После Второй мировой войны встал важный вопрос: как контролировать излишнюю агрессию? В 1965 году физиолог Хосе Дельгадо, рискуя жизнью, продемонстрировал прорыв в этой области. В тот день Дельгадо вышел в одиночестве на арену для боя быков – без красного плаща, шпаги или хоть какого-нибудь средства самозащиты. Но при себе у него был радиопередатчик, а подготовился он к этому моменту с помощью хирургической операции. Его пациентом был взрослый “боевой бык”, порода, в которой специально поддерживают агрессивность и которая внушает страх даже самым отважным матадорам. Дельгадо вживил в мозг быка электрод: его конец он поместил точно на гипоталамус, а провода вывел на поверхность черепа. Кроме того, он заранее убедился, что может контролировать активность электрода с помощью радиосигнала.
И вот настал момент истины.
Быка выпустили на арену. Увидев Дельгадо, бык немедленно понесся на него. Видеозапись этих моментов можно посмотреть на YouTube. Хрипящий бык приближается. Дельгадо не двигается с места, что выглядит полным безумием. Он нажимает на кнопку.
Бык останавливается, Дельгадо поворачивается и уходит.
Эксперименты Дельгадо появились на волне энтузиазма, вызванного идеей, что склонность к насилию можно контролировать с помощью научных биологических методов. Дельгадо был нейробиологом и изучал агрессию животных. Он надеялся, что эксперименты, подобные опыту с боевым быком, найдут более широкое применение. Он мечтал о том, чтобы “психологически облагородить” людей с помощью “имплантируемых в мозг электродов, которыми можно было бы управлять дистанционно”1. И хотя эта задумка не удалась, трюк Дельгадо с быком показывает, что уже в 1965 году в науке начало формироваться понимание нейронных основ агрессии. С тех пор мы узнали очень много нового.
Агрессивное поведение включает сложный и разнообразный комплекс биологических предрасположенностей и эмоций. Некоторые люди гораздо агрессивнее других. Выражают агрессию люди тоже по-разному. Одни склонны к провокациям, другие к пассивной агрессии, третьи к злословию. Разнообразие агрессии настолько велико, что в нем, казалось бы, просто невозможно выделить отдельные типы.
Тем не менее в 1960-х годах усилия множества ученых, пытавшихся нащупать природу агрессии, привели к появлению одной важной идеи. Агрессию, то есть поведение, направленное на причинение физического или психического вреда другому человеку, можно разделить на два главных типа. Они настолько отличаются по своим функциям и природе, что с эволюционной точки зрения их нужно рассматривать по отдельности. Я использую термины “проактивная агрессия” и “реактивная агрессия”, но тот же самый смысл можно передать и другими парами слов: холодная и горячая, наступательная и оборонительная, предумышленная и импульсивная. В основе всех этих противопоставлений лежит одно и то же фундаментальное различие2.
Реактивная агрессия – это реакция на угрозу. Это тот тип агрессии, которую проявлял бык Дельгадо, и такая агрессия хорошо знакома большинству из нас. Ее легко увидеть на спортивных соревнованиях, когда игроки, потеряв самообладание, начинают кричать на судью или друг на друга. Этому типу агрессии всегда отводится важное место в учебниках по поведению животных, где его описывают на примере схваток бойцовых рыбок или гона благородных оленей. Он больше характерен для мужчин, чем для женщин, и ассоциирован с высоким уровнем тестостерона3. Большинство людей проявляют реактивную агрессию не так часто и не так ярко, как другие животные. Но бывают, к сожалению, и исключения. Вот один печальный пример.
В октябре 2015 года, в день своей смерти, шестнадцатилетний Бейли Гвинн вместе с другими подростками ел печенье в школе города Абердин в Шотландии. Один из мальчиков поменьше взял печенье, съел его и попросил еще. Гвинн не дал, обозвал мальчика жирной свиньей и отвернулся. “Твоя мать жирная сука”, – парировал обиженный подросток. Этого обмена оскорблениями оказалось достаточно. Гвинн повернулся и принял боевую стойку. Подростки начали молотить друг друга кулаками. Гвинн был крупнее и, обхватив противника рукой за шею, принялся бить его головой об стену. Мальчик поменьше выхватил ножик и ударил Гвинна в грудь. Гвинн упал без сознания.
