Автомобиль Вениамина стоял на обочине у поворота с указателем «Орехово», дверца со стороны водителя открыта, сам он сидел, спустив одну ногу на землю и уткнув нос в смартфон. Изредка Веня поглядывал на убегающую вдаль дорогу, окруженную с обеих сторон смешанным лесом. А утро чудное, с мягким солнцем, окутывало дивным запахом лесных ароматов, и тишина… Транспорт здесь явление нечастое.
Орехово – село, за которым облюбовали местечки самые влиятельные личности города, поделили между собой земельные участки с лесом и береговой частью реки, теперь застраивают загородными особняками. Из Орехово новоявленные помещики нанимали прислугу, охрана там пока не требовалась, во-первых, полно недостроя, значит, красть по большому счету нечего, кроме стройматериалов, во-вторых, далековато от города – десять километров. Есть и третья причина обойтись без охраны – закрытая информация о новом элитном поселке, мало кому известно, что богачи обустраиваются за Ореховым. В общем, грабители и всякого рода отморозки не посещали Орехово-2, но это дело времени.
Вениамин издали заметил автомобиль Феликса, вышел из машины, потянулся до хруста костей и, когда старший опер притормозил рядом, сказал:
– Привет. За мной поезжай, сначала через Орехово…
– Да помню я, помню, – бросил Феликс.
Село большое, одноэтажное, ухоженное, не бедное. Ребята петляли по улицам с названиями и без, значит, поселение разрастается, как раз по этой причине здесь легко заплутать, так как не всем новым улицам присвоены названия. Но вот остановились у ворот рядом с полицейской машиной и «труповозкой», вошли во двор.
М-да, здесь не выращивают помидорчики-огурчики, здесь заботятся о красоте: цветочки, травка – будто стриг ее стилист из салона красоты, замысловатые деревца с изломанными ветками и кривыми стволами, изогнутые скамейки, вазоны и статуи под белый мрамор.
– Как надгробия, – высказался неизвестно откуда взявшийся Женя Сорин. – На старом кладбище таких полно. Никогда не понимал любовь к статуям в кладбищенском стиле, некромантия какая-то.
Самый юный в их команде Женька занятный оригинал, симпатичный меланхолик двадцати четырех лет со своеобразным чувством юмора. Иногда его фразочки, брошенные небрежным тоном, как в данную минуту, неплохо разряжают обстановку, с другой стороны, Сорин скрупулезен и ответственен, что, собственно, и нужно в работе оперативника.
Феликс… О, в их компании он самый-самый… В смысле, красавец – так утверждают женщины, правда, не все, есть и вражески настроенные к нему. Но красавец не сладостно-приторный, Феликс брутальный, породистый, ни один киногерой рядом не стоял! Высокий, светлый шатен, а серые глаза… а губы… а нос… Нос подкачал, горбатый, как у коршуна. Однако и характер у Феликса – палец в рот не клади, впрочем, у всех из группы Терехова характер не сахар.
Феликс молча и машинально поздоровался с Сориным за руку, не прерывая осмотра, перешел на медленный шаг, чтобы прощупать взглядом не только двор, но и фасад домика. Иногда беглый взгляд ловит мелочь, не замеченную никем, а она потом становится уликой. Веня с Женей терпеливо ждали, не мешая ему изучать местность, а тот поднял глаза на четырехуровневый особняк. Этажи расположены не последовательно друг над другом, а создавая видимость хаотичности, балконы и внешние переходы добавляли стильности.
– Большая халабуда, – оценил Феликс.
– Модерн, – с уверенностью знатока произнес Женя Сорин. Когда Феликс оглянулся, добавил: – Или еще какой-нибудь хай-тек, чтобы не как у всех. Четыре уровня не друг над другом, а ступенчатые, отсюда и выглядит грандиозно, на самом деле тянет на трехэтажный домик.
– Народу здесь живет до фига. – И Вениамин протяжно вздохнул.
Бывший деревенский участковый Веня прижился в команде следователя Павла Терехова накрепко. Круглолицый и невысокий, плотный, основательный, серьезный – лишний раз не улыбнется, при этом он неравнодушный и добряк. Еще принципиальный, что не всегда является добродетелью в их сфере деятельности, а иногда так и вовсе мешает.
Вениамин тоже водил глазами по фасаду. Кстати, у него есть редкое и действительно завидное качество: потрясающая наблюдательность, позволяющая из незначительных деталей, собрав их, делать полезный вывод. Конечно, оперативники не личный состав Павла, но все они хорошо себя зарекомендовали как профессионалы, работая вместе, поэтому просьбу Терехова дать тех же ребят постоянно удовлетворяли.
– Пашка приехал? – спросил Феликс.
– Едет, – сообщил Вениамин.
– А тут что?
– Ну, труп сам увидишь, он на втором этаже, занятный труп… – ответил Вениамин, хотел еще что-то сообщить, но его перебил Женя:
– Ой, Фил, наш труп выглядит как вампир! Шея, губы и лицо в крови, будто она пила кровь жертвы, а ее в этот момент – чик ножичком, и жертвой стала она.
– Да ну, – без эмоций сказал Феликс. – Что еще?
– Есть и особенность, я бы сказал, нетипичная, – заявил Веня. – Перед тем как уехать, чтобы встретить тебя, у трех небожителей данного особняка нашли улики. Осмотр дома продолжается. Я сказал ребятам, чтобы ничего не трогали до приезда следака и старшего опера, сам посмотришь.
– Да ну! – Вот теперь Феликс, повидавший трупов немерено, удивился. – Сразу три подозреваемых?
– Ага, – хихикнул Сорин. – Так еще не вечер. Идем в дом?
– А кто из экспертов приехал? – поинтересовался Феликс по дороге к входу в особняк.
– Антоша Степанович и Станислав Петрович, – тоном повышенного уважения сказал Женя.
Пройдя прихожую, коридор с двумя дверями – одна на кухню, другая в складское помещение, они наконец очутились перед ступеньками, которые вели вниз в большую гостиную. Но Вениамин указал Феликсу рукой на лестницу, ведущую вверх:
– Труп в спальне!..
Тамара подъезжала к повороту на Орехово.
Машина Павла осталась дома, ночевал он у нее, там и застал его звонок дежурного. Она предложила отвезти его на место преступления, тем более до двенадцати дня свободна. Когда Тамара крутанула руль и съехала с трассы, он вдруг вспомнил:
– Кстати, у тебя же за Ореховым был дом?
– Да, был и есть. Недостроенный немножко.
– Как! Ты разве его не продала?
– Я сняла дом с продажи.
– Почему?
Она взглянула на него с загадочной улыбкой, а Павел смотрел на нее с большим удивлением, ведь Тамара всего полгода назад слышать ничего не хотела о загородном доме. Слишком ужасные воспоминания в ее памяти оставило это место и вдруг… сняла с продажи! Должна же быть причина? Видимо, он выглядел нелепо: глаза вытаращены, брови подняты, уголки губ опущены, поэтому Тамара рассмеялась и снова уставилась на дорогу.
– Я смешон? – нахмурился Павел.
Она старше на два года, ей тридцать три, отсюда, наверное, ему иногда кажется, что Тамара берет верх, при этом не имея цели победить.
