Прошел месяц. Так и хочется написать: «Всё изменилось».
Не изменилось ничего. Дом скрипел, жаловался в непогоду на бревна, которые вели себя непозволительно легкомысленно.
Команда обживала новое жилище.
Сова и Соловей, не желавшие принимать человеческий облик, неплохо обосновались. Одна – в мансарде, небольшой комнатке со скошенным потолком, где развернуться было негде. Но за окошком, которое ввиду небольших размеров помещения занимало всю стену, шел маленький балкончик, отгороженный от сада коваными решетками (дед еще и этим увлекался на досуге). Балкончик больше походил на подставку для цветочных горшков, чем на балкон. Впрочем, был очень мил и придавал некий шарм помещению.
Очевидно, Сова не совсем забыла, что она женщина.
Соловей иногда подкалывал ее:
– Уж не мышкуешь ли ты по ночам, кхе-кхе? – говаривал он. И даже не подозревал, насколько близок к истине.
Сова, конечно, не опускалась до столь низменных инстинктов, но полетать ночью да погонять до смерти напуганную мышь – какое же это было удовольствие! Да и мышцы крыльев размять, глазомер опять-таки чтобы работал как надо.
Но как-то невзначай Олег Отрывкин возьми и скажи:
– У меня тут семейство соней жило неподалеку. Недосчитаюсь – разговор будет серьезный!
Сказал якобы в пустоту. Пустота ответила помаргиванием желтых огромных глазищ и гробовой тишиной.
С тех пор ночные полеты прекратились.
Соловей выбрал себе на чердаке небольшую каморку с окошком для прогулочных вылетов. Да и сидеть на подоконнике крохотного окошка и выводить рулады с утра пораньше было приятно.
Но жильцы Дома не ругались, понимали: природа.
Да и просто красиво.
Лёва выбрал себе уютненькую угловую спальню с камином. Он вообще считал, что каминами комнату не испортишь. И чем их больше, тем теплее, а значит, и уютнее комната. В угловой комнатке храп никому не мешал, а если вдруг – ну что ж, подушка-другая могла и прилететь голосистому Лёве. Но тот, кто кидал, обычно оставался без подушки: очень Лёва не любил, когда в него что-то кидали, пусть даже подушку. После таких полетов она переставала быть подушкой и превращалась в пух да перья.
А Отрывкин продолжал спать в дедовой спальне. Она давно стала его. Уютная, с большими окнами, старинной надежной мебелью, удобной кроватью, письменным столом, на котором стоял вполне себе современный комп.
Штабом дружно выбрали библиотеку с ее живым светом и всегда позитивным настроем, – наверное, у Дома в области библиотеки никогда ничего не болело.
Дом, теперь уже свой, команда Отрывкина полюбила, холила и лелеяла, двери закрывала осторожно, лишний раз не хлопала.
В общем, идиллия, а не жизнь.
Если бы не Отрывкин.
Ну столько вопросов задавал в течение дня, что язык на плече болтался у отвечающего.
«А что дальше? А как мы будем улучшать настроение окружающих, когда, вон, пьют без просыха, а потом друг за другом носятся с ножами? А чегой-то другое измерение от нас отказалось – мы что, второй сорт?»
И всё в таком духе с утра до вечера и с вечера до утра.
Команда стала уставать.
Однажды Соловей взорвался.
– Тебе что, живется плохо? Что ты жилы изо всех тянешь? Приключений на свою… гм, голову ищешь? Ну так найдешь! Закон такой, – вышел из себя Соловей.
На его вопли прибежала испуганная Сова.
– Кого режут?
Разобравшись в ситуации, сама заверещала на Соловья не хуже его самого:
– И бывают же такие эгоисты! Прожили больше пятисот лет – и любопытство к окружающей среде атрофировалось напрочь. А у мальчика столько нового! Ему рассказывать надо, а не орать на него, как некоторые.
Сова вконец осипла и замолчала. Соловей тоже переваривал выговор.
Тут спустился со второго этажа Лёва и загундел, что так больше продолжаться не может, что правила общежития должны соблюдать все без исключения. А буде такие исключения будут, он, Лёва, не посмотрит ни на пол, ни на размер: отъест башку – и всего делов-то.
Услышав крамольные Лёвины речи, Соловей, как птица нежная, намылился в обморок. Сова не дала. А дала она Соловью оплеуху звонкую – тот и пришел в себя.
– Так я это, поспрашиваю еще? – спросил Олег. – А то ведь могу и не у вас поспрашивать. И как бы чего не вышло, – с ухмылкой закончил он.
