Эта история привлекла меня загадочной нелогичностью.
Крестьянская девушка ультиматумом женит на себе князя (выбор у него невелик: умереть или жениться) и становится причиной государственного раздора. Потом князь возвращает себе княжество, но умирает монахом (и она монахиней); стало быть, перед смертью они развелись и даже детей у них не было. Конец жизни добровольно провели порознь. Зато после смерти их тела мистическим образом оказались в одном гробу. И за всё это они стали святыми покровителями любви и брака.
Нельзя ли было, уважаемый фольклор, выбрать в качестве образца кого-нибудь поромантичнее, да хоть бы и святого Валентина? Ведь валентинки всё равно пишут, невзирая на запреты западных праздников и охаивание Дня всех влюблённых, а петрофевронийки почему-то не пишут. Ошибся, наверно, фольклор?
Но в историях такого глобального уровня не бывает случайностей и ошибок. Была ли любовь? Я использовала метод активного воображения (вход в состояние транса и безоценочное наблюдение), чтобы увидеть, как оно было на самом деле.
Было ли это действительно на самом деле (вряд ли, поскольку историки утверждают, что даже князя с таким именем на Руси не было в ту эпоху), или это история других похожих людей, или это вовсе не люди, а символы и архетипы коллективного бессознательного, или это мои собственные проекции моего бессознательного – да не важно.
Важно, что история есть, и в ней есть и логика и любовь, все паззлы сошлись.
ПЁТР И ФЕВРОНИЯ.
Картинка первая. Феврония ждёт великих гостей – княжеских визитёров. Очень волнуется. Она про князя знает только хорошее, она его уже любит (заочно), он для неё почти кумир.
Князь входит, она видит его пустые высокомерные глаза, чувствует его превосходство, его отчуждённость от земного. Простые люди вроде неё для него значат не более, чем одушевлённые зверушки. Режет эта его энергия Февронию, как ножом по сердцу.
Понимает Феврония: если не излечится Пётр от гордыни, то грозит ему смерть, потому что нет ему ниоткуда поддержки и дух его бедствует. Чувствует она так. А если излечится он от гордыни, то сердце его сможет немножко любви от мира, от людей принимать. И целительная эта любовь заразу лихую прогнать с тела может. А если и не справится любовь вселенская с заразою, так хотя бы счастлив князь какое-то время перед смертию побудет.
Очень она хочет принести ему счастья. Но нет у неё ничего, травки только, а они глубоко не идут. Выпьет Пётр травок, да и причинит себе смертельную рану.
Что же у неё есть-то? Да только она сама. Собой, значит, пожертвовать надо.
Тошно Февронии, страшно. Что задумала она: пожертвует собой, поможет ему через себя от гордости излечиться, даст возможность ему таким же, как она, стать… даст возможность.
Может, он ещё и откажется. И тогда ей не придётся покидать родные места, терпеть обиды и поругания, жить не своей жизнью. Он подумает, что берёт её в рай, из грязи в князи, но это для неё будет катастрофа всей её жизни. Может, он и откажется… и она будет свободна; но она не может не предложить, она не вправе, она должна предложить это из любви…
Она предлагает ему на ней жениться.
«А потому что травки не действуют, князь. А потому что ты пока с миром бороться не кончишь, ничего глобально с тобой не изменится. И улучшение твоё временным будет. Я девушка тёмная, я слепая, я не знаю: может, другие какие-то способы есть… может, тебе надо бросить жуткое это твоё княжеское правление и смертоубийственные занятия, и уйти жить отшельником. Но ты же князь, ты нужен народу, от врагов Русь защищаешь, нельзя, значит, тебе уходить.
А раз нельзя тебе плохое бросать, то возьми меня с собой, князь, там вместе как-нибудь разберёмся. Тебя будут бить за меня и ругать, а я буду помогать тебе видеть любовь и смиряться, так сердце твоё и очистится».
Картинка вторая. Пир у князя.
