Палач Демона - читать онлайн

…Закат явился мрачно и торжественно, словно облаченный в пурпурную тогу палач. И красное солнце отрубленной головой покатилось на эшафот, обитый сиреневым бархатом наплывающих облаков. Края их постепенно пропитывались зловещим багрянцем свежепролитой крови…

День был казнен. А в черное небо, прячась за призрачной вуалью недосказанности, уже медленно ползла любимица страшной богини ночи – мертвенно бледная Луна…

…Франция, кладбище городка Этамп…

Бледный молодой незнакомец молча склонился над старой могилой. На покосившемся, изъеденном дождями каменном кресте он с большим трудом, но все же сумел разглядеть одну единственную маленькую буковку: «н»… И худощавое лицо его исказила гримаса невыносимой боли…

– Ах, какой красивый сегодня закат! – вдруг раздался рядом громкий возглас. Нет, он просто страшен в своем великолепии! Вы не находите? Говорили по-русски… Обернувшись, мужчина увидел низкорослого худощавого старика. Его согбенную фигуру облегал серый английский костюм, а из-под брюк выглядывали черные носы дорогих итальянских туфель. Указав на небо своею тростью с серебряным, кажется, набалдашником, случайный прохожий продолжал: "Не закат, а чисто тот александрит, который в апреле 1834 года открыл член-корреспондент Петербургской Академии наук господин Норденшелд. Помниться, говаривал я ему за чашечкой кофейку на Невском: "Нехороший камень ты, дружок Нильс, откопал, дурной камешек… Не следовало того зла у земли отымать! Пусть бы себе лежало… Верно, ведь?" – забавно, по-птичьи склонив голову набок, поинтересовался странный старик.

– Говаривали?.. – машинально переспросил молодой человек. В апреле 1834 года то?..

– Да, точно так-с! – изящно поклонился его собеседник.

– Но закат тут причем? – тихо поинтересовался незнакомец.

– Так он, точь в точь, такой же лживый, как и эти самые александриты! – ответил старец и не слишком-то вежливо поднес свою трость почти к самому носу визави. Набалдашник ее был выполнен в виде оскалившего пасть неведомого хищника. И зверь в упор уставился на молодого мужчину двумя своими глазами из зеленых драгоценных камней. Неожиданно оба окрасились красным.

– Вон как переливаются, только что зелеными были, как надежда, а теперь алым заплыли! – воскликнул неприятный старик. Знать, кровушку близкую почуяли… Да и закат… Недоброе он тебе сулит, ох и недоброе…

– Извините, но я вовсе не расположен к беседе, – мрачно взглянув на старика, ответил молодой. И, помолчав, тихо произнес: "Я узнал тебя, чего хочешь?"

– Думаешь, Луна успокоит твоих мертвецов?.. – осклабился тот прямо ему в лицо. Выбор сделан – жизнь победила смерть, а любовь убьет эту жизнь … Простят ли душу, да и осталась ли она здесь еще?..

Бросив на прощание взгляд, в котором острая, пылающая ненависть причудливо смешалась с ледяным презрением, старик круто повернулся на каблуках и быстро зашагал прочь…

Глава 1

Луна небрежно швыряла на землю белесый свет. Точно так пьяный гусар, бахвалясь перед толпой, бросает серебро сидящей на паперти нищенке.

Большой, трехэтажный особняк на берегу живописной речки весь сверкал и переливался разноцветными огнями. Его владелец – успешный питерский бизнесмен Николай Михайлович Артемьев женил своего единственного 25-летнего сына Михаила на дочери экс-депутата законодательного собрания Георгия Степановича Никитина -19-летней красавице Светланке. Стоит ли говорить, что свадьбу гуляли с размахом? С обеих сторон были приглашены не менее трехсот гостей. И теперь, когда большинство речей уже были сказаны, а подарки вручены, люди начали знакомиться между собою. Они бродили не только по залам особняка, но и по всей приусадебной территории. К слову, она была оформлена на манер старого английского парка и занимала не меньше пяти с лишком гектаров. Пока гости гуляли под молодыми березками, липами, кленами и дубами, с речки потянуло вечерней прохладой.

Жених с невестой стояли среди шумной компании друзей. И никто не обратил внимания, на высокого худощавого юношу. Его бледное лицо оттеняла густая грива черных волос. Затаившись за толстым стволом старого дуба, он, не отрываясь, смотрел на Светлану. И в глазах незнакомца застыла такая мука, что, казалось, способна была растрогать даже камень. Но никому из присутствующих не было до него никакого дела.

Молодых сильно утомило общение с родными, бесчисленными друзьями и просто подлипалами, коих немало на подобных мероприятиях. Поэтому, немного пошептавшись, жених с невестой решили попросту сбежать. Улучив минутку, Светлана и Михаил выскользнули за ворота ограды и направились к берегу реки.

– Светик, айда спрячемся в старой усадьбе, – предложил жених.

– Давай! – охотно поддержала его девушка. Там нас точно никто не найдет!

Довольно хихикая, счастливые новобрачные выскользнули из ворот и быстро направились прочь от особняка. Они полагали, что остались незамеченными. Однако, следом за ними, хотя и держась на приличном расстоянии, двинулись и трое молодых людей в одинаковых черных костюмах. С левой стороны пиджаки у всех троих подозрительно оттопыривались.Опытному человеку достаточно было бросить на них всего лишь один взгляд, чтобы понять: это телохранители. Причем, все-правши, так как оружие висело в "оперативках" на боку слева.

Идти молодым пришлось не очень долго, так как развалины помещичьей усадьбы находились всего в каких-то трехстах метрах от особняка Артемьева. Но шли они осторожно, ведь тропинка вся заросла травой и низким кустарником. Наконец, минут через десять, молодые люди оказались перед чудом сохранившимися старыми коваными воротами, запертыми на огромный замок. И хотя вокруг все было тихо и спокойно, Михаил вдруг почувствовал, как мороз пробежал по его коже. Ржавый запор на воротах, будто явился для них со Светланой неким предупреждением. Казалось, он говорил: "Проход закрыт, а зайдешь – худо будет!" Но, по правде сказать, это была не более, чем простая формальность. Ведь барская усадьба уже давно лишилась ограды и теперь от былой солидности помещичьего гнезда сохранились лишь одни ворота, которые можно было легко обойти. Справа и слева от них утопали в жухлой траве остатки красной кирпичной кладки. Той самой ограды, которую озлобленные крестьяне снесли в 1918-ом.

Но молодые этого не знали, да и не было им до тех далеких трагических лет никакого интереса.

Строение, хоть и было частично разрушено, все же сохранило былую красоту. Белая двухэтажная усадьба на высоком цоколе с бельведером в левой части крыши отдаленно напоминала итальянскую виллу. Цокольный этаж, отданный раньше под хозяйственные нужды, словно приподнимал верхнюю жилую часть и превращал её в архитектурную доминанту. На первом и втором этажах располагались двадцать семь комнат и зимний сад. Фронтальная часть здания пустыми глазницами высоких стрельчатых оконных проемов глядела прямо в большой приусадебный парк. Когда-то тщательно ухоженный, сейчас он превратился в самый настоящий лес. Опутанный переплетенными ветвями вязов, лип, елей, дубов и кустарника, старый парк выглядел пугающе морачным.

Кое-как продравшись через все эти дикие заросли, Михаил и Светлана остановились перед широкой мраморной лестницей главного входа.

Ранее поражавшая гостей парадной белизной, сейчас вся она была покрыта слоем грязи. Из-под нее проглядывала частая сеть мелких трещин. Слева, метрах в сорока от здания, на одной линии с ним, виднелись развалины дома приказчика. Справа от южного входа в имение высился, чудом не разрушенный в годы гражданской войны, склеп.

– Пойдем? – кивнув на лестницу, спросил Михаил. Светлана молча кивнула. Взявшись за руки, они молча шагнули в темнеющую пасть парадного входа. Казалось, он ощерился на них обломками красного кирпича, окаймлявшего дверную арку. "Словно, обломки

зубов старика!" – подумал парень. Пройдя несколько шагов, Михаил и Светлана остановились посреди вестибюля. Сквозь рваные дыры в кровле их облила своим молочным светом полная Луна.

– Жутковато здесь, правда?.. – тихо спросила Светлана у своего спутника. Но тот лишь пожал плечами.

– Ничего сверхъестественного, обычные развалины. Хотя он и старался произнести эти слова уверенным тоном, голос его предательски дрогнул. Ведь в каждом из нас сидит глубоко затаенный страх перед таинством ночи. Однако совсем немногие могут в этом признаться даже самим себе…

Досадуя за проявление минутной слабости, парень двинулся было дальше. Но в этот миг послышался какой-то шорох.

–Что это?! – испуганно вскрикнула Светлана. Кто здесь?

– Я пойду, взгляну, а ты тут подожди, – предложил Михаил.

– Нет, одного я тебя никуда не отпущу! Пойдем вместе! – твердо возразила девушка.

–Тьфу, ты, черт! – вдруг выругался Михаил. Да это же наша охрана! В самом деле, обернувшись, Светлана увидела сквозь оконный проем двух парней в костюмах. Они крались через кустарник.

– Вот же достали! – громким шепотом возмутился Михаил. Пошли, спрячемся наверху! Схватив Светланку за руку, он потащил ее по боковой каменной лестнице на второй этаж.

Оказавшись на площадке, окаймленной красивыми балясинами из белого мрамора, они увидели справа чудом уцелевшую дверь. Она была закрыта.

Взявшись за позеленевшую от времени бронзовую ручку, Михаил толкнул ее. Тяжелая дубовая дверь с тихим скрипом медленно отворилась. Заглянув внутрь комнаты, а лучше сказать, небольшой залы, наша парочка обнаружила ободранные стены, с которых местами свисали обои.

– Гляди, это, ведь, не бумага! – прошептал Михаил, щупая пальцами пыльный лоскут.

– Конечно, не бумага, – ответила ему Светлана. Это шелк.

– Интересно, зачем стены материей обтягивать? – искренне удивился ее спутник. Бумажных разве не нашлось?

– Так, это же модно было в те времена, – пояснила девушка, разглядывая пол. В прошлом он состоял из наборного дубового паркета. Сейчас, впрочем, плашки были почти начисто ободраны. Видимо крестьяне топили ими свои избы. Но в углу остатки паркета еще сохранились. Там же виднелся и небольшой камин с остатками мраморной полки. Перед ним раскорячило четыре резные ножки старинное деревянное кресло с кожаным сидением.

– Странно, как это оно сумело пережить революцию и две войны? – удивился Михаил.

Тут, словно ему в ответ, послышался мелодичный звук колокольчика.

– Снова эти, из охраны, – с досадой проворчал парень и спросил свою спутницу, – вернемся назад, что ли?

– Почему из охраны? – спросила Светлана. Они у вас, что, как коровы с колокольчиками ходят?

Вопрос невесты поставил парня в тупик.

– Да, нет, вроде.., – пробормотал он, пристально вглядываясь в угол.

– Может, на мобильнике у кого-то из них такой звонок стоит?

– Смотри, смотри! – прошептал Михаил, сильно сжав руку девушки. И надо сказать, посмотреть действительно было на что.

В трепетном лунном свете обоим показалось, будто кресло, вдруг начало шевелится. Постепенно, будто выплывая из стены, перед оторопевшими молодыми возникла череда изумительных картин и сюжетов. Из того угла, возле камина, неведомо откуда появилась пожилая дама в прекрасном длинном платье. Она, стоя перед седовласым стариком в парчовом домашнем халате, что-то говорила ему. Он, внимательно слушая, временами задумчиво покачивал головой. И без всяких подсказок было ясно, что эти двое – хозяева усадьбы.

Михаил и Светлана, застыв на месте, лишь молча наблюдали за ними.

Старик, привстав, ласково погладил свою супругу по щеке, а затем, обернувшись к ней, что-то встревожено сказал… Вытянув сухую руку, хозяин указал на камин, видимо, увидел там нечто. Но, проследив за его взглядом, Михаил и Светлана ничего не заметили. В это мгновение элегантная женщина и импозантный седой старик вдруг изсчезли, словно растворились в призрачном лунном свете. Серебряные лучики задрожали, будто бы какой-то невидимый искусник ткал из них следующий туманный сюжет…

И тут прямо из пасти камина неожиданно выплыла чья-то огромная, расплывчато-темная фигура. Присмотревшись, Михаил с изумлением отметил, что рядом с нею, а может и прямо в ней, двигался светлый человеческий силуэт. Но, по сравнению с темной фигурой, он казался совсем маленьким.

…Сверкнули полные злобы красные очи с большими блестящими черными пятнами вместо зрачков. И вот, что самое удивительное, они показались Михаилу человеческими!Хотя умом он понимал, что подобных глаз ни у кого из людей нет и быть не может.

На долю секунды перед его лицом мелькнул жуткий оскал белоснежных клыков и в то же мгновение, кто-то резко оттолкнул его в сторону.

– Назад!!! – услышал он у себя за спиной дикий вопль. …Кошмарный вой… Леденящий душу предсмертный вскрик Светланы… А затем – ужасное хряскающее и влажное чавкание, будто кто-то жадно обгладывал с костей сырое мясо…

Глава 2

…Есаул Константин Маматов с усилием открыл глаза. Над ним раскинулся черный шатер бездонного ночного неба. Покажется странным, но обрести сознание он смог только благодаря страшной боли. Один очаг ее, тянущий, будто прожигающий внутренности, сосредоточился в животе. Второй, пульсирующий, раскалывал голову есаула. Будто кто-то маленький, но чрезвычайно сильный, залез в череп и стал безжалостно колотить изнутри тяжелым молотом. От этих жестоких ударов голова готова была взорваться и разлететься на куски. Проведя рукой по лбу, офицер ощутил что-то липкое и вязкое. И не сразу понял, что это его кровь. Он больно уколол обо что-то свою ладонь. – "Что там еще?!.." – подумал есаул, пытаясь вытащить непонятный предмет из своей головы. Но, едва тронув, вновь потерял сознание… Когда же пришел в себя во второй раз, то увидел над собой лишь темно-зеленую ткань – тент большой армейской палатки. И опять нырнул в пугающую темноту. Потом он еще несколько раз приходил в себя, но лишь с тем, чтобы спустя какие-то минуты, снова окунуться в беспамятство. Иногда ему казалось будто он находится на корабле. Волны качали судно сильно, но, как-то неравномерно и совсем не в такт. При этом вокруг все плыло в багровом тумане. Когда сознание вернулось вновь, первое, что увидел есаул, открыв глаза, был … воробей. Он превесело скакал по подоконнику.

