктор, только не это… Я уже сообщила маме. Она так обрадовалась… Это ее убьет.
Через несколько секунд страшный смысл слов докторши, наконец, дошел до Киры окончательно. Ей показалось, что время застыло. Бледное лицо врачихи стало похоже на маску. Весь мир внезапно изменился: пришла в движение комната, закружилась мебель, и стало очень светло, а потом темно.
Она очнулась от резкого запаха нашатыря. Докторша легонько била ее по щекам.
– Ну что вы, Кира Ивановна, разве можно так реагировать? На все воля божья! – Врач опустилась на стул и вытерла белым платком лоб, ставший отчего-то мокрым. – Уф, даже не представляете, как вы меня напугали! Вам лучше?
Кира начала медленно вставать.
– Нет, нет, полежите немного, – забеспокоилась докторша.
Кире хотелось быстрее убежать отсюда, словно эта врачиха виновата в том, что ребенок не в порядке.
Собравшись с силами, Кира выдохнула:
– А почему через месяц?
Докторша тяжело вздохнула и развела руками.
– Через месяц будет хорошо просматриваться сердце. Сейчас виден тяжелейший порок, такой даже оперировать нельзя. Девочка сразу умрет, как только родится. На самом деле, я должна вам выписать направление на аборт. Но я очень хочу, чтобы ваш ребенок родился! Такие случаи бывают! Идите в церковь, молитесь, и я буду молиться за вас! Через месяц посмотрю вас, чтобы окончательно принять решение об аборте. Если все будет очень плохо, то через полгода можно снова забеременеть, к нам сейчас и в пятьдесят лет приходят рожать.
– Доктор, может, вы ошибаетесь?! – с мольбой в голосе спросила Кира.
– Успокойтесь, милая, сейчас это сплошь и рядом. Посмотрите, какая экология. Когда я была помоложе и только начинала делать УЗИ, такого не было. А сейчас у каждой третьей беременной выявляется патология.
Кира поднялась с кушетки, рывком натянула юбку. Эта новость никак не укладывалась в ее голове. Посмотрев внимательно в глаза докторши, она медленно, растягивая каждую фразу, произнесла:
– Но я не каждая третья, доктор. Моя дочка должна жить!
Докторша даже вскочила со стула. Много раз в своей жизни ей приходилось наблюдать самые разные реакции беременных женщин. Она знала, что поведение пациентки после такого сообщения непредсказуемо. Надо успокоить женщину любыми способами. Докторша засуетилась, подбежала к чайнику, в спешке опрокинув стул. Сейчас главное – проявить больше участия.
– Мне так жаль, – наливая Кире воду, пролепетала она. – Уж поверьте, я тоже всю жизнь мечтала о ребенке, но Бог не дал…
Киру била дрожь. Трясущимися руками она схватила стакан и стала глотать воду вместе со слезами.
– Вы не понимаете, доктор. Моя мама так ждала этого ребенка! Как я ей скажу правду? Это ее убьет!
– Подготовьте ее, у вас еще целый месяц впереди. И молитесь. Чудеса случаются. К Матронушке сходите. Возможно, все образуется. А если нет, в нашей больнице вам вызовут преждевременные роды и сделают полное обезболивание. Маме скажете, что случился выкидыш. С кем не бывает?
Кира все еще не верила в такой приговор. Она не понимала, почему так случилось.
«Порок сердца? Бог не должен допустить этого, ведь я так много страдала»…
– Давайте заполним бумаги.
– Не буду я ничего заполнять!
Кира чувствовала себя как во сне. Не попрощавшись с доктором, она выскочила в коридор.
Дождавшись, когда за пациенткой закроется дверь, докторша торопливо достала из сумочки телефон и набрала номер.
– Валентина Сергеевна?
– Да, Галина.
– Я нашла то, что вам нужно: одинокая женщина, вашего возраста, без мужа, красивая, ждет девочку, и по срокам должна родить в сентябре. Я сказала ей, что ребенок имеет порок сердца, не совместимый с жизнью.
– Ты что?! Зачем ты это сделала? Она сейчас дергаться начнет, и ребенок родится нервным!
– Не волнуйтесь, Валентина Сергеевна! Через месяц она повторит УЗИ и успокоится.
– Смотри, Галя, мне нужен хороший товар. Деньги я тебе плачу немалые…
Кира не слышала этот разговор. Она шла по улице к метро, глотая слезы. Некоторые прохожие оборачивались ей вслед, но Кире было все равно.
В поселке, где проживала мама Киры, очень многое изменилось с тех пор, как Кира уехала оттуда. Народу местного поубавилось, зато на лето поселок словно расцветал – приезжали дачники, а также те, кто снимал домик для отдыха на деревенском чистом воздухе, поближе к природе.
Такие, почти удаленные от цивилизации, места славятся тем, что в них частенько обитают самые настоящие ведьмы. Городские в такое не верят, а местные про всю нечисть знают. Они побаиваются колдовской силы и обходят стороной жилища ведьм. Но как припечет, порой обращаются к ним за помощью здоровье поправить или приворожить кого…
На окраине поселка в маленькой хате, двор которой выходил прямо в лес, собрались на совет три ведьмы: Валентина, Дуня и Катя, дочь Валентины. В хате царил полумрак, так как освещалась она одной-единственной керосиновой лампой, скромно горящей посреди стола. Хата была маленькая – всего-то одна комнатка с русской печкой посередине, двумя лавками вдоль стен да металлической кроватью с продавленной сеткой. Возле порога пристроился старый сундучок, покрытый грязным половиком. Кругом царила страшная нищета.
Ведьмы собрались за большим, почерневшим от грязи столом, чтобы решить важную проблему.
Катя в свои четырнадцать лет выглядела как взрослая девушка, худенькая, высокая, вполне симпатичная. Она часто брала в руки старый кусочек зеркала и придирчиво разглядывала свое лицо. В зеркале отражалась юная девушка, с продолговатым смуглым лицом, обрамленным густыми черными волосами. Ровные белые зубы, упрямый, слегка вздернутый подбородок, темные проницательные глаза…
«Я привлекательна», – думала Катя о себе.
Но если ее лицо и не дотягивало до стандарта красоты, то тело восполняло это на все двести процентов. Притягательную женственность фигуры подчеркивали округлости упругой груди, тонкая талия и бедра, которые нагло и зовуще покачивались при ходьбе. Нет, никто на свете не даст ей четырнадцать лет!
Ее мать, Валентина, в молодости была красоткой. Но сейчас от былой красоты не осталось и следа. Зато сходство с настоящей ведьмой усилилось: седые космы, давно не знающие гребня, торчали в разные стороны, бесцветные глаза смотрели на мир взглядом затравленной собаки, а огромный породистый нос украшал лицо, на котором прочитывалась вся тяжесть прожитой жизни. Одета Валентина была в черную, заштопанную в нескольких местах, кофту, в зеленую фланелевую, затертую до дыр, юбку, доходящую почти до пола. На ногах красовались короткие стоптанные серые валенки. Наряд ее вполне соответствовал обстановке в хате – такой же бедной и убогой.
Валентина начала разговор, злобно бросая взгляды на дочку и подругу.
– Вот я и говорю, как нам жить дальше? Манька помирает, ей помощь нужна. В нашей дяревне народу – кот наплакал. На кого силу перетянем? На нас нельзя, мы не подходим… Нам нужна беременная баба!
– Слушай, заткнись, а! Достала совсем! – Катя стукнула кулаком по столу.
Старуха испуганно втянула голову в плечи, и сразу стало понятно, что главная здесь молодая ведьма Катя. Заметив, что немного переборщила, девочка перешла на примирительный тон.
– Ты всегда, мам, недовольна. Народу – полный поселок, сейчас на майские праздники из города понаедут, а тебе все мало.
Ведьма Дуня кивнула.
– Права Катька, надо искать среди своих. Маньку больно жалко, надо помочь ей уйти, мучается третью неделю. Валя, а кто в поселке на эту роль подойдет?
Валентина вытерла слезящиеся глаза платком.
– Нам нужна женщина, обязательно беременная девочкой, чтобы сила сразу к ней перешла. Она не должна быть ведьмой, это главное условие. И если мы, девоньки, прострем эту силу, не сносить нам головы. Хозяин не простит!
– Когда будет большой шабаш? – взволнованно спросила Дуня.
– Как всегда, летом. Дату скоро должны сообщить, – ответила ей Валентина.
– Вот кому-то повезет, – мечтательно вздохнула Катя. – Получить силу от Маньки – большая удача. Она через порталы может ходить и даже в другое время. Представляете? Наберешь где-нибудь в прошлом золота, а здесь продашь.
– Наберешь, – проворчала Валентина. – Не так все просто. Манька не старая исче, а вон, помирает. В прошлое сходила, золота набрала и нарвалась на пулю… Я с ней уже месяц сижу, а про сокровища она ни словка!
Валентина подошла к печке, ловко достала котелок с картошкой, поставила на стол. Затем выудила из-под лавки банку с солеными огурчиками.
– Жрите. Вот сейчас брюхо набьем, и жизнь покажется раем. – Валентина гордо глянула на Катю и Дуню. – Важная у нас с вами миссия: мы должны Хозяину Манькину силу сохранить и вырастить новую, молодую, сильную ведьму. Надо обдумать, как это сделать.
