После того, как мы вернулись с бала, Валентин с сыновьями содрали с меня платье, едва переступив порог дома. И долго, остервенело насиловали меня – то по очереди, а то и по двое-трое одновременно. Когда же мужчины наконец выдохлись и оставили меня в покое, я едва сумела доползти до своей постели. На теле остались следы – ссадины, синяки, красные полосы. Все их, конечно же, прикроют лохмотья, которые я носила изо дня в день. А мужской запах с кожи можно будет смыть. Да и беременности от этих ублюдков не нужно бояться – дети от меня им были не нужны, так что каждый раз, прежде чем начинать свои забавы, они использовали специальные зелья-контрацептивы, которыми смазывали меня, прежде чем войти.
Казалось бы, все как всегда, ничего нового. Разве что значительно жестче, чем обычно.
И все же (возможно из-за воспоминаний о бале, благодаря которому я в самом деле почувствовала себя иначе, не грязной вещью), сейчас мне особенно сильно хотелось плакать.
Но слез показывать нельзя, я уже давно это уяснила. Только встать, сжав руку в кулак, и жить дальше, стараясь не думать о том, что случилось… и случится еще не раз. Бал дал смутную надежду – нескольких видных женихов мне удалось очаровать. Возможно какой-нибудь из них вскоре предложит замужество и «выторгует» меня у опекуна. Нельзя терять надежду, ни в коем случае.
Глубоко вдохнув, я привела себя в порядок после непродолжительного отдыха и, завязав посеревший фартук, приступила к ежедневной уборке. Кроме меня, Валентин держал еще несколько слуг, вот только все они были наняты уже после того, как мать Зельды умерла, и не знали, что я отличаюсь от них чем-либо, кроме изрядной любви хозяев позабавиться со мной. Это были горожане, приходившие на работу к восьми утра и уходившие после ужина. Я единственная жила здесь круглосуточно, обслуживая господ в любое время… и любым способом. То, что я дочь настоящих хозяев дома, говорить мне им, естественно запрещалось… да и вообще не позволялось особо разговаривать с ними. Потому единственное, что у меня было, это одиночество и работа по дому.
Весь день Валентин с сыновьями отсыпались после бала, так что я понадеялась, что наигравшись по возвращении, они хотя бы сегодня не тронут меня. Главное не провоцировать их, быть тише воды.
Когда прочие слуги ушли, я осталась с ними одна и домывала посуду, когда раздался гулкий дверной звоночек. Торопливо вытерев руки, я подбежала ко входу и робко спросила:
– Кто там?
– У меня дело к Валентину Грейд, – прозвучал в ответ голос, показавшийся знакомым. Нахмурив брови, я отворила… и обомлела.
На пороге стоял король Арчесара собственной персоной.
…И похоже созерцание меня в лохмотьях стало для него сюрпризом, который даже не успел вызвать каких-либо эмоций просто потому, что шок затмил их все.
– Зельда? – наконец протянул он, кажется пытаясь для начала просто поверить своим глазам.
– Да, ваше величество, – шепнула я, и в реверансе бросила на него несмелый взгляд из-под пышных ресниц.
– Что здесь происходит? – проговорил мужчина, не в силах пошевелиться. – Ведь ты же… дочь хозяев дома. Какого черта на тебе лохмотья какой-то чернавки?
– Это моя обычная повседневная одежда с тех пор, как умерла матушка, и хозяином стал ее второй муж, – прошептала я, для пущего эффекта сжав юбку дрожащими ручками.
– Так вот почему мне показалось на балу, что у тебя слишком загрубевшие пальцы… – выдохнул Эдвард Блейд, неожиданно взяв мои руки в свои ладони, чтобы поднести к губам. – Как он посмел?..
– Отчим и его сыновья были в своем праве, не более, – пробормотала я, несмело посмотрев ему в глаза, и в этот момент пытаясь выглядеть максимально жалостливо. – У них не было причин для доброты ко мне, потому в собственном доме я стала тем, что вы видите перед собой сейчас. Тогда, на балу, я впервые с похорон матушки надела красивое платье, и то мне было позволено лишь ради того, чтобы провести во дворец Валентина Грейда и его сыновей, чтобы те нашли себе там невест… а возможно и сам Валентин так же не прочь был присмотреть для себя новую жену с хорошим приданым.
– Не могу поверить, – выдохнул мужчина, сильнее сжимая мои руки… и тут заметил шрамы от порезов, которые на балу были скрыты бархатными напульсниками с легкими кружевами.
– Такой стала моя жизнь, ваше величество, – всхлипнула я, а через пару секунд, демонстративно поколебавшись, прошептала, стыдливо отведя взгляд: – А еще я уже давно не невинна. С той самой ночи, как похоронили мою мать. Тогда же и появились эти шрамы – к сожалению боги были слишком жестоки, чтобы позволить мне просто уйти от всего.