Так начинался один из обычнейших дней команды Отрывкина из Дома с привидениями. (Сами же эту теорию и поддерживали.)
В один из обычнейших дней, когда в Доме всё стояло вверх дном, Отрывкина, корпевшего над очередной статьей – о влиянии магического фона на рост позитива в окружающем мире – в своем самом любимом углу с панорамным окном, чуть не вышибли из собственного кресла. Сова с Соловьем (сладкая парочка), вцепившись друг другу кто куда смог, скрипящим, ворчащим и где-то даже порыкивающим шаром скатились со второго этажа и устремились к Отрывкину. Шар при этом издавал отрывочные фразы:
– Из-за тебя всё, старый пень! – голос Совы.
– Чёй-то я-то? – возмущенный голос Соловья. – Я всё правильно сделал и рассчитал! А вот тебе надо было под руку: «Давай тяпнем!» Дотяпались! Весь коньяк выкушали – что теперь делать-то? – бушевал Соловей.
– Что-что, за другим пузырем сходим, и всё будет а-атлично!
– Тебе всё «а-атлично», лишь бы выпить дали! – бушевал Соловей. – Эликсир из чего делать будем?
– Какой, ик, эликсир? – поинтересовалась Сова. – У нас всё вроде в норме.
– Дура, – совсем разошелся Соловей, – аф-фца! Мы что делали-то?
– Э-эм, коньяк пили? – с надеждой спросила Сова.
На шум и гам вышел Лёва. Схватив за хвосты пернатых, он кое-как растащил их в разные стороны. И сразу потребовал отчета.
– Так ить это, коньяк же… – попыталась объяснить Сова и замолчала: аргументов не было.
– Эликсир, – четко отбарабанил Соловей. – Ну, ик, не удержались: коньяк был больно хорош, ик.
– Про коньяк я понял. Про эликсир давайте.
– Так вечной жизни. Не болеть ничем.
– Не боишься, что монстра сделаете?
– Эх, – с пьяным отчаянием произнес Соловей, – кто не рискует, тот не-е-е… не пьет коньяк! – гордо ответил Соловей.
– Ну, с тобой всё ясно, – резюмировал Лёва. – с Совой тоже. Эликсир где?
И Соловей зачастил:
– Сделали мы его, а чтобы солнечных лучей набрался, на подоконник и выставили.
– А сами тем временем?.. – продолжил рассказ Лёва.
– А сами ничего, смирно сидели, ну и коньячок добивали. Уж очень хорош оказался. А для эликсира уже и не нужен вроде. Сова сырку с виноградиком принесла, душевно так, – закручинился Соловей.
– Эликсир! – рявкнул, протягивая лапу, Лёва.
– Так ведь и нету его как бы, – заюлил глазами Соловей.
– Ты, – указал лапой на Сову Лёва, – где эликсир? – грозно навис он над друзьями.
– Там это, заяц пробегал, – начала Сова, – смахнул нашу чашку, напился и ушел, гад, в кусты.
– В какие кусты? – Лёва начал терять терпение. – В малинник, что ли? Что зайцу делать в малиннике?
– Так он после эликсиру уже и не совсем заяц-то, – засмеялась полупьяным смехом Сова. – Медведь он теперь, как есть медведь. – И она, клацнув клювом, закатилась в хохоте.
Соловей повизгивал рядом.
Лёва недоуменно посмотрел на этих двух горе-экспериментаторов и вдруг сам заржал:
– Ну как так: заяц – и медведь? – всхлипывал он. – Он же ото всех бегать начнет, зайчиха не признает.
– Стоп, – раздался голос Отрывкина. – Доигрались с дикой природой, доизобретались. Пошли зайца смотреть, а то и ловить! – приказал он.
Все без особого энтузиазма пошли искать медведя. Зашли в малинник и услышали чавканье: кто-то с удовольствием объедал ягоду.
– Ты заяц? – грозно спросил Олег.
– Сам ты заяц, я медведь, – ответил зверь и ощерился.
– Это тебе так кажется после эликсиру.
– Какой эликсир? Я медведь честный, не какой-нибудь алкоголик! – начал свирепеть медведь и встал на задние лапы, в боевую стойку.
– Э-э-э, простите. А ненастоящего медведя не видели? – несколько струхнул Отрывкин.
– А-а-а, так тебе заяц нужен?
Отрывкин с компанией только кивнули, сглотнув.
– Так он здесь минут пять покрутился, попытался мне морду набить, но передумал. Сказал, что пойдет и даст по клюву двум пернатым, которые оставляют волшебное зелье где не надо. А через несколько минут превратился в зайца и ускакал. Сказал, что зайчиха заждалась.
