Пенрик и Дездемона. Книга 1 - читать онлайн

Демон Пенрика

Косые лучи утреннего солнца озаряли луга, вдыхая бледную зелень в сплетение ветвей далеких лесов, выхватывая розовые и белые цветы, прячущиеся тут и там среди молодых листьев. Мягкий весенний воздух был наполнен обещаниями. Прежде чем уйти в фургон вместе с сестрами Пенрика, чтобы руководить последними приготовлениями, мать Пенрика подняла лицо к прохладному синему небу и провозгласила, что это отличный день для помолвки; вне всякого сомнения, боги наконец-то улыбнулись дому Юральд! Пенрик удержался от замечания, что, согласно просвещенным святым, боги не управляли погодой, и получил в награду за свое сыновнее терпение материнский приказ поторопиться, закончить с одеванием и следовать за ними. Сейчас не время еле волочить ноги!

Мрачно глядя в пространство между покачивающимися ушами своей лошади, Пенрик размышлял о том, что еще лучше этот день подходил для рыбалки. Не самое увлекательное времяпрепровождение, но это было единственное из обнаруженных им занятий, во время которого люди прекращали болтать с ним. Он пытался представить, будто грязная извилистая дорога ведет в какое-нибудь не столь привычное место, как Гринуэлл-таун. Надо полагать, так оно и было, если уехать достаточно далеко. Как поступил его старший брат Дрово. Не самая радостная мысль.

Нахмурившись, он посмотрел на коричневые рукава своей куртки, прошитые оранжевой и золотой нитью с неприятным латунным оттенком. Даже сейчас он носил одежду, доставшуюся по наследству. Изящный наряд был новым, когда Дрово впервые надел его в тринадцать лет, принося клятву боевому Ордену Сына, чтобы стать посвященным пажом – что полностью соответствовало не только его полу, возрасту и положению, но также неистовому духу, полагал Пенрик. Дрово слишком быстро вырос из этого платья, чтобы оно успело сильно износиться или протереться. Его извлекли из сундука, провонявшего камфарой, и подогнали по меркам девятнадцатилетнего Пенрика, позаимствовав немного ткани с плеч, чтобы удлинить брюки. Пенрик попытался подбодрить себя мыслью, что эта одежда хотя бы не досталась ему от сестер, но на самом деле он почти не сомневался, что надетая под куртку льняная рубаха, потертая и мягкая, когда-то была блузой.

Что ж, больше Дрово не будет вырастать из одежды.

Его смерть в прошлом году от лагерной лихорадки в Адрии, еще прежде, чем он успел помочь своей компании наемников проиграть первую битву, стала вторым ужасным ударом, обрушившимся на их семью за последние четыре года. Первым была кончина отца от стремительной челюстной инфекции, развившейся по причине невылеченного абсцесса зуба. Все они скучали по веселому лорду Юральду, пусть и не по его пьянству и азартным играм. Старший брат Пенрика, лорд Ролш, казался более трезвым главой рода, если бы только не велся с такой легкостью на каждого встречного набожного попрошайку, что в лохмотьях, что в храмовом одеянии. Как будто лорды Юральд не правили местными селянами, чьими любимыми занятиями были стрельба из лука, браконьерство и уклонение от налогов. Вот почему Дрово взял у вербовщика причитавшиеся новобранцу деньги, потратил их на собственное снаряжение и отправился воевать за горы, весело пообещав вернуться с добычей и поправить финансовые дела семьи.

По крайней мере, его судьба исцелила семейство от попыток заставить Пенрика поступить так же…

Не то чтобы у него когда-нибудь возникало подобное желание. Задиристый Дрово в одиночку превратил юность Пенрика в страдания; лагерная жизнь с целым отрядом таких же драчунов заранее казалась ему кошмаром. И это не говоря уже о суровых сражениях.

– Прибавь скорость, Малыш Пен, – посоветовал Пенрику Ганс, его слуга, которого он знал с самого детства. – Не хочу получить выговор за то, что доставил тебя с опозданием.

– Я тоже, – согласно вздохнул Пен, и они пустили коней рысью.

Пен попытался настроиться на более радостный лад, под стать утру. Постель дочери богатого торговца сыром определенно была более приятным полем битвы, нежели поля сражений на севере. Прейта была милой и округлой, совсем как прилагавшийся к ней кошелек. Пенрик задумался, осознавала ли она, что за пустышку купила ей семья вместо титула. Во время трех дозволенных им свиданий – разумеется, под строгим присмотром – она, казалось, испытывала некие сомнения насчет происходящего, хотя и осталась довольна внешностью Пена. Застенчивость или прозорливость? Леди Юральд, невестка Пена, подобрала ему невесту и договорилась о браке, воспользовавшись связями с матерью Прейты. Предполагалось, что ее родители осознают, что приобретают. Задача Пена – сделать так, чтобы девушка не пожалела о сделке.

Насколько трудно быть мужем? Не пить, не играть в азартные игры, не притаскивать за стол охотничьих псов. Не бояться зубодеров. Не делать глупостей с деньгами. Не становиться солдатом. Не бить девочек. Он не испытывал желания нарушать какой-либо из этих запретов. При условии, что старшие сестры не считаются девочками. Быть может, не бить девочек первым.

Возможно, обеспечив себя женой и приданым, он убедит Прейту переехать куда-нибудь дальше по дороге? Пен вообразил домик у озера, в котором все слуги наняты им самолично. Однако Прейта, похоже, была весьма привязана к своей семье. И ни один из молодоженов не получит щедрого содержания, пока Пен не достигнет совершеннолетия. До тех пор распоряжаться финансами будет Ролш. Который вряд ли согласится на избыточные траты на размещение молодых далеко от его отцовского ока, пока при дворе Юральдов оставалось место. И Пен не сомневался, что Прейта и не помышляла о жизни в домике – скорее всего, маленьком, и вечно сыром.

Постарайся, строго велел себе Пен, когда они свернули на главную дорогу к Гринуэллу, а следующей его мыслью было: Что это?

На обочине остановилась странная группа из людей и лошадей.

Человек в шляпе, к которой бляхой крепились залихватские сине-белые перья, выдававшие члена Ордена Дочери, удерживал четырех норовистых скакунов. У него на поясе висело оружие храмового стражника. Второй стражник и женщина в одежде прислуги высшего класса склонились над фигурой, распластавшейся на расстеленном плаще. Возможно, лошадь сбросила всадника? Пен остановил своего коня.

– Кто-нибудь пострадал? – крикнул он. Приблизившись, он разглядел, что лежавший на спине человек был пожилой женщиной, седовласой и бледной, в одеяниях непонятного цвета. – Вам нужна помощь?

Второй стражник выпрямился и быстро повернулся к нему.

– Юный сэр! Вам известно, далеко ли до следующего города и есть ли там целители Матери?

– Да, до Гринуэлла меньше пяти миль по этой дороге, – ответил Пен, показав рукой. – Орден Матери содержит там богадельню.

Стражник забрал поводья трех лошадей у своего товарища и хлопнул его по плечу:

– Скачи за помощью. Привези носилки, а лучше повозку.

Тот кивнул, запрыгнул в седло, развернул лошадь и ударил пятками по бокам. Та умчалась галопом, вздымая клубы пыли.

Пен спешился и передал поводья Гансу, который с сомнением взирал на происходящее. Служанка средних лет окинула взглядом аккуратный, благочестивый коричневый костюм Пена и, кажется, успокоилась.

– Святой Ручии внезапно стало плохо, – сказала она, показав на старую женщину, которая лежала, прерывисто дыша. – У нее в груди вспыхнула сильная боль, и она упала.

– О, мне стало плохо намного раньше, – возразила старая женщина между вдохами. – Я слишком задержалась в Дартаке… Говорила же глупцам провести надо мной обряд.

Разрываемый любопытством, тревогой и осознанием того, что, отправься он в город раньше, как было велено, ему не пришлось бы возиться со всем этим, Пен опустился на колени рядом со старой женщиной. Осторожно потрогал ее лоб, как поступала с ним мать; на ощупь кожа казалась липкой, а не горячей. Он понятия не имел, что делать, но ему казалось неправильным просто вернуться в седло и уехать, несмотря на суровые взгляды и крепко стиснутые губы Ганса.

– Я лорд Пенрик из рода Юральд, баронов этой долины, – сказал он, махнув в ту сторону, откуда они приехали. Что сказать дальше, он не знал. В этой компании женщина казалась главной, но явно наименее способной командовать, учитывая ее состояние. Соскользнувший с плеча плащ открыл приколотый храмовый символ – не зелено-золотой, Матери Лета, как можно было ожидать, и не сине-белый, Дочери Весны, но бело-кремово-серебряный – Бастарда, пятого бога, внесезонного повелителя всех несчастий. Пен сглотнул, пряча изумление.

Женщина хрипло усмехнулась и, пошевелившись, подняла скрюченную руку к его лицу.

– Милый мальчик. Более приятное последнее зрелище, нежели мрачная Марда. В своем роде дар. Но эти цвета тебе не идут.

Пен поднял голову и посмотрел на служанку, которая отошла в сторону, когда он опустился на колени.

– Она бредит?

Служанка покачала головой:

– Откуда мне знать? Она выдавала вещи, которых никто не понимает, с тех самых пор, как мне велели сопровождать ее.

Губы старухи дернулись.

– Неужели? – произнесла она. Казалось, она обращается не к Марде или Пенрику. – Это заставит глупцов поплясать. – Она с трудом сделала вдох. – Надо полагать, нелогично желать при этом присутствовать.

Пугаясь все сильнее, чувствуя себя глупым и бесполезным, Пен все же попробовал:

– Разрешите служить вам в вашей нужде, Просвещенная.

Она пристально смотрела на него на протяжении двух прерывистых вдохов, потом прохрипела:

– Принято.

Она умирает. Холод и липкость были совсем не похожи на лихорадочный жар и зловоние смертного одра его отца, но эту бледность ни с чем нельзя было спутать. Больше всего Пенрику хотелось убежать, но упавшая рука женщины нашла его руку и слабо вцепилась в нее. Ему не хватило чего-то – трусости? отваги? – чтобы стряхнуть ее ладонь. Краем глаза он заметил, что служанка и стражник поспешно пятятся назад. В чем дело?

– Лорд Бастард! – выдохнула женщина. – Твои врата причиняют боль. Мог бы лучше позаботиться о своих слугах…

Если все, что он мог сделать, это держать ее за руку, то так тому и быть, в отчаянии решил Пенрик и крепче сжал ладонь женщины.

На мгновение ее карие глаза словно вспыхнули темно-пурпурным светом. Потом, между очередным вдохом и… тишиной, погасли и замерли.

Больше никто не смотрел на Пенрика.

Он услышал гомон женских голосов, болтавших на разных языках, большую часть которых он не понимал, вскрикивающих от ужаса и боли. Его пульсирующая от напряжения голова будто взорвалась частой спутанной сетью белых молний.

Потом – чернота.

Странные сны рассыпались, когда Пенрик очнулся, страдая от кошмарной головной боли, ужасной жажды и отчаянной потребности помочиться. Он лежал в постели в маленькой комнатке, под самой крышей, если судить по наклону беленого потолка. На нем были только рубаха и кальсоны. Когда он со стоном зашевелился, над ним возникло незнакомое лицо. Пен не слишком ободрился, увидев зеленую тунику посвященного Ордена Матери. Последовало несколько минут суеты – сперва человек помог Пенрику воспользоваться горшком, а потом оттащил его от окна, куда тот пытался высунуть голову. Судя по увиденному им кусочку улицы и небу, он находился в Гринуэлл-тауне, возможно, в богадельне Матери. По-прежнему было утро, так что, быть может, он не слишком опоздал? По настоянию посвященного Пен снова упал на кровать и попросил чашку воды, после которой у него остались только головная боль и полное замешательство.

– Как я сюда попал? Я был на дороге. Я потерял сознание? Где мой костюм? – Он очень надеялся, что костюм уцелел. Не говоря уже о ботинках, которых тоже не было. – Там была больная старуха, святая…

– Я позову Просвещенного Луренца, – сказал посвященный. – Не двигайся!

Он поспешно вышел. Из коридора донеслись приглушенные голоса, потом удаляющиеся шаги. Пен заметил свой костюм, аккуратно сложенный на сундуке. Рядом стояли ботинки. Одной тревогой меньше. Он крепко зажмурился, открыл глаза и сел, чтобы налить себе еще чашку воды. Пытался решить, получится ли доковылять до сундука с одеждой, когда снаружи вновь раздались шаги, и он поспешно спрятался обратно под простыни, как было велено.

В комнату без стука вошел высокий, костлявый Просвещенный Луренц, главный святой Храма в Гринуэлл-тауне – утешительно узнаваемый, тревожаще напряженный. Он склонился над Пеном, словно желая пощупать его лоб, но отдернул руку.

– Кто ты? – спросил он Пена.

Пен моргнул. Быть может, он вовсе не заболел, а попал в старую балладу?

– Просвещенный Луренц, вы же меня знаете! Я Пенрик кин Юральд, вы учили меня арифметике и географии и стучали мне по голове своей указкой за невнимательность.

Причем весьма сильно. Это было десять лет назад, до того, как святого повысили до его нынешнего поста. Луренц был давним приверженцем Отца Зимы, хотя, будучи старшим святым, теперь надзирал за всеми пятью святыми домами. Ролш говорил, что растущему городу скоро понадобится архисвятой. Пен полагал, что Луренц надеялся на повышение.

– А. – Луренц испустил облегченный вздох и выпрямился. – Значит, мы не опоздали.

– Хочется на это надеяться! Матушка и Ролш будут в ярости, точно вам говорю. И страшно представить, что подумает бедная Прейта. Где Ганс?

– Лорд Пенрик, – произнес Просвещенный Луренц строгим голосом, будто собирался попросить Пена перечислить крупные реки Дартаки, – что вы помните про вчерашний день?

Пен снова зажмурился и открыл глаза. Они по-прежнему пульсировали.

– Вчерашний день? Вчера не было ничего особенного, разве что матушка с сестрой возились с подгонкой этого глупого костюма. Они не разрешили мне покататься верхом.

Полное взаимного непонимания мгновение они смотрели друг на друга. Потом Луренц снова пробормотал: «А!» – и продолжил:

– На дороге. Вы направлялись в город вместе с Гансом и встретили отряд Просвещенной Ручии. Ей было плохо, и она лежала на земле.

– О! Да, та несчастная старуха. Она правда умерла?

– Боюсь, что да. – Луренц вздохнул, коснувшись лба, губ, пупка и чресл и на секунду растопырив пальцы над сердцем – Дочь-Бастард-Мать-Отец-Сын, перечень всех богов. – Мы привезли ее тело в местный приют Бастарда, где оно будет лежать в ожидании погребения и какого-то разрешения этой проблемы.

– Какой проблемы? – спросил Пен, чувствуя, как скрутившийся узлом желудок присоединяется к больной голове.

– Лорд Пен, – (Прозвище странным образом успокаивало, быть может, все еще не настолько плохо?) – расскажите мне все, что помните о вашей встрече с Просвещенной Ручией и о том, как с вами случился, э-э, обморок. Вплоть до последней детали.

Луренц подставил к кровати стул и сел, давая понять, что не ограничивает Пена во времени.

Несмотря на странность просьбы, Пен описал случившееся и все разговоры настолько точно, насколько смог вспомнить – вдруг это было важно, а особо вспоминать ему и не пришлось. Помедлил, прежде чем упомянуть пурпурный свет и голоса, потому что это было похоже на бред, но в конце концов рассказал и о них.

– Но что она имела в виду, когда сказала «принято»? Конечно, от умирающих людей не следует ждать особой осмысленности, но она говорила так уверенно. И хотя мне и неприятно про это говорить, ее слуги оказались не слишком преданными. Или… – его посетила ужасная мысль, – у нее была какая-то зараза? – Он незаметно вытер о простыню руку, которой сжимал ладонь старухи.

– Определенно зараза, но не болезнь, – вздохнул Луренц, распрямляя напряженные плечи. От его мрачного взгляда Пену стало очень не по себе. – Ты знал, что она была храмовой чародейкой?

– Что? – ахнул Пен.

– И весьма важной, как я понимаю, носительницей демона великой силы. Она направлялась в главный дом своего ордена в Мартенсбридже, чтобы сделать какой-то доклад и обратиться за помощью из-за болезни дабы сдержать демона. Или, в случае смерти, передать его дальше. Люди Бастарда знают какие-то ритуалы для этой процедуры, которые мне, увы, неведомы. Это не мой бог.

Скручивающийся желудок становился камнем.

– Я никогда прежде не встречал чародейку. – У него в горле возник ком, и рот сам собой добавил: – Что ж, синеглазый мальчик, теперь ты сам чародей!

В словах будто слышались колкие интонации умирающей святой; затем чувство удушья исчезло, словно исчерпав силы. Пен зажал рот ладонью и в ужасе уставился на Луренца.

– Я этого не говорил!

Луренц отпрянул, сурово глядя на Пена.

– Не шути со мной, мальчик!

Пен отчаянно затряс головой – внезапно ему стало страшно говорить.

Тихие голоса в коридоре вдруг стали громче. Кто-то спорил. Дверь распахнулась, и в комнату влетела мать Пена, вырывая руку из хватки одного из храмовых стражников, которых Пен встретил на дороге. Следовавший за ней лорд Ролш грозно вскинул ладонь, предупреждая стражника больше не пытаться схватить ее. Просвещенный Луренц поднялся и разрешил противостояние, жестом приказав стражнику отойти назад, качая головой со смесью отрицания и утверждения.

– Ты очнулся! Хвала богам! – Старшая леди Юральд подбежала к постели и, казалась, готова была кинуться на Пена, но, к его облегчению, сдержалась. Вместо этого она вцепилась в рукав Просвещенного Луренца, настойчиво требуя его внимания. – Что с ним случилось? Вы можете сказать?

Ролш отцепил ее от святого и удержал, но, кинув встревоженный взгляд на Пена, обратил к Луренцу лицо, на котором читалась почти такое же беспокойство. Оба разительно отличались от своего утреннего церемониального обличья, хотя по-прежнему были в лучших нарядах. Лицо леди Юральд опухло, глаза покраснели, косы растрепались. Ролш выглядел изнуренным, а его лицо… небритым?

Это уже не то утро, наконец осознал Пен. Это завтра… сегодня… о боги. Он проспал целые сутки?..

Луренц, не привыкший уклоняться от неприятных обязанностей, поймал трепещущие ладони леди Юральд и выпрямился, приняв свой самый серьезный отцовский вид.

– Мне очень жаль, леди Юральд. – Его кивок также предназначался Ролшу. – Наши опасения подтвердились. Вашим сыном овладел – или, точнее сказать, в него вселился демон белого бога. Всего мгновение назад он явил себя мне.

Ролш вздрогнул, мать Пена ахнула:

– Летняя госпожа, помоги нам! И ничего нельзя сделать?

Пен, который сидел, прислонившись к изголовью, встревоженно уставился на свое тело. Демон Бастарда – внутри него? Где именно внутри?..

Луренц облизал губы.

– Все не так плохо, как могло бы быть. Судя по всему, демон не вознесся – он еще не захватил власть над телом. Мне сказали, что столь мучительный переход может уничтожить демона или ослабить его на время, прежде чем он обоснуется в своем новом обиталище или привыкнет к нему. Если воля лорда Пенрика тверда, и он следует всем, э-э, священным наставлениям, может отыскаться способ спасти его.

– Раз они вселяются в людей, значит, должен быть способ их прогнать, – предположил Ролш. И разбавил свой осторожный оптимизм, уточнив: – Помимо смерти, разумеется.

Луренц снова кивнул, по мнению Пена – слишком небрежно.

– Что и произошло с несчастной Просвещенной Ручией. По каковой причине лорд Пенрик и оказался в столь затруднительном положении.

– О, Пен, зачем ты… – накинулась на него мать.

– Я.. я не… – Пен взмахнул руками. – Я подумал, что старой госпоже плохо! – Что, в целом, соответствовало действительности. – Я просто пытался помочь!

Он захлопнул рот, но странный голос не всплыл в его горле и не добавил язвительный комментарий.

– О, Пен! – простонала мать. Ролш раздраженно закатил глаза.

Луренц прервал обещавший затянуться обмен упреками.

– Как бы там ни было, вред причинен, и его не исправить здесь, в Гринуэлл-тауне. Я обсудил эту возможность с сопровождающими Просвещенной Ручии. Плотскую оболочку усопшей святой придется похоронить, но ее эскорт обязан доставить ее имущество в орден, чтобы тот распорядился им в соответствии с ее волей. Это требование относится, я полагаю, – вынужденно, говорил его тон, – и к ее главному сокровищу, ее демону.

Что Луренц имел в виду под «способом спасти его»? Уже готовый возмущаться тем, что его обсуждают прямо в его присутствии, Пен осознал, к чему клонит святой, и опустился на место, внимательно слушая. Перемещение демона также по умолчанию означает перемещение Пена… куда-то за пределы Гринуэлл-тауна. Может, в сам Фрейттен?

– Храмовые стражники согласились сопроводить лорда Пенрика в главный дом Ордена Бастарда в Мартенсбридже, где, вне всяких сомнений, ученые мужи… решат, как следует поступить.

– О, – с сомнением сказала леди Юральд.

Ролш нахмурился.

– Кто оплатит это путешествие? Судя по всему, это дело Храма…

Луренц понял намек, пусть и без удовольствия.

– Храм передаст ему остаток путевых денег, выделенных святой Ручии, а также дозволение использовать храмовых лошадей и постоялые дворы по дороге. Когда он доберется до Мартенсбриджа… решать будет ее орден.

Ролш хмыкнул. Это он в прошлом году запретил Пену отправиться в университет, недавно основанный во Фрейттене, под предлогом того, что семья не может себе этого позволить, а потом заглушил протесты Пена отупляющими подробностями о состоянии всех его баронских счетов, чтобы это подтвердить. Было грустно узнать, что брат не был эгоистом, а говорил правду. Пусть Мартенсбридж и не Фрейттен, но до него еще дальше от Гринуэлла.

Пен осторожно прочистил горло. Кажется, оно все еще принадлежало ему.

– А как насчет помолвки?

Ответом ему было угрюмое молчание.

Наконец Ролш мрачно сказал:

– Что ж, вчера она не состоялась.

– Но семья милой Прейты все равно любезно накормила нас, пока мы сидели тут в ожидании того… когда ты очнешься, – добавила мать. – Так что, по крайней мере, еда не пропала.

– Столько сыра… – пробормотал Ролш.

Пен начал понимать, что произошло, пока он лежал в этой постели, словно едва теплый труп, и картина эта не была веселой. Его тело привезли в город в повозке вместе с мертвой женщиной, каким-то образом разыскали мать и Ролша – конечно, это Ганс, – торжество кончилось, не успев начаться, встревоженные родственники не спали всю ночь…

– Как Прейта… отнеслась к этому?

– Она очень испугалась, когда мы увидели твое тело, – ответил Ролш.

– Сейчас за ней присматривает мать, – сказала леди Юральд.

– Нужно послать к ней кого-нибудь и сказать, что со мной все в порядке, – сказал Пен, пришедший в ужас от всего этого.

Последовавшее за его словами молчание слегка затянулось.

Леди Юральд вздохнула. Она также не привыкла уклоняться от неприятных обязанностей – иначе не провела бы столько лет замужем за их отцом.

– Лучше я сама ей сообщу. Придется многое объяснить. И обсудить.

Пен хотел спросить, считается ли чародей более или менее привлекательным мужем, но у него было неприятное предчувствие, что ответ ему и так известен. Не добавив никакого послания от себя, он трусливо позволил матери уйти, разумеется, в сопровождении Ролша, поскольку леди Юральд явно не хотела оставлять Пена.

– Вам что-нибудь нужно прямо сейчас, лорд Пенрик? – осведомился Просвещенный Луренц, также готовясь уйти.

– Я весьма голоден. – Пен осознал, что это правда. Неудивительно, ведь он ничего не ел со вчерашнего завтрака. – Могу я спуститься в трапезную?

– Посвященный принесет вам еду сюда, – пообещал святой.

– Но я правда здоров. – Пен распрямил плечи и вытянул ноги, вновь ощущая себя хозяином своего тела, как после болезни. – Я могу одеться и пойти вниз. Не нужно никого звать.

– Нет, я попрошу вас оставаться в этой комнате, лорд Пенрик, – более твердым тоном ответил Луренц. – По крайней мере, пока.

Он вышел и закрыл за собой дверь, задержавшись в коридоре, чтобы поговорить с по-прежнему стоявшим там храмовым стражником. Несмотря на безопасность богадельни Матери, тот был полностью вооружен. Чего, скажите на милость, он боялся?..

Ох.

Уколы голода в желудке Пена внезапно стихли, и он зарылся в простыни.

Когда он поел и посвященный забрал у него поднос, Пен отважился выглянуть в коридор. Крупный храмовый стражник, которого он видел раньше, исчез, его сменил еще более крупный мужчина в форме гринуэллской стражи. Он напоминал не потенциальную жертву вербовщика, а скорее ветерана многочисленных войн, сурового и мрачного.

– А куда делся парень, который приехал вместе с… – Пен не знал, как ее назвать, «мертвая чародейка» звучало слишком неуважительно, хотя и правдиво. – С покойной Просвещенной Ручией?

– С мертвой чародейкой? – переспросил стражник. – Они оба отправились на ее похороны, а меня попросили занять их пост.

– А мне… мне не полагается там быть?

