Дом, который был ей нужен, выходил не на Подколокольный переулок. Он располагался в глубине двора, и Саша долго искала его. Спросить дорогу было не у кого – прохожих здесь почти не было. Наконец девушка наткнулась на старушку, возвращавшуюся из церкви на углу, и та довела ее до самого подъезда.
– Вам на второй этаж, – старушка с любопытством оглядела Сашу. – А вы не из собеса?
– Нет… Я ищу родственников одного моего знакомого.
Старушка захотела узнать фамилию знакомого. И Саша радостно вздрогнула, когда старушка протянула:
– А, так вы художника ищете!
– Да! – воскликнула Саша. – А вы его знаете?
– Я его замечательно помню! – еще раз обрадовала ее старушка. – Только там никого из его родственников нет.
– Где же они?
– А они свои две комнаты продали. Давно, лет пять уже. Теперь в той квартире живет только одна семья.
Сопровождая Сашу на второй этаж, старушка успела также рассказать, что семья эта завладела квартирой на самых законных основаниях, так как сильно расплодилась, а имела всего-навсего две комнаты. Напоследок, уже у самой двери, она дружелюбно посоветовала девушке не терять времени даром. Художник в этой квартире не появлялся давным-давно. После чего старушка медленно поползла вверх по лестнице.
Саша стояла перед высокой, двустворчатой дверью, аккуратно выкрашенной в экономичный коричневый цвет. Судя по всему, люди здесь жили небогатые – на железную дверь денег у них не хватило. Это немного ободрило девушку, и она все-таки решилась нажать кнопку звонка. Ей не пришлось долго ждать ответа. Сперва послышался заливистый лай, потом он смолк и собака принялась скрестись о порог с внутренней стороны.
– Фу, Мики, фу! – звонко крикнула женщина. Ее голос быстро приблизился, и она спросила: – Кто там?
Саша, путаясь и запинаясь, попыталась объяснить, кто она такая и почему сюда явилась. Она по-прежнему держалась версии о журналистке, которая желает написать статью о художнике. Рассказ, видимо, произвел впечатление, потому что загремел засов, щелкнул тугой замок и на лестницу вылетела маленькая черная собачонка.
– Куда? – закричала женщина и тут же обреченно махнула рукой: – Да черт с тобой, гуляй, засиделась…
И Сашу впустили в прихожую.
– Не разувайтесь, у нас грязно, – бодро сказала женщина. – И куртку тоже не снимайте. У нас холодно. Вчера была авария, отопление отключено.
Сама она была закутана, как эскимос. Грязноватый белый свитер с огромным воротом, доходившим до нижней губы. Теплые пушистые гамаши. Вместо тапочек – валенки с отрезанными голенищами. На плечах – пуховый платок. Саша последовала ее совету и раздеваться не стала. Она сразу почувствовала промозглую сырость, а когда выдохнула на пробу воздух, возле ее рта заклубился пар.
– Да, да, сами видите, – кивнула женщина, заметив этот эксперимент. – Пойдемте чай пить, я как раз вскипятила. Вот сюда, в мою комнату.
Она провела Сашу к себе и усадила подальше от окна – чтобы не дуло. Придвинула к ногам девушки электронагреватель. Другой нагреватель, также раскаленный добела, красовался у дивана, где женщина, видимо, с удобством проводила время. Работал телевизор, показывали какой-то детский приключенческий сериал. Женщина щелкнула пультом, и экран погас.
– Вот так и живем, – сказала та, высвобождая подбородок из воротника свитера. – А вы, значит, хотите о нем писать статью? Лучше поздно, чем никогда.
– А почему вы думаете, что уже поздно? – спросила Саша.
– Да потому что он спился, – прямо сказала женщина. – Да армии – ни капли не пил. А потом как дал жару! И между прочим, до армии он писал такие картины, что глаз не отвести. Хотя нигде этому не учился. Так просто рисовал, для забавы, ради удовольствия. Не продавал их, а раздаривал. Мне тоже дарил.
