Глава 4 История куклы
Фурик Карид сидел, уставившись невидящим взглядом на свой письменный стол с разбросанными по нему бумагами и картами. Оба зажженных светильника стояли на столе, но они больше не были ему нужны. Солнце уже коснулось горизонта; однако с тех пор, как Карид пробудился от беспокойного сна в своей комнате в гостинице «Странница» и вознес обычные молитвы императрице, да живет она вечно, он лишь натянул халат темно-зеленого имперского цвета, который некоторые упорно продолжали называть черным, сел за стол и больше не сделал ни единого движения. Он даже не стал бриться. Дождь прекратился, и Карид подумал, не приказать ли Аджимбуре открыть окно, чтобы впустить немного свежего воздуха. Чистый воздух прояснит ему мозги. Однако за последние пять дней дожди часто сменялись непродолжительными обманчивыми затишьями, которые кончались внезапными сокрушительными ливнями, а его кровать располагалась между двумя окнами. Давно уже надо было приказать, чтобы его матрас и постельное белье вывесили на кухне просушиться.
Тонкий писк и удовлетворенное ворчание Аджимбуры заставили Карида поднять голову: в руке у низкорослого жилистого слуги был длинный нож, на острие которого безвольно болталась крыса величиной с котенка. Это была не первая крыса, убитая Аджимбурой в этой комнате за последние дни, и Карид полагал, что подобного не случилось бы, если бы Сеталль Анан оставалась хозяйкой гостиницы, хотя крысы в Эбу Дар, по-видимому, сильно расплодились в преддверии весны. Аджимбура, улыбавшийся сейчас одновременно мрачно и удовлетворенно, и сам слегка походил на сморщенную старую крысу. Проведя более трех сотен лет под властью империи, племена холмов Кенсада до сих пор оставались лишь наполовину цивилизованными – и менее чем наполовину укрощенными. Медно-рыжие волосы слуги, в которых проглядывали седые прядки, были заплетены в спускавшуюся до пояса толстую косицу, которая могла бы послужить хорошим трофеем, если бы он вздумал вернуться в свои предгорья, чтобы пасть там в одной из бесконечных стычек между многочисленными племенами или отдельными семьями. Он не пил ни из какой посуды, кроме своей оправленной серебром чаши, при ближайшем рассмотрении представлявшей собой не что иное, как верхнюю часть человеческого черепа.
– Если ты собираешься ее съесть, – сказал Карид, словно здесь могли быть сомнения, – потроши крысу на конюшне, и так, чтобы тебя не увидели.
Аджимбура ел все, кроме ящериц, которых в его племени не разрешалось употреблять в пищу; причин такого запрета он никогда не объяснял.
– Разумеется, о высокий, – отвечал тот, ссутуливая плечи, что у его народа служило поклоном. – Я хорошо знаю обычаи города и не стану смущать господина.
Он служил у Карида уже почти двадцать лет, однако, если ему не напоминать, мог бы освежевать крысу прямо в комнате и зажарить ее на огне, разведенном в маленьком кирпичном камине.
Смахнув тушку крысы с клинка в маленький холщовый мешок, Аджимбура сунул мешок в угол, очевидно решив оставить крысу на потом; затем, тщательно вытерев нож и убрав его в ножны, он уселся на корточки и принялся ждать, пока Кариду что-нибудь понадобится. Он мог ждать так целыми днями, если это было необходимо, не менее терпеливо, чем да’ковале. Кариду так и не удалось толком выяснить, что заставило Аджимбуру покинуть дом-форт на родных холмах и последовать за одним из Стражей Последнего часа. Здесь его поджидало гораздо больше ограничений, чем в прежней жизни, и, кроме того, Карид трижды чуть не убил его, прежде чем Аджимбура пришел к такому своему решению.