– Мне сказали, что вы должны оставаться в этой комнате, лорд Пенрик. Пожалуйста? – Стражник посмотрел на Пена и опасливо улыбнулся ему. Пен растерялся.

Он беспомощно улыбнулся в ответ, такой же фальшивой улыбкой. Пробормотал: «Само собой» – и отступил.

Единственным предметом мебели для сидения в комнатушке был табурет, поэтому Пен вернулся в кровать, сел на нее, обнял колени и попытался вспомнить все, что когда-либо знал о чародеях и их демонах. Знал он немного.

Он почти не сомневался, что настоящие чародеи мало походили на чародеев из детских сказок. Они не заставляли замки вырастать из земли, как грибы, чтобы приютить заблудившихся героев, и не погружали принцесс в волшебный столетний сон, и… и… Пен не был уверен, что они не отравляли принцев, но ему казалось маловероятным, чтобы кто-то обращался к чародею за тем, с чем лучше справится аптекарь. И вообще, до нынешнего момента в жизни Пена наблюдалась прискорбная нехватка героев, принцесс и принцев.

Если подумать, он вообще не знал, чем занимаются настоящие чародеи, ни те, что следовали храмовым правилам, ни те, что их ослушались. Говорили, что человек становился чародеем, когда обзаводился демоном, примерно так же, как становился наездником, когда обзаводился лошадью, в том смысле, что лошадь легко могла сбросить неопытного всадника. Но как стать опытным всадником?

Предполагалось, что демоны возникали в виде бесформенных неразумных элементалей, фрагментов, которые вырвались или просочились в мир из ада Бастарда, места хаотического смешения. Пен смутно представлял себе нечто вроде клубка белой шерсти, сыплющего искрами. Речь, знания и личность демоны обретали у своих последующих хозяев – посредством копирования или кражи, Пен не знал. Вряд ли это имело значение, если они забирали свои приобретения лишь после смерти хозяина, хотя… может, и имело, если обобранная таким образом душа не могла отправиться к своему богу. Пен все сильнее жалел, что потратил на сон или рисование большинство скучных теологических лекций в школе.

Недетские истории гласили, что демоны могли вознестись над своим хозяином и отправить его тело в безумную гонку, в то время как разум бывшего владельца оставался беспомощным свидетелем внутри. Демоны не обращали внимания на травмы, болезни и смерть, поскольку могли перепрыгнуть с загнанного скакуна на свежего, подобно меняющему лошадей гонцу. И такой невыпущенный хаос разъедал душу чародея.

Однако душа Просвещенной Ручии вроде бы должна была отправиться к ее богу, как положено. Может, возможны были варианты? Или дело было в загадочных храмовых ритуалах? Пен понятия не имел, в чем они могут заключаться. Придет ли кому-то в голову ему рассказать?

Есть ли в библиотеке богадельни книги на эту тему и позволят ли Пену их прочесть, если он попросит? Но в обители Матери скорее можно было отыскать труды по анатомии и медицине, чем по деяниям ее второго Сына и его демонических тварей.

Спустилась ночь, и его тягостные раздумья прервал Ганс, который принес Пену одежду и принадлежности из дома, а также седельные сумки, чтобы их упаковать. Вещей оказалось больше, чем вмещали сумки, но кое-что необходимое отсутствовало.

– Брат не прислал мне меч? – Уж конечно, оружейная дома Юральд могла пожертвовать одним мечом.

Седеющий слуга прочистил горло.

– Он дал его мне. Вместо вас, надо полагать. Мне велено отправляться в Мартенсбридж, чтобы присмотреть за вами по пути. – Ганс явно не испытывал восторга от навязанного приключения. – Мы выезжаем завтра на рассвете.

– О, – изумился Пен. – Так быстро?

– Раньше выйдешь, раньше поспеешь, – заявил Ганс. Очевидно, его целью было поспеть. Ганс всегда любил размеренность.

Пен попытался выпытать у Ганса его мнение о вчерашних событиях, но лаконичный отчет слуги мало добавил к тому, что Пен и так успел представить, разве что сильное чувство несправедливости того, что Пен угодил в такую передрягу во время дежурства Ганса. Но судя по всему, его новое задание не было наказанием: храмовые стражники попросили Ганса свидетельствовать в Мартенсбридже о том, что он видел.

– Не знаю зачем, – проворчал Ганс. – По мне, так писец мог бы уместить все это на половинке листа и избавить меня от натертой седлом задницы.

Ганс отправился ночевать в одну из комнат старого особняка, подаренного Ордену Матери и превращенного в богадельню, – Пен полагал, что его собственная уединенная комнатка когда-то принадлежала какому-то слуге. Он занялся укладкой вещей. Очевидно, кто-то в доме Юральд просто сгреб всю его одежду. Коричневый костюм отправился в непрактичную груду, которую следовало вернуть домой утром, вместе с самыми потертыми из столь нелюбимых им обносков. Сколько он будет отсутствовать? И куда именно направляется? Что ему там потребуется?

Он задумался, были бы сборы в университет похожи на эти. Чародейство определенно не входило в перечень научных устремлений Пена, но не входили туда и богословие, святая служба, врачевание, учительство, изучение законов и все прочие высокие профессии, которым там обучали. Кстати, еще одна причина для сомнений Ролша. Должно быть, у Ордена Бастарда есть своя отдельная семинария?..

Пен умылся из тазика, лег в постель и долго не мог уснуть, пытаясь ощутить враждебного духа, поселившегося в его теле. Проявляются ли демоны болью в желудке? Продолжая гадать, он наконец погрузился в сон.

В утренних сумерках Пенрик отнес седельные сумки в вестибюль, где обнаружил неожиданную группу провожающих в лице самой Прейты со всей ее очаровательной пухлостью, а также ее хмурых брата и сестры.

– Прейта! – Он направился было к ней, но она отпрянула, пусть и с боязливой улыбкой.

– Привет, Пен. – Они в замешательстве смотрели друг на друга. – Я слышала, ты уезжаешь.

– Только в Мартенсбридж. Не на край света. – Он сглотнул и выпалил: – Наша помолвка состоится?

Она с сожалением покачала головой.

– Ты хотя бы можешь сказать, когда вернешься?

– Э-э… нет.

Два дня назад он в точности знал свое будущее. Сейчас он не знал ничего. И не был уверен, что это перемена к лучшему

– Тогда… тогда ты понимаешь, как это будет трудно. Для меня.

– Э-э, да, конечно.

Она было протянула к нему руки, потом стиснула их за спиной.

– Мне очень жаль. Но сам понимаешь, любая девушка побоится выходить замуж за человека, который одним словом может заставить ее вспыхнуть!

Он мечтал воспламенить ее поцелуями.

– Любой человек может поджечь девушку факелом, при условии, что он сумасшедший!

В ответ она лишь неловко пожала плечами.

– Я тебе кое-что принесла. Ну, в дорогу.

Она махнула брату, который вручил Пену большой мешок, где обнаружилась огромная головка сыра.

– Спасибо, – выдавил из себя Пен. Посмотрел на свои набитые седельные сумки и безжалостно вручил мешок переминавшемуся с ноги на ногу Гансу. – Держи. Найди, куда его засунуть. Придумай что-нибудь.

Ганс кинул на Пена затравленный взгляд, но отправился выполнять поручение.

Прейта нервно кивнула, но так и не приблизилась к Пену; очевидно, он не получит ни одного мягкого объятия на прощание.

– Удачи, Пен. Я буду молиться, чтобы у тебя все было хорошо.

– А я – у тебя.

Стоявшие в стороне храмовые стражники держали оседланных лошадей. Имущество покойной чародейки было приторочено к седлу крепкой лошадки, куда Ганс привязывал мешок с сыром. Еще одна лошадь дожидалась Пена.

Он было направился к ней, но остановился, услышав оклик; очевидно, его ждало еще одно болезненное прощание. Его мать и Ролш поторопились к нему, обменявшись неуклюжими кивками со спешившей прочь Прейтой и ее родственниками. Сородичи Пена выглядели не такими напуганными и изнуренными, как вчера, но все равно унылыми.

– Пен, – мрачно произнес Ролш, – да хранят тебя в пути пять богов.

Он вручил Пену маленький кошелек с монетами, который Пен изумленно принял.

– Носи его на шее, – встревоженно сказала мать. – Я слыхала, что в больших городах карманники могут срезать кошель с пояса так, что ты ничего не почувствуешь.

Кошелек был снабжен длинным шнурком. Пен подчинился, заглянув внутрь, прежде чем убрать мягкий кожаный мешочек под рубашку. Больше меди, чем серебра, и ни одного золотого, но теперь он хотя бы не будет попрошайкой за храмовым столом.

Пен приготовился пережить позор слезливых материнских объятий, но хотя леди Юральд и шагнула вперед, затем она остановилась, совсем как Прейта. Подняла руку, чтобы помахать на прощание, как будто Пен уже исчезал из виду, а не стоял в шаге от нее.

– Будь осторожнее, Пен! – взмолилась она дрожащим голосом. Затем повернулась к Ролшу.

– Да, мама, – вздохнул Пен.

Он направился к своей лошади. Ганс не стал помогать ему взобраться в седло, да Пен и не нуждался в помощи. Запрыгивая на лошадиную спину, он с тоской осознал, что ни один человек не прикоснулся к нему с тех самых пор, как позавчера кто-то принес его наверх и уложил в постель.

Старший стражник подал сигнал к отправлению, и отряд двинулся по мощеной главной улице, между рядами беленых и фахверковых домов. Стояла ранняя весна, и в приоконных ящиках не было ни одного яркого цветка. Пен обернулся, чтобы в последний раз помахать на прощание, но мать с Ролшем уже входили в богадельню и не видели его.

Откашлявшись, Пен спросил старшего стражника, которого звали Тринкер:

– Как прошли похороны Просвещенной Ручии вчера вечером? Мне не позволили присутствовать.

– Да все в порядке. Без проблем вознеслась к своему богу, о чем нам возвестил белый голубь.

– Ясно. – Пен помедлил. – Мы не могли бы остановиться возле ее могилы? На одну минуточку.

Тринкер крякнул, но не смог отказать столь набожной просьбе.

Кладбище, на котором хоронили служителей Храма, располагалось за стенами, на дороге, ведущей из города. Отряд свернул, и Тринкер проводил Пена к новому холмику, пока безымянному. Уилром и Ганс не стали спешиваться.

Смотреть во влажных рассветных сумерках было не на что; испытывать – нечего, хотя Пен и напряг все свои обострившиеся чувства. Склонив голову, он произнес безмолвную молитву, с трудом вспомнив слова со служб по отцу, и еще одному брату, умершему, когда Пен был маленьким, и некоторым пожилым слугам. Могила не ответила, но что-то внутри у него словно расслабилось, умиротворившись.

Он снова сел в седло, и Тринкер пустил отряд рысью. Они пересекли крытый деревянный мост над рекой, и город скрылся позади.

Яркое солнце двух прошлых дней, словно ошибочное дуновение лета, скрылось, сменившись более привычной туманной сыростью, которая в ближайшее время грозила перейти в ледяную морось. Вершины высоких гор на севере спрятались в облаках, лежавших подобно серой крышке на возвышенностях страны Пена. Дорога шла вдоль реки вниз по течению, в те края, что здесь называли равнинами, – долины там были шире, а холмы – ниже. Пен подумал, скоро ли они увидят Вороний кряж, вторую длинную каменную гряду на противоположной стороне плато, которая отделяла Кантоны от лежавшего на юге великого королевства Вельд.

Храмовые стражники в основном ехали рысью, а на холмы поднимались шагом, что позволяло преодолеть большее расстояние за меньшее время. Это не было самоубийственным темпом курьера, но все равно подразумевало смену лошадей, что они и сделали, остановившись в полдень на храмовой путевой станции. Они миновали фермерские телеги, вьючных мулов, коров, овец и селян в маленьких деревнях. Один раз осторожно объехали отряд марширующих пикинеров, новобранцев, направлявшихся на чужую войну. Как Дрово, подумал Пен. И задумался, сколько из них вернется домой. Казалось безопасней торговать сыром или тканями, но только военное дело позволяло сколотить состояние. Хотя рядовым солдатам это удавалось не чаще, чем сыру.

Во время подъемов Пен пытался разговорить стражников. Он с изумлением узнал, что они не были личной свитой святой Ручии, но были приставлены к ней в приграничном городе Листе, куда она приехала из Дартаки, направляясь в Мартенсбридж. Так же дело обстояло и со служанкой Мардой. Ганс возмутился, узнав, что Марде позволили дать показания и вернуться домой. Тринкер и Уилром весьма нервничали по поводу того, что скажет их начальство, узнав, что они лишились подопечной по дороге, пусть и не по своей вине. Их учили сражаться со скверными людьми, а не со скверным здоровьем. Что касается передачи ценного демона случайно встреченному младшему брату мелкого лорда долины… никому не хотелось это объяснять.

На закате, преодолев сорок миль грязных дорог, они остановились в скромном городке, где имелся готовый принять их дом Ордена Дочери. Пенрика вновь отвели в отдельную комнату, улыбчивая посвященная принесла ему горячую воду и еду. Пен благодарно улыбнулся в ответ, но девушка не стала задерживаться. За дверью обнаружилась охрана в лице местного стражника. Пен пробормотал приветствие и отступил, слишком утомленный, чтобы возражать.

Комната была маленькой, как и в богадельне, но лучше обставленной; здесь имелись кресла с вышитыми подушками, столик с зеркалом и табуретом, явно предназначавшийся для гостей-дам, которых чаще можно было встретить в доме Дочери Весны. Пен воспользовался этим; вооружившись расческой, он расплел косу и атаковал сбившиеся за день колтуны, от которых часто страдали его тонкие светлые волосы.

Когда он взглянул в зеркало, его рот произнес:

– Давай-ка рассмотрим тебя получше.

Пен замер. Демон снова проснулся? Его челюсти стиснулись, горло сжалось.

И кстати, как это существо воспринимало мир? Смотрело его глазами, слушало его ушами? Разделяло его мысли? Требовалось ли ему ждать своей очереди, чтобы выглянуть наружу, как это было с голосом, или оно всегда было тут, подобно устроившейся на плече птице?

Пен выдохнул, расслабил мышцы. Спросил:

– Ты хочешь поговорить?

И принялся ждать ответа.

– Посмотреть, – ответил демон его ртом. – Мы хотим взглянуть, что приобрели.

Его речь была четкой, акцент – благородным вельдским, как в землях вокруг Мартенсбриджа. Как у Ручии.

Пен мало времени проводил перед зеркалом с тех пор, как вырос достаточно большим и быстрым, чтобы сбегать от старших сестер, желавших использовать его в качестве куклы. Собственные черты в зеркале вдруг показались ему чужими. Но в глазах у него не потемнело; похоже, они с демоном действительно делили зрение.

Его лицо, худое, как и тело, называли изящным. Светлую с детства кожу компенсировал, как он надеялся, решительный нос. Длинные ресницы обрамляли глаза, которые матушка любовно называла «синими, как озера». Большинство встречавшихся Пену озер были серыми, зелеными, ослепительно-белыми от снега или стеклянно-черными в тихую морозную ночь. Но он полагал, что в редкий ясный солнечный день озера могут быть и такого цвета.

С ним больше никто не разговаривал; никто ничего ему не говорил. Быть может, это шанс? Пен выдохнул, расслабил горло, попытался опустить усталые, напряженные плечи. Попытался раскрыться.

– Ты можешь отвечать на вопросы?

Хмыканье.

– Если они не слишком глупые.

– Этого я гарантировать не могу.

Донесшееся из его горла хм-м-м хотя бы не звучало враждебно.

Пен начал с самого простого вопроса, который мог придумать:

– Как тебя зовут?

Последовала изумленная пауза.

– Мои седоки зовут меня Демоном.

– Это все равно что звать свою лошадь Лошадью или меня – Мальчиком. – И поспешно добавил: – Или Мужчиной. Даже у лошадей есть имя.

– Откуда нам взять имя… Мальчик?

– Я… думаю, обычно имена дают. Родители. Или хозяева. Иногда их наследуют.

Последовало долгое молчание. Существо явно ожидало от Пена чего-то иного.

Наконец его рот неуверенно произнес:

– Полагаю, мы могли бы быть Ручией.

– А почему не Хелвией? – возразил другой голос. – Или Амберейн?

Третий голос сказал что-то на языке, которого Пен даже не узнал, хотя модуляции показались ему знакомыми. Он решил, что еще одно имя было Умелан. Из его рта снова посыпались неведомые слова; три голоса, четыре. Он сбился со счета. В конечном итоге все завершилось нечленораздельным рыком и странным писком.

– Сколько вас? – изумленно спросил Пен. – Сколько… поколений?

К скольким седокам присоединялся этот старый демон, копируя – или похищая – их жизнь?

– Ты хочешь, чтобы мы занялись подсчетами?

Брови Пена взлетели.

– Ага, – решил он.

– За это потребуется заплатить цену. Он не знает о цене. – Этот акцент был… дартакийским?

– Ручия недавно заплатила, – произнес голос Ручии. – Этого резерва хватит надолго.

Сердитая пауза.

– Двенадцать, – произнес голос.

– Только если считать львицу и кобылу, – возразил другой. – Стоит ли?

– Так… так вас двенадцать личностей или одна? – спросил Пен.

– Да, – ответил голос Ручии. – И то и это. Одновременно.

– Как, э-э, в городском совете?

– Наверное. – В голосе звучало сомнение.

– И вы все, э-э, были дамами?

– Такова традиция, – ответил голос.

– Она не была дамой! – добавил другой.

Насколько Пен понял, по традиции демон передавался другому седоку того же пола. Но, очевидно, религия этого не требовала, иначе он бы не угодил в такой переплет. Милостивые боги, неужели я только что обзавелся советом из двенадцати невидимых старших сестер? Точнее, десяти, если не считать кобылу и, э-э, львицу? Были ли у них свои звериные имена, чтобы о них спорить?

– Я думаю, вам лучше носить одно имя, – заявил Пен. – Хотя если я захочу обратиться к, э-э, конкретному слою, ему придется, э-э, унаследовать имя своего старого седока.

Двенадцать? Придется как-то их различать.

– Хм-м. – Крайне неоднозначный звук, неизвестного происхождения.

– У меня два имени, – сказал он. – Пенрик, мое личное имя, и Юральд, имя моего рода. Ваше общее имя может быть сродни имени рода.

Пен надеялся, что никто не подслушивает эту беседу – в которой все реплики произносил его собственный голос. Неудивительно, что Марда сочла тирады чародейки непонятными.

– Вы так разговаривали с Просвещенной Ручией? – спросил он.

– Со временем мы обзавелись безмолвной речью, – ответил голос Ручии.

Интересно, сколько именно времени на это ушло? И если это затянется, может ли человек перестать отличать свой голос от прочих? Он содрогнулся, но заставил себя сосредоточиться на текущем моменте.

– Вам нужно имя, чтобы я мог назвать всех вас одновременно. Не Демон. Что-то поприятнее, чем собачья кличка, помилуй боги. Что, если я его выберу? Сделаю вам подарок?

Последовавшее молчание настолько затянулось, что Пен было решил, будто создание вновь уснуло, или спряталось, или что там оно делало, когда он не мог почувствовать и услышать его.

– За все двенадцать долгих жизней, – наконец негромко произнес демон, – никто ни разу не предлагал нам подарок.

– Ну, э-э, это непросто. Я хочу сказать, у вас нет тела, поэтому вам нельзя сделать вещественный подарок. Но имя – штука эфемерная, дело мысли и духа, а значит, его можно подарить духу, верно? – Он почувствовал себя на верном пути. И поскольку в последнее время его мысли занимала помолвка, рискнул добавить: – Как дар влюбленного.

Он ощутил взрывное ха!, но звука не было. Неужели ему удалось привести в смятение создание хаоса? Это было бы справедливо, с учетом того, что оно сделало с ним.

Однако затем неопределенный голос осторожно спросил:

– Что ты предлагаешь, Пенрик из рода Юральд?

Про это он еще не успел подумать. Его охватила паника. Пен взял себя в руки. Поискал вдохновение – и нашел.

– Дездемона, – сказал он с внезапной уверенностью. – В детстве я видел это имя в книге историй из Саона, и мне оно показалось очень красивым. Она была принцессой.

Слабый, польщенный выдох через его нос.

– Забавно, – произнес голос Ручии. Судя по всему, она была главной. Возможно, потому, что была последней? Или покойная чародейка владела демоном дольше прочих? Или что?

Очередная долгая пауза. Пен утомленно зевнул. Они что, голосуют? Не начал ли он гражданскую войну в собственном теле? Это может обернуться весьма скверно. Он уже хотел отозвать предложение, когда неопределенный голос произнес:

– Принято.

– Значит, Дездемона! – с облегчением сказал Пен. Подумал, станет ли называть демона Дез, когда они узнают друг друга лучше. Как его называют Пен. Неплохая идея.

– Мы благодарим тебя за дар духа, красавчик Пенрик… – Голос стих усталым шепотом, и Пен решил, что переселенное существо утомилось.

Как и он сам. Пен сонно поплелся к постели.

На следующее утро они рано добрались до крупной Вороньей реки у подножия Вороньего кряжа, где свернули на одну из главных дорог, следовавших вниз по течению с востока на запад. Вороны, как только туман рассеялся достаточно, чтобы их можно было разглядеть, и до того, как начались послеполуденные дожди, были зеленее и менее величественны, чем суровые ледяные пики, в тени которых вырос Пен, но все равно опасно круты. Дорога дважды пересекала разлившуюся реку, один раз – по деревянному пролету, второй – по каменному мосту с изящными арками, и оба раза пришлось платить пошлину в деревнях, содержащих эти мосты. Из-за весеннего паводка уровень воды в Вороньей реке был слишком высоким для движения против течения, но плоты из бревен и упакованные в бочки грузы по-прежнему перевозили вниз по разливу. Пен подумал, что ловкие сплавщики должны быть очень храбрыми, чтобы отважиться пуститься в путь по ледяным водам, и битый час развлекался, воображая себя одним из них.

На дороге встречались не только местные путники; к привычным фермерским телегам, коровам, свиньям и овцам добавились торговые вьючные обозы, небольшие группки паломников и крытые фургоны. Трижды отряд встречал – или его обгоняли – несущиеся галопом курьеры из городов или Храма; последние весело махали в ответ на приветствие стражников Пена. Курьер – вот почетное занятие для худого, легкого мужчины… хотя к концу второго дня скачки зад Пена возражал против такой деятельности.

Ночь застала их в городке возле слияния Вороньей реки с Коноплянкой, милях в пятнадцати от цели и под ее территориальной юрисдикцией. Хотя вряд ли можно было потеряться, следуя по долине Коноплянки вверх по течению, где река вытекала из большого озера рядом с Мартенсбриджем, Тринкер решил, что не следует рисковать прибыть после закрытия городских ворот, и вместо этого организовал для них импровизированное, но бесплатное размещение в местной дамской школе.

Дамская школа, посвященная Дочери Весны, походила на школу в Гринуэлле, которую в детстве посещал Пен, и представляла собой несколько комнат на первом этаже дома, где жили учителя. Она не предназначалась для странников, в отличие от большого дома Ордена Дочери прошлой ночью – где Пен сумел продать сыр трапезной, тем самым значительно увеличив свой запас наличных, – но для него все равно освободили отдельную спальню. И вряд ли потому, что он был самым почетным гостем.

Для заключенного с ним хорошо обращались, но его статус сомнений не вызывал. Он проверил крошечное окошко в четырех этажах над улицей. Если тюремщики полагали, что это его удержит, значит, они не подумали о его худощавом телосложении и годах, которые он провел, взбираясь на деревья, чтобы спастись от Дрово, или карабкаясь по горам во время охоты. Он мог за секунду ускользнуть от них… но куда ему идти?

Это было все равно что дожидаться целителя в тот раз, когда он сломал руку. Неуютно, но никак нельзя поторопить события. Только продолжить путь к тайнам Мартенсбриджа.

Он лег и попытался уснуть, однако несколько минут спустя обнаружил, что делит постель с семейством блох. Он шлепнул себя, потер укушенное место, повернулся на другой бок. А может, с целым блошиным гуляньем. Будут ли они праздновать всю ночь? Он пробормотал проклятие, когда одна блоха укусила его за икру, положив начало банкету.

– Нужна помощь? – спросила Дездемона. В ее голосе явственно слышалось веселье.

Пен зажал себе рот рукой.

– Тише! – встревоженно прошептал он. – Уилром спит прямо за дверью. Он услышит. – И подумает… что?

Дездемона послушно перешла на шепот:

– Мы можем уничтожить блох, знаешь ли.

Пен этого не знал.

– Это разрешено?

– Не только разрешено, но даже поощряется. За годы мы расправились с целыми армиями блох. Считается, что вредители не обладают защитой богов, даже Бастарда, которому принадлежат. И эта магия безопасна, она нисходящая, от порядка к беспорядку.

– В моей постели беспорядок уменьшится.

– Но увеличится в блошиной жизни, – прошептала в ответ Дездемона. Губы Пена самовольно растянулись в ухмылке. – Самое резкое падение, от жизни к смерти.

Последние слова вызывали тревогу – как, впрочем, и блохи.

– Действуй, – прошептал Пен и замер, пытаясь ощутить, что сейчас произойдет.

Пульсирующий жар, едва заметная волна тепла, пробежавшая по телу. Ее направление было неясным, хотя она скорее шла от его спины к матрасу, чем от груди к потолку.

– Двадцать шесть блох, два клеща, три жука и девять вшей, – сообщила Дездемона с удовлетворенным вздохом, словно женщина, попробовавшая сладкий заварной крем. – И множество яиц моли в шерстяной набивке.