Воистину неисповедимы пути человеческого сознания! Ну, как, скажите на милость, могут быть связаны между собой эта маленькая птичка и война?! Тем не менее, увидев воробья, Константин, почему-то сразу вспомнил все, что с ним произошло. Перед его внутренним взором медленно поплыли картины.

… Казачья лава из нескольких сотен всадников катилась по небольшой равнине прямо на австро-венгерские окопы. Оттуда смертоносными бичами хлестали винтовочные залпы и пулеметные очереди. Перемахнув через бруствер передней оборонительной линии, Константин увидел трех вражеских солдат. Один из них вскинул карабин и прицелился прямо в лицо есаулу. Увернувшись от пули, всадник описал клинком свистящий полукруг и рубанул австрийца по правому плечу. Шашка легко развалила врага почти до живота. И дивиться тут нечему. Ведь это была самая настоящая гурда. Что подтверждалось выбитым на клинке клеймом – хищными зубами, а на серебряной рукояти можно было рассмотреть рисунок волка. Клинок этот больше ста лет назад в одном из чеченских аулов выковал старый мастер.

Шашку есаулу вручил его отец – отставной поручик лейб-гвардии Гусарского Его Величества полка Евгений Петрович Маматов.

–"Да, папенька страстно обожал всякого рода холодное оружие и собрал довольно большую коллекцию славных клинков!"– подумал есаул.

… Второму солдату шашка врубилась прямо в середину черепа, да так быстро, что тот не успел даже вскрикнуть. Третий бросился было бежать. Но разве сможет человек обогнать казачью лошадь? Миг! И беглец уже валялся на рыжей от крови траве, корчась в предсмертной агонии…

В тот памятный день, когда русские войска Юго-Западного фронта начали грандиозное наступление на австро-венгерские и германские войска. Знаменитый Брусиловский прорыв. Ему предшествовали ожесточенные сражения. Бои шли все лето, а к сентябрю русские войска завладели частью Восточной Галиции и всей Буковиной, ранее принадлежавшие Австро-Венгрии. Неоценимый вклад в победоносное наступление внесли семнадцать Донских казачьих полков и девятнадцать отдельных и особых казачьих сотен.

29 мая (11 июня по новому стилю) 1916 года, 1-я Донская дивизия с левого фланга прорвалась вглубь расположения австрийцев и взяла две тысячи пленных. В пылу атаки на важный железнодорожный узел Ковель, казаки, словно нож сквозь масло, прорезали оборону противника. Они так глубоко прорвались во вражеский тыл, что даже обогнали несколько бежавших в панике австрийских пехотных частей. В этот момент противник открыл по наступающим артиллерийский огонь. Под него то и попали прорвавшиеся в тыл австрийцам казачьи сотни.

…Перед глазами Константина Маматова что-то вспыхнуло. Да так, что на миг затмило солнце, плывшее в зените! Следом раздался оглушительный взрыв, но он его уже не услышал. Мощная взрывная волна швырнула всадника на землю. Скатившись по склону холма, он замер, уткнувшись лицом в жухлую траву. Мимо с оглушительными криками неслись кавалеристы. Грохотали выстрелы, сверкали казачьи шашки, падала изрубленная прислуга австрийских орудий… Несколько снарядов, разорвавшись прямо перед наступающей третьей особой сотней, разом накрыли более десятка всадников…

… – Где я? – прохрипел раненный.

– В госпитале, – ответила ему красивая и милая рыжеволосая незнакомка в форме сестры милосердия. Ее огромные голубые глаза глядели на него с сочувствием и состраданием. Константин Евгеньевич попытался приподняться, но она не позволила ему этого сделать.

– Лежите спокойно, пожалуйста, господин есаул!Вам нельзя шевелиться! У вас очень высокая температура!

Но пациент оказался непослушным и весьма любопытным. Дождавшись, когда его собеседница отвернется, он ощупал свой лоб. Пальцы наткнулись лишь на шершавую повязку. Никаких посторонних предметов там не было.

– Наверное, показалось? – подумал он. И тут же скорчился от резкого приступа острой боли, скрутившей ему живот.

– Сестричка, скажите, сколько времени я у вас здесь лежу?

– Вторые сутки уже пошли, – ответила медсестра. – Вас из полевого лазарета привезли без сознания.

– Куда меня?.. – превозмогая боль и накатившую вдруг тошноту, спросил Маматов.

– Все нормально! – постаралась успокоить его девушка. Но по той поспешности, с которой она кинулась это делать, есаул понял, что все вовсе не нормально.

– Так-так! – прозвучал наигранно бодрый голос.

– Что тут у нас?..

– Владимир Евграфович, раненный спрашивает как у него дела, – пояснила медсестра.

– Я ваш доктор, уважаемый Константин Евгеньевич. Меня зовут Владимиром Евграфовичем Маличем, – представился вошедший. Врач оказался невысоким, плотным мужчиной лет сорока пяти.

– Доктор, скажите, почему у меня так болит живот? – попросил есаул.

Тот неторопливо снял пенсне и принялся протирать стекла носовым платком. Видимо, собирался с мыслями. Он хотел преподнести пациенту правду так, чтобы не шокировать раненного.

– Видите ли, милостивый государь, вам сильно досталось, – пояснил доктор. Другой после таких ранений на месте бы Богу душу отдал, а вы – молодец! Теперь подштопаем вас, а там снова пойдете шашкой махать.

Однако, почувствовав в тоне доктора некую фальшь, есаул настойчиво повторил: " Доктор, не надо меня жалеть! Скажите, выживу или пришла пора звать священника?"

– Да, не часто такие, как вы встречаются, настырные, – проворчал Владимир Евграфович. У вас два ранения и оба очень серьезные. Одно в голову, а второе в живот. Какое тяжелее даже сказать не берусь. Когда вас санитары в поле нашли и в лазарет привезли, то сразу же положили отдельно. Вместе с мертвыми. Об этом мне ваши казаки рассказывали. Не взыщите, ваше благородие, такой уж вид у вас был, не вполне живой, скажу я вам! Но потом опомнились. Внесли в палатку к хирургам. Там один молодцом оказался, вскрыл вам брюшную полость и заштопал желудок.

– А кишки, что-же?… – поинтересовался Константин Евгеньевич.

– Тут вам повезло, кишечник не задело. А потом вас к нам направили.

– Так я сейчас где? – спросил раненный.

– В тыловом госпитале, – ответил врач.

– Где?! В каком городе, в какой деревне, черт вас дери!– вспылил есаул.

– Тихо-тихо, – примирительно понизив голос, попросил его доктор. Сейчас все вам расскажу. В настоящее время вы в госпитале, неподалеку от Луцка.

– Какого черта?! – удивился Маматов. Какой к бесу Луцк?! Я же под Ковелем был!

– Не чертыхайтесь, ваше благородие, – попросил его Владимир Евграфович. Тоже, надо признаться, взяли манеру! А как он возьмет и явится вдруг?

– Вы сами-то не лучше него, – проворчал офицер. Обещали рассказать, а не говорите ничего, лишь крутите чего-то…

– Ладно, ладно, сейчас расскажу,– махнул рукой доктор.Так вот, ранили вас действительно под Ковелем. Потом привезли в полевой лазарет.

Вы ведь по пути в сознание не приходили? – сам себя перебил Владимир Евграфович.

– Почему? Приходил! – ответил раненный офицер. Помню как с врачом поругался. Он, когда мне рану на животе осматривал, зачем-то туда что-то засунул. Я от боли тогда аж взревел. Потом опять сознание потерял. И так несколько раз. Голова раскалывается, живот жжет, словно туда раскаленный прут засунули, а все вокруг будто в красном мареве.

– Чудеса! – сам себе сказал хирург. Как вы, сударь, вообще такую дальнюю дорогу-то выдержали? Ну, да на войне и не такое случается. Из под Ковеля, где вам в лазарете оказали первую помощь, вас отвезли сюда.

– Так, это же сколько времени меня сюда тащили? От Ковеля до Луцка же верст шестьдесят будет! – не поверил Константин Евгеньевич. Какое сегодня число?

– 3 июня (15 июня по новому стилю) 1916 года, – ответил доктор. А доставили вас позавчера и, до сего момента, вы были без сознания.

– Кто привез, на чем? – поинтересовался есаул.

– Трое донцов-казаков вас доставили, – вступила в разговор медсестра.

– На подводе? – перебил ее раненный.

– Если б на подводе, то не доехали бы вы, милостивый государь, – покачал головой Владимир Евграфович. Они меж двух лошадей скаковых люльку вам соорудили. Австрийскую палатку брезентовую не пожалели! Вас, раненного, туда положили и поскакали, что есть мочи. Тот хирург, что вас штопал, наказал им везти, как можно быстрее к нам. Иначе, мол, помрет есаул… Так вот, голубчик, они всего за одни сутки и обернулись. Когда я увидел донцов, то сразу же спросил, куда вас ранило и сколько времени в дороге были? -ело в том, что при ранениях в желудок, ни есть не пить в ближайшие сутки после операции не рекомендуется. И когда мне на стол вас положили, я, было подумал, что операцию-то вы не перенесете. Простите, – спохватился хирург. Сами же, Константин Евгеньевич, просили, чтобы я говорил правду. Человек вы, я вижу, мужественный, вот и слушайте. Самое страшное уже позади. В голову вам осколок снаряда угодил. Начал я осматривать и увидел, что он, сволочь, до лобной доли мозга достал. Извлекали мы его аж в четыре руки. Слава Богу, вы сейчас в сознание пришли. Значит, все более или менее. Но как повернется дальше, сказать не могу. Головной мозг, сударь мой, это вам не баран начхал, а тайна за семью печатями. Вот так!

Врач достал из жилетного кармашка большие серебряные часы и внимательно взглянул на есаула: "Голова сейчас болит?"

– Да, – ответил тот. Временами очень сильно. И живот тоже.

– Тут вообще странное дело! – раздосадовано махнул рукой Владимир Евграфович. Увидел я повязку и подумал было, что эта рана тоже от осколка. Но в сопроводительной бумаге хирург полевого лазарета писал, что ранили вас штыком. Вообще-то дело это изменой пахнет.

– Что такое?! – удивленно вскинул брови есаул, приподнявшись на локте. Но его тут же скрутила острая боль в животе.

– Да лежите же вы спокойно! – с досадой приказал врач.

– Какой еще изменой?! – настойчиво повторил вопрос Константин Евгеньевич.

– Обыкновенной, – ответил Владимир Евграфович. Вам кто-то в живот штыком саданул! И, что самое подлое, – нашим, русским, трехгранным!

– Не может быть!– не поверил есаул. Меня ведь взрывом из седла выбило.

– Факты, ваше благородие, вещь упрямая, – пожал плечами хирург. Не верите мне, можете моего ассистента спросить – Арнольда Карловича. Мы с ним часа два ковырялись, пока из головы вашей осколок извлекали. А уж потом пытались живот по-новому заштопать.

– Так вы же сами сказали, что желудок мне в лазарете зашили? – удивился Константин Евгеньевич.

– Так то оно так, – кивнул врач.Но беда в том, что у вас свищ образовался.

– Это что еще такое? – удивился есаул.

– Проще говоря, дырка, – пояснил хирург. Мы уже и так и эдак, пытались, но рана снова открывается. Сейчас дренаж поставили. Окрепнете, потом постараемся края у свища иссечь и еще раз зашить.

– Значит, пока не помру? – вопросительно взглянул Константин Евгеньевич на своего собеседника.

– Нет-нет, Бог с вами!– возмущенно замахал на него руками хирург. Зря мы что ли с Арнольдом Карловичем мучились?

– Спасибо вам, – ответил есаул и спросил: "Оружие и одежда мои где?"

– При вас была шашка, замечательная, по– видимому, редкостная вещь.Также наган и небольшой такой кинжал дамасский? – уточнил Владимир Евграфович.

– Да, – кивнул есаул.

– Все здесь, кинжал и наган у вас под подушкой. А шашка?

– Так вот она – у изголовья кровати висит! – доктор указал пальцем на блестящее серебро рукояти. Обмундирование ваше все в крови было и весьма сильно изодрано. Поэтому сестричка его постирала и заштопала. Как выздоровеете, так и наденете, – продолжил свою речь хирург. А пока… Вот вам халат, – Владимир Евграфович указал на нечто темно-серое, лежавшее на табурете рядом с кроватью.

Офицер, убедившись что девушка отошла к другому раненому, спросил доктора: "Не подскажете, как зовут сестричку?"

– Ну и поражаете вы меня, ваше благородие! – нарочито округлив глаза, воскликнул Владимир Евграфович. Можно сказать, только что из могилы выкарабкались и – на тебе! Сразу девушками интересоваться?! Впрочем, хороший признак, весьма хороший! И девушка тоже хорошая, из старой дворянской семьи. В сестры милосердия пошла добровольцем. Хотя, надо признать, в первые дни, как кровь увидит, так сразу – брык в обморок! И не знаешь кому вперед помогать – раненным или ей!

Наталья Васильевна Абашева – девица на выданье. Матери лишилась еще при рождении. Отец ее, прожив десять лет вдовцом, решил жениться. Тоже на вдове, из обедневших дворян.

Не сладко, думаю, Наташеньке пришлось с мачехой-то. Не сахар у той характерец оказался, не сахар… Ну, да ладно, есаул. Вы только не обидьте сироту, прошу покорно! – произнес Владимир Евграфович, жестко взглянув Константину Евгеньевичу прямо в глаза.

– Да, что вы! – воскликнул раненный. И в мыслях не было!

– Ну и хорошо, сударь вы мой, пойду я. Врач застегнул халат и, еще раз взглянув на часы, вышел из палаты.

Константин Евгеньевич вновь закрыл глаза и словно провалился в глубокий и долгий сон…

Солнце, смеялось в лазурной вышине июльского неба и, цепляясь лучами за веселые кудряшки белоснежных облачков, пыталось вскарабкаться в самый зенит. Меж ветвей пересвистывалась между собой всякая птичья мелюзга, а по парку усадьбы бежал маленький мальчик. Вдруг, споткнувшись, он сходу пропахал носом песчаную дорожку. Но, хотя прилично ободрал себе коленки и до крови разбил нос, малыш не заревел. Вскочив на ноги, он лишь с досадой махнул рукой и побежал дальше. За ним, с криками "Постой! Погоди, барин!", ухая стоптанными сапогами, мчался здоровенный крестьянский парень. В его голосе слышался явный испуг. Конечно, как тут не испугаться? Тебя назначили дядькой и приставили следить за пятилетним барским дитятей.Чтобы с ним, драгоценным, не дай Бог, не случилось ничего дурного, а ты – не уберег! Догнав шустрого мальчишку, парень подхватил его на руки, причитая: "Ну что же, Вы, барин, наделали?"