– Выражение у тебя… никогда не видела, – призналась она. – Не делай из мухи слона. Просто это место идеальное: экология, воздух, лес, речка… отличное место для здоровья.
– Не понял, зачем тебе все это? От города далеко…
Второй раз Тамара рассмеялась в голос, но ничего не сказала в ответ, а только улыбалась, глядя в лобовое стекло и легко покручивая руль, впрочем, дорога в Орехово-2 отличная. Павел откинулся на спинку кресла и задумался, косясь на нее. Все утверждают, что Тамара эффектная, а мама Павла считает ее очень красивой, восхищается изящной фигурой балерины, очень навязчиво восхищается, иногда подозрительно. Но при этом у Тамары своеобразные черты лица, пропорции неидеальны: скулы высокие, глаза большие, аметистовые, над ними яркие брови дугой, а вот прямой нос и рот будто с другого лица.
Кстати, Тамара действительно бывшая балерина, работает репетитором в театре оперы и балета, всех очаровывает. И всегда мама почему-то сравнивает их:
– А ты у меня белобрысый, лопоухий, длинный, рядом с тобой такая женщина… Это престижно, милый.
Сам пока не понял, насколько Тамара его очаровала, насколько сильно привязала… вот-вот, он боится привязанности, один раз привязался, ни к чему хорошему это не привело.
Тем временем Тамара без труда угадала, где остановиться, две машины у ворот указывали принадлежность к полицейскому ведомству. Павел вышел и двинул к открытым воротам, его догнал вопрос:
– Тебя ждать?
– Нет-нет, это долгая песня, – сказал Павел.
– Тогда я посмотрю на свой дом и поеду назад.
– Да, конечно.
И подумал: «Зачем она отчитывается? А я? Как будто разрешил поехать к ее собственному дому… Она имеет право ехать куда хочет, и без всяких отчетов, я тоже». Мысли проскользнули в голове и улетучились, так как Павел вошел в особняк. Здесь кипела работа, обыск начали без него, и это хорошо, площадь большая, ее обработать за день очень сложно. Когда Павел попал в спальню, невольно присвистнул и непроизвольно высказал свое впечатление, хотя обычно отличался сдержанностью:
– Это спальня?
– Да, а что? – шел ему навстречу Сорин. – Не нравится? Совсем?
– Честно? – пожав ему руку, сказал Терехов. – Не нравится. Слишком большая, нереально большая. Я бы не смог здесь спать, как-то не располагает парадный зал ко сну. Ладно, лирику в сторону, где она?
– Да вон лежит.
Женя отступил и указал рукой на кровать недалеко от окна. И что увидел Павел, подойдя ближе? Обнаженная молодая женщина лежала поперек кровати, свесив ноги, раскинув руки, она была залита кровью, но лицо… Павел пытался вспомнить, видел ли он нечто подобное хотя бы в учебниках? Не вспомнил ничего, тогда, ни к кому не обращаясь, то ли пошутил, то ли просто спросил:
– Она что, кровью питалась?
– Вот и я говорю: вампирша, – не преминул вставить Сорин.
– Может, убийца выбил ей зубы, – выдал свою версию круглолицый судмедэксперт Кориков. – Точно скажу после исследования трупа.
Кориков Антон Степанович незаменимый эксперт… О нет, он не старик, просто представился Антоном Степановичем, с тех пор Феликс зовет его исключительно ласково по имени – Антошей плюс отчество, а ему этой весной исполнилось всего двадцать шесть. Без судмедэксперта в современном следствии делать нечего, в общем, Антоша новичок, в коллектив легко влился на последнем деле. Паренек кругленький, аккуратненький, с сияющими глазами, розовыми щеками и солнечной улыбкой, короче, по виду мальчишка. Но ведь неважно, какой у тебя вид, неважен и возраст, главное – что ты умеешь, так вот как профессионал Антон – выше среднего.
– А укусить могла? – полюбопытствовал Женя.
– Не слишком ли много на ее лице крови после простого укуса? – засомневался Павел, рассматривая раны на теле убитой.
– Согласен, – сказал Антоша.
– А если постараться? – не отказался от своей версии Сорин. – Она, полагаю, очень старалась остаться живой и защищалась как могла. Вот только куда укусила? В руку?
– Ммм… – замычал Кориков и пожал плечами. – Может, и в руку.
К ним подошел Феликс, на этот счет у него возникли свои соображения, которыми он поделился:
– Обычно на запланированное убийство идут наглухо упакованные – руки, ноги, кисти, маску на лицо натягивают, голову закрывают. Образованный убийца, а таких мало, позаботится о своей безопасности, ни один волос не должен упасть, частицы кожи и пота – все это может стать уликой, причем неоспоримой.
– Тогда нос откусила, – явилась умная мысль Сорину. – Надо срочно начать розыск чела без носа в медицинских учреждениях, убийца захочет его пришить.
– Сорняк, помолчи, – отмахнулся от него Феликс.
– Я хоть версии выдвигаю, а ты…
– Короче, Антоша Степанович, – подошел ближе Феликс, – возьми на экспертизу образцы крови с прекрасных губ нашей убитой.
– Уже взял, – улыбнулся Антон. – Несколько проб с разных частей лица и шеи, ее кровь могла перемешаться с кровью убийцы. И на полу кровь нашлась.
Тем временем Павел выпрямился, заложил руки в карманы брюк и стоял так, уставившись на убитую женщину. Вряд ли ей понравилось бы, что ее наготу изучает посторонний мужик, к тому же не один, однако в данную минуту он не женщину видел и не человека, а искромсанное тело. Теперь того, кто кромсал, как пишут в актах и протоколах, «плоским острым предметом, предположительно ножом», предстоит искать. А убийца наверняка не дурак, без сомнения, позаботился о том, чтобы его не нашли.
– Антоша, – обратился к Корикову Павел, – допустим, она укусила. А в какое место, если убийца был закрыт полностью?
– Не факт, что был упакован с головы до ног, – вступил в диалог Вениамин. – Вон бутылка шампанского, между прочим, пустая. А убитая голая. Может, пришел любовник, выпили, поцапались и…
Настала очередь криминалиста Огнева подать голос, в данной группе он самый старший, можно сказать, старикан – все же сорок три ему стукнуло, неприметный и похож на сухой стручок. Станислав Петрович разбил версию Вениамина в пух и прах:
– Здесь один бокал, мой друг. А вон банное полотенце валяется на полу, мы не трогали до приезда Павла Игоревича. Стало быть, дама приняла ванну, а она-таки приняла, о чем свидетельствует полная ванна воды в комнате рядом и на столике шоколад, апельсин, пробка от бутылки.
– Ну, приняла ванну, – согласился Сорин, – а здесь ждал…
– Давайте версии позже обсудим, – предложил Феликс. – Кто еще в доме был на момент убийства?
– Старушка, она с приветом, – ответил Женя Сорин. – Впрочем, даже без привета, без памяти и без движений.
– А кто обнаружил труп?
– Мы, – выступила из тени женщина средних лет.