Она вздохнула и налила гостье чаю, придвинула печенье:
– Грейтесь. Паршивый выдался ноябрь, я сама болею, и дети все больны. Так о чем вы хотели спросить?
– А что же случилось после армии? – осторожно поинтересовалась Саша, принимаясь за чай. – Почему он стал спиваться?
– Потому что решил всерьез заняться живописью, а всерьез у него не получалось, – пояснила та, укутывая заварочный чайник. – Стал искать, кому бы картины показать. Из знающих людей. А его никто не хвалил. Ну, просто ни одна собака! Парень расстраивался, метался… Стал в себе сомневаться. Ну, и давай зашибать. Компенсировать неудачи, так сказать. Он ведь сразу после армии женился бог знает на ком, переехал от родителей. И все равно сюда бегал. Сядет во дворе с алкашами и…
– А вы его хорошо знали?
– Вместе выросли, – грустно сказала женщина и вдруг спохватилась: – Кстати, меня зовут Люся.
Саша тоже представилась. Хозяйка секунду испытующе смотрела на нее и вдруг предложила:
– Выпить хотите?
Такое предложение в свете рассказа про алкашей звучало пугающе. Но Саша не стала отказываться. В комнате, несмотря на два обогревателя, было очень холодно. Потолки здесь были высокие, метра четыре, и воздух, не успев нагреться, сразу остывал. Люся нагнулась и откуда-то из-под дивана выхватила водочную бутылку на четверть литра:
– Единственное средство не помереть в такую стужу. Вы не думайте, что я алкоголичка. Так, жизнь заставляет.
Она вынула из буфета две стопочки и разлила водку:
– Закусывать особо нечем, я не была в магазине. Вот дети из школы вернутся, тогда что-нибудь принесут. Я, дура, так радовалась, когда мы всю эту квартиру заняли! Представьте, какая роскошь – четыре комнаты, кухня пятнадцать метров, кладовка! Ну, а что теперь? И месяца не проходит, чтобы не было какой-то аварии. То в подъезде батарею рванет, то у нас труба потечет, то проводка начнет искрить… Безобразие. Лучше в новом доме жить, но поймите, такие хоромы бросать жалко…
Саша, выросшая в двухкомнатной хрущобе, ее прекрасно понимала. Выпив, Люся раскраснелась и стала еще разговорчивей:
– Значит, будете писать об Иване. Здорово! Вы, главное, не пишите, что он был пьяница. И так о нем никто хорошего не скажет. Да разве в том беда, что он выпивал?
– А в чем? – Саша для вида вынула блокнот и ручку. – Скажите, а вы не замечали в нем никакого… надлома, что ли?
– Армия его сломала, – подтвердила Люся. – Он вернулся совсем другим. В первые дни я ничего не замечала. Ну, я тогда была занята собой, у меня как раз роман раскручивался… Мне казалось, он был такой, как всегда. Зато потом…
Женщина задумалась и сказала, что особенно ей запомнился один вечер. Это было вскоре после того, как Иван вернулся из армии. Квартира была еще коммунальной, и телефон висел в коридоре, на стене возле ванной комнаты. Он был приколочен намертво, а под ним стоял табурет. И эта система была очень неудобна – разговоры слышала вся квартира. Так что обычно уходили с телефонной трубкой в ванную и прикрывали за собой дверь. Закрыть ее плотнее не позволял провод, так что обрывки разговоров все равно было слышно.
– Я как раз хотела попасть в ванную, у меня свидание намечалось, нужно было голову помыть, – вспоминала Люся. – А Иван засел там с телефонной трубкой и говорит, говорит… Ну, я сперва посидела у себя в комнате, потом стала по коридору ходить. Наконец не выдержала, стукнула в дверь, приоткрыла ее и говорю: «Ваня, пусти меня, мне ванна нужна». Я, конечно, шепотом сказала, чтобы меня в трубке не услышали. Но, знаете… Он тоже меня не услышал. Сидит на скамеечке, трубку перед собой держит и не говорит, а просто молчит. И в трубке молчат, гудков нет. А Иван весь в слезах.