– Мам, только золотишко Манькино разделим поровну. Когда бабу подходящую найдем, все вместе обряд сделаем, и денежки будут наши.
– Заткнись, – шикнула испуганно Валентина на дочку. – Болтай поменьше про золото, сейчас и стены имеют уши!
Валентина боялась не напрасно. У Маньки действительно было чем поживиться: она видела дорогие ожерелья и кольца с бриллиантами. Им троим на всю долгую ведьминскую жизнь хватит. Можно будет хорошую квартиру в Москве купить, заняться прибыльным бизнесом: открыть свой салон магии и людей разводить на деньги.
– Почему я должна заткнуться? – не успокаивалась Катя. – Ты что, не понимаешь? Хозяин все золото отобрать может!
– Слухай, девка, – осадила ее Валентина, – если ты на шабаше не проболтаешься, никто про золото не узнает. И вообще, ранняя ты у меня. Смотри, сама не залети! Подумать только, четырнадцать лет, а уже ноги расставила!
Катя плюнула с досады.
– А ты бы лучше об этом не говорила. Случись что со мной, сдохнешь сразу. Кто тебя, дуру старую, кормить будет? Или, может, на пенсию проживешь?
В разговор вмешалась Дуня. Она постаралась говорить как можно мягче.
– Правда, Валентина, ну чего ты придираешься к девчонке? Что ж она, виновата, если жизнь нынче тяжелая? Работа у нее такая, опять же, тебя кормит. Глядишь, может, замуж выйдет, будет тебе радость на старости лет. Нарожает тебе внучат, которые скрасят твою жизнь.
Катя с благодарностью глянула на гостью.
– Были бы деньги, а счастье уж точно будет!
Но Валентина и не собиралась успокаиваться.
– Вы не понимаете! У нас летом шабаш на Урале в деревне Дальней. Все мы там должны быть и ответ перед Хозяином держать! А если Манька умрет, и сила сгинет вместе с ней?
– Вот потому мы здесь и собрались, – нахмурилась Катя. – Надо помочь Мане умереть, взять ее силу, сокровища и переехать отсюда к чертовой матери. А у тебя, мам, совсем мозгов нет?! Надо привести к Мане беременную бабу и передать ей силу!
– Дура ты, Катька, – обиженно надулась Валентина. – Молодая ишшо, жизни не понимаешь, а вот пожавешь с мое, тогда узнаешь. Короче, если ты можешь привести, приведи! А то все болтаешь много, и толку пшик!
– Да ладно вам, девочки, – встряла в их перебранку приглашенная ведьма Дуня. – Давайте выпьем. Я тут вам водочки принесла. Готовь рюмки, Катюха.
– Ну, Дусечка, ты просто прелесть, – Катя обрадованно засуетилась. – По такому случаю залезу в подвал и вам сальца принесу.
Катя метнулась в угол комнаты, где был устроен лаз в погреб, и через несколько секунд на столе появились три стопки самогонки и большой шмат сала с прожилками.
Валентина опять попыталась все испортить. Грозно сдвинув брови, она напомнила:
– Девочки! Давайте сначала проблему решим!
– Опять ты, зараза, мне жизнь портишь?! – закричала Катя и бросилась на мать с кулаками.
Та проворно вскочила, начала защищаться. Неизвестно, чем бы все закончилось, если бы во входную дверь не постучали. Катя остановилась, тяжело дыша, поправила растрепавшиеся волосы и выбежала в сени.
– Войдите, не заперто, – громко произнесла она.
На пороге возникла встревоженная старуха, которую все в деревне звали Глашей.
– Ой, девоньки, милянькаи, – затараторила она, пройдя в хату. – Помогните мене. Вчерась мой сын встретил Наташку косую, так она на яго порчу навела. Сягодня он слег, жар у яго. Что нам делать-то?
– Наташка? – Катя встала перед ней. – Да ты что, сдурела? Она сроду не знает, как это делать!
– Как энто не знает? Вчерась с сыном моим возля колодца постояла, а вярнулся он ужо совсем больной.
У Кати закончилось терпение.
– Нет порчи у твоего сына! – буркнула она с досадой. Но, заметив в руках у старухи тяжелую сумку, сменила гнев на милость. – А чего ты там принесла?
Глаша торопливо достала из сумки банку с молоком.
– Вот, молочка принясла вам, свежанького, с вячерней дойки, а ишшо маслица и смятанки.
– Ну вот, с этого бы и начинала. На вот тебе, – Катя вытащила из-под лавки пузырек с коричневой жидкостью. – Давай своему сыну по столовой ложке каждый час, к утру все пройдет.
– Ой, спасибо вам, милаи, век вас не забуду, побегла я.
– Глаша, – остановила ее Валентина, – а скажи, пожалуйста, нет ли в нашей деревне беременных баб?
Глаша округлила глаза.
– Ой, девоньки, есть! Галькина дочка залетела! А самой-то сорок восемь годков! Старуха совсем! Галька сама не своя от счастья. Но беременная, дочка ее ничего про своего мужика не говорит. Ясно – нагуляла! Сказала мамке – для себя родит! Галина даже думать не думала такой подарок получить. На всю деревню растрезвонила, что девка ее понесла! Думала, замужем… И на тебе…
– Кира – моя одноклассница, – подала голос Дуня. – Знаю ее, характер стремный, вся в себе. Может, еще кто есть беременные в поселке, кроме нее?
– Есть Светка Петровская и Ирка Томичева, – кивнула Глаша.
– Чем больше кандидатур, тем лучше, – философски заметила Валентина. – Кира явно в городе жить будет. Все мамашу пытается туда заташшить, но та ни в какую. Плохая кандидатура! А остальные?
– А ты случайно не знаешь, кто у этих баб родится? – обратилась к Глаше Дуня.
– Откуда жа мене знать? Бабы об этом с посторонними не судачуть. Сама знаешь, примета такая: до родов никому не говорить, кто родится.
– И я даже знаю, кто эту примету придумал, – Валентина многозначительно посмотрела на Дуню.
Дуня дернула плечом, уставилась в пол, и Валентина перевела взгляд на Катю.
– Дочка, а не знаешь, когда приедет сюда Кира?
– Так на майские и приедет. Каждый год приезжает мамке помогать картошку сажать.
– Ладно, девоньки, я побегла, – вдруг встрепенулась Дуня. – Саночек ждет! – она засеменила к выходу.
Катя торжествующе посмотрела на мать.
– Хрень с ней, с Дуней! Мам, ты только подумай: пришла соседка и жрать нам принесла! Давай, мам, покушаем. Только непонятно, зачем ты к ней привязалась с вопросами про беременных?
– Дура ты тупорылая! – воскликнула Валентина. – Неужели непонятно, что бабы эти – наш лотерейный билет, причем с крупным выигрышем! Срочно надо кому-то из них силу Манькину передать! Кому-то из них она достанется! А нам – ее золотишко.
Дуня резко затормозила возле двери и покачала головой.
– Кто же согласится ведьмой добровольно стать?
– Тот, у кого родится дочка, – ответила Валентина.
– Только не у Киры. Эту мы точно к Маньке не затащим. Я ее знаю – вредная очень, нос задрала, что она в городе живет и начальник в банке. Ярая материалистка, ни во что не верит. Она нам не подходит!
– Не уверена, Дуня, возможно, у нас выбора не будет. Надо узнать, у кого из троих родится дочка.
– Не понимаю, – задумчиво произнесла Катя, – почему обязательно дочка? А если сын? Ведьмаком станет, вот и все.
– Не станет, – дернула плечом Дуня. – А при родах мать умрет. Сила эта только женская, а представляешь, Катя, что с тобой будет, если кто-то из беременных, получив силу, ребенка потеряет? Так она нас всех с лица земли сотрет.
– Мам, а если девка у Киры будет, она же в Москве родится?! – воскликнула Катя.
– Не важно где, – уверенно заявила Валентина. – Главное, чтобы Манька до майских дотянула, всего одна неделька осталась. Дуня, как думаешь, когда Манька умрет?
– Не знаю. Очень слаба, на ладан дышит!
– Мам, – не успокаивалась Катя, – но ведь Кира эта нашими делами заниматься не будет. Зачем ей силу отдавать?
– Ты, Катя, даже представить себе не можешь, что будет с человеком, который эту силу получит! Просто тебе своя сила по рождению досталась. Но только в одном случае она может нам не подойти – если она пацана носит.
– Как же мы узнаем, кто у этих баб родится? – удивилась Катя. – Вдруг они откажутся рассказывать? Хотя Галина, как пол ребенка узнает, сразу всем растрезвонит. Но может, и нет… А вот остальные точно не проболтаются. Хуже, если все пацанов ждут. Тогда нам конец. Но что-то чуйка моя мне говорит, что хоть одна девка, да должна родиться! Впрочем, рисковать нельзя, чуйка и подвести может. Времени у нас мало. Надо на болота сходить к Фаине, она точно скажет.
В хате повисла тяжелая тишина. Фаину все уважали и боялись. Идти к ней никто не хотел.
– Мам, – осторожно произнесла Катя, – может, без нее обойдемся?
– Не обойдемся! На шабаше сам Хозяин будет. Если мы Манькину силу прострем, не сносить нам головы! Вот ты, Катька, к Фаине и пойдешь.
– Я?! Почему я? Пусть Дунька идет!
