Остров был необитаемым. Узкая скалистая полоса берега изрезана неглубокими бухтами, словно кто-то раз за разом кусал от краюхи, а дальше, за приземистыми утесами, зеленела шапка леса.
«Вглубь не пройти», – предупредил Муромцев. Стволы и ветви деревьев местами сплетались в таких тесных объятиях, словно сговорились не пустить чужаков в сердцевину острова.
«Да и незачем, – добавил Боцман. – Отдыхаем на берегу, хлопцы».
Загромыхала якорная цепь, с шумом и плеском врезалась в воду. Когда рассеялась поднятая муть, стали видны стайки мелких любопытных рыбок, собравшихся вокруг.
– Спустить шлюпки! – скомандовал капитан. – Курсанты, приготовиться к высадке на берег!
Все встали навытяжку у левого борта. Муромцев прошелся вдоль строя:
– Молодцы! Купайтесь, загорайте! Сегодня отдых спокойный, никаких приключений. Кстати, ласты кому-нибудь требуются? У нас имеются!
Бабкин, порывшись в куче резиновых «ног», выбрал себе пару темно-синих. «Ишь ты, “Скубапро”», – подумал он, удивленно рассматривая их. – Кто бы мог подумать, что здесь найдутся профессиональные ласты». Правда, при ближайшем рассмотрении его радость несколько утихла: проушины в пятках были порваны, да и калоши выглядели довольно потрепанными.
– А вы, Илья Ильич? Не с нами?
– У меня своя программа!
Муромцев подмигнул, отошел в сторону и с быстротой, выдававшей армейскую выучку, скинул рубаху и брюки. Матрос Антоша почтительно принял капитанскую одежду. Оставшись в одних плавках, капитан враскачку подошел к борту. Грузное коротконогое тело обильно поросло седым волосом, густым, как овечья шерсть. Маша стыдливо отвела взгляд в сторону. Почему-то мужская нагота смущала ее больше женской. Она успела только заметить, какие огромные у капитана ступни – непропорционально большие, как у великана.
Кто-то из команды ловко перекинул доску через борт. Старпом прижимал ее ногой. Капитан быстро взошел по доске, как приговоренный пират, не доходя до конца громогласно ухнул, перекрестился – и ласточкой сиганул вниз. В воду он вошел без единого всплеска и сразу быстро поплыл в открытое море.
– Он не утонет? – боязливо спросила Кира.
– Кто? Капитан? – Боцман с удовольствием рассмеялся. – Никогда! В любую погоду плавает, как тюлень! Километры наматывает только так! Ну, теперь наша очередь.
– Подождите! А пираты на нас не нападут?
Это, конечно, была Яна. В голосе ее звучала плохо скрытая надежда, что пираты нападут, и будет отчаянная драка, много крови, рома и насилия.
– Вообще-то могут, – неожиданно серьезно ответил Артем Диких.
– Правда?!
– Да, появляются они тут иногда, – поддержал боцман. – Но на этот случай товарищ Диких у нас вооружен!
– Луком со стрелами? – усмехнулась Яна, окидывая Артема таким взглядом, что бедный старпом заалел, словно девушка.
Сзади подошел Владимир Руденко, положил тяжелую ладонь жене на холку:
– Ну-ка, цыц. Развоевалась!
Яна и его обожгла взглядом. Но Руденко, в отличие от Артема, краснеть не собирался. Еще и шлепнул ее по попе:
– Пошла, кобылка моя!
Когда погрузились в шлюпки, Маша не удержалась: перегнулась, черпнула воду. Теплая! Невозможно поверить, что еще утром брызги секли лицо как льдинки.
Гребцы на веслах устроили соревнование, и две лодки толчками двигались вперед.
– Раз-два! Раз-два! – хрипло дирижировал боцман. Пробковый шлем он оставил на бригантине, и от его лысины отсвечивало вечернее солнце.
– Давай! Навались! – доносился с соседнего борта звонкий голос Артема Диких.
