– Вот что мне с тобой делать? – в который раз, в отчаянии вопросил папа.
Я неопределённо дёрнула плечами, разглядывая узорчатый потолок.
– Это же какой-то кошмар, – продолжал он. – В первый раз повесилась. Второй – отравилась. Третий – застрелилась. Это ж надо было пистолет где-то найти!
– У меня муж в УВД служил, – меланхолично сообщила я и выдула огромный розовый пузырь.
– Ну а теперь что?
Гарик откашлялся и поправил на носу очки.
– Спрыгнула с крыши девятиэтажного дома, – загнусавил он. – Предварительно оставила записку: «Никого в моей смерти не винить. Жизнь бессмысленна. Я устала. Прощайте». Ещё цветочек внизу подрисован…
– Какой пафос! – папа завёл глаза и воздел руки, чуть не сшибив при этом нимб. – Какая безвкусица! Дочь, мне стыдно коллегам в глаза смотреть! От кого ты этого набралась?!
Я опять пожала плечами. Симпатичный чертёнок, который второе десятилетие проходил у нас практику, нахально подмигнул мне из-за папиного плеча. Решив разобраться с хамом позже, я пошла в атаку:
– А может, хватит меня запихивать в одно и то же место и время?! – заголосила я, упирая руки в бока. – Никакого разнообразия – машины, стройки, куры, алкоголики! Никаких стимулов к жизни, никаких надежд! А ещё очкастого этого куратором приставил!
Гарик нервно заморгал, прикрываясь моей предсмертной запиской.
– Не хочу на Землю! Не хочу в двадцатый век! Не хо-чу! Вон Танька с эльфами в Средиземье уже третье перерождение тусуется! А Сашка в прошлый раз крестовый поход возглавил! Димку в позапрошлый на костре сожгли за великое открытие! А мне что? Деревня Кукушкино, муж-алкоголик и смерть от саркомы?! Это нечестно! Ну папа!
Я топнула каблучком. Полосатый гольф опять сполз по самую щиколотку. Я наклонилась и вызывающе подтянула его.
– Что за манеры, – вздохнул папа. – Доченька, не могу я тебя в другое время отправить. Это расписано, понимаешь? Не имею права баланс нарушать, мне босс голову оторвёт…
– У твоего босса уже давно крепчает маразм в прогрессирующей форме! – дерзко заявила я, на всякий случай оглядевшись по сторонам. Гарик испуганно спрятался за кипами бумаг.
– Слов-то каких нахваталась, – покачал папа головой. Нимб его опасно накренился. – Доченька, послушай, проживи нормально хоть одно воплощение. Только одно, от начала до конца, и – обещаю! – следующее ты выберешь сама, какое только захочешь.
– Да?! – я давала себе слово не реветь, но нос предательски захлюпал сам по себе. – Это легко вот тут говорить, когда сидишь в своём дворце, и все миры перед глазами. И ты точно знаешь, что они есть, и что жизнь после смерти есть! А там… а там…
Я не выдержала и разревелась, за неимением носового платка, утирая слёзы концом косички.
Вдруг распахнулась дверь. В кабинет влетел Мишка в неизменной чёрной бандане.
– Шеф! – зачастил он с порога. – Там у Врат опять беспорядки. Сотня душ внеочередных ломится. Говорят – перевели. Что делать?
Я быстро вытерла слёзы и кокетливо улыбнулась. Мишка зарделся и одёрнул потёртую кожаную косуху.
– Как же мне всё это надоело! – папа закрыл глаза ладонью, и мне на миг стало его жалко. – Сколько раз говорил боссу: не садитесь с рогатым в карты играть, обставит. Вот куда их девать, своих селить негде… Да что делать-то, запускай. Только по одной и строго с документами. И приведи себя в порядок, Михаил! Хоть голову вымой, и черепа из ушей вынь. Души пугаются, думают, дверьми ошиблись!
Мишка выбежал, одарив меня на прощание влюблённым взглядом. Папа сел за стол и задумался, почёсывая лысеющий лоб.
– Пап? – робко напомнила я о себе.
– Что «пап», ну вот что, «пап»?! – взорвался он. – Думаешь, папе легко на этой собачьей работе? Папе на пенсию давно пора и на курорты! Девочка моя, тебе всего пятьдесят четыре года отведено там! Неужели так сложно?
Я угрюмо кивнула.
– Сил моих больше нет… – папа принялся разбирать беспорядочно разбросанные по столу документы.
– А можно, – сделала я попытку. – Чтобы я помнила, кто я? И чтобы точно знала, что жизнь после смерти есть?
– Не положено! – отрезал папа, не поднимая глаз.
– А ты не мог бы хоть иногда мне сниться?
– Не положено.
– Пап… ну хотя бы… дай мне хоть вот столечко веры, а? Ну что тебе стоит?
– Не положено! – пробурчал папа, перелистывая объёмистый журнал. – Сколько народу без веры живёт и ничего… Разбаловалась!
Я покорно молчала и умоляюще хлопала ресницами. Чёртик-практикант передразнивал меня и корчил рожицы.
– Ладно! – прихлопнул папа ладонью стол. – Гарик! Выдай этому наказанию порцию веры!
Гарик вынырнул из-под кипы бумаг и засеменил к сейфам.
– И учти, – пригрозил мне папа гусиным пером. – Если вернёшься раньше срока, выпорю, как соплячку. И Мишку твоего заодно!
– А за что…
– А за то, что, будто я не знаю, как вы под Вратами целуетесь! Маленькая ещё. Тебе целых пять перерождений до совершеннолетия.
Гарик вручил мне ещё тёплый оранжевый квадратик. На нём завитушками лимонного джема было выведено «ВЕРА».
– И это всё? – недоверчиво наморщила я лоб.
– А что ещё?! – окончательно вышел папа из себя. – Всё! Иди отсюда, не мешай работать! И чтоб глаза мои тебя ближайшие пятьдесят четыре года не видели!
– Тридцать пять! – быстро попыталась я поторговаться.
– Вон!!! – папин нимб всё-таки грохнулся под стол.
