Эти записи на новоанглийском языке времен Шекспира были найдены на чердаке дома в Лондоне. Как они туда попали – неизвестно. Мои друзья в Англии, зная, что я готовлю эту книгу, попросили у хозяев бумаг разрешения сделать фотографии с изящного старинного альбома с текстом, относящимся приблизительно ко второй половине шестнадцатого века, иллюстрированным великолепными рисунками, на которых был изображен древний Московский кремль, люди в длинных меховых шубах, чьи женские и мужские лица, если изменить прически, убрать бороды и головные уборы, почему-то очень похожи на моих современников. На других листах были нарисованы мензурки, колбочки, ступки, старинные бокалы и горшочки. Все это, несмотря на литературный английский, явно указывало на «русский след». Отдать или продать альбом англичане отказались, так как у них сформировалось мнение, что это писал их давний, хотя и не прямой предок, но разрешили все сфотографировать, что не является проблемой при качестве современных гаджетов, как и мгновенная передача информации на мой электронный адрес. От Англии вполне можно ожидать столь длительного хранения раритетов: ведь сохранилась же церковная книга, в которой имеются записи о рождении и смерти Шекспира! Хорошо жить на острове: по нему не так уж и часто ходят завоеватели.
В альбоме было спрятано несколько сложенных вдвое листов со стершимися на сгибах словами, написанными тем же, но более торопливым, а вследствие этого нервным и неразборчивым почерком, и на них не было рисунков. Они меня заинтересовали более всего, поэтому они стали началом моего чтения. За все нюансы языка после моего перевода не отвечаю!
18 марта 1584 года. Я фармацевт. И я в величайшем ужасе! Пишу ночью, так как не могу уснуть и посоветоваться не с кем на чужбине. Царь умер! Уже ходят слухи, что Годунов лишил его жизни, подкупив лечащего врача. А кто готовил лекарства? Я! А кто рекомендовал неоднократно применяемый и столь эффективно подействовавший состав, в который входили ртуть и мышьяк в гомеопатических дозах, когда тело его покрылось характерной сыпью, являющейся признаком того, что мужчина слишком увлекался доступными девицами? Или от других причин? Опять же я! А кто ему готовил травяные сборы для укрепления сил? Я! Везде – я! Может, я в чем-то ошибался: не с кем мне было посоветоваться в этой варварской стране! И как отличается от англичан организм москвитян! А главный тезис врачевателя: «Не навреди!» Вдруг кто-то добавлял яд в лекарства, приготовленные мною? Кто их разберет, этих русских! Да и, признаться, и у нас это возможно! И опять допрос будет.
– Кто готовил лекарства? Кто не попробовал его до того как подать царю? – спросят меня, вздернув на дыбу. Ответ один: я! В спешке и ужасе, которые возникли меньше десяти дней назад, так многое уже нарушалось. Никто не посмотрит на то, что в последний год здоровье Царя ухудшилось, позвоночник потерял свою гибкость и его стали даже часто носить на носилках. При этом в свои пятьдесят с небольшим лет царь выглядел как дряхлый старик. А я выписывал ему бодрящие препараты!
Я приехал сюда в тысяча пятьсот восемьдесят первом году. Уже через год послы начали отписывать, что московскому государю жить осталось недолго. Тогда астрологи указали время его смерти, о чем царю, естественно, доложено не было. И ведь сбылось! Боярин Бельский, любимец царя, грозно предупредил ясновидцев, что, если их предсказание не сбудется, их сожгут живыми: это было равносильно назначению премии за убийство царя.