Убийца был полон раскаяния. “Это я во всем виноват”, – сказал он директору школы, когда Гвинн лежал, истекая кровью. Гвинн умер через несколько минут. Когда на подростка надевали наручники, он сказал полиции: “Я просто вышел из себя”. “Я не хотел бить его ножом, – говорил он потом, – просто так получилось”. В суде его признали виновным в убийстве, совершенном в состоянии аффекта, и приговорили к девяти годам тюремного заключения4.
Мелкая перебранка в одно мгновение разгорелась в смертельную драку, противники даже не успели остановиться и подумать. Смерть Гвинна служит примером трагически неверной оценки соотношения затрат и выгод, типичной для вышедших из-под контроля “битв характеров” или “убийств чести”, классических форм реактивной агрессии в крайнем ее проявлении. “Битвы характеров” часто начинаются со словесной перепалки в баре. Двое мужчин, не очень хорошо контролирующих себя под воздействием алкоголя, начинают друг к другу цепляться. Они выходят на улицу “разобраться”, один из них выхватывает оружие, и внезапно перебранка превращается в нечто гораздо более серьезное. В 1958 году криминолог Марвин Вольфганг провел первое в истории масштабное исследование причин убийств в США. Он обнаружил, что за четырехлетний период в Филадельфии “битвы характеров” стали причиной 35 % всех убийств в городе, заняв первое место среди всех типов убийств. Сходные показатели были обнаружены и в других местах5.
Реактивную агрессию часто описывают как гневную, враждебную, импульсивную, аффективную или горячую. Она всегда ассоциирована с гневом и часто с потерей контроля или самообладания. Это ответ на провокацию: на предполагаемое оскорбление, стыд, физическую опасность или просто досаду. В состоянии крайнего возбуждения, типичного для реактивной агрессии, человек кидается на любого, кто подвернется под руку. Единственная цель того, кто находится во власти реактивной агрессии, – избавиться от провоцирующего стимула, то есть зачастую от обидчика6.
Точно так же, как люди различаются по склонности к реактивной агрессии, различаются и виды. Большинство животных, например шимпанзе и волки, более склонны к реактивной агрессии, чем человек. Особенности распространения реактивной агрессии широко изучались на животных. Наиболее часто она встречается у самцов, соперничающих за место в иерархии или право на спаривание. Как правило, стычки между самцами заканчиваются бескровно, но если ставки высоки, схватки могут быть очень серьезными. Как показало исследование поведения самцов вилорогих антилоп во время гона, 12 % конфликтов из-за права на спаривание с самками в эструсе заканчивались смертью одного или обоих самцов7. В разных популяциях благородных оленей от 13 до 29 % смертности среди самцов приходится на стычки во время гона. Исследований, подобных этому, немало. И все они показывают, что если бы человек был так же склонен к реактивной агрессии, как самцы копытных во время гона, то смертность в результате “битв характеров” среди американских мужчин составляла бы более сотни тысяч смертей в год – в то время как в реальности она составляет менее десяти тысяч смертей в год8.
Давайте сравним реактивную агрессию с хладнокровным предумышленным насилием – таким, например, как убийство Мэтью Пайка, совершенное Давидом Хайссом. Хайсс жил в Германии, недалеко от Франкфурта и очень далеко от дома Пайка в Ноттингеме в Англии. Обоим было по двадцать с чем-то, когда в 2007 году они познакомились на игровом онлайн-форуме, который вела девушка Пайка Джоанна Уиттон. Хайсс влюбился в Джоанну и решил, что должен непременно с ней встретиться. В 2008 году Хайсс без предупреждения приехал домой к Джоанне и Пайку в Ноттингем, чтобы объявить о своей страсти. К несчастью для Хайсса, Джоанна и слышать о нем не хотела. Но так легко от Хайсса было не отделаться. Он остался в Англии еще на месяц, посылая Джоанне любовные записки и преследуя ее.
Через месяц Хайсс вернулся в Германию, но спустя еще несколько недель одержимость снова привела его в Ноттингем. Джоанна опять отвергла его, он опять уехал. В сентябре 2008 года Джоанна объявила, что собирается выйти замуж за Пайка. Это и стало триггером. Хайсс снова выехал из Германии в Ноттингем, но на сей раз он подготовил себе алиби, написал подложную предсмертную записку от имени Пайка и вооружился ножом. Он приехал к дому Джоанны и Пайка, дождался, пока Джоанна уйдет на работу, и позвонил в дверь. Как только Пайк открыл, Хайсс напал на него. Он нанес ему восемьдесят шесть ударов ножом. Умирая, Пайк написал имя убийцы своей кровью. Завоевать полового партнера Хайссу, конечно, таким способом не удалось. Его приговорили к тюремному заключению сроком минимум в восемнадцать лет. Однако в качестве стратегии по устранению соперника действия Хайсса оказались весьма успешными9.
