Первые минуты после пробуждения из комы были словно в тумане. Алексей с трудом открыл глаза, чувствуя, как солнечный свет скользит по его лицу, разбиваясь на десятки мерцающих бликов. Всё вокруг казалось неестественно тихим, будто всё вокруг затаило дыхание ожидая его пробуждения.
В палату вошли медсёстры и врач с уставшими глазами. Смотря на Алексея, они обменивались короткими взглядами, и хотя всё выглядело обычно, что-то в их поведении казалось странным – слишком смазанным и нечётким, немного скованным. Алексей чувствовал, будто не мог сфокусироваться на их лицах; они были как смазанные картинки, едва различимые.
Когда врач и медсёстры ушли, он стал оглядываться, осматривая палату. Сначала всё казалось вполне обычным: белые стены, блеклая занавеска на окне, стандартные приборы, мирно отсчитывающие его сердцебиение. Но потом он заметил маленькие детали, которые не укладывались в знакомые рамки. На подоконнике лежала старая газета с датой… будто из прошлого, словно он пропустил несколько месяцев или лет. Статья на первой полосе рассказывала о событии, которое он помнил совершенно иначе. Пытаясь прочитать, он ощущал странную путаницу в мыслях, как будто текст менялся прямо на глазах, ускользая от понимания.
Часы над дверью показывали странное время – не привычное, где указаны час и минуту, а с какими-то случайными, незакреплёнными цифрами, меняющимися хаотично, как если бы время просто текло само по себе, не следуя законам. "Видимо эти часы сломаны" – сказал он себе, но тревога уже начала пробираться внутрь.
Позже, когда пришла медсестра, он решил задать простой вопрос:
– Как долго я был без сознания?
Медсестра улыбнулась, но её улыбка была какой-то странной – словно едва касалась губ, а глаза оставались холодными и безжизненными.
– Несколько недель, доктор Вердин. Вам нужно было время, чтобы восстановиться, – ответила она, отводя взгляд.
Его насторожил её голос: в нем была неуверенность, как будто она сама не до конца верила в свои слова. Алексей ещё раз оглянулся вокруг, отмечая, что ещё кажется не таким, как должно быть. На тумбочке у кровати лежал стакан с водой. Он взял его, чувствуя, как его пальцы зарываются в гладкий стеклянный бокал. Но, глотнув воды, он почувствовал странный привкус – едва уловимый, немного металлический, как будто вода долго стояла в железной посуде и часть железа перешла в воду, но вода на вид была кристально чистой и прозрачной.
В палату заглянул молодой ординатор, которого он прежде не встречал, и приветливо, хотя и несколько робко, кивнул ему. Алексей не придал бы этому значения, но спустя минуту ординатор снова зашёл, как будто увидел его впервые и не вспомнил, что уже заходил. Это повторилось несколько раз – парень приходил и уходил, каждый раз немного сбивчиво здороваваясь, как будто врач был новым пациентом, и каждый раз оставляя в воздухе ощущение лёгкой странности.
На следующий день Алексей решился встать и пройтись. С трудом, покачиваясь, он вышел из палаты в длинный коридор. Снова что-то не так: стены были чуть светлее, чем он помнил, и таблички на дверях выглядели странно, как будто их надписи изменялись в зависимости от того, с какой стороны он на них смотрел. "Кабинет хирурга", "Операционная №4" – надписи исчезали, как только он приближался, и снова появлялись на своём месте, когда он отходил.
На полу коридора он заметил старую газету. На этот раз она была разорвана, но одно название в заголовке, полустёршееся и чуть размытое, заставило его замереть. В названии мелькнуло что-то знакомое, и сердце его сжалось. Он склонился, чтобы поднять её, но в ту же секунду за спиной раздались шаги. Повернувшись, он увидел женщину в белом халате – старше его, с усталыми, внимательными глазами, которые смотрели сквозь него, как будто она видела кого-то ещё.