– Я люблю тебя, папочка! – пискнула я уже от двери.
Я вышла из папиного кабинета и уселась на облако, свесив ноги. «В-Е-Р-А» – ещё раз задумчиво перечитала я, вздохнула, и с аппетитом съела вкусную печенюшку.
У Врат, как всегда, сидел Мишка. Он подбирал на гитаре какой-то противный скрипучий мотив. Обложка контрабандного самоучителя была украшена аляповатой пентаграммой. Огненный меч пылился, прислонённый к дереву.
– Не уговорила? – сочувственно спросил он, созерцая мой унылый вид.
Я только руками развела.
* * *
– Марь Ванна! Марь Ванна! Мальчишка у вас! Да хорошенький какой!
– Подспорье будет! Сестрёнкам защитник! Ножницы дайте!
«Ну хоть на этом спасибо, папа» – обречённо подумала я, готовясь к потере памяти и первому в своей очередной жизни вдоху.
светлой памяти И.Я.Шевкомуда
Завтра.
С самого рассвета это слово крутилось в моей голове, как единственное, имеющее значение.
Завтра я наконец-то её увижу.
Мы расстались так давно, так надолго. Когда я оглядываюсь назад, то и представить не могу, что прошло столько времени. Не могу осознать, что мне хватило сил пережить все эти годы. Без неё.
Никакого смысла. Работа. Дом. Снова работа. Монотонная и удручающе скучная. И каждое утро, прежде чем открыть глаза, я думал: «Нужно дожить до вечера. Этот день пройдёт – и я стану на день ближе к ней». Иногда возникала ужасная мысль – а вдруг она меня забыла? Разлюбила? Вдруг не захочет больше видеть меня?
Нет! Я помню, как она уходила тогда, в туманную даль, разрываясь между любовью ко мне и своей мечтой. Её глаза горели отчаянием и решимостью, а я хотел бежать за ней, остановить, прижать к груди и не отпускать больше никогда…
Она ушла. Но, как бы ни грызло меня одиночество все эти годы, оставалось главное – надежда и ожидание. Я знал всегда, что рано или поздно, мы встретимся снова.
«Я подожду» – твердил я снова и снова, глядя в полночное небо, на те же звёзды, на которые мы так любили смотреть вместе.
Я ждал много лет. Я подожду ещё один день.
Я завязал шнуровку на вороте и отправился на работу.
Света металась по квартире со списком вещей и лихорадочно подсчитывала:
– Так – спальник взяла, палатку Лёха возьмёт… Спички, фонарик, шапка, тушёнка… что-то забыла! По-любому, что-то забыла! Точно, соль! Надо взять соль…
Девушка побежала на кухню и принялась насыпать соль в маленький непромокаемый пакетик.
Почти два месяца Света ждала этот поход. Копила на работе отгулы, улаживала дела в аспирантуре, упрашивала подругу взять на пару недель кота, собирала снаряжение и тренировалась в долгой ходьбе. И вот завтра она прыгнет на автобус до Сварожичей, встретится с туристической группой из соседнего города, а дальше – сорок километров по лесу. И всё ради того, чтобы осмотреть таинственные пещеры, с которыми связано множество преданий, и которые манят к себе исследователей и авантюристов со всей страны.
Света чуть до потолка не прыгала. Наконец-то, мечта сбылась! Она утрамбовала рюкзак, привязала сверху туристический коврик и ещё раз просмотрела билет на автобус. Отходит ровно в десять утра. Так что, сутки спустя, уже завтрашним вечером она и ещё восемь путешественников будут готовиться к ночёвке у костра. Вот оно, счастье!
Она ещё раз перебрала в уме снаряжение. Вроде, всё собрано. Тут зазвонил телефон:
– Таня?
– Свет, слушай! – подруга была явно расстроена. – Мурзик чего-то от еды отказывается с утра…
– Корми только тем, что я дала! – Света вчера выдала подруге запас дорогого корма на две недели. – Ничего со стола, никакой домашней еды!
– Я ничего такого и не давала. Грустный он какой-то. Заболел, может?..
Вот, этого ещё не хватало!
– С чего бы он заболел? – неуверенно сказала Света. – Наверное, по мне скучает просто. Тань, ты понаблюдай за ним до утра, а завтра мне позвони.
– Ты же завтра уезжаешь.
– Так я только в десять. Ты часов в восемь звякни. Да, я уверена, всё нормально, он никогда не болел.
Отключив телефон, Света задумалась. Съездить навестить Мурзика, что ли? Нет, не хочется на ночь глядя, на другой конец города на такси ехать. Звонок подруги немного выбил из колеи, но Света тут же сосредоточилась на мечтах о том, как она войдёт в великолепную залу, всю в мощных колоннах и кружевных переплетениях сталактитов и сталагмитов…
Любимая моя…
Ох, что-то я отвлёкся, совсем рассеян стал…
Я как вспоминаю её губы – дрожь по телу. А как подумаю, что уже завтра она снова будет моя…
Надо было брать отгул. Нет, на работе хотя бы сосредоточиться можно. А от постоянного подсчёта минут, оставшихся до встречи, недолго и с ума сойти.
Солнце палило вовсю. Мокрые от пота, длинные волосы лезли в глаза. Хотелось скинуть с себя этот чёртов плащ, стянуть сапоги и нырнуть на дно самого глубокого озера, чтобы переждать жару. Или хотя бы просто одеться полегче. Но ничего не поделаешь – униформа.
В теньке фанатично чистил меч новичок. Работает недавно, а уже в самое пекло лезет. Я сам таким же был – молодым, неопытным, море по колено, горы по плечо. Так и ходил по миру, на всех свысока посматривал…
А однажды встретил её. И весь мой гонор полетел к чертям.
– Света?
– Да, Лёш, привет. Ну как, готов?
– Готов. Только тут изменения непредвиденные… У руководителя нашего, Родиона, дочка родилась.
– Ух ты! Сейчас поздравлю!
– Ага. На месяц раньше, папа молодой в шоке. Ну и вот, он группу нашу вести не сможет, с семьёй будет…
– Вот это новости!