Люсе тогда было шестнадцать лет. Иван, вернувшийся из армии, представлялся ей таким взрослым и солидным, что она глазам своим не поверила. Как он мог плакать! Девочка выскочила в коридор и решила, что ей это привиделось. Но потом она услышала, как в раковине зашумела вода, и наконец парень вышел – весь красный, с припухшими глазами. Он как будто только сейчас ее увидел.
– Он мне сказал: «Как ты выросла, Люська!» – У женщины слегка сел голос, и вряд ли это было от простуды. – Так странно это сказал… Будто не знал, что я еще расту. А я ему ответила: чего же ты хотел, два года прошло! Он кивнул и ушел к себе. А через час, когда я уже собралась и вышла во двор, увидела его. Он сидел с алкашами на лавочке, курил, и глаза у него были мутные.
Женщина, не спрашивая разрешения, налила Саше еще стопку водки, а затем и себе. Она выпила, уже не вспоминая ни о какой профилактике от простуды, и сбросила с плеч платок. Девушка к водке не притронулась. Она помнила, как у нее болела голова с похмелья, и предпочитала простудиться.
– И что было потом? – спросила она, увидев, что Люся погрузилась в воспоминания.
– Потом? – встрепенулась та. – Потом он женился и уехал жить в другой район. Сюда приходил редко. И честно говоря, лучше бы вообще не приходил. Нет чтобы помочь родителям, наоборот! Еще и деньги у них занимал!
Она рассказала, что комнату, освободившуюся после Ивана, его родители умудрились сохранить за собой и сдавали ее. Эти деньги были для них большим подспорьем. Во всяком случае, они могли чем-то помочь сыну. А помощь ему требовалась постоянно.
– Вечно придет, попросит денег будто бы на краски и тут же все пропьет, – вздохнула Люся. – Я им уже говорила: «Тетя Наташа, дядя Андрей, хватит, вы же сами его спаиваете!» Ну, родители есть родители, им не втолкуешь. А потом Иван вообще перестал приходить. Только звонил иногда. Так что я больше ничего и не знаю.
– И его жены вы никогда не видели? – уточнила Саша.
– Никогда.
– А почему же говорите, что она «бог знает кто»?
– Да потому, что эта цаца даже не соизволила познакомиться с его родителями! – зло сказала Люся. – Вы можете такое представить! Ну, ладно бы, молодые жили в Сочи, а родители в Норильске! И то люди как-то знакомятся! А тут – один город, на метро бы денег хватило! И она ни разу, ни разу, понимаете, сюда не пришла! Она же в глаза этим старикам плюнула!
И Люся немедленно налила себе еще стопочку и выпила. Она ни разу не закусила, но следов опьянения не было заметно. Разве что разгорающийся на щеках румянец да излишняя быстрота речи. Саша попыталась ей возразить:
– А у меня другие сведения. Родственница Кати мне сказала, что это сам Иван не хотел знакомить жену со своими родителями.
– Соврала эта родственница, – резко бросила Люся. – Иван никогда бы так себя не повел! Надо было знать этого парня! Валите с больной головы на здоровую!
Тут она спохватилась и уже мягче сказала:
– Извините, мы с вами слишком многое разворошили, я что-то разгорячилась… Ведь его родители мне были как родственники. Я в раннем детстве вообще думала, что соседи – тоже члены нашей семьи. Потом только мне объяснили, что они нам не родные. Представляете теперь, какие тут были отношения? В коммуналках это редкость, но бывало и такое.
– А почему они уехали отсюда? – поинтересовалась Саша.
– Потому что нам с мужем повезло, – охотно пояснила женщина.
Она рассказала, что, после того как вышла замуж, осталась жить в этой квартире. В их семье было теперь пять человек – бабушка, отец, мать, сама Люся и ее муж. Через год прибавился шестой член семьи. Через два года – еще один ребенок.
– В одной комнате жили старики, в другой – мы с мужем и детьми, – с каким-то веселым ужасом рассказывала она. – Что тут было! Содом и Гоморра! Я как-то заболела пневмонией, так мне из больницы не хотелось уходить! По сравнению с домом там было так тихо, так чисто!