Поступок Хайсса – классический пример проактивной агрессии. Проактивную агрессию также описывают как преднамеренную, хищническую, инструментальную или холодную. В отличие от реактивной агрессии, она представляет собой умышленное нападение, целью которого является внешняя или внутренняя награда, а не желание устранить источник страха или угрозу. Проактивная агрессия – это заранее спланированные действия профессионального убийцы, который направляет самолет в заполненное людьми здание или целенаправленно въезжает на арендованном грузовике в толпу невинных людей. Это тщательно продуманные действия того, кто устраивает массовый расстрел в школе. Во время самого акта проактивной агрессии выраженный гнев или другие эмоции присутствуют необязательно – хотя эмоции, конечно, играют важную роль в принятии решения. Более того, у проактивных убийц, как я покажу ниже, эмоции обычно выражены чрезвычайно сильно, судя по активности их мозга.
Целью предумышленного насилия может быть что-то конкретное, например деньги, власть или любовь, или более абстрактное, например месть, самозащита или просто попытка сдержать обещание. Многое из того, что люди делают во время войны, спланировано заранее – скажем, внезапные налеты. Высокий уровень смертности во время войн говорит о том, что люди, как и шимпанзе, обладают повышенной преду мышленной агрессией по сравнению с большинством других видов. Мы хорошо умеем планировать, охотиться, совершать набеги и, когда этого хотим, убивать. Антрополог Сара Хрди приводила такой пример: если посадить в самолет несколько сотен шимпанзе, то там разразится кровавая бойня – однако большинство людей ведут себя вполне уравновешенно даже в условиях давки. Но при этом, как отмечает Дейл Питерсон, перед посадкой на самолет пассажиров приходится старательно просвечивать, чтобы убедиться, что тайный злоумышленник не пытается пронести на борт взрывчатку. Этот контраст хорошо иллюстрирует разницу между пониженной склонностью человека к реактивной агрессии и повышенной склонностью к проактивной10.
В тех случаях, когда насильственное действие преступно, нарушитель иногда оказывается психически больным человеком. Воспаленный мозг Хайсса, судя по всему, считал, что совершает убийство, чтобы завоевать Джоанну Уиттон или, может быть, наказать ее за неверный выбор. Чаще всего, однако, убийца по формальным признакам психически здоров. И неудивительно, ведь проактивная агрессия требует когнитивных процессов высокого уровня, включая разработку детального плана и умение ему следовать, а также способность фокусироваться на одной цели. Такое поведение работает по принципу положительной обратной связи: оно доставляет убийце удовольствие само по себе, а не просто служит для устранения отрицательного раздражителя. В основе проактивной агрессии могут лежать самые разные мотивирующие факторы: желание денег, власти или контроля либо садистские фантазии, зачастую совершенно невообразимые для обычных людей11. Но важно, что успешные агрессоры начинают действовать только тогда, когда они уверены, что вероятность успеха достаточно высока, а цена усилий достаточно низка12.
Для людей с относительно высокой склонностью к проактивной агрессии характерен набор определенных социальных эмоций. Как правило, такие люди обладают пониженной социальной чувствительностью, испытывают меньше эмпатии к своим жертвам и менее склонны к раскаянию.
