Лицо долго не отмывалось, жирная крем-пудра, смешавшись с тушью и тенями, превратилась в густую цветную мыльную маску, под которой болели разбитые скулы, припухший нос и рассеченное веко. Сейчас, когда Лиля смывала густую бурую смесь теплой водой, нежную кожу саднило, а веко пощипывало. После того как она умылась, взгляд на себя в зеркало поверг ее в состояние, близкое к шоку. Нет, конечно, она уже видела себя после побоев мужа, и лицо ее уже должно было привыкнуть к жестоким ударам его кулачищ, но почему-то именно теперь, когда она находилась не дома, в чужой квартире, в присутствии незнакомого человека, ее лицо показалось ей особенно отвратительным, даже каким-то непристойным, вульгарным, словно у пьянчужки. Дома-то ее в таком виде никто не видел, разве что соседка Антоновна, но она к подобным вещам привычная – мало ли баб поколачивали в Хмелевке!
А как сейчас выйти из ванной комнаты и показаться этой девушке, Кате, в таком виде? Продемонстрировать фиолетовые синяки, багровые кровоподтеки, разбитый нос и рассеченное веко? Что, если Катя начнет расспрашивать, почему она, Лиля, не позвала участкового, не написала заявление в милицию? Все всё знают, грамотные, но почему-то не пишут куда следует, не обращаются, не пользуются своим правом, а терпят. И все почему? Да потому, что участковый уже привык к подобным вызовам и считает, что семейные драки – обыденное дело, касающееся только двоих, словно речь идет не о нанесении побоев, а о любовных утехах. Только теперь все изменится. Вернее, уже изменилось. И Лиля будет любить свое лицо, как и свое тело, и не позволит никому пользоваться им как своей личной вещью. И никогда и никто ее больше не изнасилует, не принудит, не заставит делать то, от чего ее тошнит и что причиняет ей боль.
В дверь постучала Катя, Лиля крикнула: «Входите!» Катя, стараясь не смотреть на голую квартирантку, повесила на крючок махровый желтый халат и большое розовое полотенце. Лиля, пряча лицо в ладони, отчего-то заплакала.
– Давай на «ты», а? – предложила Катя, заметно смущаясь и продолжая смотреть куда-то в сторону. – И не реви. Сейчас выйдешь, ужинать будем.
И закрыла за собой дверь.
Лиля тщательно вымылась, пользуясь своим мылом и шампунем, завернулась в халат, сделала из полотенца тюрбан на голове и вышла из ванной легкая, чистая, с кружащейся головой.
– Ты, наверное, целый день не ела, садись вот сюда, бери хлеб, пододвигай к себе тарелку. Это суп, грибной. Вот сметана, не стесняйся. Еще будет жареная картошка с салатом из моркови. Не бог весть что, зато сытно и все свежее.
Сказать «спасибо» Лиля не могла – ком стоял в горле. Но Катя и так должна была понять, насколько Лиля ей благодарна. За все: и за человеческое отношение, и за халат, и за ужин, а главное – что она не побоялась поселить ее у себя, выделила пусть маленькую, но уютную, с широким диваном, комнату.
– Ты ешь, ешь, не стесняйся. Ты, главное, успокойся и постарайся взять себя в руки, не раскисай.
Лиля тогда не знала, что Катя, произнося эти слова, обращалась даже не столько к ней, сколько к себе самой.
– Отдохни денек, а потом купим газеты, поищем тебе работу. У тебя есть какая-нибудь профессия?
– Нет, – ответила она с набитым ртом. – У вас все так вкусно.
– Мы же договорились: на «ты».
– У тебя все так вкусно! Спасибо тебе. Если бы не твое объявление, не представляю, где бы я ночевала. Да, кстати, деньги у меня есть, я могу заплатить за месяц вперед. Я же понимаю, если ты сдаешь комнату, значит, и тебя тоже прижало.
– Прижало, – вздохнув, призналась Катя. Теперь и у нее появилась возможность немного рассказать о себе. – Да просто у нас в магазине, где я работаю, ремонт. Я временно безработная. Стиральную машину вот в рассрочку купила, теперь переживаю, что на взносы не хватит.
– Хватит, я тебе дам. Понятное дело, я не богачка, но за месяц вперед заплачу. Могу прямо сейчас.
– Да подожди ты со своими деньгами, сиди спокойно и ешь. Значит, профессии у тебя нет, говоришь?
– Я школу закончила, замуж вышла, у нас хозяйство небольшое, муж трактористом работал, пока не опустился совсем.
– А почему сразу в город не поехала?
– Лубофф, – отмахнулась она. – Свадьбы хотелось, детей. Да вот, слава богу, пока детей бог не дал, словно видит, что сейчас не время.
– А что муж? Будет тебя искать?
– Не знаю. Он на заработки уехал, в Москву. У нас многие уезжают, но очень быстро возвращаются. Обмана много в Москве.
– Вот он тебя… побил…
И Лиля тотчас вспомнила о своем лице. Еда поначалу так увлекла ее, что она на время забыла о том, в каком виде сидит за столом.