«Вот мои други, собраты мои, вместе со мной кровью мечи обагрявшие. Вот жёны их знатные. Все они меня дурачком считают убогеньким. Мол, лихая заразная хворь помутила ум князя, что дал он себя девке простой опоить-одурманить, пустил её в палаты свои. Фиктивным брак признать требуют. Митрополита, сволочи, подсылают, митрополит уж и прошение Патриарху составил: брак аннулировать по причине княжеского слабоумия.
Смеются над Ней. Убьют ведь Её… Надо бежать.
Куда бежать, как бежать? Растерянность. Не супротив же своих воевать. Знаю, они Её и подкупить пробовали, и запугивать. А Она твёрдословная: «Я женщина замужняя, только мужа слушаюсь, моего господина, а вы, иуды, прочь идите…»
Предлагали ей всё её село возродить, дать денег на стройку храма, больниц, чего она там хочет. Отвечала: «Если муж разрешит».
Я, значит, никто среди этих. По их правилам играю – вместе делим добычу военную, в верности мне клялись. А полновластно княжить тут мне никто не даст. Политика такая.
Февроньюшка, матушка, любушка, что делать будем?»
«А пойдем мы с тобою, Свет очей моих княже, на природу, на волю. Есть у тебя поместье? Где холмы, горы, деревья, озёра. Там у Бога спросим, что делать. А пока будем мирно там жить. Успокоиться нужно тебе… Видишь же, князь, только в спокойном месте болезнь твоя утишается, а в беспокойном растёт. Не хотят они, чтобы ты ими правил, так позволь им это, на то, значит, Божия воля».
«Кто Она мне? Половинка моей души, половинка моего сердца. Жил я без Неё так, словно сердце моё потеряно было. Сколько девушек красивых было! Знатных, ярких, интересных. Послушные были моей воле и моему кошельку. Ни к одной не было у меня доброты и милосердия.
А Она… у Неё сердце такое чистое. Только через Неё я познал спокойствие. Только Она показать мне сумела, что можно остановиться, глаза распахнуть – на небо, на воду… И никто не умрёт от этого, и мир не кончится. И, даже, только тогда не умрёт.
Она показала мне, что всё, за что я держался, и что причиняло мне боль – необязательно, даже умирать не обязательно. Что Бог – это жизнь, Бог живой.
Помню, когда увозить её из деревни собрался, батюшка ко мне прибежал тамошний, духовник, знавший её с малолетства. Просил меня: князь, не делай худое дело, пощади Февроньюшку, дитё ведь это малое. Худому она не научена, трудно ей будет, сгубят её там. Ты её понапрасну сгубишь, по прихоти, мало что ли тебе девок для б..дства! А я его толкнул, поди, мол, дурак, не твоё дело, я Её беречь буду и все условия Ей предоставлю!
А вышло всё по его словам. Только не погубилась Она, а и меня вытащила, второй раз».
«Так оно, значит, в Божьем мире, не в адовом. В адовом мире ты борешься с демоном, и чем более борешься, тем более он тебя изнутри поедает. И нет тому конца, ибо поедает демон даже то, что уже поедено, и нет исцеления.
В Божьем мире надо не бороться. Надо уйти туда, где есть чистота. Надо хранить сердце своё в чистоте. И любовь творить вокруг себя. Как не надо жить в огне, но надо жить в тихом месте, и только когда пожар потухнет и творящие его успокоятся – возвращаться.
Если нужен, сами позовут, сами придут и предложат. Вот же он я. Хочешь, народ, сумятицы и правителей, бьющих тебя палками? Или тишины, спокойствия, мира? Выбирай, народ. А народ, он всегда сердцем чист, он большой Божий ребёнок. Узнал народ, что князя хорошего выгнали, что князь сам ушёл и с женой, которая славная, которая помогала народу. Узнал народ, да и потребовал князя-мученика вернуть. Не обрадовался я даже такому повороту, ибо боялся уже, что всё повторится, что заставят меня творить неправедные дела.
Но нет, успокоилось как-то всё.
Потому что в Божьем мире всё само успокаивается, важно лишь зло отпустить и за зло не держаться».