Отметая в сторону мысли о слуге, он вернулся к письменному столу, хотя и не собирался брать в руки перо. Карида возвысили до генерала знамени за то, что ему удалось добиться некоторого успеха в битвах с Аша’манами в те дни, когда мало кто одерживал победы, и теперь, поскольку он сражался против умеющих направлять Силу, кое-кто посчитал, что его знания могут пригодиться в битве против марат’дамани. В знаниях подобного рода не случалось нужды уже несколько столетий, но с тех пор, как так называемые Айз Седай использовали свое неведомое оружие всего лишь в нескольких лигах от того места, где он сидел, многим пришлось крепко призадуматься, каким образом можно ослабить их мощь. Чего только не лежало у него на рабочем столе! Кроме обычной кипы предписаний и рапортов, требующих его подписи, тут были ходатайства от четырех лордов и трех леди с просьбой высказать свое мнение относительно сил, противостоящих им в Иллиане, а также от шести леди и пяти лордов со сходной просьбой относительно айильской проблемы. Ну, эти вопросы будут решены в любом случае, а возможно, и уже решены. Его наблюдения будут использованы, лишь когда начнутся разногласия из-за того, кто что сделал для Возвращения. Как бы то ни было, война всегда оставалась для Стражей Последнего часа вопросом второстепенного значения. О, разумеется, когда разыгрывалось решающее сражение, Стражи всегда были на месте – меч императрицы, да живет она вечно, готовый разить ее врагов независимо от того, участвует ли в битве она сама, всегда в первых рядах там, где схватка всего горячей; но их главной задачей все же было защищать жизнь членов императорской фамилии и обеспечивать их безопасность. Защищать, если потребуется, ценой собственной жизни, причем отдавать ее с радостью. А девять ночей назад бесследно исчезла верховная леди Туон, словно буря поглотила ее. Карид не думал о ней как о Дочери Девяти Лун – и не сможет так думать, пока не узнает, что она больше не носит вуаль.
Мысль о самоубийстве не приходила ему в голову, хотя стыд терзал его немилосердно. Пусть Высокородные прибегают к легкому пути, чтобы избежать бесчестья; Стражи Последнего часа борются до последнего. Начальником ее личной охраны был Музенге, но именно на Кариде, как самом высокопоставленном из Стражей по эту сторону океана Арит, лежала обязанность вернуть ее обратно в целости. Каждая дыра в городе, каждое судно, превышающее размером шлюпку, подверглись обыску под тем или иным предлогом, но обыскивали их люди, не знающие, что они ищут, не отдающие себе отчета в том, что от их внимательности зависит судьба Возвращения. Ответственность лежала на нем. Разумеется, члены императорской семьи были вовлечены в еще более изощренные интриги, нежели другие Высокородные, а верховная леди Туон часто играла в игры, по-настоящему опасные, играла с отточенным и смертоносным мастерством. Лишь немногим было известно, что она уже дважды пропадала и была объявлена мертвой, вплоть до организации похорон; но оба раза она инсценировала это сама. Каковы бы ни были, однако, причины ее теперешнего исчезновения, он обязан найти ее и защитить. Пока что он не имел представления, как к этому подступиться. Как будто буря ее поглотила. Или унесла Хозяйка Теней. Бесчисленные попытки похитить или убить Туон предпринимались начиная с самого ее рождения. Если Карид найдет ее мертвой, то должен будет выяснить, кто убил ее, кто отдал приказание сделать это, и отомстить за нее любой ценой. В этом также заключался его долг.
Стройный мужчина скользнул из прихожей в комнату, не постучавшись. Судя по грубой одежде, он мог служить конюхом при гостинице, но ни у кого из местных не могло быть таких светлых волос и таких голубых глаз, цепкий взгляд которых с порога обежал комнату, словно запоминая все, что в ней находилось. Его рука скользнула под куртку, и в памяти Карида всплыли два способа убить незваного гостя голыми руками. Это продолжалось лишь одно короткое мгновение, которое потребовалось незнакомцу, чтобы достать маленькую, оправленную в золото костяную табличку со знаками Ворона и Башни. Взыскующие Истину не обязаны стучаться. Убивать же их не рекомендуется.
– Оставь нас, – сказал Взыскующий Аджимбуре, пряча табличку, как только убедился, что Карид опознал ее.
Коротышка остался сидеть на корточках, даже не пошевелившись, и Взыскующий с удивлением поднял брови. Даже в холмах Кенсада каждый знал, что слово Взыскующего – закон. Возможно, дело обстояло не совсем так, но уж Аджимбура-то должен знать такие вещи.
– Подожди снаружи, – коротко приказал Карид, и Аджимбура живо поднялся с места, бормоча: «Слушаю и повинуюсь, о высокий».
Однако, прежде чем покинуть комнату, он пристально посмотрел на Взыскующего, словно желая дать тому понять, что запомнил его лицо. Когда-нибудь он дождется, что ему отрубят голову.
– Преданность – очень ценное качество, – промолвил светловолосый, поглядывая на письменный стол, когда дверь за Аджимбурой закрылась. – Вы привлечены к планам лорда Йулана, знаменный генерал Карид? Кто бы мог ожидать, что Стражи Последнего часа тоже участвуют в этом!
Карид передвинул два бронзовых пресс-папье в виде львов, и карта Тар Валона свернулась в трубочку. Другая карта до сих пор еще не была развернута.