Когда днище зашуршало о песок, боцман с поразительной для его возраста легкостью перемахнул через борт. Следом за ним попрыгали Сергей со Стефаном.
Яков Семеныч хулигански свистнул, сунув два пальца в рот.
– Эй, Темыч!
Старпом обернулся и скривился. Им до берега оставалось метров двадцать.
– Ты не Диких, ты Домашних! – дразнясь, крикнул Боцман.
– На обратном пути сочтемся!
– Как же, жди!
Глядя на Якова Семеныча, режиссер тихо, чтобы тот не услышал, проговорил, будто читая вслух из невидимой книги:
– Все у него было старое, кроме глаз, а глаза были цветом похожи на море – веселые глаза человека, который не сдается.
– Это откуда? – наклонилась к нему Кира.
– Хэмингуэй.
Вдоль линии прибоя море выложило узоры из обломков крошечных ракушек и морских водорослей. Маша сделала два шага, и песчинки облепили мокрые ступни.
Она вдохнула глубоко-глубоко, чтобы морской воздух вытеснил московский смог, осевший в легких. Если бы можно было набрать его впрок, этот воздух! Теплый, прозрачный, с привкусом соленого ветра и хвои! Хотя бы баночку. Она бы доставала ее в конце ноября и дышала в терапевтических целях – по чуть-чуть, чтобы хватило на год.
И песок тоже нужно взять. Всего пару-тройку пригоршней, она не жадная! Хватит, чтобы рассыпать по полу в феврале, когда снаружи вьюга пылит колючим снегом, и оставлять на нем отпечатки ладоней и ступней.
– Мария!
Маша вздрогнула и обернулась. Оказывается, пока она мечтала, группа уже собралась и терпеливо ждала ее.
Еще на корабле было решено, что отдыхать и купаться станут не все вместе, а по парам. «Чуть западнее есть большая лагуна, можно было бы высадиться там, – сказал боцман. – Но вы ж сами не захотите гурьбой». Так и вышло.
Рассредоточились по бухтам. Первая, самая ближняя к месту высадки, досталась Яне и Владимиру. «Чтобы далеко не тащиться!» – подмигнул Артем Диких.
«Очень гуманно с его стороны», – подумала Маша, оценив размер сумки у Яны и количество фотоаппаратуры на ее муже. Сквозь прозрачные бока пляжной сумки просвечивали платья, парео, шляпы и, кажется, даже пиратская треуголка. Яна не собиралась в этих изумительных природных декорациях распылять красоту впустую, без увековечивания.
Яна оценила выделенную им бухту и красиво закинула руку за голову.
– Лук для инстаграмма! – пропела она, фотографируясь на собственный айфон. – Артем, а теперь вы нас с Володей щелкните, пли-и-из!
– Какая любовь к себе! – тихо заметила Кира. – Можно только позавидовать.
Наташа Симонова обернулась к ней.
– Это вовсе не любовь.
– А что же?
– Страх смерти, конечно.
Забыв про Яну, все уставились на русалку.
Она поковыряла носком босой ноги песок и перечислила со странной полуулыбкой:
– Вот мой завтрак, вот я сама, вот мой песик, вот моя обувь, вот я в отпуске триста двадцать пять раз, а это мое ухо четыре раза. Ела салат, пила дайкири, с этим здоровалась за руку, с тем целовалась. Это не любовь к себе, это страх. Страх, что исчезну – и ничего не останется. А самые тревожные боятся, что уже исчезли. Кто они для мира? Никто. Не пишут картин, не лечат детей, не спасают морских котиков от истребления. Вот и пытаются забить себя в вечность, оставляя снимок, как печать: «существую». Объективное подтверждение себя. Крючки, цепляющие за бытие.
Изумленная Маша поймала взгляд мужа. «Аутизм, говоришь?» – одними губами поинтересовался Сергей.
Бухта им досталась небольшая, но укромная. Скалы из песчаника выдавались вперед двумя острыми резцами, защищая от чужих взглядов. Если зайти в воду по колено, можно было увидеть бригантину. Она покачивалась на волнах, как сложившая крылья птица.
