Гаснет вечер, даль синеет,
Солнышко садится, степь да степь кругом – и всюду Нива колосится.
Пахнет медом, зацветает белая гречиха,
Звон к вечерне из деревни долетает тихо.
А вдали кукушка в роще,
Медленно кукует.
Счастлив тот, кто на работе,
В поле заночует!(Бунин И. А.)
Услышав странный звуки, я направилась из зала на нашу кухню. За столом во время очередного позднего ужина, сложив свои руки от бессилия, плакала моя мама.
«Он так мало мне платит!» – всхлипывала она.
С того дня я запомнила фамилию маминого директора навсегда.
Я знала, что моя мама лучший секретарь. Она образованная и гиперответственная женщина, которая поднимает на ноги свою единственную дочь. Абсолютно одна. В фирме свою должность занимает уже очень долго. Однако после основной работы она вынуждена ночами подрабатывать копирайтером. И в этом тоже ей не было равных. Никогда не опуская своих глаз на клавиатуру, она быстро печатала нужный текст. Этот метод называла – слепой и делала это весьма быстро.
На верхних полках нашего доисторического шифоньера во всю стенку, пылились домра со скрипкой, которым вряд ли нравились мои дилетантские нашествия. Да и мне почему-то больше импонировали мои гибкие пластинки лазурного цвета, вырезанные из каких-то журналов, чем не приятный скрип от музыкальных инструментов. До сих пор я чувствую скорбь по тому проигрывателю, от которого мама избавилась во время генеральной уборки. Эх, это же сейчас был бы раритет, винтаж и просто бесценный памятный наследственный инвентарь. К слову, иронично, я помню именно заезженную мною пластинку «Три толстяка»…
О революции, поднятой бедняками. Мама гордится, что в детстве плела мне огромные, пышные банты, но у бабушки похожие, к сожалению, не выходили. Именно мама мечтала быть парикмахером! «Хороший парикмахер это богатый парикмахер» – говорила она и приносила мне с работы, огромные стопки из интернета – биографий Сергея Зверева и Долорес Кондрашовой. Для себя же мама распечатывала на бумагу всё о питании и физических упражнениях. Сначала она ходила на шейпинг, и дома появился диск Cindy Crawford, а после в моду на фигуру ворвался и фитнесс. Для её возраста она имела отменные женские очертания. До занятий ей хватало всего тридцати минут на сон после трудного рабочего дня, и она мчалась на тренировку, собрав свою спортивную сумку. Я же, когда подросла, обожала проводить время со своим новым красным магнитофоном «Panasonic». По радио «Европа+» крутились хиты. Как – то я даже дозвонилась до их студии в прямом эфире, передала привет одноклассникам своей школы, а песню на радио рекомендовали и включили свою, я лишь подыграла. Мне нравилось чинить моего красного верного друга. Однажды, благодаря моим стараниям, у нас выбило электрическую коробку. Раздался бум и свет погас – я соединила два проводка вместе, а не по отдельности. Весёлое время, согласитесь, когда ребёнок познаёт этот мир. Одна из моих тёть никак не хотела признавать, что я умею паять паяльником. Ей это казалось за гранью, ведь у неё мальчишки, а у меня видимо тот возраст, когда ещё не запаивают.
Но я паяла. А так, как росла без папы, то и розетки умела чинить, пока мама на работе, и последующие ремонтные работы в нашей однокомнатной квартире мне тоже были по душе. Я с удовольствием выбирала на рынке с мамой обои, потолочные плинтуса. Облагораживать всё вокруг и понимать, что я могу всё, меня ободряло. Учиться в школе я честно ненавидела. Во-первых, у меня были проблемы из-за моей фамилии и меня дразнили, во-вторых, я училась в первую смену и по-настоящему ненавидела утро. Я с честными глазами шла в школу, но поднималась на этаж выше и ждала, когда уйдёт на работу мама. Затем я забегала обратно и запрыгивала в свою любимейшую, тёпленькую постель. Даже бабушку свою довела, когда периодами жила у неё в Башкирии, и она меня сдала в интернат. Её утреннее радио с невыносимым писком, отбивающим, будто предсмертные секунды и голос, объявляющий Московское утреннее время, не давал мне подняться с постели никогда. А ведь в первом классе я была отличницей не по годам. Меня даже хотели перевести на класс вперёд.