На взгляд Пена, его первой магии не доставало очарования.

– Я думал, ты не занимаешься подсчетами, – сказал он.

– Ха. – Пен не мог сказать, был ли этот возглас раздраженным или довольным. – А ты внимательный, да?

– Я… вынужден быть таким в настоящее время.

– Неужели, – выдохнула она.

Пусть его постель лишилась обитателей, но он по-прежнему был не один. Пену также пришла в голову запоздалая мысль, что он не знает, могут ли демоны лгать. Всегда ли они говорят правду своим седокам – или могут их обманывать? Могут ли они кроить ткань фактов в соответствии со своими целями, упуская важную информацию, чтобы добиться обратного эффекта? Дездемона была… личностью, он решил для простоты считать ее личностью, которой он не мог задать этот вопрос. Точнее, задать он мог, а она могла ответить, но это ему не поможет.

Вместо этого он спросил:

– До Ручии ты тоже принадлежала, э-э, тоже жила с храмовой чародейкой?

– Хелвия была целителем-хирургом, – ответил голос Хелвии – можно с тем же успехом думать о ней как о Хелвии – с обнадеживающе местным говором Листа. – Занимала высокое положение в Ордене Матери.

– Как и я, Амберейн, до нее, – произнес голос с сильным дартакийским акцентом. – В храмовой школе в Саоне.

– Я думал, ты говорила, что… целители лечат, а чародеи разрушают, – озадаченно сказал Пен. – Как ты можешь быть и тем и другим?

– Мы можем творить и восходящую магию, но цена будет очень высока, – ответила Дездемона.

– Часть целительства состоит в разрушении, – сказала Амберейн. – Камни в мочевом пузыре. Уничтожение кист и опухолей. Ампутации. Многие более тонкие операции.

– Глисты, – вздохнула Хелвия. – Ты не поверишь, сколько людей страдает от глистов. Не говоря уже о блохах, вшах и прочих паразитах. – Она сделала вдох и добавила: – Вот почему, когда время Хелвии вышло, мы перепрыгнули не в молодого целителя, которого нам подготовили, а в Ручию. Нам так надоели глисты! Ха!

Прежде чем Пен успел спросить, что сделала Ручия, чтобы стать столь привлекательным седоком, новый голос вставил замечание на языке, которого он не знал.

– Кто это был?

– Аулия из Браджара, – ответила Дездемона. – Добрая храмовая женщина. Она не знала вельдского, только ибранский. Со временем ты научишься ее понимать. А до нее была Умелан из Рокнари.

– Рокнари! – изумленно воскликнул Пен. – Я думал, еретики-кватренианцы не признают Бастарда. Как она встретила демона на Архипелаге?

– Это долгая история, которую, не сомневаюсь, она тебе расскажет – со всеми подробностями, – как только ты овладеешь ее языком, – пообещала Дездемона.

Я овладею ее языком? Пену показалось, что она уже овладела его языком, поскольку использовала его для чего-то весьма напоминавшего язвительный ответ.

– Можешь рассказать вкратце? – попросил Пен.

– Она родилась на Архипелаге, попала в рабство во время набега и была куплена Мирой, которой мы тогда принадлежали, знаменитой куртизанкой из Адрии, города на лагуне. Мира была необученной, но умной; мы считаем ее лучшим седоком, что у нас был до сих пор. Когда Мира умерла, мы перепрыгнули в Умелан, которая сбежала домой, чтобы обнаружить, какая скорбная участь ждет чародеев на этих островах.

Воображение Пена, зацепившееся за слово «куртизанка», поспешило наверстать упущенное.

– И что это за участь?

Не то чтобы он собирался отправиться на эти острова.

– Иногда их сжигают заживо, но чаще отвозят в открытое море и бросают за борт с привязанной подушкой, которая медленно впитывает воду и тонет. К тому времени как чародей умрет, лодка отойдет достаточно далеко, чтобы демону некуда было перепрыгивать, кроме рыб.

Пену показалось, что они с Дездемоной вместе вздрогнули, представив эту картину, пусть и по разным причинам.

Рот Пена выдал тираду на том странном языке, слов он не понял, но скорбные интонации были очевидны. Умелан добавила свое мнение?

– Когда ее палачи уплыли, но она еще не успела утонуть, ее заметила проходившая мимо галера из Браджара. Спасение оказалось не намного лучше плена, но нас высадили на берег живыми в Браджаре, и за неимением лучшего варианта мы стали молельщицей в доме Ордена Бастарда. Там было… хорошо. – Последовала небольшая пауза. – Впервые нас понимали.

Пен посчитал на пальцах. Список был неполным.

– А до, э-э, Миры из Адрии?

– Рогаска, служанка при дворе герцога Орбаса. Он подарил ее Мире. До нее – Вазия из Патоса в Седонии, наш первый седок, умевший читать и писать, – вдова, тоже что-то вроде куртизанки, в духе того города. Именно по этой причине она умерла в роскоши при дворе Орбаса. Иносказательно выражаясь.

Пен моргнул. Седония? Для него это была сказочная страна, место столь далекое, что там могли происходить истории, в чудесности которых никто не мог усомниться. А еще говорили, что там тепло. Он был впечатлен. И испытывал зависть. Это существо видело места и людей, о которых Пен не мог даже мечтать.

– До нее – Литикон, мать семейства из седонийских северных провинций; до нее – Шугана, женщина из горной деревушки. Она убила старую львицу, когда та напала на ее коз, в одиночку, ржавым копьем. Она была хорошим седоком, несмотря на невежество. До нее – обитавшая в холмах дикая кобыла, которую убила и съела львица. А до нее… мы не знаем. Возможно, белый бог.

– А ты, э-э, ты… – Пен не знал, как лучше выразиться. – Ты испытала все эти смерти?

Ответ был сухим, как пыль:

– В некотором смысле.

Но не уравновешивающие их рождения. Правда, он своего тоже не помнил.

Пен осознал, что пока в нем живет это создание, у него никогда не будет недостатка в сказках на ночь, хотя после этих сказок он может лишиться сна.

Но только не сегодня. Он непроизвольно зевнул, устраиваясь в своей теплой, лишенной блох кровати. Пока он засыпал, его голос продолжал шептать незнакомые слова, подобно горному ручью.

Пен проснулся с эрекцией, сонно перекатился на спину и сунул руку под одеяло. Комната казалась теплой, сумеречной, тихой и безопасной.

Его рука едва коснулась цели, когда рот произнес:

– О-о, я никогда не испытывала это с такого ракурса. Должно быть интересно.

Рука Пена застыла.

– Не обращай на нас внимания, – сказала Дездемона. – Мы целители, помнишь?

– Да, не стесняйся. Я таких тысячи повидала.

– Говори за себя!

– Ну, лично я тысячи раз их подтирала.

Пен понятия не имел, что означал следующий комментарий, и, возможно, дело было в языке, но он определенно звучал непристойно.

Он скатился с кровати и торопливо оделся. Ему хотелось как можно скорее пуститься в путь.

Разлившиеся воды Коноплянки были зелеными и стремительными – и на удивление широкими. Немногие торговые лодки отважились выйти в паводок. Дорога шла по берегу, и больше вьючных обозов направлялось вверх по течению, чем вниз. Долину реки ограждали низкие, по меркам Пена, холмы. Когда они миновали третью разрушенную крепость, хмуро взиравшую с этих скромных возвышенностей, он не удержался и спросил:

– Что случилось с этими замками?

Уилром и Ганс пожали плечами, но Тринкер, изогнув шею, ответил:

– Случился Мартенсбридж, как я слышал. Некоторые местные лорды пристрастились в открытую грабить торговцев, хотя сами называли это пошлиной. Городские гильдии объединились вместе с отрядами архисвятой принцессы, чтобы разрушить гнезда, которые не удалось подкупить, и обезопасить дорогу для всех, от озера до Вороньего кряжа. И теперь все пошлины поступают в Мартенсбридж.

Пен грустно подумал, что двору Юральд не удалось бы провернуть такой фокус: на дорогах их предела чаще встречались стада коров, чем богатые караваны.

Деревни теснились вокруг запруд и мельниц, а также одного деревянного моста. Затем дорога свернула в долину – и показался Мартенсбридж. Пен завороженно уставился на него.

Размерами город на порядок превосходил Гринуэлл. Река делила его надвое, через нее были перекинуты два каменных моста и один деревянный. На склонах, окруженные городскими стенами, теснились дома из камня и дерева. Тринкер привстал на стременах и предположил, что крупное здание, венчавшее один из холмов, может быть дворцом знаменитой архисвятой принцессы, а следовательно, сердцем его ордена в этой области. К северу, за городом, раскинулось огромное озеро, на пологих берегах которого виднелись фермы, поля и виноградники, а на кручах – темные леса. Крытые торговые лодки и открытые рыбачьи ялики скользили по водной ряби. Еще дальше – снова холмы, а за ними, словно мираж на далеком горизонте, – линия знакомых белых пиков, на мгновение показавшихся из завесы облаков.

В Гринуэлле было невозможно заблудиться. Въехав в город через южные ворота, они обнаружили, что Мартенсбридж – совсем другое дело. Они проехали по нескольким мощеным улицам, и Пен таращился на высокие дома, на хорошо одетых мужчин и женщин, на яркие рынки, на вальяжных торговцев и спешащих куда-то слуг, на изящные фонтаны на площадях, заполненных прачками, на элегантные или затейливые кованые вывески мастерских ремесленников и гильдий, на витражные окна с картинками. Потный и раздраженный Тринкер вновь сверился с клочком бумаги, на котором были написаны указания.

– Здесь сверни налево, – внезапно сказал Пен, когда Тринкер собрался было повести их направо. Пен понятия не имел, откуда взялась уверенность в его голосе, но все подчинились. – Теперь сюда, – сказал он на следующей улице. На следующем перекрестке добавил: – И вверх. Вот мы и на месте.

Сидя в седле, Пен смотрел на каменное здание, стоявшее в ряду других домов на крутой улице. Пусть и узкое, оно было пятиэтажным и напоминало здание мелкой гильдии. Витражей на нем не было. Единственным указателем была скромная деревянная вывеска над дверью, изображавшая две неплотно сомкнутые белые руки, большой палец одной из которых указывал вверх, а другой – вниз. Большой палец был символом и знаком Бастарда, единственным пальцем руки, касавшимся всех прочих. Больше в здании ничто не напоминало о храме. Тринкер озабоченно покосился на Пена, спешился и постучал в дверь.

Ему открыл привратник в короткой накидке, на которой был вышит тот же символ с двумя руками. В остальном его одежда была обычной. Он посмотрел на официальный символ Ордена Дочери и сине-белые перья на шляпе Тринкера.

– Да, сэр?

Тринкер неловко откашлялся.

– Мы сопровождали Просвещенную Ручию из Листа. Нам сказали, что ее ждут в этом доме. Нам нужно встретиться с тем, кто ее ожидает.

Привратник оглядел группу.

– А где святая?

– Именно об этом нам и нужно рассказать.

Привратник наморщил лоб.

– Прошу вас подождать здесь, сэр.

Дверь закрылась.

Пен должен был отдать Тринкеру должное: тот не дрогнул, стоял, выпрямив спину, и не предложил им всем убежать. Одной из причин, по которым Пен не сбежал в окно прошлой ночью, была мысль о том, что это будет жестоко по отношению к стражникам, которые всего лишь выполняли свой долг и не сделали ему ничего плохого. Другая причина заключалась в том, что ему было любопытно, как Орден Бастарда поступит с ним в сложившейся ситуации, ведь не могли они заставить его проделать такой путь просто так?

Он задумался, сработает ли отвратительный рокнарийский прием с подушкой на озере. Вполне возможно, причем быстро, учитывая весенний холод воды. Пен постарался перестать думать.

Несколько минут спустя дверь снова открылась, и появился привратник, сопровождавший встревоженного мужчину средних лет, роста и телосложения, с сединой в каштановой бороде и волосах. На нем была обычная для горожанина туника длиной до колен, перехваченная поясом, и штаны из темной ткани. Неокрашенная шерсть, из которой была сшита туника, лишь намекала на его положение, однако бело-кремово-серебряная коса святого, приколотая к плечу, все расставляла по местам. Пен предположил, что ее нетрудно было снять и спрятать в карман, если мужчина желал прогуляться инкогнито.

– Я Просвещенный Тигни, – произнес человек, оглядывая прибывших. Ганс, очевидно, был слугой, двух храмовых стражников тоже легко было узнать. Пенрик представлял собой более трудную загадку, и потому взгляд мужчины на мгновение задержался на нем, прежде чем вернуться к Тринкеру, который ждал возможности заговорить, сжимая в руках шляпу. – Мне сообщили, что у вас известия от Просвещенной Ручии? Мы ожидаем ее на этой неделе.

Тринкер снова откашлялся.

– Известия, сэр, но недобрые. У Просвещенной Ручии прихватило сердце в пути, в пяти милях от Гринуэлл-тауна. Она скончалась, прежде чем Уилром, – он кивнул на своего товарища, – успел вернуться с помощью. Храм в Гринуэлле позаботился о ее погребении с должными ритуалами, их белый голубь направил святую к ее богу, все как положено. Не зная, что предпринять, и уже преодолев половину пути, мы решили привезти сюда ее одежду и сундуки, чтобы передать тем, кому следует ими обладать.

Тигни кинул на него пронзительный взгляд.

– Я полагаю, их не открывали?

– Нет, сэр, – взволнованно ответил Тринкер. – Ведь она была чародейкой. Мы не осмелились.

Тигни на мгновение облегченно расслабился – и вновь напрягся.

– Но… что случилось с ее демоном? Он отправился к ее богу вместе с ней?

– Э-э, нет. – Тринкер кивнул на Пена.

Голова Тигни резко повернулась. Пен слабо улыбнулся и помахал пальцами.

– Я тут, сэр. Мне очень жаль.

– Кто?.. – Тигни смерил его долгим убийственным взглядом. – Вам лучше зайти внутрь.

Он велел привратнику отнести вещи Ручии в свои комнаты, что вызвало суматоху с разгрузкой сумок и их переносом в коридор, а потом отправил его вместе с Гансом и Уилромом отвести лошадей в ближайшую конюшню, где стояли храмовые животные.

– Сюда.

Он привел Пенрика и Тринкера по лестнице в небольшую светлую комнату, выходившую на улицу. Она напоминала смесь кабинета ученого и бухгалтерской конторы: здесь имелся стол, заваленный бумагами и письменными принадлежностями, несколько стульев и загроможденные полки. Взглянув на них, Пен удивился, зачем святому Бастарда два десятка курьерских полевых сумок, выстроенных в ряд.

Тигни поскреб рукой бороду и жестом пригласил гостей сесть.

– А вы… – обратился он к Пену.

– Пенрик кин Юральд из семейства Юральд, чей двор возле Гринуэлл-тауна, сэр. – Интересно, следует ли ему представить Дездемону. – Мой старший брат Ролш – правитель той долины.

– И как вы… Нет. Начнем с самого начала, иначе мы в этом никогда не разберемся.

Он повернулся к Тринкеру и умело получил от того отчет о событиях с того момента, когда стражнику велели сопровождать святую в Листе, и до катастрофы в Гринуэлле. Судя по всему, со святой отряд перемещался намного медленнее, чем с Пеном.

– Но почему вы вообще оказались на той дороге? – спросил Тигни с отчетливыми скорбными нотками в голосе. – Это не самый прямой путь из Листа в Мартенсбридж.

Тринкер пожал плечами.

– Я знаю, сэр. Святая велела нам ехать этим путем.

– Почему?

– Сказала, что три десятка раз ездила из Листа в Мартенсбридж по главной дороге и теперь хочет сменить обстановку.

– Она сказала что-то еще насчет того, почему выбрала этот маршрут? Или это был просто каприз? Какой-нибудь намек? Необычный комментарий?

– Нет, сэр…

Губы Тигни скривились, затем он выдохнул и продолжил:

– Ты говоришь, с вами была женщина-служанка? Но почему… где она?

– Вернулась в Лист, сэр. После того как гринуэллский святой взял у нее письменные показания под присягой. Передать их вам?

– Да, за мои грехи.

Тринкер достал бумагу и вручил Тигни. Тот сломал печать и прочел документ, хмурясь все сильнее, потом с недовольным вздохом отложил его.

– Просвещенный, вам знакомо все это? – рискнул вмешаться Пен. – Чародеи, и демоны… и прочее?

Тигни начал было говорить, но тут его прервал стук в дверь. Вернулись Уилром и Ганс. Теперь, когда все свидетели были в сборе, святой попросил их рассказать о смерти Ручии. Детали отчетов немного отличались, но суть не менялась. Пен подумал, что описание Гансом того, как он «свалился, серый и вялый, как дохлый угорь», было слишком безвкусным. Последним Тигни выслушал рассказ самого Пена – тот не упустил предсмертные слова, пурпурные вспышки и таинственные голоса, хотя остальные встревоженно смотрели на него, за исключением проводившего допрос святого, который воспринял все это как само собой разумеющееся.

Затем Тигни задал ряд целенаправленных вопросов, чтобы убедиться, что Пен или кто-либо другой при дворе Юральд никогда прежде не видел Ручию и не слышал о ней до той случайной встречи на дороге. Стиснув губы, святой вновь повернулся к Пену.

– Очнувшись от того долгого обморока, вы испытали что-то необычное? Что угодно?

– У меня очень сильно болела голова, но это прошло к тому времени, как мы выехали из Гринуэлла.

И никто не хочет ко мне прикасаться, моя помолвка разорвана, а из меня сделали узника, хотя я не совершил никакого преступления. Лучше это опустить. Тигни было начал расслабляться, когда Пен добавил:

– А еще позапрошлой ночью демон проснулся и заговорил со мной.

Тигни замер.

– Как?

– Э-э… при помощи моего рта.

– Ты в этом уверен?

Пен не знал, как истолковать этот вопрос. Тигни предполагал, что у него бред или галлюцинации? Такое часто случается с новоодержимыми?

– Я знаю, что это был не я. Я не говорю на ибранском. Или рокнарийском, или адриакском, или седонийском. Она оказалась весьма разговорчивой, стоило ей начать. И сварливой.

Неудивительно, с десятью женщинами, застрявшими вместе. Или их призраками. Тревожная мысль. Образы призраков были не намного лучше.

Тигни обдумал услышанное, затем поднялся и позвал привратника, которого, очевидно, звали Коссо. Или Коссо!

– Присмотри, чтобы этих троих мужчин накормили, – велел он привратнику, выдворяя Ганса и стражников из комнаты. – Найди в доме место для слуги лорда Пенрика, на сегодня. – Затем успокоил стражников: – Вы сможете разместиться в своем ордене при дворцовом храме, но не уходите, пока я снова не поговорю с вами.

Потом он закрыл дверь, повернулся и внимательно изучил Пена. Пен с надеждой встретил его взгляд. Наконец Тигни положил руку ему на лоб и громко провозгласил:

– Демон, говори!

Молчание. Оно тянулось, пока Пен не пошевелился, испытывая неловкость.

– Я ее не сдерживаю, – сказал он. – Возможно, днем она спит. До сих пор она говорила со мной только перед сном. – В те единственные моменты, когда он оставался один?

Нахмурившись, Тигни вновь произнес приказным тоном:

– Говори!

– Можно мне попробовать? – бойко предложил Пен, начиная нервничать. Он смягчил голос: – Дездемона, не могла бы ты что-нибудь сказать Просвещенному Тигни, чтобы он не подумал, будто я сошел с ума или лгу? Пожалуйста?

После долгой паузы его рот заносчиво произнес:

– Мы не видим на то причины. Трусливый демоноубийца. Ручия могла считать его исполнительным, но мы всегда считали его ограниченным.

Руки Пена взлетели к его пылающему лицу, словно пытаясь приглушить опасную тираду. Он осторожно опустил их.

– Простите, сэр. Похоже, она немного категорична. Э-э… вы прежде встречались?

– Я знаю… знал, – поправился он, мучительно взмахнув рукой, – Ручию на протяжении двадцати лет. Но познакомился с ней уже после того, как она стала седоком.

– Сочувствую вашей утрате, – неуверенно сказал Пен. – Вы были друзьями?

– Скорее коллегами. Она обучала меня, когда я впервые принял своего демона.

– Значит, вы тоже чародей? – удивился Пен.

– Был раньше. Но не теперь.

Пен сглотнул.

– И вы перестали быть им, но не умерли.

– Нет. Есть другой способ. – Этот человек определенно мог стать иллюстрацией к слову угрюмый. – Расточительный, но иногда необходимый.

Пен хотел развить тему, но Тигни начал задавать вопросы про его детство и юность при дворе Юральд. По мнению Пена, биография у него получилась короткая и скучная.

– Почему вы остановились на дороге? – наконец спросил Тигни.

– А как иначе? Дама явно попала в беду. – Тут он не ошибся. – Я хотел помочь.

– Вы могли вызваться поехать в город.

Пен моргнул.

– Мне это не пришло в голову. Все произошло слишком быстро. Уилром уже скакал прочь к тому моменту, как я спешился, чтобы узнать, что происходит.

Тигни потер лоб и пробормотал:

– И потому все так запуталось. – Он поднял глаза и добавил: – Мы собирались разместить Просвещенную Ручию в дворцовом храме, но, думаю, пока вам лучше остаться здесь. Мы подыщем для вас комнату.

Он снова позвал Коссо, а когда тот явился, по-хозяйски отдал ему приказ. Был ли Тигни местным старшим? Этот дом явно предназначался для служащих, для мирских дел Храма, а не для поклонения и молитвы.

– Чем вы занимаетесь в Ордене Бастарда, сэр?

Брови Тигни поднялись.

– Вы не знаете? Я надзираю за всеми храмовыми чародеями этой области. За их прибытиями и отъездами, заданиями и отчетами. Меня можно назвать приставом чародеев. Сами понимаете, как все любят приставов. Неблагодарное занятие. Но Бастард свидетель, самостоятельно чародеи организовать себя не в состоянии.

– Я должен оставаться в своей комнате? – спросил Пен, когда его выдворили в коридор.

Тигни фыркнул.

– Если демон уже проснулся, бессмысленно пытаться вас удержать, но я прошу, чтобы вы не покидали дом без моего дозволения. Пожалуйста. – Последнее слово звучало вымученно, но искренне.

– Хорошо, сэр, – кивнул Пен.

Пока ему было вполне достаточно одного здания в Мартенсбридже. Вряд ли он тут заблудится.

– Спасибо, – ответил Тигни и добавил, обращаясь к привратнику: – Снова приведи ко мне двух человек Дочери, а потом слугу Ганса. И скажи Кли, что он понадобится мне позже. Пусть никуда не уходит.

Пен последовал за привратником.

Привратник отвел Пена на верхний этаж, где располагались крошечные комнатушки для слуг или младших посвященных. В комнате, на которую ему указали, было окно; к нему был придвинут видавший виды стол с тазиком, кувшином, парой жестких полотенец, зеркальцем для бритья и чьими-то бритвенными принадлежностями. По обеим сторонам стола стояли две узкие кровати. Имелись и другие следы жильца: одежда на колышках, сундук в изножье одной кровати, раскиданные ботинки, еще какие-то вещи, засунутые под обе кровати. Вторую кровать прибрали и водрузили на нее седельные сумки Пена. Ужин обитателям дома подают внизу на закате, сообщил Коссо, прежде чем уйти. Пен был рад, что его позвали. Очевидно, запрет на контакты с другими людьми окончился, пусть и по причине нехватки места. Он надеялся, что обитатель комнаты не слишком огорчится незваному гостю. По крайней мере, ему не придется делить с незнакомцем постель, как иногда случалось на переполненных постоялых дворах.

Обнаружив в кувшине холодную воду, Пен смыл дорожную грязь с лица и рук, достал несколько вещей из седельных сумок и сел на край кровати, пытаясь справиться с растерянностью.

– Дездемона? Ты здесь? – Глупый вопрос. Куда – и как – ей деваться? – Ты не спишь?

Нет ответа. Просидев так несколько минут, смертельно усталый, но недостаточно сонный, чтобы вздремнуть, Пен начал испытывать раздражение. Тигни подразумевал, что управляет этим домом, так? Если никто не собирался сообщить ему, что делать дальше, он выяснит это сам. Пен встал и отправился исследовать территорию.

На этом этаже не было ничего, кроме очередных клетушек для прислуги. Этажом ниже обнаружились в основном запертые двери, пусть и в меньшем количестве. Единственная открытая вела в чью-то спальню. Пен лишь заглянул внутрь. Еще ниже было много открытых дверей, ведущих в кабинеты вроде того, что принадлежал Тигни. Там были люди, хотя чем они занимались, Пен не понял. Он заглянул в большую тихую комнату, располагавшуюся, по его подсчетам, над кабинетом Тигни, и замер.

Это была библиотека, и Пен никогда не видел столько книг и свитков в одном помещении. Даже в гринуэллской дамской школе был всего один книжный шкаф, все содержимое которого Пен прочел ко второму году учебы. Его предки также не отличались любовью к наукам; при дворе Юральд имелись приходно-расходные книги, записи об охотах и урожаях, несколько сборников сказок, зачитанных до такой степени, что из них выпадали страницы, и пара богословских томов, собиравших пыль. Пен завороженно шагнул внутрь.

