Специальных работ по религии и царским божествам в античной Коммагене и собственно по царскому и династическому культу ее властителей не очень много. В целом, по этой причине мы вынуждены отказаться от поэтапного анализа историографии ввиду сравнительно небольшого их количества. Начнем с основополагающих монографий, претендующих на всесторонний охват интересующей нас темы.
Одной из важнейших и достаточно ранних является книга Х. Дерри о царском культе при Антиохе I[94]. Культам богов в ней уделяется недостаточно внимания, так как автор в основном рассматривает проблему почитания Антиоха I, анализируя большую нимруд-дагскую надпись. Х. Дерри пытается доказать, что культы коммагенских божеств носили исключительно астральный характер и олицетворяли планеты и звезды согласно догматам греко-халдейской астрологии. Поэтому статуи и барельефы Нимруд-Дага автор связывает с небесными светилами, изображенными на «звездном льве» – царском гороскопе. Их взаимная конфигурация приурочена, по мнению автора, к 7 июля 62 г. до н. э. – дате, связанной с апофеозом царя. Х. Дерри весьма прямолинейно полагает, что греко-иранский синкретизм в коммагенских культах сложился только в эпоху Антиоха I, а до этого можно говорить только про греческие элементы в официальной религии Коммагены. Но при этом бесспорным представляется ряд других замечаний автора. Так, безусловно, правильно его утверждение о том, что почитание Антиоха I как божества во многом носило утилитарный характер и означало выражение лояльности со стороны его подданных. Весьма любопытно и его замечание о связи Тюхе, царской удачи Антиоха I Коммагенского, с иранским фарном – царской благодатью.
Антитезой работы Х. Дерри можно считать труд Х. Вальдманна, посвященный культам богов Коммагены, входящих в царский пантеон[95]. Большое внимание Х. Вальдманн уделяет и проблеме греко-иранского синкретизма в коммагенской религии. Фундаментальный тезис этого исследователя, проходящий красной нитью через его работу, заключается в том, что греко-иранский синкретизм в пантеоне богов Коммагены и, соответственно царский культ, сложился уже в эпоху Митридата I Каллиника, отца Антиоха I Коммагенского. Х. Вальдманн пытается это доказать, привлекая в основном археологический материал из Нимруд-Дага и Арсамеи-на-Нимфее. Проанализированы в его работе и коммагенские царские надписи, правда, с большим количеством натяжек, связанных с попытками отнести часть надписей ко времени Митридата I Каллиника. Однако датировать ряд археологических памятников, привлекаемых Х. Вальдманном, временем отца Антиоха I не представляется возможным. В то же время его утверждение о том, что греко-иранский синкретизм коммагенских культов начал складываться до Антиоха I Коммагенского не лишено некоторой убедительности, как об этом свидетельствуют некоторые находки в Арсамее-на-Нимфее. По крайней мере сложение пантеона коммагенских царских богов вряд ли было одномоментным актом. Кроме того, Х. Вальдманн подробно анализирует отношения между царем и божествами его пантеона, касаясь в большей степени связи Антиоха I Коммагенского и Аполлона-Митры-Гелиоса-Гермеса. Без сомнения, труд названного исследователя является весьма серьезной попыткой дать целостную картину развития религии Коммагенского царства в период правления Митридата I Каллиника и его сына Антиоха I.
Доклад Ж. Дюшен-Гюйумина, опубликованный в материалах 2‑го конгресса по митраистике, носит более общий характер. Его автор достаточно подробно останавливается на взглядах ряда ученых, касающихся культов Коммагены и их взаимодействия в рамках официального пантеона. Теорию Х. Дерри он критикует, называя ее слишком отвлеченной, и указывает, что не все культы вписываются в его систему. К каким-то новым выводам докладчик не приходит, надеясь на новые поступления археологического материала, которые, по его мнению, помогут решить эту проблему[96].