Вытерев разбитый нос тряпицей, дядька крепко взял воспитанника за руку и повел в сторону барского дома.

– Вот и все! Прощай, теперь веселая жизнь! На этот раз уж точно выпрут, опять придется место искать! – крутилось у него в голове. Навстречу крестьянину уже спешили две женщины с летними кружевными зонтиками в руках.

– Господи милосердный, Тимофей, что же ты недоглядел?! – ахнула красивая, стройная дама, облаченная в длинное платье нежно-персикового цвета и элегантную шляпу с широкими полями. На вид женщине можно было дать не более двадцати двух лет, хотя в действительности она была чуточку старше.

– Да как же за ним уследишь, Мария Васильевна! – начал было оправдываться дядька. Оне же как оглашенные носятся! Дама, укоризненно покачав головой, несильно стукнула Тимофея по голове кружевным зонтиком.

– Срочно, в дом! – приказала она.

Когда они уже подходили к мраморной лестнице главного входа, из дверей навстречу стремительно вышел высокий черноволосый господин лет сорока, с угрожающе торчащими усами. На нем был белоснежный костюм, правая рука сжимала тяжелую эбеновую трость с медным набалдашником в виде морды медведя.

Им был владелец усадьбы и супруг Марии Васильевны, отставной ротмистр лейб-гвардии Гусарского Его Величества полка Евгений Петрович Маматов.

– Что это вы там затеяли? – поинтересовался он. Резкие черты лица придавали ему вид весьма суровый, а длинный хищный нос делал его похожим на кречета.

– Тимофей вновь не доглядел, душа моя, – сокрушенно вздохнула Мария Васильевна.

– Ревел? – только и спросил отец.

– Никак нет, ваше благородие! – отрапортовал дядька Тимофей, вытянувшись перед барином.

– Чего мне реветь?! – обиделся малыш. И не больно совсем! Однако мальчик сказал неправду. Из разбитого носа все еще шла кровь, он распух и покраснел, а оцарапанные коленки сильно саднили.

– Ладно, молодец, сынок! – довольно кивнул отставной гусар. И, резко обернувшись к Тимофею, спросил: "Какое наказание выберешь?"

– Как будет угодно вашему благородию, – вытянувшись во фрунт, ответил тот.

– Тогда в залу! – усмехнулся владелец имения.

Он не привык откладывать своих решений. Поэтому на немой вопрос супруги, улыбнувшись, ответил: "Дорогая, я не заставлю вас долго ждать." И, резко повернувшись на каблуках, вошел в усадьбу. Тимофей, передав мальчика гувернантке мадам Гранье, поспешил за ним.

Малыш, вырвавшись из рук женщины, кинулся следом. Не мог же он пропустить подобного зрелища. Интрига была в том, что система наказания для прислуги мужского пола, в понимании хозяина усадьбы, состояла в принуждении к физическим упражнениям.

В этот раз, отставной ротмистр пожелал преподать проштрафившемуся Тимофею урок фехтования. Сказать, что подобное занятие крестьянину не нравилось, значит ничего не сказать. Он ненавидел все эти шпаги, рапиры, сабли и эспадроны лютой ненавистью.

Тимофей был человеком высоким и сильным, но довольно неуклюжим. Поэтому любое занятие, где требовалась ловкость, было не по нему. Отставной же гусар взял себе в голову непременно обучить этого медведя изысканному искусству испанских и французских придворных.

Поднявшись в залу экс-гусар и указав широким жестом на крючок, на котором висел толстый и простеганный кафтан, сшитый специально для фехтовальщиков, скомандовал: "Одевай!"

Тимофей, ругаясь про себя последними словами, натянул защитную одежду.

– Выбирай! – отставной гусар кивнул на длинную деревянную стойку с оружием. Пока Тимофей, недовольно кряхтя, бродил вдоль длинного частокола рапир, эспадронов и сабель, владелец имения, сняв пиджак, облачился в точно такую же стеганную куртку.

– Ну, долго мне ждать?! – барин недовольно нахмурил черные брови.

– Сейчас, ваше благородие, – торопливо ответил Тимофей, схватив первое, что подвернулось под руку.

– Ого! – удивился гусар. Да ты саблю схватил?

Действительно, крестьянин неосмотрительно схватил длинную польскую карабеллу.

– Ну, коли желаешь, то и я не против, – усмехнулся ротмистр. Надев толстую фехтовальную перчатку, он также взял саблю и, выйдя на середину залы, встал в позицию. Левая рука завернута за спину, а правая с длинным изогнутым клинком вынесена прямо вперед.

Иронизировал гусар не зря. Фактически урок фехтования представлял собой, хоть и замаскированную, но порку провинившегося. И, если бы крестьянин выбрал в качестве оружия рапиру, ему точно было бы не так больно. Она-то ведь не такая тяжелая, как карабелла.

Несмотря на все свои рост и силу, Тимофей, конечно же, не мог оказать рубаке-гусару серьезного сопротивления.

В 1860 году, едва достигнув шестнадцатилетия, будущий гусар упросил своего папеньку отдать его учиться фехтованию. И тот, будучи конформистом, услал сына к его тетке, своей родной младшей сестре Екатерине Андреевне в Санкт-Петербург. Там сын начал постигать азы фехтования в зале, открытом знаменитым маэстро Иваном Ефимовичем Сивербриком. К сожалению, сам Сивербрик, уже восемь лет как, отошел в мир иной. Однако успел подготовить немало прекрасных учеников. Под наблюдением одного из них, а также постоянно изучая "руководство к фехтованию", написанное Сивербриком и его сыном, будущий поручик уже через год мог скрестить шпагу или саблю с противником средней руки. В гусарском полку он также постоянно упражнялся, а выйдя в отставку, чтобы не потерять формы, некоторое время даже давал уроки фехтования провинциальным помещикам.Так что никаких шансов у Тимофея против него не было и не могло быть…

Малыш, выглядывая из-за двери залы, во все глаза следил за происходящим.

– Аванс, мон шер ами! – издевательски усмехнувшись, экс-ротмистр крутанул клинок в кисти и лишь слегка коснулся сабли противника. А затем, неожиданно для него, описал обратную свистящую дугу и рубанул Тимофея по боку, под левую руку.

Необходимо отметить, что все оружие, которое использовалось для фехтования, конечно, было затуплено. Однако получить удар по ребрам, даже тупым клинком, было не слишком приятно. Сабля-то весила около четырех фунтов, а гусар был человеком неслабым да и рубить не стеснялся. Охнув, Тимофей согнулся пополам и присел на корточки.

– Вставай, вставай, любезный ты мой! – поторопил его бывший ротмистр.

Морщась от боли, его противник с трудом поднялся на ноги и встал в позицию.

– Вы бы, ваше благородие, того, полегче что ли, – попросил он.

– Ладно, – ответил экс-гусар. Там видно будет.

И, крутанув саблю в руке, ловко подбил клинок Тимофея и, повернув плашмя, легонько ударил того по макушке.

– Только и знаете, что лупить! – проворчал крестьянин. Надысь госпожа мне тоже по голове била!

– Что ты врешь, зараза? – возмутился бывший гусар. Чтобы Мария Васильевна била?! Ни за что не поверю!

– Так она, того, зонтом, – пояснил Тимофей.

– Ха, зонтом! – рассмеялся владелец имения.Так это же не кочергой, к примеру. За что же она тебя?..

– Так, недоглядел я за сынком вашим, – нехотя, пояснил Тимофей. И сынок нос расквасил.

– За дело! – бывший гусар вновь крутанул клинок в руке. А будешь мне ныть, так я тебя еще не так отлуплю!

– Воля ваша, барин, – ответил Тимофей. Только слишком сильно-то не лупите…

– Тимофей не виноват, папенька, – вдруг раздался голос из-за двери. Я сам упал.

– Молодец, что не ревел, – ответил отец. И, отработав на своем противнике еще несколько хитрых приемов, владелец имения приказал тому идти и заняться делами по дому. Нарубить дров и сложить их в поленницу перед баней.

– Хочешь попробовать? – спросил он у сына.

– Хочу!

С загоревшимися глазами, малыш схватил тяжелый палаш.

– Нет, нет, это для тебя пока рановато, – улыбнулся отставной гусар. И подал сыну тонкую легкую рапиру. Повозившись с мальчиком еще минут пятнадцать, он вытащил из кармана золотые карманные часы, (к слову сказать, Бреге, которыми он очень гордился).

– Ну, все на сегодня, – обратился он к сыну. Иди, найди мадам Гранье и побудь с нею пока мы с маменькой на прогулку поедем. Кликнув Тимофея, он велел ему заложить дрожки. Усевшись на кожаное сиденье, гусар с супругой взялись за руки и медленно покатили к выходу из приусадебного парка.

Солнце сияло, пели птицы и все вокруг, казалось, дышало счастьем и спокойствием.

Тут из кустов вдруг высунулась безобразная багрово-красная пасть хищного зверя и, оскалив окровавленные клыки, злобно зарычала им вслед…

Глава 3

…Бывший депутат законодательного собрания недавно лишился кресла из-за происков своих недругов и чересчур ретивых писак, раскопавших его "авторитетное" прошлое. Теперь же Георгий Степанович Никитин по прозвищу "Ник" вместе с владельцем собняка Артемьевым стоял на огромном балконе и любовался пламенеющим закатом.

Ник был высоким 57-летним мужчиной. Несмотря на возраст, дорогой темно-синий итальянский костюм все еще ладно сидел на его слегка оплывшей фигуре. Видно было, что этот человек любит роскошь. Средний палец правой руки был унизан золотым перстнем с крупным бриллиантом, а на левом запястье красовались швейцарские часы "Патек Филипп". Широкое, простоватое лицо их владельца пересекал длинный неровный шрам – память о питерских "крестах".

В знаменитый следственный изолятор его в 1988-м году притащили по поводу одной из громких разборок. Тогда, возле порта, в перестрелке погибли несколько бойцов противоборствующих группировок. Георгию Степановичу не повезло, он попался в руки ОМОНовцев. Когда Ника доставили к следователю, тот, видя, что перед ним человек жесткий, попытался сломать подследственного. Для чего кинул в камеру к "ссученным" – заключенным, которые шестерили на местного "кума" – начальника оперативной части. Их было четверо, детоубийца и пара насильников. Подобные "сучьи" камеры есть в любом следственном изоляторе. Задача "сук" – физически и морально сломать любого, кого подсадят к ним в хату. Безразлично, обычный это обвиняемый, например, бухгалтер, подозреваемый в растрате или вор в законе. Терять им просто нечего, так как с их статьями на зоне им не жить… В этой хате и чирканули Ника по лицу заточкой. Но Георгий Степанович был человеком не робкого десятка и, для начала сломав нападавшему нос, разбил одному из сокамерников череп об угол шконки.

Так сказать, "дал раскрутку". То-есть, будучи под арестом, совершил еще одно преступление. После чего, к его статье добавилась еще одна – за умышленное убийство. Однако от "ссученных" его сразу же отсадили, а смотрящий по "крестам" приблизил его к себе. Хотя судья и впаял Нику "трех Петров" – пятнашку, отсидел он лишь червонец. Причем, выскочил. Но не по "удо" -условно-досрочно за примерное поведение. Он был в авторитете и не мог пользоваться поблажками от государства. Соскочил Ник через "крест" – вышел через "больничку" по состоянию здоровья. Люди, которым смотрящий по изолятору загнал "коня" – сообщил о достойном поведении дальневосточного авторитета Ника, наехали на лагерного "лепилу" – врача. В итоге, тот "замастырил" Георгию Степановичу нужную "ксиву"– справку о том, что авторитет болен туберкулезом. Освободившись, Ник вернулся во Владик и женился на местной красавице Ксении. Спустя год у него появилась дочь Светланка.

Собрав вокруг себя пару десятков местных пацанов, Ник сначала прессовал свою малую родину, снимая сливки в порту Владивостока. Когда же ему показалось там тесно, отправился в Питер. Местная братва, помня, как лихо он расправился с "суками", оказала ему уважение и предоставила условия для нормального существования. Словом, отдала под его "крышу" пару крупных ресторанов, несколько СТО и три АЗС. Через пять лет авторитет легализовался и даже смог пролезть в депутаты законодательного собрания. И, невзирая на противодействие сотрудников криминальной разведки местного ГУВД, попытка эта вполне удалась. Но в депутатском кресле он пробыл сравнительно недолго, всего пару лет. Помешало его криминальное прошлое, которое конкуренты через полицию слили журналюгам. Это не могло понравиться коллегам-депутатам Ника. Но особенно расстраиваться по этому поводу он не стал. Решил жить спокойно. Благо денег на безбедную жизнь вполне хватало.

Но, как говорят, сколько волка не корми… Душа Георгия Степановича требовала простора и он решил инвестировать немалые, надо сказать, средства в довольно крупный проект. Однако, в процессе тендера, на его пути встал конкурент – крупный бизнесмен Николай Михайлович Артемьев. Сначала Ник, хотел было поступить с ним по привычке: наехать и обломать. Но, вскоре оказалось, что птица эта гораздо более высокого полета и с двойным дном. Только Ник отправил к конкуренту своих ребятишек "для разговора", как всего через пару часов к нему в дом нагрянула целая следственно-оперативная бригада при поддержке СОБРа. Старший следователь доходчиво объяснил Нику почему ему в Питере больше нельзя так гадко себя вести. А следом получился сюрприз. В гости к авторитету прибыл сам конкурент Артемьев. Ничего из себя, на первый взгляд, не представлявший. Обычный мужичок, лет шестидесяти, среднего роста, лысоватый. "Да и одет, так себе!" – помниться подумал тогда Ник. Но то, как перед гостем начали выплясывать сотрудники полиции, натолкнуло Георгия Степановича на мысль, что Артемьев не так прост, как кажется.

– Разрешите обратиться! – вытянувшись во фрунт, гаркнул старший группы.

– Да чего там, идите уже! – недовольно поморщившись, ответил Николай Михайлович. Недоразумение все это, – пояснил он и, отправив всю группу восвояси, протянул авторитету руку и произнес: " Рад, очень рад с вами познакомиться! Артемьев. Бывший генерал– майор, а сейчас обычный пенсионер. Просто у меня много друзей. В ФСБ."