– Господи, хорошо-то как!
Сергей закатал шорты и следом за Машей пошлепал в воду.
«Сказать про Аркадия? Не сказать?»
– Меня на шлюпке укачало сильнее, чем в открытом море! – Жена обернула к нему страдальческое лицо. – Где таблетки?
– В каюте забыл, – покаялся Сергей.
Маша испепелила его взглядом и, пошатываясь, выбралась на берег. Там она плюхнулась на песок и закрыла глаза.
«Не буду говорить, – решил Бабкин. – Нефиг нагнетать».
Он побродил среди камней, разглядывая рыбок. Вода, совершенно прозрачная у скал, метрах в двадцати словно густела и набирала плотную, яркую синеву. Сергей подошел ближе, не обращая внимания на промокшие шорты. Так и есть: отсюда начинался обрыв. Он сделал осторожный шаг – и почувствовал, что не достанет до дна.
Вернувшись, Сергей стащил мокрые шорты и раскинул руки, подставляя грудь солнечным лучам.
– Между прочим, тут приличная глубина, – сообщил он. – Где техника безопасности, я вас спрашиваю? Почему нам не выдали спасательные круги? Я требую надувной круг.
Маша открыла глаза, приподнялась на локте и внимательно посмотрела на него:
– Тебя что-то беспокоит?
– Там глубина… – начал Бабкин, но она перебила его:
– Нет. Тебя что-то беспокоит на «Мечте»?
Наташа Симонова с трудом сдерживала гнев. Вернее, то чувство, которое она для простоты обозначала этим словом. Оно рождалось в затылке, отчетливо голубое, ледяное, заостренное, и от него по шее бежали неприятные мурашки, похожие на холодные капли.
Стефан опять брал ее вещи.
Она обнаружила это, когда открыла свою сумку и не увидела свитера. Драный, протершийся на локтях, выцветший свитер был старьем, откопанным бог знает на каких развалах. Но это не имело значения. Это был ее свитер, и она любила его.
А Стефан его взял.
У Наташи было немного вещей. Но с каждой из них она устанавливала особые отношения. Одни приносили удачу в дождливые дни. В других хорошо было читать книги, утопая в объятиях старого дивана. Третьи защищали, как броня – она частенько надевала их на выход в город. В полосатой юбке с рваными краями ей везло на встречи с кошками, а куртка с нелепым длинным капюшоном, словно позаимствованным у гномов, помогала найти новые дороги.
У Стефана был полный шкаф безликих шмоток. Для него одежда как будто вовсе не имела личной стороны, только функциональную. И он не понимал, отчего Наташа так злится, когда он берет ее вещи.
Обратно их приходилось выцарапывать с боем. Шарфы, пара кофт, даже шляпа затерялись в глубинах его захламленных полок. «Успокойся, – советовал Стефан, когда она рылась в куче вещей, стиснув зубы. – Купим новое. Делов-то!»
После трех подобных случаев Наташа перестала одалживать ему вещи.
Тогда Стефан начал брать их без спроса. Как-то раз она обнаружила, что пропала рубашка. Со скандалом рубашку удалось вернуть. Тогда исчезла футболка, обычная черная футболка с эмблемой спортивной фирмы на спине. Стефан ночевал у Наташи, и она позволила ему утром надеть ее. Это было ошибкой. Футболка пропала с концами, а Зеленский с самым честным видом клялся, что непричастен к этому.
Она давно выгнала бы его за такие проделки. Но, к ее изумлению, это был его единственный серьезный недостаток.
Собственно, вообще единственный.
Этот мальчик, увлеченно игравший в эльфов и что-то программировавший с девяти утра до шести вечера, как-то так приладился к ее жизни, что Наташа временами ловила себя на очень странном ощущении.
Она чувствовала себя завершенной.
Когда-то там, наверху, рисуя ее, забыли или не захотели добавить нескольких штрихов. Возможно, отрабатывали новую технику, но получилось то, что получилось.