– Ты знаешь, она Маньку лечит, а мне не дойти.
– Мам, но кто к ней ходит, покой теряет! И не только покой, но и красоту! Она несчастье приносит.
– С чего ты взяла? – удивилась Дуня.
– Это из-за меня, – призналась Валентина. – Как я к Фаине сходила, резко стареть и болеть стала. Посмотри на меня: мне пятьдесят, а выгляжу на все семьдесят. Я к ней пришла про одного человека спросить, она ведь может любого найти. Фаина поставила перед собой зеркало, с него тут же дым пошел. Она в него погрузилась вся.
– Прямо в зеркало!? – испуганно вскрикнула Дуня.
– Да нет же, не в зеркало, а в этот дым. Ой, страх какой был! Я ничего в этом дыму не видала…
– Так что, – опять перебила ее Дуня, – эта ведьма и сейчас там живет? Может, померла уже…
– Живет. Крепкая она, знает, как чужие силы скрасть.
– Валя, ты мне ее на шабаше покажешь, ладно? – спросила Дуня.
– Не бывает она на шабашах никогда. Одиночка. Так вот, дым на зеркале рассеялся, и она мне говорит: «Твой человек не живой. Как бы помер, только не совсем, не в этом мире он. А в этот мир, возможно, вернется, но нескоро».
Дуня перекрестилась.
– Ой, бабы, страшно мне. Вот как придет к тебе, Валя, покойник… Видно, он на том свете живет. А как заявится к тебе мертвяк, жуть какая! И кто этот человек?
– Мой бывший, отец Кати. Когда она родилась, он пошел в лес за дровами и пропал.
– С того света не возвращаются, сказки это, – деловито проговорила Катя.
– Может и так, Катька. Но я его жду, любовь у нас была…
– Не понимаю, чего мы так боимся эту Фаину? – недоуменно глянула Дуня на Валентину. – Ну, спросила ты у нее про мужа, и что? Не умерла же.
Валентина тяжело вздохнула.
– Судьбу она ломает. Это как душу продать. Мы живем, грешим по жизни, но не со зла же! А к ней обратиться – все равно что перечить Создателю.
– Ой-ой-ой, – захохотала Катя. – Душу продать! А разве мы ее уже не продали? Посвященье-то у всех было. И после обращения к нам человек тоже мучиться начинает.
– Это не то, Катька. Опосля нее жизнь будет всегда несчастной. Не было у меня в жизни ни одного счастливого денечка. Это как воду пьешь, а напиться не можешь. Живешь, и все, вроде, у тебя хорошо, а ты все равно несчастна. Я ж из-за этого в психушку попала. Подлечили меня, но это чувство осталось. Другой я была до обращенья к Фаине, совсем другой.
– Так зачем ты к ней Катьку посылаешь? – удивилась Дуня.
– А что нам остается? Выхода-то нет! Катька за себя ничего спрашивать не будет, только про баб беременных. И идти она должна как можно скорей, лучше завтра поутру. Я ей оберег дам, очень сильный. Мне его Манька подарила, из другого мира он, защита от всех чар!
– Навсегда подарила? – заинтересовалась Дуня.
Валентина покачала головой.
– Нет. Я его должна буду отдать той, кому сила перейдет.
Под впечатлением грустного рассказа ведьмы притихли, задумались. Особенно страшно стало Кате. Но она понимала, что не пойти к Фаине не сможет. Поэтому набросилась на еду и стала заедать свой страх. Валентина принесла из сеней соленые огурчики. Новое поступление еды и спиртное подняло ведьмам настроение, и начался настоящий пир.
– Наливай, мамаша, побольше, это пойдет нам на пользу, – радовалась Катя.
Ведьмы дружно захохотали.
– Особенно тебе, Катька, – Дуня ткнула в девочку пальцем. – Как завтра дыхнешь перегаром на Фаину, так она захмелеет, и все тебе про баб расскажет.
Эти слова вызвали новый взрыв хохота. Ведьмы знали, что страх и веселье ходят рядом. И чтобы спастись от страха, надо посмеяться над ним.
Вернувшись из больницы в свою квартиру, Кира почувствовала невыносимую душевную боль. Она повалилась на кровать и разрыдалась. Потом вскочила, отбросила со лба длинные пряди черных, как смоль, волос. Из ее горла вырвался дикий, душераздирающий вопль.
Она металась по комнате, кричала слова проклятия Богу, который допустил такую несправедливость, и всем, кто унижал, обижал ее, издевался над ней. Выкрикивала свои обиды мужчине, который изнасиловал ее на Новый год, обзывая его по-всякому. Вспомнила своего отца, который никогда не любил ее, не думал о ней, лишил детства, когда ушел от мамы. Хватала все, что попадалось под руку, и разбивала о стены. Порой останавливалась, задыхающаяся, растрепанная, ужасная.
– Моя дочь! – кричала она в пространство. – Бог, если ты есть, верни мне ее! Я буду молиться тебе всю жизнь! Ты же можешь, я знаю!
Но Бог отвечал ей молчанием. Кира упала на пол, обхватила голову руками и затихла. Она долго лежала неподвижно, безмолвно, будто мертвая. Вдруг очнулась, вздрогнула всем телом.
– Доченька моя, – простонала Кира, поглаживая себя по животу, – пусть твое сердечко станет здоровым! Я только приняла мысль о тебе, только почувствовала, что могу быть счастливой… Держись, живи, прошу тебя…
Она выбежала из квартиры и помчалась в церковь. Было уже поздно, служба закончилась, но двери церкви были еще открыты. Кира вошла в полумрак и тишину. В глубине церкви мерцал большой крест, покрытый позолотой. Из высоких окон лучи предзакатного солнца бросали причудливые тени на лики святых, изображенных на иконах. Создавалось впечатление, что все они зашевелились и ожили.
Кира прислушалась. К счастью, в церкви, кроме нее, никого не было. Иначе она не смогла бы вынести чье-то присутствие. Ей казалось, она сходит с ума от страха за дочь, и внешний мир превращался в осязаемый ужас. Любой, кто увидел бы сейчас Киру Ивановну, ужаснулся: платье разодрано, глаза безумные, волосы прошиты серебристыми прядями…
Углубившись в боковой предел, она поспешила к иконе Божьей матери. Руки дрожали, когда Кира пыталась зажечь свечку. Она прижалась лицом к священной иконе, стараясь найти утешение и поддержку. Колени у нее подкосились, и она тяжело опустилась на пол.
Ее глаза смотрели на Божью матерь с надеждой, а губы шептали:
– Ты тоже мать, помоги моей девочке, вылечи ее сердце, пожалуйста, сохрани ей жизнь, попроси Бога помочь ей. Я очень тебя прошу. Если надо, чтобы кто-то умер, пусть это буду я! Пусть это случится сразу после того, как моя девочка появится на свет! Моя старенькая мама воспитает ее. Возьми мою жизнь, умоляю! Если Бог сохранит ей жизнь, я никогда больше не согрешу! Буду ходить в церковь, посты соблюдать. Господи, но если это невозможно, пусть будет так, как ты решишь, тебе все отдаю, Господи…
В голове зашумело. Шум стал нестерпимым, и черная пелена накрыла ее… Кира открыла глаза, огляделась. Она лежала на узкой кровати в незнакомой спальне. Над ней склонился батюшка в черной рясе.
«Как я здесь оказалась?»
И тут воспоминания больно резанули сердце. В комнату вошла матушка. Взглянув на Киру, приветливо улыбнулась.
– Пришла в себя! Ну, слава Богу! Как же ты нас напугала!
– Простите меня, – Кира приподнялась на кровати. – Я сейчас встану и…
– Полежи немного, не волнуйся. Что у тебя случилось?
– Господи, – Кира откинулась на подушку, – как я устала! Сегодня врач сказал мне, что моя дочь умрет сразу, как родится!
– Об этом не может знать никто, – строго возразил батюшка.
– Я очень хочу в это верить! Как я здесь очутилась? – Кира оглядела комнату.
– Женщины, которые убирали церковь, тебя нашли возле иконы Божьей матери и принесли сюда.
– Да, мне вдруг стало плохо…
– Ничего, – произнес батюшка, – оставайся сегодня на ночь здесь. Я помолюсь за твоего ребенка. Глядишь, с божьей помощью все образуется.
Кира с благодарностью взглянула на батюшку.
– Спасибо вам! Мне не с кем разделить свое горе! А дома быть одной невыносимо.
– Я знаю. Но нам не дают испытаний больше, чем мы сможем вынести.
Они замолчали. Кира вдруг почувствовала себя очень несчастной: опять невыносимый страх за дочь! Батюшка начал читать молитвы, и она не заметила, как уснула.
Утром, отстояв службу и окончательно успокоившись, Кира вернулась домой. На следующий день она вышла из подъезда своего многоквартирного дома в серый, со снегом, дождь, который беспрестанно лил на скользкие машины, катящиеся вниз по улице. Дождь отмыл асфальт и пропитал влагой грязные мусорные кучи, выросшие перед контейнерами для мусора после выходных.
Кира Ивановна шла своей обычной дорогой, по проспекту Мира, к банку. Ничто не могло уберечь ее от ужасной непогоды: зонт совсем не спасал от дождя, потому что дул сильный ветер, который выворачивал зонт наружу, и его пришлось закрыть. На ней был ярко-синий плащ, сапоги и синяя шляпка, которая с трудом удерживала копну шикарных волос. Кира Ивановна пыталась скрыть свое горе, нарочно улыбалась прохожим, и люди улыбались ей в ответ.