– Ну, бывших, тем более у ваших, не бывает, – проворчал Георгий Степанович. Но на вопрос нового знакомого – "Надеюсь, мы найдем с вами, общий язык?" Нику не оставалось ничего другого, кроме, как молча кивнуть. Ну, действительно, не идти же снова в лагеря на старости-то лет?

– Вы не напрягайтесь, я вашего куска не трону, – усмехнулся гость. Только отломлю себе маленько.

– Спасибо, конечно, … – начал было, Георгий Степанович. Но собеседник его перебил.

– Давайте по простому! Или, может, вам вроде как западло?

– Да нет… – ответил Георгий Степанович.

– Ну и ладно, – вновь перебил его гость. Сейчас составим быстренько договор субподряда и начинайте! А я вам даже помогу. Но когда мне понадобиться ваше содействие, то, пожалуйста, не откажите уж, будьте так любезны! Экс-авторитет, слегка удивленный таким напором, заверил Артемьева, что сделает все, что в его силах. На том и расстались. Заработав на строительстве кругленькую сумму, Георгий Степанович, пораскинув умом, решил навестить Артемьева. Странно, но между этими, казалось бы совершенно разными, людьми быстро завязались приятельские отношения. Тем более, что Ник несколько раз помогал новому знакомому решать возникающие проблемы. Артемьев сразу понял, что авторитет – нужный человек. Ведь официальным путем можно утрясти далеко не все вопросы. Иногда решение специфических проблем гораздо лучше было доверить подручным Ника. Тем более, что официально его ребятки именовались частным охранным предприятием. К тому же, для дружбы возник и еще один повод. Сын Николая Михайловича, будучи в гостях у Георгия Степановича, глаз не мог оторвать от Светланки. То и понятно. Девушка была настоящей зеленоглазой красавицей. Высокая, с рыжими волосами, она везде обращала на себя внимание окружающих. Мужчины, при виде нее просто таяли, а женщины завидовали и тихо ненавидели. Самой Светлане было на все это попросту начихать. Кстати, Михаил ей тоже понравился. Свадьбу решили сыграть в августе.

– А все-таки красивые здесь места! – задумчиво раскуривая коллекционную пенковую трубку, произнес Георгий Степанович.

– Да, – согласился хозяин. Но, по правде сказать, жутковатые.

– Почему? – искренне удивился его собеседник. Обычное захолустье…

– Здесь еще при царе-батюшке, до октябрьской революции, жили мои предки.

– Ой, только не говори, что ты – из князей или графов! – засмеявшись, отмахнулся экс-депутат. В последнее время меня реально достали все эти истории про бывших. Повылазили! Забыли, видно, как комиссары их к стенке в 17-ом ставили! Только и слышишь, тот голубых кровей, этот тоже… Едва успеют бабла нарубить, так подавай им сразу дворянские титулы! Или покупают, как эти клоуны из попсы, или же просто беспардонно врут, как сивые мерины. Мол, благородных мы кровей! А у самих хамская морда кирпича просит! Одни аферисты и мошенники! Со свиным рылом, да в калашный ряд! Быдло!

– Нет, у меня в роду кроме крестьян никого не было, – сдержано ответил Артемьев.

– Да ладно, прости, погорячился я! – сменил тон Георгий Степанович. Просто сил нет, надоело смотреть, как каждое ничтожество себе очков набрать старается. Кстати, зачем ты, Михалыч, именно здесь особняк решил поставить? А? Неужели в Питере места не хватило?

– Так, уже говорил же. Предки тут мои жили, ответил Артемьев.

– Предки, подумаешь… – протянул его собеседник. Мои, например, тоже из этих мест. Так, что же, мне тоже здесь дом поставить прикажешь?

– Зачем, приказывать. Строй, где душа пожелает, – пожал плечами отставной генерал. Просто меня тамбовщина манит.

– Ты, про здешний страх какой-то хотел рассказать? – спохватился Георгий Степанович, и, вопросительно взгянув на Артемьева, выпустил изо рта кольцо синего дыма.

– Еще после февральской революции, а потом и при большевиках здесь начались крестьянские волнения, – начал рассказ хозяин. Люди стали бунтовать и разорять барские усадьбы.Тащили все, что под руку попадалось. Сегодня ты, Георгий Степанович, когда ко мне ехал, видел перед последним поворотом старые развалины?

– Ну, вроде, что-то такое было, – задумчиво протянул авторитет.

– Так вот, это бывшая усадьба одной дворянской семьи, – пояснил владелец особняка.

– Так, это они, надо полагать, князья или графья? Так? – скривил губы в усмешке Георгий Степанович.

– Нет, просто дворяне, – почесал левую бровь Николай Михайлович. Однако, род старый…

– И что? Ну, развалины и развалины… Привидение там, что ли завелось? – ухмыльнулся авторитет.

– Нет, местные люди говорят, кое-что пострашнее, – тихо сказал Артемьев. И не завелось, а существует уже давно.

– Да не верю я во всю эту чушь! – раздраженно воскликнул отец невесты. Ерунда! А если даже и правда, что-то такое есть, то ничего эта твоя жуть сделать не сможет. На дворе – 21 век! У моей охраны, знаешь, какие пистолеты?! "Глоки"! Вот!

Небосвод, темнея на глазах, превратился в волшебный покров из черного бархата, приколоченный к небесной тверди мириадами блестящих алмазных гвоздиков. И в тот самый миг, когда Луна брызнула на землю первыми серебряными лучами, со стороны речки донесся дикий, протяжный и хриплый вой. Его тут же поглотил абсолютно дикий, надрывный вопль. Так люди кричат перед смертью, когда осознают, что конец неизбежен.

– Что это?! – тихо спросил Георгий Степанович. Лицо его разом посерело, он стал похож на мертвеца. Силясь перебороть жуткую гримасу, враз перекосившую ему рот, авторитет хрипло выкрикнул: "Света! Света!" И, хромая, побежал на крик.

В экстремальных ситуациях, большинство людей всегда беспокоятся в первую очередь о своих родных и близких. Авторитет тоже не был исключением. За ним кинулся и хозяин особняка Артемьев. Гости нестройной толпой ринулись следом. Несколько человек достали смартфоны и включили фонарики. В пляшущих лучах света вдруг появилось перекошенное и залитое кровью лицо одного из охранников.

– Шеф, они там! – он указал рукой в сторону старой усадьбы. Там!..

– Что, что случилось?! Откуда кровь? Где Миша?! Мишенька!– закричал в ответ Артемьев. Повернувшись, секьюрити побежал к усадьбе.

Когда запыхавшаяся толпа ворвалась внутрь полуразрушенного здания и поднялась на второй этаж, глазам людей открылось ужасное зрелище. В малой зале, прямо на грязном полу лежала юная красавица-невеста. Ее белоснежное платье до самого пояса было залито алой кровью. Голова, запрокинутая назад, была почти отделена от туловища. А на шее зияли несколько страшных рваных ран, в которых проглядывали обрывки мышц, сухожилий и желтоватые обломки переломанных позвонков….

Рядом с телом, сидел Михаил и … тихо смеялся! На одной ноте… Его правая щека, оторванная возле глаза, висела лишь на лоскуте кожи, обнажая оскал белых зубов. Эта картина была едва ли не страшнее растерзанной мертвой девушки. Несколько женщин упали в обморок, кто-то кричал, кого-то рвало…

Подбежав к месту трагедии, Георгий Степанович бросил всего один взгляд на свою мертвую дочь и, обессиленный, опустился рядом на пол. Отец жениха вместе с самыми смелыми из гостей пытался оттащить Михаила прочь от страшного места. Но тот, все так же тихо хихикая, упирался. Чуть поодаль с разорванным горлом валялся один из троих секьюрити. В правой руке он сжимал рукоятку пистолета, а пальцы левой мертвой хваткой вцепились в какой-то темно-бурый пучок. Его коллега пытался при помощи брючного ремня сделать жгут, перемотать культю левой кисти. Но кровь продолжала хлестать тугой струей. Наконец кто-то из гостей помог парню. Тот, устало привалившись к стене, закрыл глаза. Тем временем охранник, который привел всех в усадьбу, сообщил в полицию и вызвал "скорую".

Спустя примерно полчаса в окрестностях особняка Артемьева послышался вой сирен и подъездную дорожку озарили яркие сине-красные вспышки проблесковых маячков. Из отдела полиции прибыла следственно-оперативная группа, а из райцентра – карета "скорой помощи".

– Где хозяин? – позвонив в электрический звонок на воротах, громко спросил дежурный следователь капитан полиции Андрей Семенов. Створка медленно приоткрылась.

– Да нет здесь Николая Михайловича! – высунулся на улицу охранник с сигаретой. Езжайте к старой усадьбе, ужас там какой-то… Говорят, двое убитых и трое раненых.

Прибыв на место трагедии, капитан Семенов вместе с двумя оперативниками – майором Евгением Овчаровым, капитаном Василием Дупленко и криминалистом – старшим лейтенантом полиции Альгирдасом Жемайтисом не сразу отыскали Артемьева в толпе перепуганных людей. Пройдя на второй этаж полуразрушенной усадьбы, Семенов увидел труп молодого мужчины с разодранным горлом. Рядом, привалившись к стене, сидел еще один с перебинтованной рукой. Возле него уже суетились врачи: "скорая" прибыла раньше полиции.

– Доктор, можно допросить вашего пациента?– спросил капитан.

– Позже! Вы же видите, в каком он состоянии!– раздраженно ответил пожилой врач.

Тогда Семенов поинтересовался, где найти владельца особняка?

– Да вот же он! – указал на него мужчина, державший в руке початую бутылку водки. Возле сына своего сидит.

Следователь увидел респектабельного мужчину в дорогом костюме. Он, сидя прямо на полу перед дубовой дверью, пытался удержать какого-то молодого человека. Лицо у парня было залито кровью, а правая щека болталась полуоторваной. Извиваясь всем телом, он вырывался, издавая время от времени тихий смешок…

– Николай Михайлович, что здесь произошло? – спросил Семенов.

– Зайди да посмотри! – ответил его визави.

Войдя в залу, капитан первым делом попросил всех, кто там был, (а их было не менее тридцати человек), на выход. Однако, его обращение "Уважаемые, покиньте, место преступления!" почти ни на кого из присутствующих не произвело никакого впечатления. Лишь после того, как Семенов рявкнул: "Все вышли, я сказал!", народ, нехотя, потянулся к выходу.

И тут только капитан увидел страшную картину: мертвая девушка лежала на полу в подвенечном платье, шея почти перекушена. "Крови очень много" – автоматически отмечал про себя капитан.

– "Стоп! Почему перекушена? Из-за чего я так подумал? Может, отрублена или отрезана? Нет. Точно перекушена! Почти оторвана, края раны – как лохмотья".

– Альгирдас, подойди, взгляни! – попросил он криминалиста.

– Все следы затоптали!– недовольно пробурчал тот, протискиваясь между выходящими людьми со своим чемоданчиком.

– Им-то что? Приперлись, натоптали, как стадо! – поддержал его майор Овчаров.

– Так! – оборвал их возмущения капитан Семенов, Дупленко, иди, выдерни участкового, а ты, Женя, опроси свидетелей. Узнай, кто и где был, и что видел. Ну, как всегда. Сам Семенов, выловив двух человек, не успевших выйти из залы, вцепился в них, словно бульдог.

– Ну, уважаемые, расскажите, что здесь произошло? – задал он вопрос, двум молодым парням.

– А мы не знаем! – ответил один из них, тот, который повыше. Мы с Пашей – он кивнул на второго свидетеля, были во дворе особняка. Там, где свадьбу Светы и Миши праздновали.

– Света?.. – вопросительно указал глазами на труп девушки Семенов.

– Да, – ответил его собеседник. И вдруг все услыхали крик и вой жуткий какой-то. Потом прибежал охранник, крикнул, что в старой усадьбе что-то случилось. И все побежали за ним.

– Во сколько времени, вы услышали крики и вой? – спросил капитан.

– Ну, я даже не знаю, – задумчиво протянул парень. Мы стояли, болтали, выпивали…

– Где-то около десяти вечера было, – вступил в разговор его приятель. Капитан кинул на него вопросительный взгляд: "Точно?"

– Да, около десяти, – кивнул парень. Мне, как раз мать позвонила, а потом это случилось… Вот, посмотрите, – он вытащил из кармана сотовый телефон и, раскрыв список входящих звонков, показал капитану Семенову.

– Девятнадцать пятьдесяь семь, – констатировал тот.

– И что потом?

– Потом, мы с Игорем и другие гости прибежали сюда.

– Видели что-то подозрительное, незнакомого кого-нибудь?

– Да тут почти все незнакомые! – ответил Игорь. Гостей-то куча целая и мало кто друг друга знает.

– Что, первым делом, вам запомнилось? – задал Семенов очередной вопрос.

– Впереди нас бежал отец Светы, Георгий Степанович. Когда он увидел, что она мертва, то чуть было не упал в обморок.

– На свадьбе не было ссор или драк? Не поругалась ли потерпевшая со своим женихом? – продолжал допрос капитан.

– Да, нет, – пожали плечами парни.Тут есть охранники, их надо спрашивать.

– Один мертв, второй в шоке, – капитан махнул рукой. Бесполезно.

– Есть еще один, который в особняк прибежал и сообщил всем про убийство, – подсказал капитану Игорь. Вы его найдите.

Но оказалось, что этого секьюрити уже отыскал и допрашивает оперуполномоченный майор Овчаров. Пока криминалист Жемайтис, в поисках малейших улик, осматривал место преступления, Семенов нашел обоих на первом этаже усадьбы. Опер и охранник сидели рядышком на подоконнике. Левая сторона лица у секьюрити была перевязана бинтом, но рот был свободен.

– Ну, что у тебя, Женя? – поинтересовался старший опергруппы.

– Охранник Владимир Петраков, – представил Овчаров своего визави. Работает у отца невесты, бывшего криминального авторитета и бывшего же депутата законодательного собрания Георгия Степановича Никитина. Давай, повтори следователю то, что мне рассказал! – приказал Овчаров охраннику.

– Ну, после регистрации в ЗАГСе мы вместе с Георгием Степановичем приехали сюда. К отцу жениха. На свадьбе все было тихо, никто не напился и не буянил.

– Невеста не ссорилась со своим женихом? – прервал охранника капитан.

– Нет, они сначала сидели за столом, потом вышли во двор. Мы с ребятами, по приказу Георгия Степановича, наблюдали за ними.

– Зачем? – спросил следователь Семенов.