Только сейчас Павел заметил довольно милую женщину, а рядом с ней крупного мужчину, по всей видимости, оба из деревенских. Он подошел ближе и представился:
– Следователь Павел Игоревич Терехов, а вы…
– Наталья… я тут прибираюсь. А это муж…
– Виктор, – сказал муж. – Я в саду и по двору хозяйничаю. Мы тут работаем, а сами в Орехове проживаем.
– Что ж, Наталья, давайте пройдем в свободную комнату? – пригласил женщину Павел. – Не бойтесь, я хочу просто поговорить с вами без протокола о… Кем убитая была в этом доме?
– Хозяйкой, – ответила Наталья.
В углу за кроватью с убитой и у окна сидел паренек из полицейской группы и на тумбочке писал, разумеется, протокол. Терехов не заметил его, потому что внимание, когда вошел в спальню, привлекли в первую очередь детали, связанные с убитой. Из того угла раздался обиженный голос паренька:
– Павел Игоревич, а мне как быть? Одна понятая, где других взять?
Терехов поднял брови, поискал глазами Сорина, нашел и:
– Женя, разве не ты пишешь протокол?
– Не я, – хитро ухмыльнулся тот. – Я занимаюсь прямым своим делом – обыском. А то как протоколы, так все я да я…
– Ты пишешь без ошибок, – напомнил Феликс.
– Нет, – мягко возразил Женя, улыбаясь. – Потому что я дурак и хвастун, а таким всегда достается самая противная работа.
Павел приобнял его за плечи, не поскупившись на комплимент:
– Просто ты очень хорошо пишешь протоколы.
– Я же и говорю, что дурак, – вздохнул Сорин.
Однако найти других не представлялось возможным, прислуга из двух человек – подарок, за другими надо ехать в село. А кто согласится бросить все, чтобы постоять до вечера, ведь обыскать нужно весь дом при понятых? Муж и жена тоже не выход, но за неимением иных… Павел задумался, как быть, протокол-то нарушать нельзя, Феликс выручил:
– Идите, здесь одним обойдутся ввиду особых обстоятельств, в конце концов, нашей группе должны доверять после всех раскрытых дел.
– Ты с нами, – сказал Павел, махнув рукой, мол, за мной.
Накануне Моника и Ярослав разругались.
Она проревела весь вечер, ревела так, чтобы он иногда слышал ее всхлипывания, чтобы его совесть дико страдала, чтобы муж пришел в спальню, утешал, просил прощения, когда-то Ярик так и делал. Он не пришел и не просил прощения. Он ушел! Да, вот так взял и ушел из дома! Бросил! Вместо очередного приступа рыданий Моника разозлилась и долго не могла успокоиться, наконец оделась, вышла на улицу, цедя сквозь зубы:
– Ничего, ничего… Завтра придешь как миленький, никуда не денешься. Ну что ты без меня? Ничего! Ноль.
Утром Моника тщательно рисовала личико, стараясь выжать максимум из скромных черт, скоро муж придет, она должна выглядеть лучше, чем мама ее родила. Дело в том, что Ярослав состоит из одних недостатков: красивый, сволочь, правда, некоторые подвергают сомнению сей факт, например, старшая сестра Галка. Чего он ей не нравится? Вокруг Ярика бабы табунами сигают, а он выбрал Монику, которая… так себе. Статный, высокий, умный, воспитанный в отличие от жены. Нет, правда, физиономия у него… от счастья плакать хочется, когда Моника смотрит на него, в его глаза, продирающие насквозь. А что у нее? Ну, фигура шикарная, отточенная художественной гимнастикой, Моника намеренно в бассейн мужа тащит, чтобы лишний раз посмотрел на идеальную фигурку жены. А личико так себе. Ну, хорошенькая, разве это показатель? И укоренилась в головке мысль, что женился Ярик на ней из-за денег, мысль изводила. Главное, муж непробиваем: когда она ссорится с ним, он будто не слышит, выключается!
И да, утром Ярослав вернулся, иначе не могло быть. Как ни в чем не бывало она приготовила завтрак, сварила кофе… Он завтракать не стал, тарелку отодвинул, только кофе пил. Молча пил. Моника еще вчера поняла: перегнула палку, надо бы как-то выпрямить ее, но ведь не скажешь же: прости, я была дурой, не виноватая я – меня избаловали мама с бабушкой, а папе было некогда, некому было мне задницу ремнем погладить, меня жалеть надо, а ты… Нет, без «а ты…» будет лучше, а то добьется обратного эффекта.
– Поехали, – холодно сказал он, вставая из-за стола.
Сели в машину и поехали. Но это невозможно – находиться в салоне авто рядом и молчать всю дорогу, как чужие, на этот раз Ярослав, кажется, серьезно настроен, Моника дала задний ход:
– Хватит дуться! Да, у меня нервы… (Между прочим, нервы у нее железные, просто характер плохой.) Ты же понимаешь, что все из-за этой гадины?
– Не понимаю, – наконец заговорил он без капли раздражения. – Чего ты бесишься? Свою и мою жизнь превращаешь в ад зачем? Тебе негде жить? Не на чем ездить? Нечего есть?
– Дом мой! – справедливо огрызнулась она. – Это мое родовое гнездо!
– Усадьба не может быть твоим родовым гнездом, ее построили всего десять лет назад.
– Неважно. Я прямая наследница, а кто она? Никто. Шалава какая-то.
– Мона, ты ничего не добьешься, смирись.
– А экспертизу сделать? Я уверена, почерк подделан. (Ярослав молча вел машину, глядя на дорогу.) Почему ты все время молчишь?
– Ну, сейчас-то я не молчу. А когда тебя несет не по делу, молчу, потому что не слышишь ты меня.
– Но ты меня тоже… – Моника вдруг осеклась, подалась вперед. – Ой, что это у нашего дома?
– Полиция.
Моника всегда найдет к чему придраться:
– Извини, тон у тебя… будто полиция обычное дело!
– А у тебя почему такой испуганный вид? – парировал Ярослав, как всегда, бесстрастно. – Есть чего бояться?
– Не говори ерунды… – Она осеклась, вытянула шею, подавшись вперед, насколько позволил ремень безопасности. – Ой, смотри, еще какая-то машина странная… обшарпанная… и легковые для нулевого класса… К нам на таких не приезжают.
Муж остановил автомобиль на парковке у ворот, въезжать во двор не стал и, прежде чем выйти, придержал Монику за руку, вот теперь его тон приобрел жесткие нотки, которых она боялась больше всего на свете, за ними крылась угроза:
– Никогда при мне не говори про нулевой класс. Мы все вышли из нулевого класса: я, мои предки, ты тоже… Не перебивай меня! – упредительно поднял палец Ярослав, даже не взглянув на нее, лишь краем глаза видя, а может, чувствуя жену кожей, за пять-то лет он неплохо изучил «сокровище» рядом. – Ты как себя ведешь? Прекрати позиционировать себя небожительницей, которой плебс вроде меня обязан поклоняться. Мона, ты ничего не сделала в жизни за целых двадцать семь лет, но презираешь окружающих, это же анекдот, только злой. Абсолютно всем ты готова предъявить претензии, но не себе, а это уже диагноз. Тебе не следует больше встречаться с Майей, это бессмысленно.