Семья стояла в очереди на расширение жилплощади, но дело никак не двигалось. Надо было сунуть взятку, а лишних денег не водилось. И тут умерла бабушка Люсиного мужа и завещала внуку однокомнатную квартиру.
– Мы предложили тете Наташе и дяде Андрею разменяться. Зачем им две комнаты, они все равно жили в одной. И они согласились. Уехали в ту квартиру и сейчас там живут.
Люся охотно дала гостье адрес стариков Корзухиных. И попросила передать им привет:
– Проклятье какое-то! Так замоталась, что нет времени к ним в гости заехать. Бабушка моя сейчас совсем не встает, она в соседней комнате лежит. Родители еще работают. Да еще эта шавка, ее ведь тоже не бросишь, бабушка сама ее даже из квартиры выпустить не сможет. Ну, куда я из дома выйду?
Напоследок Саша попросила показать картины, которые, по словам Люси, ей дарил Корзухин. Она с замиранием сердца ждала, что увидит желанный пейзаж. Ведь картины явно были написаны до армии… Люся провела ее в другую комнату и показала небольшой картон, заключенный в рамочку. На рисунке был изображен букет полевых цветов в глиняном кувшине.
– Я их нарвала на даче, а Иван нарисовал, – пояснила Люся.
– На какой даче? – стремительно повернулась к ней Саша.
– Я уже не помню, – задумалась женщина. – Ездили куда-то в гости… Я с подружками, Иван с друзьями. Куда же это мы такой компанией отправились?
Женщине удалось вспомнить одно – у кого-то из девчонок был день рождения. Она хотела пригласить очень много народу, и родители предложили отметить праздник на своей даче. Молодежь охотно согласилась. Но где находилась та дача, как они туда добирались – этого Люся вспомнить не могла.
– Мне было лет тринадцать-четырнадцать, – извиняющимся тоном произнесла она. – Столько впечатлений… О дороге я как-то и не думала, за меня думали старшие. Но если вам так нужно, я могу у подружек узнать. Может, кто-то помнит?
Саша попросила обязательно это сделать. Попутно она выяснила, что у родителей Ивана дачи никогда не было. Девушка оставила Люсе свой телефон и попросила позвонить, как только та вспомнит что-то, относящееся к тому давнему празднику. Она поблагодарила женщину и попрощалась с нею.
Когда девушка вышла на улицу, было уже темно. Она вымоталась, замерзла и очень хотела есть. Возле метро Саша купила себе булочку с сосиской и проглотила ее тут же, стоя под навесом палатки, который совсем не спасал от пронизывающего ветра. «Куда теперь? – Саша достала носовой платок и вытерла пальцы. Ей очень мешал рулон с картиной, который то и дело приходилось перекладывать из руки в руку. – Ехать к его родителям? Если кто-то и знает, где он сейчас находится, то только они… Но почему же Катя не обратилась к ним? Даже если они не были знакомы? Ведь ее муж пропал! А она даже не пыталась его найти, не заявила в милицию. А если он в самом деле погиб? Если потерял документы, если труп не опознали? Неужели ей не приходило в голову хотя бы то, что ему нужна помощь? Меня, постороннего человека, это волнует, а ее – не волновало?»
Девушка отыскала таксофон и попробовала дозвониться до родителей Ивана. Телефон ей дала Люся. Номер был занят. Саша побродила по подземному переходу, рассмотрела все киоски, опять позвонила. Тот же эффект. Наконец девушка решилась ехать без предупреждения. Она больше не могла ждать.
Дорогу Саша знала только приблизительно. Выйдя из отдаленной станции метро, она долго блуждала, умудрилась сесть не на тот автобус, потом полчаса дожидалась другого, чтобы вернуться на исходную позицию и начать все сначала… Нужный дом нашла только спустя два часа. В транспорте ее изрядно помяли, девушка замерзла и уже ничего не соображала. Она, как автомат, шла к намеченной цели и даже думать боялась о том, что родителей Корзухина не будет дома или они давно переехали.