– Кто из них? – просычал король сквозь стиснутые зубы.
– Все трое, ваше величество, – пробормотала я сквозь ком в горле. – И это продолжается до сих пор, когда они захотят. Особенно страшно, если я им чем-то не угожу… и тем, что на балу танцевала с кем-то вместо того, чтоб забиться в угол бального зала, я очень сильно не угодила им, – добавила я, дрожа всем телом.
А в следующий миг Эдвар Блейд, резко прижав меня к себе, крепко-крепко обнял.
Есть!
– Зельда, я слышал звонок! Кто там?.. – внезапно долетел с лестницы голос Валентина.
Вздрогнув, я порвалась было выскользнуть из объятий короля, но тот не отпустил меня. Лишь сильнее сжал в них, коснувшись губами моих волос. И как раз в этот момент отчим замер, глядя на столь внезапную картину.
– Ваше величество? – удивленно протянул он, пытаясь понять, не мерещится ли ему.
– Верно, – холодно отчеканил мужчина, осторожно выпуская меня из своих рук. – Добрый вечер, лорд Грейд.
– Рад приветствовать вас в своем доме, – поспешил поклониться опекун. – Простите, что не подготовился к вашему визиту должным образом…
– Не важно, я прибыл инкогнито, – перебил Эдвард Блейд. – Моя охрана и стряпчий ожидают за дверью и я хотел бы решить с вами кое-какой вопрос.
– Вопрос? – нахмурился Валентин.
– Я пришел просить вас отдать вашу падчерицу, Зельду Шерден, ко двору, – заявил он, повергая в шок и меня, и Валентина, и показавшихся на вершине лестницы Кристофера с Бернардом.
– Ко двору? – наконец переспросил отчим, немного придя в себя после продолжительной паузы.
– Более того, настаиваю на передаче опеки над ней лично мне, – добавил король, окончательно выбивая у всех нас землю из-под ног. – Если, конечно, сама леди Шерден будет не против покинуть отчий дом, чтобы отправиться со мной во дворец, где станет моей фавориткой.
Фавориткой?!
Наверное, будь я шокирована чуть меньше, то даже закашлялась бы. Но ступор не дал мне сделать даже этого.
– Так каков будет ваш ответ? – поинтересовался король, обернувшись уже ко мне, чтобы галантно поцеловать тыльную сторону моей ладони. – Вы примете мое предложение?
А предложение-то весьма заманчивое. Конечно, это не замужество, всего лишь постельная игрушка первого лица государства, пока не надоем ему. И я знаю об этом человеке слишком мало, чтобы быть уверенной в том, что не разочаруюсь в его качествах в первую же неделю. В конце концов, его покойная жена была казнена за государственную измену, а это уже тревожный звоночек.
Но… даже так, вряд ли это будет хуже, чем жизнь в доме с тремя мужчинами, которые не только нарядили меня в лохмотья и заставляют выполнять тяжелую работу по дому, но еще и регулярно принуждают к сексу вот уже больше года. Вдобавок, когда фаворитка надоедала, ее обычно выгодно выдавали замуж, жалуя щедрое приданое за службу при дворе. И знатные лорды как правило не брезговали женщиной после самого короля. А значит у меня был шанс на счастливое будущее.
– Почту за честь, ваше величество, – робко прошептала я, глядя на него увлажнившимися глазами.
– Простите, ваше величество, но это невозможно, – наконец пробормотал Валентин. Что было вполне ожидаемо: даже если подобное просил лично король, у него оставалось законное право отказать в передаче своей «собственности». То, что расположение монарха ему уже так просто не заполучить, он вероятно понял, едва увидел меня в лохмотьях, дрожащую в его пылких объятиях. Только вот отпусти он меня ко двору, то сразу потеряет все социальные привилегии, которые получал вместе с сыновьями, сопровождая меня в высших кругах. К тому же, я была их излюбленной игрушкой… которая могла наболтать при дворе лишнего, тем самым существенно уменьшив его шансы выгодно женить своих сыновей.
– Никогда не стоит так торопиться со словом «невозможно», – бросил глава государства, подойдя к Валентину на несколько шагов.
– Понимаете, ваше величество, моя дорогая падчерица слишком ценна для меня, и я не могу отдать ее ко двору, оставив столь юное и наивное создание без своей опеки в таком сложном для нее месте, – мягко проговорил он, вот только ни один мускул на лице короля при его словах не дрогнул.
– Тем не менее, вопрос всегда разрешаем и состоит лишь в том, чтобы стороны договорились, придя к решению, которое их удовлетворит.
– И как же вы предлагаете решить этот вопрос? – нахмурился Валентин, заметив подозрительную искорку в глазах короля.