Два длинных письменных стола расположились перпендикулярно двум выходившим на улицу окнам, чтобы как можно более равномерно распределить свет. За одним сидел юноша, на вид не намного старше Пена – что внушало надежду; он склонился над работой, аккуратно водя пером. Его темные волосы были подстрижены в армейской манере, по форме шлема, хотя никаких следов этого самого шлема на них не наблюдалось. Судя по стопке нарезанных и пронумерованных чистых листов слева от него, меньшей стопке исписанных листов справа и раскрытой книге на деревянной подставке перед ним, он работал переписчиком.

Он поднял глаза на Пена и нахмурился, явно недовольный, что его отвлекли. Пен попытался улыбнуться и молча помахать рукой, чтобы продемонстрировать свое дружелюбие, безвредность и общее желание пообщаться, но переписчик лишь хмыкнул и вновь опустил глаза на неоконченную страницу. Пен не стал обижаться и сосредоточился на полках.

Один шкаф от пола до потолка целиком занимало богословие – и неудивительно, в таком-то месте. Другой был отдан под хроники, в основном других времен и королевств; Пен опасался, что его страна скорее славилась сыром, чем историей. Какие-то древние, хрупкие свитки покоились в гордом одиночестве на полках, с каждого свисал витой шелковый шнур с кисточкой, к которому крепились деревянные таблички с названиями. Пен не осмелился их трогать. Он с восторгом заметил собрание чего-то напоминавшего книги сказок, которые выглядели зачитанными. Дальше – высокий шкаф с трудами на дартакийском; им Пен владел на уровне, который его школьные учителя неохотно признали адекватным. За ним – пара полок с трудами на неведомом ибранском; и еще одна полка на древнем языке Седонии с его экзотическими буквами.

Прежде Пен видел только фрагменты этого загадочного языка, отчеканенные на старых монетах или выбитые на руинах разрушенного храма над дорогой в Гринуэлл, единственное наследие, доставшееся его глуши от империи, которая более тысячи лет назад простиралась на две тысячи миль, от жаркого Седонийского полуострова до ледяного Дартакийского побережья. Ученые мужи называли ее блеск мимолетным, как у падающей звезды, но трехсотлетнее господство вовсе не казалось Пену мимолетным. В любом случае, после быстрой череды поколений она распалась, разделилась и вновь разделилась между повстанцами и генералами, совсем как империя Великого Аудара из Дартаки много сотен лет спустя, когда его наследники потерпели крах.

Рука Пена потянулась к книге в вощеном тканевом переплете, не столь пугающей современной копии, на корешке которой было прекрасными буквами выведено таинственное название. Гадая, кто ее переписал, Пен позволил книге раскрыться в руке, просто чтобы взглянуть на каллиграфию, красивую, как узорчатые завитки и переплетения, и столь же информативную.

Но тут его глаза увидели следующий абзац: «На шестой год правления императора Лета, прозванного Инженером, поскольку им он служил в юности в войсках своего дяди, подрывая вражеские крепости, прежде чем вторая чума сделала его наследником, он приказал построить первый в городе акведук, протянувшийся на девять миль от источников Эпалии и питавший водой сады императрицы, а также новые городские фонтаны, ради здоровья и удовольствия горожан…»

Ахнув, Пен зажмурился. Несколько мгновений спустя открыл глаза, очень осторожно. Все тот же изящный чужой шрифт. Но теперь буквы складывались в слова, а их смысл лился в его разум без всяких усилий, подобно любому вельдскому тексту.

– Я могу это прочесть! – изумленно прошептал он.

– Хорошо, – ответила Дездемона. – Мы надеялись, что ты окажешься способным учеником.

– Но я не могу это прочесть!

– Со временем ты узнаешь большую часть того, что знаем мы, – сказала она. Пауза. – И наоборот.

Пен захлопнул рот, пытаясь справиться с внезапной дурнотой. Ему пришло в голову, что от такого обмена скорее выиграет он.

Скучающий голос за его спиной произнес:

– Если тебе нужна помощь, библиотекарь скоро вернется.

– Спасибо, – выдавил Пен и с улыбкой обернулся. – Я, э-э, просто говорил сам с собой. Дурная привычка. Я не хотел тебе мешать.

Юноша пожал плечами, но не вернулся к своей странице.

– Над чем ты работаешь? – спросил Пен, кивнув на бумаги.

– Просто сборник историй. – Он пренебрежительно постучал по книге ногтем. – Глупых. Все важные книги отдают старшим посвященным.

– И все равно, надо полагать, занимаясь этим, ты многое узнал. Ты когда-нибудь вырезал деревянные бруски, чтобы сразу напечатать много копий? Я слышал, в Мартенсбридже так делают.

– Я похож на резчика? – писец пошевелил испачканными чернилами пальцами. – Эта работа – и плата за нее – также идет старшим.

– Ты посвященный? – отважился спросить Пен. Писец не носил кос и знаков, только обычное городское платье – тунику и штаны. – Без сана или принесший клятву Храму?

Юноша размял плечи и поморщился.

– Я принес клятву. Собираюсь скоро стать служителем, если все места не раздадут тем, кто сделал более крупное пожертвование.

Пен слышал, что один из способов попасть в Орден Бастарда заключался в том, что семьи с незаконнорожденными детьми могли посвятить их Храму, выделив деньги на их содержание. При условии, что семья была зажиточная. Бедных подкидышей отдавали анонимно – и без особых затрат – в приюты. Не желая уточнять – вдруг для писца это был больной вопрос, – Пен вместо этого сказал:

– По крайней мере, это работа под крышей. Не то что пасти коров.

Писец криво ухмыльнулся.

– А ты пастух, сельский паренек?

– По необходимости, – признался Пен. Судя по ухмылке, писец считал это занятие чем-то недостойным, а не возможностью провести день на природе, как это воспринимал Пен, но он и не занимался этим дни напролет, без отдыха. – И косец, – добавил он. – Все выходят на жатву, и господа, и простолюдины.

Охота в горах была более веселым занятием. Пену везло с дикими овцами, ему часто удавалось свалить овцу одной стрелой, не говоря уже о том, что ему не было равных в деле доставания туш с труднодоступных склонов и уступов – которое слуги приветствовали с подозрительным энтузиазмом. Это было единственное занятие, роднившее Пена с богом, который соответствовал его полу и возрасту. Сын Осень так же покровительствовал воинам, что вызывало у Пена меньший энтузиазм, если взглянуть на Дрово и его товарищей.

– Пастух. Зачем? – пробормотал писец и вновь обмакнул перо в чернила, не особо интересуясь ответом.

В библиотеку вошла пожилая женщина со стопкой книг. Сомкнутая в петлю коса служителя висела на плече скромного белого храмового платья, на шее болтались на ленте очки в золотой оправе. Мартенсбридж славился своими стеклодувами. Быть может, простые люди здесь могли позволить себе такие излишества? Женщина определенно была библиотекарем. Остановившись, она внимательно посмотрела на Пена, скорее с интересом, чем с осуждением.

– А ты кто такой?

Он склонил голову.

– Пенрик кин Юральд, госпожа. Я… гость. – Это звучало лучше, чем узник. – Просвещенный Тигни сказал, что я могу ходить по дому.

Услышав имя святого, женщина изумленно вскинула брови:

– Неужели.

По ее тону Пен не мог сказать, сочла она это хорошим или плохим, но не отступил.

– Я хотел узнать, есть ли у вас книги по колдовству или демонам. Практические, – предусмотрительно добавил он, чтобы ему не вручили толстый труд в возвышенном усыпляющем стиле. Пен не понимал, как такую тему можно сделать скучной, но он читал – точнее, пытался прочесть – некоторые теологические труды с полок богословов.

Библиотекарь отступила на шаг, вскинув голову.

– Подобные книги дозволены только тем, кто имеет ранг святого и старше. Боюсь, молодой человек, для этого вам еще предстоит заслужить косы.

– Но ведь у вас есть такие книги?

Где-то. Он их не видел, пока разглядывал полки.

Взгляд женщины переместился к высокому шкафу у стены.

– Определенно, под замком. Или они стали бы самыми похищаемыми из наших сокровищ.

Пен с новым интересом уставился на вместительный шкаф, гадая, сколько в него влезает книг.

– Если святой скажет, что все в порядке, вы мне их дадите?

Может – или согласится – ли Тигни дать разрешение?

– Подобное дозволение возможно, но только в случае нужды. И в чем твоя нужда?

Библиотекарь насмешливо улыбнулась ему с видом женщины, привыкшей справляться с выходками молодежи, которая жаждала запретных утех. Что ж, Пену всегда удалось взять верх над поварами при дворе Юральд…

– Видите ли, недавно я принял демона, от храмовой чародейки, которая умерла на дороге в Гринуэлл. Это произошло случайно, честное слово, но раз мы с Дездемоной оказались связаны друг с другом, я решил, что мне стоит узнать об этом больше, чем я знаю сейчас. А я почти ничего не знаю, и потому, что бы вы мне ни дали, это будет хорошим началом.

И он улыбнулся своей самой сияющей улыбкой, пытаясь выглядеть как можно более радостным. И как можно более заслуживающим доверия; это ему точно пригодится.

Видимо, он потерпел неудачу, потому что библиотекарь поспешно отступила, подняв руку к горлу. Нахмурившись, она окинула его долгим взглядом.

– Если это шутка, молодой человек, я сниму с тебя шкуру и использую для книжных переплетов. Жди здесь.

Она положила свою стопку книг на стол и торопливо вышла.

Взгляд Пена вновь метнулся к ставшему столь притягательным шкафу, и он подумал, уж не собиралась ли библиотекарь претворить свою угрозу в жизнь буквально. В конце концов, она служила богу-демону…

Скрип пера стих, и, обернувшись, Пен увидел, что посвященный-писец таращится на него так, словно у него выросли рога.

– Как тебе удалось обзавестись демоном? – ошеломленно спросил писец.

Приобретя некоторый опыт, Пен изложил свою краткую историю, описав катастрофу несколькими разумными фразами. По возможности разумными.

Глаза писца сузились.

– Знаешь, никому рангом ниже святого не дозволено принимать храмового демона и его чародейский дар. Это считается высоким, редким достижением. Люди сражаются даже за место в очереди, учатся и готовятся, а потом ждут долгие годы.

Пен почесал голову.

– Должны были происходить другие случайности, время от времени. Я хочу сказать, невозможно предугадать время или место смерти человека.

Точнее… Пену в голову пришел один способ, но он не слышал, чтобы Храм этим занимался.

Стиснув губы, писец лишь покачал головой.

Библиотекарь вернулась вместе с Просвещенным Тигни. Пен просиял.

– О, сэр, можно мне получить дозволение прочесть эти книги? – он показал на запертый шкаф. – У меня определенно есть в этом нужда.

Тигни вздохнул.

– Лорд Пенрик, я только начал разбирать сундук Просвещенной Ручии. Я понятия не имею, какая нужда возникнет у меня в этой неразберихе. – Он посмотрел на Пена, который ответил ему своим лучшим взглядом голодающего мальчика. Выражение лица святого не столько смягчилось, сколько стало проницательным. – Но пока вы ждете, вполне можете получить дозволение прочесть книги с других полок, здесь, в этой комнате, когда она открыта. Полагаю, это на время займет вас.

И удержит на одном месте, мысленно добавил Пен. Но Тигни не сказал: «Нет, никогда».

– Разумеется, сэр.

Он попытался изобразить покорное смирение, готовясь к реваншу. Понял, что до сих пор держит седонийские хроники, и понизил голос, показав книгу Тигни:

– Я открыл эту книгу и обнаружил, что могу ее прочесть. Это… нормально?

Губы Тигни дрогнули.

– Полагаю, да, если вы седониец.

Пен вымученно улыбнулся незатейливой шутке. Это определенно лучше, чем гнев и грозные запреты.

– Но я не седониец. И не знал ни слова из их языка до, э-э, этого момента.

Довольный, что его юмор оценили, Тигни обнадеживающе кивнул Пену.

– Да, это нормально. Если демон достаточно долго служит хозяину, он обретает отпечаток родного языка своего седока. И со временем передает его дальше. Ручия владела полудюжиной языков, приобретенных таким образом, и говорила на них как на родных. Очень полезное умение для нее – и для Храма.

– Значит, она была великим ученым?

Тигни помедлил.

– Не совсем. – Мгновение он изучал Пена. – Но вы очень быстро его освоили. У многих уходят недели и даже месяцы, чтобы подобные знания, так сказать, просочились. Однако демон Ручии был очень старым и могущественным. – Он сделал вдох. – Мне потребуется еще некоторое время, чтобы разобраться с имуществом Ручии. Возможно, я захочу поговорить с ее старым демоном напрямую, как с самым близким, пусть и не самым надежным, свидетелем ее деяний. Если вы сможете быть здесь наготове, я буду очень вам благодарен.

– Разумеется, сэр, – ответил Пен, решив воспользоваться этой полупобедой, пока есть возможность. – Но я… не контролирую ее речь.

– Контролируете. Просто вы этого еще не знаете.

Пен сдержал еще одну просьбу получить доступ к шкафу. В любом случае, вряд ли он сможет прочесть все эти книги за один день.

– Или, скорее, если бы он контролировал вас, вы бы об этом узнали.

Тигни отвернулся, заставив Пена вновь задуматься о демоне, от которого бывший чародей каким-то образом избавился.

Святой повернулся к бесстыдно подслушивавшему писцу, который даже не пытался делать вид, будто пишет.

– Кли, когда закончишь с этой страницей, спускайся вниз. У меня есть несколько писем, с которых нужно сделать копию перед отправкой.

– Да, сэр, – откликнулся писец, послушно взмахнув пером, и снова принялся усердно писать.

Тигни жестом велел библиотекарю следовать за ним; Пен видел, как они тихо беседовали в коридоре, время от времени косясь в его сторону. После этого Тигни ушел, а библиотекарь вернулась. Она одарила Пена дозволительным кивком и занялась своими таинственными делами за столом в углу.

Ошеломленный богатством выбора, Пен направился было к полкам со сказками, но потом вернулся ко второму столу, сел и вновь открыл седонийские хроники, движимый слабым, необъяснимым страхом, что новообретенное умение покинет его столь же внезапно, сколь и появилось, и нужно использовать шанс, пока есть возможность. В любом случае, хроники оказались ничуть не хуже сказок, императорские дворы по фантастичности мало отличались от логова людоеда. И Пен действительно хотел побольше узнать про императора, который был инженером и делал фонтаны для своих подданных. Это казалось неимператорским делом: разве императорам не полагалось заниматься завоеваниями? Именно так они и становились императорами.

Писец Кли закончил свою страницу, убрал письменные принадлежности на полку и ушел, хмыкнув и кивнув Пену – не дружески прощаясь, а вежливо признавая его существование. В ответ Пен улыбнулся и наклонил голову, ощущая себя послом, подписавшим перемирие в стычке, о которой даже не догадывался. Библиотекарша ушла, лишь когда начало смеркаться, и Пен отправился вниз на поиски ужина. Женщина тщательно заперла дверь за ними.

Ужин, незамысловатый, но обильный, подали за длинным столом в столовой с белеными стенами, которая располагалась в подвале. Пен обнаружил, что не все посвященные и служители, трудившиеся в доме, здесь же и питались: некоторые снимали жилье по соседству или владели собственным жильем. Тигни не было, зато был Кли, который весьма приветливым взмахом руки указал Пену на соседнее место на скамье и представил его как «гостя». Пен, усталый и голодный, предпочел слушать, а не говорить; Кли отмахивался от вопросов, которые слишком близко подбирались к истинной причине прибытия Пена в Мартенсбридж. Посвященные, в основном молодые люди, сплетничали, обсуждали свою работу, судя по всему, в основном административную, быстро ели и убегали.

Следующими ужинали слуги; выходя из столовой, Пен встретил Ганса. Похоже, того устраивало, что на ближайшие несколько дней он был обеспечен пищей и бездельем, но Ганс все равно спросил:

– Когда мы сможем поехать домой, лорд Пенрик?

– Пока не знаю, – признался Пен. – Судя по всему, решать будет Просвещенный Тигни, когда разберется с имуществом Просвещенной Ручии. – Неужели это столь сложная задача? Все ее вещи уместились на одно вьючное седло, и в основном это была женская одежда. Ну… если не считать демона. – Полагаю, он ее душеприказчик. В некотором роде.

В ответ Ганс мрачно хмыкнул, и Пен проследовал за Кли наверх, где обнаружил, что делит с писцом комнату. Вопреки опасениям Пена, вторжение не слишком огорчило Кли. Местные правила предписывали рано ложиться и вставать с первыми лучами солнца, и потому Пен тоже собрался в постель. Этот день, казалось, длился целый год, столько он вместил в себя событий и перемен. Кли не сразу задул единственную свечу, а вместо этого задал несколько вопросов про семью Пена, владевшую, как теперь начал осознавать Пен, весьма скромной горной долиной.

– Ты из этого города? – в свою очередь спросил Пен. Писец казался весьма искушенным.

– Теперь – да, – ответил Кли. – Но я родился не здесь, а в замке Мартенден, в десяти милях по берегу озера. Мой брат – местный барон.

– Совсем как Ролш, – откликнулся Пен, довольный, что у них обнаружилось нечто общее. – Значит, ты посвященный лорд Кли?

Кли поморщился.

– Вообще-то это мой сводный брат.

– О, – сказал Пен. И после неловкой паузы добавил: – У меня есть сводный дядя, у него ферма возле Гринуэлла. Он мне нравится. Его жена всегда очень добра ко мне.

Такое случается, хотел сказать Пен. Это не проблема.

Кли фыркнул.

– Замок Мартенден – это не какая-то укрепленная ферма. Великие землевладельцы из рода Мартенден правили этими краями на протяжении веков.

Пен подумал, что это несправедливое описание двора Юральд. По крайней мере, нужно было уточнить, что это большая, просторная укрепленная ферма.

– Мой брат враждует с городом, который пытается захватить его земли, и арендную плату, и права, – продолжил Кли. – У отцов города слишком большие аппетиты. Они уже купили десяток мелких владений, попавших к ним в долги. Я думаю, что торговая гильдия плетет интриги, чтобы загнать этих болванов в сети.

Пен вспомнил руины по пути в город и решил, что пригороды Мартенсбриджа вполне могли разрастись благодаря не только хитрости торговцев, но и оружию. Хотя, как он полагал, чтобы купить оружие, нужны деньги. Мартенсбридж был свободным королевским городом, согласно хартии, он не подчинялся ни одному лорду, за исключением самого Священного короля Вельда. Город удивительным образом балансировал между далеким повелителем и союзами с ближайшими городами с их более разнообразной лояльностью. У Пена создалось впечатление, что сам Мартенсбридж ощущал себя скорее свободным, нежели королевским. Он вспомнил шутливую молитву, которую услышал от служителя за ужином: Пять богов, благословите и храните Священного короля… подальше от нас!

– А как насчет архисвятой принцессы? – спросил Пен. – Я никогда не встречал принцессу. Или архисвятого, если на то пошло. Надеюсь, мне выпадет шанс увидеть ее, прежде чем я вернусь домой. Она очень красивая?

Кли рассмеялся.

– Ей пятьдесят!

Пен полагал, что принцессы в сказках всегда были юными и красивыми, потому что, повзрослев, они становились королевами. Титул архисвятой принцессы был скорее политическим и не имел отношения к ее семейному положению.

– Надо думать, даже у королевских принцесс может быть профессия.

Кли пожал плечами.

– Пост архисвятого Мартенсбриджа на протяжении веков служил местом ссылки лишних королевских особ. Однако нужно отдать должное нынешней принцессе: она чрезвычайно умна. Помимо управления храмовыми землями, она приютила шелкоделов, что принесло ей новые богатства, которые, в свою очередь, позволили купить новые земли. Никто не знает, что случится, когда город и принцесса поглотят все, что есть, и начнут пожирать друг друга.

На этой загадочной фразе Кли задул свечу и повернулся к стене. Пен, чьи глаза слипались от усталости, даже не пытался побеседовать с Дездемоной.

Следующие два дня Пен сидел в библиотеке и читал, спускался вниз за едой и застенчиво улыбался людям, которые были слишком заняты, чтобы общаться с ним, если не считать Кли, время от времени делавшего перерывы в своей работе писца. Запертый шкаф постоянно маячил на краю зрения Пена.

Он полагал, что даже библиотекарям иногда приходится отлучаться в уборную, но данный конкретный экземпляр не покидал комнату, если там не было других людей – писцов, или посвященных, или служителей, читавших и делавших пометки. Ценные книги не разрешалось уносить и читать в других местах; исключения делались только для святых высших рангов, которых, помимо Тигни, насчитывалось трое или четверо, и даже они получали в придачу к своим томам суровые взгляды и наставления.

Пен закончил увлекательные седонийские хроники и приступил к дартакийским. Он обнаружил, что теперь читает на этом языке намного быстрее и легче – ему больше не приходилось останавливаться, чтобы обдумать смысл предложения, и он понимал намного больше слов, чем выучил в гринуэллской дамской школе. Не столь толстые хроники на привычном вельдском излагали краткую историю Мартенсбриджа. Болотистая деревушка в том месте, где из длинного озера вытекала река, получила свое название, когда один из первых лордов рода Мартенден построил первый каменный мост, весьма убедительно сообщала книга. Дороги стали лучше – и доходы выросли. По мнению Пена, было несправедливо, что род Мартенден утратил власть над растущим городом, когда его основная семейная линия прервалась, и большая часть территории отошла принцу Вельда. Вскоре город приобрел, или завоевал, или получил за взятку – этот момент в хрониках излагался не слишком ясно, но, судя по всему, имело место одалживание денег нужным лордам с голодными армиями – свою первую королевскую хартию, скользнул под крыло архисвятой принцессы и с тех пор процветал. С севера, через высокие перевалы, из Адрии и Саона пришли стеклодувы и шелкоделы, из Карпагамо явились кузнецы и обосновались в новом свободном городе. Обозы прибывали даже из уменьшившегося в размерах потомка Седонийской империи! Пен задумался, удастся ли ему встретить этих путешественников на рынках или в счетных конторах и проверить свои новые языковые навыки.

Хроники утверждали, что когда-то здесь жил сам Великий Аудар, и рассказывали легенду о сделке, которую он заключил с услужливой говорящей чайкой-мартыном, что каким-то образом принесло благословение этому месту и стало более интересной версией происхождения названия города. Пен читал эту легенду применительно к еще двум городам: в одной речь шла про змею, в другой – про сокола, но в обеих фигурировал Великий Аудар, что заставляло немного усомниться в знаниях автора книги. Это если не брать в расчет говорящих животных. Ходили слухи о том, что у Священного короля есть странный тайный отряд королевских шаманов, которые понимают местных животных-сородичей, но Аудар был дартакийцем – и заклятым врагом Старого Вельда с его лесной магией, а потому Пен не думал, что это была неявная отсылка к таинственным практикам.

На третий день, хотя его разум по-прежнему восторгался письменными богатствами библиотеки, глаза Пена слезились, а костлявый зад подсказывал, что он не создан быть ученым, равно как и курьером. Кроме того, впервые на этой неделе перестал идти дождь, и выглянуло солнце. Отчаянно желая размяться, Пен спустился вниз, чтобы повидать Тигни.

Дверь святого была открыта. Пен оперся о раму, прочистил горло и спросил:

– Как дела, сэр? Я могу что-то сделать? Чем-то помочь? Найдется для меня хоть какое-то поручение?

– Поручение?.. – Тигни отодвинулся от письменного стола и задумчиво посмотрел на Пена. – Полагаю, вы горец. И не привыкли все время сидеть взаперти.

– В библиотеке очень хорошо, но вы правы, сэр. Даже зимой мы каждую неделю охотимся в нижних лесах или проверяем ловушки.

– Хм. – Тигни побарабанил пальцами по исцарапанной столешнице, затем махнул в сторону стопки одежды, аккуратно сложенной на стуле: – У Ручии нет прямых наследников. Часто в таких случаях имущество храмового чародея по завещанию переходит к его преемнику вместе с демоном, но Ручия не оставила таких распоряжений. Вы не можете носить ее вещи, однако, если хотите выполнить поручение, можете отнести их к торговцу одеждой на улице Вязов и обменять на деньги для ордена.

Скромное поручение, но оно позволит Пену пройтись по городу. И если он справится хорошо, Тигни может подыскать для него новую работу. Вряд ли быть мальчиком на побегушках в этом доме хуже, чем быть мальчиком на побегушках при дворе Юральд. Он никогда не ощущал призвания служить богам, но кто знает?

– Конечно! С радостью.

Пока Тигни давал ему более подробные указания, как добраться до улицы Вязов, Пен собирал вещи в узел. Вдруг его рука замерла.

– Не думаю, что вам следует это продавать, сэр.

Речь шла о затейливо расшитой юбке. Пен изумленно расправил ее. Просто юбка, пусть и тяжелая. Почему он это сказал?

Брови Тигни поднялись.

– Я думал, что проверил все. А… Это вы сейчас со мной говорили?

– Не уверен, сэр.

Пен пропустил подол юбки через пальцы, которые нашли незашитый участок. Оттуда он извлек сложенный отрез тонкой ткани. Развернул ее и увидел, что она вся покрыта крошечными письменами на языке, которого он не знал. Нет, это шифр. Что?

Тигни требовательно протянул руку. Пен отдал ему юбку и шифр.

– Ага! – сказал Тигни. – Ткань, а не пергамент. Неудивительно, что я ничего не почувствовал. Хитрая Ручия. – Он пристально посмотрел на Пена. – Есть еще такие?

– Я… не знаю.

Пену казалось, что нет, однако в конечном итоге Тигни исследовал каждый подол и каждую складку в стопке одежды, на всякий случай. Затем он сел и прочел послание на ткани, не заглядывая в шифровальную книгу. Откинувшись назад, испустил облегченный вздох и пробормотал:

– Значит, ничего сложного. Спасибо Его Белизне. Я полагаю.