– Ну, так, чтобы с ними ничего не случилось, наверное, – пожал плечами охранник.

– Да– а-а, – многозначительно протянул капитан.

– Хорошо же вы их охраняли…

– Да, как вы можете! – возмутился охранник. Мы же старались! Боря погиб!

– Как они очутились в старой усадьбе? – прервал шквал возмущений следователь.

– Примерно в девять вечера я заметил, что Михаил и Светлана выходят за территорию особняка.

– Зачем они туда пошли?

– Я не знаю, но хозяин приказал нам не спускать с них глаз, – пояснил охранник Петраков. Поэтому, я с двумя напарниками тихонечко пошли следом.

– Да не тяни ты кота за все запчасти! – не выдержал майор Овчаров. Скажи, кто на вас напал!

– Погодь, Женя, пусть говорит по порядку, – остудил следователь оперативника.

– Я не знаю, что там случилось, – заявил Петраков.

– Когда мы с ребятами вошли в усадьбу, то не сразу нашли Мишу и Свету. Поэтому решили разделиться. Я начал обходить первый этаж, а Виктор и Борис пошли на второй.

– И-и?.. – вопросительно протянул Семенов.

– На первом этаже я никого не обнаружил и поднялся по лестнице на второй, – продолжил охранник свой рассказ.

– Что там увидел?

– Виктор и Борис стояли возле той комнаты, где сейчас лежит Света. Дверь была закрыта неплотно и они наблюдали за кем-то в щелочку. Я подкрался сзади и шепотом спросил "кто там?" Борис ответил, что в комнате молодожены.

– Целуются? – пошутил я. Но тут Борис вдруг распахнул дверь и ворвался внутрь.

– Он что-нибудь крикнул? – спросил Семенов.

– Да, – кивнул охранник. Он крикнул "Назад!"

– И что произошло дальше? Ты сам туда входил?

– Я стоял самым последним и поэтому ничего толком не разглядел. Услышал, как крикнула Светлана. Очень громко крикнула и страшно, так… Тут раздался ужасный вой. Потом я увидел какую-то большую тень. Отскочив от Светланы, она кинулась на Бориса и он упал, а Виктор выхватил пистолет и вытянул вперед руку, но выстрелить не успел. Я увидел как пистолет упал на пол. Следом свалился и Витя. Мимо меня что-то проскочило, я почувствовал сильный удар по голове и потерял сознание…

– На какое время?

– Не помню, но когда открыл глаза, увидел, что Светлана лежит на полу, а рядом сидит Миша. Он гладил ее по голове и что-то бормотал. Лицо у него было в крови и щека оторвана.

– Потом?..

– Я с трудом встал на ноги, так как меня качало. Подошел к Михаилу, и от всей этой картины меня вырвало.

– Точно, – утвердительно кивнул майор Овчаров. – Недалеко от дверей он обрыгался, там кучка оливье и, кажется, свекольный салат.

– Где был второй охранник? – отмахнулся от него Семенов. Он, Виктор, кажется?

– Да. Он сидел возле стены весь белый и пытался перетянуть ремнем руку. Но у него не получалось. Я помог ему и побежал за подмогой, в особняк.

– Что делал третий напарник, Борис?

– Ничего. У него было разорвано горло, он умер…

– Все ясно, пакуй его, с нами поедет! – скомандовал оперативнику Семенов.

– Вы что?! – возмутился охранник. Я же раненный!

– Сам посуди, – медленно произнес следователь, ты пострадал меньше всех. И внезапно заорал: "Говори, сука, кто твои подельники?! Где они? Кого заказали девушку или парня?! Кто заказчик?" Услышав весь этот поток обвинений, секьюрити только молча покачал головой: "Нет, я здесь не при чем, ты на меня все это не повесишь!"

– Ладно, поехали. Петраков тяжело встал и двинулся к выходу.

– Ты что, Семенов? – удивился майор Овчаров. Не видишь, парень ни при делах! Пусть лучше домой едет, потом пригласишь на допрос.

– Нет, я как дежурный следователь, его и второго тоже, и жениха – всех в отдел доставлю. Ты же потом мне спасибо и скажешь, что в розыск объявлять не нужно. Или потом побегать за ними хочешь? – прищурился Семенов.

– Ну, сам посуди, – не сдавался оперативник, где орудие убийства? И как ты будешь допрашивать жениха, если он, вдруг, головой поехал?

– Орудие убийства спрятал тот или, скорее те, кто устроил всю эту бойню, – уверенно ответил следователь. Поэтому колоть их всех надо по горячке. Потом набегут адвокаты, а в камере советчиков пруд пруди. Сам знаешь.

– Ладно, но вряд ли генерал Артемьев даст тебе своего сына увезти, – возразил Овчаров. Скорее, сам на нарах окажешься.

– Черт с тобой, проследи, куда повезут Михаила Артемьева, – плюнул на пол следователь. Но двоих охранников я все-таки заберу!

И Семенов вышел из полуразрушенного здания, чтобы направить в морг два тела – Светланы и охранника Бориса. Встретив по пути капитана Дупленко, который привел с собой заспанного участкового, следователь поручил им собрать всех присутствующих в особняке Артемьева…

Глава 4

…Константин Маматов лежал в госпитале уже больше двух месяцев. О ранении в голову он уже и думать забыл, но, вот, живот… Несмотря на все усилия докторов, рана не затягивалась!

Самое гадкое, что канал шел прямо в желудок, из которого постоянно сочилась какая-то противная жидкость.

– Желудочный сок это, Константин Евгеньевич, – пояснил хирург Малич.

– Владимир Евграфович, из-за чего это у меня?.. – спросил офицер.

– Видимо, штык занес в раневой канал инфекцию, – ответил врач. Рана загноилась, а так как вы прибыли больше, чем через двое суток, то процесс разошелся не на шутку.

– Когда же она, проклятая, затянется? – имея в виду рану, поинтересовался есаул. Сколько мне тут еще валяться?

– Вы задаете мне эти вопросы уже в двадцатый раз, – развел руками доктор. Ну не знаю я! Все, кажется, уже перепробовали, но ваши ткани не желают регенерировать! Будем лечить дальше…

Но были в жизни Маматова и приятные моменты. Например, когда, он, фланируя по коридорам госпиталя, встречал медсестру Абашеву. Ту самую, которая, можно сказать, выходила его в самые опасные после ранений первые дни. При виде высокого красавца-офицера, с элегантными усами, который неспешно шагал по деревянному полу, картинно опираясь на свою знаменитую кавказскую шашку, девушка краснела и опускала глаза.

Даже самой себе она не желала признаться в том, что влюбилась в Константина Евгеньевича. Он же, давно осознав свои чувства, нарочно искал встреч с Наташей. И почти всегда преподносил ей букетик. Из-за чего почти все цветочные клумбы вокруг госпиталя изрядно поредели.

Потихоньку между молодыми людьми возникли высокие чувства. К середине сентября, обеспокоенный новостями с фронта, Константин Евгеньевич настоял на выписке. И как не упирались доктора, смог своего добиться. Этому немало поспособствовал страшный скандал, причиной которого явилась медсестра Наталья Абашеева.

В один прекрасный осенний день, прогуливаясь по аллейке, Константин Маматов стал невольным свидетелем безобразной сцены.

Сидевший на скамейке штабс-капитан из легкораненых, в ходе милой беседы, неожиданно схватил медсестру Наталью и силой усадил к себе на колени. Невзирая на сопротивление девушки, он попытался поцеловать ее. Есаул, несмотря на рану, вскипел и, подскочив, дал зарвавшемуся штабс-капитану кулаком в зубы.

Тот свалился со скамейки и, схватившись за лицо, заорал, что вызовет есаула на поединок. Константин Евгеньевич, подняв штабс-капитана за шиворот, врезал ему еще раз.

– Для ума! – прорычал есаул, а затем спросил медсестру, все ли с ней хорошо? Девушка лишь молча кивнула головой и быстро убежала прочь.

– Так, где и когда? – поинтересовался есаул у штабс-капитана.

– Сейчас не до того …– пробормотал его противник. Война идет.

– Да, – согласно кивнул Маматов, только, вижу, не для вас любезнейший. Так вызов будет или нет?

– Да пропадите вы пропадом, – ответил штабс-капитан. Я на вас рапорт подам. И таки настрочил кляузу на имя начальника госпиталя. Однако, на стороне есаула оказался весь медицинский персонал. В итоге, пару дней спустя, обиженного штабс-капитана отправили назад, на фронт, в окопы. Впрочем, начальство решило избавиться и от горячего заступника медсестры Абашевой. Как не возмущался по этому поводу Владимир Евграфович, каких только доводов не приводил, как не старался убедить руководство в необходимости дальнейшего лечения Константина Евгеньевича, ничего добиться он не смог.

Накануне отъезда медсестра попросила подружку подменить ее на дежурстве и молодые всю ночь провели вместе. Прощаясь с Натальей, офицер твердо обещал девушке вернуться и, сняв с себя золотой крест старой работы, передал ей. Символ страданий Спасителя был украшен четырьмя крупными изумрудами. Константину Евгеньевичу вручила его мать Мария Васильевна Маматова, когда еще в 14-ом провожала его на войну. Наташа, рыдая, поцеловала своего Костю на прощание и влюбленные расстались.

Впрочем, на деле выписка оказалась переводом в другое медицинское учреждение. Есаула отправили в глубокий тыл, в Калугу. Прибыв в госпиталь № 34 в середине сентября 1916 года, Константин Евгеньевич застрял там больше, чем на год. И все благодаря своей ране. Увидев сопроводительные документы есаула, а, главное, тщательно изучив его ранение, местные эскулапы, можно сказать, взяли офицера в самый настоящий плен. Дело в том, что они надеялись опробовать на нем все известные методики. Кто-то пытался лечить так, кто-то эдак, но толку от этого было самое чуть. Отбиваясь от до смерти надоевших врачей, есаул пытался навести справки о любимой Наташеньке. Но все было тщетно.

Правду сказать, жизнь в тыловой Калуге оказалась довольно таки кипучей. 26 ноября 1916 года там в последний раз состоялось празднование дня Святого Георгия. На параде войск Калужского гарнизона торжественно пронесли знамя прославленного Азовского мушкетерского полка. Эта реликвия была передана на вечное хранение в Свято-Троицкий кафедральный собор Калуги в честь подвига калужанина – унтер-офицера Старичкова. Он 20 ноября 1805 года в сражении при Аустерлице спас знамя Азовского полка. Принимал парад полковник Лучинин.

Кстати, незадолго до этого Константина Евгеньевича догнала награда – Георгиевский крест 3-ей степени. Такой же, но четвертой степени есаул заслужил еще в 1914 году.

Когда начальник гарнизона полковник Лучинин вручал Маматову награду, Константин Евгеньевич взмолился отпустить его на фронт.

– С сентября здесь лежу, ваше превосходительство! – взмолился он. Отправьте меня к моим казакам!Полковник, подозвав начальника госпиталя, спросил его, почему есаула так долго держат на излечении. Выслушав, удивленно вскинул брови: "Ну, голубчик вы наш! Как вы живы то остались, с такими то ранами!На фронт не пущу! И не думайте!" Тогда есаул попросил полковника помочь в поисках медсестры Натальи Абашевой.

Тот пообещал. Но шли дни, тянулись недели и месяцы, а вестей о ней все не было…

В конце января 1917 года начальник гарнизона появился в госпитале и приказал привести к нему есаула Маматова.

– Как здоровье ваше? – поинтересовался он.

– Спасибо, господин полковник, в норме, – ответил Константин Евгеньевич.

– Какое там, в норме! – возмутился главный врач. Свищ то не затягивается.

– Наверное, ругаете меня, последними словами? – тихо спросил есаула полковник Лучинин. Обещал де, старый хрыч, а не выполнил! Так? Но я ей-Богу не виноват! Отправил множество писем по инстанциям и лишь вчера пришел ответ. Узнал я, где ваша Наталья, – начальник гарнизона сделал эффектную паузу.

– Где?! – с нетерпением воскликнул есаул.

– Девушка в Севастополе, – ответил полковник.

И набросился на врачей: "Что вы даже свищ какой-то вылечить не можете?! Такого орла к койке привязали! Завтра же собрать комиссию и решать – на фронт или комиссовать вчистую!"

Однако, главный врач проявил хитрость. Он уже долгое время надеялся засветиться в медицинском сообществе. А тут такой прекрасный шанс! Свищ дает возможность воочию увидеть, как функционирует человеческий желудок! Как, когда и в каких количествах выделяется желудочный сок! Это же готовый научный труд и признание коллег!

Поэтому никакой комиссии он собирать не стал, а спустил дело на тормозах. Благо, полковник обо всем этом благополучно забыл, а напомнить ему было некому. Да и не до того ему было. Известия из Санкт-Петербурга и центральной России с каждым днем становились все тревожнее. Все эти стачки и забастовки окончились в феврале 1917 года буржуазной революцией. Измучившийся неведением, есаул хотел даже сбежать из госпиталя, но не мог, не имел права. Он ведь давал присягу и потому обязан был подчиняться приказам.

В Калугу весть об отречении императора Николая Второго от престола пришла 1 марта (14 марта по новому стилю). А уже на следующий день на совещании гласных городской думы был избран Общественный исполнительный комитет. Его члены незамедлительно направили приветственную телеграмму Временному правительству.

3 марта по Калуге прокатилась волна арестов. Хватали жандармов и полицейских, а также и некоторых военных. На фоне этих событий уже никого не удивило поведение губернатора Ченыкаева. Он, явившись в городскую думу, официально заявил, что слагает с себя все полномочия. Временный комитет города, объявив амнистию, освободил шестерых политических и три десятка административно арестованных. На пост Временного Губернского управляющего избрали главу Казённой палаты Мейнгарда. А 18 (31) марта 1917 года губернским комиссаром Временного правительства назначили кадета Челищева.

На фоне неутешительных вестей с фронта весной и летом 1917 года в Калуге представители социал-демократических партий устроили форменную возню. В апреле о своем объединении заявили большевики и меньшевики. И началось! Бесконечные съезды различных делегатов: железной дороги, кооперативов, крестьян, лесопромышленников и, даже епархиальных, шли один за другим. Большинство раненных офицеров считали все это пустой болтовней.

В эти дни Константина Евгеньевича позабавила статья, которую он прочел в местной газетенке "Голос Калуги". Там писали о том, что латыши, поляки и евреи вдруг объявили себя интернационалистами и открыли социалистический клуб "Разсвет".