Света растерянно замерла посреди комнаты с телефоном у уха. Несомненно, радостная весть, но… Неужели, поход сорвётся?
– Он вместо себя посылает кого-то другого. Честно говоря, лично не знаком, даже имя сразу не запомнил. Ты как, пойдёшь?
Да что же такое? То коты болеют, то дети внезапно рождаются…
Идти по сложному маршруту с незнакомым человеком было тревожно. Родион – проверенный, отличный организатор, опытный турист, на нём и деньги и снаряжение, да и не один совместный поход за плечами. А новый руководитель неизвестно кто. Но неужели отказываться только из-за смены провожатого? В конце концов, ради чего она идёт – с людьми общаться или всё-таки пещеры осматривать?!
– П… пойду, – Света почему-то споткнулась на слове.
И вдруг холодок пробрал меж лопаток, сердце стало биться чаще, будто хотело о чём-то предупредить…
– Ну и хорошо, – бодро говорил, тем временем, Лёша. – Мы тоже пойдём. До завтра!
– До завтра.
Света включила свет во всей квартире, прошла на кухню и налила стакан холодной воды. Попутно написала поздравительную смс-ку Родиону.
Через пару минут выругалась, добавила в воду соли и принялась полоскать рот – заныл запломбированный вчера зуб. Утром ни с того ни с сего воспалилась десна, и Света полдня пробегала по частным клиникам, пугая врачей фразой: «Сделайте что-нибудь, я послезавтра в лес уезжаю!»
Стоматологи сделали. Десну вскрыли, а на зуб поставили временную пломбу. И настоятельно рекомендовали в лес не уезжать во избежание осложнений. Упрямая туристка пила прописанные антибиотики, делала полоскания, но отказываться от похода из-за такой мелочи, как больные зубы, вовсе не собиралась.
И вот сейчас притупившаяся было боль стала пульсировать в десне так, что отдавалась в голове. И промелькнула предательская мысль:
«А, может, не ехать?..»
Ай! Света случайно задела солонку, и соль просыпалась на чистую столешницу.
По мечу медленно стекали капли крови. Как я не люблю такие задания! Ведь часто можно решить всё куда проще и безболезненней. Но – нам поступают инструкции от вышестоящих инстанций, а мы обязаны выполнять, не вдаваясь в подробности.
График дежурства на участках составляет начальство. Никогда не знаешь, куда занесёт тебя на следующий день. Чтобы завтра оказаться в нужное время в нужном месте, мне пришлось два месяца честно выслуживаться и предоставлять идеальную, без единой задоринки работу. Что ж, просьбу такого примерного служащего можно и уважить.
И завтра я сам сделаю это. Я хочу, чтобы мои любящие глаза были первым, что она увидит после…
Нужно было ложиться спать, но Света всё ходила вокруг рюкзака и бесцельно то подтягивала, то снова ослабляла ремни. Мысли её беспорядочно крутились вокруг разных вещей. Как там её кот? А что будет, если посреди леса десна снова воспалится? Тогда придётся туристку срочно эвакуировать, отрывать от похода несколько человек в сопровождение. Поступая так, она подставляет всю группу.
Чтобы успокоиться, девушка решила заварить свой любимый каркаде. Когда она наливала воду, вдруг раздался странный звук из-за правого плеча, будто кто-то по стеклу скрежетнул. Она вздрогнула и резко обернулась.
– Чёрт, чёрт, чёрт!
Она случайно смахнула со стола чашку и едва успела отскочить от растёкшейся лужи кипятка. Разумеется, за спиной никого не оказалось, зато под ногами красовались живописные белые осколки в красной луже.
Света опустилась на колени и принялась собирать стекло. Чашку было жалко – памятный подарок от бабушки. Девушка неловко подняла очередной осколок, и на указательном пальце выступила кровь.
Да что же это такое?!
Руки Светы задрожали, и она бросила осколки обратно в лужу.
Через десять минут, с промытым, обработанным йодом и перевязанным пальцем, Света сидела на полу, уперев подбородок в колени, бессознательно держалась за больной зуб и думала, призывая на помощь весь здравый смысл.
Такое впечатление, что весь мир сговорился, чтобы только не пустить её в поездку. Но она столько мечтала об этом походе! Если не поедет сейчас, неизвестно, когда вновь представится возможность. Кроме того, она обещала ребятам – на неё рассчитывают вес снаряжения, у неё собой нужные всем вещи, аптечка.
А, может – осенила вдруг идея – все эти проволочки только проверяют её крепость? Света попробовала взглянуть со стороны и рассмеялась – ну не дурочка ли! С каких это пор стала верить в приметы?! Взгляните только – из-за разбитой чашки готова отказаться от давней мечты!
– Еду! – громко сказала она, глядя в потолок. – И пусть кто-нибудь попробует меня остановить!
На кухне поблёскивали белые осколки в луже красного чая.
Разделавшись с работой, я позволил себе немного отдохнуть.
Я летел над землёй, нырял в облака и выныривал, мокрый насквозь. Пойманный порыв ветра тут же сушил мои чёрные одежды и парусом надувал плащ. Волосы сбились в колтун. О, как она любила запускать пальцы в мои длинные волосы, гладить их и распутывать…
Я мягко приземлился на берегу спокойного озера и только тут заметил, что все руки у меня в крови. Пришлось оттирать их травой и песком, мыть в ледяной воде. Споласкивая руки, я поймал себя на том, что с тревогой смотрю в озёрную гладь.
Узнает ли она меня? Вдруг я слишком изменился за эти годы?
Хотя, чему тут меняться? Та же белая кожа, те же глаза со светлыми зрачками, внутри которых носятся искры. Чёрные прямые волосы, чёрная униформа, чёрная грязь под ногтями…
Ну вот, руки вымыты, можно взяться и за оружие.
Люблю свой меч. Почти как её люблю…
Двуручный, со сверкающим клинком, с простой чёрной рукоятью. Удобная гарда – не выскользнет, хоть по локоть в кровь погрузи. Ножны тоже простые, особая пропитка надёжно защищает от ржавчины.