За много лет Наташа привыкла к себе такой. Даже научилась с собой дружить. Большинству полнокомплектных людей не хватало этого умения. Они отказывались принимать в себе все эти палочки, точечки и нелепо торчащие закорючки.
Но только со Стефаном она осознала, что существовала в вечном напряжении. Как солдат, охраняющий границы и знающий, что, кроме него, никто не защитит, если что.
Зеленский восхищался ее украшениями. Обновлял фотографии на ее сайте. Дарил инструменты для работы. Бронировал билеты, возил кошку к ветеринару, готовил ужины, ходил в аптеку. Он молчал, когда нужно было молчать, и говорил, когда она хотела слышать его голос.
Наташа не знала, умен ли он, добр ли, великодушен или мелочен… Стефан-сам-по-себе не существовал. Был Стефан-рядом-с-ней, и это помогало ей почувствовать себя… целой…
…Но свитер, ее старый синий свитер! Как он посмел забрать его?
По шее побежали неприятные мурашки, словно капли холодной воды.
– Не знаю, о чем ты, – открестился Бабкин. Для убедительности он поднял руки повыше и принялся старательно загорать подмышки.
– За дуру не держи, – попросила Маша. – Ты десять минут шлепал по воде, а купаться не стал. Хотя даже в болоте с пиявками будешь елозить пузом, если тебе позволить.
– Поклеп! – возмутился глубоко уязвленный Сергей. Он действительно любил плавать, но Машкино преувеличение не лезло ни в какие ворота.
– Пока мы здесь, ничего особенного не происходило, – твердо продолжала она. – Значит, тебя выбило из колеи что-то на корабле. Что-то такое, отчего ты даже купаться расхотел.
Бабкин, прищурившись, глянул на нее сверху снисходительно:
– Или я подхватил насморк. Такой вариант вам в голову не приходил, товарищ Пинкертон?
Товарищ Пинкертон открыл рот и зарумянился.
– Нахваталась от мужа по верхам, – добил ее Бабкин. – Работа детектива требует глубокого погружения и обширной практики, а не только…
– А-а-а-а!
Бабкин осекся. Маша вскочила и расширенными глазами уставилась на него.
Где-то неподалеку кричал человек.
Те несколько жутких минут, что они карабкались наверх по камням, а потом мчались, сломя голову, вдоль берега, Бабкин был убежден, что они найдут труп. Он даже знал чей. Тщедушного сверчка с мягкой, извиняющейся улыбкой.
Кто-то добрался до режиссера Аркадия Бура.
Они выбежали на край обрыва так неожиданно, что Маша чуть не свалилась вниз. В последний миг он поймал ее под локоть.
– Отсюда кричали, – запыхавшись, сказала она. – Или где-то близко.
И тут оба заметили в воде пловца.
Первым чувством Бабкина было облегчение. «Не Аркадий!»
Но, присмотревшись, он понял, что Стефан Зеленский плывет из последних сил.
– За ним что, акула гонится? – недоуменно спросила Маша. Но Бабкин, не дослушав ее, уже сбегал вниз по узкой тропе.
Зеленский действительно плыл так, словно его преследовала акула. Отчаянно размахивал руками, молотил ими по воде, дергался – и терял последние силы. Каждый метр давался ему все с большим трудом.
Бабкин нырнул с разбега. Животом едва не провез по черному ежу, растопырившемуся у самого берега, и в пару сильных гребков ушел с мелководья.
Он плыл и сквозь стеклянную толщу воды видел два валуна, толстых и ровных, как ноги морского великана, а за ними – бурую стену скал. Наверху барахтался человек, казавшийся неуклюжим пауком-водомеркой.
Но вокруг – ни акулы, ни мурены, ни другого существа, которое могло бы так испугать Стефана.
Сергей оттолкнулся от песка и вынырнул рядом с мальчишкой. Тот уставился на него обезумевшими от страха глазами.
– Хорош клешнями махать, – отфыркиваясь, сказал Бабкин. – Вот уже дно.
Он встал и поднял обе руки кверху.
– Веришь?