Соотношение количества проактивных и реактивных убийств (вне военного времени) изучено не очень хорошо, но в целом реактивные убийства случаются чаще. Как показал Марвин Вольфганг, 35 % убийств в Филадельфии происходят в результате “битв характеров”. При этом, как заключает Вольфганг вместе с криминологом Франко Ферракути, “судя по всему, менее 5 % всех известных убийств являются предумышленными, заранее спланированными и преднамеренными”13. В сумме получается всего 40 %, и неясно, какая доля из оставшихся 60 % приходится на проактивные или реактивные убийства. Неклассифицированные убийства попадают в категории “домашних ссор” (14 %), “убийств на почве ревности” (12 %) или “убийств из-за денег” (11 %)14. Безусловно, какая-то часть убийств из этих оставшихся 60 % относится к проактивным, потому что вызвана желанием мести. Криминолог Фиона Брукман показала, что месть служила мотивирующим фактором 34 % убийств в Великобритании, когда и убийца, и жертва были мужчинами, а поскольку месть всегда требует определенного планирования, эти убийства можно назвать проактивными15. Есть и вторая причина, по которой показатель в 5 %, скорее всего, остается заниженным: поскольку проактивные убийцы обычно долго и осторожно планируют свои действия, им, вероятно, часто удается скрыть преступление. По данным Федерального бюро расследований США, по меньшей мере 35 % убийств в США никогда не доходят до суда. Таким образом, проактивные убийства, скорее всего, происходят чаще чем в 5 % случаев16.
Тем не менее специалист по эволюционной биологии Йохан ван дер Деннен показал, что именно реактивная, а не проактивная агрессия лежит в основе большинства убийств. Исследование преступлений в семнадцати городах США подкрепило данные Вольфганга по Филадельфии, показав, что причиной большинства убийств становятся мелкие ссоры: “Судя по всему, перебранки служат главным мотивирующим фактором как в этом, так и в предыдущих исследованиях”17. “Битвы характеров” снова оказались частой причиной убийств. Говоря словами одного следователя по убийствам из Далласа: “Люди выходят из себя. Начинается драка, кто-то выхватывает нож или пистолет. У меня были дела, в которых фигуранты ссорились из-за десятицентовой песни в музыкальном автомате или из-за долга в один доллар в настольной игре”. Связано ли преобладание импульсивных убийств с доступностью современного оружия – например пистолетов? Судя по всему, нет: в Оксфорде XIII и XIV веков, как отмечает ван дер Деннен, большинство убийств тоже были спонтанными18.
У проактивных и реактивных убийств разные причины. Поскольку проактивные убийства совершаются преднамеренно, их легче понять. Как демонстрирует случай Давида Хайсса, у проактивного убийцы всегда есть определенная цель, которая ему самому кажется полностью осмысленной, пусть даже на самом деле он и заблуждается. Реактивные убийства объяснить сложнее, потому что сила агрессии часто совершенно непропорциональна поводу, а само убийство нередко оказывается случайным. Убийца обычно испытывает раскаяние, часто он попадает под арест и несет наказание, как это случилось с юным убийцей Бейли Гвинна. Специалисты по эволюционной психологии Марго Уилсон и Мартин Дейли считают, что большинство убийств, происходящих в результате мелких ссор, связаны с желанием поддержать свой статус – желанием, которое было бы вполне адаптивным в мире без алкоголя и современного оружия. В наши дни, однако, это стремление перестало быть адаптивным, потому что из-за него агрессор часто становится убийцей19. Криминологи Кеннет Полк и Фиона Брукман подчеркивают, что драки из-за статуса особенно часто происходят среди неквалифицированных рабочих и бедных слоев населения: поскольку материальных ресурсов у таких людей почти нет, вопросам чести они придают повышенное значение. Также Дейли и Уилсон показали, что реактивная агрессия чаще встречается в популяциях с высоким уровнем имущественного неравенства20. Кроме того, считается, что реактивная агрессия легче вспыхивает в обществах с так называемой культурой чести, где понятию чести по культурным причинам придается большое значение – как, например, на Юге США21. Таким образом, хотя на частоту реактивной агрессии влияет множество экономических и культурных факторов, в результате такой агрессии, как правило, проигравшими оказываются как убийца, так и жертва. А это позволяет предположить, что подобные убийства чаще всего представляют собой просто вышедшие из-под контроля драки. Однако даже в тех случаях, когда смертельный исход случаен, интенсивность, которой могут достигать реактивные драки, показывает, какую важную роль в человеческом обществе играют честь и уважение.
Реактивная и проактивная агрессия отличаются не только частотой, но и отношением к ним общества и закона. Поскольку проактивная агрессия подразумевает осознанный выбор, мы склонны судить виновных в ней строже, чем тех, кто совершил акт реактивной агрессии. Вспомним, к примеру, Уильяма Пенна, прославленного квакера. Когда Пенн основал Пенсильванию в 1682 году, он был пацифистом и противником смертной казни. Но при всей своей гуманности даже он считал, что проактивное убийство заслуживает высшей меры наказания. Согласно изданным им проектам конституции Пенсильвании 1682 и 1683 года, “если любой человек… осознанно или предумышленно убьет другого человека… то такой человек должен, согласно Закону Божьему, быть казнен”22.