Ряд работ посвящен культам тех божеств, которые входили в царский пантеон Антиоха I Коммагенского. Наибольшее внимание их авторами уделялось Аполлону-Митре-Гелиосу-Гермесу как одному из наиболее значимых божеств коммагенского царского пантеона. Уже в работах первой трети XX в. делались попытки выявить некоторые черты культа солнечного божества коммагенского царского пантеона эпохи Антиоха I. Так, в 1911 г. в Лейпциге вышел очерк Т. Клюге о почитании Митры в Древнем Иране, в период эллинизма и в Римской империи. Характеризуя поклонение Митре в эллинистическую эпоху, автор говорит и о коммагенском культе Аполлона-Митры-Гелиоса-Гермеса, предполагая, что в основе его лежало почитание греческого Аполлона, правда, слегка иранизированного, судя по костюму этого божества[97]. Мнение Т. Клюге представляется спорным, о чем подробнее будет сказано в параграфе, посвященном культу Аполлона-Гелиоса-Гермеса.
Более любопытными представляются замечания об этом культе, высказанные Х. Грессманом в труде о восточных религиях в эллинистическо-римское время, опубликованном еще в 1930 г. Автор вполне обоснованно связывает эпитет «Справедливый» в титулатуре Антиоха I Коммагенского с аналогичной характеристикой Митры. Он указывает, что митраистская составляющая играла важную роль в культе и идеологии коммагенского властителя. Не менее обоснованы его указания на астральный характер культа Аполлона-Митры-Гелиоса-Гермеса, на совмещение дня рождения царя и «дня рождения Митры» 16 числа каждого месяца[98]. Замечания Х. Грессмана весьма ценны, поскольку на их основе можно в полной мере выявить большое значение Аполлона-Митры-Гелиоса-Гермеса в коммагенском царском культе.
Новый этап в изучении культа Аполлона-Митры-Гелиоса-Гермеса наступил в 1960–1970‑е гг. в связи с новыми археологическими находками, прежде всего в Арсамее-на-Нимфее, где был открыт фрагментарный барельеф со сценой рукопожатия солнечного божества и коммагенского царя. В материалах конгресса по митраистике 1975 г. Ф.К. Дёрнер опубликовал доклад о Митре в Коммагене, привлекая по большей части материал из Арсамеи-на-Нимфее. Автор, оспаривая выводы Х. Дерри, приходит к выводу, что синкретический культ божества Аполлона-Митры-Гелиоса-Гермеса мог существовать и до Антиоха I. Не обходит он и вопрос о месте Аполлона-Гелиоса в пантеоне Антиоха I. По его мнению, это божество, обладая, по сути, сходными функциями, могло сосуществовать в рамках одного пантеона с культом Аполлона-Митры-Гелиоса-Гермеса[99].
Культу Митры в Коммагене и его памятникам посвящена статья Э. Швертхайма в журнале Antike Welt за 1975 г. Автор присоединяется к мнению, согласно которому Антиох I выступал перед своими подданными в качестве воплощения Аполлона-Митры-Гелиоса-Гермеса. Э. Швертхайм полагает, что коммагенский материал, связанный с культом Митры, важен для решения вопроса об истоках митраизма в Римской империи. Он приходит к спорному выводу, что Коммагена, как и Киликия, являлась передаточным звеном в распространении митраизма на запад в пределы Римской империи[100].
В монографии И. Кампоса Мендеса о культе Митры в Древнем Иране, опубликованной в 2002 г., имеется небольшой раздел о культе коммагенского Аполлона-Митры-Гелиоса-Гермеса. Автор подчеркивает иранскую основу этого культа, выделяя Митру как его центральный элемент. И. Кампос Мендес полагает, что остальные божества, имеющие греко-малоазийский характер, и составляющие этот единый культ, также сыграли немаловажную роль в создании образа Аполлона-Митры-Гелиоса-Гермеса. Особую важность испанский исследователь придает тесной связи между коммагенским солнечным божеством и фигурой царя, прежде всего Антиоха I[101].