Дойдя до банка, Кира взглянула на часы. Девять часов тридцать минут. Двери банка будут открыты для служащих через пять минут, но охранник уже снял наружную сигнализацию и отворил дверь. Кира Ивановна благодарно улыбнулась ему.
Она зашла в свой кабинет, отделенный от остального помещения стеклянной перегородкой, устроенной на американский манер: Кира могла видеть, чем занимаются подчиненные. До недавнего времени передача денег из одного банка в другой и из одного города в другой была длительной, кропотливой процедурой, требующей заполнения многочисленных форм и зависящей от работы главного сберегательного банка. Компьютеризация банковских операций резко изменила ситуацию, и огромные денежные средства могли перемещаться молниеносно. Все банковские сделки находились в памяти компьютера и регулярно кодировались для предотвращения недозволенного доступа.
Ежедневно миллионы электронных рублей проходили через руки Киры Ивановны. Это было увлекательное занятие – следить, как жизненные силы питают артерии бизнеса по всем городам России. До тех пор, пока Кира Ивановна не забеременела, банковское дело поглощало ее целиком. Теперь же все ее мысли были о больном ребенке. Кира боялась, что за месяц сойдет с ума, ожидая очередное УЗИ.
В одиннадцать утра Кира Ивановна покинула свой кабинет и пошла на совещание, которое проводил президент банка.
– Мы уже закрыли один миллион долларов в виде займа банку «Аванда», – сообщила Дина Васильевна, главный бухгалтер.
– В пятницу, на утреннем заседании правления, – подал голос Николай Евгеньевич, президент банка, – решено привлечь новые денежные средства в Екатеринбург для развития металлургической промышленности. Первый взнос составляет около двух миллионов долларов.
– Интересно, – произнесла задумчиво Кира Ивановна, – каковы гарантии? Насколько я знаю, металлургический комбинат не прислал пока никаких бумаг. И странно, почему они обратились к нам, а не в свое отделение?
Вдруг Кира Ивановна почувствовала себя плохо. К горлу подступила такая сильная тошнота, что она резко вскочила со стула и бросилась из комнаты под удивленными взглядами коллег. В туалете ее вывернуло наизнанку. Она села на пол возле унитаза и разрыдалась.
«Боже, какой позор! Что скажет Николай Евгеньевич?»
Кира с трудом поднялась с пола и медленно, держась за стенку, вернулась в свой кабинет. Она видела, как за спиной шушукаются сотрудники. Но ей было все равно…
Кира долго сидела, глядя перед собой. Ей предстояло принять трудное решение. Ее уход негативно отразится на работе банка. Но остаться здесь она тоже не могла. Надо как можно скорей уехать к маме, найти там поддержку и опору, поделиться своим горем. Наконец, Кира взяла листок бумаги и ручку и принялась писать заявление, пока на отпуск.
На столе зазвонил телефон. Секретарь президента пригласила Киру Ивановну в кабинет шефа. Кира, с трудом взяв себя в руки, захватила заявление и направилась в кабинет начальника.
Шеф сидел за огромным столом, заваленным бумагами, и что-то сосредоточенно читал. Кира Ивановна покашляла. Он оторвался от бумаг и пригласил ее сесть.
– Кира Ивановна, потрудитесь объяснить, что происходит. Сегодня вы сорвали важное совещание.
– Николай Евгеньевич, мне надо срочно уйти в отпуск, я больше не могу работать, – она протянула ему заявление.
– Какой отпуск? Сейчас? Вы что, с ума сошли?!
– Если вы мне не дадите отпуск, я возьму больничный.
– Вид, конечно, у вас неважный… Вы заболели?
– Хуже, – ответила она угрюмо. – Я беременна.
– Что? – очки с носа шефа свалились на стол. – От кого?!
Кира вздернула свой упрямый подбородок.
– От мужчины. Или у меня не должно быть личной жизни?
Николай Евгеньевич смутился.
– Простите, Кира Ивановна, за дурацкий вопрос. Но вы всегда на работе до десяти, часто трудитесь в выходные, вот я и решил, что у вас никого нет.
– Да, у меня никого нет. Но я решила родить ребенка для себя. Мне уже много лет, и это мой последний шанс.
– Но почему вы мне не рассказали? Я хотя бы нашел вам замену. Вы понимаете, что, не передав дела, уйти вы не сможете?
– Я понимаю. Постараюсь быть все время на связи. Мне надо срочно уехать к маме. Возможно, через месяц я уже не буду беременной и выйду на работу.
– Хотите сказать, вам рожать через месяц? – удивился он, глядя на ее маленький живот.
– Николай Евгеньевич, я очень прошу, чтобы этот разговор остался между нами. Никто в банке не знает о моей беременности. Дело в том, что мой ребенок не совсем здоров…
– Даун?
Она покачала головой.
– Порок сердца, не совместимый с жизнью ребенка. Когда моя дочь родится, то сразу умрет. Но возможно, сердце исправится. Нужен свежий воздух. Поэтому я не могу больше здесь оставаться. Умоляю вас, Николай Евгеньевич, дайте мне отпуск, иначе я с ума сойду…
Кира Ивановна тяжело вздохнула. К глазам подступили слезы.
«Нет, плакать я не стану. Во всяком случае, не сейчас. И так уже слишком много плакала».
И тут взгляд Киры упал на свою ногу: она увидела огромную стрелку, особенно сильно выделяющуюся на черном. Попыталась закрыть ее рукой, и получилось так, будто у нее заболел живот.
– Вам плохо? – тревожно воскликнул Николай Евгеньевич.
Кира беспомощно взглянула на него и разрыдалась.
– Чулок порвался!
– Чулок?! Какой чулок?!
– Мой, – сказала Кира и вдруг расхохоталась.
Это было похоже на истерику, но владеть собой она не могла. Хотя в эту минуту готова была убить себя.
– Кира Ивановна, соберитесь. Понимаю ваше положение, у меня двое детей, но все же сейчас не так просто найти работу, особенно такую денежную, как у вас. Если родите вашего ребенка и уйдете в декрет, я вынужден буду найти на ваше место другого специалиста.
– Знаю, Николай Евгеньевич. Но год я в любом случае проведу с ребенком, если, конечно, мне выпадет такое счастье – стать матерью. А потом собираюсь отправить дочку в деревню к маме. Вот такие у меня планы.
– Ну, что же, – шеф подписал заявление и протянул его Кире. – Введите в курс дела вашего заместителя, и можете ехать к маме.
Кира Ивановна с благодарностью взглянула на шефа и пошла собирать вещи.
Пока Кира решала свои проблемы на работе, ведьмы заплетали свой узел в ее судьбе.
Катя, встав как можно раньше, еще до рассвета вышла из хаты и потащилась в лес, в сторону болот, где проживала Фаина. Ее ноги, обутые в резиновые сапоги, то и дело застревали в грязи. Она балансировала то на одной ноге, то на другой, вытаскивая сапоги из грязи. Катя поежилась. Холод заползал ей за шиворот. Она смачно плюнула на землю, остановилась и достала варежки из кармана. Надела их, ворча: «Скоро май, а холодина стоит, как зимой».
Катя окинула тоскливым взглядом свою одежду, кое-где залатанное пальтецо, из которого давно выросла, и тяжело вздохнула.
«Да, пора справлять новую одежу, в такой ходить нельзя. Скорей бы уже получить Манькины сокровища. Вот тогда заживу, приоденусь, на человека стану похожа, не то что сейчас на чучело».
Варежки не спасали, руки совсем закоченели. Она сунула их под мышки, пытаясь согреть. Катя взглянула на небо. Низкие тучи быстро бежали в сторону леса. Она давно заприметила, что при таком ветре погода обещала быть хорошей. Скоро совсем рассветет, и тогда идти будет легче.
Катя мечтала о богатом мужчине, который расщедрится и возьмет ее на содержание. Пусть в качестве любовницы, ей все равно, лишь бы денежки были. Она иногда ездила в город на заработки, занималась проституцией. Для таких дел у нее хранилась другая одежда – выходное приличное пальто. Но не надевать же его в лес.
Школу Катя бросила, едва доучившись до пятого класса, и нисколько об этом не жалела. Молодость приносила ей кое-какой доход, но найти для нее клиента было трудно. Мужчины боялись малолеток. Она всем говорила, что ей восемнадцать, но внешность никак не тянула на такой возраст. Ей давали максимум шестнадцать.
В городе у нее жила подруга, которая занималась тем же. По большому счету права мать, надо переезжать в Москву. Там куча мужиков, да и практику открыть можно: приворот, отворот, порча… Говорят, теперь это модно. Но для бизнеса нужны огромные деньги.
«Интересно, а правда, что у Маньки есть сокровища? Дуня вроде их видела…»
За всеми этими мыслями Катя не заметила, как прошла большую часть пути. От тяжелой ходьбы согрелась, даже жарко стало. Вышло солнышко, и сразу резко потеплело, да так, что пришлось скинуть пальто.
