Автор приносит огромную благодарность Ивану Николаевичу Егорчеву за помощь в подборе материалов и подготовке рукописи.
Переселение корейцев в восточные пределы Российской империи, начавшееся в первой половине 1860-х годов, было обусловлено многими причинами, в первую очередь – социальными и экономическими. Б дальнейшем процесс корейской иммиграции получил и определенное политическое значение, так как затрагивал отношения России с Китайской империей и Корейским королевством. Следует заметить, что большинство историков и публицистов – как дореволюционного периода, так и современных – описывают это переселение весьма схожими выражениями. Картина представляется примерно такой: тысячи корейцев, спасаясь от неминуемой голодной смерти у себя на родине, стихийно устремились в Южно-Уссурийский край России, где были приняты с состраданием и заботой, снабжены продовольствием и расселены на пустующих землях.
Одним из первых описал произошедшее переселение военный географ Н.М. Пржевальский в хорошо известной книге «Путешествие в Уссурийском крае, 1867–1869 г.» 1870 года издания. Отметим при этом, что, учитывая период пребывания в Уссурийском крае, исследователь практически был современником развернувшихся событий, и к его непосредственным впечатлениям мы еще вернемся. Вот выдержка из главы IV книги Н.М. Пржевальского.
«К числу замечательных явлений, совершающихся последнее время на крайнем востоке Азии, следует отнести также иммиграцию корейцев в пределы России и образование ими здесь новых колоний. Густая населенность Корейского полуострова и развившиеся там вследствие этого нищета и пролетариат; грубый деспотизм, оковавший собою все лучшие силы народа; наконец, близость наших владений, обильных плодородною, нетронутою почвою – все это было сильною пружиною, достаточную даже для того, чтобы заставить и неподвижных жителей востока отречься от преданий прошлого и, бросив свою родину, искать себе, при новых условиях и новой обстановке, лучшей и более обеспеченной жизни.
И вот, боязливо, как будто еще не решаясь покончить вдруг со всем прошлым, начали мало-помалу жители ближайших к нам владений Кореи изъявлять свою готовность на переселение в русские пределы.
С нашей стороны подобное заявление было встречено с полным сочувствием, и еще в 1863 г. к нам переселилось 12 семейств.
Затем переселение повторялось каждый год, так что в настоящее время в наших пределах образовались три корейские деревни – Тызен-хэ, Янчи-хэ и Сидими (Дер. Тызен-хэ лежит в 18 верстах от Новогородской гавани в заливе Посьета; Янчи-хэ – в 14 верстах от той же гавани, а Сидими в 80 верстах севернее ее. Все три деревни расположены на берегу речек того же имени. – Прим. автора), в которых считается 1800 душ обоего пола.
Пример всех этих переселенцев сильно действует на пограничное корейское население, так что и теперь еще есть много желающих переселиться к нам. Со своей стороны, корейское правительство всеми средствами старалось и старается приостановить подобное переселение и употребляет самые строгие меры, расстреливая даже тех корейцев, которых удается захватить на пути в наши владения. Однако, несмотря на это, корейцы бросают свои фанзы, тихомолком ночью переправляются через пограничную реку Тангу (Гаоли-дзян или Тумень-дзян) и уже там, иногда даже под прикрытием наших солдат, безопасно следуют в Новогородскую гавань. До чего корейское правительство чуждается всяких сношений с русскими, можно судить уже из того, что начальник пограничного города Кыген-Пу запретил жителям под страхом смерти продавать что-либо русским и приказал уничтожить все лодки, находящиеся в городе, для того, чтобы никто из корейцев не мог переезжать на левую сторону реки, где стоит наш пограничный пост. Однако, несмотря на строгое запрещение своего начальника, жители Кыген-Пу зимою, когда замерзнет река, приходят ночью на этот пост в гости к солдатам».
Сравним текст Н.М. Пржевальского с описаниями известного литератора А.Я. Максимова из его работы «Наши задачи на Тихом океане. Политические этюды», изданной в 1894 году, через четверть века после книги Н.М. Пржевальского.
«С 16-го мая 1858 года, со дня подписания известного Айгунского трактата, мы сделались непосредственными соседями Кореи или «Азиатской Италии» (А.Я. Максимов несколько ошибается: Россия стала непосредственно граничить с Кореей на 2.5 года позже, после заключения Пекинского трактата, о чем подробнее будет рассказано ниже – В.П.)… С первого же момента нашего географического сближения с Корейским полуостровом правители последнего проявили большую подозрительность. Не желая выйти из многовековой замкнутости, корейский владыка повелел начальнику пограничного города Кыген-Пу воспретить жителям под страхом смертной казни какие-либо сношения с русскими соседями. Упомянутый начальник, покорный воле своего властителя, приказал уничтожить все перевозочные средства, бывшие в городе, и всюду расставил часовых с строгим приказанием стрелять в каждого ослушника королевского повеления. Несмотря, однако, на эти строгости, корейцы не замедлили войти с нами в тайные сношения, рискуя при этом головой. В зимнее время они скрытно переходили ночью через замерзшую пограничную реку Тумень-Ула (Гаоли-дзян – прим, авт., Туман-ган – В.П.) с единственным желанием побывать в гостях у добродушных русских солдат, расположенных по границе. Корейцы, видимо, страстно желали сблизиться с подданными могущественного Белого Царя, о котором уже издавна ходила в народе знаменательная легенда. Последняя указывала на Белого Царя как на спасителя корейцев от всех бед, как на избавителя их от дикого, страшного произвола деспотических, алчных правителей.