Работа французского исследователя Р. Туркана посвящена античному митраизму как религиозному течению в Римской империи. Некоторое внимание автор уделяет и коммагенскому культу Аполлона-Митры-Гелиоса-Гермеса, рассматривая его как предтечу римского Митры и митраистских мистерий. Он справедливо считает, что коммагенский Аполлон-Митра-Гелиос-Гермес не является в полной мере божеством митраистских мистерий римского времени. Один из его главных аргументов заключается в том, что в Коммагене не найдено ни одного памятника со сценой тавроктонии-принесения Митрой в жертву быка, которая является центральной в его мистериях римского времени. По справедливому мнению Р. Туркана, коммагенское божество – это, главным образом, покровитель царской власти и устроитель миропорядка[102].
В труде А.Ж. Кука о культе Зевса как бога ясного и светлого неба отдельный раздел посвящен Зевсу-Оромазду и его культу. Автор считает, что это – синкретический греко-иранский культ с преобладанием варварских элементов. Он много пишет об иконографии этого божества, основываясь на нимруд-дагских материалах. Кук замечает, что отдельные элементы костюма Зевса-Оромазда характерны и для костюма Антиоха I Коммагенского, что, возможно, указывает на стремление царя воплотить себя в образе Зевса-Оромазда[103]. Несмотря на небольшой объем раздела о Зевсе в книге А.Ж. Кука, его выводами не стоит пренебрегать.
Весьма важное место в литературе занимала проблема царской религии античной Коммагены, причем выдвигались различные гипотезы о ее сущности. К примеру, в 1924 г. Х.Х. Шедер предположил, что четыре божества коммагенского пантеона Зевс-Оромазд, Аполлон-Митра-Гелиос-Гермес, богиня Коммагена и Артагн-Геракл-Арес составляют тетраду и являются ипостасями Зервана-Кроноса, грековосточного бога времени. Трое из них олицетворяют три стадии человеческой жизни: юность – зрелость – старость[104]. Интерпретация Х.Х. Шедера основана прежде всего на царских надписях времени Антиоха I, в которых идет речь о такой сакральной категории как «беспредельное время» – χρόνος ἄπειρος. Ряд исследователей, в частности А. Христенсен[105], Х.С Нюберг[106], Р.Н. Гиршман[107], М. Бойс[108], согласились с такой оценкой религиозных представлений царской династии античной Коммагены.
Еще одна теория, касающаяся коммагенского пантеона, принадлежит Ж. Дюмезилю и связана с трехфункциональной системой в пантеонах древних индоевропейских божеств. Согласно Ж. Дюмезилю, Зевс-Оромазд и Аполлон-Митра-Гелиос-Гермес представляли религиозно-юридическую функцию, Артагн-Геракл-Арес – военную, а богиня Коммагена покровительствовала плодородию и материальному процветанию людей – подданных царя[109].
Обе гипотезы, с нашей точки зрения, вызывают существенные возражения, которые будут приведены в основной части нашей работы.
Интересное мнение о коммагенском официальном пантеоне содержится и в работе Р.Р.Р. Смита 1991 г., посвященной эллинистической скульптуре. Проанализировав стиль коммагенской скульптуры, автор заключает, что божества пантеона Антиоха I Коммагенского не могли существовать без поддержки государственной власти в лице правящего монарха[110]. Этот тезис, в общем, не вызывает сомнений; более спорно утверждение Р.Р.Р. Смита, что эти культы были созданы исключительно коммагенским царем.
Другой исследователь, Ф. Миллар, в главе об эллинистической Сирии, вошедшей в коллективную монографию, посвященную эллинизму на Востоке, пытается доказать, что в религии и культуре античной Коммагены I в. до н. э. фактически отсутствовала сиро-арамейская составляющая[111]. Но, как будет показано далее, это утверждение является более чем спорным.
Кроме барельефов с изображениями предков Антиоха I и посвятительными надписями в их честь, а также статуй богов царского пантеона, на обеих террасах Нимруд-Дага были установлены по две плиты с изображениями так называемого «звездного льва» – гороскопа коммагенского властителя. Естественно, что перед исследователями сразу встал вопрос: что означало расположение звезд на этом памятнике? Еще К. Хуманн и О. Пухштейн предложили собственное решение этой проблемы, правда, не совсем верное. Они исходили из некоторых неправильных астрономических предпосылок и поэтому ошибочно определили дату гороскопа как 17 июля 97 г. до н. э. Кроме того, они полагали, что указанная эта дата являлась днем рождения Антиоха I Коммагенского[112].