Катя решила отдохнуть. Села на поваленное дерево и закурила. Она увидела еле заметную тропинку, ведущую к болотам, протоптанную еще прошлым летом людьми, которые собирали на болотах ягоду. Внезапно ее сковал жуткий страх. Катя затушила сигарету и скомандовала себе: «Иди же, иди!» Она разозлилась, что теряет власть над собой. Страх заполнил каждую клеточку тела и обездвижил ноги.
Девочка взглянула поверх деревьев и увидела тонкую струйку дыма, поднимающуюся от земли. Похоже, землянка Фаины. Неумело перекрестившись, не понимая, зачем это делает, она поспешила на дым. Без труда нашла заваленный лапником лаз, отодвинула ветки и залезла внутрь. Там увидела небольшое помещение с единственным маленьким окошком, затянутым прозрачным целлофаном, земляной пол, стены, поросшие мхом. Посреди землянки был устроен очаг, горел небольшой костер, дым уходил вверх в небольшую дырку в потолке.
Фаина была одета в серые лохмотья, волосы клоками выбивались из-под платка, изрезанные морщинами худые, втянутые щеки переходили в узкий острый подбородок, почти соприкасающийся со свисающим вниз носом. Выцветшие, когда-то карие глаза, блеклые, выпуклые, с очень короткими красными веками без ресниц, злобно сверкали из-под кустистых седых бровей. Приоткрытый рот зиял чернотой, виднелся один-единственный желтый зуб, напоминающий бивень моржа. Ведьма сидела на старом потертом матрасе, набитом сухой травою, и подбрасывала в костер сухие веточки.
«Господи, – подумала Катя, – страшней никого в жизни не видела!»
Ведьма медленно оторвала взгляд от костра и посмотрела на Катю.
– Ну, здравствуй, Екатерина! Рассказывай, зачем пришла?
– Ты разве знаешь меня? – Катя удивленно вскинула брови.
– Конечно, – ведьма хитро прищурилась. – Твоя мать, Валентина, была у меня четырнадцать лет назад.
Катя была поражена.
«Это невозможно! Какими способностями должна обладать старуха, чтобы помнить это? Я порой забываю, что случилось неделю назад, а ведьма помнит события четырнадцатилетней давности».
– Да, я помню всех, кто меня кормил… – ведьма словно прочла ее мысли.
От страха у Кати душа в пятки ушла. «Правильно мамка говорила: эта ведьма может украсть здоровье и молодость».
– Изголодалась я за зиму, – спокойно продолжала старуха. – Видишь, во что превратилась! Но ничего, скоро лето, пойдут грибники и ягодники, вот тогда я свое здоровье и подправлю.
Катя осмелела и подалась вперед.
– Научи меня так делать! Я тоже хочу.
Ведьма засмеялась, вытерла рукой заслезившиеся от смеха глаза, откашлялась.
– Хочешь на это посмотреть?
Катя кивнула. В одну секунду перед ней уже стояла не бабка, а девушка. Глазищи огромные карие, волосы черными змейками по плечам разбросаны, губы алые. Девушка весело смотрела на Катю, в глазах прыгали веселые чертики.
Катя стала глаза протирать, потом поняла, что не чудится ей это, а все взаправду происходит. Бросив взгляд на свои руки, ужаснулась: у нее руки старухи – вздутые вены, скрюченные пальцы. Катя в ужасе отшатнулась от ведьмы. И ничего не придумав лучшего, стала шептать молитву «Отче наш», чем привела ведьму в неописуемый восторг. Фаина пододвинулась к Кате совсем близко.
– От меня нет защиты, – зловеще зашептала ведьма. – Даже твой поганый оберег не спасет тебя!
Катя поняла, что ей не уйти от ведьмы живой. Здоровье и молодость Фаина у нее забрала, скорей всего, заберет и жизнь. Она похолодела от ужаса, слезы полились из глаз. Видя реакцию девушки, ведьма весело сверкнула белыми зубами.
– Впрочем, я могу отпустить тебя и даже вернуть тебе красоту и молодость. Но ты должна привести сюда молодую девушку, желательно девственницу.
– Лучше сразу убей меня, – пробормотала Катя, глотая слезы. – Разве кто согласится пойти со мной в лес? О нас с мамкой и так по поселку дурная слава идет. Нет у меня ни одной подружки!
– Из города привезешь, если жить захочешь. Так зачем ты сунулась ко мне?
– Я не для себя, для Хозяина старалась. Манька умирает. Дорога каждая минута. Мы должны к ней беременную женщину привести и передать ей силу.
– Знаю, – махнула рукой ведьма, – эта беременная должна будет обязательно девку родить. Так?
Катя кивнула.
– У нас сейчас в поселке трое беременных. Надо узнать, кто из них носит девочку.
– Кира, – уверенно отозвалась ведьма, – остальные пацанов родят.
– Ты точно знаешь?
– Ты все еще сомневаешься в моей силе?
– Нет, конечно, нет. Просто Кира – худшая кандидатура из всех троих.
– Кто знает…
– Хорошо, я верю тебе. Но у Маньки есть сокровища, и я очень хочу, чтобы они мне достались.
– Это легко, – произнесла Фаина.
Катя глубоко вздохнула, точно гора свалилась с плеч. Ее глаза просияли, на губах заиграла улыбка.
«Обманом приведу к ведьме какую-нибудь девку и получу сокровища. Даже знаю, кого приведу: у подруги есть сестра, ей двенадцать, в самый раз будет!»
В Катиных глазах, точно молния, сверкнула радость, и она не скрывала ее.
Фаина читала ее мысли.
– Но никаких сокровищ ты у Маньки в хате не найдешь. Нету их там. – Ведьма добавила несколько сухих веточек в почти погасший костер, и огонь тут же заплясал перед ними, ярко осветив темную землянку. – Жрать хочешь?
Расстроенной Кате было не до еды.
– Нет, спасибо. Я, пожалуй, пойду. Надо вернуться, пока светло. В темноте в лесу дорогу до поселка не найду.
– И ты не хочешь узнать, где сокровища? – ведьма лукаво покосилась на Катю.
– Так они есть или их нет?!
– А тебе зачем они? – Фаина весело рассмеялась.
– Хочу из поселка нашего в Москву уехать, квартиру купить, свое дело открыть.
– Прекрасные желания. Они здесь, недалеко отсюда, в пещере спрятаны.
Катя недоверчиво посмотрела на ведьму.
– Так почему ты их сама не возьмешь?
– А зачем они мне? – Ведьма пожала плечами. – Я их что, есть буду?
– Но ты бы могла уехать отсюда, стать богатой, выйти замуж. С твоей-то способностью быть молодой это нетрудно…
– Я не могу покинуть это место. Иногда наказание, которое мы получаем за наши поступки, бывает очень серьезным.
– Хочешь сказать, ты кем-то наказана?! – удивилась Катя.
– Вселенский закон работает для всех. Даже для ведьм. Поэтому все свои последние воплощения я провела здесь…
– Ты что, помнишь твои прошлые жизни?
– Конечно. И это наказание. Поверь мне, Хозяину нет до нас дела, поэтому я – одиночка. Да, я делаю подлости, но не подчиняюсь ему!
– Ты говоришь страшные вещи! – Катя в ужасе уставилась на Фаину. – Сейчас даже стены имеют уши. Не боишься?
– Карму, которую мы заработали, приходится изживать страданиями. И даже если Хозяин услышит мои слова и накажет меня, это ничего не изменит. Худшего наказания, чем сейчас прохожу я, никто придумать не может.
– После твоей смерти ты снова сюда вернешься?
– Не думаю. Всю нечистую силу и души, которые погрязли в грехах, переселят на другую планету, более суровую, чем Земля. И мы начнем новую борьбу за выживание.
– Всю нечистую силу?!
– Да. И кстати, ты к ней тоже относишься.
– Но я не хочу! Что же делать?! – возмутилась Катя.
– Шанс есть только у того, кто наполнит свою душу любовью. Как ты понимаешь, нам это не грозит. Ты когда-нибудь любила?
Катя покачала головой.
– Но… Думаю, это оттого, что я молода. Мне только четырнадцать.
– Не важно, сколько тебе лет, – усмехнулась ведьма. – Важно, какая у тебя душа. А она черная! Ты никогда не сможешь любить. Ты просто не способна на это. А значит, недолго тебе осталось. Началась великая жатва.
Катя поежилась. Ей хотелось побыстрее покинуть ведьму и забыть все ее разговоры. Она знала, что страх – это всегда иллюзия, причем любой. Но он опасен, потому что преследует человека всю жизнь. Страх проявляется в самые неподходящие моменты и убивает счастье.
Катя отвернулась от Фаины. Она старалась казаться спокойной, но ее брови сдвинулись и задрожали. Девочка прикусила нижнюю губу.
Фаина заглянула ей в глаза и прочитала там смятение и горе.
– Боишься, что страх навсегда поселится в твоей душе?
– Я очень боюсь тебя, – глаза Кати наполнились слезами. – Потому что ты уничтожила мою мать. Ей всего сорок пять лет, а она уже старуха.
– Это не я уничтожила, а ее сожаление о прошлом. Именно сожаление заставляет человека стареть очень быстро.
Катя понимала, что ведьма лукавит. Но сказать об этом не решалась. Одна-единственная мысль пульсировала у нее в мозгу: «Надо побыстрее убираться отсюда».
– Я тебя не держу. Иди, – ведьма усмехнулась.