Все дружно выдохнули. Но теперь завелся Отрывкин.
– Мало того что меня от важнейшей статьи отвлекли и пьяный дебош устроили, так еще и недоделку сотворили, брак. Что это за эликсир, который пару минут работает? У-у-у, бракоделы-дармоеды!
Он круто развернулся и быстро пошел к Дому. Вдруг резко остановился.
– Олег, ты чего? – с опаской спросила компания.
Олег молчал некоторое время, потом развернулся и произнес:
– А давно у нас тут медведи такими разговорчивыми стали?
Соловей и Сова дружно потупили глаза.
Опыты над живой природой проводить запрещаю! Так и запишите: запрещаю! – Олег ходил по библиотеке, и казалось, что пространства было мало. Он просто метался между креслами, то подбегал к полкам с книгами, то несся обратно. – Вы своим безответственно халатным отношением устроили гигантскую утечку магии! Неужели не доходит, к чему это может привести?
– К чему? – подобострастно спросили все, включая Лёву.
– Да к совершенно обратному эффекту, из-за которого вы все здесь. Здесь, слышите, а не в другом измерении!
– Ну чего раздухарился? Ну пару раз ошиблись… Так больше и не будем, – миролюбиво чирикнул Соловей.
– Точно не будете! Я всё решил. Чтобы окончательно не нарушить магического равновесия, вы оба, – показал на Сову и Соловья, – вон отсюда в свое измерение! И больше никаких командировок сюда! Поняли? Я спросил: поняли?
И тут Олег с Лёвой весьма удивились. Всегда такие уверенные в себе и гордые птицы сидели в обнимку на диване, мрачно смотрели в одну точку, а слезы стекали по их клювам струйкой.
– Это еще что? – От неожиданности Олег встал как вкопанный. – Перестать реветь и быстро всё объяснить!
Тут в библиотеке непривычно полыхнуло алым светом. «Уж не пожар ли?» – успел подумать Отрывкин.
И тут раздался голос. Знакомый уже.
– Да не хотят они в свое родное измерение, – ехидничал голос, – не любил их там никто, и в грош ломаный не ставили их заслуги и выслуги, как и их способности. Достали они там всех своим склочным нравом, да еще и любители выпить. Их и послали сюда – в надежде, что, может, сгинут.
Голос наконец-то заткнулся.
И в библиотеке повисла тишина.
И тут раздался такой рык, что голос, кажется, взвизгнул.
– Ты, дух без тела, раб лампы с бесконечным множеством желаний, – ревел Лёва, – да чтобы духу твоего здесь не было! На моих друзей будешь еще хвост поднимать! Тебя сюда точно не звали и не позовут! И заруби себе на чем хочешь: это наши друзья! Плохие или хорошие, но друзья! Хотя тебе и слово такое непонятно! А теперь – вон отсюда! Сунешься еще – сам к тебе приду, мало не покажется!
Лёва бегал по библиотеке и наяривал себя хвостом по бокам.
Тут вступил молчавший до сих пор Отрывкин. Скрестив руки на груди, он спокойным речитативом произнес:
– С сегодняшнего дня все контакты с параллельным миром прекращаются. Ибо мир этот показал себя недоброжелательным и недружественным. Отныне я, Олег Отрывкин, маг вне категорий, запрещаю пересечение границ как в одну, так и в другую сторону. Да будет так!
По библиотеке пронесся свежий ветерок. Показалось, вдали что-то скрежетнуло и застонало. Впрочем, возможно, только показалось.
Стало очень тихо. Все с благоговением смотрели на Отрывкина. А он начал насвистывать любимую мелодию о тореадоре[4].
– Вот так, – заключил Отрывкин. – А вы думали, в сказку попали?
И засмеялся.
Когда привели в порядок нервную систему и немного успокоились, возник вопрос: а не было ли еще странностей в их округе с тех пор, как вредное параллельное измерение стало периодически сливать избыток своей магии в наше измерение.
Говорящего медведя привели в должный вид, успокоили, человеческие навыки и речь сняли – получился вполне себе добродушный миха, если его не злить. С зайцем всё в порядке, отклонений не было.
А вот что с людьми?
Тут Соловей рассказал такую историю: «Я птичка маленькая, неприметная, летаю, где хочу. И как-то занесло меня в местную больничку. А больничка верстах в пятнадцати от нашего домика. Сижу отдыхаю на ветке напротив окна. И вдруг слышу такие слова: “…заколдованный этот дом”. А про какой дом ходят сплетни, что заколдован? Да про один-единственный в округе, про наш.