В фундаментальной монографии О. Нейгебауэра и Х.Б. Ван Хоезена об античных гороскопах и астрологии, вышедшей из печати в 1959 г., говорится и о «звездном льве» Антиоха I Коммагенского. Авторы последовательно опровергли всю аргументацию К. Хуманна и О. Пухштейна, особенно касающуюся дешифровки конфигурации звезд гороскопа (см. Глава 3. § 2). В итоге они правильно определили дату – 7 июля 62 или 61 г. до н. э. О. Нейгебауэр и Х.Б. Ван Хоезен считали, что эта дата могла быть днем вторичной интронизации Антиоха I и его утверждения на престоле Коммагены при содействии римского полководца Гн. Помпея, который к 62–61 г. до н. э. закончил свой Восточный поход[113]. Однако и эту точку зрения нельзя признать верной, поскольку В. Хаазе в статье о царском культе Антиоха I Коммагенского убедительно показал, что гороскоп коммагенского царя необходимо связать с его астральным обожествлением[114].
Ряд интересных выводов об иконографии и сущности царского гороскопа Антиоха I Коммагенского содержится в небольшом этюде турецкого исследователя О. Гюне. Главный из них заключается в том, что так называемый «звездный лев» (см. далее: Глава. 2. § 2) представляет собой псевдогороскоп, объявляющий и прокламирующий полное астральное обожествление царя и отождествление его с другими божествами, символически представленными в виде звезд. Фактически перед нами один из элементов «царской пропаганды». Правда, слишком смелым выглядит тезис автора о том, что царь как раз и был представлен в виде мощного льва на плите с гороскопом[115].
Исследователи обращались и к определению сущности династического культа Антиоха I Коммагенского. Так, М.И. Ростовцев в одной из своих статей о культе династии селевкидских царей по археологическим материалам Дура-Европос предположил, что Антиох I Коммагенский заимствовал практику почитания греко-македонских и персидских предков у ранних Селевкидов, так как считал себя потомком Ахеменидов и Александра Великого[116]. По поводу этой гипотезы следует сказать, что при всей своей привлекательности и остроумности, она остается недоказуемой ввиду скудости источниковой базы.
Этой же теме посвящена статья Ф.К. Дёрнера. Автор, опираясь на находки надписей и барельефов, найденных в ходе археологических исследований Нимруд-Дага в 1950–1960‑е гг., подвергает убедительной критике реконструкции галереи царских предков в Нимруд-Даге, предложенные К. Хуманном и О. Пухштейном, а также Л. Джалабером и Р. Мутердом. Он предлагает свою, во многом справедливую и верную реконструкцию этого памятника[117].
Германский исследователь Б. Якобс дополняет и частично пересматривает концепцию Ф.К. Дёрнера. В статье о предках Антиоха I Коммагенского по материнской линии им сделана попытка убрать из галереи женских предков коммагенского царя Клеопатру Тею – жену селевкидского царя Деметрия II Никатора и бабушку коммагенского царя, а также дополнить династический культ Антиоха именем его дочери Лаодики (?)[118]. В другой статье он выдвигает ряд интересных мыслей, касающихся религиозных воззрений, которые Антиох I Коммагенский вкладывал в почитание своих царственных предков, особо отмечая их негреческий характер. Он убедительно доказывает, что персидские предки Антиоха почитались им как фравáши, т. е. как духи усопших, помогающих живым. Достаточно обстоятельна и аргументирована его интерпретация ряда барельефов с изображениями царских предков Антиоха I, найденных при раскопках на горе Нимруд-Даг[119].