– Он дурак, когда выпьет. А когда трезвый – вроде бы нормальный, прощения просит.
Катя видела много телевизионных шоу, где женщины рассказывали одну и ту же историю о своих мужьях, которых они не решаются засадить за решетку за нанесенные телесные повреждения. По ее мнению, эти женщины – безвольные, глупые, ничего не понимающие в жизни и очень ограниченные. Лиля не походила на дуру. Почему она терпела? Катя спросила ее об этом.
– Жалко. Посадят идиота, а я потом всю жизнь буду жалеть об этом.
– А развод?
– Так говорю же – решила развестись. Детей-то все равно нет, потому все должно быть легко, быстро. Я же понимаю, что жизнь дается человеку один раз, нельзя вот так относиться к себе. Знаешь, к нам в Хмелевку женщина одна приезжала, писательница английская. Так похожа на принцессу Диану! Она разговаривала с нашими деревенскими бабами, одна наша учительница устроила чаепитие, пригласила ее, она хорошо говорит по-русски, книгу же о России пишет, так вот, она интересовалась как раз именно этой темой – не бьют ли нас наши мужья? Она такая красивая, и лицо у нее такое, свежее, что ли. Не то что у наших баб. Она говорит: у вас, мол, жизнь одна, и вы не должны жертвовать собой ради мужей-пьяниц. Прямо открыто так призывала бросать их и начинать новую жизнь. И так просто она об этом говорила, что многие наши бабы заревели. Но водку купить постеснялись, так весь вечер чай с кексами и пили.
– Ты все правильно решила. Только вот устроить личную жизнь не так-то просто. Тебе сколько лет?
– Двадцать один, а тебе?
– Двадцать два.
– Почти ровесницы. Но я, как видишь, не замужем и никогда не была. Может, я некрасивая?
– Да ты очень даже симпатичная, и фигура у тебя что надо, – улыбнулась Лиля. – Просто пока не встретила еще своего парня. А что проку, что я так рано встретила и выскочила замуж? Сама видишь, чем все это закончилось. Ты, главное, не переживай, не волнуйся, что время идет, не торопись. Живи себе спокойно, наслаждайся, так сказать, жизнью, люби себя, и ты увидишь, что встретишь своего парня, когда меньше всего будешь этого ожидать. Да и вообще, разве в мужчинах счастье? Я вон искупалась у тебя, поела, поговорила с тобой, и мне так хорошо стало! Подожди, я вот только деньги тебе отдам.
И не успела Катя ничего сказать, как Лиля принесла деньги, торжественно вручила:
– Вот. Как и договаривались по телефону.
– Спасибо. Знаешь, я даже рада, что написала это объявление, и дело не в деньгах, конечно. Мы с тобой ровесницы, думаю, подружимся, – Катя порозовела от смущения. – Я тебе город покажу, мы с тобой будем вместе в кино, театры ходить. А ты цирк любишь?
– Люблю, конечно, хотя я в нем ни разу не была. Только по телевизору видела.
– Возвращаясь к теме работы… Понимаешь, если бы не этот ремонт, можно было бы поговорить с хозяйкой, может, и тебе нашлось бы место. А так… неизвестно вообще, что с нами будет, может, реконструкция какая-то…
– Я работы не боюсь. И в судьбу верю. Продавщицей так продавщицей, – слабо улыбнулась Лиля, чувствуя, как усталость тяжелой давящей волной накрывает ее с головой.
– Да ты уже спишь! Пойдем, я тебе постелила. Ложись и постарайся ни о чем не думать. Утро вечера мудренее.
Катя проводила Лилю в ее комнату и вернулась к себе, включила телевизор. Только вместо фильма она видела лишь несвязные кадры, какие-то нелогичные фрагменты непонятного действа – она никак не могла сосредоточиться и думала только о Лиле. Правильно ли она сделала, впустив квартирантку? И на самом ли деле ей так худо и бедно, что она рискнула сделать этот отчаянный шаг? Ведь у нее в банке лежит небольшая сумма на черный день, и никто не сможет помешать ей взять эти деньги и расплатиться за всю стиральную машинку целиком. Еще и на квартирную плату за год вперед хватит. Кто научил ее так жестко обращаться с деньгами и отложенный рубль брать только в самом крайнем случае? Запаниковала, дала объявление, и теперь вот будет жить с этой непонятной девицей, мечтающей пустить корни в городе.
В это время Лиля, спрятавшись с головой под одеяло, разговаривала со своим мертвым мужем:
– …и не смотри на меня так! Я же знаю, что тебя нет и никогда больше не будет в моей жизни. Отпусти меня, дай мне свободно дышать.
Она выглянула из-под одеяла и уставилась на стоявшую на столе вазу с цветами.
– Я понимаю, что там сыро и холодно, но ты сам во всем виноват. И вообще, я не могу сейчас с тобой разговаривать. Я не дома, как видишь.
Призрак Виталия, пошатываясь, подошел вплотную к кровати и уселся на постель. Лиля зажмурилась…