Но ни я, ни его врач не были согласны с этим. Еще дней десять назад царь активно занимался делами и строил планы на будущее. Десятого марта из-за государева недуга был даже остановлен на пути к Москве литовский посол. Поднялась большая суматоха, при которой лекари засуетились, монастыри стали раздавать щедрую милостыню, а по церквам велено было молиться за здравие правителя. При этом Иван Великий приглашал к себе знахарей и знахарок, которых привозили даже с Севера. Царь то падал духом, становился кротким и начинал усердно молиться, приказывал по Москве кормить нищих и пленных, выпускал из темниц заключенных, а то опять, хотя теперь и ненадолго, становился гневливым и необузданным. Ни лекарь, ни я не знали, как привести его в равновесие. Уже не действовала даже настойка опия в увеличенных дозах. Он то терял силы и собирался умирать, то говорил, что будет жить долго. Между тем тело государя распухло, стало дурно пахнуть и, как доктор констатировал, началось разложение крови.
Смрад от него становился все невыносимее. Не помогали уже ни ладан, ни розовое масло, обильно распыляемое по помещению. Сочетание двух сладковатых запахов – разложения тела и цветущих роз – делали обстановку еще ужаснее. Наступило семнадцатое марта. Около третьего часа царь отправился в русскую баню, к духоте которой я так и не смог привыкнуть, и провел там более двух часов под пение холопок. Лекарь и я боялись, что это повредит его расстроенному здоровью, но царь почувствовал себя бодрее. Его усадили на постели, и он велел подать шахматы, чтобы сыграть партию с Борисом. Сам собирался расставить их, но никак не мог поставить короля на свое место, что было так знаменательно. Одновременно упали: на доску костяная, черная, резная фигура короля, а на постель – Царь!
Поднялся крик и вой. Одновременно бежали за водкой, розовой водой, доктором и духовником. Явился врач с моими снадобьями, начали растирать его. Пришел митрополит и, памятуя распоряжение уходящего, наскоро совершил обряд пострижения в монахи. Но в это время царь уже был бездыханен. Он умер после полудня восемнадцатого марта. Страшно и тяжело ударили в колокола по всей Москве на исход души. Народ заволновался, толпа бросилась в Кремль. Хорошо хоть Годунов не растерялся и приказал затворить дубовые, с коваными полосами ворота. На третий день тело царя Ивана Васильевича было предано земле в Архангельском соборе, рядом с могилою убитого им сына. Он оставил своему сыну Федору царский венец, а Борису Годунову – государственную власть. Как здесь говорят: «Почил он в Бозе». Мне очень страшно!
Другие записи были сделаны уже в альбоме и были написаны красивым, хотя несколько витиеватым почерком.
12 декабря 1581 года. Я фармацевт. Я англичанин. Мое имя Jacob, но зовут меня здесь на русский, вернее даже, на еврейский манер – Яковом. Ужас! Пишу днем, больше от скуки. Хотя тешу себя надеждой, что, скопив денег, а платят мне здесь хорошо, уговорю мою императрицу отозвать меня домой из этой варварской страны и на родине издам мои записи отдельной книгой. Забавная будет вещица! Говорят, что я не первый здесь аптекарь, а жил до меня литвинянин Матюшко – оптскарь. Да кто у них, у русичей, разберет, что было тридцать лет назад!
Медведи, правда, как у нас говорили, по улицам ходят разве что на базарах, зовущихся здесь торговыми рядами. Но и у нас этими животными народ развлекают. Люди одеваются не в волчьи шкуры, а кто побогаче – в роскошные соболиные, беличьи, лисьи и прочие дорогие шубы, подбитые привозным бархатом и шелком, в том числе китайским, а кто победнее – в овчинные тулупы. Голодомора нет и еды много. Но она непривычная – тяжелая, жирная. Эля нет. Иногда употребляю их медовуху, а также ягодные наливки, больше по местным праздникам.
Юмор у них странный. Шутят против бояр зло. Мне перевели как-то, что они говорили в толпе:
– Времена шатки – береги шапки. – И еще круче, против царя самого:
– Царские милости в боярское решето сеются. Царь гладит, а бояре скребут.
Девки – роскошные. Ходят плавно, белотелые, крепкие, глазами блестят. Правда, сурьмят брови и красят щеки с избытком. Но это и стереть можно. Но не уважают их тут. И могут сказать, например, как мне перевели: «Баба да бес – один у них вес!»