Вырвав руку, она, не решившись поднять плач и вой, мол, ты меня терроризируешь, так как на эти уловки он больше не ведется, буркнула:
– Что ты предлагаешь? Уехать? Но должна же я знать, зачем здесь эти машины и полиция? А тебе не хочется знать? Может, тут все без нас разрешилось? Может, ее в тюрьму забирают, я не могу лишить себя такой радости. Ну, пожалуйста, Ярик, раз уж приехали…
Он покосился на Монику, да с такой безнадежностью в глазах, что чуть не рассмешил ее (еле сдержалась), пришлось опустить крашеные ресницы, чтобы скрыть смешливый взгляд.
– Ладно, – вздохнул он. – Но я последний раз иду у тебя на поводу.
Моника закивала, позволив себе улыбнуться, ведь победителем вышла она, опять она, отчего же не порадоваться? Тем временем Ярослав обошел капот авто, открыл дверцу, она опять улыбнулась, подавая ему руку. Выдрессировала.
С горничной Павел и Феликс разговаривали…
…в большой гостиной, что на первом этаже, правда, для беседы здесь мало комфорта, несмотря на удобные диваны и кресла, в которых утопаешь, как в перине. Доверительная беседа требует соответствующей обстановки, чтобы ничего лишнего не было вокруг, ничто не отвлекало, не мешало, да и само пространство слишком велико. Однако делать нечего, в нижней гостиной не пропустишь вновь прибывших, они обязательно попадут сюда, ведь во дворе их встретить некому. Все из группы полицейских и группы Павла работают в этом огромном замке, иначе исследование растянется на неопределенный срок, а желательно уложиться в один день. Павел с Феликсом уселись на диван, Наталья в кресло на самый краешек. Начал Терехов, как всегда, мягко, спокойно:
– Мы понимаем, вам трудно говорить сейчас…
– Нет-нет, все нормально, я могу, – перебила она.
– Отлично. Вы давно здесь работаете?
– Недавно, месяц… почти.
– А предыдущие работники…
– Их уволила Майя Григорьевна.
– За что?
– Мы ж не спрашивали. А хозяева, что здесь живут… они с нами не очень разговаривают, мы ведь никто, прислуга.
Уже кое-что! Всего пара предложений – и атмосфера внутренней жизни этого дворца ясна, отсюда и вопросы у Павла мгновенно сформировались:
– Хозяева? Разве здесь не одна хозяйка? Только хозяин имеет право увольнять, верно?
Наталья замялась, видно, боялась наговорить лишнего, затем пожала плечами, мол, не знаю, что вам ответить, однако информацию дала:
– Ну, хозяйка одна… С недавних пор это ее дом… теперь ее. А родни у бывшего хозяина много. Как я поняла, этот дом они… каждый из них… своим считают, и если по справедливости, они правы.
До сих пор Феликс молча слушал диалог, кадр он ценный, умеет из словесного мусора, характерного как для свидетелей, так и для подозреваемых, выудить важные детали. К тому же он друг, хороший и надежный друг, собственно, благодаря ему, да и ребятам тоже, Павел раскрыл четыре сложных дела. Он неплохо чувствовал Феликса, и когда тот подался корпусом вперед к женщине, наоборот, откинулся на спинку дивана, давая оперу поговорить с ней:
– Значит, Майя Григорьевна обскакала всех хозяев в этом доме и стала его собственницей, я правильно понял? (Наталья утвердительно кивнула.) А как ей это удалось? Она купила этот дом, получила в дар?..
– Наследство досталось.
– М… – одобрительно выпятил Феликс нижнюю губу, качая головой, дескать, повезло. – А кто наследство оставил вашей хозяйке?
– Муж, кто ж еще!
– Подробно расскажите о муже и жене…
– Да я ж ничего не знаю… – Наталья сложила брови домиком, показывая наглядно, что она рада бы помочь, да нечем. – Мы-то совсем недавно здесь стали работать, при нас эти все… родня покойного, да и сама Майя Григорьевна… они не обсуждают семейные дела. Ну, бывало, услышу обрывок фразы и… и все. Так по обрывкам и поняла, что родня покойного недовольна распределением наследства, а еще… Ну, мне так показалось… В общем, считают они Майю Григорьевну виновницей в смерти Николая Леонидовича. Да. Что вы так смотрите? Не верите мне? Так я же и говорю: показалось.
– Да нет, вера тут ни при чем, – потирая подбородок, сказал Феликс. – Но знаете, Наталья, родственники всегда недовольны завещаниями, если приходится делить наследство.
– Ой, и не говорите, – махнула она пухлой ручкой. – Некоторые судятся из-за ложек с вилками, позорище, правда?
– Вы что-нибудь трогали в спальне, когда обнаружили труп? – поинтересовался Павел.
– Не-ет, – протянула она с ужасом, округлив при этом глаза. – Я очень испугалась и стала кричать, прибежал муж… с топором. Потом он вывел меня и в полицию позвонил… то есть сначала нашему участковому, а тот в полицию городскую. Мы знаем, что нельзя ничего трогать, во дворе ждали ваших.
– А сколько детей у…
Не успел Павел договорить, в самый неподходящий момент, когда возник контакт с горничной, в гостиную вошли двое молодых людей и замерли на пороге с перевернутыми лицами. Симпатичная девушка, осмотрев всех с подозрением, поинтересовалась высокомерным тоном:
– Что здесь происходит? Вы кто? Что здесь делаете?
– Это дочка покойного хозяина, злючка, – шепотом сообщила Наталья и добавила еще тише: – А всего их четверо… в смысле детей.
– Ого, – только и вымолвил Феликс.
В уме сразу завертелся вихрь: а куда делась жена хозяина, она жива или мир праху ее? А если мир праху ее, она своей смертью умерла или случайно кирпич на голову свалился прямо с неба в солнечную погоду? Нет, ну, такие мысли сами появляются, когда видишь взрослую дочь, а наверху молодая жена лежит с искромсанным телом, убитая никак не может быть родной мамой девице с надменным лицом. Но любопытство Феликсу пришлось отложить до лучших времен, так как Павел поднялся и направился к дочери покойного хозяина, доставая удостоверение, на ходу представляясь:
– Следователь Павел Игоревич Терехов, мое удостоверение…
Девушка, скрестив на груди руки, слегка подалась вперед и шею вытянула, она прочла все буквы и знаки препинания до последней точки. А сопровождающий ее молодой человек примерно возраста Павла и Феликса не заинтересовался, что именно в книжечке написано, остался стоять, молча наблюдая за всеми. Наконец девушка подняла на Терехова недоверчивые глаза, затем выпрямилась, но, судя по выражению ее лица, вопросов у нее появилось еще больше:
– А почему следователь и… Что случилось? В чем дело?
– Простите, а вы кто? – Рядом с Павлом вырос Феликс, тоже представился, правда, не удосужился вынуть удостоверение: – Старший оперуполномоченный Вараксин к вашим услугам. Итак, кто вы?
– Допустим, я дочь бывшего хозяина этого дома. Моника, это мое имя.
Ну, разумеется, два мента не в состоянии догадаться, что Моника – имя, а не калоша, так подумал Феликс, беспардонно в упор рассматривая обоих.
– А это мой муж Ярослав, – представила она молодого человека с бесстрастным и красивым лицом. – Я удовлетворила ваше любопытство? А теперь скажите, почему вы здесь?