Сегодня мы славно потрудились – думал я, счищая подсыхающую кровь. Десять человек, один к одному, точно по графику.
Тронул пальцем лезвие. Заточка тоньше волоса – ни один уважающий себя Ангел Смерти не станет наносить больше одного удара.
Света легла в постель далеко за полночь, хотя собиралась хорошо выспаться перед дорогой. Зуб болел, палец жгло, сердце колотилось, дурацкие мысли всплывали в голове. В итоге, она выпила успокоительного – впервые за много лет – и изо всех сил пыталась уснуть.
Странная полудрёма навалилась на неё – ближе ко сну, нежели к яви. И вдруг она услышала протяжный скрип открывающейся двери.
Девушка вскочила, резко откинув одеяло. В доме никого, кроме неё, не было.
Послышались шаги. В комнату вошёл юноша в потёртых джинсах и белой рубашке, распахнутой на груди. Он был босиком. Рыжие волосы стояли вихрами, смешно вздёрнутый нос окружали густые веснушки. Его фигуру окутывало лёгкое светлое сияние.
«Всё-таки сон» – с неожиданным облегчением подумала Света.
Юноша подошёл и сел рядом с ней на кровать. Света взглянула на сползшую ночную рубашку и быстро прижала к груди одеяло.
– Светочка, – укоризненно сказал странный гость. – Ну что же ты? Я ведь из кожи вон лезу, все дела забросил, меня с работы выгонят скоро.
– Кто ты? Я тебя не знаю.
Ярко-зелёные глаза юноши стали печальными.
– Жаль слышать. Я тебя ползающей под столом помню, а ты меня и знать не хочешь.
– Что тебе нужно?
– Послушай меня, Светочка, – юноша взял её руку в свои. Ладони у него оказались тёплыми и шершавыми. Глаза светились изумрудной добротой. – Я ведь только добра желаю. Прислушайся и пойми меня. Больше сказать не могу. Спи, солнышко моё.
Юноша склонился и дотронулся тёплыми губами до лба Светы. Её мгновенно охватила дремота и абсолютное спокойствие.
– Побудь со мной… – пробормотала она, проваливаясь в мягкую подушку. – Не уходи…
– Побуду. Всю жизнь буду. Ты только слушай меня…
Облик юноши расплывался перед глазами, но в полудрёме Свете почудилось, будто за его плечами, удивительно гармонирующие с рыжими волосами, развернулись два ослепительно-белых крыла.
Дзззззы-ы-ы-ынь!!!
Света, не разлепляя глаз, нащупала телефон и вырубила будильник.
Дзззззы-ы-ыы-ы-ы-ынь!!!
Надо вставать. В десять автобус. Надо вставать. Надо…
Почему так плохо? Голова трещит, во рту будто коты…
Света вскочила с постели и кинулась в уборную, зажимая рот. Освободив желудок и кое-как умывшись, она глянула на часы.
Половина девятого!
Чтобы успеть на автовокзал, нужно уже сейчас собираться бегом. Позавтракать она не успеет. Да и при одной мысли о еде живот снова перекручивало.
Что она такого съела? И как в таком состоянии тащить на себе рюкзак в двадцать пять килограмм?!
Ничего. Сейчас в автобусе отдохнёт и всё будет в порядке. Наверное, переволновалась из-за похода.
Света быстро одевалась и боролась со слабостью. Потом горстью выпила несколько таблеток, позвонила в службу такси и приволокла рюкзак в прихожую.
Обуваясь, Света слишком сильно дёрнула шнурок на кедах, и в её руке остался обрывок. Она быстро метнулась в комнату, нашла иголку с ниткой.
Зазвонил телефон.
– Да, мама! – Света прижала трубку плечом, наспех сшивая шнурок.
– Как дела доченька, собралась? Ничего не забыла?
– Да не забыла я ничего, мам! – с раздражением ответила девушка, нитка путалась в руках.
– Как настрой?
– А, чёрт! – она уколола палец.
– Света?
– Мам, нормально всё! Давай перезвоню!
– Что-то голос у тебя расстроенный. Всё в порядке?
– Да нормально, сказала же! – чуть ли не рявкнула Света в трубку. – В автобус сяду, позвоню. Всё, пока!
Она отключила вызов, и тут же пришлось отвечать на звонок из службы такси. Машина стояла у подъезда.
Такси едва-едва пробиралось по утренним пробкам. Погода испортилась, дул сильный ветер, на город надвигались тучи. Света нервничала и ёрзала на заднем сиденье. За грубость с мамой было стыдно, то и дело снова накатывала тошнота. Она не могла сосредоточиться ни на одной мысли.
Без пяти десять машина остановилась у автовокзала. Света расплатилась с таксистом, схватила рюкзак и бегом кинулась на посадку.
Ярко-красный высокий автобус с грязным лобовым стеклом стоял у платформы. Водитель курил, пожилая женщина проверяла билеты. Пассажиры садились в салон, в багажном отделении грудой лежали вещи.
Успела! Переведя дух, Света подошла к автобусу, и тут снова заверещал телефон.
Звонила Таня. Наверняка по поводу кота…
Света вздохнула. Честное слово, хоть трубку не бери!
– Слушаю.
– Света… привет.
– Привет. Ну как там Мурзик?
– Что? А, да хорошо всё. Играет. Я не по этому поводу… Свет, тут такое дело. Олег Степанович умер.
Ярко-красный междугородний автобус скрылся за поворотом. Накрапывал мелкий дождь. У края опустевшей платформы на рюкзаке сидела девушка в зелёных кедах и говорила по телефону.
– Лёша? Привет. Я не пойду в поход. Извини меня, и ребятам передай. Да, случилось. Мой научный руководитель умер. Я с ним много лет проработала, столько мест объездила… Я не могу вот так просто уехать, не попрощавшись…
Этого не может быть!
Нет!
Нет!!!
Я метался под дождём, от одного к другому, переворачивал, заглядывал в лица. Души уже летели вверх, коллеги заканчивали работу, а я беспомощно стоял с опущенным мечом и дико озирался.