Зеленский заметил Машу на берегу, и его немного отпустило. Он боязливо нащупал ногами песок и двинулся вперед, расталкивая воду ладонями.
– На ежа не наступи, – посоветовал Сергей.
– Нн-на какого ежа?
– Противотанкового, елы-палы. Черт, Стефан, на обычного морского. Вон он, гад коварный, притаился..
Черный еж выделялся на белом песке, как клякса на промокашке. Сказать о нем «притаился» можно было только издеваясь. Но уловка Бабкина достигла своей цели: парень сосредоточился на еже и перестал бросать назад перепуганные взгляды.
Маша чуть не прыгала на берегу от волнения.
– Стефан, что случилось? Это вы кричали?
– М-м-меня т-т-топили.
Юноша провел ладонью по лбу, убирая прилипшие волосы. Он был очень бледен.
– Ну-ка сядь, – попросил Сергей, переглянувшись с Машей. – Сядь и по порядку расскажи, что случилось.
– Да. Т-только п-п-попить.
Зеленский вытащил из рюкзака бутылку воды и жадно приник к ней. Бабкин заметил, что руки его дрожат.
– Так что произошло?
Стефан выцедил из бутылки остатки воды и рассказал. Как и в случае с Аркадием Буром, повествование его было коротким и ясным.
Он плавал в одиночестве – Наташа куда-то ушла – и незаметно добрался до двух валунов, торчащих из воды как Сцилла и Харибда. Там ему стало неуютно. Во-первых, откуда-то взялось холодное течение, и теплолюбивый Стефан сразу озяб. Во-вторых, по шершавой каменистой поверхности скал ползали мелкие крабы, какие-то кольчатые червячки, существа, напоминавшие сколопендр, и Стефану стало противно и немножко страшно.
Он развернулся и уже собирался плыть к берегу, когда его ухватили за ногу и с силой дернули на дно.
Он провалился вниз, глотнул воды, забился как рыба в сетях и выскочил на поверхность. Тогда-то у него и вырвался вопль, который услышали Маша с Сергеем. Но не успел Стефан глотнуть воздуха, как его вновь потянули вниз.
Он не мог сказать, выпустили ли его или же он вырвался сам. Им овладела паника. Рядом никого не было, никто не пришел бы на помощь, и несчастный Зеленский представил, как гибкая змея душит его и неторопливо исчезает в узкой расщелине, бросив тело на съедение пучеглазым рыбам и червякам.
Он рванул к берегу так, что сердце чуть не разорвалось. И пока плыл, ему казалось, что внизу скользит длинная тень, стремительно настигая его.
– А п-п-потом вы появились, – закончил Стефан.
Он понемногу успокаивался. Здесь, на теплом песке, пережитый ужас казался нереальным, отступал все дальше и дальше, как ночной кошмар.
– Водоросли? – вдруг спросила женщина.
Стефан от волнения забыл ее имя. Маша! Точно, Маша.
– Я н-не знаю…
Здоровяк смотрел хмуро и, кажется, не верил ни единому его слову. Глубоко посаженные темные глаза обшаривали поверхность бухты. Но море было спокойно.
– Ногу покажи, – попросил он.
Стефан вытянул правую ногу.
– Нет следов, – констатировал Бабкин и поднялся. – Так, оба сидите здесь.
– Куда? – вскинулась Маша. На прозрачном лице вдруг резко выделились веснушки, словно кто-то выплеснул их на нее из ведерка.
«Испугалась, – понял Стефан. – Чего это она?»
А в следующий момент здоровяк разбежался и снова прыгнул в воду. Зеленский следил за ним, не отрываясь. Достигнув двух каменных столбов, Бабкин набрал воздуха и нырнул.
На поверхности он показался скоро, и гораздо ближе, чем нырял. Махнул рукой – мол, все в порядке – и бодрыми саженками почесал к берегу.
– Нету там водорослей, – сообщил он еще издалека. – Каменюки одни да ежиные колонии. Мил-друг, тебе не показалось?