– Какой там, к бесу "Разсвет"? – смеясь, вопрошал он у раненного гусарского ротмистра. Ведь они друг друга терпеть не могут! Как же они вместе "разсветать"-то собираются?!

Между тем, после образования в Калуге городской ячейки Российской социал-демократической рабочей партии, о которой Константин Евгеньевич узнал опять же из той самой газеты в мае 1917 года, большевики начали проводить активную агитацию среди военных. И их политика увенчалась успехом. По словам лидера калужских большевиков Петра Витолина "уже к концу июня гарнизон полностью поддерживал нас – большевиков".

Осенью город захлебнулся в многочисленных большевистских митингах. Они проходили под лозунгами "Буржуазию в окопы!", "Вся власть Советам!" и "Долой Временное правительство!". В сентябре в Исполнительный комитет губернского Совета были избраны 15 большевиков, в президиум вошли Абросимов, Витолин, Юзефов, Комаров и Кремис. Так Совет стал реальной властью в губернии.

– Взять бы все эту сволочь, да порубать! – как-то высказал свое возмущение в беседе с гусарским ротмистром Петром Ефимовым есаул.

– Осторожнее, осторожнее, Константин Евгеньевич! – предостерег его визави. Не дай Бог, кто услышит и донесет!

1-го (14) сентября 1917 года Россия провозглашается республикой во главе с Александром Керенским, а уже через две недели в город по железной дороге прибыли части верные Временному правительству. Две роты кубанских казаков – "Дивизион смерти" и 17-й драгунский Нижегородский полк с тремя броневиками под командованием полковника Брандта. На следующий день он объявил о переводе Калуги на военное положение и распустил Совет солдатских депутатов.

Вечером 19 сентября (2 октября) 1917 года здание совета оцепили кубанцы и большевикам предъявили ультиматум: сдаться или умереть.

Затем, без предупреждения, начался обстрел здания. В итоге Совет распустили, а его активных членов – Абросимова, Витолина и нескольких других большевиков арестовали. Так хозяевами в Калуге снова стали меньшевики и эсеры.

Измученная войной страна, казалось, корчилась в предсмертной агонии. Солдаты массово дезертировали с фронтов, а на окраинах империи поднимали головы разномастные националистические организации.

В конце октября 1917 года пришло известие о том, что в Петрограде власть захватили большевики. Все это не могло не сказаться на внутренней жизни госпиталя. Нижние чины не только перестали отдавать офицерам честь, но и откровенно скалились в лицо. Константину Евгеньевичу такое положение вещей очень не нравилось. Поэтому в ближайшее время он намеривался просто сбежать. И если раньше его удерживала присяга государю и Отечеству, то теперь, после отречения императора от престола, он мог быть свободным, как ветер.

Но тут есаула вдруг сильно подвело здоровье. Рана загноилась вновь, поднялась высокая температура. Он три ночи подряд метался в горячечном бреду. Но Наташеньки, которая смогла бы, наверное, выходить его вновь, рядом не было… К счастью, организм офицер имел крепкий и лишь потому не отдал Богу душу.

На ноги Константин Маматов смог встать лишь в начале декабря 1918 года.

Получив от начальника госпиталя, которого большевики, каким-то чудом не расстреляли, документ о комиссовании, он решил ехать в Севастополь, за Наташей. Но где взять деньги на дорогу? Путь от Калуги до Севастополя неблизкий – более тысячи верст. И тут горячий нрав вновь чуть было не подвел офицера. Как-то, проходя мимо галдящей кучки солдат в серых шинелях, есаул услышал, как один из них со злобой произнес: "Вернусь на Тамбовщину, всех этих гнид перестреляю!" Слова солдата всколыхнули всю душу Константина Маматова. Дело в том, что родовое имение Маматовых находилось именно в Тамбовской губернии. И там сейчас находились его мать и отец. Значит, это они – гниды?! Это их собрался убивать ублюдок?!

– Кого расстреляешь, любезнейший? – зажав нервы в кулак, поинтересовался есаул.

– Всех, которые с трудового народа кровь сосут! – ответил тот.

– Почему честь не отдаешь, скотина?! – не сдержавшись, заорал Маматов.

– Я не скотина, я – пролетарий! – ответил солдат. А скоро ты сам, вашбродь, на столбе болтаться будешь! В ответ есаул изо всех сил врезал зарвавшемуся пролетарию по физиономии.

Тот, клацнув зубами, медленно осел на пол. Офицерский кулак вышиб из него сознание.

– Ты это чего?! Чего, ты это?! – загомонили дружки побитого пролетария, угрожающе обступив есаула.

– Вон пошли! – рявкнул тот и, выхватив из кармана револьвер, взвел курок. Сухой металлический щелчок произвел на солдат должное впечатление. Они немедленно отступили. Но эта история обернулась для Константина Евгеньевича очень нехорошими последствиями. В тот же вечер к нему, прямо в больничную палату, пришли трое вооруженных представителей местного солдатского Комитета. – А ну, сдать оружие, сволочь! – приказал есаулу высокий рыжий матрос, тыча в офицера маузером. Константин Евгеньевич понял, что если он сейчас как-нибудь не ухитрится покинуть госпиталь, то, возможно, не доживет и до утра.

– Смотри! – неожиданно заорал есаул, протянув руку к окну.

Все, кто был в палате, как по команде разом повернули головы туда, куда указал офицер. Маматов же выхватив из-под подушки револьвер, трижды разрядил его в непрошенных гостей. Двое были убиты наповал, но раненный в живот матрос, все еще корчился на полу. Офицеры, соседи по палате, ошарашено глядели на есаула так, будто он внезапно сошел с ума. Действительно, застрелить представителя Комитета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов означало подписать себе смертный приговор…

Быстренько набросив на плечи шинель, Маматов надвинул на брови черную папаху. Сунув револьвер в карман, он быстро воткнул свой дамасский кинжал в сердце матросу. И когда тот, дернувшись в последний раз, испустил дух, кивнул на прощание своим соседям по палате: "Прощайте, господа! Даст Бог, свидимся еще!" С этими словами есаул прицепил к поясу шашку и направился к выходу.

Выстрелы, конечно, переполошили полгоспиталя. И пока он шел по коридорам, из палат не раз высовывались любопытные, указывая на него пальцами. Дежуривший у дверей солдатик, потянулся было к телефонной трубке. Но есаул, выхватив шашку, разнес аппарат вдребезги. От испуга солдат свалился со стула, а Маматов, угрожающе усмехнувшись, скомандовал: "Лежать, скотина! Зарублю!"

Свидетелей этой трагикомичной сцены оказалось немало, но задержать до зубов вооруженного офицера, мундир которого был украшен двумя Георгиевскими крестами, никто не посмел. Константин Евгеньевич вышел за ворота госпиталя и пошел, куда глаза глядят…

Глава 5

…Семенов вышел из полуразрушенного здания, чтобы направить в морг два тела – Светланы и охранника Бориса. Присев на ступеньку и подсвечивая себе фонариком, он принялся заполнять бланк постановления о назначении судебно-медицинской экспертизы.

Увидев капитана Дупленко, который привел с собой заспанного участкового, следователь поручил им собрать всех присутствующих в особняке Артемьева…

Семенов вручил медработникам постановления и отправился в дом к Артемьеву. Там в холле оперативники уже собрали всех гостей.

– Все здесь? – поинтересовался следователь у опера Дупленко.

– Вроде, да, – пожал тот плечами.

– Давай мне охранника этого раненного, Виктором, звать, кажется, – попросил Семенов. Я в гостиной всех допрашивать буду. И спустя несколько минут в комнату к следователю Дупленко привел охранника Виктора.

– Ну что, будем правду говорить? – вперив в него взгляд своих голубых глаз, спросил Семенов.

– О чем? – спросил тот.

– Ну, хотя бы о том, как ты со своими подельниками убил невесту и своего коллегу.

– Вы, что, совсем умом двинулись? – возмущенно вскинул брови охранник. Меня же самого чуть на тот свет не отправили!

– Ты мне еще поговори тут! – Семенов стукнул сухим кулачком по столу.

– Да хоть застучитесь, а я буду настаивать на том, что никто из нас этого не делал. Спросите врачей о ранах. Такие, ни один человек нанести не в состоянии.

– Так я уже спрашивал, – махнув рукой, ответил следователь. Но на самом деле, соврал.

– Орудие убийства куда-то спрятали и святых из себя корчите! Все! Я сейчас задержу тебя на двое суток. Посидишь, подумаешь.

– Я буду жаловаться в прокуратуру! – пообещал Виктор.

– Жалуйся, твое право. Давай, отыщи мне этого, жениха, – потребовал Семенов у Дупленко.

– Так он же не в состоянии говорить… – ответил опер. Да и отцу его это не понравиться.

– Давай, я сказал, – опять стукнул кулачком по столу следователь. Он был молод, напорист, но, увы, не слишком-то отягощен интеллектом. И потому, несмотря на предупреждения коллег, даже не предполагал, чем обернется для него это распоряжение.

Через пять минут дверь широко распахнулась и в гостиную ворвался разъяренный владелец особняка.

– Кто тебе, баран, позволил здесь распоряжаться?! – с порога заорал Николай Михайлович. Какого …, ты моего сына на допрос требуешь? Миша невменяем, у нас страшное горе, а ты!.. Я тебе сейчас покажу, сволочь!

– Попрошу вас на меня не орать! – гордо ответил Семенов. Между прочим, я лицо процессуально независимое и сам знаю, что делать.

– Да ничего ты не знаешь, дебил ты процессуальный! – с этими словами Артемьев вытащил из кармана мобильник и набрал номер.

– Генерал, это вы? – спросил он. У меня горе, невеста сына погибла, Миша сейчас не контакнтый. А дежурный следователь его допрашивать собирается и ведет себя в моем доме просто хамски! Да, спасибо, передаю ему трубку. Вручив Семенову мобильник, Артемьев с удовлетворением наблюдал, как вытягивается лицо следователя.

– Понял, так точно, слушаюсь… – бормотал Семенов в трубку. И как ему было не стушеваться, если на него орал не кто-нибудь, а сам начальник следственного управления областного следственного комитета?

– Зачем вы так? – обиженно спросил следователь Артемьева, возвращая ему сотовый.

– А ты же по нормальному не понимаешь! – ответил тот. Я тебе говорю, что Миша невменяем сейчас. А ты – на допрос! И охранников задерживать собрался! Неужели ты на самом деле такой тупой, что не понимаешь: Миша не при чем! Да и охранники тоже!

– Меня теперь из-за вас отстранили от расследования, – продолжал ныть Семенов.

– И правильно! – заявил Артемьев. Не соображаешь, так еще больше все запутать можешь. Да ты же приехал как дежурный следователь. Утром по-любому все материалы передал бы другому. Ладно, не скули, позвоню генералу, скажу, чтоб не сильно лютовал…

Все, я к сыну, а ты опрашивай гостей и смотри мне! – погрозив расстроенному Семенову пальцем, Артемьев выскочил из гостиной.

К сожалению, допрос свидетелей не принес ничего нового. Все, как один твердили одно и то же. Были в ЗАГСе, потом приехали. Выпивали, общались, потом услышали какой-то шум, прибежал охранник, сказал, что с молодыми случилось несчастье…

Зафиксировав показание последнего свидетеля раздасадованный Семенов уже, собрался было уезжать, как вдруг увидел оперативника майора Овчарова. Тот за шиворот тащил к нему какого-то худощавого парня. Его длинные черные волосы растрепались и почти полностью скрыли бледное лицо.

– Женя, это еще кто? – удивился следователь.

– Не знаю, но он прятался в кустах, – ответил Овчаров.

– Ты кто такой? – спросил Семенов у пытавшегося вырваться из мощных лап майора парнишки.

– Я знакомый невесты, – последовал ответ.

– Что ты тут делал? – поинтересовался Семенов.

– Меня на свадьбу Света пригласила, – поправляя волосы, сказал парень.

– Как твое имя? – все еще держа его за воротник, тряхнул его майор Овчаров.

– Пожалуйста, отпустите меня, – попросил задержанный. Я ни в чем не виноват. Меня зовут Максимом Иосифовичем Левитиным.

– А ну-ка, пошли! – следователь с Овчаровым вытащили парня к толпе уже опрошенных гостей.

– Знает ли кто-нибудь из вас этого парня? – спросил Семенов.

Но никто из присутствующих его не узнал.

– Ничего удивительного, – проворчал оперативник. Здесь мало кто из приглашенных друг друга знает.

– Я знаю! – вдруг заявил молодой мужчина в синем костюме. Это Макс, его Светлана покойная пригласила на свадьбу.

– Так-так! – довольно потирая ладони, произнес Семенов. Пройдем в комнату! Тщательно закрыв за собой дверь, следователь спросил своего собеседника о том, в каких отношениях Максим находился с ней и с ее женихом.

– Да помирал он по Светланке, – махнул рукой гость в синем костюме. А насчет жениха… Я не знаю. Это у самого Михаила спросить надо.

– Сейчас это невозможно, – с досадой ответил следователь. Как думаете, он мог убить невесту?

– Да нет же, что вы! – несмотря на всю трагичность ситуации, его собеседник даже рассмеялся. Максим, типичный ботаник. Работает программистом, он и мухи не обидит.

Записав данные свидетеля, следователь отпустил его.

– Ну что, дорогой, с нами поехать придется! – обернулся он к Максиму. Усадив в полицейский "Уазик" двух раненных секьюрити и Максима, Семенов с Овчаровым отвезли их в следственный отдел. Там следователь попытался провести между ними процедуру опознания. Охранники заявили, что не знают этого парня.

– Но я заметил его еще до всей этой суматохи, – заявил охранник Петраков.

– А я его видел, когда мы втроем за молодыми в старую усадьбу пошли. Он крался следом за нами, – сказал, все еще морщась от боли в разодранной руке, Виктор.

– Ну что? – торжествующе спросил следователь, обращаясь к Максиму. Будем признаваться?

– Я действительно крался за ними, – кивнул тот. Но ничего плохого не делал!

– Ерунда! – вскочив со стула, заорал Семенов. Говори, кто тебе помог устроить всю эту бойню? Они? – он указал пальцем на двух охранников.

– Вы опять за свое? – возмутился Виктор.

– Да заткнись, ты! – приказал следователь.

– Я просто шел следом за Светой и этим … ее женихом… – тихо повторил Максим.

– Охранников видел? – задал вопрос майор Овчаров.

– Да, они впереди шли. И тоже крались, – ответил Максим.

– Зачем ты туда пошел? – поинтересовался Семенов.

– Я хотел предупредить Свету, – ответил Максим.