Не могло быть ошибки! Она должна быть здесь, среди этих людей, в этом автобусе. Я тщательно просмотрел все вероятности, я втёрся к начальству в доверие и заглянул в секретные планы. Её судьба обрывалась здесь!
Но её не было. Не было!
Я пошатнулся и упал на колени в придорожную грязь. Дождь промочил одежду насквозь, заливал лицо, мыл торчащие в небо колёса. Вокруг уже собирались другие люди, останавливались машины, светили фарами сквозь стену ливня, завывала приближающаяся сирена.
Наша работа окончена, пора уходить.
Нет! Я бездумно бросился в нутро искорёженного автобуса. Не она. Снова не она. Её здесь нет, и не было с самого начала.
Что же произошло? Как так вышло? Это не могло обойтись без постороннего вмешательства…
И тут меня озарило. Ах да, конечно!
Я отшвырнул меч в канаву и закричал. Мой крик был полон такой ярости, что даже люди почувствовали её, хоть и не могли меня видеть. Вздрогнули, беспокойно переглянулись между собой.
Не-на-ви-жу!!!
На коленях у Светы развалился рыжий кот. Девушка невидяще смотрела в экран телевизора и сжимала в потной ладони помятый билет.
Страшная авария на трассе. Столкнулись два автобуса. Шестнадцать человек погибли на месте. Десять госпитализированы. Подробности трагедии расследуются.
– Ой, – едва слышно вздохнула Таня. – Какой ужас…
Света перевела взгляд на фотографию на столе. Команда исследователей на вершине горы. В центре – руководитель, Олег Степанович, высококлассный специалист и просто замечательный человек. Невысокий, улыбающийся, в очках и с неизменной гитарой, исписанной сотней автографов с мест, которые он посетил. Отказало сердце. Пожилой учёный долго болел, но до последнего не бросал дело своей жизни.
Мама протянула Свете стакан подогретого апельсинового сока с корицей.
– Я всегда говорила, доченька – у тебя ангел-хранитель сильный.
– Доволен?
– Да.
Серьёзный голос и взгляд никак не вяжутся с клоунской внешностью. Он – как я наоборот.
– Ты добился своего. Переиграл меня, признаю.
– Это не игра. Это жизнь.
Он треплет в воздухе босыми ногами, и веснушки противно золотятся на солнце. А ещё эти крылья – сверкают, как начищенная прабабушкина ваза. Я чуть ослабил застёжку плаща, предоставив ему свободно и с вызовом биться на ветру.
– И всё же, – я позволил себе усмешку. – Здесь не обошлось без нашего вмешательства. Если бы не эта смерть, её жизнь оборвалась бы, как и было задумано. Все твои усилия не имели смысла.
Боль прошла, и ей на смену вновь пришло ожидание. Мне больше не хотелось крушить всё вокруг, и рука моя спокойно лежала на рукояти меча, без порывов сжать его в бессильной злобе.
Он тоже чуть улыбнулся, и мы оба глянули вниз.
Среди клубящихся облаков по тропе бодро шагал молодой учёный в кепке набекрень. Его лицо светилось задором и энтузиазмом, плечи оттягивал рюкзак, а на ногах были высокие болотные сапоги. В одной руке он держал компас, в другой – карту. Тропа уходила в закат, и заходящее солнце окрашивало облака в алые, оранжевые, фиолетовые тона.
– Это случайность. Просто его время пришло, а её – ещё нет. Но скажи, пожалуйста, – на меня уставились зелёные глаза. – Зачем ты так хотел её забрать?
Я почувствовал, что скулы сводит судорогой и отвернулся, чтобы он не заметил.
Молодой учёный уходил в закат. Его ждали новые открытия. Начиналась новая жизнь. А я всё не мог смириться со своей прежней.
– Зачем? – переспросил я, чувствуя, как слезятся от солнца глаза. – Ты не поверишь, если я скажу сейчас. Я лучше отвечу потом, когда придёт время. Знаю, это очень долго. Но я прождал столько лет. И подожду ещё, сколько потребуется. Я подожду.
Вечером восьмого марта я стояла на остановке и ждала автобус.
Весна отметилась в городе чисто номинально, было холодно и промозгло, ветер гонял по замёрзшей слякоти мокрые билетики. Я мечтала о том, как бы поскорее добраться до дома, где меня ждал – я не сомневалась! – приготовленный мужем ужин и роскошный букет – это уж точно! – моих любимых лилий.
Размышления о предстоящем вечере немного скрасили вид серой остановки со старой скамейкой и замызганной урной. Я бесцельно оглядывала непритязательный пейзаж и заметила, что из урны торчат, среди мятых бумажек, окурков и засохших плевков, зелёные стебли, обмотанные подарочной бумагой. Видно было край пышного золотистого банта, которым украсили обёртку.
Похоже, кто-то не угодил даме с подарком на восьмое марта.
Автобус всё не шёл. Люди стояли нахохлившимися пингвинами, попрятав носы в воротники и шарфы. Со смесью странной жалости и любопытства я подошла ближе, чтобы рассмотреть цветы, и вдруг чья-то рука вытащила букет из урны.
Я подняла глаза. Передо мной стоял парень с белокурыми волосами до плеч, с белёсыми ресницами и бровями, одетый в тоненькую, не по погоде, куртку и старомодные джинсы клёш. В руках он держал безнадёжно испорченный букет алых роз и с озабоченным видом убирал прилипшие окурки и билетики с ломких подвядших лепестков.
Мне сразу представился вечно голодный влюблённый студент, у которого нет денег на подарок девушке. Что ж, в такой день излишнюю сентиментальность можно и простить.
– Скажите, пожалуйста, – обратилась я к «студенту». – Зачем вам эти цветы?
Парень посмотрел на меня и вдруг усмехнулся, лукаво и игриво, что никак не соответствовало образу печального бедного рыцаря.
– А знаете, вы первая, кто спросил об этом, – ответил он. – Обычно люди крутят пальцем у виска или брезгливо морщатся. Разве что торговцы цветочных киосков уже привыкли и не обращают внимания, когда я наведываюсь к ним вечерами.