В другой работе Б. Якобс анализирует также иконографию портрета Антиоха I Коммагенского с Восточной террасы Нимруд-Дага. Он подробно рассматривает изображение царя и делает попытку выявить специфику его головного убора – армянскую тиару. Как полагает автор, головной убор царя позволяет говорить об отождествлении последнего с Зевсом-Оромаздом и Аполлоном-Митрой-Гелиосом-Гермесом. Точка зрения Б. Якобса совпадает с мнением А.Ж. Кука по данному вопросу (см. ранее). Кроме того, не вызывает сомнения и тезис Б. Якобса о реалистических тенденциях в скульптурном оформлении портретного изображения Антиоха I с Восточной террасы данного святилища, в отличие от аналогичной головы с его Западной террасы[120].
В 2012 г. вышла статья Б. Якобса о религиозной политике Антиоха I Коммагенского. Опираясь на эпиграфические и археологические источники из Нимруд-Дага, он рассматривает основные проблемы царского и династического культов и грековосточный синкретизм в эпоху Антиоха I. Автор приходит к важнейшему заключению, что два основных компонета в религиозной жизни правящей династии коммагенских Оронтидов – грекомакедонский и иранский – были равнозначны. Иранская составляющая культа Антиоха Коммагенского, по его мнению, имела ахеменидские корни, хотя ряд ее черт восходит к общеиранскому наследию. Безусловно, верен и его тезис, что греко-македонские эквиваленты иранских богов в пантеоне Антиоха I Коммагенского имели тесную связь с астральными элементами в культе и идеологии этого царя[121].
В этом же сборнике напечатана статья Б. Якобса, посвященная истории возведения монументального святилища царского и династического культов Антиоха I Коммагенского на горе Нимруд-Даг. На основании археологических и эпиграфических источников автор прослеживает этапы возведения комплекса и подробно описывает его устройство. Он полагает, что строительство святилища началось во второй половине 60‑х гг. до н. э., а закончил его уже сын Антиоха I, Митридат II Филопатор. По справедливому мнению автора, такой длительный период строительства подобных комплексов не был новаторством для Малой Азии предэллинистического и эллинистического времени. Например, мавзолей династа Карии Мавсола (середина IV в. до н. э.) был закончен его вдовой Артемисией. В целом же Б. Якобс правильно отмечает, что нимруд-дагское святилище Антиоха I Коммагенского отражает позднюю, греко-иранскую, стадию развития его культа[122].
Некоторые аспекты культуры Коммагены с точки зрения восточных параллелей анализируются Д. Метцлером. Исследователь уделяет внимание иконографии образа Антиоха I Коммагенского в скульптуре – на статуях и барельефах. По его мнению, она имеет восточный, точнее иранский характер[123]. Этот тезис важен для определения специфики царского культа в Коммагене.
Интерес представляет статья Хр.-Г. Швенцеля о роли цариц античной Коммагены в идеологии царства. Он начинает исследование с Лаодики (начало I в. до н. э.) и заканчивает его Иотапой, внучкой иудейского царя Ирода Великого и женой Антиоха IV Эпифана (38–72 гг. н. э.), последнего царя античной Коммагены. Автор приходит к справедливому заключению о значительном позднеселевкидском (т. е. греко-македонском) влиянии в сакрализации женских правительниц из дома коммагенских Оронтидов. Он относит усиление этого влияния ко времени Митридата I Каллиника, который взял в жены Лаодику, дочь селевкидского царя Антиоха VIII Гриппа[124].
Д. Аллгевер в работе о концепции власти Антиоха I Коммагенского выводит царский и династический культы коммагенского царя из религиозно-политических практик Александра Македонского. В качестве одного из наиболее существенных аргументов он приводит культ Артагна-Геракла-Ареса в коммагенском пантеоне, связывавшего, по его мнению, Оронтидов Коммагены с македонскими Аргеадами, одним из небесных покровителей которых был Геракл. Другой аргумент Д. Аллгевера заключается в том, что Антиох I, как и Александр Великий, стремился связать культурные традиции Греции и Ирана. По мнению автора, барельефы и отчасти статуи, а также надписи Нимруд-Дага и других центров царского и династического культов коммагенского царя показывают, что эти попытки были осуществлены на практике. Несмотря на заманчивость данной гипотезы, она не является убедительной и достаточно аргументированной. Д. Аллгевер анализирует и иконографию образа коммагенского царя на барельефах и статуях и справедливо констатирует, что она имеет греко-иранский характер. Не менее убедительны и его предположения о назначении скальных комплексов в Арсамеи-на-Нимфее[125] (см. далее: Глава 1. § 2, 4).