Именно хладнокровное планирование делает убийство таким чудовищным. Во время дебатов по поводу конституции в 1705 году генеральный прокурор Пенна настаивал, что убийства, совершенные без предварительного планирования, должны быть менее строго наказуемы. Он считал, что смертной казнью следует карать только заранее спланированные убийства:
Закон об убийстве, по которому каждый, кто осознанно или предумышленно убил другого человека… должен быть казнен, я считаю неблагоразумным, поскольку осознанное убийство может быть результатом внезапной ссоры, и, следовательно, закон должен звучать как “осознанно и предумышленно”, а не “осознанно или предумышленно”23.
Королева Анна согласилась с этим рассуждением, и соответствующий закон был принят. В течение некоторого времени преступников приговаривали к смертной казни, только если убийства были заранее спланированы.
Убийства, совершенные под влиянием вспышки гнева, считались более простительными. Предъявленное обвинение в умышленном убийстве могли смягчить до обвинения в убийстве, совершенном в состоянии аффекта, если удавалось доказать, что во время преступления убийца потерял контроль над собой в результате “достаточной по силе” провокации – например, если он обнаружил измену супруга или супруги или узнал о том, что его ребенок подвергся сексуальному насилию. К реактивной агрессии, вспыхнувшей в результате таких провокаций, относились настолько сочувственно, что в отдельных случаях преступника даже могли полностью оправдать.
Возьмем случай Эдварда Мейбриджа. В 1874 году он был известным фотографом, недавно женившимся на женщине на двадцать один год моложе, Флоре Шеллкросс Стоун. Мейбриджу принадлежит множество новаторских изобретений, в том числе система, позволяющая фотографировать движения животных, например бегущих лошадей. Он часто путешествовал по рабочим делам, и во время этих отлучек его жену иногда сопровождал в свет молодой и энергичный театральный критик, майор Гарри Ларкинс. Однажды, будучи в гостях у акушерки Флоры, Мейбридж заметил у нее фотографию их с Флорой маленького сына. Перевернув ее, он увидел подпись “Маленький Гарри”, сделанную рукой Флоры. Мейбридж пришел в ярость и потребовал от акушерки все ему рассказать. Той пришлось показать ему любовные письма Флоры к Ларкинсу.
На следующий день Мейбридж приступил к разработке плана. Сначала вместе со своим партнером он привел в порядок рабочие дела. Потом он выехал из Сан-Франциско, сел на паром, затем на поезд, потом проехал восемь миль на старой телеге, запряженной лошадью, и наконец добрался до ранчо в долине Напа, где гостил Ларкинс. Мейбридж постучал в дверь и попросил вызвать Ларкинса. Когда тот вышел, Мейбридж, как рассказывают, объявил ему: “Добрый вечер, майор, меня зовут Мейбридж, и я привез вам ответ на письмо, которое вы послали моей жене”. Он выстрелил в Ларкинса из шестизарядного револьвера “смит-и-вессон” второй модели. Ларкинс умер на месте. Во время суда Мейбридж настаивал на своей невменяемости, но его собственные показания ясно говорили о том, что все его действия были четко спланированы, и судья не сомневался, какой приговор вынести. Объявив, что преступление было предумышленным, а обвиняемый вменяемым, судья попросил суд присяжных признать Мейбриджа виновным в предумышленном убийстве.
Присяжные, однако, не вняли указаниям судьи. Они рассудили, что преступление, которое совершил Мейбридж, было неконтролируемой реакцией на сильные эмоции, вызванные предположением об измене жены. Поэтому они признали его виновным только в убийстве при смягчающих вину обстоятельствах и оправдали. Мейбриджа освободили прямо в зале суда. Здание он покидал под одобрительные возгласы. Реактивная агрессия – а именно так общество классифицировало преступление Мейбриджа – заслуживала, по мнению публики, прощения. Мейбриджу повезло родиться тогда, а не сейчас: сегодня судебная система уже не так великодушна. Считается, что Мейбридж был последним счастливчиком в Калифорнии, которого отпустили на свободу, признав виновным в убийстве при оправдывающих обстоятельствах24.