Глаза у парня были нежно-голубыми с серебристым отливом. Про такие, кажется, говорят, что в них можно утонуть.
– Преподнёс ли вам муж букет цветов? – весело и просто продолжал он, глянув на моё обручальное кольцо.
– Мы ещё не виделись, но вечером…
– Какие вы предпочитаете? – перебил белокурый незнакомец. – Розы? Хризантемы? Эустомы? Лилии, орхидеи, тюльпаны?
– Лилии, – невольно улыбнулась я.
– Так, сейчас поглядим, – парень спустил с плеч рюкзак. Старый, брезентовый, с коробом внутри – с похожими мой папа ездит на рыбалку.
Он расшнуровал завязки, и я ахнула. Рюкзак был доверху набит самыми разными цветами – жёлтыми мимозами, роскошными орхидеями, мелкими полевыми ромашками, розами всех сортов и оттенков…
И все они были, если можно так выразиться, «бракованными». Подсохшие, начинающие увядать, с оборванными лепестками или подгнившими листочками. Какие-то были явно спасены из мусорного бака, подобно последнему букету. Его, кстати, парень затолкал в рюкзак с удивительной ловкостью, хоть, казалось, там совершенно нет места.
– Лилии, говорите? Вот такие? – он тронул белый лепесток с пожелтевшими краями. – Около полудня одна капризная мадам вышвырнула их в окно. Понимаете, она просила у своего кавалера розы, но он принёс лилии. А вот этот букет роз замёрз, пока влюблённые слишком долго прощались у подъезда. А эти тюльпаны мужчина даже не успел подарить – они с женой поругались по телефону, и он выбросил цветы в канаву, даже не сбавив шагу. А вот, смотрите, мелкие розочки, которые оборвал продавец, потому что, на его взгляд, они портили цветочную композицию…
– Что вы с ними делаете? – спросила я.
Незнакомец только таинственно улыбнулся:
– Это секрет. Но позвольте вас попросить. Когда ваши лилии начнут увядать, не выбрасывайте их в контейнер для мусора. Раскройте окно и просто положите букет на подоконник… О, ваш автобус! – неожиданно воскликнул он.
Я машинально обернулась, даже не подумав, что попадаюсь на старую школьную шутку. Но автобус и впрямь стоял у остановки, и люди толпились, стремясь поскорее нырнуть в тепло. Когда я перевела взгляд обратно, передо мной уже не было ни странного парня, ни его рюкзака, ни букетов. Только на земле лежал скрученный в трубочку розовый лепесток и пушистое снежно-белое пёрышко. Они так выделялись на грязной слякоти, что я подняла и лепесток и перо и сунула в карман.
Я уже и думать забыла об этой встрече, но через неделю после праздника лилии – да, муж, разумеется, подарил мне мои любимые цветы, – так вот, лилии начали увядать. Я уже хотела было с неизбежной грустью отправить их к остальному мусору, но тут в памяти возникли огромные глаза с серебристым отливом, розовый лепесток у моих ног и…
В общем, перед тем, как лечь в постель, я положила букет на подоконник, раскрыла окно настежь, сама закуталась в одеяло и стала ждать. Уверяла я себя, что жду мужа, который остался на работе в ночную смену, но в душе спорило с этим необыкновенное и уже подзабытое чувство. Словно я снова маленькая, и в сочельник смотрю под ёлку, чтобы не пропустить момент, когда сами собой, по волшебству, появляются подарки. Но, как бы я ни старалась бодрствовать, всё же так и уснула с книгой в руках и включённым бра.
Проснулась я одновременно и от холода и от скрежета ключа, поворачивающегося в дверях. Уже совсем рассвело, но светло было как-то по-особенному. Комнату заливал чистый и белый свет.
И я поняла, что идёт снег, последний мартовский снег, который уже к обеду превратится в лужи и ручьи.
Я бросилась к окну. Букета на подоконнике не было. Зато за ночь намело целую снежную горку, а её вершину украшало белое перо, трепещущее на свежем ветру. С неба летели роскошные, пушистые хлопья. Лёгкие и прекрасные, и до невозможности похожие на цветы – мелкие розочки, причудливые орхидеи, нежные лилии, воздушные тюльпаны…
В комнату вошёл муж, стряхивая снежные хлопья с волос. Увидел, что я стою у раскрытого окна в одной пижаме, покачал головой, накинул мне одеяло на плечи и сказал:
– Наверное, это глупости. Но ты же у меня любишь сказки. Так вот, когда я подходил к дому, мне вспомнилась старая сказка, которую давным-давно рассказывала бабушка. О последнем весеннем снеге, который создают ангелы из цветочных лепестков, чтобы люди не переставали верить в чудо. Чем-то похоже, не правда ли? А теперь отойди от окна, простудишься.
– Не простужусь, – с улыбкой ответила я.
И незаметно спрятала в руке пушистое белое перо.
– Заколебали вы меня, вот что…
Я вскрикнула от неожиданности и едва удержала равновесие на табуретке. Что в моей ситуации было верхом абсурда. Но должна же я понять, откуда раздался голос в пустой квартире, запертой на замок!
У распахнутого окна стоял Ангел Смерти и с видом закоренелого меланхолика протирал меч замшевой тряпочкой. Медленно, от рукояти к острию. Шур-р. Шур-р… чёрный плащ, чёрные крылья – фактически, классика жанра.
Я прочистила горло и автоматически поправила петлю на шее.
– Хорошо закрепила? – поинтересовался он.
– Ага…
– Ну-ну. А чего такой способ примитивный выбрала? Прикинь только – язык до груди, глаза вылезут, зелёная вся, в рвоте и… других неприятностях. Хочешь, чтоб тебя такой запомнили? Выбрала б что-нибудь другое, поутончённее, чем вот это.
– Спасти могут! – стала защищаться я. – Откачают ещё, а мне с гарантией надо! Извини уж, что есть!
– А-а, ну да.
Он умолк и снова прошёлся по мечу. Тряпочкой. Я тоже молчала. Не кофе же ему предлагать, в самом деле!