Навострил уши, слушаю. Дядька, нестарый такой, врачу байки рассказывает, что будто бы в этом доме (в нашем то есть) лев рычит (понял, Лёва?), какие-то скандалы постоянные и звуки, как будто на саблях дерутся (Сова, это мы с тобой вечно клювами меряемся).
Его врач, видно психотерапевт, спрашивает: “А голоса и звуки – это внутри головы или снаружи?”
Ну и вопросик! Медик называется. А слуховой аппарат внутри или снаружи?
В общем, похихикал я тихонечко, дальше слушаю. А мужичок-то и говорит: снаружи, мол, звуки, как за стенкой говорят.
Врач такой: “А точно в этом доме всё слышите?” Отвечает: “Не всё и вообще нечетко, но да, в этом доме”.
Вид у врача стал несколько ушибленный на голову. Помотал он головой и говорит: “Галлюцинации у вас, любезный. А если настаивать будете, я вас до конца дней в больничке запру и исследовать буду”.
Тут мой мужичок, не будь дураком, на попятную: мол, обознался, наверное, приснилось. А сам обеими руками за шапочку держится – в шапке спортивной он пришел. Врач еще спросил, не болят ли уши. “Не болят”. – “Вот и славно”.
Вышел мужичок от врача и ну себе под нос бормотать. А я рядом лечу, слушаю.
“Ах ты, трубка ты клистирная с дипломом, – ругается мой мужичок, – да где ж тебе понять, коли ты и ушей моих не видел?”.
И снимает шапку-то. А та-а-ам, мама дорогая, уши летучей мыши! Понимаете теперь, почему своими локаторами он всё слышал?
Ну, отряхнул он свои ушки в последний раз – и на автобус местный.
Я подумал, что такие слухи нам ни к чему, как вдруг слышу: “А ты кто такой? И вьешься надо мной, и вьешься. А ну, колись!” И так он это рявкнул, что я почти уже собрался всё рассказать, да посетила меня чудная мысль: а что это я перед ним расшаркиваюсь? Сейчас клювом щелкну – и привет ушам.
Так я и сделал. Правда, сначала для острастки по уху клювом проехался – мужик и взвыл.
А потом тихонечко спел ему прямо в его локаторы: “Жил-был у бабушки серенький козлик”.
Он сначала обиделся, потом встрепенулся, провел рукой по ушам – уши как уши, вполне себе человеческие – и, весело насвистывая, пошел дальше к автобусу.
Я его просканировал еще. Больше отклонений не было».
Вот такую историю рассказал Соловей.
Все призадумались.
После рассказа Соловья все долго не находили себе места. Лёва возмущался:
– Ну как так?.. Живешь тихо-мирно, никого не трогаешь. И вдруг – на тебе: человек – летучая мышь. Ну, или почти летучая. А дальше что будет? Все начнут чудеса творить? Или мутанты появятся штабелями? Не дело это. И на нашу реальность будет накладывать свой отпечаток!
– Что предлагаешь? – спросил Отрывкин.
– Надо дежурство устроить, по окрестностям побродить, к людям присмотреться, прислушаться. Все-таки на нашем попечении они.
– Согласен, – сказал Отрывкин. – Как остальные члены коллектива?
Остальные члены коллектива переглянулись, хором щелкнули клювами и сказали, что они целиком за такое предложение. Более того, предложили разбиться по сменам.
– Знаю я, как вы разобьетесь, – проворчал Лёва, – по пузырю на брата – и ищи вас потом под кустами или в дуплах. А здесь дело-то серьезное. Явная утечка магии наблюдается.
– Ничего ты не знаешь, – обиделся Соловей, у которого слух был феноменальный. – А ночью самое интересное и происходит.
– Ага, с пузырем коньяка, – не унимался Лёва.
– Вообще-то Соловей прав, – вставил слово Отрывкин. – Придется нам на две смены делиться, дневную и ночную. Но если увижу, почую алкоголь, буду рассматривать это как предательство – и вон в свое измерение.
– Ну, разбушевался, – сказала Сова, – нешто мы не понимаем, что дело серьезное. И пока всё не выясним, у нас сухой закон.
Соловей только крякнул.
– Та-а-ак, план у нас есть, – сказал Отрывкин. – А теперь предлагаю отдохнуть.
– Эт как это? – удивились все.