Стефан помотал головой. Нет, ему не показалось. Он до сих пор чувствовал прикосновение ледяного захвата на щиколотке, чуть выше того места, где пропечатался след от слишком тугой резинки носка. Носки он взял у Наташи и…
Наташа!
Стефан вскочил так резко, что чуть не сшиб Бабкина.
– Где она? – сдавленным голосом спросил он.
Наверху послышался шорох, осыпалась галька, и Наташа Симонова спрыгнула с обрыва на тропинку. Влажные длинные волосы закручены в узел на макушке, с купальника стекает вода.
Завидев троицу, она остановилась и удивленно оглядела их.
– Что тут у вас произошло?
Сергей не стал ничего скрывать, а сразу выложил всю историю приплывшему за ними Боцману.
Вопреки его опасениям, старикан отнесся к ней серьезно. В компании Сергея Яков Семеныч дошел до той бухты, где отдыхали Наташа и Стефан, сплавал к столбам, долго крутился вокруг них и вылез из воды разочарованный.
– На сети грешил, – пояснил он. – Там подальше как-то двое пацанов рыбачили, те, что до вас ходили на «Мечте». Они мне жаловались, что сеть упустили, дурни. Мало ли, думаю, может, течением принесло. Нет, нету.
Он сокрушенно поцокал языком.
– Стефан боялся, что это морские змеи, – подсказал Бабкин.
Старик одним жестом отмел такую возможность:
– Не водится здесь таких тварей, которые могут за ногу схватить. Укусить – еще куда ни шло. И то сомнительно.
Они вернулись к лодкам, где поджидала их группа, но остановились чуть в стороне. Старпом что-то объяснял про завтрашний день, и все внимательно слушали его или притворялись, что слушали. Только Стефан бросил на них вопросительный взгляд и сразу отвел глаза.
– Укусов нет, – сказал Бабкин. – Я смотрел.
– А синяки?
– Нету.
– Сам себя, что ли, напугал? – Яков Семеныч поскреб пальцем облупленный нос. – Не очень верится.
– Почему?
Бабкин тоже не очень верил, что Зеленский напугал себя сам. Но ему было известно больше, чем боцману. Он знал о происшествии с режиссером, а старик – нет.
– Дрался он уж больно хладнокровно, – объяснил Яков Семеныч. – Нервничал, конечно, не без этого, но держался молодцом.
– Ну и что?
Боцман покровительственно взглянул на него.
– Хочешь про человека что-то понять, смотри на него в драке. Верный способ. Для баб, впрочем, не годится.
Яков Семеныч обернулся и бросил короткий взгляд на группу.
– Кстати о бабах, – негромко сказал он, – а где была его русалка?
– Говорит, что пошла лесной тропой, вышла к длинному берегу, искупалась и вернулась, – так же тихо отозвался Сергей. – Я не проверял, времени не было. Тут есть тропы через лес?
Яков Семеныч выбил из пачки сигарету и задумчиво помял в заскорузлых пальцах.
– Есть. И даже берег длинный есть, в другой части острова. А что Руденки?
– Владимир утверждает, что нырял. С маской.
– А она?
– Искала на берегу место поживописнее.
Яков Семеныч понимающе хмыкнул.
– Режиссера ты тоже успел расспросить?
– Они с женой вместе загорали, никуда не ходили.
– И жена подтверждает?
– Угу.
– А волосья-то у ней влажные на затылке, – заметил боцман. – Ладно… Про тебя спрашивать не буду.
– Мне бы времени не хватило, – усмехнулся Бабкин, ждавший этого вопроса.
– Верно, – с некоторым сожалением признал Яков Семеныч. – Это ж надо дотуда доплыть и снова на берег вернуться. Да еще и к бухте прискакать. Эх, жаль! Значит, не ты шалил?
– Не я. Да и затея хреновая.
– Это да, – согласился старик. – Паршивая шутка, что уж тут говорить.
Сергей промолчал, глядя на две покачивающиеся у причала шлюпки. Он не был уверен, что это шутка.