Самопрезентация власти Антиоха I Коммагенского в контексте его титулатуры, царского и династического культов этого властителя стала объектом исследования П.Ф. Миттага. Автор прослеживает ориентализацию власти этого владыки, который постепенно отходил от греко-эллинистических традиций, видимо, превалировавших в начале его правления. По его справедливому мнению, наибольшее развитие и расцвет ориенталистская, точнее иранская, традиция, достигает в памятниках Нимруд-Дага. В них наиболее полно отражена концепция царского культа коммагенского властителя, сформировавшаяся посредством слияния греческих, иранских и местных, собственно коммагенских (хетто-малоазиатских), элементов. Подобные изменения в концепции царской власти Антиоха I Коммагенского, по мнению автора, связаны с весьма непростым положением его государства, являющегося буфером между двумя империями – Римской и Парфянской. Оформив централизованный царский и династический культы, сочетающие эллинские и восточные (прежде всего иранские) традиции, Антиох I тем самым укреплял собственную власть и поднимал статус Коммагены среди соседних государств[126]. В целом, концепция П.Ф. Миттага не вызывает особых возражений и довольно убедительна, так как, в общем, подтверждается имеющимися источниками.
Среди весьма немногочисленных работ, посвященных языку и стилю коммагенских царских надписей, выделяется небольшая монография Й. Валдиса о стилевых особенностях большой нимруд-дагской надписи. В ней также поднят вопрос о том, кому был адресован нимруд-дагский манифест Антиоха I Коммагенского. Автор достаточно убедительно доказывает, что коммагенское простонародье вряд ли хорошо владело греческим языком, хотя нимруд-дагская надпись построена по всем канонам эллинистической риторики. Следовательно, этот манифест не был адресован широким слоям подданных Антиоха I, а отражал лишь уровень официальной религиозности[127].
В статье Дж. Х. Юнга о тиарах коммагенских царей и божеств на основе археологических данных анализируются их головные уборы. Автор классифицирует их по типам и выделяет: остроконечную, персидскую, сатрапскую тиары и т. д. Он опровергает некоторые выводы К. Хуманна и О. Пухштейна, которые, по его мнению, неверно определили головной убор Антиоха на барельефах[128]. В целом, статья Дж. Х. Юнга является единственной, где столь детально проведен разбор коммагенских тиар.
В статье Э. Лансиера о роли и значении жречества в культах эллинистических властителей уделяется некоторое внимание и Коммагене. Э. Лансиер полагает, что «персидский костюм» коммагенских жрецов царского и династического культов не несет в себе ничего специфически иранского, поэтому обслуживающий персонал коммагенских святилищ вряд ли являлся иранскими магами[129]. Это достаточно спорная позиция, к которой мы еще вернемся.
В недавно вышедшей статье Б. Экхардта рассматривается вопрос о связи между политической памятью об Ахеменидской империи и ближневосточной династической репрезентацией царских династий иранского происхождения после падения Селевкидской державы во II–I вв. до н. э. Уделяет он внимание и Коммагене. Исследователь полагает, что ахеменидская составляющая в пантеоне Антиоха I Коммагенского времени строительства Нимруд-Дага была сконструирована в большей степени искусственно, так как не имела почвы в этом регионе ввиду превалирования там хетто-арамейских религиозных традиций[130]. Поэтому Б. Экхардт говорит о «персианизме», а не о персидском наследии ахеменидского времени[131]. Эта точка зрения не бесспорна, так как ахеменидское наследие в религии античной Коммагены и вообще на востоке Малой Азии эллинистического времени было довольно значительным. Мнение о том, что культ коммагенского божества Аполлона-Митры-Гелиоса-Гермеса нельзя напрямую вывести из ахеменидской Персии, вполне справедливо, хотя уточнение, будто в отношении этого культа следует говорить о греческом осмыслении иранских религиозных верований или о религиозных традициях Древней Армении, не выглядит полностью убедительным. Ведь согласно иконографии Аполлона-Митры-Гелиоса-Гермеса, истоки этого культа восходят именно к ахеменидской эпохе VI–IV вв. до н. э.