Противостояние судьи и присяжных в деле Мейбриджа показывает, как трудно бывает понять, какая агрессия лежит в основе преступления: проактивная или реактивная. В настоящее время в судебной системе США применяют четыре критерия, согласно которым убийство можно классифицировать как простое осознанное убийство (основанное на реактивной агрессии), а не тяжкое предумышленное убийство (основанное на проактивной агрессии), хотя эти критерии и допускают различные интерпретации[3].
(1) Убийству предшествовала достаточно сильная провокация. (2) Обвиняемый действительно был спровоцирован.
(3) Спровоцированный таким образом человек не мог успеть успокоиться за время, прошедшее с момента провокации до нанесения смертельного удара.
(4) Обвиняемый действительно не успел успокоиться за это время25.
Слова, казалось бы, понятные, но значение их зависит от субъективной оценки. С какого момента провокация становится “достаточно сильной”? Кто-то скажет, что новость об измене партнера – провокация достаточная, чтобы убить соперника. Именно так решили присяжные в деле Мейбриджа. Но другие могут с этим не согласиться. Насколько кратким должен быть промежуток между провокацией и убийством, чтобы убийца не успел успокоиться? Как пишут психологи Брэд Бушман и Крэйг Андерсон, в некоторых штатах США убийство считается предумышленным, “если убийца заранее обдумывал преступление в течение хотя бы “нескольких секунд”. Таким образом, жертва изнасилования, убившая насильника непосредственно во время акта, будет считаться более достойной оправдания, чем та, которая сделала это минутой позже. А жертву, совершившую убийство на следующий день, скорее всего, обвинят в предумышленном убийстве. Такое преступление будет наказано строже, потому что его сочтут более обдуманным. Хотя закон уже давно признал роль свободного выбора в совершении предумышленного убийства, он все еще не нашел универсального способа отличать предумышленное убийство от убийства, совершенного в состоянии аффекта, – или, если пользоваться терминологией этой книги, проактивную агрессию от реактивной26.
Хотя и закон, и общество уже давно признали, что есть принципиальная разница между умышленным преступлением и реакцией на провокацию, границу между ними провести все-таки непросто. Возможно, этим и объясняется распространенное мнение, что агрессия по сути своей всегда одинакова и отличается только по силе: слабая или сильная. Чтобы отыскать различия между проактивной и реактивной агрессией, потребовались совместные усилия ученых из самых разных областей. В середине XX века поиском границы между проактивной и реактивной агрессией занимались специалисты по детскому развитию, криминологии, клинической психологии и поведению животных. К 1993 году, когда психолог Леонард Беркович подвел итоги всех этих исследований в книге “Агрессия. Причины, последствия и контроль”, двойственная природа агрессии наконец-то стала понятна27.
Беркович обозначил типы агрессии как “реактивная” и “инструментальная” и применял эти термины по отношению ко всем типам конфликтов, а не только убийств. Парные термины “реактивная” и “проактивная” впервые были использованы для обозначения типов агрессии в исследовании по детской психологии 1980 года. Реактивная агрессия – это сиюминутный ответ на непосредственную угрозу, включающий злость и/или страх. Ответ начинается с возбуждения симпатической нервной системы, которая запускает реакцию “бей или беги”: в кровь выделяется адреналин, сердце начинает биться быстрее, организм мобилизует запасы глюкозы, зрачки расширяются, во рту становится сухо, а второстепенные процессы вроде пищеварения замедляются. Проактивной агрессии, напротив, не предшествует реакция возбуждения, ведь никакой непосредственной угрозы, на которую надо реагировать, нет. Для проактивной агрессии характерно наличие тщательно продуманного плана и зачастую отсутствие эмоций во время совершения самого преступления28.
Разделение проактивной и реактивной агрессии важно в криминалистике. Оно позволяет понять, что лежит в основе самых разных типов поведения, от детской агрессии до убийств (включая убийства на сексуальной почве и массовые убийства), навязчивого преследования и домашнего насилия. По данным психолога Рида Мелоя, большинство случаев домашнего насилия легко классифицируются как подавляющие (проактивные) или импульсивные (реактивные). Подавляющие партнеры обычно более жестоки в целом, более склонны к доминированию и контролю и чаще применяют насилие, особенно когда супруги им возражают. Импульсивные личности, напротив, с большей вероятностью выйдут из себя, если партнер попытается избежать ссоры. Понимание этих различий помогает выделить факторы риска физической агрессии, выявить тех, кто склонен к повторному насилию, и назначить правильное лечение для управления агрессией29.
