Тилль провел рукой по своим давно не мытым жирным волосам. Полдень уже давно миновал, а он все еще оставался в пижаме.
– Как такое может быть? Ведь мой сын числится пропавшим всего год!
– Это верно, – согласно кивнул шурин. – Но они уверены, что преступником является Трамниц. Район совершения преступления и особенности способа похищения – все однозначно указывает на то, что твоего сына похитил именно он. Ты знаешь, как у нас все происходит. Думаешь, мне самому это нравится? Но искать преступника, уже находящегося под стражей, которому и так обеспечено пожизненное заключение, не имеет смысла. Мы знаем, что это был он.
При таком заявлении Тилль почувствовал себя так, как будто воздух из гостиной куда-то испарился, и ему нечем стало дышать. От безысходности, веявшей от слов Оливера, он начал задыхаться.
– Но вы не знаете, где Макс! Вы должны искать дальше! – глухо возразил Тилль.
– Поверь мне, если бы это зависело от меня, то все было бы по-другому. Я бы перевернул каждый камень в этом городе и продолжал до тех пор, пока мы не нашли его. И меня не остановило бы ни отсутствие финансирования, ни нехватка персонала.
Оливер Скания на секунду замолчал, а потом добавил:
– Ты же знаешь, почему я официально не принимаю участия в этом деле.
– Понятно.
Тиллю было известно, что Оливера не допустили до расследования из-за того, что он приходился братом матери похищенного мальчика. Такое обстоятельство могло помешать объективности ведения дела. Но это вовсе не означало, что коллеги не допускали его до поступавшей информации. Поэтому Беркхофф заявил:
– Вы не должны прекращать поиски Макса. Мне необходимо знать, что произошло с моим мальчиком!
– Ты и так знаешь, что с ним приключилось, – ответил Скания.
И это было правдой. Он действительно знал!
Тилль провел рукой по своей многодневной щетине, ведь он не брился уже две недели. К тому же с тех пор, как ушла Рикарда, у него вообще пропало желание раздеваться на ночь и одеваться по утрам. День проходил за днем, и все они были похожи как две капли воды. Что бы Тилль ни делал, образ сынишки не выходил у него из головы. Сгорая от тоски и отчаяния, он постоянно думал о нем и днем, слоняясь по пустому дому, и ночью, мучаясь от бессонницы.
– Тебе известна судьба других детей, – мягко проговорил Скания.
И это тоже являлось правдой. Он действительно знал! Ему было известно, что произошло с девочкой семи и мальчиком шести лет. Их обоих Трамниц выкрал, когда они играли в палисадниках своих домов. Замаскировавшись под разносчика посылок, он оглушил детей, привез их в подвал своего дома и поместил в «инкубатор», который сам и смастерил. Там этот монстр надругался над ними и замучил до смерти. Более сорока восьми часов его зверских издевательств не выдерживал ни один ребенок. Макс пропал уже год назад как раз в то время, когда соседи заметили на дороге фургон и почтальона с тележкой, доверху загруженной посылками.
Чуть позже этого маньяка арестовали. Нашли и тело Мириам Шмидт, матери похищенной Лауры, которая в своем частном расследовании слишком близко подобралась к Трамницу. Она, воспитывавшая свою дочку в одиночку, и не подозревала, что убийца все время после совершения преступления не выпускал ее из поля зрения. И делал он это, похоже, для того, чтобы насладиться ее страданиями.
При аресте Трамница в его квартире полицейские нашли много фотографий и видеозаписей с Мириам, на которых было запечатлено, как она расклеивала объявления с фото своей дочери или прочесывала улицы, на которых видели ее девочку в последний раз. Ее предположения о том, что преступник замаскировал себя в качестве доставщика или почтальона, оказались точными, и поэтому Трамниц решил убрать женщину, прежде чем она обратилась бы в полицию. Действия монстра, пытавшегося избавиться от тела в лодочном сарае возле Тельтов-канала, увидели случайно. Вот и получилось, что даже после смерти Мириам все же удалось навести полицейских на след убийцы своей дочери и как минимум еще одного ребенка. Под давлением полиции Трамниц привел следователей к месту, где спрятал трупы Лауры и шестилетнего мальчика из берлинского района Панков. Вот только о судьбе Макса он молчал.
– Пойдем, я тебе кое-что покажу, – заявил Тилль и проскользнул мимо шурина в ванную комнату.
Там он открыл нижний шкафчик и взял баллончик с освежителем воздуха.
– «Фебрезе»? – растерянно произнес Скания название известного бренда такого рода продукции.
– Это спрей от монстров, – ответил Тилль, озадачив своего шурина еще больше.
Увидев явное недоумение на лице Оливера, Беркхофф принялся пояснять:
– Прошло уже полтора года с тех пор, как я совершил одну ошибку. Тогда я рассказал Максу на ночь жуткую сказку. Он сам настоял на этом, поскольку посмотрел мультфильм «Ваяна» и начал страшно бояться Те Ка, демона лавы. Вот Макс и захотел, чтобы я тоже поведал ему какую-нибудь страшную историю. Теперь я знаю, что мне не стоило рассказывать ему про монстра с зелеными глазами, который живет в шкафу. Малыш настолько перепугался, что стал каждую ночь приходить к нам в постель. И так продолжалось до тех пор, пока я не заявил ему, что купил в магазине призраков специальный спрей против монстров.
С этими словами Тилль потряс баллончиком с освежителем воздуха с забавным названием «Спокойной ночи. Лаванда».