– Спросите об этом лорда Йулана, Взыскующий. Преданность Хрустальному трону, без сомнения, дороже дыхания жизни, и сразу же за ней следует знание о том, когда нужно хранить молчание. Чем больше говорит тот, кто знает, тем больше узнает тот, кто не должен знать.
Никто, кроме членов императорской фамилии, не мог отказаться отвечать на вопросы Взыскующего ради той Длани, что послала его, но гость не казался оскорбленным. Он уселся в мягкое гостиничное кресло и, сложив вместе кончики пальцев, посмотрел поверх них на Карида, который оказался перед выбором – передвинуть собственное кресло или остаться там, где сидел, тогда гость оказывался почти у него за спиной. Большинство людей страшно переживали бы, если бы Взыскующий сидел у них за спиной. Карид скрыл усмешку и не стал двигать кресло. Для того чтобы видеть собеседника, ему надо было лишь слегка повернуть голову, а у него имелся большой опыт наблюдения за людьми краем глаза.
– Ты должен гордиться своими сыновьями, – произнес Взыскующий, – двое стали вслед за тобой Стражами Последнего часа, третий считается героически павшим. Твоя жена гордилась бы ими.
– Как тебя зовут, Взыскующий?
Воцарившаяся в ответ тишина показалась оглушительной. Тех, кто интересовался именем Взыскующего, было гораздо меньше, чем таких, которые отказывались отвечать на его вопросы.
– Мор, – послышался наконец ответ. – Альмурат Мор.
Вот оно как. Мор. Значит, один из его предков пришел с Лютейром Пейндрагом и был весьма достойным человеком. Лишенный возможности обратиться к книгам родословных, к которым не допускался никто из да’ковале, Карид был не в состоянии выяснить, насколько правдивы рассказы о его собственных предшественниках (он тоже мог числить в своих предках одного из последовавших за великим Ястребиным Крылом), но это не имело значения. Люди, пытавшиеся прикрываться родословной, а не стоять на собственных ногах, часто плохо кончали. Особенно да’ковале.
– Зови меня Фурик. Мы оба – собственность Хрустального трона. Что тебе от меня нужно, Альмурат? Думаю, вряд ли ты пришел ко мне, чтобы поговорить о моей семье.
Если бы его сыновьям угрожала опасность, Взыскующий не заговорил бы о них в начале беседы, а Калия была уже вне любых опасностей. Уголком глаза Карид заметил борьбу, отразившуюся на лице гостя, хотя тот довольно успешно пытался скрыть свои чувства. Инициатива ускользнула от Взыскующего – а чего еще, интересно, он ожидал, размахивая тут своей табличкой, как будто не знал, что Страж Последнего часа готов по приказу вонзить нож в собственное сердце?
– Выслушай одну историю, – медленно проговорил Мор, – и скажи мне, что ты думаешь о ней. – Его взгляд был словно пригвожден к Кариду, изучающий, взвешивающий, оценивающий, как будто того выставили на продажу. – Мы узнали об этом несколько дней назад. – Говоря «мы», он имел в виду Взыскующих. – Насколько нам известно, этот слух возник среди местного населения, однако нам до сих пор не удалось обнаружить первоначальный источник. Говорят, что девушка с шондарским акцентом вымогала золото и драгоценности у эбударских купцов. При этом упоминался титул Дочери Девяти Лун. – Его лицо исказила гримаса отвращения, и на миг кончики пальцев побелели, так он их сдавил. – Никто из местных, похоже, не понимает, что означает этот титул, но описание девушки на удивление точно. На удивление подробно. И никто не мог припомнить, чтобы слышал разговоры об этом до той ночи, когда… когда было обнаружено, что Тайлин убита, – закончил он, выбрав наименее неприятное из всех событий, случившихся тогда.
– Шондарский акцент, – повторил Карид севшим голосом, и Мор кивнул. – Этот слух пришел от наших людей. – Это не было вопросом, но Мор кивнул еще раз. Шондарский акцент и точное описание – этого не мог придумать никто из местных. Кто-то играет в очень опасные игры. Опасные для себя и опасные для империи. – Как восприняли недавние события в Таразинском дворце?
Среди слуг должны были быть Внимающие, к этому времени, возможно, даже и среди слуг-эбударцев, а то, что слышали Внимающие, вскорости становилось известно Взыскующим.