– На рыбалку пойдем, с ночевкой. Прудик тут есть запущенный, дед еще выкопал. Никто о нем не знает. От людского жилья далеко. Зато караси там – во! – показал Отрывкин две ладони. – Идем вечером, вещи соберем, да нам и не надо особо вещей. Удочки сам приготовлю. Отведаем замечательной ухи! – с восторгом распинался Олег, не замечая, что половина команды не особо его восторги разделяет.
«Вот зачем птице рыба? – размышлял Соловей. – С другой стороны, я все-таки человек». Уговорив таким образом себя любимого, он повеселел и стал принимать активное участие в сборах. А о Лёве и говорить не приходилось: носился как щенок, радовался новому, что сулил поход.
Наконец всё собрали, свернули и прикрутили. Пошли.
– Олег, а ты дорогу-то помнишь? – спросила Сова. – А то темно уже. Найдешь ли?
– Я да не найду? Да я здесь вырос! Меня дед с собой каждый раз брал. Вот тут налево, кажется… Нет, направо. Это я помню. Тьфу, забыл, там развилка была, а вот дальше куда – не помню.
Олег пригорюнился. Перед своими оплошал. Но тут же встрепенулся:
– Сию минуту чтобы были на моем берегу дедова озера!
Пронесся легкий вихрь, и вся честная компания оказалась на заросшем берегу чудесного маленького озера как из сказки.
«Не здесь ли Васнецов свою “Аленушку” писал?» – подумал Соловей.
– Не здесь, – неожиданно ответил Олег. – Времена не совпали. Но прудик знатный.
– Ты уже и мысли читаешь? – с опаской спросил Соловей.
– Картинка в голове нарисовалась, от тебя.
«Семимильными шагами обучается!» – с гордостью отметил Соловей.
Костерок уже горел, удочки снаряжены.
В предвкушении Отрывкин закинул удочку и стал наблюдать за поплавком.
Наблюдение за поплавком – это, надо вам сказать, отдельная история. Это не просто закинул и сидишь с удочкой – ну как оно там? Это и предвкушение, и тайный полет мысли, как ты эту рыбу тащить будешь, чтоб вытащить да снасть не порвать. И мечты о большой рыбе, пусть даже это карасик, и заранее ощущение тяжести удилища с рыбой, а не без. И, в конце концов, как ее будет много, этой выловленной рыбы.
Отрывкин, очевидно предавшись таким мечтам, пропустил поклевку и только после чувствительного тюк в затылок сердобольной Совой (посчитаемся!) попробовал подсечь. Снасть натянулась как струна и так же звенела.
– Врешь, не уйдешь, – с азартом бормотал Отрывкин, не думая о том, что за карась такой и какого размера может с такой силой клевать.
Но азарт! Отрывкин и подкручивал леску, и отпускал ее – ничего не получалось. Помог весь изнервничавшийся Лёва: схватил Отрывкина зубами за штанину и что есть силы потянул прочь от пруда. Штаны чуть не лопнули, удочка в дугу, а рыба как сидела в воде, так и сидела.
Тогда тоже занервничавшая Сова вместе с Соловьем что-то скрипнули-чирикнули на два голоса – и из воды пулей вылетела и шмякнулась на берег щука, килограммов на семь, вся полуседая какая-то. Удочка вообще отлетела в кусты.
– Давайте ее кувалдой забьем, – чирикнул кровожадно Соловей. – Что мясу пропадать?
– Ничего себе карасик! – изумленно пробормотал Отрывкин.
– Это где ж ты таких карасей-то видал, любезный? – не без сарказма ответила щука. – Некогда мне тут с вами прохлаждаться, загадывайте желание. Меня внуки ждут: сказку на ночь рассказываю. А тебя, мелкотравчатый, я запомню. Может, и себя желанием потешу, – ухмыльнулась щука.
– К-какое желание? «По щучьему велению, по моему хотению»? – заикаясь, спросил Лёва.
– Это в сказках так, – нравоучительно ответила щука, – у меня проще и современней. Давайте уже, не тяните.
– Так, – пришел в себя Отрывкин, – мы тебе сами все твои желания исполним. Расскажи, почему здесь, почему говорящая?
– Правда исполните?
– Слово.
– Старая стала, чешуя совсем отваливается. А без нее мерзну и хвори всякие цепляются. Может, вылечишь? – с надеждой спросила щука.
– Хоп, – странно ответил Отрывкин.
И на глазах у всех щуку окутало неким дымком с весьма неприятным запахом. Дымок развеялся – и перед ними, сияя каждой чешуйкой, лежал огромный карась размером с щуку.