– О чем? Блин, да говори ты, что из тебя каждое слово клещами тянуть надо, что ли? – опять стукнул по столу следователь.

– Я хотел сказать, что ее Михаил не тот, за кого себя выдает. И я знал, что в этой усадьбе происходит нечто таинственное, – прошептал допрашиваемый.

– Что ты мне здесь лепишь?! – вышел из себя следователь.

– Да погоди ты орать! – рявкнул на него майор Овчаров. Дай парнишку выслушать!

– Чего его слушать, он нам байки травит! – огрызнулся Семенов. Тут дверь кабинета открылась и на пороге появился заместитель начальника районного следственного отдела, полковник Иван Константинович Захаров. Семенов так увлекся допросом, что даже забыл про время. А на улице уже рассвело.

– Сидите! – приказал полковник Семенову и Овчарову, когда те хотели встать при его появлении. Говорите, что нарыли?

– Товарищ полковник, вот я задержал этих троих по подозрению в сговоре и организации убийства двух человек! – вскочив со стула, доложил Семенов.

– Молодец! – криво усмехнулся Захаров. Мне уже сообщили, что ты имел разговор с начальником областного управления. Что же ты жениха сюда не притащил? Может, и папашу его тоже надо было, да и тестя несостоявшегося – в наручники?! Думаешь, чем больше сдадим, тем лучше? Короче, от расследования этого дела ты отстранен. Материалы передашь Серову.

Эх, Семенов, Семенов … – полковник укоризненно покачал головой. Когда же ты, наконец, начнешь понимать с кем и как можно разговаривать? Все еще качая головой, полковник Захаров вышел из кабинета.

– Нас когда отпустят? – поинтересовался охранник Петраков. У Вити вон, рука, болит сильно…

– Теперь этот вопрос не ко мне, – раздраженно ответил Семенов. Сейчас передам материалы другому следователю, пусть голова теперь у него болит.

Всех троих задержанных вывели из кабинета и усадили в коридоре под присмотром оперативника Овчарова. Семенов, захватив все материалы по этому жуткому преступлению, отправился на утреннее совещание. Где, доложив о проделанной им работе, передал их, по распоряжению руководства, старшему следователю Глебу Серову.

– Майор, примите в свое производство и разберитесь, – сказал полковник Захаров. Вы человек опытный, не то, что этот … – начальник следственного отдела кивнул на Семенова. Прошу вас, отработайте все по максимуму. Дело– то очень непростое…

– Так точно, – кивнул Серов.

– Кстати, по распоряжению оттуда … – полковкник многозначительно указал пальцем на потолок, ты освобождаешься от всех текущих дел. Занимайся только этим и прислушивайся к мнению Никитина и, особенно, Артемьева. Будешь работать с ними, их охраной и, возможно, со спецслужбами…

– Есть, – кивнул Глеб. Взяв у сконфуженного Семенова папку с протоколами осмотра места происшествия, допросов свидетелей и постановлениями о назначении экспертиз, Серов покинул кабинет начальства.

Проходя мимо Овчарова, Глеб поинтересовался: – Кого караулишь?

– Да вот, понимаешь, Семенов троих задержал, – ответил тот.

– Понятно, – усмехнулся Серов и предложил: "Граждане! Пройдемте ко мне, побеседуем."

Недовольно ворча, охранники и программист двинулись за ним следом. Следователь завел их в свой кабинет и предложил присесть. Быстро пробежав глазами материалы, собранные своим непутевым коллегой, майор принялся уточнять у охранников как все произошло. Те, повторив, слово в слово, свои первоначальные показания, поинтересовались, когда их, наконец, отпустят.

– У Виктора рука сильно покалечена, да и я тоже сильно устал, – пояснил Владимир Петраков.

– Я вас, конечно, отпущу, но под подписку о невыезде, – пообещал Серов.

В отличие от Семенова, Глеб был человеком вполне уравновешенным и никогда не позволял себе повышать голос на подследственных. Тем не менее, раскрытых дел на его счету было куда больше, чем у других коллег. Не в пример Семенову.

– А вы… – Глеб неожиданно обернулся к Максиму. Что там делали, возле усадьбы?

– Я уже говорил, хотел Светлану предупредить, что Михаил ее – темная личность.

– Это жених? – спросил следователь.

– Да, – кивнул Максим. Понимаете, я любил Светлану, но она только смеялась надо мной…

А тут вдруг свадьба. Она меня пригласила, Я, как узнал, так сразу же ей позвонил. Попросил встречи, сказал, что надо кое-что ей сказать. Но она лишь посмеялась и пригласила меня на свадьбу. Предложила там ей все рассказать.

– Понятно, – кивнул, терпеливо

слушавший своего собеседника Серов. Но вы ей не рассказали?

– Нет, – сокрушенно вздохнул Максим. На свадьбе она со своим Мишей все время была в окружении гостей.

– Поэтому, когда вы увидели, что молодые куда-то уходят, пошли за ними? – задал очередной вопрос следователь.

– Да, – ответил его визави. Но только я выскочил вслед за ними, как увидел, что кроме меня их преследуют еще и охранники.

– Они? – указал рукой на сидевших тут же секьюрити, спросил Серов.

– Да, – подтвердил Максим. Но был еще и третий.

– Борис погиб, – мрачно выдавил охранник Виктор. Погиб, пытаясь спасти молодых…

– Да, трагедия … – протянул Глеб Серов. Так, что именно вы хотели сказать Светлане?

– Что Михаил является членом секты, которая поклоняется каким-то темным силам, – выпалил Максим.

– Откуда вы это узнали? – поинтересовался следователь.

– Понимаете, я состою в нескольких интеренет– сообществах. И вот, узнав, что Света выходит замуж за Михаила Артемьева, я решил навести о нем справки. Списался с его знакомыми и мне ответили, что он состоит в секте. Заинтересовавшись, я начал собирать информацию. И выяснил, что он частенько устраивает какие-то собрания в заброшенной усадьбе, рядом с загородным особняком своего отца. Съездил туда, поговорил с местными и они мне рассказали такое, такое… – понизив голос, Максим даже закатил глаза от ужаса.

– Продолжайте, – попросил его следователь. Все это очень интересно.

– Оказывается, во время революции в усадьбе убили хозяев. И теперь там происходят странные вещи. Людям то хозяйка в белом платье привидиться,то старик с саблей окровавленной…

Местные говорят, будто призраки там до сих пор живут. Не могут покинуть своего родового гнезда… Но не только они там появляются. Вроде, есть и еще какой-то кошмар. В 40-е годы, во время войны, да и после нее, возле усадьбы частенько находили изуродованные трупы. Причем гибли только местные жители. Я интересовался.

– Можете мне показать, откуда вы все это взяли? – попросил следователь.

– Конечно, – согласился Максим.

– Ну а Михаил тут при чем? – спросил Серов.

– Он состоит в сообществе "Колдуны России", – ответил Максим. И со своими сектантами постоянно крутился возле усадьбы. Может, разозлил темные силы?

– Вы все проходите по этому делу как свидетели, – вздохнув, Серов попросил охранников и Максима Левитина дать подписку о невыезде.

– Это пустая формальность. Но вы все-таки никуда не отлучайтесь. Да, Максим, зайдите ко мне завтра и покажите, на каких именно сайтах вы собирали информацию о Михаиле и об истории усадьбы. Проводив всех троих до порога, Глеб попрощался с ними. После чего вызвал дежурную машину и решил лично осмотреть место происшествия. Что поделать, ну не доверял он своему коллеге Семенову! "Небось, опять суетился, бегал, прыгал, кричал и запросто мог упустить что-нибудь очень важное!" – подумал майор. Захватив с собой оперативника Евгения Овчарова, Серов выехал за город.

Старая усадьба встретила их тяжелым молчанием.

– Вы все здесь осмотрели? – спросил Серов своего спутника.

– Я не знаю, – ответил тот. Я одних опрашивал, остальные других. Альгирдас, криминалист ваш, вроде все отработал. Но было темно, все взвинченные, на нервах… Вполне могли и чего-нибудь не заметить…

Так и оказалось.

Глава 6

…Сначала есаул хотел идти на вокзал, но вовремя одумался. По всей вероятности его там будут искать в первую очередь. Поэтому Константин Евгеньевич решил сначала где-нибудь отсидеться и разжиться деньгами. Коих, к слову сказать, у него не было ни копейки.

В ту пору грабежей в городе было хоть отбавляй. Поэтому одним больше, одним меньше – сути не меняло. Присмотрев одиноко стоящий на окраине купеческий дом, есаул, немного поколебавшись, вошел во двор.

– "Что я делаю?! Зачем?!" – крутилось в его голове. "Но, как я смогу добраться до Севастополя без денег? К тому же, надо где-то переждать переполох: трое убитых из Комитета – это не шутки! Искать меня станут крепко!".

Забравшись в окно первого этажа, он до смерти перепугал хозяев. Купцу на вид было лет около пятидесяти пяти, а его супруге чуточку меньше. Облаченный в синий парчовый халат владелец особняка, как сидел в кресле с трубкой зубах, так при виде есаула чуть было ею и не подавился.

– Кто вы?! Чего надо?! – дрожащим голосом спросил он незваного гостя. Хозяйка, оказавшаяся намного смелее своего супруга, вдруг запустила в незнакомца большой фарфоровой вазой. Причем так ловко, что офицер даже не успел увернуться. От серьезного ранения его спасла лишь косматая папаха.

– Ты, что, тетка, убить меня хочешь? – потирая ушибленный висок, спросил Маматов.

В ответ женщина, поправив свой кружевной чепец, ответила: " А чтоб ты, сдох бандит!"

– Тихо, тихо, Марья Степановна! – запричитал купец. Не злите молодого человека! Если надо что-то, берите, только не убивайте нас! – обратился он к гостю.

– Ну, конечно, Матвей Иваныч, вы уже обосрамшись! – презрительно скривила тонкие губы купчиха, с неудовольствием глядя на своего мужа. А кто намедни грозился, мол, ежели придут большевики за казной, то перестреляю их всех к чертям собачьим?!

– Не говорил я такого, Марья Степановна, не выдумывайте! – горячо возразил хозяин, с опаской глядя на реакцию гостя. Возможно, он не разглядел, что перед ним царский офицер и дико боялся, что этот гость пришел от новой власти.

– Да, успокойтесь вы! – махнул на них рукой тот. – Никого убивать не стану, дайте только пару деньков у вас перекантоваться. Но если сдать меня красным вздумаете, то не взыщите! – есаул угрожающе звякнул своей шашкой.

– В доме есть еще кто?

– Нет, – дружно замотали головами хозяева. Аглашка, служанка наша, со своим хахелем третьего дня сбежала и часы каминные стащила, стерва! – выругалась Марья Степановна. Да мы сами, с Матвей Иванычем тоже бежать собрались от извергов энтих!

– Правильно, – пролетарии купцов тоже не жалуют, – усмехнулся есаул. Вы там сделайте все свои дела, в нужник сходите, – сказал Константин Евгеньевич. А после я вас свяжу, не взыщите. На всякий случай, чтоб не удумали чего.

Проведя две ночи с владельцами особняка, он, напоследок, заставил их поделиться деньгами. Надо сказать, убедить их в этом оказалось совсем нелегко. Но, пригрозив хозяевам в очередной раз, он смог разжиться не только довольно солидной денежной суммой, но и выбрал себе сносную одежду из купеческого гардероба. Согласитесь, расправившись с тремя представителями новой власти, показываться на улице в шинели с офицерскими погонами и в очень приметной папахе было бы равносильно самоубийству. Поэтому есаул оставил в доме купца папаху, шинель, мундир и синие шаровары с красными лампасами Всевеликаго войска донского. А сам облачился в широкие серые плисовые брюки, заправив их в свои, начищенные до блеска, хромовые сапоги. Картину перевоплощения дополнили двубортный синий пиджак и длинный черный сюртук. На голову он водрузил серый картуз. Но, едва увидев свое отражение в старом, засиженном мухами зеркале в спальне хозяйки, с досадой плюнул на дорогой персидский ковер и злобно выругался: " Чучело, ну право, чучело!"

Однако, деваться было некуда. Константин Евгеньевич, вспомнив о своих приметных черных усах, пошел в ванную и начисто их сбрил. Теперь, когда он ничем особым не выделялся из городской толпы, можно было отправляться на вокзал.

– Хозяйка! – позвал он.

– Чего тебе еще, ирод ты окаянный?! – прозвучало в ответ.

– Не будет ли у вас какой-нибудь красной ленточки? – поинтересовался офицер. Ленту требуемого цвета отыскали среди прочих на летней шляпке купчихи. Константин Евгеньевич, чертыхаясь на чем свет стоит, прицепил ее булавкой к своему сюртуку.

– Пролетарий ты, ну просто вылитый большевик! – со сладкой издевкой произнесла Марья Степановна.

– Да ну вас всех к бесу! – так своеобразно поблагодарив купеческую чету за гостеприимство, незваный гость спросил напоследок: " Шашку мою возьмете на сохранение?"

– К чему нам она? – пожала плечами хозяйка. Забирай, забирай с собой страсть эту!

– Ну, уж нет, Марья Степановна! – возразил хозяин дома. Она же как плата за все наши страдания и неудобства. Давай сюда, вещь знатная, сгодится! За нее кучу денег выручить можно…

– Нет! – вскинулся есаул. Попробуй только продать ее, нутро суконное! Я из тебя душу выну! Потом за ней обязательно вернусь.

Сокрушаясь по поводу того, что шататься с такой заметной шашкой по улицам города, где большевиков пруд пруди, просто невозможно, Константин Евгеньевич оставил ее в прихожей. А сам отправился на вокзал.

Есаул шел неспешно, но при этом очень внимательно, хотя и незаметно для окружающих, оглядывался по сторонам. Возле вокзала он вдруг увидел военный патруль. Двое в длинных солдатских шинелях и ботинках с обмотками и один в штатском, видимо главный, шли прямо на него. Человек в гражданской одежде был черноволос, высок ростом, имел каштановые усы и длинный чуб. Его кожаное пальто выглядело довольно новым, голову покрывала офицерская фуражка с сорванной эмблемой, а на правом боку в деревянной кобуре висел маузер.

И когда между ними осталось каких то пять шагов офицер и штатский взглянули друг на друга. В глазах у обоих вдруг появилось выражение удивления.

– Ты-ы-ы?! – тихо спросил начальник патруля. Не может того быть!

– Что такое? – вырвалось у есаула в ответ.

– Костя! – заорал штатский, бросаясь на Константина Евгеньевича и сжимая его в объятиях. Живой, черт!