Пен сглотнул.

– Сэр… Просвещенная Ручия была шпионкой?

Эта хрупкая старая женщина?

Тигни яростно замахал рукой:

– Конечно, нет! Доверенным представителем Храма, способным преодолеть весьма бурные воды. С этим не поспоришь.

Пен обдумал эту отговорку. Получалось, что ответ да. А значит, Тигни был… ее куратором? Сложившиеся у Пена мысленные образы этих людей никак не соответствовали таким ролям. Пен робко улыбнулся и промолчал.

Когда он снова связал одежду в узел и направился к двери, Тигни добродушно добавил:

– Можете оставить себе половину выручки.

– Спасибо, сэр! – И, махнув рукой, Пен убежал, пока Тигни не передумал насчет поручения или награды, как это часто бывает со старшими.

Оказавшись на крутой улице, где их не могли услышать, Дездемона брюзгливо заявила:

– Половину! Тигни – мелочный скупердяй. Ты должен забрать все!

Значит, она не спала.

– По-моему, это очень щедро. Он не обязан ничего мне отдавать. А кроме того, – Пен ухмыльнулся, – он забыл сказать, когда я должен вернуться.

– Хм, – довольно хмыкнула Дездемона. – Что ж, прогуляемся на славу.

Пен направился к улице Вязов длинным путем: спустился к реке и пошел вдоль нее, мимо старого каменного моста, до рынка, на котором кипела жизнь, хотя был уже почти полдень. Он немного постоял и послушал, как играют два музыканта, один на скрипке, а другой на кожаном барабане; они развлекали толпу смешными или печальными песнями. У их ног стояла призывно перевернутая шляпа. Пен подумал, что, в отличие от других торговцев, они не могли забрать обратно свой товар, если сделка не клеилась, а потому выудил несколько драгоценных медяков из своего тощего кошелька и бросил их в шляпу, прежде чем зашагать дальше по пристани.

В том месте, где подпорная стена была низкой, он опустил узел с вещами на землю и выглянул наружу, пытаясь разглядеть озеро, из которого вытекала река. Требовалось найти точку повыше.

– Дездемона… музыка считается хорошим даром духа?

– О, да. Мы любим хорошие песни.

– А как насчет знаний? Чтения?

– Это тоже хорошо.

– Ты читала вместе со мной, в последние дни? Через мое плечо?

– Иногда.

– Мне следует делать это чаще?

– Ты имеешь в виду, чтобы порадовать меня? – Она явно растерялась.

– Ну… да. Наверное.

Последовала долгая пауза.

– Все эти вещи интересны, но возможность делить с тобой твое тело – вот ежедневный дар, без которого я не могла бы существовать в этом мире. Или каком-либо другом. А потому дары тела тоже очень приветствуются.

– И это… мое тело, да? Что-то, сделанное для моего тела? – спросил Пен, пытаясь разобраться. Он тоже не мог существовать в этом мире без своего тела.

– У тебя есть другое тело? У меня – нет.

– Пока.

Хотя демон делил десяток других тел, прежде чем попасть к Пену. И будет делить после того, как… Его мысли невольно вернулись к прерванным постельным занятиям в дамской школе, и он покраснел. Как бы он ни смущался, рано или поздно тело возьмет свое, и болтливые зрители его не остановят. Не то чтобы он не хотел разделить эту близость с Прейтой, в перспективе. Но это было другое, ведь так?..

Дездемона сделала глубокий вдох.

– Подумай о том, как выглядит любимый скакун хорошего всадника. Вычесанный, лоснящийся, сытый. С крепкими подковами. Его выгуливают и обучают, ему дают скакать быстрым галопом. В его гриву вплетены ленты, он носит красивое седло и узду напоказ, возможно, расшитые серебром или разноцветным стеклянным бисером. Таким скакуном можно гордиться.

Погодите, вроде бы мне полагается быть всадником… Он уже запутался во всех этих лошадиных метафорах.

– Если вкратце, – живо произнесла Дездемона, – раз уж у нас никогда прежде не было настоящего лорда, ты не мог бы хотя бы попробовать одеваться как лорд?

Пен фыркнул, разглядывая рукав своей сельской блузы.

– Боюсь, именно так и одеваются настоящие лорды, когда их кошельки столь же пусты, как кошельки рода Юральд.

А кроме того, речи демона вновь приобрели тревожное сходство с речами его сестер, что неприятно сочеталось с мыслями Пена перед тем, как Дездемона заговорила о лошадях.

– Выразимся иначе: то, что доставляет удовольствие тебе, доставляет удовольствие и нам, по большей части.

Пен изумился.

– Еда? Питье? Другие плотские радости?..

– Именно!

– Похмелье?

– Похмелье можешь забрать себе целиком, – чопорно ответила она.

– Ты… можешь избегать моей боли?

Из этого вытекали странные следствия.

– Мы можем до некоторой степени отстраниться.

– Уж конечно, управлять демоном сложнее, чем править лошадью. – Хотя боги свидетели, с лошадьми тоже непросто. – Я хочу сказать, все эти храмовые дисциплины и тому подобное.

Все твердили о чрезвычайно важных храмовых дисциплинах, но никто не объяснил, что они собой представляют.

– Трудности найдут тебя сами. Не нужно за ними охотиться, – сказала Дездемона. И добавила, немного подумав: – Хотя мне жаль бедного демона, которому не посчастливилось связаться с храмовым аскетом. Власяницы, какой в них смысл? – Она словно демонстративно содрогнулась, и Пен не смог сдержать улыбку. Потом добавила, уже резче: – И путать собственный дискомфорт с чужим благом – явное свидетельство серьезного мысленного расстройства.

Пен моргнул: внезапно старая загадка раскрылась перед ним, четкая и ясная. Да. Именно так.

Ощущая необходимость переварить все это, он снова взвалил на спину узел с одеждой.

– Давай отыщем улицу Вязов.

К этому моменту он полностью отклонился от указаний Тигни, однако Дездемона явно хорошо знала город. Они быстро добрались до цели, ни разу не ошибившись.

В лавке царили темнота и странный запах. Пен положил одежду на прилавок. Торговка ощупала ее ловкими пальцами и назвала цену.

– Пен, – прошептала Дездемона, – позволь мне этим заняться.

– Если ты не поставишь меня в неловкое положение, – прошептал в ответ Пен.

Торговка одарила его странным взглядом, а потом его рот начал резко, пусть и вполне вежливо, торговаться, в результате чего первоначально предложенная сумма выросла вдвое.

– Хорошо, – сказала Дездемона. – А теперь давай осмотримся.

Отойдя от прилавка, они направились к полкам и грудам одежды. Пен покорно рылся и спорил.

– Ты хоть видишь, чем занимаешься? – прошептал он.

– О, да. И ты тоже увидишь. Погоди… Теперь попробуй.

Пне прищурился, и тени словно отступили. Вряд ли это было к лучшему. Но каким-то образом из этих непривлекательных куч он извлек вполне приличные предметы, пусть местами рваные или выцветшие. Хотя элегантный синий парчовый дублет с трехдюймовой прорехой спереди, вокруг которой виднелись бурые пятна, немного его встревожил.

– Мы это поправим, – пообещала Дездемона.

– А разве не это ты называешь восходящей магией?

– Совсем чуть-чуть. Ты умеешь шить?

– Не особо.

Краткая пауза.

– Думаем, теперь умеешь.

К разочарованию Дездемоны, Пен оставил несколько вещей, которые казались слишком броскими, но в конечном итоге они сошлись на небольшой стопке того, что, по ее заверениям, было мужской одеждой, каковой Пену не доводилось видеть ни при дворе Юральд, ни в Гринуэлле. Шелкоделы явно задали высокие стандарты местным обноскам. Очередной раунд переговоров за прилавком – и несколько минут спустя Пен покинул магазин, обзаведясь не только новыми предметами гардероба, но и неплохим запасом монет. Даже когда он отдаст половину Тигни, у него еще останется немного денег.

Однажды, пообещал он себе, я буду носить новую одежду, заказанную у настоящего портного. Хотя как приблизить этот день, Пен не имел ни малейшего понятия.

Шагая обратно под гору, они миновали баню. Пен остановился и оглядел ее.

– Плотские радости, да?

Чистый и теплый определенно к ним относилось. Равно как и выбритый и подстриженный.

– Отличная идея! – сказала Дездемона. – Но не эта. Чуть дальше, рядом с дворцом, есть баня получше.

– Но эта выглядит весьма чистой…

– Поверь мне.

Голос, который, как начал различать Пен, принадлежал Мире из Адрии, произнес слова, которые он попытался не понять, но не смог. Если ты отдашь его под мое руководство, я покажу, как заработать состояние в подобном месте. Кажется, суть была в этом.

Пен решил не развивать тему.

Баня рядом с дворцом и храмом оказалась чудовищно большой, в сравнении с гринуэллской, что располагалась в задней части дома одной женщины, но людей в это время дня там было немного. Пен посетил местного брадобрея, чтобы избавиться от многодневной щетины и подравнять отросшие волосы, после чего отправился на мужскую половину, где тщательно намылил ароматным мылом голову и тело, щедро ополоснулся теплой водой и полежал в огромной деревянной ванне с медным дном, которая легко могла вместить полдюжины человек. Воду в ней подогревал снизу небольшой огонь. Пен лежал в воде, полуприкрыв глаза, пока не начала сморщиваться кожа на пальцах. Тут он встревожился, что Тигни вот-вот отправит отряд на его поиски, – и осознал, что Дездемона, которая, похоже, мурлыкала вслух, весьма тревожным образом разглядывает двух деливших с ним ванну симпатичных мужчин. Пора уходить.

Одетый, с расчесанными влажными волосами, на улице он посмотрел на грозную громаду храма, высившуюся на вершине холма. Это было самое внушительное здание в городе, и прочитанные Пеном вчера хроники Мартенсбриджа придавали храму большое значение. Храм всегда занимал это высокое место, но его предшественник, построенный из дерева в вельдском стиле, сгорел во время одного из пожаров. Объединив усилия, Храм и город за несколько десятилетий построили новый из камня, в дартакийском стиле. Насколько понял Пен, это знаменовало смену не владычества или веры, а богатства. Он с любопытством зашагал не вниз, а вверх.

Пен обошел храм вокруг, дивясь его размерам и величественным пропорциям, затем заглянул внутрь через высокий портик с колоннами. Похоже, никаких церемоний сейчас не шло, и одинокие верующие заходили в храм либо выходили наружу. Пен тоже рискнул войти. Когда перед ним открылось огромное пространство, он понял, что, несмотря на обильную резьбу, старый деревянный гринуэллский храм в сравнении с этим был простым вестибюлем. Или амбаром.

Священный очаг на центральном гранитном постаменте был оснащен круглым медным колпаком, украшенным изящным выбитым орнаментом и снабженным трубой. В результате дым не попадал верующим в глаза, а купол храма не чернел от копоти. Свет проникал внутрь через кольцо арочных окон под куполом. Помещение было шестиугольным, одна сторона предназначалась для широкого входа, а пять других были отведены пятерым богам; проходы в стенах вели в купольные апсиды, которые, должно быть, делали храм сверху похожим на величественный каменный цветок.

Нишу Госпожи Весны, покровительствовавшей нынешнему сезону, заполняли подношения в виде свежих цветов. Несколько серьезных на вид горожан молились Отцу Зиме, который среди прочего был богом правосудия. Судьи? Законники? Скорее тяжебщики, решил Пен. Беременная женщина с внушительных размеров животом преклонила колени на подушечке перед алтарем Матери Лета, молясь, быть может, о благополучных родах – или о силе, чтобы снова встать на ноги. В нише Бастарда, располагавшейся между нишами Дочери и Матери, никого не было.

Пен по привычке направился к алтарю Сына Осени. Там было всего два человека. Более молодой, похожий на новобранца, стоял на коленях на предназначенной для этой цели подушке, подняв руки ладонями вперед и растопырив пальцы. Молитва об удаче? Более пожилой лежал ничком на большом молельном коврике, вытянув руки со стиснутыми кулаками, в позе отчаянной мольбы. Пен вообразил, что это ветеран, молящийся о прощении, и не смог выкинуть эту фантазию из головы.

Он выбрал подушку позади мужчин и опустился на колени, сам не зная, о чем собирается молиться. Или о чем ему следует молиться. Или даже кому следует молиться. И потому он помолился о здравии и благополучии своей семьи, и всех владений Юральдов, и бедной обманутой Прейты, которой, как вспомнил, обещал это сделать. Ручия? Не тот бог. Он сделал подобающий жест, поднялся и перенес подушку к нише Бастарда.

Вновь опустившись на колени, он понял, что забыл помолиться за себя. Долго ли его дела пробудут в руках этого нового бога? Бастард был повелителем катастроф; просители чаще молились о том, чтобы избежать Его внимания – все равно что платили отряду наемников, чтобы те обошли стороной их город.

Безопасно ли помолиться о знании? Пен отчаянно в нем нуждался. Но белый бог был автором некоторых весьма злобных шуток; по крайней мере, так утверждали пророчества, связанные с Его дарами. Молиться о душе Ручии было немного поздновато, ведь, согласно погребальному чуду, она уже пребывала в руках своего бога. Пен удовлетворился надеждой, что она там счастлива, что бы это ни значило в том полностью измененном состоянии, что ждало за гранью смерти.

Повинуясь порыву, Пен решил помолиться о Дездемоне. Да, демоны уже являлись божественными созданиями, хотя были ли они сбежавшими узниками или слугами, оставалось неясным. Возможно, они могли быть и тем, и другим, как один человек может быть хорошим, а другой – плохим, или как плохой человек может становиться хорошим либо наоборот в различные моменты своей жизни. Пен осознал, что Дездемона притихла и теперь напоминала тугой свернутый клубок внутри его тела.

Демоны, которых нельзя было убить и которые, судя по всему, не чувствовали боли, мало чего боялись, – но они боялись своего бога и растворения, которое ждало их по возвращении к Нему. Пен решил, что он бы тоже боялся, если бы попадание к богу означало гибель, а не спасение. Однако души сохранялись в ладонях своих избранных богов. Или выбирающих богов.

Молитва о здравии и благополучии отлично подходила в данной ситуации, поскольку ни то ни другое не было возможно без продолжения существования. Знакомая молитва, которую он хорошо знал. И потому Пен помолился, шепча слова вслух.

В целом он испытал облегчение, что ему никто не ответил.

Он поднялся и вернулся к портику, на мгновение задержавшись, чтобы полюбоваться на озеро. Подумал, являлось ли далекое серое пятно, выступавшее в воду из левого берега, родовым гнездом Кли – для разнообразия стоявшим не на утесе, а на маленьком островке, что обеспечивало готовый ров.

Не зная, какая из спускавшихся вниз улиц приведет его к дому Ордена, Пен тихонько позвал:

– Дездемона?

Ответа не последовало. Казалось, она по-прежнему была заперта внутри. Возможно, в храмах присутствие богов действительно было сильнее, хотя святые учили, что Они одинаково присутствуют повсюду. Если бы демоны знали. Пен стиснул губы и проскользнул в магазин торговца шелком в верхней части улицы.

Большая часть товаров была ему не по карману, но он выторговал ленту длиной с руку, не нанеся ощутимого ущерба своему небольшому запасу монет. Нашел зеркало, в котором покупатели могли приложить ткань к лицу, и вплел голубой шелк в свою косичку. Затем повернул голову и стал ждать.

– Мило! – пробормотала Дездемона.

Ага, значит, это ее выманило. Надо запомнить на будущее. Пен сказал: «Спасибо» – и вернулся на улицу, где смог спросить самого себя, куда идти. Неудивительно, что чародеев считают странными. Безмолвная речь, если он когда-нибудь ею овладеет, весьма ему пригодится. Размахивая узлом новой старой одежды, он пустился в путь.

Пара горничных проводила его взглядами, хихикая и краснея. Пен не обратил на них внимания. Шаркавшая мимо мрачная пожилая прачка подняла глаза – и ее морщинистое лицо расплылось в такой чудесной улыбке, что Пен улыбнулся в ответ и слегка поклонился. Похоже, чистые волосы и выбритое лицо действовали на разных женщин одинаково. Что, поскольку Дездемону вполне можно было описать как разных женщин, было… удачно.

Свернув на крутую улицу, на которой стоял дом Ордена, Пен увидел Кли; тот шел в сопровождении похожего на солдата высокого чернобородого мужчины, который вел лошадь. Пен наконец понял, что означало выражение богато убранный, потому что это была очень нарядная лошадь: седло и узда украшены резьбой, цветными узорами и серебром; чепрак, под которым, вероятно, скрывалась более практичная овчина, изготовлен из покрытого вышивкой шелка. Пен вспомнил лекцию Дездемоны о лошадях и улыбнулся.

За Кли и мужчиной ехали верхом, ослабив поводья, два стражника и слуга. Бородач носил меч в городе, где почти ни у кого не было оружия, а его шляпу украшала лента с драгоценными камнями.

Не считая почти одинакового цвета волос и прически, мужчины совсем не походили друг на друга. Кли был долговязым, с тощими руками, покрытыми чернильными пятнами; он носил простую городскую одежду – тунику по колено и брюки из недорогой ткани. Его спутник был коренастым и мускулистым, с широкими ладонями, которыми удобно хватать оружие и отражать удары; кожаный костюм для верховой езды был массивным и не столь затейливым, как облачение лошади. Пен подозревал, что на прямых черных волосах когда-то сидел шлем. Мужчина был суровым, крепким, неулыбчивым.

Кли поднял взгляд, заметил Пенрика, и дернул головой от удивления. Мгновение спустя он поманил Пена к себе. Мужчины остановились, дожидаясь его.

– Пенрик! Хочу представить тебе моего брата, лорда Русиллина кин Мартенден. Руси, это наш гость, лорд Пенрик кин Юральд из долины Гринуэлл.

Лорд Русиллин прижал ладонь к сердцу в учтивом жесте соратника Сына и сдержанно кивнул Пену. Тот улыбнулся и кивнул в ответ, но не смог заставить себя прикоснуться к губам в жесте Бастарда.

– Пусть пять богов пошлют вам удачный день, милорд.

Суровый рот искривился в улыбке.

– Лорд Пенрик. Судя по тому, что рассказал мне брат, с одним из богов у вас проблемы.

Кли распускал про него сплетни? Пен полагал, что это необычно, а значит, интересно. И вряд ли понравится Просвещенному Тигни. С другой стороны, очень немногие могли тягаться с преднамеренной неразговорчивостью Тигни.

– Пока этот инцидент не причинил мне вреда, – выдавил из себя Пен. – И принес путешествие в Мартенсбридж за счет Храма. Так что мне нет смысла жаловаться.

Улыбка стала более искренней.

– Если вы действительно хотите повидать мир, вам следует присоединиться к отряду наемников.

Русиллин был вербовщиком? Это определенно один из способов заботиться о своих землях.

– Мой брат Дрово так и поступил, – ответил Пен.

– И правильно сделал!

Дружелюбность явно давалась Русиллину с трудом, но Пен видел его старания. А потому не стал развивать эту тему, пытаясь вспомнить, что успел рассказать Кли про Дрово. Судя по тому, что Кли не поморщился, Пен не успел упомянуть, какая судьба постигла его брата. Вот и отлично.

– Руси набирает и возглавляет отряд для пфальцграфа из Вестрии, – уточнил Кли, подтвердив догадки Пена.

– Отряд наемников, которому весьма пригодится чародей, – заметил лорд Русиллин, – хотя Храм редко отпускает своих чародеев на подобную службу. Которая может оказаться прибыльной.

Пен прочистил горло.

– Сейчас я не чародей, и я не давал клятву Храму. Можно сказать, я новорожденный чародей. Не прошло и двух недель, как я получил своего демона и с тех пор успел узнать, что демонов подобный переход очень ослабляет. И я не проходил никакого обучения. Так что, боюсь, пользы от меня никому не будет. Пока.

– Хм. Вот досада. – Русиллин посмотрел на него с сочувствием, а может, с жалостью.

– Что ж, – поспешно сказал Пен, прежде чем брат Кли успел перейти к более откровенным предложениям, – мне нужно отчитаться перед Просвещенным Тигни. Он наверняка гадает, куда я пропал. Было честью познакомиться с вами, лорд Русиллин.

– Взаимно, лорд Пенрик.

Русиллин внимательно наблюдал, как Пен входит в дом. Склонил голову, чтобы сказать что-то Кли. Слов Пен не разобрал, хотя губы Кли дрогнули. Пен был рад, что отношения между сводными братьями были весьма дружескими, несмотря на разницу в положении. Кли определенно было чему завидовать, если он имел к тому склонность.

Интересно, произвела ли могучая фигура Русиллина впечатление на Дездемону?

Пен поднялся наверх и отчитался перед Тигни, который, сурово выбранив его за опоздание, получил детальный доклад о потраченном им времени и деньгах.

– Кажется, Дездемоне понравилась баня, – сказал ему Пен. – Я не знал, что создания духа могут с такой легкостью наслаждаться телесными удовольствиями.

Скрытые в бороде губы Тигни сжались в тонкую линию.

– Очень опасно позволить демону вознестись. Они предаются развлечениям и излишествам, не думая о самосохранении. Так человек может загнать краденую лошадь до смерти.

Подавив коварное желание заржать, Пен извинился и ушел, чтобы спрятать новые сокровища и вернуться на свой пост в библиотеку.

На следующий день, ближе к вечеру, Пен так увлекся дартакийскими хрониками Великого Аудара, что едва не упустил свой шанс.

Библиотекарь вышла, однако писец и два служителя продолжали работать. Один за другим они тоже ушли, пока Пен читал описание резни у Холитри, которое очень сильно отличалось от того, что он читал у вельдского автора. Он поднял глаза лишь тогда, когда Дездемона не без усилий заставила его рот произнести:

– Эй!

– Что?

– Твой шанс. К шкафу.

Пен отложил книгу и поспешил к шкафу.

– Погоди, он по-прежнему заперт.

Пен не собирался пытаться взломать его: замок был надежным, дерево – крепким и следы взлома обязательно заметят.

– Приложи руку к замку.

Пен озадаченно подчинился. Казалось, волна тепла хлынула из его ладони. Внутри металлического механизма что-то щелкнуло.

– Ты всегда так могла? – спросил он.

– Не в первые дни.

У него возникло чувство, будто идущий на поправку пациент, который долго лежал в постели, радостно бродит по комнате, с удовольствием разрабатывая ослабевшие мышцы.

– Но… Тигни должен знать. Разве он не сказал библиотекарю?

– Разумеется, сказал. Вот почему тебя не оставляли здесь одного. Это упущение не продлится долго. Так что поторопись.

Пен охотно повиновался. Дверца шкафа со скрипом открылась.

Содержимое немного разочаровывало: всего две полки книг, не более четырех десятков. Еще две полки пустовали. Ничто не сверкало, и не рычало, и не нуждалось в цепи, подобно злой собаке. Пен жадно протянул руки.

– Которая?

– Не та, нет, нет… Вот эта.

– Она не самая толстая.

– Но самая лучшая. Три четверти того, что здесь стоит, – простой хлам. А теперь закрывай. Она возвращается.

Пен захлопнул дверцу. Замок щелкнул. Он положил на него руку.

– Снова запереть?

– Мы не можем.

– Погоди, почему нет?

– Запирание повышает порядок. Сейчас для тебя это слишком сложно.

Беспорядок, который последует, если библиотекарь решит проверить замок, был слишком пугающим, чтобы размышлять о нем, если, конечно, ты не являлся живучим демоном. Пен торопливо вернулся на скамью, сунул украденную книгу под тунику и вновь открыл дартакийские хроники. Ему казалось, будто слова пляшут перед глазами, а спрятанный под сердцем томик обжигает кожу. В коридоре раздались шаги.

– Не уходи сразу, – прошептала Дездемона, – и не устраивай представления, и не мямли жалких оправданий. Уйди так же, как и всегда.

К облегчению Пена, первым вернулся писец, который дружелюбно кивнул Пену и снова взялся за перо. Вернувшаяся несколько минут спустя библиотекарь удовлетворенно огляделась и направилась к своему столу, где взялась за бесконечное переписывание, которым занималась в свободные от дел минуты, как другие женщины берутся за вязание. Пен прочел еще две страницы, не понимая слов, затем поднялся, заложил кусочком пергамента со своим именем место, на котором остановился, и вернул книгу на стол библиотекаря, как обычно, сказав: «Спасибо».

Библиотекарь ответила одобрительным кивком, и Пен сбежал.

Не зная, где еще спрятаться, он отправился в комнату Кли; к его облегчению, посвященного там не оказалось. Он закрыл дверь, приставил к ней стул, чтобы никто не смог войти неожиданно, плюхнулся на свою кровать и раскрыл украденную книгу. Одолженную книгу. Он ведь не собирался выносить ее из дома. И определенно собирался вернуть на место. Желательно незаметно.

«Основы колдовства и управления демонами, – гласил титульный лист. – Труд Просвещенной Ручии из Мартенсбриджа, старшей святой и чародейки Ордена Бастарда, с участием Просвещенной Хелвии из Листа и Просвещенной Амберейн из Саона. Том первый».

– Эй! – возмущенно воскликнул Пен. – Ты ее написала!

– Не я, – вздохнула Дездемона, – а Ручия. Нам бы не хватило терпения. И это была скучная, долгая работа. Один раз мы пригрозили сбросить ее с моста, если она наконец не закончит.