Мор, разумеется, понял вопрос. И безошибочно определил, что не следовало упоминать. Он ответил безразличным тоном:
– Свита верховной леди Туон ведет себя так, словно ничего не произошло, вот только Анат, ее Говорящая Правду, отправлена в уединение, но, как мне доносили, для нее это не является чем-то необычным. Сама Сюрот безумствует дома даже еще больше, чем на людях. Она плохо спит, рычит на своих фаворитов и приказывает бить тех, кто у нее в собственности, из-за пустяков. Она приказала умерщвлять по одному Взыскующему в день до тех пор, пока ситуация не прояснится, и отменила распоряжение только сегодня утром, поняв, что Взыскующие кончатся быстрее, чем дни. – Он слегка пожал плечами – возможно, чтобы показать, что Взыскующим все равно, а может быть, испытывая облегчение, что сам избежал такой участи. – Сюрот можно понять. Если ее призовут к ответу, она будет молить о «смерти десяти тысяч терзаний». Другие Высокородные, знающие о том, что произошло, пытаются отрастить глаза у себя на затылках. Некоторые даже втихомолку сделали распоряжения относительно собственных похорон, чтобы не оказаться захваченными врасплох.
Карид жалел, что не может лучше рассмотреть лицо собеседника. Он привык к оскорблениям – такая уж у него служба, – но такое… Он встал, оттолкнув кресло, и уселся на краешек письменного стола. Мор не мигая глядел на него; он весь напрягся, готовый отразить нападение, но Карид перевел дыхание, сдерживая свой гнев:
– Почему ты пришел ко мне, если веришь, что Стражи Последнего часа замешаны в этом?
Он чуть не задохнулся, так трудно было говорить спокойно. С тех пор как Стражи поклялись над телом Лютейра Пейндрага защищать его сына, в их рядах никогда не было изменников! Никогда!
Мор немного расслабился, поняв, что Карид не собирается убивать его, по крайней мере прямо сейчас, но на лбу у него выступила испарина.
– Говорят, что Страж Последнего часа способен заметить, как дышит бабочка. У тебя есть что-нибудь выпить?
Карид сделал короткий жест в сторону сложенного из кирпича камина, где рядом с огнем, чтобы не остыть, стояли серебряная чаша и кувшин. Аджимбура принес их, когда Карид проснулся, и с тех пор они так и стояли нетронутые.
– Вино, должно быть, уже остыло, но пей сколько хочешь. А когда промочишь горло, то ответишь мне на вопрос. Либо ты подозреваешь кого-то из Стражей, либо решил сыграть со мной в какую-то свою игру, и клянусь своими глазами, я выясню в какую и зачем.
Взыскующий боком подобрался к камину, наблюдая за Каридом краешком глаза. Когда Мор наклонился над кувшином, хозяин нахмурился и слегка вздрогнул. Рядом с чашкой стояло нечто, похожее на оправленный в серебро кубок с серебряной подставкой в виде бараньих рогов. Во имя Света, сколько раз было говорено Аджимбуре убирать эту штуку подальше! Вне всякого сомнения, Мор уже понял, что это такое.
Выходит, он думает, что среди Стражей возможна измена?
– Плесни и мне чуток, будь так добр.
Взыскующий моргнул, выказывая легкое недоумение – у него в руках была единственная в комнате чашка, – а затем в его глазах блеснул огонек понимания. Беспокойный огонек. Он наполнил также чашу, причем его рука дрогнула, и он вытер ее о куртку. У каждого человека есть предел, даже у Взыскующего, и когда человек подходит к нему вплотную, он становится особенно опасен; однако сейчас и Карид был выведен из равновесия.
Приняв чашу-череп обеими руками, Карид высоко поднял ее и склонил голову:
– За императрицу, да живет она вечно в чести и славе! Смерть и бесчестье ее врагам!
– За императрицу, да живет она вечно в чести и славе! – эхом отозвался Мор, склоняя голову и поднимая свою чашку. – Смерть и бесчестье ее врагам!
Поднося чашу Аджимбуры к губам, Карид заметил, что Взыскующий наблюдает за ним. Вино действительно остыло, и специи горчили, а серебряная оправа придавала напитку слабый едкий привкус; он надеялся, что лишь разыгравшееся воображение заставляет его считать это вкусом праха мертвеца.
Мор опустошил половину своей чашки торопливыми глотками, а затем воззрился на нее, по-видимому только сейчас осознав, что делает, после чего с видимым усилием попытался вновь обрести контроль над собой.