Таким образом, изучение биологических механизмов важно для понимания разницы между проактивной и реактивной агрессией. Исследования биологических основ агрессии в основном проводят на убийцах. В 1994 году нейрокриминолог Эдриан Рейн провел первое исследование мозговой активности осужденных убийц, чтобы понять, отличается ли она в зависимости от того, было убийство проактивным или реактивным. Рейна поразило, насколько разными оказались убийцы. Рэнди Крафт был компьютерным консультантом с IQ 129. Он насиловал и убивал молодых мужчин в течение 12 лет, вплоть до 1983 года, подмешивая им наркотики и избавляясь потом от тел. Он действовал настолько внимательно и осторожно, что успел убить, как считается, минимум шестьдесят четыре человека, прежде чем его случайно задержали за вождение в нетрезвом виде. Крафт соответствует “проактивному” типу убийцы. Антонио Бустаменте был мелким преступником. Он обладал импульсивным нравом, и когда во время очередного ограбления его застиг врасплох восьмидесятилетний старик, Бустаменте до смерти забил его кулаками. Действия Бустаменте были неорганизованными и неэффективными. Когда он попытался обналичить украденные чеки, на них оставалась кровь, и даже его одежда была в крови, когда его задерживали. Незапланированное убийство, которое совершил Бустаменте, было, безусловно, результатом вспышки реактивной агрессии30.
Поиски особенностей мозга, лежащих в основе различий между проактивными и реактивными убийствами, Рейн сосредоточил на префронтальной коре головного мозга. Кора головного мозга представляет собой тонкий, всего в три миллиметра толщиной, слой ткани на поверхности мозга, образующий множество складок и борозд. Она участвует в осуществлении высших когнитивных функций, таких как мышление и сознание. Часть коры, находящаяся в передней области мозга, называется префронтальной. Префронтальная кора отвечает, в частности, за контроль эмоций – или, иными словами, за подавление их спонтанного выражения. Реактивная агрессия возникает, когда префронтальной коре не удается подавить эмоции страха или злости. Отсюда возникает вопрос, которым и задался Рейн: будет ли у импульсивных (реактивных) убийц, обычно плохо контролирующих свои эмоции, понижена нейронная активность префронтальной коры по сравнению с другими людьми? Рейн предполагал, что да31.
Рейн проводил исследования в тюрьмах Калифорнии с помощью метода позитронно-эмиссионной томографии. Метод позволяет оценить скорость, с которой разные участки мозга поглощают глюкозу, что, в свою очередь, показывает, насколько эти участки мозга активны. Он просканировал мозг сорока мужчин, обвиняемых в убийствах (хотя некоторые из них за время исследования были признаны невиновными). Чтобы классифицировать обвиняемых как проактивных или реактивных агрессоров, два сотрудника Рейна изучали истории судимости заключенных, их психологические и психиатрические характеристики, записи бесед с адвокатами, газетные публикации и медицинские карты.
В одном отношении реактивные и проактивные убийства оказались неразличимыми. По сравнению с никогда не убивавшими людьми у всех обвиняемых в убийстве наблюдалась повышенная активность подкорковых структур мозга – в том числе лимбической системы, которая обрабатывает эмоциональные реакции. Это указывало на то, что все обвиняемые в убийстве склонны к особенно сильным эмоциям. В остальном, однако, мозг проактивных и реактивных убийц различался – как и предполагал Рейн. У реактивных убийц была менее активна префронтальная кора – ингибиторный участок мозга. Это наблюдение помогает понять, почему некоторые люди более склонны к импульсивным преступлениям: им труднее контролировать себя.
Рейн собирал свои данные спустя долгое время после того, как убийства были совершены. А значит, те различия в активности мозга, которые он обнаружил, нельзя было объяснить возбуждением от самого акта преступления. Эти различия отражали уровни мозговой активности, характерные для конкретных людей. Некоторые люди действительно оказались более эмоционально реактивными, чем другие.
Последующие исследования на людях с диагностированной психопатией расширили наше понимание того, как кора головного мозга контролирует эмоции. В отличие от импульсивности, которая в основном ассоциирована с реактивной агрессией, психопатия скорее связана с проактивной агрессией. Поэтому, изучая психопатов, можно лучше понять те черты, которые способствуют проявлению проактивной агрессии32.