Услышав эти слова, Пен проглотил следующую фразу, которую собирался сказать. А когда наконец обрел дар речи, спросил:

– А ты могла это сделать?

– Нет, – снова вздохнула Дездемона. – Не ее. Ни с моста, ни из нашей сущности. – И после небольшой паузы добавила: – Наш лучший седок.

– А ты не могла просто рассказать мне все это?

– Ты бы охрип, и это привлекло бы внимание Тигни. – Снова пауза. – У Храма есть множество предостережений насчет демонов, и не все они ошибочны. Ты можешь доверять Ручии. А кроме того, тебе не удастся потратить драгоценное время на споры с ней.

Поняв намек, Пен открыл первую страницу. Текст был написан от руки, а не отпечатан, и читать его было проще, однако Пен встревожился о том, сколько копий этой книги могло существовать. Он попытался сосредоточиться, быть внимательным и не читать от возбуждения слишком быстро, чтобы не ускользнул смысл.

Некоторое время спустя он спросил:

– Дездемона, что она имела в виду под обостренным восприятием?

– Хм. Ты умеешь жонглировать?

– Я могу управиться с тремя шарами. С четырьмя и более – вряд ли.

Дома сильно возражали, когда он попытался жонглировать горящими факелами, подобно акробату, которого видел на рынке.

– Найди три предмета. Или четыре.

В комнате не наблюдалось шаров, яблок или других аналогичных предметов, но в конечном итоге он скатал четыре шара из носков.

– И что теперь?

– Теперь жонглируй.

С тремя носками все получилось как обычно; с четырьмя, после короткой бодрящей пробежки, Пен в итоге был вынужден доставать испачканные пылью носки из-под кроватей.

– Теперь еще раз, – велела Дездемона.

Носочные шары взлетели… и замедлились. Они двигались по тем же траекториям, но Пен чувствовал, что успеет едва ли не хлебнуть эля, прежде чем понадобится их ловить. Однако его руки тоже двигались медленнее и с большим усилием, словно он греб в воде.

– Забавно, – сказал он, беря все четыре шара из воздуха и останавливаясь.

– Мы не можем делать это слишком долго, – сказала Дездемона, – но в трудную минуту это может пригодиться.

– Например, если я захочу стать ярмарочным жонглером.

– Это так же хорошо подходит для уклонения от ударов. Кулаков или мечей.

– О. – Пен обдумал эти слова. – А от стрел я смогу уклоняться?

– Если их не слишком много.

– А взять стрелу из воздуха?..

– Только если наденешь толстые перчатки.

– А я смогу…

– Пен?

– Что?

– Читай дальше.

– А. Ну да.

Некоторое время спустя он спросил:

– А я смогу пускать огненные шары кончиками пальцев?

Дездемона испустила тяжкий вздох.

– Нет. Ты сможешь зажигать очень, очень маленькие огоньки.

Пен взял огарок свечи и приставил указательный палец к черному фитилю.

– Покажи.

Мгновение спустя он отдернул руку.

– Ой!

Он пососал обожженный палец. Пламя мигнуло, пустило дымок и выровнялось.

– Вижу, тебе придется немного попрактиковаться, – невозмутимо сказала Дездемона.

Пен решил, что она смеется над ним, но сказать наверняка было трудно. Он напомнил себе, что ей необязательно ощущать боль.

– Признаюсь, что не вижу особого преимущества перед кремнем и кресалом или жгутом. Разве что их нет.

– Ты также сможешь проделать это с другой стороны комнаты. Или улицы. – И мгновение спустя добавила: – Бог любит огонь. Нужно только зажечь крошечное пламя в правильном месте – и пожар довершит остальное. Ты легко сможешь зажечь свечу – или сжечь город.

Пен не испытывал желания сжигать город, поэтому проигнорировал последние слова.

– Жаль, я не умел так делать с походными кострами под дождем, когда мы охотились в холмах на овец. Я бы стал самым популярным охотником.

Помолчав, Дездемона ответила:

– Это одно из многих умений, которые лучше скрывать. Если об этом узнают, тебя будут винить в каждом случайном пожаре на милю вокруг. И ты никак не сможешь оправдаться.

– Ох.

– На самом деле большинство умений имеют обратную сторону.

Пен обдумал это. Возможно, это была очередная причина молчаливости и уклончивости настоящих храмовых чародеев.

Он перевернул страницу.

Уже наступил вечер, когда ему удалось вновь уединиться с книгой, притворившись, будто он идет в свою комнату, чтобы заняться починкой новой старой одежды. После первых глав, показавшихся Пену весьма практичными, текст Ручии стал более насыщенным, а тонкости того, что она пыталась описать, – менее очевидными.

– Я не совсем понимаю, что она пытается сказать про магическое трение, – пожаловался он Дездемоне, которая так долго хранила молчание, что Пен подумал, уж не уснула ли она.

– Хм. Возьми свечу, зажги ее и задуй несколько раз подряд так быстро, как только сможешь.

Он подчинился, завороженный процессом. Ему по-прежнему было проще нацеливать палец, чтобы выстрелить маленькой искрой в нужное место, хотя теперь он не подносил руку так близко. Он смутно ощущал, что, попрактиковавшись, избавится от необходимости делать это. Выполнив упражнение раз десять, он потряс рукой, которая неприятно нагрелась, хотя он не касался пламени. Пен потер ее другой рукой.

– Чувствуешь?

– Да?

– Если чародей потребует от своего демона слишком сильной магии слишком быстро, его тело не просто нагреется, а уничтожит само себя.

Пен наморщил лоб.

– Хочешь сказать, чародей может вспыхнуть?

– М-м, нет, для этого в теле слишком много влаги. Он может просто… лопнуть. Как жареная сосиска, порвавшая оболочку.

Пен уставился на свою грудь.

– Фу! Это часто происходит?

Уж конечно, о столь зрелищной кончине ходили бы рассказы.

– Вообще нет. Обычно чародей раньше теряет сознание. И, возможно, потом страдает от стандартных побочных эффектов вроде лихорадки. Однако в теории это определенно возможно.

Пену не слишком понравилось, с каким энтузиазмом она обсуждала эту идею. Испытывая отвращение, но не страх, он вернулся к книге.

Много времени спустя он нахмурился и вернулся к титульному листу.

– А где том второй? И что он из себя представляет? Он мне нужен? В том шкафу есть экземпляр?

– Есть, но сейчас он выше твоего понимания. Он в основном посвящен применению колдовства в медицине.

Пен сморщил нос, глядя на страницу.

– Просвещенная Хелвия и Просвещенная Амберейн помогали Ручии с той частью?

– О, да. Ручия также консультировалась с другими целителями из Ордена Матери, по наиболее непонятным вопросам.

Он прикинул временной период. Что-то не сходилось.

– Погоди. Хелвия и Амберейн были живы на момент написания книги?

– Не совсем. Возможно, в том смысле, что их знание сохранилось точно так же, как голос Ручии сохранился на этих страницах. Ручия все равно отдала им должное, чтобы увековечить их память. Она говорила, что потратила большую часть времени на второй том, чтобы возместить нашу внезапную утрату, когда мы покинули ладонь Матери.

Пен задумался, не было ли где-то очень разочарованного молодого целителя, который по причине придорожного несчастного случая с Пеном лишился обещанного храмового демона.

– И я могу всему этому научиться?

– Возможно. Со временем. Было бы полезно сначала поучиться у людей Матери, прежде чем пробовать что-либо. Но какую часть своей жизни ты действительно готов посвятить тому, чтобы избавлять других от червей?

– Если не считать созерцания червей, целительство кажется менее опасной магией, чем некоторые другие ее направления.

– О, нет. Она самая опасная. И самая изощренная. Самая опасная, потому что самая изощренная, так мы считаем.

– Надо полагать… если что-то пойдет не так… человека можно убить магией?

– Нет, – твердо ответила Дездемона, но потом, после долгой паузы, добавила: – Да. Но только один раз.

– Почему только один раз?

– Смерть открывает богам дверь, через которую они могут на мгновение получить прямой доступ в мир. Демон окажется нагим и беззащитным перед нашим Повелителем – и будет вырван, подобно глазу, прежде чем чародей успеет вздохнуть. И отправлен в Бастардов ад, и подвергнут полному уничтожению.

– Даже если это не убийство, а, скажем, медицинская случайность во время лечения? Если намерение было не злым, а добрым?

– Вот почему эта практика столь опасна. И не годится для новичка.

Пен свернулся на кровати, обхватив руками колени.

– Дездемона… что случилось с демоном Тигни? Ты знаешь?

Чувство сильного беспокойства.

– Да, поскольку этим руководила Ручия.

– И что же?

– Теория описана через четыре главы.

В последней главе книги, осознал Пен.

– Да, но я хочу услышать рассказ. Хотя бы краткий

Долгое молчание. Угрюмое? Неуверенное? Недоверчивое…

Пен сделал глубокий вдох и произнес более твердо:

– Дездемона, расскажи мне.

Подчиняясь – так, значит, он мог заставить ее подчиниться, – она неохотно ответила:

– С самого начала он не мог справиться с демоном, который был слишком силен для него. Несколько лет все вроде бы шло хорошо, и он наслаждался новообретенным могуществом. Но потом его демон вознесся и сбежал с его телом. Отправился в Орбас. Храму потребовался год, чтобы его отыскать, подчинить и вернуть назад.

– И? – подстегнул он ее, когда она замолчала.

– И они притащили его к угоднику из Идау.

– В городе Идау есть свой угодник? Я о таком не слышал.

– Это особенный угодник, полностью посвященный Бастарду. Посредством него бог поглощает демонов и таким образом извлекает их из мира.

– А что происходит с чародеем?

– Ничего, если не считать печали, которую он испытывает, лишившись могущества. И которую уравновешивает облегчение от возвращения контроля над собственным телом. Тигни полностью оправился, – горько сказала она.

Лицо Пена сморщилось.

– Дездемона… ты присутствовала при этом? Этом… поглощении?

– О, да.

– На что это было похоже?

– Ты когда-нибудь бывал на казни?

– Один раз, в Гринуэлле. Одного человека повесили за грабеж и убийство на дороге. Просвещенный Луренц отвел нас, чтобы, как он выразился, мы узнали истинную цену преступления. Но только мальчишек.

– И ты узнал?

– Ну… после этого жизнь разбойника перестала казаться мне такой романтичной.

– Значит, то же самое. Для демона.

– О. – Настала очередь Пена умолкнуть.

Он прочел еще несколько страниц, когда Дездемона сказала:

– Но если ты когда-нибудь попытаешься привезти нас в Идау, мы будем сопротивляться. Изо всех сил.

Пен сглотнул.

– Понял.

Немного окостеневший от долгого сидения, Пен приближался к концу главы, когда дверь затряслась. Он быстро сунул книгу под подушку и достал не до конца починенную одежду, которую держал наготове на такой случай, но это оказался всего лишь Кли.

– Вот ты где, – сказал он. – Я тебя искал.

– Просвещенный Тигни хочет меня видеть? – Наконец-то?

– Вовсе нет. Но мой брат Руси пригласил нас обоих на ужин в замок Мартенден сегодня вечером.

Несмотря на раздражение от того, что его прервали посреди трудного абзаца, Пен заинтересовался. Говорили, что замок Мартенден ни разу не был взят, хотя это могло отчасти объясняться тем, что рядом с ним не велось никаких серьезных войн, только местные свары. Которые, однако, для их участников могли оказаться не менее фатальными, чем более крупные сражения.

– Я бы с удовольствием. Но сегодня вечером? Туда долго идти.

Кли улыбнулся.

– Руси не настолько плохой хозяин. За воротами нас ждут лошади.

– Мы останемся там на ночь?

– Позже взойдет луна, и если погода не испортится, этого не потребуется. Но Руси обеспечит нас всем необходимым, если мы решим задержаться до утра.

Радуясь возможности сбежать из тесного дома хотя бы на один вечер, а также увидеть столь внушительную крепость, Пен торопливо надел новые вещи, которые были пригодны к использованию. К сожалению, Кли не дал ему возможности получше спрятать книгу Ручии: сначала он вежливо ждал, пока Пен соберется, а потом пропустил его в коридор первым.

– Я должен спросить разрешения у Просвещенного Тигни, – вспомнил Пен, когда они зашагали вниз по лестнице.

– Не нужно, – ответил Кли. – Я уже спросил. Ты ведь не узник.

Но и не свободный человек, если Кли назначили его дуэньей. Писец был личным секретарем Тигни, которому доверяли корреспонденцию святого – и, судя по всему, его пленника. Интересно, работал ли Кли с шифрами и будет ли ошибкой задать ему вопрос про них.

– Хорошо.

Не дав Просвещенной Опасливости передумать, Пен последовал за Кли на улицу.

Они быстрым шагом дошли до старого каменного моста. Выше и ниже по течению со скрипом вращались в мощном потоке мельничные колеса. Юноши прошли под аркой и миновали меньшую часть Мартенсбриджа. Здесь обслуживали караваны, прибывавшие с северных перевалов. В этой части города было много складов, дубилен, кузниц, мастерских седельщиков и жилья для путешественников, которые хотели держаться поближе к своим товарам. За воротами, выходившими на дорогу, которая вела к озеру, была небольшая конюшня. Пена и Кли ждали две лошади, готовые и оседланные. Судя по всему, они были обучены лучше, чем обычные прокатные животные.

Глядя, как Кли проворно запрыгивает в седло, Пен спросил:

– Это лошади твоего брата?

Кли кивнул и, сноровисто развернувшись, направил Пена на северную дорогу. Некоторое время они ехали шагом бок о бок, пробираясь через местный транспортный поток: фермерские телеги, в этот час преимущественно возвращавшиеся домой с рынков, и животных, которых вели навстречу их судьбе в городские бойни.

– Тебя в детстве обучали верховой езде? – спросил Пен.

– Да, у нас были стандартные замковые развлечения. Замок Мартенден был хорошим местом для детей. Меня отправили в Орден только в четырнадцать, согласно завещанию отца.

Обычный возраст для таких распределений.

– У старого лорда была большая семья?

– Не особо, на мое счастье. Мы с Руси были единственными мальчиками. Старшая сестра Руси давно замужем, а моя выбрала Орден Дочери и теперь преподает в дамской школе в долине Коноплянки.

– Похоже на вполне счастливую семейную жизнь.

Пен надеялся, что Кли услышит деликатный вопрос; если нет, оно и к лучшему.

Очевидно, он услышал, потому что криво ухмыльнулся.

– Госпожа, мать Руси, всегда справедливо обращалась с детьми. И Руси старше меня на десять лет. Так что даже если бы его родители умерли в обратном порядке и наш отец женился на моей матери – что было очень маловероятным, с учетом ее положения и отсутствия приданого, – я все равно не стал бы наследником. Да я и не гожусь для этой роли.

– Ты не завидуешь статусу Русиллина?

Кли покосился на него.

– Я был бы дураком, если бы не думал об этом, и еще большим дураком, если бы не подумал хорошенько. А ты завидуешь своему брату Ролшу?

– Нет. – Пен осознал, что никогда прежде не смотрел на это под таким углом. – В детстве Ролш немало меня доставал, пускай иначе, чем Дрово. Я полагаю, он был слишком взрослым и выше подобных шуток, а также не имел к ним врожденной склонности. Но я никогда не хотел занять его место. И сейчас не хочу.

– Значит, тебе повезло.

Когда они отдалились от города и дорога стала свободнее, Кли сперва перешел на рысь, а потом на легкий галоп. Пен последовал за ним, радуясь, что у них со вспыльчивым посвященным нашлось еще что-то общее. Весенним вечером, после часа езды между сверкающими водами справа и высокими холмами слева, они обогнули берег озера, и перед ними предстала серая громада замка Мартенден.

Он стоял на островке всего в десяти шагах от берега, его стены словно вырастали из скалистого основания. Высокие, сплошные и грозные, они повторяли форму островка. В результате крепость не была квадратной, хотя по ее углам выступали четыре круглые башни с коническими черепичными крышами. Пятая – на удачу – высилась над разводным мостом.

Деревня Мартенден беспорядочно раскинулась вдоль дороги, простая фермерская деревушка, хотя поля и виноградники, взбиравшиеся на склоны, выглядели неплохо. Здесь имелись кузня, пивная, мастерские кожевника и плотника и маленький постоялый двор для путешественников, которые не успевали попасть в город на конце озера до наступления ночи. Кли проследил за взглядом Пена.

– Прежние лорды возлагали большие надежды на это место, – заметил он, – но их отобрали Храм и городские торговцы.

– М-м, – протянул Пен. – Надо полагать, город также использует реку для своих мельниц. И это логическая конечная точка озерного транспорта.

– Так и есть.

Кли привел их к маленькому арочному мосту и разводному мосту, с цоканьем проехав по ним и ответив на приветствие стражника с непринужденной фамильярностью. В столь мирный день ворота и опускная решетка были открыты. Из двора, имевшего неправильную форму и вымощенного подогнанными каменными плитами, замок уже не казался таким унылым. По двум сторонам тянулись крытые арочные галереи с каменными колоннами. Над ними выходили в световую шахту двухэтажные деревянные галереи, позволявшие предположить, что их обитатели не блуждали круглосуточно во тьме. Когда Кли и Пен спешились и подбежавший конюх забрал лошадей, лорд Русиллин самолично вышел на балкон, увидел гостей и помахал им. Затем спустился во двор по концевой лестнице, скрипя сапогами в боевом ритме.

– А, ты привел нашего гостя, – дружески сказал Русиллин своему брату. – По пути были сложности?

– Никаких, – заверил его Кли.

Приложив руку к груди, Русиллин обратился к Пену:

– Лорд Пенрик. Добро пожаловать в замок Мартенден.

– Благодарю за приглашение, лорд Русиллин. Мне очень хотелось на него взглянуть. – Пен посмотрел мимо галерей на укрепления. – И с него.

Русиллин улыбнулся.

– Ужин почти готов. Но мы определенно можем подняться на караульную галерею.

Хозяин замка провел их по лестнице, по которой спустился, и с третьего этажа – по короткому пролету каменных ступеней. Пен нетерпеливо следовал за ним, Кли замыкал процессию. Затем они оказались на галерее за высокой зубчатой внешней стеной. Пен выглянул наружу, чтобы поглядеть на озеро, воображая себя стражником, который высматривает врагов или торговые лодки, груженные дорогими товарами с севера либо юга. Хотя он не слышал, чтобы замок Мартенден обвиняли в озерном пиратстве.

В десяти милях к югу он с трудом различил городские стены. Здесь озеро слегка изгибалось, сужаясь, после чего его северная часть тянулась еще дальше, к небольшому городу у верховья, в котором не было архисвятой принцессы, чтобы возвысить его статус, или стены, но который неплохо справлялся в качестве пункта погрузки товаров. За изгибом на синей глади лежали два маленьких зеленых острова, служившие домом овцам, козам и нескольких религиозным мистикам-затворникам, насколько понял Пен. Закатное солнце заливало картину золотым сиянием.

– Великолепно, – восхищенно сказал Пен. – Этот замок осаждали в ваше время, лорд Русиллин?

– В мое – нет, – небрежно ответил Русиллин. – Мой отец отразил нападение графа Вестрии, но на хребтах и вдоль дорог. Его отряды не добрались сюда. Или до Мартенсбриджа, хотя город об этом позабыл.

– Однако сейчас вы работаете на Вестрию.

Губы Русиллина сжались.

– Пфальцграф усвоил урок. Лучше заключить с нами союз, чем враждовать.

Пен был вынужден признать, что двор Юральд действительно был фермой в сравнении с этой крепостью.

– А что находится внизу? – спросил Пен, оборачиваясь, чтобы заглянуть в мощеный двор, который скрывали тени от падавшего под углом света.

– Вы увидите нижние уровни после ужина, – пообещал Русиллин. – Рядом с главными кладовыми есть интересный шлюз. Очень удобно заносить и выносить припасы.

– Надо полагать, при осаде здесь никогда не будет нехватки воды, – сказал Пен. – Еще одно преимущество перед утесом.

– Разумеется, – согласился Русиллин и повел их обратно к лестнице. По пути он показал еще несколько полезных боевых приспособлений, явно гордясь своим домом, как любая домохозяйка. При условии, что домохозяйки любят хорошую потасовку.

Гулко стуча сапогами по доскам, они прошли по галерее третьего этажа и оказались не в огромном пиршественном зале, а в небольшой комнате. Тусклый свет проникал внутрь через два узких окна, которые выходили на озеро; между ними располагался незажженный очаг, встроенный в каменную стену. Пен моргнул, и на секунду у него возник соблазн воспользоваться умением Дездемоны видеть в темноте, но вскоре его глаза приспособились к освещению. Хорошие восковые свечи, только одна из которых горела, красовались на потемневшем от времени буфете, уставленном закрытыми тарелками. Кли направился туда, чтобы зажечь свечи на буфете и на круглом столе, накрытом для троих. Очевидно, сегодня лорд намеревался насладиться уединением со своим интересным гостем. По вежливой просьбе брата Кли взял на себя роль слуги, весело и без обид. Он с улыбкой предложил Пену оловянный таз, чтобы вымыть руки перед трапезой.

На ужин было много мясных блюд и, к счастью, совсем не было сыра: оленина, куски говядины, каре ягненка и цыплята, которых Русиллин разделывал со скоростью и ловкостью хирурга, выполняющего ампутацию. Сдобренная специями похлебка из корнеплодов, зимнюю лежалось которых скрывала масляная подлива, и салат из свежей весенней зелени добавляли столу разнообразия. Вино было бледно-желтым и сладким, из личных виноградников рода Мартенден, как узнал Пен. Он заметил, что братья почти не пили, и постарался последовать их примеру, хотя оба по очереди наполняли его стакан.

Явно подготовленный Кли, хозяин постарался вытянуть из Пена как можно больше о его детстве при дворе Юральд. Пен решил не портить вечер упоминанием о смерти Дрово, но в свою очередь задавал вопросы про жизнь наемников, гадая, был ли доволен его брат, прежде чем она прервалась. Рассказывая о своем отряде, Русиллин больше напоминал Ролша, чем Дрово: скорее расчеты, логистика и жалобы на сомнительных снабженцев, чем захватывающие героические подвиги. Гарнизонная жизнь была в основном скучной, однако отряд Русиллина поучаствовал в двух стычках за спорную долину на дальних границах владений пфальцграфа и в подавлении крестьянского восстания по причине – кто бы мог подумать – попытки графа уничтожить стаи бродячих собак, наводнивших его земли.

Русиллин вновь наполнил стакан Пена, поощряя того пить различными тостами. Пен вспомнил, что Дрово с друзьями стали новобранцами, побывав на попойке в Гринуэлле, хотя его брат яростно отстаивал свой выбор, даже когда протрезвел. Можно ли напоить человека и завлечь его в наемники, как, по слухам, когда-то поступал с матросами король Дартаки во время одной из своих войн? Уж конечно, сбежать из отряда проще, чем с корабля в море. Пен облизнул губы и настороженно улыбался, выслушивая тосты.

Потом Русиллин добродушно спросил про то, как Пен случайно обзавелся Дездемоной. Пен вновь рассказал свою историю; повторение начало больше напоминать воспоминание о воспоминании, чем реальные события. Кли очень интересовали подробности о его беспамятстве, которых он не мог предоставить. Немного помрачнев, возможно из-за выпитого вина, Пен сосредоточился на несостоявшейся помолвке.

– Прекрасная Прейта ждет вас? – поинтересовался Русиллин.

– Сомневаюсь, – вздохнул Пен. – К тому моменту как я выехал из города, ее родители наверняка уже обсуждали лучшие партии для своей дочери.

– М-м, печально.

Кли решил сочувственно наполнить свой стакан и нахмурился, обнаружив, что тот и так полон.

– А демон внутри вас проснулся?

– Немного, – ответил Пен, не желая излагать свой безумный опыт в такой компании. И он едва ли мог рассказать о книге Ручии Кли, который был поверенным Тигни.

– Значит, он не пострадал из-за внезапного переноса? – спросил Русиллин.

– Нет. Вроде бы.

Кли предложил ему еще мяса, от которого Пен, уже наевшийся до отвала, был вынужден отказаться.

– Я едва ли переживу еще хоть кусочек вашего щедрого угощения, милорд, – извинился он.

– Это меньшее, что я мог сделать. Однако хочу предложить еще одно излишество.

Русиллин направился к буфету и вернулся с тремя кубками из местного бледно-зеленого стекла. Он разнес их лично, как важный дворецкий. В кубках оказался золотистый ликер, пахший цветами. Пен думал, что подобные напитки подают в сосудах меньшего объема, однако лорд Мартенден явно не скупился на застолье.

– Попробуйте этот ликер. Его готовит одна хозяйка из нашей деревни.

Русиллин отсалютовал Пену бокалом и сделал глоток. Кли последовал его примеру.

Пен тоже поднял бокал в благодарном ответном тосте. Когда он поднес бокал к губам, голос у него в голове затянул: Пенрик, Пенрик, Пен, пен, пенпенпен Пен! Пен! Этот голос был задыхающимся и вымученным, словно кто-то кувалдой пытался пробить кирпичную стену. Глаза Пена расширились, и он улыбнулся, чтобы скрыть замешательство.

Дездемона? Что?.. попробовал ответить он.

Отпей чуток и держи во рту. Не глотай! Будь готов выплюнуть его в салфетку.

Не зная, как еще поступить и почему, он подчинился. Ликер был приятным, очень сладким и насыщенным, но с горьким привкусом.

Ага. Всего лишь маковый сироп. С этим мы справимся. Пей, но очень медленно. Не показывай, что знаешь.