– Фурик Карид, – оживленно заговорил он. – Родился сорок два года назад в семье ткача, находящегося в собственности у некоего Джалида Магонина, ремесленника в Анкариде. В пятнадцать лет отобран для обучения в Страже Последнего часа. Дважды отмечался за героизм и трижды упоминался в донесениях, затем, будучи уже опытным бойцом с семилетним стажем, был наречен телохранителем верховной леди Туон при ее рождении. – В то время, разумеется, ее звали иначе, но упоминание имени, данного ей при рождении, считалось оскорблением. – В этот же год, как один из трех телохранителей, выживших при первом известном покушении на ее жизнь, выбран для подготовки на офицера. Служил в армии во время восстания Муйами и Джианьминского инцидента; и снова – благодарности за проявленный героизм, новые упоминания в донесениях и повторное назначение в телохранители верховной леди, как раз перед ее первым днем наречения истинного имени. – Мор заглянул в свою чашу с вином, потом внезапно поднял голову. – По личной просьбе, что случается редко. На следующий год получил три серьезных ранения, закрыв ее своим телом при новом покушении. Именно тогда она подарила тебе самую дорогую для нее вещь – куклу. В дальнейшем за отличную службу, отмеченный многочисленными благодарностями и поощрениями, был выбран в число телохранителей самой императрицы, да живет она вечно, и служил при ней, пока тебя не отправили сопровождать сюда верховного лорда Турака с Хайлине. Времена меняются, и люди меняются, но до того, как отправиться охранять трон, ты отослал еще два ходатайства о назначении тебя в телохранители верховной леди Туон. Подобное случается еще реже. И ты бережно хранил куклу почти десять лет, до тех пор, пока она не погибла во время Большого пожара в Сохиме.
Который уже раз Карид порадовался, что выучка позволяет ему сохранять бесстрастное лицо, что бы ни случилось. Тот, кто не следит за выражением своего лица, позволяет собеседнику слишком много узнать о себе. Он помнил лицо маленькой девочки, когда она положила куклу к нему на носилки. Он до сих пор слышал ее голос. «Ты спас мою жизнь, так что можешь взять Эмелу, чтобы она присмотрела за тобой, – сказала она. – Конечно, она не сможет по-настоящему защитить тебя, она просто кукла. Но храни ее, чтобы помнить, что я всегда услышу, если ты позовешь меня. Разумеется, пока буду жива».
– Моя честь – в моей преданности, – произнес Карид, осторожно ставя кубок Аджимбуры на письменный стол, чтобы не плеснуть вином на бумаги. Хотя слуга постоянно полировал серебряную отделку, Карид сомневался, чтобы он хоть раз вымыл кубок. – Преданности трону. Почему ты пришел ко мне?
Мор слегка подвинулся, чтобы кресло оказалось между ними. Без сомнения, он не считал, что Карид встал специально, но было видно, что Взыскующий готов в любую минуту швырнуть в него чашкой. У него был нож – под курткой, сзади, между лопатками, и возможно, не один.
– Три ходатайства о зачислении в телохранители верховной леди Туон. Плюс еще то, что ты бережно хранил куклу.
– Это много, я понимаю, – сухо сказал Карид. Предполагалось, что у Стражей не должно возникать привязанности к тем, кого они посланы охранять. Стражи Последнего часа служили только Хрустальному трону, служили любому, кто наследовал трон, беззаветно и всем сердцем. Но он помнил то серьезное детское личико, на котором уже читалось понимание того, что она может и не дожить до того часа, когда выполнит свое обязательство, и одновременно стремление все же выполнить его, и он действительно сохранил куклу. – Но есть и что-то еще, кроме слухов о той девушке, – я прав?
– Действительно, дыхание бабочки, – пробормотал Взыскующий. – Как приятно говорить с человеком, который зрит в корень. В ту ночь, когда была убита Тайлин, две дамани исчезли из своих каморок в Таразинском дворце. Обе прежде были Айз Седай. Ты не находишь, что здесь слишком много совпадений?
– Я нахожу любое совпадение подозрительным, Альмурат. Но какое это имеет отношение к слухам и… всему остальному?
– Эта сеть гораздо более запутанна, чем ты можешь себе представить. Еще несколько человек покинули дворец в ту ночь, среди них молодой человек, который был, по-видимому, любимцем Тайлин, четверо мужчин, наверняка – все солдаты, и пожилой человек, некто Том Меррилин (по крайней мере, так он себя называл), который якобы был слугой, но выказывал гораздо большую образованность, чем можно ожидать от слуги. Все они в то или иное время были замечены вместе с Айз Седай, которые находились в городе еще до того, как империя вновь наложила на него свою руку. – Взыскующий увлеченно наклонился вперед, слегка перегнувшись через спинку кресла. – Возможно, Тайлин убили не из-за того, что дала клятву, а потому, что узнала о вещах, которые были опасны. Должно быть, она беспечно проболталась о том, что открыла, в постели своему мальчику, а тот донес Меррилину. Будем называть его так, пока не узнаем его настоящего имени. Чем больше я узнаю́ об этом человеке, тем больше он меня интересует: он знает мир, умеет хорошо говорить, свободно обращается с благородными и властителями. Его можно было бы принять за придворного, если не знать, что он слуга. Если у Белой Башни есть какие-то планы в Эбу Дар, то как раз такого человека они могли послать для их выполнения.