Ну и штучка, подумалось Феликсу, но сейчас он скажет заветную фразу и посмотрит, как спесь слетит с нее:
– Этой ночью была убита Майя Григорьевна Черных.
Да, немая сцена красноречива без слов, дополнения не нужны.
Вечером по тревоге любимые родственники…
…срочно собрались у Моники и Ярослава в их шикарной двухуровневой квартире с панорамными стенами. Никогда ранее за ними не наблюдалось такой дисциплинарной явки – в назначенный час прибыли минута в минуту все остатки семейства, надо признать, немаленького. Галина – старшая сестра, Лев родился вторым, с ним приехала на совещание жена Диана, Моника и Ярослав, ну и Андрей – «друг» старшенькой, младшее возлюбленной на добрый десяток лет. Он красавчик, не красивый, а именно красавчик, сладкий, как сироп, всегда идеально одет (за Галкин счет), с манерами князя, который рос в Жмеринке.
Приехали все, кроме младшенького недоумка Гаррика (мнение отца и Галины). Он музыкант, что с него взять, ни дисциплины, ни ответственности, ни мозгов – престижный институт послал к черту, поступил в музучилище, чтобы… бряцать на гитаре! Ничего не скажешь, достойное занятие для члена уважаемой семьи. Надо признать, братья и сестры не слишком привязаны друг к другу, будто кровь в их жилах течет у каждого своя, с особенным оттенком цвета.
Закинув ногу на ногу и повернув их в одну сторону, а корпус в другую – к сидящим на диване и в креслах, Галина вцепилась в резную спинку стула так, будто ее принудили к этой закрученной позе. В сущности, ее тело демонстрировало внутреннее неудобство, дискомфорт, а мимика на лице, меняясь, выдавала то панику, то обычный страх, то потерянность. За тридцать девять лет Галина выходила замуж раз пять, теперь она замуж не выходит, а живет гражданскими браками, проверяет, насколько сильны чувства нового избранника.
Природа в полной мере отдохнула на Галочке: круглая физиономия, узкий лоб, прямые брови, высокие скулы, подпирающие глаза, отчего они кажутся крошечными черными вкраплениями. Рот маленький, губы – две узкие полоски, их почти не видно, приходится рисовать, выходя за границы очертаний. Увеличивать уколами губы Галина не решилась только потому, что у парочки подружек крайне неудачно прошли попытки исправить природу. При всем при том она не лишена сугубо женского обаяния, вкуса, в определенных обстоятельствах и отточенных манер – все это плоды титанической работы над собой. Впрочем, иногда из нее просто прет заурядная баба с застарелыми комплексами и замашками хабалки, а сегодня она растеряна, потому больше слушала, что другие говорят.
– Так, – хлопнул себя по коленям Андрюша, ее очередной внебрачный муж, которого Галина называет ласково Дюшей. – Давайте договоримся, что именно будем хором навешивать на уши следакам.
Он предприимчивый малый, уверенный в себе (иногда так и вовсе самоуверенный), ну а внешне – высокий блондин с физиономией исключительно сладкой. Любитель обвешивать себя цацками – браслеты, перстни, цепочки и подвески, серьги. В его представлении такими выглядят настоящие крутые самцы.
– Что ты имеешь в виду? – спросил Ярослав, хотя прекрасно понял, о чем речь, ведь Андрюша прямой, как рельса, иносказания не его конек.
– А то, – сказал Дюша. – Договоримся в деталях, что вчера мы все отмечали что-нибудь значимое с вечера до утра. И тогда ни на кого не падет подозрение.
– Подозрение? – вскинулся Лева, не ожидавший, что до этого дойдет. – То есть подозревать будут нас в… в… Да?
С Галиной они похожи, но если она высокая и довольно стройная, то Леве и с ростом не повезло, да и телом слегка рыхловат, рановато для тридцати семи так дряхлеть. Да и по натуре он не лев, нет, не лев. Скорее, нечто от шакала притаилось в его теле, физиономии и вечно виноватых глазенках, нечто трусливенькое и даже агрессивненькое. Разумеется, все это «добро» почти незаметно, ведь на агрессию нужно затрачиваться, а Лева способен лишь исподтишка нагадить, однако дай ему волю, мало не покажется никому.
Вот только воли никто не давал, папа оставил ему в наследство… должность – не смешно ли, не издевательство ли? Лева, конечно, собственник ресторана, но и сестра собственник, руководит кабаком Галочка, уволить ее он не может, как и она его, если же они будут враждовать, ресторан перейдет в собственность к Монике и Гаррику. Таким образом папа решил сплотить дочь и сына на веки вечные и припечатать их обоюдным имуществом. Оба в ярость пришли от завещания, обоих не устраивала кабала, понятно, что папуля свихнулся на старости лет, да теперь – поди, докажи, когда он в могиле. Тем не менее сплотил-таки! Пару дней оба мучительно пережили, не успокоились и дружно помчались к семейному адвокату, мол, помоги разрулить незаконное завещание.
А прецедента нет! Ну не было у нас подобных вывертов в практике, следовательно, не установлены границы идиотизма в завещании! А что не запрещено и не оговорено законом, то разрешено, при условии – если пункты не представляют угрозу для жизни и здоровья кого бы то ни было.
– Что вы так кипите? – поднял плечи семейный адвокат Глинкин. – У вас есть небольшие предприятия, с голоду не умрете.
– Издеваешься? – взвилась Галина. – Речь идет о наследстве, а не о нашем бизнесе, который мы создали с нуля.
– Но для создания деньги вам дал отец, – напомнил Глинкин.
– Неважно! – огрызнулась Галина. – Это наш бизнес, его отец не делил. Мало того что папуля поделил несправедливо наследство, так еще и идиотские условия вписал в завещание! Которых не должно быть! Потому что так не бывает!
– Если опираться на международное право, то в цивилизованном мире завещают имущество даже собакам и котам! – поднял указательный палец вверх семейный адвокат. – Мы к этому стремимся.
У деток от потрясения челюсть отвисла до самых брендовых туфель, а в Галине через длинную, похожую на предынфарктную паузу проснулась базарная баба, она заорала на адвоката, будто тот виноват:
– Вы что несете? Это не завещание, а дерьмо! Подлог! Что за дебильные пункты?! Такого не может быть! Какая падла его подписала? Данная бумажка не имеет законного права… Вы присутствовали при составлении этой фигни, годной только для сортира?
– Чш… чш… – поднял ладони адвокат Глинкин, усмиряя фурию, а то, чего доброго, драться кинется. – Галочка, зайка моя, я-то тут при чем? При составлении меня не было, ваш отец вручил мне конверт лично и запечатанным, но ознакомить не захотел. Я сам был в шоке, у меня голова вспухла, когда читал его вам, однако почерк принадлежит вашему отцу. И подпись его. Так что, милая, завещание подлинное. И нотариальная печать подлинная, все норм. Может, Николай Леонидович взятку дал заоблачную за юмор в завещании, дал столько, что ни один нотариус не смог бы отказаться. Кстати, второй экземпляр завещания хранится у нотариуса в сейфе, мы можем поехать и сверить все буквы, а также… как ты говоришь? …дебильные пункты.