– Ты что сделал, недоумок?! – вызверилась щука. – Я щука, не карась! Кто ж меня теперь признает, горемычную… – совсем закручинилась щука.
Но тут щуку опять обволокло чем-то белесым, и запах был с оттенком какого-то дорогущего парфюма. Когда всё рассеялось и испарилось, перед ними была прежняя щука, сверкающая серебряной чешуей, с ярко-голубыми глазами и лазоревыми плавниками.
Над поляной повисла тишина.
– Мила-а-ай, внучок дорого-о-ой! – заголосила щука. – Ведь такой и была в молодости, позабыла уж когда. И зубы все на месте! А то оставались через один. Спасибо тебе, разлюбезный Олег, свет Отрывкин, – вдруг перешла на старорусский щука, – всю жизнь тебе благодарна буду…
– Бабка, стоп, – невежливо перебил щуку Олег. – Расскажи, как ты здесь оказалась, да еще и говорящая.
– Не груби, не груби старшим, – заклацала обновленными зубищами щука. – А ведь и правда: я ведь молодуха теперь, значит, можно… Перекинуло меня сюда в незапамятные времена параллельное измерение. Но была-то я здоровой, а сюда хворой уже попала. И думается мне, что это измерение надо мной так поиздевалось.
– Да за что ж так-то? – спросил Олег.
– А правду всё говорила, ему и не понравилось. Выкинуло, как на помойку.
– Прямо как нас, – прошептала Сова.
– Ладно, разберемся. Ну, прощай, что ли, щука, – сказал Олег и собрался зашвырнуть рыбу подальше от берега.
– Отрывкин, а ты не забыл, зачем мы сюда пришли? – с обидой в голосе спросил Лёва.
– А и правда, ушицей с карасиками побаловаться, – взгрустнул и Олег.
– Так за чем дело стало? – улыбнулась помолодевшая щука (от этой улыбки у наших птицев клювы свело). И плеснула хвостом в сторону котелка – пара кило отборных жирных карасей плюхнулась в давно подготовленный кипяток. Что интересно, были они уже очищенными.
Щука на прощание плеснула хвостом и ушла в глубину.
Снова воцарилась тишина. Ненадолго, впрочем.
Все перенервничали, оголодали и накинулись на уху. Ели да похваливали.
Потом, как водится, легли спать. Что показательно, все кусачие и кровопьющие облетали это место за километр.
Так что отдых удался, да еще и информацией разжились.
С утра, убрав полянку, веселой гурьбой вернулись домой.
Как-то утром, разогнув спину от компьютера и отвалившись от научной статьи (которая, между нами, никому не сдалась), Отрывкин гаркнул на весь Дом:
– Совет! Сбор через десять минут. Быть всем обязательно!
Дом и тот весь зашуршал, заскрипел, будто тоже на собрание пошел. Ну так он на всех собраниях и присутствовал, иногда выражая свое одобрение или порицание скрипом половиц, ставен. А один раз совсем раздухарился и испугал всех, уронив в знак протеста кочергу у камина.
Через полчаса все были в сборе в библиотеке.
Рассевшись как кому удобно, ждали начала и недоуменно переглядывались. Никто не знал, что случилось и что там Олегу в голову стукнуло.
Олег встал, прошелся по комнате и начал:
– Мы знаем, что вокруг нашей территории идет накапливание магической силы. Мы ходили на разведку, встречали магических людей и зверей. Их слишком много на такой небольшой площади пространства, как наша. Вам напомнить, что бывает, если скапливается критическая масса магии? Ну, шевелите мозгами, господа профессора магических искусств. Совсем всё позабыли?
– Почему же, – ответил Соловей, – критическая масса, она и в Африке критическая. Рванет – мало не покажется. А в качестве замещения образовавшейся пустоты – очень много негатива. Везде и во всем. И во всех тоже.
– А теперь я вас спрашиваю, господа научные работники: что мы можем предпринять, чтобы этого не произошло? Чтобы мой родной мир не перестал существовать и не стал выгребной ямой для всяких пессимистов.
Уже сейчас по округе на одну улыбку встречаешь двадцать хмурых взглядов исподлобья. Раньше такого не было. Гипотезы, господа и дама, гипотезы!
Соловей взлетел на каминную полку, как на кафедру, и начал:
– Слив магии в наш мир мы наблюдаем давно. Чем это грозит, мы знаем. Слив идет из параллельного мира, это известно. Известно и то, что он разумен. Вопрос: для чего ему обеднять свой мир магией и переполнять наш? Чтобы уничтожить его. Уничтожив наш мир путем нарушения магического равновесия, он автоматически переполнит и свой мир магией, что тоже приведет к уничтожению и его мира. Тогда какой смысл? У меня нет ответа.