Во многом стоит женское начало. Еще древние греки назвали первоначалом космоса четыре стихи и богини отвечают за них. И это: Гера, отвечающая за воздух, Табета – владычица огня, Гея – хозяйка земли, Салация, она же, по отдельным версиям, Афродита, супруга Нептуна, божество воды. Матушка Гея разгневалась на мужа Урана и попросила сына оскопить отца. Послушный отпрыск отсек серпом гениталии папашки и забросил их в море. Из них девочка и была создана. И наконец – Иштар, центральное женское божество, имеющее андрогинные черты, богиня плодородия и плотской любви, войны и распри, астральное божество, олицетворение планеты Венера. Все они олицетворяют силы связи и разделения, добра и зла, огня и воды, восхождения и нисхождения, а также равновесие, мудрость и плодородие, жизнь и смерть.
25 декабря 1581 года. Такая тоска сегодня накатила – хоть вешайся! Пешком бы до моря дошел, а там бы залив переплыл, все заработанное здесь оставив! Или проще, при наших регулярных торговых отношениях, с тюками льна, меха или пеньки нелегально переправиться. Или в бочке с медом, или, изобразив обезьянку, верхом на мачтовой сосне. То-то смеху будет! Но не мне. Если сразу на эшафот не отведут, отправят обратно, в виде легкого наказания, в штуке сукна запакованного, а то и в бочке с серой, селитрой или свинцом. Нет, скорее по профилю работы, в ящике с медикаментами, которых своих пока у русичей нет, и не морочат они себе голову, чем заменить. Есть чем торговать: богата земля Российская! Иногда встречаю я наших купцов в Москве. Говорят, работают они и в Ярославле, Вологде, Великом Устюге. Организуются уже совместные промышленные предприятия по производству канатов и парусины для нашего флота, покоряющего при Елизавете все моря. А России была, есть и будет наша торговая колония! Только вот Иоанн, наслушавшись своего купечества, урезает привилегии наших предпринимателей.
Но нет. Не простят мне дома самовольного ухода. Крута Елизавета. Казнит, не поморщится, если против воли ее пойду! Не таких убирала. Сиротой росла, как местный царь, при казненной у нее невинно матери. По подозрению в причастности к восстанию родная сестра посадила Елизавету в Тауэр. Но потом Мария скончалась: и с чего бы это, совсем молодой? Знаем мы, фармацевты, сколько ядов есть без цвета и запаха! Но на трон в Вестминстере, Елизавета взошла под звуки всеобщего ликования. Пишет и говорит по-латыни, читает по-гречески, знает французский, испанский, итальянский, хорошо играет на лютне, изящно танцует. Наступил у нас Золотой век Англии! Правда, теперь я путаюсь, когда говорю или пишу: «у нас» – на Руси или в Англии?
Крута Елизавета, крута! Хорошо, что английский здесь только два дьячка знают, но кто их ко мне допустит? А русские мои записи не прочитают: ленивы и презрительны языки учить. Говорят, что жену любовника Елизавета отравила, а может, муж свою жену. Кто видел! Но у него после ее смерти стало еще меньше шансов приблизиться к королеве: власть и любовь народа она ценит гораздо больше, чем мужчин. Народу было объявлено, что покончила женщина жизнь самоубийством! А может, так и было. Как тут жить: если твой муж к королеве – и домой ни глаз, ни носа, ни других частей тела не кажет? Однако царица много раз заявляла, что их связь была исключительно платонической.
Крута королева! Виват, королева! Виват! В Тауэре из ее окон хорошо было видно, как проводили казни. И в ее сердце остались навсегда дурные мысли обо всех окружающих ее. Во дворе жили во́роны и воро́ны. Слуги, ухаживающие за птицами, отметили, что у одного немолодого королевского ворона скончалась супруга и он затосковал и стал чахнуть в одиночестве, как любой самец, оставшийся без самочки. Нашли ему молоденькую «телку», то есть птичку. Почему-то не понравились они друг другу, и ворон во вдовстве своем продолжал горевать. Подсадили вторую. Что там случилось – неизвестно. Но ночью они вдвоем заклевали насмерть ворона. Мораль: нельзя верить женщинам!