– И на себя посмотри, – продолжил он и окинул меня таким презрительным взглядом, что мне немедленно захотелось дать ему в морду. – Кто ж вешаться собирается в розовых тапочках и пижаме, а? Хоть бы платье симпатичное надела, бельё там кружевное, причёска-помада. Маникюр бы сделала. Кстати, когда ты его делала в последний раз?
Я возмущённо спрятала руки с обгрызенными ногтями за спиной.
– Три месяца назад… Да тебе какое дело вообще?!
– А надо раз в две недели! – он положил меч на подоконник и посмотрел на меня в упор. – Выкладывай. Что случилось-то?
Я хотела его послать подальше, но… кому ещё расскажешь?! Быть может, это мой последний шанс излить душу. Я хотела разразиться слезливой речью, но в голову пришло только несколько слов:
– Я люблю одного человека. Безнадёжно.
Ангел понимающе покивал и спросил:
– А он об этом знает?
Я опешила:
– Он?.. Ну… нет… то есть… просто я… в смысле, он… там сложно всё…
– Сложно – это интегралы на уроках математики брать. А для того, чтобы пойти и поговорить с человеком, у тебя все данные есть – голос и ноги. Заметь, этим тоже, увы, не каждый наделён.
– Как – поговорить?! Нет-нет-нет!!! Лучше смерть!
– Да я это уже понял. На вашей Земле трусов и лентяев на квадратный метр больше, чем тараканов.
– Что-о?
– Что слышала. Конечно, повеситься – раз плюнуть! Прыг и готово. А поговорить, признаться, в глаза посмотреть – тут смелость нужна, уверенность.
– Ты хочешь сказать, я трусливая и неуверенная?
– Я-то ничего не хочу, ты сама уже всё сказала.
Мы помолчали. Я теребила верёвку, он разглядывал свои руки в чёрных перчатках. Потом поинтересовался:
– А у тебя мечта есть? Страсть, увлечения? Музыку пишешь, сарафаны шьёшь, игуан разводишь?
– Да… у меня было много мечт… Мечтаний.
– Сбываются?
– Ну… через раз. Да какая разница, говорю же, я люблю…
– Да что ты заладила: «люблю, люблю»! Я вот жареные хвосты саламандр люблю, а их знаешь, как достать сложно? Только контрабандой. Короче, слушай.
Он простучал начищенными сапогами по паркету, оставив следы грязи. Вот, зараза, я ведь только сегодня утром полы вымыла! Отодвинул от стола стул, сел, переложил в сторону стопку книг и сделал приглашающий жест:
– Может, присядешь?
Мне даже в голову не пришло возразить, что меня в собственном доме за собственный стол присесть просят! А что вы бы сделали, если б к вам за секунду до самоубийства заявился Ангел Смерти с мечом и принялся читать нотации?! Вот и я сняла петлю с шеи, закинула её на крюк, слезла с табуретки, табуретку придвинула к столу так, чтоб оказаться точно напротив неожиданного собеседника и села.
Он покрутил пальцами. На столе вспыхнуло пламя, и появились два жёлтых, старых на вид свитка. Ангел поморщился и смахнул огонь, сдул на пол пепел.
– Как же у нас любят эту мишуру… – буркнул он и продолжил уже деловым тоном. – Есть предложение. Если ты его примешь, выиграем оба. Объясняю. Вы своими самоубийствами рушите нам месячные и годовые планы под корень. Одна душа самоубийцы автоматически снижает наши показатели на пять обычных душ, но забирать вас всё равно надо, деваться некуда. Плюс вы не внесены в план, и работать нам приходится внеурочно. Запарка нереальная. В результате, под конец года попадают все. Отчёты горят, зарплату режут, об отпуске и подумать нельзя.
Я невольно прониклась сочувствием. И правда, замордованный он ужасно, особенно вблизи видно.
– Может, кофе хочешь? – спросила я, вспомнив, наконец, кто в доме хозяйка.
– Не откажусь, – вздохнул ангел.
Пока я возилась с кофеваркой, искала печенье в шкафу и накрывала на стол, мой гость тщательно сверял записи в обоих свитках.
– Теперь ты, – сказал он после того, как чашка опустела. – Молодая, красивая и, в принципе, ещё можешь жить и жить. Но дело твоё, открыто вмешиваться не имею права. Реальный отведённый тебе срок кончится… – он чуть прикрыл глаза, – нет, не скажу, когда, но нескоро точно. Забирать твою душу сейчас я не хочу, потому что на мне и без того три выговора висят. Поэтому предлагаю сделать так.
Ангел щелчком отправил один из свитков на мой конец стола. Я развернула бумагу. Наверху красивым ровным почерком было написано: «Договор». Потом шло несколько пунктов почерком помельче, в самом низу стояла сегодняшняя дата и прочерчены два места для подписи.
– Один год. Триста шестьдесят пять дней, – комментировал ангел, пока я читала условия. – В течение этих дней ты делаешь всё то, чего боялась раньше. Совершаешь всё, что хотела бы совершить перед смертью, что взбредёт в голову, без оглядки. В частности, разбираешься со своей любовью – в обязательном порядке. И вписываешь это на обратную сторону. По пункту на день.
Я перевернула лист. Там стояли номера от одного до трёхсот шестидесяти пяти.
– Места мало, но можно коротко, аббревиатурами, в общем, чтоб потом расшифровать смогла. Ровно через год я к тебе приду и, если вся обратная сторона будет заполнена, заберу твою душу без вопросов. Только не халтурить – нечестные записи увижу сразу. Один день – одно действие. Тебе нечего бояться и нечего терять – какая разница, умрёшь ты сейчас или через год? Но, могу пообещать – этот год будет крайне интересным. Если же в списке будут пропуски или – ну мало ли! – ты просто передумаешь, то ещё раз угостишь меня кофе, и мирно разойдёмся до лучших времён.
Я снова посмотрела на лицевую сторону. Пункт «в случае невыполнения условий настоящего договора исполнителем, последний обязуется предоставить заказчику 250 мл готового кофе» значился под номером 3.1.