Тут Дом захлопал ставнями, расскрипелся, и нездешний голос ехидно произнес:
– Где уж вам, недоучкам, понять… Смысл происходящего навсегда останется для вас недосягаемым, глупцы! А-ха-ха, а-ха-ха-ха… – Голос замолчал и, очевидно, покинул наше измерение.
– И что это было опять? Ведь барьер-де был поставлен, – сказала Сова.
– А было это, дорогие мои друзья и коллеги по совместительству, обострение шубообразной шизофрении, – сказал Олег. – Дед увлекался, ну и мне приходилось. А магический барьер для умалишенных не действует.
– И что теперь? Китайскую стену строить? – с опаской спросил Лёва.
– Лечить, и только лечить! – бескомпромиссно ответил Олег. – И я знаю как. Сделаем одну очень неплохую настоечку.
– Надеюсь, не по дедушкиному рецепту? – с подозрением спросила Сова.
– А что ты имеешь против? – возмутился Олег. – Сама-то вылечилась от алкоголизма, психоз на почве прапора прошел.
– Да уж. Но больно ядреная…
– Готовить начинаем сегодня и добавляем туда эликсир жизни, пару капель.
Возражений не было. И работа закипела.
Уйма перегонных кубов, ворохи трав, собранных на рассвете, особенно пустырник и валериана, – всё это лежало, стояло, висело и благоухало по всему Дому. Дому нравилось. Он весь расскрипелся, как будто пел. Окна задорно поблескивали. Вот что значит настоящий волшебный Дом – во всем своих жильцов поддерживает.
Настойка была готова через неделю. Сова с опаской проходила мимо настойки и принюхивалась. Пробовать, впрочем, опасалась.
Несколько капель жизненного эликсира были готовы чуть позже.
Наконец ингредиенты смешали и заткнули фарфоровой заговоренной пробкой.
Осталось выманить параллельный мир в его сумасшедшей ипостаси и влить микстуру.
Желающих не нашлось.
И вдруг на помощь пришел Дом.
Компания на закате дня собралась в библиотеке. Все были почему-то абсолютно спокойны.
Всё началось с последними проблесками солнечных лучей, скрывшихся за макушками деревьев. Дом вдруг начал тихонько скрипеть, как будто напевал колыбельную. Скрип становился громче, переходя в какой-то неприличный крик. А потом Дом стал танцевать: паркет подпрыгивал в самых неожиданных местах, крыша ходила ходуном, а ставни изображали два притопа, три прихлопа.
Становилось весело. Первой не выдержала Сова – и как начала нарезать круги под потолком! Соловей выдавал трели, каких не выдавал в молодости. Лёва кружился на месте, пытаясь поймать хвост. Казалось, все впали в детство. Отрывкин решил переплюнуть всех и пустился вприсядку, только в воздухе.
В этом шуме-гаме неожиданно образовалось мертвое пятно – пятно тишины и беспокойства. А еще там чувствовалось любопытство. Пятно осматривалось. Отрывкин лихо продефилировал к бутыли с настойкой-эликсиром и залихватски тяпнул из нее. Скорость его кульбитов увеличилась. Вслед за ним все подскакивали к настойке и прихлебывали. Координация движений нарушалась, зато веселья прибывало. Пятно метнулось туда-сюда, облетело бутылку с настойкой, замерло – и вдруг залихватски тяпнула всё, что в бутыли оставалось, крякнуло и пустилось вскачь по всей комнате.
Ненадолго его хватило.
Через пять минут пятно обнаружили сладко храпящим на половичке возле камина.
И сразу в Доме воцарилась тишина.
– И что дальше? – шепотом спросил Соловей у Отрывкина.
– А всё. Проспится, помнить ничего не будет. Эликсир жизни его обновит, и оно опять сольется со своим миром. И будет делать всё во благо его.
– А нам-то с ним что делать? – спросил Лёва. – Если надо, я всегда.
– Просто смотрите, – предложил Отрывкин.
Все смотрели на пятно, а оно стало уменьшаться в размерах и таять на глазах. Заодно из темно-бурого стало радужным.
– Это эликсир жизни действует, – прошептал Олег.
Наконец пятно совсем исчезло: по комнате пронесся легкий ветерок, и послышался шепот:
– Спасибо, друзья.
Впрочем, не послышалось: слышали-то все.
– И это называется, оно ничего не будет помнить, – с сарказмом сказала Сова.