Планы. Карид машинально взял чашу Аджимбуры и чуть было не отпил, прежде чем осознал, что делает. Однако он продолжал держать чашу в руке, чтобы не выдать своего смятения. Все – по крайней мере те, кого он знал, – были уверены, что исчезновение верховной леди Туон было частью борьбы за право наследовать императрице, да живет она вечно. Так уж принято в императорской семье. В конце концов, если верховная леди умерла, должен быть объявлен ее наследник. Если же нет… Белая Башня наверняка послала своих лучших людей, если замышляла выкрасть ее. А вдруг Взыскующий играет с ним в какую-нибудь свою игру? Взыскующие могут попытаться заманить в ловушку кого угодно, кроме разве что самой императрицы, да живет она вечно.
– Ты поделился своими соображениями с вышестоящими, но они отвергли их, иначе ты не пришел бы ко мне. Хотя… Ты ведь не рассказывал им об этом, не правда ли? Почему?
– Все гораздо более запутанно, чем ты можешь себе представить, – тихо сказал Мор, глядя на дверь, словно подозревал, что его могут подслушивать. Почему он вдруг стал таким осторожным? – Здесь есть множество… сложностей. Две дамани были взяты леди Эгинин Тамарат, которая также имела прежде контакты с Айз Седай. Тесные контакты. Весьма тесные. Очевидно, она освободила остальных дамани, чтобы прикрыть свой побег. Эгинин покинула город той же ночью, в ее свите находились три дамани, а также, скорее всего, Меррилин и остальные. Нам неизвестно, кто была третья дамани, – мы предполагаем, что какая-то важная особа из Ата’ан Миэйр или, возможно, Айз Седай, которая скрывалась в городе, – но мы опознали сул’дам, которых она использовала, и две из них тесно связаны с Сюрот. А у нее самой было немало контактов с Айз Седай.
Несмотря на всю его настороженность, Мору удалось сказать это так, словно это совсем не было для него ударом молнии. Неудивительно, что он дошел до последней черты.
Итак, Сюрот состоит в заговоре с Айз Седай и подкупила по крайней мере нескольких Взыскующих, стоявших выше Мора, а Белая Башня послала людей, под командованием одного из самых лучших, для выполнения определенных действий. Все это вполне вероятно. Когда Карида отправили с Предвестниками, перед ним поставили задачу следить, чтобы Высокородные не поддавались честолюбию. Всегда существует возможность, что на таком удалении от империи они попытаются основать собственные королевства. И он самолично засылал людей в город, которому было суждено пасть, как бы его ни защищали, чтобы навредить врагу изнутри.
– Ты знаешь направление, Альмурат?
Мор покачал головой:
– Они отправились на север, и в дворцовых конюшнях поговаривали о Джеханнахе, но это, без сомнений, явная уловка. Они изменят направление при первой возможности. Мы проверили все лодки, достаточно вместительные, чтобы перевезти всю группу через реку, но такого размера суденышки курсируют взад-вперед постоянно. В этом месте нет ни порядка, ни контроля.
– Ты рассказал мне многое, над чем стоит поразмыслить.
Взыскующий слегка скривил губы, но, по-видимому, понял, что бо́льших обязательств Карид на себя взять не мог. Он кивнул:
– Что бы ты ни решил предпринять, ты должен знать еще одну вещь. Тебе, возможно, интересно, каким образом эта девушка могла вымогать что-либо у купцов. По-видимому, ее всегда сопровождали два или три солдата. Описание их доспехов также было весьма точным. – Он вытянул было руку, словно для того, чтобы коснуться зеленого халата Карида, но тут же благоразумно опустил ее. – Большинство людей говорят, что они были черные. Ты понимаешь меня? Что бы ты ни решил предпринять, не откладывай. – Мор поднял свою чашку. – За твое здоровье, знаменный генерал! За твое здоровье, Фурик, и за процветание империи!
Карид осушил кубок Аджимбуры без колебаний.
Взыскующий удалился так же неожиданно, как и вошел, и через несколько мгновений после того, как за ним закрылась дверь, она отворилась вновь, впустив Аджимбуру. Коротышка с упреком смотрел на чашу-череп в руках Карида.
– Ты знаешь что-нибудь об этих слухах, Аджимбура?
Спрашивать слугу, подслушивал ли он разговор, было все равно что спрашивать, восходит ли по утрам солнце. Да и сам он никогда этого не отрицал.