Под впечатлением этой легенды, а также секретных сношений с русскими солдатами, корейское пограничное население северной области Хам-Киона встрепенулось и начало готовиться к тайному переходу в наши вновь приобретенные владения, привлекавшие корейцев нетронутым плодородием и богатством почвы. Несмотря на суровые законы, каравшие за каждый переход границы смертною казнью отсечением головы, корейцы уже с 1863 года начали переселяться в Южно-Уссурийский край целыми семьями, с полным скарбом своего имущества и земледельческих орудий. Первыми прибыли в край тринадцать семейств землепашцев и просили принять их под высокую руку Белого Царя.
Их приняли радушно и поселили на реке Тызин-хэ (теперь река Виноградная, правый приток реки Гладкой в Хасанском районе Приморского края – В.П.), близ корейской границы. Эмигранты скоро обстроились и зажили в полном довольстве. Успех первой попытки произвел в Корее сильное впечатление, и эмиграция в наши пределы разом приняла довольно обширные размеры, несмотря на все усилия корейского правительства остановить вредное для страны народное движение.
Переселенцев десятками хватали на границе и предавали смертной казни за попытку выселения, но они продолжали переплывать реку Тумень-Ула или тайком шли через Маньчжурию (северо-восточные провинции Китая – В.П.).
Наша местная администрация принимала переселенцев первое время благосклонно, видя в них не кочующих, голодных орочей, гиляков или тунгузов, не безнравственных, бессемейных маньцзи (китайцев – В.П.), а трудолюбивых, честных, высоконравственных рабочих и землепашцев, в которых чувствовался тогда в крае большой недостаток. Одних выходцев поселили на реках Янчи-хэ (теперь Цукановка – В.П.), Сидими (теперь Нарва – В.П.) и Монгучай (видимо, опечатка; правильно Монгугай, теперь Барабашевка – В.П.); других переслали на отдаленный Амур, где они основали большую колонию вблизи Благовещенска» (с. Благословенное на устье р. Самара – В.П.).
Описание А.Я. Максимова, хотя и публицистически заостренное, представляет Россию исключительно с положительной стороны, во многом повторяя и даже скрыто цитируя книгу Н.М. Пржевальского. Мало отличаются от подобной подачи работы иных дореволюционных историков, из которых, собственно, черпал сведения и факты А.Я. Максимов. Впрочем, последний посещал Южно-Уссурийский край в начале 1980-х годов и был очевидцем некоторых негативных сторон переселения корейцев в Россию, о которых он достаточно резко писал в газетных публикациях (значительно скорректировав свои впечатления в тексте более поздней книги).
Разумеется, произведения Н.М. Пржевальского и А.Я. Максимова можно рассматривать как художественные, хотя и основанные на реальных исторических фактах. Поэтому приведем небольшую цитату из сугубо официальной работы П.Ф. Унтербергера, военного губернатора Приморской области в 1888–1897 годах, составившего и издавшего историко-экономический очерк возглавляемой им области за период с 1856 года, то есть с начала ее возникновения.
В главе VI своего труда он писал: «Следует еще коснуться переселения одной народности, которая занимает видное место в составе населения края. Это корейцы. Начался их переход к нам из Кореи на нашу территорию в начале 60-х годов, сперва в ограниченном числе, а впоследствии и большими массами. Причину этого нужно искать в неурожаях, периодически повторявшихся в прилегающих к нашей границе провинциях Кореи, в выпаханной там почве и в беспощадной эксплуатации корейского населения у себя дома, своими чиновниками. Пришельцы из Кореи селились сначала в окрестностях залива Посьет, а затем распространялись по речкам, впадающим в Амурский залив с западной стороны.
В 1869 году картина совершенно изменилась. Вследствие сильных дождей в северной Корее был полный неурожай, а последствием его – голод. Около 7000 корейцев покинули свою родину, голодные толпы их перешли нашу границу и тут же очутились в беспомощном состоянии. Сначала их старались вернуть обратно, но они наотрез отказались исполнить это требование, соглашаясь скорее погибнуть у нас, чем возвратиться на родину, где их за своевольный уход за границу ожидали жестокие кары и казни. Ввиду этих чрезвычайных обстоятельств нашей администрации волей-неволей пришлось принять энергичные меры к облегчению их участи как по распределению их на зимовку, так и по прокормлению до весны. Делалось это частью из сострадания, частью из опасения, как бы не появились между ними повальные болезни, которые могли перейти и на русское население. Вначале администрация наша индифферентно смотрела на переселение к нам корейцев, в последующие же годы, до 1869 г., она относилась к этому факту даже дружелюбно, так как благодаря корейским поселениям, занимавшимся почти исключительно земледелием, подешевели земледельческие продукты в тех районах, где оседали корейские выходцы».
В действительности события того периода были и более сложными, и более трагическими, и не столь уж стихийными. По крайней мере, российские власти пытались управлять переселением корейцев (впрочем, не всегда успешно), при этом вполне осознавая и экономические, и политические аспекты столь сложного и неоднозначного процесса. Наиболее полно и объективно события, разворачивавшиеся на восточных российских территориях вокруг корейских иммигрантов, описаны в монографиях доктора исторических наук А.И. Петрова («Корейская диаспора на Дальнем Востоке России. 60-90-е годы XIX века». Владивосток: ДВО РАН, 2000) и заслуженного деятеля науки Российской Федерации, доктора исторических наук, профессора Б.Д. Пака («Корейцы в Российской империи». Иркутск: Иркутский государственный педагогический институт, 1994). Кроме того, многочисленные и достаточно редкие сведения могут быть найдены в документах того периода, хранящихся в архивных фондах, а также в российских печатных изданиях, включая научные записки, отчеты, обозрения, журналы и газеты. Эти документы не были недоступными, но их выборочное цитирование некоторыми исследователями создавало, на наш взгляд, неполную и потому не вполне достоверную картину переселения корейцев и их повседневной жизни в российских владениях.