– Гриша, ты? – неуверенно спросил есаул.

– Я! – заорал в ответ начальник патруля. Ты откуда здесь? Мы ж с ребятами тебя еще в прошлый год похоронили и даже заупокойный молебен заказывали!

– А Бога нет! – вдруг произнес один из солдат.

– Да заткнись ты, лапоть огородный! – рявкнул на него Григорий. Не видишь, друга встретил!

– Чтой-то он на офицера уж больно смахивает… – с нескрываемым подозрением разглядывая Маматова, произнес бдительный солдат.

– И что?! По-твоему выходит, если офицер, так он сразу против народа?! – возмущенно спросил тот, кого звали Гришей. Я вот, например, тоже дворянин, подъесаул. И что? Солдат промолчал.

Григорий Иванович Беляев происходил из дворян Всевеликого войска донского.

– Мы такого на фронтах хлебнули, чего тебе в твоей деревне и не снилось!

– Да, конечно, за царя и Отечество, – ехидно проворчал солдат.

– За землю русскую, понял? – угрожающе взглянул на него бывший подъесаул.

– Да ладно вам, – примирительно произнес Константин Евгеньевич. Значит, это вы меня из полевого лазарета в госпиталь под Луцк привезли? Спасибо.

– Мы, Костя, мы, – кивнул его бывший сослуживец. С Минькой и Ефимкой.

– Живы?.. – спросил есаул.

– Нет… – покачал головой Григорий. Погибли сразу после того, как прибыли назад из госпиталя. На пулеметы бросили нашу сотню…

Ты-то как тут оказался? – сам себя прервал Гриша.

– Да, вот из-под Луцка в калужский госпиталь перевели, – ответил есаул.

– Вылечили? – поинтересовался его собеседник.

– Куда там … – махнул рукой Константин Евгеньевич. Как была дырка в животе, так и осталась. Сегодня с утра только перевязал.

– Ну, ничего себе! – удивился Гриша. Не х.. не могут эти лекари, столько времени уже прошло…

Поговорив еще несколько минут, фронтовые товарищи зашли в ближайший трактир. Правда, оба солдата из патруля сильно этому возмутились и пообещали доложить кому следует.

– Вы грубо нарушили дисциплину, товарищ Беляев! – сказал бдительный боец. Видать, дворянство ваше наружу так и прет!

– Пошли вон! – приказал Григорий, предварительно отправив обоих по матушке.

За стаканом водки Гриша спросил Маматова, что тот собирается делать дальше?

– Ведь, это я для этих, сиволапых плел, будто ты, Константин Евгеньевич, за народную власть кровь проливать побежишь, – усмехнулся он.

– Спасибо, что поддержал, – сдержано поблагодарил его есаул. Сейчас хочу в Севастополь махнуть.

– Куда? – удивился Гриша. Ведь это через всю Украину ехать! А там сейчас черт знает, что твориться. Документы-то у тебя в порядке?

Константин лишь отрицательно покачал головой.

– Ну, тогда сиди здесь и жди, я мигом, – встав со скамьи, Гриша быстро пошел к выходу.

– Патронов для нагана достань мне, если сможешь, – напоследок попросил его есаул. Тот кивнул.

Константин Евгеньевич сидел в трактире больше трех часов и уже было отчаялся дождаться своего знакомца, как вдруг Беляев, наконец, появился. В руках он держал видавший виды кожаный чемоданчик.

– Вот, держи, Костя, – с этими словами Григорий протянул ему несколько бумаг.

– Ну, ты даешь! – восхитился есаул. Это ж на разные фамилии!

– Тихо! Не ори ты так, услышат еще… А ехать нам с тобой далеко и долго, – с этими словами Григорий незаметно насыпал Константину Евгеньевичу в карман сюртука десятка полтора патронов. От нагана, как ты просил, – пояснил он.

– Спасибо. А что ты сейчас насчет поездки сказал? – удивился есаул. Ты тоже собрался?

– Да, ведь мне теперь, понимаешь, с товарищами не по пути, – пояснил Григорий. Солдатики уже понарассказали начальству о нас. Мол, двое офицеров недобитых что-то де затевают. И вызвали меня на заседание Комитета … Григорий сделал паузу, выудил из кармана кожаного пальто большие золотые часы и, взглянув на белый фарфоровый циферблат, наконец, закончил фразу: … к девятнадцати часам. Потом арестуют, наверное. Они так всегда делают. Вот и пошел я к знакомцу в канцелярию, а он выправил нам несколько документиков. Все сгодятся, наверное…

– Молодец, казак! – похлопал однополчанина по плечу Маматов.

– Так ты и не сказал, зачем тебе в Севастополь? – вспомнил Беляев.

– Девушка у меня там, – пояснил есаул.

– А, тогда, как можно скорее, туда надо добираться, – встав со скамейки, сказал Григорий. Не ровен час, плохое может случиться: или большевички к власти придут или кто еще, головой ушибленные… Вытаскивать ее оттуда надо!

Глава 7

…Поднявшись по мраморной лестнице, коллеги вошли в усадьбу. Неторопливо обошли ее, заглядывая во все комнаты. Майор Овчаров терпеливо объяснял следователю, где лежала мертвая Светлана, где находился ее жених Михаил…

– Погибший охранник Борис лежал тут, – майор указал рукой на обведенный мелом контур человеческого тела. Вон кровь подсохшая.

– А второй, который руку потерял? – спросил Серов.

– Он практически рядом сидел, – ответил Евгений Овчаров. На стене брызги крови, это его кровь.

– И Виктор и Владимир говорят про одно и тоже, – задумчиво произнес следователь. О каком-то здоровенном существе…

– Знаешь, что я думаю? – спросил Овчаров. Это животное какое-то, которое на людей натаскали. Или же человек в шкуре или в костюме животного.

– Первая версия нравиться мне больше, – усмехнулся следователь. Человек, в какой бы он шкуре не был, не смог бы нанести такие ранения. Кстати, осматривали только здание дома или вообще все постройки?

– Только это здание, в котором мы сейчас находимся, – ответил оперативник.

– Почему? – удивился Серов. Впрочем, извини, этот вопрос не к тебе.

– У убитого охранника, которого звали Борисом, в руке был обнаружен клочок какой-то бурой шерсти, – вспомнил Овчаров.

– На экспертизу отправили? – встрепенулся следователь.

– Я не знаю, спроси у коллеги своего, Семенова, – пожал плечами оперативник.

– Главное, чтобы не потеряли! – Серов вытащил из кармана мобильник и набрал Семенова.

– Привет, ты шерсть на экспертизу отправлял? Я в материалах такого постановления не находил. Почему?! Как не знаешь?! Да, что же ты наделал!

– Потерял?.. – сочувственно поинтересовался Овчаров.

– Да он даже не помнит про этот клочок! – возмущенно ответил следователь. Знаешь, придется тебе в райцентр смотаться, найти тех врачей, которые приезжали на вызов и найти эту проклятую шерсть!

– Давай-ка сначала обшарим окрестности, – предложил оперативник. Чтобы потом снова не возвращаться.

Они вышли во двор и направились в сторону родового склепа, в котором покоился прах нескольких поколений дворян – владельцев усадьбы.

Солнце скрылось за темно-свинцовыми тучами, на землю упали первые капли дождя. Когда они уже почти подошли к усыпальнице, следователь вдруг заметил чью-то тень. Ни слова не сказав своему спутнику, Серов кинулся туда, в кусты.

– Гляди, Женя! – через минуту громко воскликнул он, – кажется, я шерсть нашел!

– Да, – Овчаров внимательно осмотрел находку. Она очень похожа на ту, что я видел в ночь убийства. Покойный охранник Борис сжимал ее в руке.

– Я сейчас ее изыму, – следователь, опустившись на корточки, открыл свой дорогой портфель из коричневой тисненой кожи и достал оттуда маленький пинцет и полиэтиленовый пакетик. Серов уже собирался было снять шерсть с куста, как вдруг сзади раздался глухой и скрипучий голос.

– Стой! Не смейте брать это!

Разом обернувшись, следователь и оперативник увидели прямо за собой молодого черноволосого мужчину с небольшими элегантными усами. На нем были синие джинсы и черный пуловер. Из-под джинсов выглядывали дорогие итальянские туфли. Средний палец правой руки его украшал массивный золотой перстень с большим красно-кровавым камнем. В самой середине багровый отлив сильно темнел и казался абсолютно черным.

– "Рубин, наверное…" – подумал Серов и спросил: "Кто вы и как здесь оказались?"

Незнакомец, пристально взглянув следователю прямо в глаза, усмехнулся и повторил: " Милостивые государи, если хотите жить, то даже не прикасайтесь к этому ничтожному клочку."

– Он, что? Нам угрожает? – возмутился майор Овчаров.

– На, смотри! Я старший оперуполномоченный майор Евгений Овчаров. Он… – опер, – указал пальцем на своего коллегу, – … старший следователь майор Глеб Серов. Теперь назови свое имя.

– Да, уж манеры у вас, должен заметить, – укоризненно покачал головой незнакомец. Не хорошо пальцами в людей тыкать. Так вот, я с вами, милостивые господа, на брудершафт не пил. И посему, убедительнейшим образом попрошу обращаться ко мне исключительно на "вы". Мое имя… а, впрочем, какая разница! – прервав сам себя на полуслове, незнакомец внезапно схватил с ветки клочок бурой шерсти и мгновенно скрылся в зарослях.

– Держи! – выхватывая из кобуры "макаров", заорал Овчаров и бросился за беглецом.

За ним побежал и Серов. Однако, несмотря на все старания, настигнуть незнакомца они не смогли. Он, как сквозь землю провалился.

– Да, ……………, – выругался Овчаров. Куда же этот .... подевался! Сто процентов, он живет где-то поблизости. Надо будет участкового расспросить.

– После, – ответил Серов. Сейчас айда обратно, посмотрим, может, хоть несколько волосков там найдем?

И, правда, хоть неизвестный молодой человек и сорвал шерсть с ветки, кое-что там все-таки осталось.

– Думаю, для проведения экспертизы этого хватит, – довольно заметил Серов, запечатав остатки шерсти в полиэтиленовый пакетик.

– Пошли, зайдем в склеп, – позвал его Овчаров.

Массивная железная дверь оказалась незапертой. Поэтому Серов с оперативником смогли легко проникнуть внутрь сего мрачного сооружения.

Склеп имел округлую форму и был довольно высок. Купол возвышался метров над землей метров на семь. Изнутри он был весь покрыт штукатуркой и расписан фресками на библейские темы. Но местами от времени фрески осыпались. Вдоль стен на массивных деревянных полках стояло с десяток гробов.

На мраморном полу, прямо посреди помещения, вошедшие увидели тяжелую крышку люка с бронзовой позеленевшей ручкой.

– Взглянем? – бросив на Серова вопросительный взгляд, Овчаров нагнулся и потянул за ручку. Крышка, с противным скрежетом подалась, отворив черный зев мрачного подвала. Вниз вела железная лестница.

– Фонарь есть? – поинтересовался опер.

– Да, – Серов вытащил из портфеля небольшой фонарик и полез в темную неизвестность. Овчаров двинулся за ним. Включив фонарь, следователь увидел довольно большое помещение. Стены его оказались из старой кирпичной кладки. Вдоль них, так же как и наверху, были установлены двенадцать почерневших от времени и прогнивших деревянных гробов.

– Смотри! – заметив в стене маленькую железную дверцу, Овчаров указал на нее своему спутнику.

– Интересно, что там, за нею? – спросил Серов.

Надо попробовать ее открыть! Но сколько бы они не пытались это сделать, у них ничего не получилось.

– Такое впечатление, что она заперта изнутри! – Овчаров грубо выругался.

– Не ругайся, пожалуйста, Женя. Нельзя тут, глянь-ка лучше сюда! – с этими словами Глеб Серов ткнул пальцем в верхнюю часть половину дверцы.

– Ба! Да здесь дырка! – обрадовался его напарник. – А дырки, как всем известно, для того и сделаны, чтобы в них смотреть!– с этими словами Овчаров прижался лицом к дверце и попытался рассмотреть что же за ней находится.

– Вижу свет, кажется, свечи горят … – изумленным шепотом поведал оперативник своему спутнику. И этот самый кекс там, который от нас убежал! Эй, ты! Открывай немедленно полиция! – заорал Овчаров. Но из-за двери не донеслось ни звука.

– Зачем же ты заорал? – укоризненно спросил Серов. Дай, взгляну. Но там же сплошная темень! – тихо произнес он, бросив вопросительный взгляд на оперативника.

– Какая, к черту, темень! Там же свечи горят! – удивился Овчаров.

– На, сам посмотри, – следователь отошел от дверцы и дал возможность оперу убедиться в правоте своих слов.

– Черт, точно, – растеряно почесал затылок Овчаров. Но я же точно видел и свечи, и нашего беглеца!

– Может, показалось тебе? – осторожно предположил его напарник.

– Нет, какое там!

– Ладно, давай выбираться, – с этими словами следователь полез наверх по железной лестнице.

Но когда они с Овчаровым направились к выходу из склепа, прямо перед ними вдруг возник ужасный череп! Он угрожающе оскалил на них свои длинные клыки.

– ……твою!.. – гаркнул оперативник, хватаясь за пистолет.

– Ай, погоди милок! – услышали оба старческий перепуганный голос. Не стреляй, ради Бога, Митрич я. Сторож здешний… Тут Серов и его спутник смогли, наконец, разглядеть, находившегося перед ними человека. Таинственный голос принадлежал худощавому, невысокому старику. Стоя перед напарниками навытяжку, он сжимал в руках здоровенный череп. Кому из животных он принадлежал, ни Овчаров, ни следователь определить так и не смогли…

– Тьфу ты, черт старый! – облегченно выругался Овчаров. – До смерти же напугал!

– А вы кто такие будете то?! – прищурившись, поинтересовался дед. Положив свою странную и страшную ношу на землю, он потянул было с плеча старенькую двустволку.

– Стоп, мы сотрудники правоохранительных органов, – остановил боевого старика вперед Овчаров. Я – старший оперуполномоченный майор Овчаров, а он – старший следователь майор Серов. Вот, смотри, наши служебные удостоверения. Внимательно изучив предъявленные ему документы, старик спросил: "Ну и чего вы тут забыли? Покойники то, чай ничего натворить не могли? Так на кой ляд вы к ним полезли?"

– Мы расследуем двойное убийство, – пояснил Серов.

– А-а, это, которое в усадьбе на днях приключилось? – догадался Митрич.