10 января 1582 года. Морозы сейчас стоят лютые! Стараюсь из дома от горячей печки с резными, с синими петухами изразцами не уходить. Перечитал записи. От скуки пишу дальше. С сестрицей некровной, Марией Стюарт, всю жизнь Елизавета в борьбе за английский престол находится, хоть и посадила соперницу под присмотр, почти как в тюрьму, в Шеффилдский замок. Но и оттуда она интригует, несмотря на то, что отрезана от своих шотландских друзей. От тоски и скуки стареет и сильно седеет под рыжим париком, несмотря на свои сорок лет.
Страшная она, королева-девственница, хоть и Англия при ней процветает, как и при Иоанне – Россия. Не зря они переписываются. И о чем только? В свое время преподавателями ее были профессора Кембриджа. Воспитывали ее как мальчиков-престолонаследников: древние и современные иностранные языки, история, риторика. Ее учителя отмечали, что в принцессе нет женской слабости, а присущ ей мужской склад ума. Ее любимыми ее предметами были теология и английское протестантское богословие.
Взойдя на престол, королева Англии приступила к государственным делам – изучала обстановку, формировала правительство из своих людей, как во все века умные правители делают, работала с документами, чему многие ленятся уделять внимание. Изменила и сократила громоздкий королевский двор. Основной проблемой ее правления был окружающий патриархальный мир, в котором роль женщины, даже королевских кровей, была крайне ограничена. А она хотела, чтобы ее воспринимали в первую очередь как государственного деятеля, а затем уже как женщину. Хотя последнему она также уделяет большое внимание, готовясь к каждому выходу, а особенно для позирования на портретах.
28 января 1582 года. По-прежнему очень холодно. И даже кажется, что морозы еще усилились. Тоскую и мерзну. В Лондон бы! В ванне помыться. Зимой – магнолии цветут. Аптечный огородик у меня дома – красота! Даже сам там возиться с растениями любил. В театр бы! Написали мне с оказией, что в Лондоне новый автор появился, Шекспир. Правда ли, нет, но много легенд о нем ходит. Что не обучен был ни актерскому, а тем более писательскому ремеслу. Но говорят, что остер на язык. К нему будто бы как-то обратился незнакомый юноша и попросил объяснить ему, как приступить к сочинению пьес. «Вы еще молоды, – ответил мастер, – и напишите сначала сонет; если останетесь довольны им, приходите ко мне». «А вы? Вы уже сочинили уйму пьес!» – «Но я ни у кого не спрашивал совета, как это делать!»
Пишет набело, без исправлений. Однако коллега отписал, что видел у самой Екатерины, когда лекарства ей от бессонницы носил и на стол ставил, черновик новой пьесы, весь исчерканный. Хорошо перо у Великой, но негоже ей пьески писать для развлечения публики. А еще судачат в Лондоне, что их писали рыцари Ордена Тамплиеров. Большие у них были связи с Англией, когда всем миром правили. Потом, после гонения, они как растаяли в воздухе, но может ли бесследно исчезнуть такая большая, могущественная и богатая организация! Только уйти в неведомые края или раствориться среди коренного населения. Они вообще о многом молчали: устав ордена был известен только рыцарям, но и те не могли его хранить у себя, чтобы он не попал в руки непосвященных, даже из числа членов ордена, магистры принимали решения в глубокой тайне, архивы ордена таинственно исчезли. Чудеса! Бытует мнение, что пьесы они сочиняют для улучшения нравственности народа английского. Да кто ее, правду, знает! Как говорят у нас: «У каждого в рукаве сидит свой дурак!»
