Она
Эта последняя история позволила мне понять своё место в его жизни как нельзя лучшим образом. Когда он сказал, что я тут не гостья, подумала, что это от злости. Когда угрожал расправой своих прихвостней – думала, что не поступит так со мной. Теперь же, как показала практика, может.
Всё, что угодно.
И ни капли сожаления не испытает.
Мне было по-настоящему страшно. Животный ужас при мысли, что я заперта на его территории и полностью подчинена его воле, заставлял трястись. Меня бил озноб.
А ещё совсем не понимала, почему мой зверь ничего не делает. Почему не пришёл за мной. Почему позволил ему так поступать. Отчего-то я была уверена, что он чувствует меня и всё знает. И эта мысль огорчала едва ли не больше, чем осознание собственной беспомощности перед лицом жестокого человека.
В тот вечер гвардия врачей кружила вокруг меня стервятниками: наставили кучу уколов, положили под капельницу. Медсестра кормила с ложечки какой-то склизкой дрянью. Я не сопротивлялась, делала, что говорят. Если честно, теперь было страшно сопротивляться и делать попытки проявить характер.
Эрдан не приходил. Наверное, мой жалкий вид его тоже раздражал. А я так хотела его видеть снова… То есть не его, конечно. Ну, не совсем его… Но, разумеется, не решалась попросить, чтобы позвали. Боялась, что снова будет кричать и обижать. Вот зачем тогда мне видеть его? Если эта встреча не принесет ничего хорошего.
Нужно побыстрее уснуть, чтобы увидеть своего зверя во сне, уткнуться носом в шею, вдыхая такой родной, успокаивающий запах. А он снился каждую ночь. Так реалистично, что, когда просыпалась, искала его рядом. Но, конечно, не находила…
Рядом со мной постоянно находилась одна из девушек в медицинском халате, я отвечала на её вопросы, но сама ничего не просила. Я же тут «не гостья». Это запомнилось хорошо.
Хотя теперь в моей… не комнате, камере всегда оставляли графин с водой и несколько тарелок с фруктами и закусками. Но каждый раз, когда я что-то брала, казалось, что в голове автоматически срабатывает счетчик. Не могла поверить, что он не припомнит мне свою «заботу» и делает это всё просто так.
А ещё теперь я радовалась одиночеству. Много чужих людей, их прикосновения, иглы под кожу – устала за день.
Но следующим вечером пришел мой мучитель, зафиксировал презрительным взглядом еду на столике, приспособление для капельницы, меня в постели.
– Как ты? – безразличный ледяной тон. И зачем спрашивает, если не хочет слышать ответ?
– Нормально, – старалась говорить четко и не тянуть, чтобы не раздражать.
– Тебе что-то еще нужно?
– Нет.
– Может хочешь поговорить о чем-то?
– Нет.
– Несколько дней голодовки так резко поменяли твой вечно недовольный характер? Теперь будешь образцом послушания? – усмешка. О, я прекрасно видела, как он доволен моим перевоспитанием. И, разумеется, собой.
– Постараюсь не перечить, только…
Я говорила тихо, но почти твердо. А вот снова попросить было как-то не по себе, по коже пробежали мурашки. Мы с ним вдвоем тут. Вряд ли мне так повезет, что сейчас он превратится в моего ласкового зверя. Скорее снова в монстра.