Р. Струтман в исследовании о династическом культе Антиоха I Коммагенского по материалам святилища на горе Нимруд-Даг подробно говорит о двух галереях предков Антиоха: персидской – ахеменидской и греко-македонской. Он полагает, что галерея греко-македонских предков коммагенского царя имела большее значение в его царской идеологии, нежели галерея персидских предков властителя. Его аргументы сводятся к следующему. Во-первых, Антиох в качестве официального языка использовал греческий. Во-вторых, титул «Великий царь» Антиоха I Коммагенского являлся «греческим имперским титулом», наследием империи Александра Великого и Селевкидов. В-третьих, три главных культа царского пантеона времени Антиоха I – Зевса-Оромазда, Аполлона-Митры-Гелиоса-Гермеса и Артагна-Геракла-Ареса связаны с греко-македонским наследием в античной Коммагене, так как Зевс и Геракл являлись династическими божествами царского дома Аргеадов в Македонии, а Аполлон был покровителем династии Селевкидов. Ориентация на наследие Селевкидов, по мнению Р. Струтмана, была обусловлена женитьбой коммагенского царя Митридата I на селевкидской принцессе Лаодике, будущей матери Антиоха I[132]. Однако эту гипотезу полностью принять трудно. Тезис о преобладании греко-македонских элементов в династическом культе Антиоха I Коммагенского весьма сомнителен, аргументы Р. Струтмана в пользу этого утверждения необоснованы, так как обе линии предков царя Коммагены имели равное значении в его идеологии.
В 2017 г. в рамках сборника, посвященного теме «персианизма» и «персомании» в античности, была опубликована совместная статья Р. Струтмана и М. Дж. Верслуиса о восприятии и подражании Персии в античности. Ряд замечаний в ней касается и эллинистической Коммагены. В целом, мнение обоих авторов о персидской составляющей культуры и религии Коммагены весьма схоже с позицией Б. Экхардта. Как и последний, они полагают, что в культуре античной Коммагены фактически отсутствует подлинное ахеменидское наследие, так как, по их мнению, правящая династия в Коммагене, являясь осколком Селевкидской державы, вряд ли помнила что-либо подлинное об истории и культуре ахеменидской Персии. Р. Струтман и М. Дж. Верслуис считают, что иконографическая и династическая программы Антиоха I Коммагенского являются конструктом ахеменидской идентичности и мало связаны с подлинной Персидской державой VI–IV вв. до н. э.[133] Как нам представляется, мнение авторов обосновано лишь отчасти.
Следует отметить, что не все аспекты религиозной и культурной жизни античной Коммагены подробно освещены в западной историографии. Наибольшее внимание исследователи уделяют царскому и династическому культу Антиоха I. Эпоха его непосредственного предшественника Митридата I Каллиника как этап в развитии этих культов практически не рассматривается. Лишь в работе В. Хаазе выдвигается гипотеза о том, что одним из главных источников образования культа Антиоха I Коммагенского был культ царских предков[134]. О культах царских божеств в западной историографии также говорится недостаточно и часто весьма обобщенно.
Русскоязычная историография по данной проблеме не слишком многочисленна и порой не имеет самостоятельного значения. До недавнего времени в отечественной науке работы по этой теме отсутствовали. Исключение составляла статья Е.Г. Рабинович о культе солнца в позднеантичную эпоху, которая во многом построена на анализе посвятительной надписи Антиоха I Коммагенского Аполлону-Митре-Гелиосу-Гермесу. Исследовательньница основательно проанализировала каждый элемент этого синкретического культа (Аполлона, Митру, Гелиоса, Гермеса) и пришла к убедительному выводу, что в новом культе Аполлона-Митры-Гелиоса-Гермеса скомбинированы традиционные признаки, присущие названным божествам уже в классическую и раннеэллинистическую эпохи[135].