– Смерть или кофе? – улыбнулась я. Предложение, хоть и отдавало сумасшедшим домом в кратчайшие сроки, но было заманчивым. И правда, много ли мне терять?
– Типа того. Ну, что скажешь?
– Подписывать кровью? – поинтересовалась я.
– Откуда эти средневековые зверства? – закатил ангел глаза. – Держи.
Он протянул мне элегантную чёрную ручку с перьевым стержнем.
В торжественном молчании мы подписали оба экземпляра и обменялись рукопожатием.
– Спасибо за кофе, – ангел спрятал свой свиток за пазуху, встал, взял меч и накинул на себя перевязь. Эффектным жестом пригладил длинные волосы и расправил крылья. – Я рад, что мы пришли к соглашению. Кстати, тапочки очень милые. И, если позволишь, маленький совет, – он уже стоял на подоконнике, готовый взлететь. – На твоём месте, я всё-таки начал бы с белья и маникюра.
Я ахнула от такого хамства, но в проёме окна уже были видны только бегущие по вечернему небу облака.
Ангел Смерти сидел на берегу озера и говорил по мобильному телефону:
– Привет, любимая. Как там у тебя? Освободилась? Что? Суицидник? Из петли вытащила? Моя ты умница… ещё несколько таких, и, может, в отпуск вместе слетаем уже в этом году. А скажи-ка, где ты его нашла… да проверить кое-что хочу. Так… ого… стой, дай угадаю. Безнадёжно влюблён, да? И поговорить боится? Вот так совпадение! Договор подписал? Что? Долго упирался, но подписал? Вот и отлично! Знаешь, надо будет через год их вместе навестить… Ладно, хватит о работе. Так как насчёт чашечки кофе вечером?
Уволят-уволят-уволят!.. А-а-а-а-амброзией мне подавиться, если шеф ещё не подписал приказ! А, дьявол, э, в смысле, неловко-то как вышло! Первое нормальное дело – и как так, провал, катастрофа, выпускайте коней апокалипсиса, всё кончено! И это под конец года, когда отчёты сдавать! Всё же продумал, всё устроил, ну что им, татуировки на лбах выбить: «это Он» и «это Она»?! Что им ещё надо?! Звонок… это шеф, точно шеф, всё, прощай карьера, пойду в дворники, звёзды отмывать…
Они сидели в кафе и старались не смотреть друг на друга. На оконных стёклах переливались узоры, морозные и мишурные. Из динамиков звучала «Happy New Year», официанты расхаживали в красных колпаках. Приподнятое новогоднее настроение сверкало в каждой мелочи. Девушка складывала из салфетки журавлика, спрятав лицо под светлыми волосами. Молодой человек машинально натирал очки.
– Ну что ж, – произнесла она, когда молчание затянулось до невозможности. – Счастья тебе тогда.
Девушка смяла и отшвырнула журавлика, над которым столько трудилась. Не поднимая головы, нащупала за спиной сумку.
– Постой, – всполошился он. – Но ведь мы останемся друзьями? Друзьями в любом случае, да? Пойми, ты слишком хороша для меня…
Она украдкой вытерла слёзы манжетой.
– Друзьями? Да, да, конечно… прости… мне пора…
Перед аудиенцией юный ангел три раза пробежал по потолку, забраковал три оправдательных монолога, побился для приличия о стену, героически вздохнул и скрылся в наводящем подколенные мурашки кабинете. По приёмной летали нарядные свечки, а на диване дожидались своей очереди ещё два сотрудника, с папками в руках. У одного были длинные белые волосы, второй щеголял фиолетовым «ёжиком» на голове и мощными кожаными ботинками. Ангелы швырялись дротиками в украшенную гирляндой мишень, чтобы скоротать время.
– Опять молодняк прокололся, – сказал ершистый, когда дверь за новичком закрылась.
– А что с ним-то? – спросил его коллега и послал дротик точно в десятку.
– Что-что… а куда стажёров вечно шлют? Двое друг друга любят, но решают остаться друзьями. И никак ты от них не добьёшься, почему. Если хочешь засыпать кого-то, вернейшее задание. Проще маньяка перевоспитать и волонтёром в благотворительность отправить, чем людям доказать, что им нужно быть вместе.
– Ага, – сокрушённо отозвался беловолосый. – Знаю таких, сам сколько раз попадал… Слушай, может, глянем? Вдруг там не совсем безнадёжно?
– Хм… Можно.
Ангелы дружно метнули дротики, сбили две свечки и тихонько выбрались из приёмной.
Предновогодний город, уличные музыканты, ёлки, подмигивающие из каждой витрины… Девушка шла мимо, не обращала внимания на праздничную суету, на холод и на снежные хлопья, которые украсили плечи. Иначе заметила бы, что кроме снега в бахроме шарфа путаются лёгкие белые перья.
– Лена! – услышала она за спиной, но не обернулась, только прибавила шагу. – Лена! Да стой же! Телефон! Ты телефон забыла!..
Девушка остановилась. Олег подбежал, запыхавшийся, протянул телефон.
– Ты представляешь! – заговорил он, не обращая внимания на её бесцветное «спасибо». – Только ты ушла, ко мне за столик тип подсел такой… странный, в общем, волосы седые до пояса, на шее цепь с перьями. Смотрит на меня в упор и говорит: «Слушай сюда, Олег Станиславович. Если ты сейчас же не догонишь свою любовь, знай, что это отразится на всём мировом устройстве, потому что из-за тебя уволят талантливого работника Небесной Канцелярии, а ему ещё много чего улаживать, кроме ваших сердечных дел. А сам ты будешь всю жизнь жалеть о том, что натворил сегодня». И твой телефон на стол швыряет, а я же точно помню, что ты его забрала! Потом взял мой кофе, залпом допил и в окно вышел… Лен, не делай такие глаза, Лен, я не шучу и не сошёл с ума. Хотя, нет, наверное, сошёл, если наговорил тебе столько там, в кафе… Давай ещё погуляем? Поговорим? Смотри, какой снег! Новый год всё-таки на носу…