– Я не пачкаю свой язык такой грязью, о высокий, – сказал он, вытягиваясь во весь рост.
Карид позволил себе вздохнуть. Было ли исчезновение верховной леди Туон делом ее собственных рук или чьих-либо еще, сейчас она подвергалась огромной опасности. А если слух исходил от самого Мора, лучшим способом справиться с чужой игрой было сделать ее своей.
– Достань мою бритву. – Сев в кресло, Карид взял перо, придерживая левой рукой рукав халата, чтобы не запачкать его чернилами. – Потом найдешь капитана Музенге и, когда он будет один, отдашь ему это. Возвращайся быстро, у меня будут для тебя еще поручения.
На следующий день, вскоре после полудня, Карид пересекал гавань на пароме, который ходил каждый час в строгом соответствии со звоном колокола. Это была неуклюжая баржа, переваливающаяся с волны на волну, в то время как мощные гребки весел продвигали ее вперед по неспокойной поверхности гавани. Веревки, которыми крепились к планкам на палубе полдюжины крытых парусиной купеческих фургонов, скрипели при каждом движении судна, лошади нервно переступали копытами, и гребцам приходилось отгонять возчиков и охранявших фургоны наемников, желающих опорожнить свои желудки за борт. У некоторых людей желудок не приспособлен для передвижения по воде. Сама же владелица фургонов, круглолицая меднокожая купчиха в темном плаще, стояла на носу, легко приноравливаясь к качке; она не сводила глаз с приближающейся пристани и не обращала внимания на Карида, стоявшего подле нее. Она легко могла опознать в нем одного из шончан, хотя бы по седлу на гнедом мерине, но его зеленую куртку с красной отделкой скрывал простой серый плащ, так что если она вообще думала о нем, то считала простым солдатом. Не переселенцем, поскольку на поясе у Карида висел меч. Раньше в городе он мог попасть под прицел более внимательных глаз, несмотря на все, что предпринял, чтобы избежать их; тут уж ничего не поделаешь. Если ему будет сопутствовать удача, у него будет день, а то и два, прежде чем кто-нибудь поймет, что возвращаться в гостиницу в ближайшее время он не собирается.
Когда паром тяжело ударился об обитые кожей сваи причала и распахнулись грузовые ворота, Карид сразу же вскочил в седло и первым оказался на берегу – купчиха еще подгоняла своих возчиков, а паромщики не успели отвязать колеса фургонов. Он пустил Алдазара неторопливым шагом, поскольку камни после утреннего дождя были еще скользкими и вдобавок покрыты конским навозом и пометом, оставшимся после недавно прошедшей здесь отары овец, и позволил себе ускорить темп, только когда достиг Иллианской дороги, впрочем даже тогда он решился только на легкую рысь. Нетерпение – плохой помощник, когда пускаешься в путь, не зная, насколько долгим он окажется.
Вдоль дороги за причалом выстроились гостиницы – покрытые потрескавшейся и облезающей штукатуркой здания с плоскими крышами, вывески над которыми давно поблекли, если они были вообще. Эта дорога служила северной границей Рахада, и неряшливо одетые люди, сидевшие сгорбившись на скамейках перед гостиницами, провожали его хмурыми взглядами. Не потому, что он был шончан; он подозревал, что их взгляды вряд ли просветлели бы при виде любого сидящего на лошади. Любого, у кого в кармане завалялась хоть пара монет, если на то пошло. Вскоре, однако, он оставил их за спиной, и следующие несколько часов ехал мимо оливковых рощиц и маленьких ферм, жители которых были достаточно привычны к проезжим на дороге, чтобы не отвлекаться ради них от работы. Движение было не слишком оживленным; ему попалась лишь горсточка фермерских повозок с высокими колесами и дважды – купеческие караваны, катящиеся в сторону Эбу Дар, в окружении наемных охранников. Многие возчики и оба купца носили эти примечательные иллианские бороды. Странно, что Иллиан продолжал посылать своих торговцев в Эбу Дар, одновременно сражаясь против империи, но люди по эту сторону Восточного моря часто казались странными, их обычаи были совсем не такими, как у шончан, и все это не слишком походило на то, что рассказывали о родине великого Ястребиного Крыла. А часто и вовсе противоречило. Жителей Иллиана, разумеется, было необходимо понять, если его предполагалось включить в состав империи, но пусть этим занимаются те, кому положено. А у него свои обязанности.
