Февраль. Самый коварный месяц зимы в Новороссийске. То тёплый, лучащийся солнцем и первыми цветами, то суровый, с ледяными ураганами и солёной пургой. Именно таким он был в сорок третьем, именно таким он удался и в двадцать третьем, через восемьдесят лет, но это, в общем, неважно. Ветер, дождь и снег всё равно не смогли помешать тысячам людей почтить память тех, кто когда-то погиб за город у моря.
Шторм идёт волна за волной,
Цвета алой зари кровавый прибой,
Алый рассвет над водою встаёт,
Берег изрыт воронками влёт,
Алая кровь здесь уже не течёт.
В камни впиталась и в землю ушла,
Корни даруя десанту в века,
Чтоб здесь утвердились назло всем штормам,
Что были и будут, на страх всем врагам.
Солёной корой покрывается снег,
Такой же солёный и чёрный, как хлеб,
Который годится лишь смерти одной,
И смерть не задобришь пустою мечтой.
Пусть встанет стеною последний предел,
Останется враг опять не у дел.
Зароется в землю, себя хороня,
Лишь память останется, подвиг храня,
О «чёрных бушлатах», отбросивших смерть
Туда, где дано ей самой умереть.
Большая земля и шторм в феврале
Помнят снег тот кровавый на Малой Земле.
И, память отныне в сердце храня,
В огне «Бескозырки» год за годом граня,
С цветами и лентами скромный венок
Плетёт человеческой веры поток
Для тех, кто хранит этой бухты покой,
Судьбой расплатившись за мир и покой.
Для тех, кто отныне впаян в металл,
Что тоже, как знамя, когда-то был ал.
Для тех, кого помним всегда в феврале,
Чьё сердце пылает и жжёт на заре
Внутри монумента на Малой Земле.