– Я сказал ему, что если распылить это средство в шкафу и на кровать, то монстр уснет, и Максу ничего больше угрожать не будет. И малыш поверил.
Слезы покатились из глаз несчастного отца, и он, не стесняясь своих чувств, продолжил:
– С тех пор я каждый вечер распылял это средство в его комнате, и больше по ночам он не просыпался и не приходил к нам в постель. Макс стал спать спокойно и больше не боялся.
– Тилль!
– Ты думаешь, что он тоже спросил своего похитителя насчет спрея? – поинтересовался Беркхофф.
Он на мгновение замолчал, не в силах справиться с подступившими рыданиями, но потом смахнул набежавшие слезы и продолжил:
– Знаешь, теперь я всякий раз лежу с открытыми глазами, таращусь в потолок, и мне кажется, что до меня доносится голос Макса, который просит принести ему спрей, так как ему очень страшно. Но нет никого, кто бы смог передать баллончик малышу. Там нет спрея, зато есть монстр…
– Макс мертв! – громко воскликнул Скания.
– Я знаю! – ответил Тилль и бросил баллончик прямо в зеркало, на поверхности которого не появилось ни одной трещинки.
Это походило на чудо.
– Я знаю, что он мертв, – повторил Тилль, и с каждым словом его голос становился все громче и громче, пока он не начал кричать на своего шурина: – Но я должен увидеть его тело! Я должен похоронить Макса, разве ты не понимаешь? Мне надо убедиться в том, что он мертв, собственными глазами!
С этими словами он бросился прочь из ванной комнаты, и Скания поспешил вслед за ним, говоря на ходу:
– Конечно, я все понимаю и хочу этого так же, как ты. И Рикарда!
– Твоя сестра бросила меня и ушла вместе с Эмилией.
Скания сочувственно посмотрел на Тилля, профессионально измерив его взглядом сверху донизу, и тяжело вздохнул:
– Я знаю. Она сказала мне. Однако ответь честно: ты удивлен ее поступком? Посмотри на себя! На кого ты стал похож? Ты опускаешься! И вид у тебя стал каким-то потасканным. Ты не хочешь смотреть правде в глаза!
– А что является правдой?
Тут его шурин поднял вверх обе руки, и Тилль увидел под мышками Скании большие пятна от пота.
– Если этот ублюдок не говорит нам, где мы можем найти Макса…
Тут Оливер закашлялся, словно у него сильно запершило в горле, а потом все-таки продолжил:
– Я имею в виду, что ты знаешь, как это произошло с другими детьми. Ты ведь читал отчеты полицейских репортеров, из которых ясно следует, что если бы этот монстр не привел нас к месту, где он спрятал трупы, то мы никогда бы их не нашли – так хорошо Трамниц закопал свои жертвы. В недрах старой свалки и так глубоко, что даже собаки, питающиеся падалью, не смогли бы откопать их. Но с тех пор, пока он находится под стражей…
– Он больше не разговаривает. Не произносит ни звука. Молчит, – перебил его Тилль и закрыл глаза.
После первого сделанного им признания Трамниц по совету своей адвокатши замолчал, поставив таким образом Тилля в самое худшее положение – пребывать в неизвестности о судьбе своего сына. Но так как Германия являлась правовым государством, даже одна только угроза применения пыток при допросе могла привести дознавателей к серьезному наказанию. И было совсем не важно, что речь шла о настоящем монстре. В результате любая возможность силой заставить этого зверя заговорить исключалась.
Любая, кроме…
В этот момент в голову Тилля пришла одна мысль. Она являлась настолько абсурдной, что ее трудно было выразить словами. Тем не менее эта мысль впервые за долгое время подняла ему настроение.
– Что бы вы сделали с обвиняемым, если бы у вас появилась такая возможность? Насколько вы уверены, что мой сын на совести именно Трамница? – спросил Тилль.
– До недавнего времени наше предположение составляло девяносто девять процентов, но час назад у нас появилась стопроцентная уверенность, – ответил Скания.
– Почему?
– Следствию удалось кое-что найти. Собственно, поэтому я и пришел.
Тиллю стало плохо. У него закружилась голова, и, чтобы не упасть, он вынужден был опереться на стул, стоявший перед телевизором.
– Что? – с трудом сдерживаясь, чтобы не закричать, спросил несчастный отец. – Что вы нашли?
Каждое слово стоило ему невероятных усилий. В ответ Скания раскрыл ладонь своей мощной ручищи, но Тилль сначала ничего не смог распознать в пробивавшихся сквозь жалюзи лучиках света, в которых играли частички пыли. Он стоял столь неудачно, что эти лучи буквально слепили его, но потом, приглядевшись, несчастный отец увидел это.
В руках Скания держал маленький белый предмет, и он был… из пластика!
– Люк Скайуокер, – прошептал Тилль и отшатнулся, словно фигурка из конструктора на ладони Скании могла взорваться. – Где его нашли?
– На тумбочке Трамница, когда его доставляли в операционную. Эта свинья, находясь в психушке, выставила свой трофей на всеобщее обозрение. А кроме того, есть и еще кое-что.
– Еще одно доказательство?
– Возможно.
При этих словах складки кожи под подбородком Скании обозначились еще резче. Немного помолчав, он добавил:
– Ходят слухи. «Тюремное радио», так сказать.
– И что это за слухи?
– О том, что Трамниц якобы похвалялся, что в клинике начал вести дневник, в котором он описывает свои преступления.