Катя видела свои постаревшие руки и понимала, что Фаина сотворила с ней то же, что и с ее матерью. И никакой оберег не помог. Она стояла на месте, не решаясь покинуть землянку.
– Что, страшно?! – захохотала Фаина. – Правильно делаешь, что боишься. Да не дрожи ты так. Твои молодость и красота вернутся к тебе, когда дойдешь до своего дома. Но помни, ты должна привести сюда девственницу, иначе превратишься в развалину, я заберу твои силы и молодость навсегда. И для этого у тебя есть три месяца, всего три.
Катя покинула землянку и решила, так, на всякий случай, захватить с собой сокровища. Тем более, что она прекрасно знала, о каких пещерах говорила ведьма. Она без труда нашла эти пещеры, сунулась туда и поняла, что без фонарика ни за что в жизни не найти сокровищ. В пещере царила непроглядная тьма, а фонарика у нее не было. Постояв минут пять возле входа, Катя поплелась назад в поселок.
Пока добиралась до поселка, Кира постоянно думала о ребенке. Добравшись до дома, накрученная своими мыслями, и увидев мать, она бросилась ей на шею и разрыдалась.
– Мама, мамочка! За что мне это? Разве я согрешила? Жила себе, никого не трогала, а тут такое горе!
– Доченька, что произошло? – старушка всплеснула руками. – Ты ребеночка скинула?!
– Нет, мама, не скинула! Но она все равно умрет!
– Как умрет?! Я уж всем растрепала, что ты беременна!
– Видно, сглазили меня, мама, позавидовали, раз такое случилось…
– Подожди, расскажи толком, что произошло?
– Мамочка, я рожу девочку, а она умрет сразу, как только родится. Я в церковь ходила, за меня батюшка молился, но… я в это не верю, мама…
– А зря, – назидательно произнесла мать. – Тут только Бог и поможет и… – старуха замерла. – Дуня! Несомненно! Дуня тебе поможет. Вчерась она ко мне приходила, говорили о тебе.
– Мамочка, это мракобесие! Если врачи бессильны, что может сделать твоя Дуня? Тем более, я ее знаю. Абсолютно тупая дура. Ты же помнишь, мы с ней в одном классе учились…
– Да, – кивнула старушка, – учились. Но она всех в поселке лечит, лучше врачей. Пойдем к ней, не упрямься!
– Ладно, мам, схожу, чтобы ты не волновалась. Но не сегодня, а завтра. Все равно это бесполезно. Налей мне лучше своего борща, я так соскучилась по твоей еде!
Старушка засуетилась, и через пять минут стол ломился от вкуснятины: ароматный борщ, горячая картошечка с солеными огурчиками, сало, тонко нарезанное, черный горячий хлеб, который старушка сама испекла в русской печи, любимое Кирой топленое молоко и домашняя сметана.
Кира восхищенно посмотрела на стол.
– Я бы всю жизнь так питалась! Эх, мамочка, если бы у меня родился ребенок, он бы здесь рос, на природе. Ни за что бы я дочку свою не стала в городе держать. Если бы ты знала, какой здесь свежий воздух, не то что в Москве!
Наевшись до отвала, Кира уснула. А старушка-мать еще долго стояла на коленях перед иконами, шепча свои нехитрые молитвы. Ей так хотелось вымолить здоровое сердце для своей внучки, и она это делала как никогда усердно. И только под самое утро, когда прокричали первые петухи, повалилась на лавку да и забылась тяжелым сном.
Утром мать напекла горячих блинчиков, налила молока и поставила на стол свежую сметану. Но сегодня Киру не радовала еда. Она чувствовала, что проваливается в тяжелую депрессию. И вдруг ощутила, как ребенок начал совершать свои движения в животе. Она замерла от восторга, обхватила живот руками.
– Мамочка, дочка зашевелилась! Я слышу ее.
– Доченька, не горюй, отмолю я твою дочку, – старушка заулыбалась. – Вот увидишь, все хорошо будет.
Настроение у Киры поменялось. Она плотно поела, и они с матерью отправились к Дуне. Но дома ее не оказалось. Дочка Дуни сказала, что та пошла навестить Валентину, которая жила на другом конце поселка. Там их тоже ждала неудача: дома никого не было. Соседка, выглянув из окна своего дома, прокричала:
– К Марье идите, умирает она. Все там.
Когда подошли к дому Марьи, они уже порядком устали от бестолковых хождений. Долго стучали в дверь, но никто не открывал. Кира не выдержала и решила зайти без приглашения. Толкнула дверь, та оказалась не заперта. В сенях было темно. На ощупь они нашли дверь в комнату. Там царил беспорядок.
Марья лежала на широкой кровати, в несвежей сорочке с короткими рукавами, укрытая одеялом по пояс. Вид у нее был ужасный: лицо и руки опухли и покрылись язвами, глаза воспалены… А рядом, прямо на полу, сидели Дуня, Валентина и Катя. При виде Киры с матерью все они вскочили на ноги.
– На ловца и зверь бежит, – воскликнула Дуня. Вот так сюрприз! Не думала, не гадала, что ты, Кира, соизволишь сама сюда прийти!
Валентина одернула Дуню.
– Прекрати сейчас же! Что ты несешь? К нам люди за помощью пришли, не так ли? – она многозначительно глянула на мать Киры.
Кира сразу догадалась, что мама вступила с ними в сговор. Но когда успела? Видно, сбегала к ним, пока она спала.
– Да знаем, знаем твою беду, Кира! – причитала Валентина. – Врачи тебе не помогут. А вот Маня может, – она указала рукой на умирающую.
– Мам, ты что, все им рассказала? – возмутилась Кира.
Старушка виновато потупилась.
– Дочка, а что же делать, раз такая ситуация? Это чтобы тебе понапрасну не тащиться. Я договорилась с Дуней, она обещала помочь.
В это время умирающая застонала. Киру охватило острое чувство жалости к больной.
– Отчего же вы не вызовете «скорую»? Вдруг женщине можно помочь?
Больная приподнялась и хрипло воскликнула:
– Можно, конечно можно! Ты пришла! Я тебя так ждала… Облегчи мои страдания, ты ведь можешь!
– Но я же не врач! Как я вам помогу? – Кира инстинктивно отпрянула назад.
– Я расскажу, как. Сначала все, кроме тебя, Кира, пусть покинут хату, – распорядилась умирающая.
– Ты точно этого хочешь? – строго спросила Валентина. – Мы же тебе подруги, Маня!
– Я сказала, все должны покинуть хату! Все, кроме нее, – она указала грязным пальцем на Киру.
Кира прониклась жалостью к Мане. И была согласна выполнить любую ее просьбу, лишь бы облегчить ей страдания. Она смотрела на умирающую и не знала, как помочь. Села на стул рядом с кроватью.
– Что я могу для вас сделать?
Вместо ответа Марья спросила:
– Ты хочешь, чтобы твоя дочка осталась жива после родов?
– Конечно, Марья, только об этом и мечтаю.
– Тогда ты должна помочь мне умереть!
– Что?! Я должна убить вас?
– Нет, моя дорогая. Но я могу сделать так, чтобы дочка твоя стала здоровой. Но для этого ты должна забрать мою силу.
– Не понимаю, о чем вы. Какую силу? Вы такая слабая, больная. Что я у вас заберу?
– Мне так много надо тебе сказать! Но я могу это сделать только после того, как ты дашь согласие взять мою силу.
– Конечно, я согласна, – воскликнула Кира, – если это сделает моего ребенка здоровым.
– Моя сила даст тебе не только здорового ребенка, но и сделает твою жизнь совершенно другой. Ты будешь путешествовать во времени в другие эпохи, можешь побывать в других странах. Тебе интересно?
– Вы хотите сказать, у вас есть машина времени? – Кира рассмеялась. – И я должна в это поверить?
Старуха устало прикрыла глаза. У нее совсем не осталось сил доказывать Кире, что она говорит правду.
«Мое время на исходе, остались считанные минуты. И если не передам силу, тяжелая карма затащит меня в самый ад. Я должна избавиться от этого», – бились мысли в голове Марьи.
– Согласие ты дала. Встань, возьми в комоде, в верхнем ящике, карту. Там схема калиток. Она твоя. Я не успею все тебе объяснить, но, думаю, ты баба неглупая, сама освоишь. Только никому ее не показывай и не давай в чужие руки. Эта карта только твоя. В пещере я храню сокровища. Достань из-под подушки свиток. В нем написано, как получить к ним доступ. Они спрятаны, и без этой схемы их никто не найдет. А тебе они пригодятся, я их всю жизнь собирала. А теперь возьми-ка топор, во-он там лежит, возле печки. Нашла?
– Да, – произнесла Кира. – Вот он, ржавый какой!
– Это ничего. Видишь лестницу на чердак? Полезай туда быстрей. Там под опилками найди половицу, вторую справа.
Кира быстро взобралась по лестнице на чердак. Там было полутемно, но через минуту-другую глаза привыкли к темноте, и она руками и топором очистила половицы от опилок.
– Нашла, есть такая! – крикнула она сверху.
– Теперь, девочка ты моя дорогая, соберись с силами и эту доску оторви!
Долго возилась Кира. Много опилок с чердака просыпалось прямо в комнату. Марья не могла видеть, что делается на чердаке, но как только половица, наконец, поддалась, сразу закричала:
– Ах, Кира! Быстрее спускайся ко мне!