15 мая 1582 года. Все цветет. Хандра моя прошла. Я решил написать, как же я здесь оказался в этой варварской и не любимой мною стране. Списался Иоанн с моей Елизаветой и прислали меня в эту глушь, как обезьянку. В послании королевы царю было написано: «Государю Ивану Васильевичу, брату кровному и приятелю нашему, направила доктора в лекаря, Джеймса Френча, мужа наученного, а еще аптекарей честных и к делу добре годных». Среди последних был и я. Приехали мы в Москву в начале мая. Совсем здесь еще непривычно для меня холодно было! И не цвело еще ничего! А в Лондоне уже на рождество фиалки расцветают. Сразу подумал: как же лекарственные растения я здесь, в снегах разводить буду? Затосковал! Аптеку открыли девятнадцатого мая тысяча пятьсот восемьдесят первого года напротив Чудова монастыря. Называли ее Государевой. Вскоре второй аптекарь умер – и остался я один.
Готовлю лекарства для царя и его родственников, если их можно так назвать. А что их лечить? Быстрее не своей смертью умрут! Царь, как тоска наступает, нет мои настои попить – за тридевять земель, под Тверь в монастырь рвется. И за рекой в шатрах станет. А в монастыре – в баньку ходит. Знаю я, что они, русичи, в этих баньках творят!
1 июня 1582 года. Аптека моя в Кремле, возле царских палат стоит. За его территорию мне одному выходить страшно. Когда-то попросил я царского главного опричника Малюту за кремлевские стены вместе сходить, аптеки для народа мне показать. Тот заржал как лошадь. Пошли мы. На Лобном месте стоял деревянный помост, с которого оглашались царские указы, как мне сказали. Вокруг стен Кремля ров, шириной в тридцать шесть метров и глубиной более десяти, заполняемый водами реки Неглинной. Через этот защитный ров от пропускных башен переброшены мосты. К площади выходили самые главные улицы Москвы, кроме того, недалеко располагались речные пристани, что делает удобным это место для торгового центра города. Красная площадь за Китайгородской стеной заключена в границы Китай-города. По велению Грозного вдоль восточной стороны площади были построены деревянные торговые ряды, куда мы и отправились.
Все рядом! Красоты, надо правду сказать, невиданной, только отстроенный с повеления государева, храм Василия Блаженного. Зашли мы: ни скамей, ни песнопения прихожан, а народ на коленях молится. Отсталость дикая! Духота и давка. Юродивые на крыльце в лохмотьях. Рядом – Лобное место для казни. И тут же – торговые ряды. Скуратов привел, на мед и ягоды тычет. Ну я даже кое-что там бы взял для себя. Но сразу попробовать – побрезговал. Он недобро так посмотрел, будто мысли прочитал: боюсь я его.
2 сентября 1582 года. Как-то все записи у меня путаные получаются. Попробую писать каждый раз одну тему и больше про Русь. Нынешний царь, которого здесь нарекли Грозным за нрав его, родился в семье великого князя Василия Третьего. Лишился он отца своего будучи ребенком малым трех лет, а затем, в неполных восемь – матери. Его родной четырехлетний брат был глух и нем и не друг ему. Горечь, страх, обиды и желчь остались у него от сиротского детства. В тринадцать же Иоанн, говорят, выглядел высоким и крепким и предался диким потехам и играм. Он забирался на островерхие терема и спихивал оттуда сначала кошек и собак, а затем уже и людей. Давил он их и конем.
Потом им занялся митрополит Макарий, который начал помогать ему укреплять власть и воспитывать его буйный нрав. Он и посеял в его голове мысль о венчании на царство. Это должно было повысить международное значение Русского государства и укрепить расшатавшуюся власть, что и было осуществлено. До сих пор вспоминают громадную процессию, которая из великокняжеского дворца направлялась к собору Успения Богородицы. Все в ней были в дорогих – соболиных, горностаевых, беличьих – шубах, крытых восточными шелками с яркими разводами, черным, синим и красным итальянским бархатом, фландрским сукном. Во время службы Митрополит возложил на Ивана крест, венец и бармы. Тут же им было рассказано о будущих намерениях шестнадцатилетнего царя и трудах его в союзе с церковью. Тогда было сказано, что вместе с царской властью царь должен был укрепить суд и правду внутри страны, а также вести борьбу за расширение государства. Москва стала царствующим городом, а русская земля – Российским царством.