Положение изменилось только в 1990–2000‑е гг. В 1992 г. Е.Г. Маргаряном была защищена диссертация, посвященная сравнительному анализу царских святилищ Коммагены и Древней Армении эллинистическо-римского времени. В ряде мест автор этой работы высказывает весьма интересные соображения, к примеру, убедительно устанавливает тесную связь между двумя традициями почитания царя и его предков – коммагенской и древнеармянской[136].
В 2013 г. Е.Г. Маргарян, проанализировав царские надписи Антиоха I Коммагенского, прежде всего царский манифест из Нимруд-Дага, отметил сильное влияние на них азианического стиля эллинского красноречия, а именно чрезмерную напыщенность, многословие, сложность построения фраз и. т. д. Как справедливо утверждает автор, они составлены по всем правилам античной риторики[137]. На основании исследования Е.Г. Маргаряна следует учитывать явное греко-македонское воздействие на стиль и построение манифестов Антиоха Коммагенского об установлении его царского и династического культов.
В 2012 г. вышла статья А.В. Елешина о раннем этапе развития «римского» митраизма. К сожалению, данная работа не отличается новизной выводов и поставленных вопросов. Вслед за некоторыми западными исследователями, автор считает родиной античного митраизма Коммагену и Киликию[138]. Если с локализацией прародины митраизма в Киликии согласиться еще можно, так как это согласуется со свидетельством Плутарха (Plut. Pomp. XXIV), то в Коммагене не обнаружено ни одного бесспорно митраистского памятника доримского времени со сценой «тавроктонии». Поэтому гипотезу А.В. Елешина нельзя считать убедительной, так как она фактически не подтверждается источниками.
В статье А. Маркаряна об архитектуре и скульптуре античной Коммагены, несмотря на ряд любопытных и заставляющих задуматься положений, к примеру, о селевкидском влиянии на трактовку некоторых портретов Антиоха I Коммагенского, содержатся выводы, во многом основанные на положениях, высказанных западными исследователями[139].
Таким образом, историографический анализ работ по истории культуры античной Коммагены указывает на ряд определенных пробелов, главным образом, при определении сущности культов божеств пантеона Антиоха I Коммагенского. Необходимо учитывать, что наибольшее значение в трудах исследователей занимает образ Аполлона-Митры-Гелиоса-Гермеса как одного из наиболее ярких, а может быть, и самого яркого из божеств царского пантеона Коммагены. В литературе ставится вопрос о его связи с «римским» мистериальным митраизмом первых веков н. э., причем мнения исследователей по этой проблеме разделились. Одни ученые: Э. Швертхейм, А.В. Елешин полагают, что Коммагена являлась одним из главных центров распространения митраистских верований в Римской державе. Другие: Е.Г. Рабинович, Р. Тюркан, И. Кампос-Мендес, С.В. Обухов, считают эту гипотезу малообоснованной. При этом некоторые наблюдения Э. Швертхейма и А.В. Елешина следует признать верными.
Исследователи специально не касались культа богини Коммагены и культа Артагна-Геракла-Ареса. Только в ряде общих трудов по истории эллинистической культуры, культуры Древнего Ирана и древнеиранских верований, на которых мы отдельно не останавливались в обзоре историографии, имеются немногочисленные замечания об иконографии этих образов богов[140], запечатленных на барельефах и статуях из центров почитания царя Коммагены и его предков.
Не слишком много внимания уделялось и культу Зевса‑Оромазда. Исключением является указанный раздел в фундаментальном труде А.Ж. Кука, не потерявший своей научной значимости и по сей день.
Весьма проблематичной и противоречивой остается и общая характеристика коммагенской царской религии.
Одним из наиболее изученных в историографии остается культ Антиоха I Коммагенского.
Культ его царских предков также достаточно полно и глубоко рассматривался зарубежными специалистами, поэтому их выводы, естественно, положены в основу наших изысканий по этой проблеме.