Глинкин неопределенный тип, начиная с облика, который забываешь сразу – стоит отвернуться, и кончая внутренним содержанием – скользкий, как рыба, а мнение меняет, как настроение перезревшая девица. Ему можно дать пятьдесят, а можно тридцать пять, он форматируется в зависимости от ситуации и нужды.
– Это она, – хлопнула себя по лбу Галина и вдруг сникла, едва не плача. – Тварь Майка, она, она. Такое мог придумать только ее изощренный и подлый ум.
– Галочка, – обратился к ней Лев, – а давай ты кондитерской будешь заниматься, а я рестораном…
– Что?! – проснулась в ней халда, она поставила руки в боки, поднялась с места, набычилась. – Ах, какой умный! Ах, как он, говнюк, придумал… в свою пользу. Это я сделала и кондитерскую, и ресторан! Я, а не ты! Ты вообще ноль! Отец и навязал мне тебя, чтобы я тащила твою семейку бездельников и кормила, потому что ты никчемный…
С каждым несправедливым словом сестры Лев втягивал голову в плечи, у него дергались губы, пальцы мяли сумку из мягкой кожи, в конце концов и он огрызнулся:
– Выбирай выражения…
– Стоп! Тихо! – повысил голос Глинкин, взлетев из кресла, затем заходил. – Галина, сядь и молчи! Оба молчите, пока я говорю! Будете собачиться, ничего не добьетесь, нужно в одну дуду петь, а не порознь. Завещание можно попробовать оспорить.
– Как? – в унисон спросили брат и сестра, окрыленные надеждой.
– Не знаю, надо подумать, чтобы не прогадать… – Адвокат на минуту углубился в себя, потом перечислил без энтузиазма: – Допустим, ваш отец был не в себе, когда писал, маразматические признаки наблюдались и раньше…
– Раньше женитьбы на шлюхе Майке, – проткнула пальцем воздух Галина. – Тридцать лет разницы! Разве не застарелый маразм руководил нашим отцом?
– Да кого сейчас удивишь разницей в возрасте, – вздохнул адвокат. – Бизнес, моя дорогая, каждый, включая женщин, строит на том, что он лучше знает или умеет. Майя сделала ставку на себя, а ваш отец ее купил. Все законно, но… и этот аргумент нам пригодится. Или! – Поднял он вверх указательный палец. – Майя опоила его психотропными средствами, потом продиктовала текст завещания, только вот нотариус будет утверждать обратное. С нотариусом покойный был вменяемым… Свидетели нужны, вы меня понимаете?
– Найдем, – заверил Лев.
– Не споткнись при широком шаге, – фыркнула Галина в сторону брата. – А то нас потом с твоими свидетелями надолго засадят на нары.
– Или! – продолжил адвокат, повысив голос, тем самым привлекая внимание не умеющих слушать клиентов. – Обольстив, Майя уговорила переписать завещание в свою пользу, женщины на такие дела мастерицы, отдельные особи умеют подвести мужчину к нужному им решению, а получила она очень приличный куш. Чтобы к ней не цеплялись, она не стала жадничать и просила мужа вам тоже куски подкинуть. Вариантов много. Но любую версию требуется доказать, мне необходимо все обдумать. А вы тем временем готовьтесь к длительным, изнурительным судам, психологически готовьтесь и материально, суды у нас удовольствие дорогое, наверняка в высшие инстанции придется обращаться…
У Галины нашлось еще одно подозрение, родившееся в результате бессонных ночей после оглашения завещания, ведь история отца темная:
– А вам не кажется, что наша так называемая мачеха спровадила папу, как только он написал завещание, на тот свет? Ему всего-то шестьдесят один год был, это не возраст для внезапной смерти.
– Внезапная смерть приходит и к молодым, – вставил Лева. – А папа все же неважно себя чувствовал.
– Еще бы! – прошипела Галина в ответ. – Женился на молодой кобыле, ему хотелось показать, что он еще жеребец, а не загнанная лошадь. Но я о другом. Неужели думаешь, Майка просто провинциальная дурочка? Надеюсь, никто не сомневается, что нет. Значит, могла подсыпать ему что-нибудь провоцирующее обширный инфаркт, сейчас столько средств…
– А вот эту идейку следует обмозговать, – мечтательно прогнусавил Глинкин конкретно Галине. – Инфаркт со смертельным исходом не всегда является естественной причиной смерти. Отличная идейка… Идите, я буду ее думать.
Прошло-то всего ничего, какая-то неделя после того разговора с адвокатом, и вдруг… бабах! Сегодня утром ненавистную мачеху, оттяпавшую лучшие куски кровной собственности, добытой трудом и потом родного папочки, нашли зверски убитой. Событие из ряда вон, сулившее кучу непредвиденных и тяжелых последствий, что и подтвердил Андрюша со знанием дела, как будто всю жизнь занимался подобными происшествиями:
– Да, в первую очередь будут подозревать всех вас, тут уж никаких сомнений, потому что есть такая штука – мотив называется. Любой тупой следак сначала прокачает тех, кому, по его понятиям, выгодна смерть вашей мачехи, и тут вы все у него разделите первое место, включая жен и мужей.
– Мачеха, пф! – фыркнула Галина. – О чем ты, Дюша? Мачеха считается заменой матери. Хм! Эта замена младше меня на девять лет.
– Была, дорогая, была, – вздохнул Лева прискорбно, но тихо.
– Выгодна смерть? – задумалась Диана, жена Левы, от напряжения нахмурив гладкий лобик. – А кому достанется имущество Майи?
Вот она – пауза! Красноречивая, тяжелая, гнетущая, наполненная одной общей мыслью: неужели наше добро перейдет к жалким родственникам папиной жены?! И даже отчаянная растерянность ощущалась в паузе физически каждым участником экстренного совещания.
Молодец Диана, правильный вопрос подняла. Она классический типаж модели, однако моделью никогда не была, но одно время стремилась на подиум. Рост, стройность, напоминающая о хроническом недоедании, лицо – подобные черты встречаются в рекламе одежды и причесок, а потому не запоминаются, хотя после знакомства с ней остается четкое осознание, что она красива. К данному портрету остается прибавить шикарные прямые волосы цвета платины до лопаток, серые глаза и всегда ярко-красный рот… м-да, хороша, если, конечно, данный типаж восхищает. Сейчас Диана просто бездельница (по словам Галины), но она жена мужа и мать годовалого малыша и считает это своей работой. Хоть в данном пункте – семейном – Лева отыгрался и гордо вышагивает рядом с каланчой женой, выше его на голову, а на каблуках так и вовсе рядом с ней он пигмей.
Но пауза… Ярослав останавливал взгляд на каждом родственнике и догадался по озабоченности на физиономиях, о чем они думают. Загородная трехуровневая домина с частью лесного массива и береговой зоной, квартира в городе в элитном районе всего «каких-то двести квадратов – развернуться негде», как шутила убитая жена тестя, пара магазинов – отданы ей. А коллекция драгоценностей? О них в завещании ничего не сказано, значит, жена тестя просто-напросто прикарманила побрякушки.
– Чтобы понять всем нам причины случившегося, – заговорил Ярослав, – нужно отыскать истоки. Галина, ты старше братьев и сестры, должна знать… Скажи, откуда у вас столько денег?