Кире надо было радоваться, что исполнила приказание умирающей, но ей отчего-то стало страшно. Она намного дольше спускалась по корявой лестнице в комнату, чем поднималась. Марья, и впрямь куда более здоровая, чем десять минут назад – даже язвы поблекли, и глаза приобрели яркий блеск – сидела теперь на краю постели, спустив босые ноги на пол, и протягивала к ней руки. Преодолевая страх, Кира подошла к ведьме вплотную.
– Ну, красавица моя, бери все, чем владею!
Она вцепилась в руку Киры, и могучая, неведомая сила горячим потоком хлынула через руку Марьи прямо к сердцу Киры.
То, что произошло с Кирой в следующее мгновение, трудно описать словами. Ей казалось, что ее захлестнул колдовской ураган. Она то взлетала вверх, то падала вниз. Это чувство нельзя было сравнить ни с чем. Кира испытывала острое наслаждение и боль, из горла вырвался глухой стон. Марья, похоже, ощущала то же самое. Все тело Киры горело огнем. Но огонь этот не обжигал, наоборот, был приятен. Невидимые волны возбуждали ее снова и снова, пока, наконец, руки Марьи не стали холодными как лед, а глаза помутнели. Кира медленно сползла на пол, не в силах пошевелиться.
– Теперь я ухожу, – услышала она шепот умирающей. – Ты помогла мне. Я тебе всю свою силу отдала. Ты стала ведьмой. Такова традиция. Поздравляю! Твоя сила в два раза больше моей. Используй ее во славу Хозяина. Теперь твой ребенок здоров. Любой анализ может это подтвердить. У твоей дочери сила будет в два раза больше, чем у тебя. Родится новая ведьма. И мы еще поборемся за нашу Землю. Она может вернуться в свое третье измерение. Я в это верю…
Киру охватил ужас. Она не осознавала, что с ней происходит, но чувствовала, как внутри нее растет сила, заполняя каждый ее орган, каждую клеточку. Кира лежала на полу, рядом с кроватью, и тело ее продолжало дергаться в конвульсиях, но Марья не отпускала ее. Все крепче и крепче сжимала она ее руку, пока Кира не потеряла сознание. Вскоре очнулась, взглянула на Марью и поняла, что та мертва. С трудом поднялась на ноги и, пошатываясь, вышла на крылечко, где ее поджидали мама и три ведьмы. Они с изумлением разглядывали Киру, будто перед ними была не она, а привидение.
– Боже мой, доченька! – Мать Киры всплеснула руками. – Что с тобой сделали эти проклятые ведьмы?
– Ну, Галина, – проговорила Дуня, – ты поосторожней со словами. Лучше посмотри на дочку. Волосы седые исчезли, а выглядит она лет на пятнадцать моложе. Ей теперь никто и тридцати не даст!
– Вам-то что?! – продолжала старуха, обнимая дочь. – От нас теперь все шарахаться будут. Это же ненормально, что за тридцать минут человек так изменился. Не обошлось без нечистой силы! Господи святы! – Галина быстро несколько раз перекрестилась.
Кира ощущала себя как в тумане и не могла вспомнить, что должна сказать ведьмам. Наконец вспомнила и выпалила:
– Марья умерла. Ей надо глаза закрыть, а я покойников боюсь.
Ведьмы мгновенно бросились в хату. А старушка, взяв Киру за руку, как маленькую, повела домой.
Кира не могла насмотреться на свое отражение в зеркале. Никогда еще она не выглядела так хорошо. Галина в волнении ходила по хате.
– Доченька, посмотри, на кого ты стала похожа! Похудела, совсем ничего не ешь. Мало того, что изменилась, люди только про нас и говорят! Позор-то какой!
– Какой позор, мама! Посмотри на меня, я такая красавица. И чувствую себя замечательно.
– Мне стыдно людям в глаза смотреть.
– Мама, я хочу думать только о себе, а не о людях. Я другая! Я гораздо лучше, чем была! Мамочка, я себя узнала.
Старушка сокрушенно покачала головой и оставила дочь в покое. Кира не задумалась о том, как огорчила свою набожную маму. Она соприкоснулась с чем-то необычным, запретным. Ее жизнь изменилась коренным образом, и это наполняло ее гордостью и счастьем. Хотелось похвастаться, рассказать кому-нибудь о своей значимости!
А мама, стоя на коленях перед иконами, шептала:
– Вот, Матерь Божья, не уберегла я дочку, к ведьмам ее отвела! Ведь могло быть по-другому. Надо было мне на тебя и на Бога уповать! А я испугалась, дура старая, что она дите потеряет! Что же теперь будет? – старушка неистово крестилась, роняя слезы.
– Мам, бога ради, хватит! – раздраженно произнесла Кира. – Все, что ни делается, к лучшему! Я не собираюсь ведьмой быть! Вот отгуляю отпуск, вернусь в банк, и все будет по-прежнему. Зато ребенок здоров! Я это чувствую.
Но материнское сердце не обманешь. Галина не могла быть спокойной, глядя, как дочь день ото дня меняется все больше и больше. Словно это вовсе не ее ребенок. Все старые вкусы и привычки ушли. С утра Кира, наскоро позавтракав, убегала в лес и бродила там весь день. Возвращалась усталая, но счастливая, с охапкой весенних первоцветов и какой-то травой, которую тут же развешивала в сенях для просушки.
Еще Кира тщательно изучала карту, которую дала ей Марья. Ближайшая калитка находилась далеко в лесу. Но идти туда Кира не решалась: во-первых, лесные тропинки еще не просохли, а во-вторых, не верила она ни одному слову Марьи. Там якобы лежали сокровища, припрятанные ведьмой, но Кира точно знала, что все это выдумки, бред умирающего. Откуда у старухи сокровища? Все в деревне жили бедно, если не считать жителей коттеджного городка, который вырос за последние два года возле их деревни.
И все-таки Марьины карта и схема не давали ей покоя. Хотелось проверить, что представляют собой эти калитки, для чего они нужны. Ну, а сокровища – наверняка какая-нибудь рухлядь. Кира ждала, когда земля окончательно просохнет, и можно будет легко добраться до места.
В дверь хаты тихонько постучали. Мать ушла в магазин, а Кира уже собралась идти в лес. Она открыла дверь и увидела Катю. Одета девочка была очень бедно: рваная кофточка, явно не ее размера, из-под платочка выбивались темные волосы. Катя была чем-то взволнована.
– Проходи, – пригласила Кира. – Есть будешь?
– А мамка твоя когда вернется? – осторожно спросила девочка.
– Нескоро, – махнула рукой Кира. – Сначала в райцентр поедет, что-то там с пенсией выяснить. Думаю, к вечеру вернется.
– Ну, слава Богу! – выдохнула Катя. – Она мне пригрозила, что башку оторвет, если я буду с тобой общаться. Поэтому я дождалась, когда она уйдет, и вот пришла.
– Ты что, за домом следила? – Кира засмеялась.
– Да, целый час тут хожу.
– Садись за стол, покормлю. Мамка блинов напекла.
Кира накрыла стол и метнулась к огромному сундуку, достала оттуда несколько вещей и передала девочке.
– На, вот, примерь!
Катя испугалась.
– А что тетя Галя скажет, если я в этом на улице появлюсь? Сразу поймет, что я сюда заходила.
– Да ничего не скажет. Я же могла эти вещи просто для бедных за забор выставить. Правда?
Катя благодарно кивнула. Вещи ей очень понравились – два платья, несколько кофточек и коротенькая юбка. Все оказалось впору.
– Мама всегда одевала меня хорошо, – похвасталась Кира. – Вот только она все собирает и ничего не выкидывает. Говорит, приданое для внучки. Но пока ребенок вырастет, мода изменится. Так что носи.
– Спасибо, Кира! Я так тебе благодарна! Денег у нас совсем нет, даже жратву купить не за что!
– Давай к столу!
Долго Катю уговаривать не пришлось, она уселась за стол. Кира присела рядом, с удовольствием поглядывая на гостью. Ей нравилось смотреть, как та кушает.
– И когда только тетя Галя успела все это наготовить? – причмокивала от удовольствия Катя.
Аппетит у Кати был отменный, и Кира радовалась, что мать хоть сегодня ворчать на нее не будет за то, что опять ничего не съела.
Кира подождала, пока Катя утолит первый голод, и начала свои расспросы.
– Ты ко мне зачем пришла?
Катя потупилась, помолчала, но все-таки сказала честно:
– Я хотела узнать насчет сокровищ Марьи. Скажи, что она тебе перед смертью говорила?
– Да, так, – махнула рукой Кира, – несла бред про какие-то калитки. И кстати, про сокровища тоже упоминала. Но ничего конкретного не сказала.
– Говорила про сокровища?! – глаза у Кати алчно блеснули, но она быстро пришла в себя, напустила безразличный вид и перевела беседу на другую тему. – Марьину силу я должна была получить. Но никто не думал, что она так рано умрет. Обычно ведьма умирает за год и успевает подготовить того, кому силу передаст.
– А почему ты ее силу не взяла?
– Понимаешь, силу передать нужно было беременной женщине. И обязательно у женщины должна родиться дочка, тогда сила удваивается.