В школе по чтению тоже всегда хвалили и ставили в пример, а мои сочинения по литературе странным образом приводили маму в ярость. Она не верила, что я их пишу сама, не списываю – так хорошо я самостоятельно писала. Иногда сочиняя стихи, записывала их в тетрадь, и разукрашивала страницы с уроками личным орнаментом с помощью разноцветных металлических паст ручек. Когда в старших классах учитель по истории назвал мою фамилию Печенькина, то у меня началась действительно приторная жизнь. Слышать от одноклассников, что я «печенька» сказывалось на мне благотворно. Однако когда мои осознанные усилия выжать из школы хороший результат, не увенчались успехом, мы решили с мамой, что после 9 класса я иду получать профессию. Посовещавшись, направились в городской техникум, чтобы я вступила в ряды слесарей киповцев (КИПиА- слесарь по контрольно-измерительным приборам и автоматике – профессия рабочего, который обслуживает, ремонтирует и эксплуатирует различное контрольно-измерительное оборудование и системы автоматического управления).
Мне хотелось скорей приступить к учёбе. Я расстроилась, когда нам сказали, что именно в этом году на эту профессию поступить нельзя будет ещё полгода. Набор приостановлен. Мы вышли с мамой из техникума, и она повела меня за угол, где по соседству была пристроена школа маникюра. Мы сразу договорились, что если у меня будет получаться, то потом мама мне оплатит и обучение парикмахера. Я согласилась. Мой дядя по маминой линии великолепный художник и у себя я замечала, что дар хорошо срисовывать любую картину у меня тоже отчасти присутствует по генам. Уже потом на ногтях я рисовала целые микро пейзажи. Обрезной маникюр щипцами «топориками» я делала тоже на отлично и подрабатывала на дому. Усидчивости и педантичности мне точно не нужно было занимать. Как говорится, договор дороже денег и мама своё обещание выполнила. Я наконец-то стала учиться в один из местных образовательных центров, чтобы получить знания парикмахера. В группе нас было не так много, а приступили мы к стрижкам практически сразу. Первого преподавателя, который доносил нам мягко теорию, вдруг заменила жёсткая и категоричная женщина. С улицы было много желающих подстричься очень дешево у учеников под руководством педагогов, и мужчин было значительно больше. Ко мне посадили гостя в кресло на мужскую стрижку под разные насадки. Не вспомню, что тогда произошло, но грубость нового преподавателя довела меня до истерики дома, где я рыдала в три ручья. Я отказывалась идти на обучение и конечно становиться парикмахером я больше тоже не хотела! Единственное, что моей маме удалось – уговорить меня пойти на профессиональный урок последний раз. И это конечно утешало меня. Ко мне и моей напарнице Катерине вновь посадили мужчин. Опять нам грозил этот злосчастный переход, который у меня не получился в прошлый раз. Опять «надзиратель»! Быстрей отмучаюсь и больше не приду, думала я, но тот день внёс свои коррективы в моё будущее. Спустя половину часа я искусно овладела базовым навыком, меня хвалили и поставили помогать своей подруге. В будущем мы даже устроились с Катюшей в одну парикмахерскую за городом, но профессия ей давалась сложнее и кажется, она с ней простилась вовсе. Уверена, что для неё это не великая утрата. Каждый из нас ищет себя на разном поприще, и оставаться стоит только там, где тебе не жаль сеять свои силы и куда влечёт сердце. Любовь должна быть взаимной.