Царь, естественно, решил расширить границы страны на Востоке и Западе, укрепить связи с Западной Европой и добиться выхода к морям. Но потерял выходы к Балтийскому морю! И царский взор обратился к берегам Белого. Был дан приказ о строительстве в устье Северной Двины нового «города для корабельной пристани» и утвержден Архангельский посад, выполнено строительство гостиных дворов, и в новый порт была официально переведена вся морская торговля с иностранцами. И сразу «по доходам, собираемым в казну от таможенных пошлин» эта область стала самой важной по доходам и единственным портом страны с торговлей с Англией и другими странами. Из Европейского заморья на Русь везли дорогие ткани, а также сахар, пряности, туалетное мыло, хлопчатую и писчую бумагу, нитки, иголки, кружева, жемчуг, дорогую посуду, оружие, вино, которого тогда на Руси не производили. Но самой выгодной статьей торговли стали, естественно, денежные операции. Из талеров русская казна, не имевшая своего золота и серебра, чеканила ефимки и пускала их в обращение. Статьей экспорта стали хлеб, сало, лен, пенька, холсты, воск, кожи, русские меха, корабельный лес. Все это также можно было купить здесь, на торговой ярмарке, которая стала главным торговым событием года. Но вскоре царь повысил для нас, англичан, пошлины. Купцы пожаловались Елизавете, а также меньше денег стали оставлять в казне страны. Великая выставила ответные санкции и затаила злобу на «русского брата». С этого времени стал формироваться в Европе его негативный образ со многими домыслами и преувеличениями, может быть благодаря умело пущенной клевете о нем.
Он, не осознавая размеров беды, приводил в порядок законодательство, изменял областное управление, привлекая к нему выборных людей из различных сословий, ввел для наведения порядка опричнину, которая стала его любимым детищем. Однако народу и боярам она внушала ужас. Но потом и самого царя частично подчинил себе Малюта Скуратов. В юности Иоанн был благочестив, но потом стал фанатиком, что плохо отражается на управлении государством. После разгрома Казани встал этнический вопрос, когда он велел казнить мусульман, отказавшихся принять христианство, а в завоеванном Полоцке приказал утопить всех местных евреев. Ходили слухи, что он даже собственноручно душил своих незаконнорожденных детей. От сумасбродства и жестокости царь переходил к покаянию.
Но Иван IV Васильевич, – один из самых образованных людей своего времени, имеет необыкновенную память, обладает богословской эрудицией и автор многочисленных посланий, музыки и текста службы праздника Владимирской Богоматери, канона Архангелу Михаилу. Царь также поспособствовал организации книгопечатания в Москве и строительству одного из красивейших храмов – Василия Блаженного, а также Покровского собора – в ознаменование победы над Крымским ханством.
В первом браке с Анастасией Иван IV был счастлив. Но не прошло и трех месяцев, как вспыхнул пожар, уничтоживший большую часть столицы. Царь был в гневе. И только красивая, умная и ласковая жена, как всегда, смогла успокоить его. Но его ангел-хранитель рано умерла, успев оставить двух сыновей. Младший из них, Федор, был болезненный и слаб умом. Старший, с его же именем, Иван, был похож на отца. Естественно, его и любил Иоанн и сделал наследником. Между отцом и сыном существовало согласие в делах и чувствах. Они даже менялись своими любовницами. Но однажды, оскорбленный одеждой своей невестки, царь ударил ее с такой силой, что она до срока разрешилась от бремени. Царевич, естественно, не удержался от упреков в адрес отца. Грозный вспылил. Что было между ними после – никто не знает. Говорят, когда царь в ужасе выбежал из комнаты, там остались убиенный царевич и окровавленный посох Грозного. А все остальное – только домыслы. Может, сама наша царица послала убийц, мстя, или еще кто? Только шепотом указывали на отца. Но и за это доносили – и убивали!