Психопатия встречается по всему миру. Согласно стандартной шкале оценки, разработанной психологом Робертом Хейром, существует двадцать признаков психопатии. В их числе – поверхностное обаяние, привычка врать, склонность к промискуитету и низкая терпимость к скуке. Психопатов не волнует, что думают и чувствуют другие. Из этого они могут извлекать выгоду – по крайней мере в краткосрочной перспективе, – ведь, несмотря на высокомерие, честолюбие и готовность обманывать, уверенность в себе нередко делает их привлекательными. Психопаты менее склонны к эмпатии, чем обычные люди, и, как правило, реже испытывают чувство вины или сожаления. Из-за этой своей неспособности думать о других они более склонны к агрессии. Ведь психопаты, как правило, стремятся во что бы то ни стало получить желаемое. Одним словом, психопаты – это эгоистичные, равнодушные к окружающим люди со смещенными моральными ориентирами. Поэтому нет ничего удивительного в том, что они часто становятся преступниками. Кроме того, большинство психопатов – мужчины33.
Во время опроса в Великобритании психопатия была обнаружена у менее 1 % населения, что, скорее всего, примерно соответствует мировым показателям. Психопатия чаще встречается у мужчин и молодых людей, чем среди женщин и людей среднего или старшего возраста. Психопаты чаще других проявляют насилие. В Великобритании психопатия также ассоциирована с попытками самоубийства, судимостями, наркозависимостью, диссоциальным расстройством личности и отсутствием постоянного места жительства. Картина психопатии складывается из многих компонентов, и самым важным из них считается отсутствие совести34.
Отвлечемся ненадолго от психопатов и посмотрим на разные виды животных, чтобы понять, какую функцию выполняет та часть мозга, которая отличает психопатов от других людей. Лимбическая система представляет собой набор небольших сообщающихся друг с другом подкорковых структур в глубине мозга, которые участвуют в выработке эмоциональных реакций: гнева, страха, тревоги и удовольствия. У диких млекопитающих лимбическая система обычно крупнее, чем у одомашненных, поскольку и эмоциональные реакции у них более сильные. В состав лимбической системы входят хорошо изученные миндалевидные тела, или миндалины, представляющие собой два участка мозга размером с миндальный орех. Известно, что увеличенные миндалевидные тела ассоциированы с усиленными реакциями страха и агрессии. Кроме того, увеличенные миндалевидные тела чаще встречаются у диких животных, чем у домашних35.
Психопаты кажутся совершенно лишенными страха. Это хорошо согласуется с тем, что миндалевидные тела у них, как показывает томография головного мозга, часто уменьшены, деформированы и менее активны по сравнению с другими людьми. Низкая активность миндалевидных тел становится особенно заметной, когда психопатов ставят перед такими задачами, как принятие нравственных решений, распознавание страха и социальная кооперация: психопаты обычно демонстрируют относительно слабую эмоциональную реакцию на те стимулы, которые у большинства людей вызывают эмпатию или страх. Слабая выраженность страха и эмпатии характерна для проактивной агрессии. Таким образом, весьма вероятно, что именно пониженная активность миндалевидных тел лежит в основе слабо выраженных реакций страха и эмпатии у некоторых людей. Это объясняет, по крайней мере отчасти, почему такие люди склонны к проактивной агрессии36.
Нейробиология проактивной агрессии не очень хорошо изучена на людях, потому что провести этически приемлемые эксперименты на мозге не так-то просто. Однако недавно появился новый подход, открывающий замечательные перспективы. Группе ученых под руководством Франциски Дамбахер удалось понизить уровень агрессии у мужчин – подобно тому, как это делал Дельгадо в своем эксперименте с быками. Правда, Дамбахер, в отличие от Дельгадо, работала с проактивной, а не реактивной агрессией. К счастью, метод Дамбахер не требовал операций на мозге. Исследователи стимулировали активность нейронов определенного участка префронтальной коры (правой дорсолатеральной) с помощью нового метода под названием “анодная транскраниальная микрополяризация” (ТКМП). Испытуемых просили “стрелять” в воображаемых соперников звуковыми выстрелами и по громкости и длительности выстрелов оценивали их склонность к проактивной агрессии. Эксперимент показал, что у мужчин (но не у женщин) уровень проактивной агрессии заметно снижался под воздействием ТКМП37