Почему?

Потому что мы хотим увидеть, что произойдет.

Пен вспомнил, что Ручия была шпионкой. Доверенным представителем. Преодолевавшим бурные воды, что бы это ни значило, если не считать яркого примера сводящей с ума уклончивости Тигни. Пен чувствовал, что внезапно попал в очень странную бурю.

Жидкость во рту приобрела еще более мерзкий вкус, и Дездемона прошептала, вопреки ощущениям Пена: Хорошо. Теперь безопасно. Глотай.

Пен проглотил и выдавил из себя, почти не подавившись:

– Очень интересно. Пахнет ромашкой.

– Да, полагаю, это один из ингредиентов, хотя хозяйка очень тщательно хранит рецепт даже от меня. Говорят, ромашка очень успокаивает.

Русиллин с явным удовольствием сделал глоток из своего бокала и добродушно посмотрел на Пена. Очевидно, без макового сиропа ликер был намного приятнее.

По мере того как Пен медленно пил, разговор становился все менее связным. Теперь братья внимательно наблюдали за ним, словно кошки или собаки, избалованные подачками со стола, следящие за каждым хозяйским куском, готовые кинуться на приз. Когда Пен зевнул, не особо притворяясь после еды и неотравленного вина, они качнулись к нему. По телу Пена разлилось тепло, и он расстегнул ворот своей туники, хотя в комнате было прохладно – проникавший в узкие окна озерный свет потускнел, наползли вечерние тени.

Допив кубок, Пен сказал:

– Действительно очень успокаивает, милорд.

– Я передам хозяйке, что вам очень понравилось, – пообещал Русиллин и отнес кубок к буфету, где, повернувшись спиной к комнате, вновь наполнил его.

Неуклюже, отметила Дездемона. Полагаю, отравлять гостей – не в его привычках. С другой стороны, думаю, для тебя большей хитрости и не требуется.

Откуда ей это знать? Пен легко изобразил остекленевший взгляд, когда Русиллин вручил ему второй кубок. Вкус оказался еще более горьким.

А они не хотят рисковать, промурлыкала Дездемона, когда жидкость во рту Пена стала еще более мерзкой.

Что теперь? спросил Пен, начиная паниковать. Меня скоро вырвет.

Подыграй им. Можешь изобразить пьяный ступор. Уверена, ты видел подобные вещи.

Не только видел, но и испытывал, пусть всего однажды. Наряду с повешением, похмелье было полезным уроком, который он усвоил в юном возрасте.

– Этот ликер можно использовать как снотворное, – произнес он заплетающимся языком.

– Верно, – согласился Кли, делая глоток из своего кубка, который остался почти полным.

Пен снова зевнул, еще шире.

– Простите, м-лорд, – пробормотал он и уронил голову на руки.

За столом воцарилась тишина.

Слезы Бастарда, что теперь? спросил Пен Дездемону.

Не шевелись. Если они решат, что их план сработал, то не станут тебя связывать. Задумчивая пауза. Не то чтобы веревки могли нам помешать, но к чему лишняя работа?

Наконец раздался голос Русиллина:

– Он вырубился? Проверь глаза.

Кли больно поднял голову Пена за волосы и оттянул веко. Пен подавил крик и попытался закатить глаза.

– Не до конца, – верно рассудил Кли, – но, думаю, сойдет. – Он сделал судорожный вдох. – Ты готов?

– Да. Давай покончим с этим.

Они вместе подняли Пена со стула, закинув его руки каждый на свое плечо.

– Ха, – пропыхтел Кли, – а лорд Пастух не такой легкий, как кажется.

– С этими тощими типами так бывает, – ответил Русиллин. – Я уже начал думать, что он никогда не отключится.

Для заговорщиков они были не слишком рьяными, заметил Пен. И даже не слишком взволнованными. Ему стало немного обидно. Весь испуг выпал на его долю. Он немного приоткрыл глаза.

Вместе братья выволокли его в галерею, теперь окутанную густыми вечерними тенями, хотя небо еще было светлым и только появились первые звезды. Вниз по задней лестнице. Ниже уровня двора и дальше по еще более темной, узкой лестнице, стены которой были отчасти сложены из камня, а отчасти, казалось, высечены из скалы. Пока Кли поддерживал полуобмякшего Пена, Русиллин снял с пояса связку ключей и открыл крепкую деревянную дверь. Они затащили Пена внутрь, и Русиллин снова запер дверь.

Нам не следует попытаться сбежать? настойчиво спросил Пен.

Скоро. Их двое. Шанс должен быть хорошим, иначе он наверняка будет потрачен впустую.

Его тоже было двое, подумал Пен, а может, и тринадцать, если считать кобылу и львицу, но он все равно чувствовал себя в меньшинстве. Просто рядом с Русиллином.

Пен не мог сказать, куда его притащили – в подвал, кладовую, оружейную или темницу. Длинное помещение подходило для всех этих целей. Крышу поддерживали каменные арки с колоннами, достаточно изящные для небольшого дартакийского храма. Высоко в стене, выходившей к озеру, был ряд узких зарешеченных окон, напоминавших полумесяцы за счет проникавшего через них последнего света серебристых сумерек. На двух деревянных подставках лежала связка пик. Повсюду стояли бочки и ящики, однако у одной стены лежала охапка старой соломы, а рядом висели несколько комплектов уродливых наручников. То, что они были пустыми и ржавыми, не слишком обнадеживало.

Братья отволокли пленника в дальний конец комнаты и опустили, достаточно аккуратно, на холодный каменный пол. Пен дернулся, перекатился и краем глаза заметил шлюз. С этой стороны он выглядел как каменный пандус, спускавшийся к широкой низкой арке над озером, волны которого мягко плескались у ее основания. Опускная решетка, сейчас открытая, защищала проход в толстых стенах; располагавшиеся за ней тяжелые двери были распахнуты. На пандусе лежал ялик с веслами, наполовину вытащенный из воды. Призрачные отражения колыхались на изогнутом потолке.

– Давай добавим света, – сказал Русиллин.

Кли достал из поясной сумки огниво и опустился на колени возле ряда оплывших сальных свечей, стоявших вдоль края пандуса и укрытых от сквозняков грубыми стеклянными колпаками. Вспыхнуло несколько коптящих желтых огоньков, которые не дали Пену никакого преимущества. Очередной упущенный шанс?

Когда Русиллин на мгновение повернулся к нему спиной, чтобы что-то найти, Пен воспользовался этой возможностью, чтобы повернуть голову, но единственным интересным предметом в поле его зрения оказался старый набитый шерстью матрас, лежавший поблизости на полу; рядом валялись одеяло и подушка. Почему меня не положили на него? Если здесь добрые похитители держали своих жертв, пока не продадут их какому-нибудь злобному торговцу, что приплывет с озера, почему матрас не лежит рядом с кандалами?

Пен заставил себя не шевелиться, но глаза не закрыл. Вернувшиеся братья задумчиво оглядели его.

– Это было просто, – заметил Кли. – Как ты и говорил, пусть сам придет к нам в руки. Как теленок на рынок.

– Я бы сказал, он слегка наивный, – ответил Русиллин.

– Слегка глупый. Что ж, лорд Пастух, – Кли ткнул Пена ногой, – мне жаль, но ничего не поделаешь.

– Он не почувствует боли. Я или ты?

Русиллин достал зловещий длинный боевой нож, который нашел где-то в залежах оружия. Край недавно заточенного лезвия блестел.

– Это твоя работа. И, вероятно, твоя награда, если демон перескочит в тебя.

– На то и расчет, верно? Демон всегда перескакивает в самого сильного человека поблизости. Ты сам так сказал.

– Так утверждает Тигни.

– В таком случае, почему он не перепрыгнул в одного из храмовых стражников, что были при чародейке?

– Понятия не имею. – Кли пожал плечами. – Он сказал, что это самый могущественный демон из всех, что когда-либо был в его конюшне. Можно только гадать, почему он перескочил в святую, много лет назад.

– Осмелюсь предположить, ему понравится его новый дом, – невозмутимо заявил Русиллин.

Они пытаются похитить не меня. Они пытаются похитить Дездемону!

Значит, с точки зрения лорда-грабителя Пен не был товаром; он был всего лишь телегой. Я думал, демон не может убить и при этом выжить.

И наоборот, ответила Дездемона. Чародей не может убить при помощи магии и сохранить своего демона. Но определенно может быть убит – и потерять его. Если он успеет перескочить.

Так, значит, его по сути вторая помолвка будет расторгнута, прежде чем он лишится жизни? От этой перспективы он почувствовал себя опустошенным. Разумеется, демон предпочтет могучего предводителя, который приведет его на поле битвы, где царит хаос, неуклюжему лорду Пастуху. Кличка была обидной.

Нет, если мы выберемся, напряженно сказала Дездемона. Сейчас, Пен.

Когда толстые пальцы Русиллина потянулись к его горлу, а лезвие начало опускаться, отбрасывая блики свечного света всей своей впечатляюще длинной поверхностью, Пен дернулся и откатился.

– Зубы Бастарда! – выругался Русиллин. – Я думал, он в отключке. Хватай его, Кли!

Пен встал на колени, затем на ноги, пока Кли на удивление медленно замахивался. Увернулся от посвященного и посмотрел на дверь, но Русиллин уже стоял у него на пути. Он ударил Пена ножом в живот, и тот едва успел уклониться. Пен метнулся за колонну, Русиллин – в другую сторону. Кли перехватил Пена, стиснув ему плечи.

– Фу, он движется, как змея!

Русиллин нанес удар.

Когда лезвие приблизилось к животу Пена, спираль ржавчины пробежала по ножу. К тому моменту как рукоять опустилась, на взгляд Пена, медленно, словно бусина, падающая сквозь мед, лезвие рассыпалось тысячью ярких оранжевых крупиц, которые разлетелись по воздуху, легкие, словно пух одуванчика, и такие же смертоносные.

– Что? – почти хором выдохнули Пен и Русиллин.

Огонь принимает много форм, радостно сообщила Дездемона.

Кли по-прежнему стискивал Пена сзади. Тот вывернулся. Русиллин отбросил рукоять ножа, схватил пику и выставил между Пеном и его целью.

– Сдавайся, демон! – крикнул Кли. – Мы предлагаем тебе лучшего хозяина! Тигни собирается отдать тебя угоднику из Идау! Я переписывал письмо! Если поможешь своему глупому седоку, погибнешь!

Дездемона, возбужденная, словно охотничья собака, которую пустили на дичь, будто замешкалась и замерла внутри Пена.

Пятясь от братьев, Пен отчаянно попытался возразить:

– Но которого именно? Вы это обдумали? Тот, кого она выберет, лишится сознания и будет лежать беспомощный, в то время как другой сможет перерезать ему горло.

Удастся ли ему поссорить врагов друг с другом?

Русиллин отвратительно ухмыльнулся, размахивая пикой.

– Это вряд ли. Если он перескочит в меня, Кли все равно не сможет забрать ни мои земли, ни мой отряд, и потому он рискует вдвойне. А если перескочит в него, что ж, я буду рад избавиться от риска и приобрести верного чародея, который втайне будет служить мне и получать щедрое вознаграждение.

– Ты же не думаешь, что мы настолько глупы, что не обсудили все это заранее? – упрекнул Пена Кли, также хватая пику и становясь между ним и дверью.

Вместе мужчины попытались заставить его отступить, нанося удары, делая ложные выпады и не давая сбежать. Они выглядели раздраженными, но не разъяренными. Такое равнодушие к убийству казалось очень странным. Пен подумал, что в битве Русиллин проявил бы такое же хладнокровие и собранность. Вероятно, проявлял.

Без сомнения, любой демон Бастарда предпочтет столь могучего солдата.

– Что? – возмутилась Дездемона вслух. – И видеть твое уродливое лицо в каждом зеркале, пока мы не найдем способ тебя вышвырнуть? Бастард всемогущий, избавь меня от этого!

– Не дразни их, Дез! – в ужасе завопил Пен.

Кли изумленно моргнул, но не сдвинулся с места. Русиллин занес мускулистыми руками тяжелую пику, готовясь к смертельному удару.

Пен поджег их волосы.

Кли с воплем уронил пику. Русиллин, сделанный из более крепкого теста, попытался сначала завершить удар. Изогнутое лезвие его пики с лязгом врезалось в каменную стену, перед которой Пен стоял мгновение назад.

Все завязки, пряжки и пуговицы на одежде обоих мужчин разом расстегнулись. Следующему броску Русиллина помешали свалившиеся с бедер штаны. Пен мог поклясться, что Дездемона захихикала. Пока мужчины метались по сторонам, пытаясь сбить пламя с волос и путаясь в собственной одежде, она крикнула: Давай к шлюзу!

Пен сбежал по пандусу, попытался столкнуть в воду ялик, который не шелохнулся, краем глаза заметил яростно прыгающего к нему Русиллина и кинулся через низкую арку. Холодная вода заплескалась у его лодыжек, икр, бедер, промежности, а-а-а!

– Дез, я не умею плавать! – крикнул он, когда при следующем шаге его нога опустилась в пустоту, и он рухнул с обрыва, такого же крутого и внезапного, как и вздымавшаяся над ним стена замка.

Это не страшно, самодовольно ответила Дездемона. Умелан умеет. Позволь ей управлять собой.

Яростным приливом отвращения Умелан дала понять, что не привыкла ни к столь холодной воде, ни к столь тощему и неплавучему телу, но каким-то образом Пен поднялся на поверхность и по-собачьи поплыл в сгущавшуюся тьму. Сморгнув с глаз воду, он замотал головой, высматривая берег.

Плыви к противоположному берегу, посоветовала Дездемона. Вне всяких сомнений, Русиллин вскоре отправит отряд людей искать тебя на ближайшем.

– Мне так много не проплыть! – выдохнул Пен.

Если расслабишься и сбавишь темп, увидишь, что проплывешь.

Пен продолжал барахтаться. Постепенно его гребки стали длиннее, а болтавшиеся сзади ноги нашли ритм вроде лягушачьего и теперь пусть и не особо помогали плыть, но хотя бы не мешали. Его дыхание выровнялась.

До тех пор, пока он не услышал голос Кли, совсем рядом за спиной:

– Вот он! Я вижу его голову в воде.

Обернувшись, Пен увидел выплывающий из шлюза темный силуэт ялика. Судя по всему, двое мужчин справились там, где не справился один. Русиллин навалился на весла, и они заскрипели и завизжали в уключинах. Сможет ли Русиллин ударить Пена веслом и утопить? Наколоть на пику и притащить в замок, словно длинную неповоротливую рыбу?

Что ж, это было неразумно, счастливо пробормотала Дездемона.

По телу Пена в холодной воде пробежали теплые волны.

Стоявший спереди и высматривавший Пена Кли, который сжимал в руке пику, словно гарпун, изумленно выругался, когда его нога провалилась через дно лодки. Он выронил оружие, которое утонуло, утянутое на дно стальным острием. Уключины выпали, и весла запрыгали по банкам. Русиллин изрыгнул проклятие. Ялик замедлился.

Над высокими замковыми стенами раздался испуганный крик:

– Пожар! ПОЖАР!

Другие голоса подхватили его.

Русиллин посмотрел во тьму, на свой ускользающий приз, потом оглянулся через плечо на другое свое сокровище, оказавшееся под угрозой, и при помощи одного весла начал разворачивать отяжелевшее от воды судно.

– Руси! – встревоженно сказал Кли. – Я тоже не умею плавать!

– Тогда тебе лучше поработать тем веслом, – огрызнулся Русиллин. – Этот дурак скоро утонет в таком холоде.

Веслу Русиллина совершенно необязательно было ломаться именно в этот момент, когда он погрузил его в воду.

Пен очень тихо повернулся на спину и поплыл в противоположном направлении.

Луна вставала над восточными холмами к тому времени, когда Пен выбрался на камни, прополз несколько шагов и рухнул в чудесную мягкую грязь. Он продрог до костей и чихал. Ему хотелось больше никогда не шевелиться.

В конечном итоге любопытство пересилило, и он попытался перекатиться на бок, чтобы посмотреть на другую сторону озера. Оранжевое сияние и искры, взлетавшие над замком, словно над очагом, наконец погасли. Хороший был замок, грустно подумал он. Вот жалость.

Жестокая справедливость, пробормотала Дездемона, почти такая же изнуренная, как и Пен. Если хочешь другой, не стоит привлекать внимания белого бога.

– Ручия тоже такое делала?

Нечасто. Она была слишком хитрой, чтобы дать загнать себя в угол. Дездемона, казалось, задумалась. После нескольких первых уроков.

Некоторое время спустя она добавила: Если так и будешь здесь лежать, простудишься насмерть, и все мои ночные труды пропадут зря. А кроме того, я не хочу застрять в корове.

Пен с трудом сел.

– Ты могла выбрать Кли.

Уж лучше корова.

– Или лорда Русиллина. – Почему она не выбрала Русиллина?

Вставай, Пен. Вывести нас отсюда – твоя работа.

Пен поднялся на колени, потом на ноги. Потом, обогнув несколько равнодушных коров, выбрался на подобие дороги, проходившей по более крутому восточному берегу и больше напоминавшей фермерскую колею. Пен посмотрел вдоль озера на север, потом на юг. Заблудиться ему не грозило.

Мы могли бы отправиться на север, заметила Дездемона. Могли бы отправиться куда угодно. Пауза. Кроме Идау.

– Не могу сказать, что когда-либо мечтал посетить Идау. – Или хотя бы вспоминал про это название на карте, казавшееся пятнышком не больше Гринуэлла, милях в пятидесяти к западу от Мартенсбриджа и сразу за границей владений пфальцграфа. – Но все мои вещи остались в Мартенсбридже. И я так и не закончил книгу. И Тигни наверняка уже тревожится, где я. Как думаешь, он действительно разрешил Кли отвезти меня в замок?

Мог ли Тигни быть соучастником? Неуютная мысль.

Ха. Тигни мог разрешить выйти за городские стены тебе – но не нам.

– Ты что-то подозревала? Уже тогда?

М-м. Очень уклончивый… незвук. Мы не сомневались, что затевается нечто интересное. Но не знали, что именно. Мы не могли заговорить с тобой вслух в присутствии Кли – и не могли заговорить безмолвно.

– Все демоны такие любопытные? Или это у вас от Ручии?

Мы с Ручией… очень хорошо подходили друг другу. И неудивительно, поскольку мы ее выбрали. Дездемона изобразила зевок. Ты шагай, а мы вздремнем. Разбуди нас, когда доберемся.

Пен со вздохом пошел на юг, скрипя сапогами по колее. Ночь обещала быть бесконечной.

Небо приобрело стальной оттенок, хотя солнце еще не вышло преследовать луну над восточными холмами, когда Пен вновь оказался перед воротами Мартенсбриджа. Там уже царило рыночное оживление. Стражник хмуро посмотрел на Пена и начал было перечислять городские запреты, касавшиеся бродяг.

– У меня послание для Просвещенного Тигни из Ордена Бастарда, – сказал Пен полуправду-полуложь, отчасти объяснявшую его вид и настойчивость. – Лодка опрокинулась. Я всю ночь шел пешком.

Имя Тигни и упоминание Ордена сработали как пароль. Пен вновь зашагал по крутым улицам, пока небо плавилось сперва до бронзы, потом до тусклого золота.

На удивление бодрый привратник открыл дверь и изумленно уставился на Пена:

– Лорд Пенрик!

– Доброе утро, Коссо. Мне нужно увидеть Просвещенного Тигни. Немедленно.

Пока Пен брел сквозь тьму, у него было немало времени подумать о том, как объяснить то, что случилось ночью, и почему могущественный местный лорд пытался его убить. Возмущение постепенно сменилось тревогой. И теперь, когда он добрался до цели, все его отточенные яростные речи, казалось, утекли песком сквозь онемевшие пальцы.

– Полагаю, он тоже хочет вас видеть, – ответил привратник. – Хотя не могу сказать, что вас ждали. Входите.

Коссо провел его прямо в кабинет Тигни, где в канделябрах оплывали огарки свечей.

– Просвещенный, здесь лорд Пенрик.

Коссо подвинулся, втолкнул Пена в дверь, а затем с каменным лицом встал возле нее, подобно стражнику.

Тигни сидел за столом, теребя в руках потрепанное перо. Пен с тревогой увидел на столе книгу Ручии – и с еще большей тревогой обнаружил в комнате Кли. Оба храмовника потрясенно уставились на него.

Тигни был полностью одет – точнее, не раздевался со вчерашнего дня. Кли прикрыл остатки волос плотной шапочкой; как бы он ни привел себя в порядок после ночной попытки убийства и, вероятно, борьбы с огнем, десять миль верхом на рассвете вновь придали ему взъерошенный вид. Однако, надо полагать, он выглядел лучше, чем Пен. С меня хотя бы перестало капать. При виде Кли Пен должен был впасть в ярость, но он слишком устал для таких эмоций.

– Так-так, – произнес Тигни, кладя перо и сцепляя пальцы. – Неужто прибыл комитет по защите?

В этот момент словесные перепалки были выше Пена. Он просто ответил:

– Доброе утро, Просвещенный. Вчера вечером Кли сказал, что вы одобрили приглашение его брата, который звал меня на ужин в замке Мартенден. Меня напоили отравленным ликером, отнесли в кладовую и пытались убить. Они хотели украсть Дездемону. Я вырвался, и переплыл озеро, и вернулся сюда. – Он прищурился. Кажется, суть он изложил. – Ах да, и, боюсь, мы подожгли замок, но им не следовало пытаться насадить меня на пики. – Он зажмурил глаза, потом открыл. – И я сожалею насчет лодки. Но не слишком.

Тигни, спокойный и осмотрительный, вскинул подбородок и оглядел Пена.

– А согласно истории, которую мне только что изложил Кли, ваш демон вознесся и обманом заставил его привезти вас в замок, где вы учинили бесчинство с поджогом, украли лодку и либо сбежали, либо утонули. Предполагалось, что сейчас вы на полпути к границе Адрии.

Пен поразмыслил.

– Далековато идти пешком.

– Слово двух человек против одного, – заявил Кли, который справился с охватившим его от ужаса параличом. – И он тут чужак.

Еще больший, чем ты можешь вообразить. Пен поднял палец.

– Двое против двоих. Я и Дездемона. Если не считать ее за двенадцать, в каковом случае я могу устроить суд присяжных прямо здесь.

Тигни потер лоб, который, без сомнения, болел, и хмуро посмотрел на обоих.

– Очевидно, что кто-то из вас лжет. К счастью, у меня есть еще один свидетель. В некотором смысле. – Он махнул привратнику. – Коссо, пожалуйста, приведи нашего нового гостя. Извинись, но дай понять, что это безотлагательное дело. Да… скажи ему, что лорд Пенрик вернулся.

Привратник кивнул и ушел.

– Просвещенный, вы же не собираетесь взять показания у демона! – пылко произнес Кли. – Ему совершенно нельзя доверять!

Тигни смерил его сухим взглядом:

– Я знаю демонов, Кли.

Тому либо хватило ума замолчать, либо у него временно кончились доводы. Пен был уверен, что не такую картину Кли рисовал себе, спеша сюда, чтобы изложить свой рассказ Тигни. Если он действительно думал, что Пен утонул – вероятность чего была весьма высокой, – к чему выдвигать все эти обвинения, вместо того чтобы затаиться с братом? Может, Русиллин его вышвырнул? Ведь именно Кли разнес слухи о прибытии Пена в город. Который из братьев первым придумал план похищения демона?

Шли минуты. Пен сел на пол. Тигни начал было что-то говорить, потом махнул рукой и оставил его в покое.

Наконец в коридоре раздался шум; успокаивающий голос привратника, ворчливый голос кого-то еще. В комнату, опираясь на палку, вошел приземистый, коренастый старик в грязном белом халате. Тигни, не предложивший Кли и Пену сесть, торопливо подставил ему кресло с подушкой. Седые волосы старика, поредевшие на висках, были собраны в тонкую косицу; его лицо было круглым и морщинистым, как зимнее яблоко, но отнюдь не сладким. Он напоминал страдающего несварением пекаря, отошедшего от дел. Крякнув, старик плюхнулся в предложенное кресло и сложил руки на своей палке.

Дездемона внутри Пена закричала. И горестно взвыла: А! А! Нам конец! Это угодник из Идау!

Пен ощутил, как по телу промчалась отчаянная волна жара, а потом Дездемона свернулась внутри в тугой клубок безысходности, казалось, готовый схлопнуться.

– Благословенный Бройлин.

Тигни поклонился. Затем, мгновение спустя, хлопнул Кли по затылку и заставил того тоже склониться. Поморщившись, Кли съежился и попятился, осеняя себя знамением и бормоча:

– Благословенный…

Казалось, Кли потрясен не меньше Дездемоны, пусть его реакция и не была столь бурной. Вряд ли кто-то мог испугаться сильнее.

Тигни хмуро посмотрел на мокрого, испуганного Пена, но лишь покачал головой.

Значит, Пенрика и Дездемону ждет еще одна смертельная ловушка меньше чем за сутки? Потому что это определенно была ловушка, сработанная хитрым Тигни. Неудивительно, что он не потрудился обучить Пена. Должно быть, он запланировал это еще неделю назад, втайне доставив сюда из Индау этого дряхлого старика. Как еще загнать в угол и поймать столь могучего демона, если не застав его врасплох? И Пен шагнул прямо в силки. Может, ему встать и попробовать сбежать? А он сможет встать, не говоря уже о том, чтобы бежать? Нужно было отправиться на север. О, Дездемона, мне так жаль…

– Итак, Благословенный. – Тигни показал на Пена: – Его демон действительно вознесся?