Фермы уступили место лесам и полям с кустарниками, и его тень уже удлинилась, поскольку солнце прошло более половины пути к горизонту, когда Карид наконец увидел то, что хотел увидеть. Впереди, на северной обочине дороги, сидел на корточках Аджимбура. Играя на камышовой флейте, он изображал ленивого бездельника, увиливающего от работы. Еще до того, как Карид поравнялся с ним, он засунул флейту за пояс, запахнул коричневый плащ и исчез в кустарнике. Оглянувшись через плечо и убедившись, что дорога позади так же пуста, как и впереди, Карид повернул Алдазара и устремился в чащу вслед за слугой.
Коротышка ждал его в лесу, там, где его не было видно с дороги, среди купы больших сосен, самая высокая из которых достигала, пожалуй, сотни футов. Увидев хозяина, он ссутулился, изображая поклон, и вскарабкался в седло своего тощего гнедого с белыми ногами. Он был непоколебимо убежден, что белые ноги лошади приносят удачу.
– Сюда, о высокий? – спросил слуга и, увидев утвердительный жест Карида, повернул своего коня вглубь леса.
Им пришлось проехать совсем немного, не больше полумили, но никто из проезжающих по дороге и заподозрить не мог, что ждало их в лесу на большой поляне. Музенге привел сотню Стражей на хороших лошадях и двадцать огиров-Садовников, все в полном вооружении, с вьючными лошадьми, нагруженными припасами на две недели. Среди них была и вьючная лошадь Карида с его доспехами, Аджимбура привел ее сюда еще вчера. Группа сул’дам стояла подле своих лошадей, шесть из них держали на поводках дамани. Музенге выехал вперед, навстречу Кариду, рядом с ним хмуро шагал Первый Садовник Хартха, неся на плече свой топор, украшенный зеленой кистью. Одна из женщин, Мелитене, дер’сул’дам верховной леди Туон, села в седло и присоединилась к ним.
Музенге и Хартха приветствовали его, приложив к сердцу сжатые кулаки, и Карид ответил им тем же, но его взгляд был обращен к дамани. В особенности к одной из них, невысокой женщине, которую гладила по волосам смуглая сул’дам с квадратным лицом. Лица дамани всегда были обманчивы – они старели медленно и жили очень долго, – но на этом лице он увидел признаки, которые научился распознавать как характерные для тех, кто называл себя Айз Седай.
– Под каким предлогом тебе удалось вывести их всех из города одновременно? – спросил он.
– Якобы на учения, знаменный генерал, – ответила Мелитене с кислой улыбкой. – Тренировки никогда ни у кого не вызывают подозрений. – Говорили, что верховной леди Туон по-настоящему не были нужны дер’сул’дам для того, чтобы обучать свою собственность или своих сул’дам, но Мелитене, в длинных волосах которой было больше седины, чем черных волос, обладала опытом и в других областях, так что она понимала, что Карид имел в виду, задавая этот вопрос. Он просил лишь, чтобы Музенге привел с собой пару дамани, если сможет. – Никто из нас не мог остаться в городе, знаменный генерал. Участвовать в учениях должны все. А что до Майлен… – Это, должно быть, бывшая Айз Седай. – После того как мы вышли из города, мы сказали дамани, куда идем. Всегда лучше, чтобы они знали, что их ожидает. С той самой минуты мы только и делаем, что успокаиваем Майлен. Она любит верховную леди. Они все ее любят, но Майлен преклоняется перед ней так, словно та уже сидит на Хрустальном троне. Если Майлен попадется в руки одна из этих «Айз Седай», – она рассмеялась, – нам придется действовать очень быстро, чтобы от нее осталось хоть что-нибудь, на что можно будет нацепить ошейник.
– Не вижу повода для смеха, – проворчал Хартха. Огир, с его длинными седыми усами и похожими на два черных камня глазами, смотревшими из-под шлема, выглядел даже более суровым и закаленным, чем Музенге. Он был Садовником еще в те времена, когда не родился отец Карида, а может быть, и его дед. – У нас нет конкретной цели. Мы пытаемся поймать ветер сетью.
Мелитене мгновенно посерьезнела, а лицо Музенге стало еще более мрачным, чем у Хартхи, если это вообще было возможно.
За десять дней те, кого они искали, могли оставить за спиной много миль. Лучшие люди Белой Башни не стали бы действовать настолько очевидно – отправляться на восток после того, как сами пустили слух о Джеханнахе; и они не столь глупы, чтобы держаться строго северного направления, однако это оставляло для поисков обширную, если не бесконечную территорию.
– В таком случае нам надо раскидывать сети без промедления, – произнес Карид, – и раскидывать их очень густо.
Музенге и Хартха кивнули. Стражи Последнего часа выполняют то, что должно быть сделано. Даже если речь идет о том, чтобы поймать ветер.