В морских змей Бабкин не верил. Так же, как и в гигантских спрутов, утаскивающих на дно свою жертву. Он был глубоко убежден, что вероятность проживания подобных спрутов в этих водах была приблизительно равна вероятности существования царя Посейдона и стремилась к нулю.
Не спрут, не водоросли, не забытая сеть, не безобразник-Посейдон.
Если допустить, что Стефан ничего не выдумал, картина вырисовывалась следующая. Кто-то доплыл мимо скал до бухты, где купался Зеленский, нырнул и поднялся вверх, как субмарина – бесшумно и незаметно. Парнишка, по его словам, изучал какую-то наскальную живность, вниз не смотрел. Пловец схватил его за ногу и попытался утянуть на дно. Хотел напугать? Утопить? Стефан вырвался и рванул к берегу, а там подоспели они с Машей.
Если все было именно так, значит, кто-то врет: либо Наташа, либо Владимир Руденко, либо режиссер с женой. И еще Яна, которую никак нельзя сбрасывать со счетов!
Подумав, Сергей решил, что поставил бы именно на нее. Девушка потерпела стыдное поражение от Зеленского и жаждала мести. Второе место в забеге претендентов на должность подводного шутника занимал ее супруг, которого из-за Стефана едва не прогнали с корабля.
«У него и маска для плавания имеется», – напомнил внутренний голос.
Верно. Чего уж проще: нацепляем маску, огибаем бухту и прячемся за скалами, поджидая удобного момента.
Сергей покосился на группу, уже приближавшуюся к лодкам под предводительством старпома. Несмотря на отдых, все выглядели уставшими. Кроме разве что Аркадия Бура, который по примеру матроса Антоши убрал длинные волосы в хвостик и сразу помолодел.
Машка плетется сзади… Стефан о чем-то шепчется с подругой… Кира мягко отводит мужа от края пирса, чтобы не свалился…
«Кира?»
Бабкин пригляделся к женщине, замотавшейся в огромное пестрое парео.
Она сказала, что два часа загорала на берегу. Плечи у нее и впрямь покраснели. Но волосы сзади мокрые, на это еще боцман обратил внимание.
Выходит, соврала? Но тогда и Аркадий врал.
Сергей качнул головой. Режиссера с женой он вообще вычеркнул бы из списка подозреваемых. У них нет ни одной причины пугать мальчишку.
«Наташу, пожалуй, тоже вычеркиваем. Или нет?»
– По местам! – зычно распорядился Артем Диких. – Возвращаемся на парусник, товарищи курсанты!
Когда шлюпка причалила к бригантине, Яна первая забралась на борт.
– Наконец-то мы снова плывем к нашей мечте! – торжественно провозгласила она.
Бабкину подумалось, что, строго говоря, они плывут вовсе не к мечте. Они плывут на «Мечте», а уж куда она их принесет, известно только небесам.
С мечтами всегда так. Никогда нельзя предугадать, как далеко они тебя заведут.
«Говорят, если долго притворяться кем-то другим, рано или поздно наступит момент, когда маска начнет прирастать к лицу.
Это неправда.
Я не ощущаю себя тем человеком, за которого пытаюсь себя выдать.
Но беда в том, что я не ощущаю себя и прежней. Какой была, пока не надела маску.
Где же я? В том зазоре, что остается между кожей лица и изнанкой маски? Во что я превращаюсь?
Может быть, я постепенно схожу с ума? Мне чудится, что все происходящее существует на двух уровнях: на одном, видимом всем, где мы плывем на бригантине «Мечта» и изо всех сил стараемся радоваться жизни, и на другом, где наш корабль – это кит, поглотивший нас и уносящий в пучину в собственном чреве, а мы – обреченные, все до единого.
Прежде мне никогда не приходили в голову подобные мысли. Откуда они? «Кто их думает?» – хочу спросить я, но вовремя останавливаюсь. Такой вопрос может задать только псих.
Но я не безумна. Это мир вокруг меня начал вытворять черт знает что, выделывать нелепые, не поддающиеся осознанию кульбиты.
Я верну его на место. Клянусь, я верну все на свои места.
Но сначала мне нужно убить одного человека».