Старик недружелюбно посмотрел на Пена, который ответил ему полным ужаса взглядом, но сказал:

– Нет. Ничего подобного. Для твоей паники не было оснований, Тиг. Она совершенно не стоила того, что вонючая телега сделала с моей спиной по дороге сюда.

Серые глаза, прищурившись, изучали Пена, и этот взгляд странным образом затянул его, словно он смотрел через две дырочки на ослепительно-яркое солнце, как будто нечто огромное, древнее и пребывающее находилось прямо за неким углом восприятия. Пен не мог отвести глаз. Не мог убежать. Казалось, ему даже хочется ползти вперед. Старое, неприглядное тело напоминало театральный костюм, невещественный и обманчивый, словно муслин, накинутый на обычного человека – но также на канал, ведущий к чему-то… нечеловеческому. К чему-то, чего Пен никак не ожидал увидеть при жизни, даже через такой экран.

Ему пришло в голову, что все молитвы, которые он когда-либо произнес, или пробормотал, или прозевал, были неискренними. И что он никогда больше не сможет так молиться.

– Вы можете принудить его демона говорить? – спросил угодника Тигни.

– Возможно, если смогу заставить его перестать выть от страха.

Кли неразумно вмешался:

– Но вы можете заставить его говорить правду?

Старик смерил писца взглядом:

– Не знаю. Как думаешь, смогу я заставить тебя?

Кли поник. Но, очевидно движимый отчаянием, не сдался:

– Если демон не вознесся, значит, лорд Пенрик поступил так по своей воле, безумной или преступной, отплатив за гостеприимство поджогом и разрушением. И за это должен предстать перед судом.

Старик фыркнул.

– И как, по-твоему, судьи Мартенсбриджа привлекут к ответу чародея против его воли?

Тигни откашлялся.

– Даже если он еще не вознесся, боюсь, это вопрос времени. Просвещенной Ручии принадлежал самый грозный демон из всех, что я встречал на своем веку. Слишком могущественный для этого неопытного молодого человека, сколь бы добрыми ни были его намерения. Благословенный, я полностью беру на себя ответственность за свои храмовые обязанности, и я должен просить вас, из благоразумия, избавить этого мальчика и весь мир от опасности.

Внимательно слушавший Пен, у которого желудок завязался узлом, возразил:

– Но я не давал клятвы Храму. Я здесь только гость.

– В твоем случае это вряд ли можно назвать рекомендацией, – язвительно заметил Кли.

Тигни только покачал головой.

Пен осознал, что, несмотря на разговоры про обвинения и судей, сейчас требовалось нечто иное, чем адвокатские речи. Если в комнате действительно находилась божья сущность, речи следовало вести иначе.

Пен поднялся с колен и проковылял к святому. У него внутри рыдала Дездемона, отчаянно, как женщина, восходящая на эшафот. Тигни потянулся было остановить Пена, но старик взирал на него с любопытством, без всякого страха.

Пен разжал и поднял ладони, как мог бы сделать перед храмовым алтарем, по менее важному поводу. Ему пришло в голову, что поза просителя была такой же, как поза сдающегося в плен на поле боя.

– Благословенный, если я буду говорить, бог меня услышит?

Кустистые брови дернулись.

– Боги слышат тебя всегда, говоришь ты или безмолвствуешь. А вот чтобы ты услышал бога… такое случается реже.

Пен решил принять это за типичное загадочное Бастардово «да». Он сглотнул, подумал было склонить голову, но потом решил посмотреть вверх. В – или сквозь – эти пугающие серые глаза.

– Лорд Бог Бастард, Сын Матери, Пятый и Белый. Прошу, пощади Дездемону. Она хороший демон. – Пен обдумал этот эпитет, весьма двусмысленный – хороший в чем? – и решил оставить как есть. – У нее нет жизни, кроме моей, и с твоего позволения, пожалуйста… пожалуйста, позволь мне служить ей в ее нужде. – А затем, повинуясь, без сомнения, самому глупому порыву в своей жизни, который переплюнул даже пьяную клятву Дрово военному вербовщику, добавил: – И в Твоей.

Тигни качнул головой, медленно, один раз.

Угодник из Индау поднял руку и положил на лоб Пену, явно готовясь приступить к изгнанию. Его губы разошлись. Замерли. На мгновение его взгляд обратился внутрь, вглубь. В бездну. Брови удивленно поднялись.

– Ха. Это первый.

Рука святого упала.

– Что? – спросил Тигни, едва не ерзая от тревоги. – Белый бог заберет демона, да?

– Нет. Выплюнет. Сказал, она Ему не нужна. По крайней мере, пока.

Тигни ошеломленно моргнул. Пен перестал дышать. Что, что, что?..

– Но вы должны! – запротестовал Кли.

Угодник смерил его кислым взглядом.

– Если хочешь спорить с богом, иди в храм. Вряд ли ты получишь что-то кроме больных колен, но это хотя бы спасет мои уши.

Он оперся на палку, чтобы подняться.

– Погодите, погодите, погодите!.. – крикнул Пен. – Благословенный, что это значит?

Теперь старик мрачно посмотрел на него.

– Это значит, прими поздравления. Ты чародей. – Он стиснул губы и добавил, с большей рассудительностью: – Боги действуют не в наших целях, но в Своих. Предположительно бог задумал какое-то интересное будущее для тебя – для вас обоих. Это не благословение. Удачи. Она тебе понадобится.

– Но что нам с ним делать? – с ужасом спросил Тигни.

– Понятия не имею, – ответил угодник. Задумался. – Хотя, скорее всего, будет благоразумно не дать убить его у тебя на пороге.

Тигни, чьи глаза по-прежнему были круглыми, сказал:

– Его придется принять в Орден.

Губы святого дернулись.

– Ты что, не слушал? Его только что приняли. – Он наморщил нос. – Хотя, полагаю, не в Орден как таковой… – Угодник зашаркал в коридор, сердито бормоча: – Ох, лорд Бастард, моя спина…

В дверях он обернулся.

– Ах да. – Он показал на Пенрика. – Этот говорит правду, – палец переместился на Кли, – а этот лжет. Желаю повеселиться, распутывая этот клубок, Тиг. – И сварливо бросил через плечо: – А лично я возвращаюсь в Индау.

Двое рослых посвященных увели Кли, Пен не знал куда. С еще более вымученной вежливостью, чем прежде, Тигни предложил Пену передохнуть в его комнате. Пен, едва стоявший на ногах, не стал отказываться, как и Дездемона, которая хранила молчание.

Все скудные пожитки Пена были вытащены и разложены по кровати, хотя, кроме книги Ручии, вроде бы ничего не пропало. Вещи Кли пребывали в таком же виде, и впервые, осознав, что Тигни ни о чем не знал, Пен задумался, что вообразил святой, обнаружив прошлой ночью, что оба молодых человека пропали. Ему не удалось испытать сочувствие.

Он бесцеремонно очистил кровать, скинул влажную одежду, бросил одеяла Кли поверх собственных и залез в постель, более усталый, чем после самой тщетной охоты в снегу и слякоти. Он уснул и в тревожных снах видел бездонные глаза.

Он проснулся ближе к вечеру, умирая от голода, и отправился просить еду на кухню, где пропустившим прием пищи посвященным и служителям иногда удавалось добыть милостыню, в зависимости от настроения работников. Пену перепали черствый хлеб, неплохое пиво и перемешанные, но щедрые остатки обеда. Голод – лучшая приправа, вспомнил он к своей досаде слова матери, но не оставил на тарелке ни крошки.

Там, ссутулившимся за столом, его и обнаружила посвященная.

– Лорд Пенрик, – сказала она, – Просвещенный Тигни просит вас подняться к нему.

Она отвела его не в кабинет Тигни, а в более просторную комнату в задней части дома. Пен замешкался в дверях, разглядывая грозное собрание людей вокруг длинного стола. Здесь был Тигни и два старших святых в облачении Ордена Бастарда, а также один в аккуратном черном одеянии Ордена Отца, с черно-серой косой на плече; перед ним лежали тетрадь и перо. Рядом с ним сидел массивный мужчина, судя по должностной цепи на шее – городской судья. Женщина средних лет в изящном шелковом платье, на которое был накинут не менее изящный льняной фартук, выравнивала стопку бумаг и раскладывала собственные перья и чернильницу. Все собравшиеся уставились на Пена.

Очевидно, угодник отправился не в Индау, а обратно в постель, поскольку он восседал, одетый в обычное городское платье, в мягком кресле в углу. Его глаза были полуприкрыты, словно он дремал. К своему облегчению, сейчас Пен не ощутил в нем бога. Судя по всему, это безмерное отсутствие не оставило пустоты; освобожденный от мирской суеты, угодник вновь ждал своего Гостя.

Тигни поднялся и указал Пену стул за столом, лицом к окну. Отсюда он мог видеть каждое заинтересованное лицо – и все они могли видеть его.

– Просвещенные, ваша честь, миледи. – Последнее, вместе с уважительным кивком, было адресовано женщине в шелках. – Позвольте представить вам лорда Пенрика кин Юральд, из долины Гринуэлл, о котором мы говорили.

Тигни не стал представлять Дездемону. Пен думал, что она проснулась внутри, но по-прежнему хранила молчание – изможденная, опасливая (что, как он начал понимать, демонам было несвойственно), все еще испытывающая страх перед угодником?

Тигни сидел слева от Пена; судья выпрямился и хмуро посмотрел через стол.

– Этот комитет собрался здесь, чтобы расследовать печальные события прошлой ночи, – формально произнес он.

Пен подозревал, что, будь он законником, смог бы увидеть в этих словах скрытый смысл. Еще не суд, а… расследование? Так это называется?

– Мы выслушали показания Просвещенного Тигни и Благословенного Бройлина из Идау, – продолжил судья, – а также показания и признание посвященного Кли.

– Кли наконец перестал лгать? – спросил Пен у Тигни.

– В основном. – Тигни хмыкнул. – Мы так думаем.

Угодник тихо фыркнул в своем углу, но глаз не поднял.

– Остались некоторые вопросы, вызывающие замешательство, – продолжил судья. Пен в этом не сомневался. – Чтобы их разрешить, мы просим вас принести клятву говорить правду перед лицом богов и рассказать, что вы пережили, для наших записей.

Пен сглотнул, но, следуя подсказкам святого Ордена Отца, справился с клятвой. В любом случае, он ни о чем не хотел лгать. Возможно, до сих пор сказывалась усталость.

Отвечая на вопросы судьи, Пен вновь рассказал о события прошлого дня, намного более детально, чем в своем первом незамысловатом отчете Тигни. Перья отчаянно скрипели. Время от времени какой-нибудь член совета задавал коварные или неудобные вопросы, и Пен постепенно начал понимать, каким наивным идиотом был. Воспоминания о пережитом ужасе и ярости уступили место стыду.

По крайней мере, в последнем он был не одинок. Судья спросил Тигни:

– Почему вы поселили лорда Пенрика в комнате посвященного Кли? У вас не было других вариантов?

Тигни откашлялся.

– Нет, но Кли был, как я думал, моим доверенным помощником. И оба они примерно одного возраста. Я думал, Кли за ним присмотрит, может, вызовет на откровенность и найдет в его рассказе ложь. И сообщит мне.

Пен наморщил лоб.

– Вы велели ему шпионить за мной?

– Это казалось благоразумным. Ваша история была… необычной. И, как вы сами обнаружили, некоторые люди совершают сомнительные поступки в надежде обрести силу чародея.

Пен подумал, что «сомнительный поступок» – слишком мягкая фраза для убийства, но святой Ордена Отца поднял глаза от своих записей и спросил:

– Если бы посвященный Кли не оказался так близок к соблазну, возможно, он бы не придумал этот план? Как вы полагаете?

Тигни съежился. И после долгой паузы пробормотал:

– Я не знаю. Возможно.

Женщина в шелке и льне сжала губы, и ее перо замерло.

– Согласно вашим наблюдениям прошлой ночью, лорд Пенрик, что-нибудь указывало на то, кто именно из братьев первым придумал этот план?

– Я… не уверен, – ответил Пен. – До пожара в замке они действовали сообща и казались очень, э-э, преданными друг другу. Лорд Русиллин проявил большую готовность прекратить погоню, но он думал, что я утону в озере. Должен сказать в его, э-э, – не защиту, – я тоже так думал. – Пен моргнул. – Сегодня были новости из замка Мартенден? Я имею в виду, помимо того, что рассказал Кли. Я не смог понять, вернулся ли он потому, что брат выгнал его, или потому, что хотел подготовить почву для Русиллина.

Если последнее, он очевидно потерпел неудачу. Полную и окончательную, как надеялся Пен.

– Это еще один вопрос, который требует прояснения, – пробормотала женщина, вновь заскрипев пером. – А может, и нет. – Легкая загадочная улыбка тронула уголки ее губ. – Посвященный Кли утверждает, что идея исходила от его брата, который перебрал вина за ужином.

– Но это и неудивительно, – заметила одна из старших святых. Судя по нахмуренным бровям, женщина не видела в этом пользы.

– Лорда Русиллина арестуют, как и его брата?

– Мы рассматриваем целесообразность такого поступка, – ответила женщина.

В отличие от Кли, лорд Русиллин, укрывшийся в… том, что осталось от его крепости, имел собственных вооруженных людей, что наверняка осложнит работу городского констебля. Судя по всему, святую это тревожило намного меньше, чем Пена.

У комитета кончились вопросы, а у Пена – ответы, и его, высосанного досуха, отпустили.

Тигни проводил его в коридор.

– Из-за всего этого у меня появилось множество неотложных дел, – сказал он, взмахнув рукой, немного неопределенно, пусть и уместно. – Я буду очень благодарен, если вы немного задержитесь в своей комнате, лорд Пенрик. Или хотя бы в этом доме.

– Что со мной будет?

– Это одно из дел, которыми я должен заняться. – Тигни вздохнул, и Пен подумал, удалось ли ему утром поспать. Вероятно, нет. – Очевидно, вы сохраните демона. Возможно, вам даже было предназначено получить своего демона. – Эта мысль явно вызывала у него тревогу, и не без причины. – Благословенный Бройлин не хочет или не может сказать.

Осмелев, Пен спросил:

– Если я остаюсь, можно мне получить обратно книгу Ручии? И допуск в библиотеку?

Тигни начал издавать привычные отрицательные звуки. Пен добавил:

– Потому что, если мне нечего будет читать и нельзя будет покидать дом, придется коротать время, экспериментируя с новыми силами.

Тигни сморщился, будто человек, откусивший кусок незрелой айвы, но вскоре ухмыляющийся Пен вернулся в свою комнату, крепко сжимая книгу.

Следующим утром он читал в библиотеке, когда Тигни самолично явился за ним.

– Лорд Пенрик. Пожалуйста, оденьтесь, – Тигни оглядел его, – как можно лучше и приготовьтесь сопровождать меня на холм. Требуется наше присутствие.

– На холме? – недоуменно переспросил Пенрик. Какой-то местный жаргон?

– Во дворце, – уточнил Тигни, подтвердив догадку Пена и весьма встревожив его.

Он поспешно умылся в тазике, расчесал волосы, заново заплел косичку с голубой лентой и надел самую пристойную одежду, что нашлась в его кучке вещей. Вскоре он уже поднимался по крутой улице вслед за Тигни. Святой по своему обыкновению помалкивал. Пен полагал, что вскоре сам все узнает, и терпеливо стискивал зубы.

Дворец со всеми его службами представлял собой хаотичное сооружение из розового камня, занимавшее три здания за храмом. В отличие от мрачного замка Мартенден, он не был крепостью; если городские стены падут, он не сможет долго противостоять осаде. На верхних фасадах было множество окон. Тигни и Пен вошли через боковой вход, откуда слуга в ливрее архисвятой принцессы проводил их на два лестничных пролета вверх, не в тронный зал, а в кабинет, напоминавший кабинет Тигни, только в несколько раз больше. Сквозь четыре высоких стеклянных двери, выходивших на узкий балкон с видом на озеро, в комнату падал яркий свет. Письменные столы и стулья стояли так, чтобы добиться наилучшего освещения. За ними трудились несколько писцов, которые с любопытством посмотрели на гостей и вновь склонили головы над работой.

Пен не слишком удивился, когда присутствовавшая на вчерашнем расследовании женщина в шелке и льне поднялась, чтобы перехватить их у двери.

– Пусть пятеро богов благословят ваш день, лорд Пенрик, Просвещенный. Пожалуйста, сюда.

Первым делом Пенрика заставили сесть, прочитать длинную копию его вчерашних показаний и подписать ее, после чего свои подписи также поставили Тигни и женщина, которая, как он наконец узнал, была личным секретарем архисвятой принцессы. Та же самая процедура повторилась с еще двумя чистыми копиями – очевидно, какой-то дворцовый писарь трудился всю ночь. Все копии казались умеренно точными и полными, с определенной точки зрения.

Затем его отвели в конец комнаты, где другая дама средних лет сидела за отдельным столом и читала стопку бумаг. Ее седые волосы были уложены в изысканную прическу, шелковое платье было более изящным, чем у секретаря, хотя Пен начал думать, что в этом дворце шелка были все равно что сыр в Гринуэлле: в явном избытке. Мягкая от возраста кожа, стройное тело в сочетании с внутренней уверенностью – Пену не требовался шлепок Тигни по затылку, чтобы низко поклониться, когда его представили.

– Ваше высочество, – повторил он вслед за Тигни.

Она протянула руку в кратком формальном приветствии, и они оба склонились, чтобы поцеловать кольцо архисвятой. Сегодня на ней не было подобающего положению храмового одеяния; Пену стало интересно, как она следила за тем, за какое официальное лицо говорит в каждый конкретный момент времени. Это немного напоминало владение демоном.

По трехвековой традиции архисвятыми принцессами Мартенсбриджа становились дочери Священного короля Вельда, вероятно, получавшие эту скромную дворцовую должность благодаря своему королевскому родителю, хотя нынешняя принцесса, по прихоти времени, приходилась нынешнему королю теткой. Если лишней или согласной дочери не оказывалось, иногда пост занимала кузина или племянница; иногда на него назначали женщину из Ордена Дочери. Как и все люди, принцессы отличались своими способностями, однако дворцовый порядок говорил в пользу нынешней правительницы.

К разочарованию Пена, архисвятой принцессе прискорбно не хватало корон и одеяний, хотя на ней были симпатичные драгоценности. Это была власть без декораций, однако он был благодарен за отсутствие формальностей, когда, повинуясь жесту принцессы, секретарь принесла два стула ее гостям.

Они уселись, Пен – с некоторой опаской, и принцесса сказала:

– Значит, Тигни, это и есть ваш трудный ребенок.

Тот печально кивнул. Проницательные серые глаза архисвятой принцессы обратились к Пену.

– Демон Просвещенной Ручии теперь внутри вас?

– Да, Ваше высочество.

Она знала Ручию?

Очевидно, так, потому что архисвятая принцесса вздохнула и сказала:

– Когда-то я надеялась, что она станет моей придворной чародейкой, но ее умения требовались в иных местах. И, боюсь, мой скромный двор показался ей слишком скучным.

Пен подумал, уж не сочла ли она его скверной заменой, хотя, когда ее взгляд задержался на нем, лицо архисвятой принцессы смягчилось.

Решив, что обращается к принцессе, по крайней мере сейчас, он осторожно произнес:

– Мне жаль, что я сжег ваш замок, Ваше высочество.

Ее губы лукаво изогнулись.

– Но Мартенден – не мой замок. Род Мартенден прежде был вассалом рода Шрайк, который прекратил свое существование поколение назад, оставив Мартенденов сиротами или, возможно, изгоями. То есть дав им свободу, которой отец нынешнего лорда и сам Русиллин неподобающе распорядились. Четыре раза этот замок останавливал или захватывал транспорт на дороге и озере во время разногласий с городом. Городской совет на протяжении пятнадцати лет пытался выкупить эти земли, но всякий раз, когда советники полагали лорда загнанным в угол, тот изворачивался, в последнее время благодаря своим наемническим махинациям. Крадя у страны молодых людей, что более жестоко, чем любой налог, который он заплатил – или чаще не заплатил – нам. Замок Мартенден годами был кровавым шипом в боку королевского свободного города.

– О, – сказал Пен, начиная понимать.

– Сейчас лорд Русиллин как никогда ослаблен и выбит из колеи; более того, он сделал это собственными руками. Город не даст такой возможности ускользнуть. И все же непростая кампания займет некоторое время и потребует сотрудничества. – На последнем слове она поморщилась. – Поэтому мы полагаем, что вас следует держать вне его досягаемости. Русиллин не из тех, кто прощает.

– Э? – спросил Пен.

Тигни вздохнул.

Принцесса кивнула Пену.

– Как я понимаю, вчера вы дали весьма нестандартную клятву. Если вы согласитесь сегодня дать стандартную, Храм Мартенсбриджа позаботиться о том, чтобы отправить вас в семинарию белого бога в Роузхолле. Там вы пройдете обучение на святого, которое большинство храмовых чародеев проходит прежде, чем принять на себя обязательства в виде демона. Но, полагаю, лучше поздно, чем никогда.

– Роузхолл? – выдохнул Пен. – Вельдский город с университетом? Которому триста лет? Знаменитым?

Тигни откашлялся.

– Хотя семинария и связана с университетской организацией, у нее есть собственный специализированный факультет, один из очень немногих, которым позволено проводить обучение храмовых чародеев. Тем не менее вам придется посещать некоторые лекции на других факультетах. Поскольку у вас все наперекосяк. Вряд ли будет легко. Всем причастным.

Принцесса – а может, это была архисвятая – улыбнулась.

– Если Орден Бастарда в Роузхолле не в состоянии справиться с небольшим беспорядком, значит, они принесли клятву не тому богу. Однако потребуется время, чтобы наставники этого молодого человека задумались и начали судить о нем справедливо. – Она сделала паузу. – Молитвы о наставлении тоже могут оказаться неплохой идеей.

Пен не знал, было ли стеснение в груди его собственным возбуждением или Дездемоной. Он сглотнул.

– Ваше высочество. Просвещенный. Могу я… мне нужно поговорить с… это касается двоих. Будет ли мне дозволено уединиться и поговорить с Дездемоной?

Пен не был уверен, что сейчас они способны на безмолвную речь, и не хотел выглядеть безумцем в глазах этой благородной дамы.

Принцесса вскинула ухоженные брови:

– С Дездемоной?

– Так он назвал своего демона, – тихо объяснил ей Тигни.

– Он дал ему имя? – Ее брови не торопились опускаться. – Необычно. Но да, лорд Пенрик, если вам это нужно. – Она махнула в сторону балкона. – Не торопитесь.

Когда Пен выскользнул через стеклянную дверь и прикрыл ее за собой, архисвятая принцесса и Тигни склонились друг к другу.

Пен вцепился в резную деревянную балюстраду и уставился на город, реку, мосты и мельницы, длинное озеро, бледные силуэты пиков на далеком горизонте.

– Дездемона! – почти взвизгнул он. – Роузхолл! Университет! Я стану просвещенным святым! Ты можешь себе представить?

– Еще как, – сухо ответила она. – Четверо моих седоков прошли этой дорогой до тебя, хотя трое из них – до меня. К счастью.

– Тем лучше! Это все равно что личный наставник в моей собственной голове! Куда уж проще!

– М-м, не уверена, что учеба в Браджаре или Саоне похожа – или была похожа – на Роузхолл.

– Я слышал, студенты Роузхолла свободно ходят в город.

– При условии, что ты любишь разнузданные пьянки.

– А ты нет?

Ему показалось, что она улыбнулась – или могла бы улыбнуться, будь у нее губы.

– Возможно, – признала она.

– Я стану первым Просвещенным в моем роду, из всех, кого я знаю. Как думаешь, моей матери это понравится?

Ну хорошо, его воображение забегало немного вперед. Но он отправит домой письмо с Гансом и расскажет ей все, поскольку, судя по всему, Храм будет торопиться отослать Пена подальше.

– М-м, – протянула Дездемона. – Хотя в целом матери очень любят хвастаться продвижением своих детей по храмовой карьерной лестнице, с теми, кто дает клятву белому богу, есть маленькая проблема. Женщины опасаются, что это может сказаться на их собственной супружеской верности, в глазах некоторых сплетниц.

– О, – сказал Пен, застигнутый врасплох. – Это очень несправедливо, с учетом того, что именно мой отец… ладно, забудь.

– В глубине души твоя мать порадуется за тебя, – пообещала Дездемона. Немного легкомысленно, на взгляд Пена, с учетом того, что демон еще не очнулся, когда он в последний раз видел госпожу Юральд. Но из добрых побуждений.

– А ты… – Он умолк. Могу ли я поехать – глупый вопрос. Поедешь ли ты со мной – еще глупее. В конце концов, это не спор с Ролшем или его матерью. Привычка. – Ты будешь рада?

– Пен, – произнесла она тихим голосом, которого он еще ни разу от нее не слышал. Он замер.

– Ты посмотрел в глаза богу и свидетельствовал в мою пользу, и лишь благодаря этому я уцелела. – Она глубоко вдохнула его ртом. – Ты посмотрел в глаза богу. И заступился за меня. После этого я не откажу тебе ни в чем, что в моих силах.

Он впитал это, ушами и сердцем. Сглотнул. Коротко кивнул, невидящими глазами глядя на далекие пики.

Несколько минут спустя, взяв себя в руки, он вернулся в комнату, опустился на колени перед принцессой и скрепил клятвой свое будущее.