– Ну, только хорошее, – улыбнулся Отрывкин и добавил: – У меня там бутылочка коньяка застоялась. Вы со мной?
Конечно, они были с ним.
Ачерез неделю случилось несчастье: Лёва захандрил. Лежал на первом этаже на любимом половичке перед камином, хотя очень любил свою спальню; от еды отказывался, на улицу тоже не ходил.
Отрывкин очень испугался: все-таки Лёва – его первый настоящий друг. Ну и что, что раньше он был тапочками.
Собрали консилиум.
– Что могло случиться? – допытывался Отрывкин у всех. – Кто что видел, рассказывайте.
И выяснилась прелюбопытная история. Уже несколько недель Лёва в одно и то же время уходил из Дома в одном и том же направлении (Соловей видел) и приходил в одно и то же время.
– Опять утечка магии, и Лёва – ее жертва, – со слезой в голосе сказал Отрывкин.
– Да у тебя одно на уме, – зашкворчал Соловей. – Температуры нет, никакой болезной симптоматики нет. Тоскует наш Лёвушка. Методом дедукции вычисляем: весна, молодость, гормоны, а на соседней даче – тридцать ка-мэ от нас – чудного окраса кошечка появилась. Ярко-рыжая, настоящая рысь.
– Она не кошечка, – слабо огрызнулся Лёва. – Она богиня, – на полном серьезе сказал он.
– Приехали, – выдохнул Олег. – Ребят, что делать-то?
– Жениться, – безапелляционно ответила Сова. – Зашлем сватов. Пусть только попробует отказаться, собачья женщина.
– Она не собака, – слабо пробормотал Лёва.
– Очень надеюсь, – съязвила Сова.
Стали собираться в путь делать предложение не-собаке. Нарядились, причесались, клювы почистили и пошли.
Бо́льшую часть дороги телепортировались. Только бедный Лёва по-честному столько времени пешком бежал.
– У тебя хоть контакт налажен? – спросил Олег.
– Издалека перемигивались, – ответил грустный влюбленный.
– Несчитово, – отрезал Соловей, – мало ли что у них на уме.
Пришли наконец к очень изящному и выглядевшему уютным домику и решили сразу с хозяевами поговорить.
– Добрый день. Вы хозяева Василисы? У нас жених томится.
– Мы, – ответила молодая пара. – Мы очень любим нашу Васеньку, за первого встречного не отдадим. А вот за кругленькую сумму, – тихий шепот в ухо, – с нашим удовольствием.
Посмотрел Олег на молодых. Как крысята, ей-богу, всё продешевить боятся.
Подошел к Васе. Хороша коша, гордая, красивая, необыкновенного рыжего окраса густая шерсть, выразительные зеленые глазищи – мечта, а не кошка. И спросил ее:
– Замуж за Лёву пойдешь?
– Мр-р-р, да-а-у, – почти четко ответила коша, которая была мейн-куном.
– Вот и славно, – сказал Олег, – пошли.
– А они как же?.. – растерянный взгляд коши.
– А что они? У них всё хорошо: любят друг друга и деньги. Денег мы им дадим.
Олег подошел к молодой паре, приобнял их за плечи и сказал:
– Ребята, вы любите друг друга. Вы нашли друг друга, и это прекрасно. И мой друг тоже нашел любовь всей своей жизни – это ваша Василиса. Как у ее приемных родителей я прошу разрешения для закрепления брачного союза. И не только брачного, а по любви.
– Как это? – недобро сузились глазки только что такой миловидной молодой. – Мы ее на разведение взяли, зарабатывать этим хотим, а вы – благословение? Не будет этого!
– Не будет, – вторил совсем уж неприятный молодой, – и не вздумайте нас обокрасть. У меня брат в прокуратуре.
А Василиса глаз, налитых слезами, не сводила с Лёвы.
Лёва начал заводиться.
– Это вам не крепостное право, – заявил он, – у нас свободная страна. И жениться можно на каждой!
Выслушав тираду неговорящего вроде льва, парочка стала сползать на землю.
– Вот и славно, вот и договорились, – заулыбался Олег, щелкнул пальцами, и к ногам молодых упала сумка с евро. – Это на покупку еще чего-нибудь, – мрачно сказал он. – Совести, быть может.
Не дожидаясь благословения молодых, он всех телепортировал домой.
Счастливый Лёва повел невесту его осматривать.
– Нашей команды прибыло, – задумчиво улыбаясь, сказал Олег.
Дом одобрительно похлопал ставнями.
И зажили они дружно новым составом.
Но это уже совсем другая история…