– Но откуда вы узнали, что у меня дочь? Я вроде никому не рассказывала.
– У нас тут ведьма на болотах живет, она на тебя показала.
– Катя, ты пойми, я ни в Бога, ни в черта не верю. А тут с таким столкнулась!
– Я знаю. Мне Дуня рассказывала, что ты в классе особенной была. Ни с кем не дружила, сама в себе. Потому и многого не знаешь, что здесь, в деревне, происходило.
– Отчего же не знаю? Мне про твою маму моя рассказывала, предупреждала, чтобы я ваш дом обходила стороной и с твоей матерью не общалась.
– Да, нас в деревне не любят. У кого что ни случится: корова молоко перестанет давать, умрет какая-то животина, заболеет кто, – все мы виноваты. Дуня такая же, как и мы, но она на хорошем счету, потому что травницей считается, а на самом деле ведьма и есть ведьма.
– Ну, вот, в вашем полку прибыло! Теперь я тоже ведьма. И что я должна буду делать, имея эту силу?
– Можно свой салон магии открыть в Москве.
– Как вы, голову людям дурить? Нет уж, увольте! Но то, что я помолодела, мне нравится, и беременной нравится быть. Только некоторые изменения во мне пугают: непонятное томление внутри, все время куда-то тянет, а куда, не пойму. Я испытываю бесконечный восторг от леса, знаю, о чем шепчут деревья, травы. Оказывается, они общаются. Ты чувствуешь то же самое?
Катя покачала головой.
– Нет. У меня душа уже запачкана, а у тебя чистая, пока ты на шабаше не получила посвящение.
– На шабаше?! В наше время такое бывает?
– Бывает. Тебе летом приглашение придет с адресом, куда ехать.
– А если не поеду?
– Не сможешь не поехать, сила сама потащит.
– Знаешь что, Катя, ты меня извини, а я ведь этому всему не верю. Ну, будь со мною откровенна, я тебя никому не выдам: ведь все это – одно притворство, чтобы людей морочить?
– Думай, как хочешь, – Катя равнодушно пожала плечами. – Но скоро сама убедишься, что все правда.
– Значит, ты твердо веришь, что существует колдовство?
– Да как же мне не верить? Ведь это у нас по роду передается. Я сама много чего умею.
– А кто руководит шабашом?
– Сам Хозяин, – сказала гордо девочка.
Глаза у Киры округлились.
– Хочешь сказать, сам Люц.…
– Стой! – закричала Катя. – Не называй его имя! – В ее неподвижно остановившихся глазах с расширившимися зрачками отразились темный ужас, невольная покорность таинственным силам и сверхъестественным знаниям, осеняющим ее душу. – Нельзя. Сейчас полнолуние, а у тебя сила. Назовешь – он ночью к тебе явится, умрешь со страху!
– Он страшный?! Как он выглядит?
– Он очень красивый. Кудри такие длинные, волнистые, аж до плеч, цвета… Ну, не знаю, как сказать. Навроде коры сосновой, только потемнее. А глаза-то дивные: один черный, другой голубой. И оттого он еще краше кажется. Только смотреть в них нельзя, ух, страшно – насквозь прожигают!
– Катя, прямо не знаю, почему я тебя слушаю? Я же уверена, этого нет!
– Вот сама все увидишь! Я не вру, – сказала обиженно Катя.
– Ладно, Катя, не обижайся. Просто для меня это все звучит странно.
– А как ты девочку назовешь?
– Полиной. Это имя носила моя бабушка. Мама очень хотела, чтобы я на нее была похожа. Она была красавицей и умницей, я помню ее хорошо. Но я пошла в другую породу.
– Но ты тоже красавица и умница.
– Спасибо, Катя, но это не сделало меня счастливой. Мужа себе я так и не нашла.
– Еще найдешь, – заявила уверенно Катя. – С твоей силой это легко сделать. Мужики к тебе теперь липнуть будут.
– Посмотрим. Сейчас у меня другая задача: нужно здоровую девочку родить. Я как узнала, что у нее порок сердца, так чуть не умерла. Спасибо врачихе, что не отправила на аборт, посоветовала в церковь сходить помолиться. Наверное, боженька так устроил, чтобы моя дочка жива осталась. Это же чудо! А знаешь, я Бога проклинала, когда о дочке узнала такое. Потом покаялась. Батюшка мне все грехи отпустил.
– А тебе Марья никаких бумаг не передавала? – спросила как можно равнодушнее Катя.
– Ты спрашиваешь про карту калиток?
– Да. И про схему, где она сокровища спрятала.
– Нет, – соврала Кира. – Она сказала, что сокровища в пещере, там же калитка, а карта калиток у меня в голове сама простроится, – врала Кира.
– Так ты, когда в лес пойдешь, будешь калитку искать? Она сказала, где находится пещера?
– Сказала, но как-то неопределенно, – Кира пожала плечами. – Вроде возле болот пещера, где ведьма Фаина живет.
– А ты знаешь, что с этой ведьмой лучше не встречаться? Будь осторожна! Что она напророчит, все сбывается!
Катя вдруг вскочила, Кира даже вздрогнула от неожиданности.
– Спасибо за обед, мне пора. Совсем забыла, мне хлеба купить надо, а то мамка наругает.
Кира проводила девочку до калитки и долго смотрела ей вслед, гадая, зачем та к ней приходила.
Кира медленно шла по лесу, выискивая важную для нее травку. Она надолго замирала, особенно на солнечных полянках, и радовалась, как ребенок, если удавалось обнаружить то, что искала. Ей на плечо вдруг села крупная птичка и уставилась на нее своими блестящими глазами. Кира осторожно достала из кармана бутерброд, отщипнула кусочек хлеба и протянула птичке. Та схватила кусочек, опустилась на землю и стала есть.
– Послушайте, красавица!
От неожиданности Кира вздрогнула, а испуганная птица взлетела и села на дерево.
– Простите, что напугал вас, но я заблудился. Не покажете мне дорогу к поселку?
Кира прислушалась к себе. Странно, страха не было. Раньше, если бы встретила одинокого мужчину в лесу, умчалась бы от него без оглядки. Должно быть, на нее подействовал его мягкий, просительный тон.
– Хорошо, я покажу вам дорогу.
Незнакомец последовал за ней.
– Это у вас ручная птица? – спросил он у Киры.
– Нет. Не понимаю, отчего она так осмелела и села мне на плечо, – ответила Кира отрывисто, даже не взглянув на мужчину. – Видите тропинку между елками?
– Вижу.
– Она приведет вас к поселку. Только не сходите с нее. Как дойдете до высокого дуба, поверните направо. А там до поселка рукой подать.
Кира поясняла, как добраться до поселка, и не придавала значения взглядам незнакомца. А он невольно залюбовался ею. Она отличалась от женщин, которых он встречал в своей жизни. У тех даже выражение лиц одинаковое – заискивающее. Они с первой встречи вешались ему на шею, а эта даже провожать не стала.
На вид этой высокой и стройной брюнетке около тридцати, держится легко и с достоинством. Синее платье соблазнительно облегает фигуру. Красоту ее лица, однажды увидев, нельзя забыть. Особенно большие, блестящие синие глаза, которые смотрели внимательно и немного с лукавством. Он любовался ее светлой кожей, яркими не накрашенными губами, отметив про себя отсутствие всякой косметики на лице.
– А вы не боитесь вот так одна по лесу гулять?
Она равнодушно пожала плечами.
– Чего же бояться? Я здесь каждое дерево знаю. Волков у нас нет, кабанов тоже.
– Как вас зовут?
– Кира.
– Какое странное имя, редкое.
– Оно мне не нравится…
– Почему?
– Потому что в школе дразнили, и ласково его никак не скажешь. А вас как зовут?
– Марк. Между прочем, ласково тоже не скажешь.
Они рассмеялись.
– Вы здесь живете? – спросил мужчина.
– Нет, в Москве. А здесь я в отпуске, тут у меня мама живет. Мне кажется, вы не местный. Надолго в наши края?
– Я приехал сюда к приятелю погостить на несколько дней.
– Вы раньше здесь были?
– Нет, первый раз. У приятеля здесь дом, он давно приглашал, они там шашлыки жарят, а я пошел в лес и заблудился… А пойдемте со мной.
Она глянула на него недоверчиво. Но совесть у Марка была чиста, и он, не сморгнув, выдержал этот пристальный взгляд. Тогда она заговорила с возрастающим волнением:
– Я не могу с вами пойти. Потому что беременна.
– Что?! Вы не свободны? Замужем?
Она покачала головой.
– Я свободна, но…
– Понятно. Не можете отойти от последних отношений?
– Наверное, – выдавила из себя Кира.
– Можно, я к вам в гости зайду?
– Вам лучше со мной не связываться, – пробормотала она и резко зашагала вглубь леса.
Марк долго смотрел ей вслед.
Весь день до вечера Кира провела в странном волнении. Перед ней постоянно возникало лицо Марка.
«Сколько ему лет? На вид около сорока, не больше. Кто он? Почему я разволновалась, как девчонка? Только вчера мне Катя про мужчин говорила, и на тебе, накаркала».
Уставшая, но счастливая, Кира вернулась домой. Мама ворчала, глядя на дочь:
– Вот, опять целый день пробегала. Ведь не девочка уже, тебе и полежать днем полезно, в твоем-то положении.