Смерть наследника стала бедствием для Руси: Федор слаб умом, Дмитрий – дитя. От своих любовниц Царь имел еще несколько избежавших, в частности, смерти от его рук сыновей, но они не были законными наследниками. Тогда Иоанн женился на полудикой черкешенке Марии. О ней молва ходила, что была она распущенна и безнравственна, а также жестока по природе. Впрочем, это было почти за двадцать лет до моего приезда. Но и она прожила недолго. Появилась Марфа, дочь простого новгородского купца, прожившая в царских покоях после свадьбы всего две недели. Царь уверял, что ее отравили раньше, чем она стала его женой, то есть Марфа умерла девственницей, что было важно для его четвертого брака, на который он уже не имен церковного права. Он грозился, что сам уйдет в монастырь, и даже неделями жил в нем. Церковь, естественно, после больших его подношений не отказала. Так появилась новая жена Анна, которая через три года была им заточена в монастырь под предлогом участия хрупкой и кроткой женщины в заговоре. Развод сопровождался множеством казней, совершенно истребивших семью бывшей царицы. Сама она еще долго жила в Тихвине инокиней Дарьей.
20 сентября 1582 года. Были еще наложницы Анна и Василиса. Обе они назывались его супругами, хотя для сожительства с ними он испросил только разрешения своего духовника. Первая три года пользовалась ласками царя, а умерла все-таки насильственной смертью. Вторая быстро, молодой и красивой женщиной, которой бы мужа ласкать, детей растить да жизни радоваться, была заточена в один из монастырей. На одну ночь потом была женой, или как ее еще назвать, Мария Долгорукая. После этого ее посадили в коляску, запряженную лошадьми, и утопили в реке. И стоит ли еще удивляться, что я готовлю ему лекарства от дурных болезней!
Очередная полюбовница Ивана как-то прибегала. Приворотного зелья просила. Я ей дал настойку опиума. На следующий день довольная пришла. Соболиную шубу принесла. А на что она мне? Не одна шуба у меня уже есть! И не продашь, подарки! Говорила, что царь по-другому смотреть на нее стал. И как-то так подмигивал. Дал еще лекарства. Затем пропала и она. Вскоре Иван заключил более или менее законный брак с Марией Нагой, дочерью боярина. Именно она стала матерью царевича Дмитрия. Сына Федора женил на сестре Годунова Ирине. Так царь создал свою новую семью, но тут же стал подозревать Бориса в измене.
5 мая 1583 года. Давно не писал. Жизнь моя течет спокойно и ровно. Я даже стал привыкать к местной жизни, людям, перенимать привычки, в частности, к русской бане, питью и пище. Потихоньку стал понимать их язык и даже немного говорить. Работаю в Государевой аптеке ежедневно с раннего утра до позднего вечера. Стены комнат расписаны картинами, полки и двери обиты английским сукном, а окна пестреют разноцветными стеклами. На подоконниках расстелены дорогие бархатные ковры. Комнаты аптеки украшены часами, чучелами павианов и даже глобусом. Повсюду чистота, и даже на улице поблизости от аптеки ни грязи, ни вони, ничего дурного. Посуда состоит из серебряных чаш, золотых фляг с притертыми пробками, а также из гжельской глины и тонкого цветного и прозрачного стекла. Ритуал подачи лекарств во дворец отличается чрезвычайной тщательностью и роскошью: склянки, стопки и сумки, в которых отпускаются лекарства, завязываются красным шелком и завертываются в белую тафту. Во время походов и выездов царя лекари, сопровождавшие его, хранят лекарства в ящиках, инкрустированных драгоценными камнями и золотом.
В дни, когда болеют члены царской семьи, я должен дневать и ночевать на службе. Для выдачи лекарства требуется назначение доктора и разрешение боярина, заведующего аптекой. Лекарство, предназначенное для царя, предварительно пробует лекарь, его прописавший, а их несколько, и все, естественно, не русские, я, его приготовивший, и, наконец, отдает из рук в руки боярину для употребления государем. Принимая от царя рюмку с остатком лекарства, он обязан то, что в ней останется, вылить на ладонь и выпить.