– Тебя волнуют чужие деньги? – отбрила она в свойственной ей высокомерной манере.
– Меня волнует в данной ситуации их происхождение, – жестко парировал всегда вежливый Ярослав. – Тебя это удивляет? А ведь Андрей прав, мы теперь все подозреваемые, и я не могу сказать, что мне это нравится. А тебе?
Какой там нравится, кому! Новая пауза обнажила, что мысль, которую озвучил Ярослав, отравляла каждого члена семейства, но, произнесенная вслух, она возымела эффект дубины, упавшей на голову. Даже беспечная Моника заметно приуныла, украдкой поглядывала на гостей, дескать, успокойте меня, а то мне непривычно некомфортно. Неизвестно, сколько длилась бы пауза, если бы не Лева:
– Почему ты думаешь, что проблема в деньгах отца?
– Я пока просто рассуждаю, – ответил Ярослав. – Кто такая Майя? Никто. Родом из глухомани, массажистка…
– Медсестра, – поправил Лева.
Ярослав не обратил внимания на реплику, продолжил:
– …поймала Николая Леонидовича, окрутила, женила его на себе, и вдруг ее зверски убивают.
– До этого папа внезапно умер, – напомнил многозначительно Лев, подняв указательный палец вверх.
– Больше семи месяцев назад, – согласился Ярослав. – Но! Месяц спустя после оглашения завещания она убита, это наводит на нехорошие мысли.
– Ой, хватит, хватит, – замахала руками Галина.
– О, дорогая, теперь нам придется только об этом думать, – заверил он. – Следователи обязательно заинтересуются, откуда деньги, ведь отец ваш всего лишь преподаватель института, доцент. В какой-то момент внезапно разбогател, у него появились магазины, ресторан, компания… А хотите честно?
Опасливо кивнула Галина, видимо, боясь услышать нечто досадное в дополнение к убийству, замерла Моника, глядя на мужа с интересом, а Лев всего-то скосил глаза на него и напрягся.
– Ваш отец ничего не понимал в бизнесе, – огорошил их Ярослав. – Абсолютно ничего, я ведь семь лет работал на него, видел, как ему скучно, тоскливо, неинтересно, потому что ни знаний в этой сфере, ни способностей он не имел. Когда я пришел к нему, вся нагрузка легла на мои плечи, он только ставил свои подписи под документами, а до меня? Как вы объясните его успехи в бизнесе?
– Но позволь… – растерялась Галина, ее тон стал умеренным, видимо, она тоже не раз замечала промахи отца. – Как такое возможно? Папа создал целую империю, ему завидовали, это нереально сделать без знаний и способностей.
– Сам удивляюсь, – пожал плечами Ярослав. – Но факт есть факт. Поэтому я и спрашиваю вас: что вам известно о происхождении денег?
Наступила очередная пауза, означавшая: ничего неизвестно. Ярослав почесал свою макушку, раз никто не ответил на главный вопрос, то откуда у него ответы? Зато активизировался Лева, надо сказать, мысль он высказал логичную:
– А как увязываются деньги отца и убийство Майки? Она-то с какого бока вписалась, если дело в папе? Деньги появились у отца задолго до нее.
М-да, на поступившие вопросы тоже никто не смог ответить, однако Ярослав попытался:
– В вашей семье много непонятного…
– Например? – насторожилась Галина.
– Ай, давай уже без примеров, – раздраженно произнесла Моника. – Поздно, спать хочется, да и мозги кипят от всего.
– Действительно, пора, мы ничего не высидим, – поднимаясь со стула, пробормотала старшая сестра, но тут же обратилась к Ярославу: – И все же, что ты имел в виду? Можно коротко, намеком.
Ярослав тоже встал на ноги, глядя ей в глаза, сказал:
– Думаю, Галя, ты без меня знаешь темные пятна своей семьи. Скажу только… если проблема другая, не деньги вашего отца, за которыми пришел убийца, это еще хуже. Значит, кто-то из нас убил Майю, но тут я пас, даже не предполагаю мотива.
После ухода родственников Ярослав расслабился, допил свой коньяк, хотя он не приверженец выпивки и никогда не допивает, упал на спинку кресла и вытянул вперед ноги. Положа руку на сердце не любил он родственников жены, напоминавших стервятников, готовых заклевать насмерть, разве что к Гаррику относился терпимо просто потому, что тот проще. Обычно Ярославу хватает с головой часа общения с родней, а тут они проторчали целых пять! Так и крышу снести может, он безумно устал. Не получив вразумительных объяснений на вполне законные вопросы, ответы на которые они наверняка знают, пристал к Монике, когда та собирала со столиков чашки, рюмки, тарелки:
– Твоя семейка выглядит глупо, изображая кичливых магнатов.
– Не завидуй, – неудачно пошутила она.
– Не о том говоришь, – нахмурился муж. Если придраться, Мона оскорбила его, однако ссоры ему не нужны хотя бы сегодня. – Я хочу знать, откуда взялось столько денег в вашей семье. Но выходит, и вы до сих пор не знаете об их происхождении ничего или… скажи честно, скрываете?
– Не понимаю, а что это сейчас изменит? – раздраженно бросила Моника, плюхнувшись в кресло напротив мужа. – Какая разница, ну, какая? Есть и есть, согласись, лучше быть богатым, чем бедным.
– Не соглашусь.
– Ха-ха… это глупо. Любой человек хочет много…
Он знал, что она скажет, поэтому перебил бесстрастно:
– А я нет. Для меня деньги – это возможность что-то создать и результат созданного мною продукта. Мне важно знать про все, что окружает меня, это естественное желание, в нем забота о личной безопасности моей и семьи. А я ничего не понимаю. И вот результат: в вашем недружном семействе убийство.
– Ты что, испугался? Боже мой… ты, оказывается, слабак. Я о тебе была лучшего мнения.
Моника демонстративно расхохоталась, запрокинув голову назад, хотя ничего смешного в требовании мужа не было. А вот подобный смех рождает болезненное восприятие, он унижает, за ним читается неуважение, которое немыслимо в совместной жизни. Однако Ярослав отреагировал вяло, потому что разочарование нужно еще и осознать:
– Типичный прием манипулятора с примитивным расчетом, чтобы мишень начала оправдываться.
– Манипуляции? Это ты про меня? – веселилась не по делу Моника. – Значит, я умненькая девочка.
Наверняка она поняла, что Ярослав заводится, видя непробиваемость жены, нежелание вникнуть в проблемы, инфантилизм и еще всяческие – измы, в которых легко заблудиться. Откуда они взялись, ведь Мона не была такой? Последнее время он все чаще видит ее в качестве провокатора, она сама не своя, если не выведет его хотя бы раз в пару дней издевками, насмешками, дурацкими придирками. По всей видимости, она решила загнать его под каблук, и Ярослав, рассматривая ее в упор с этой точки зрения, сделал вслух открытие:
– Мона, тебя пора лечить.
– В смысле?
– Либо ты прекращаешь свои приемы манипулятора, прекращаешь лезть в мои дела, хамить, капризами изводить, словно тебе семь лет, либо…
– Что либо, что? – усмехнулась Мона и закатила глаза к потолку, мол, как жалки твои угрозы.
Вот теперь он принял окончательное решение, зревшее в течение последних месяцев, и перешел на спокойно-холодную тональность:
– Я не собираюсь тратить свою жизнь на скандалы.
– Серьезно? – не поверила Моника, улыбаясь. – Ой как страшно.
– В таком случае мы расстанемся. Ты меня услышала?
– В таком случае тебе придется уйти из компании, ты потеряешь все: работу, деньги, жилье, все это мое. Надеюсь, ты помнишь, что пришел ко мне в одной рубашке и носках…
– Вот так прямо в рубашке и носках, без брюк?
– В джинсах. – И здесь она по-своему уточнила: – Думаю, ты помнишь и то, что являешься наемным работником, а наняла тебя я. Ты останешься ни с чем, если решишь расстаться.
Моника ударила мужа по самому больному, ударила несправедливо, бестактно, ведь именно Ярослав все годы что при отце, что без него держал компанию на достойном уровне. Его уважали все – от уборщиц до городских властей, кроме жены, да, она его наняла, но работал-то он вместо нее.
– Неужели ты думаешь, что я из-за… – Ярослав сделал паузу, чтобы смысл следующих слов дошел до самого гипофиза жены. – Ты дура.
– Я ду… Я?.. – задохнулась негодованием Моника.
– Ты, ты, – подтвердил он интонацией уставшего человека. – Причем набитая дура, невоспитанная и неблагодарная. Я ошибся в тебе. Что ж, ошибки исправлять никогда не поздно. Все, Мона, довольно. Если ты не хочешь меня слушать, не хочешь рожать, а хочешь жить для себя, если считаешь, что я приложение к твоей божественной персоне и твой слуга, то у меня противоположное мнение. И поскольку ты упорно не желаешь считаться со мной, живи без меня. Руководи сама своей компанией как умеешь, а я больше не хочу слушать твои безапелляционные и глупые указивки, не хочу позориться, когда ты открываешь рот и несешь бред. Все, ты меня достала, я ухожу окончательно.
– Ну и уходи! Уходи, уходи…
И ушел. Нет, она до последнего не верила, что Ярик уйдет навсегда, этого быть не может, он столько раз уходил и утром возвращался – не сосчитать. Поэтому она, немножко погрустив, легла спать, а утром нарисовала лицо, причесалась, приготовила примитивный завтрак, сварила кофе и ждала… Ждала, пока не позвонили, это был помощник мужа Виталий:
– Моника Николаевна, извините за беспокойство, но Ярослав Сергеевич не отвечает на наши звонки.
– Что значит – не отвечает?
– Он не приехал на работу, я звонил, не берет трубку…
– А я что могу сделать? – вырвалось нечаянно.
Мона продала себя с потрохами: получается, она понятия не имеет, где шляется законный супруг! Это так стыдно, так унизительно.
– Вот я и звоню узнать: что нам делать? Вы же у нас главная? – Тем временем продолжал помощник Виталий. – У нас в двенадцать важная встреча с новым инвестором, а во второй половине дня с новым заказчиком, тяжелый и ответственный день. Как быть?
– Я сейчас приеду, – решительно сказала она.
Ярик надумал проучить ее? Нет, это Моника проучит его, она прекрасно справится с поставленной задачей на сегодняшний день и поставит его на место. Один нюанс: все это эмоции избалованной девчонки, не знающей трудностей, она понятия не имела, где место мужа, а также ее собственное, но звучит классно.
Каково же было торжество, когда на подземной парковке Мона обнаружила машину Ярослава, значит, он приехал домой, просто боится зайти, не хочет уронить себя в ее глазах. Возможно, муж сейчас прячется за автомобилями, как воришка, она не стала звать его, пусть прячется, пусть помучается. Улыбаясь, Моника села за руль и газанула прочь, настроение поднялось до заоблачных высот от ощущения, что все останется как было.
Тамара отказалась участвовать…
…в пробежках, ей хватает активного движения на работе, как-никак балерин дрессирует в оперном театре. При всем при том она составила Павлу компанию, только теперь ходит быстрым шагом, дескать, это полезней. Он не спорил, не любит спорить, уговаривать, настаивать, у каждого человека есть священное право выбора. Но вот Павел, сделав пару кругов по парку, вернулся в исходную точку, Тамара делала, кажется, китайскую гимнастику.
– Ммм, красиво, – одобрил он плавные движения.
– И мне нравится, – проговорила она, завершая гимнастику манипуляциями руками. – Очень полезно для здоровья.
– У тебя проблемы со здоровьем?
Тамара взглянула на него и рассмеялась, так как озабоченность на лице Павла, человека, умеющего управлять своими эмоциями, выглядела комично. Но приятно, это говорит о том, что она не пустое место в его жизни, однако пора было и успокоить Терехова:
– У меня отличное здоровье, просто цигун дает массу энергии, улучшает тонус, выносливость увеличивается, неприятности легче переживаются. Ой, а где Грета? Грета!.. Это не собака, а сплошное недоразумение.
– Идем, она догонит нас.
Тамара подхватила ремешок сумки, повесила на плечо и, озираясь в поисках Греты, пошла рядом с Павлом, посматривающим на часы. Он спешит на работу, тут она вспомнила:
– Кстати, а что произошло в Орехове? Вчера ждала тебя с ужином, раздираемая любопытством, все же там медвежий угол, а столько машин понаехало, будто на грандиозное совещание.
– Извини, – стушевался Павел, – вчера очень поздно закончили, решил, ты спишь, не хотел тебя тревожить.
Не думал, что в его обязанность уже входит возвращаться после работы к Тамаре, вроде так не договаривались, они вообще ни о чем не договаривались. Ему с ней хорошо, ей с ним, он надеется, тоже, но связывать себя накрепко друг с другом – зачем? Жизнь переменчива, им не по двадцать лет, свободные отношения без привыкания и жестких рамок Павлу больше нравятся, надо бы как-то откорректировать попытки Тамары надеть на него и себя один ошейник.
Она далеко не глупа, уловила в неоднозначной задумчивости и резкой перемене Павла нехороший для себя симптом и немножко сникла. Объяснять ничего не нужно, мы иногда кожей считываем все, что не сказано вслух, ей осталось только успокоить:
– Я так и поняла, что не хотел тревожить. Так что там?
– Хм, медвежий, говоришь? – вздохнул он. – Однако уголок большой… четыре каскадных этажа. Убийство – что еще могло произойти? В данном случае говорят – зверское убийство. Молодую и красивую женщину банально зарезали в спальне, ножевых ранений на теле… точно не могу сказать, подсчитает эксперт, но много. Думаю, больше десяти.
– Ого, – вяло отреагировала Тамара.
Ей сложно представить десять ножевых ран на теле молодой женщины, сложно представить того, кто нанес их, это как плохонький фильм: посмотрел и пересматривать никогда не захочешь. А потому она с легкостью переключилась на поиски собаки, затерявшейся в парке:
– Грета!.. Грета, ко мне!.. Я тебя накажу!
– Она не любит команду «ко мне», тебе как хозяйке следует запомнить это. Смотри, как я выдрессировал ее. Грета, пир! Грета, банкет!