Но они были дома. Саша позвонила в дверь, а когда мужской голос спросил, кто там, измученно повторила свою версию о журналистке, разыскивающей художника. Ей открыли не сразу. За дверью несколько минут перешептывались, и наконец женский голос испуганно спросил, кто именно ее сюда направил. Саша назвала имя Люси, и дверь тут же распахнулась:
– Так вы сейчас были в Подколокольном? – взволнованно спросила пожилая женщина в теплом спортивном костюме. – Проходите, пожалуйста. Как вас зовут? Меня – Наталья Семеновна.
Хозяева сразу увидели – девушка замерзла настолько, что ей трудно говорить. Сашу пригласили в единственную комнату, усадили за стол и через пять минут вручили большую чашку горячего чая. Девушка сделала два глотка и поняла, что засыпает. У нее не было сил начинать уже привычное вранье, и она спросила прямо, как можно найти самого Ивана?
– Если бы мы знали! – всплеснула руками женщина. – Он в очередном путешествии.
– Но его нет уже полгода. Не слишком ли долго длится путешествие? – Саша сделала еще один глоток и с трудом разлепила слипающиеся глаза. – Вы не пытались его искать?
– Пытались, – вступил мужчина, который представился как Андрей Викторович. – Подали заявление в милицию и даже по телевизору его фотографию показывали. Чего нам это стоило! Оказывается, столько людей пропадает. Чтобы показать их фотографии, стоит огромная очередь…
– Но никто нам не звонил, – упавшим голосом сообщила женщина. – Я так надеялась на телевидение…
– А в милиции сказали – если бы это был ребенок! А то – взрослый мужчина, да еще часто куда-то уезжал. Сказали – мы ищем, а вы ждите. Может, сам вернется. Мы и ждем.
Саша поставила на стол пустую чашку:
– Я так надеялась, что вам что-то известно. Но вы хотя бы знаете, что две недели назад погибли его жена и сын?
Женщина взглянула на нее так, словно Саша дурно пошутила:
– Что вы говорите?
– Они погибли, я сегодня была у них на квартире. Там сейчас находится тетка Кати, вашей снохи. Она даже не знала, есть ли у Ивана какая-то родня. Я не верила, что вы до сих пор не были знакомы. Но Люся сказала, что так и есть.
– Так они погибли?! Правда?! – перебила ее женщина и присела на скрипнувший диван. – О, боже… Как это случилось?
Саша рассказала то, что узнала от Катиной тетки, но призналась, что подробностей не знает.
– Их отравили?! – прошептала женщина. – Пытались поджечь квартиру? Господи, да что там было воровать?! У них же ничего не было, Иван не зарабатывал…
– Наташа, выпей свое лекарство, – настойчиво сказал муж, подсовывая ей налитый до половины стакан. Наталья Семеновна, давясь, выпила лекарство, и по комнате сразу разошелся острый запах камфары. Женщина и в самом деле сильно побледнела и машинально поглаживала левый бок. Саша видела, что эти люди ничего не знали ни о снохе, ни о внуке. Такое казалось ей почти невероятным, но приходилось в это поверить.
– Нас так и не познакомили, – прошептала Наталья Семеновна, возвращая мужу стакан. – Я видела Артема только на фотографии, Иван как-то принес показать… Когда были похороны? Где их похоронили?
И вдруг, повысив голос, с визгливой ноткой произнесла, обращаясь к мужу:
– Это все ты, ты! Говорил – успеем, познакомимся, пусть они сделают первый шаг! Вот, прошу теперь на кладбище знакомиться! Ну, ладно, пусть она была не подарок… Но чем был мальчик виноват?!
Мужчина отмолчался. Он вышел на кухню и загремел посудой. Наталья Семеновна закрыла глаза ладонью. Дышала она тяжело, и Саша видела, что женщина с трудом удерживается от слез. Если бы не посторонняя в доме – она бы уже расплакалась. Но Саша не могла так просто встать и уйти. Слишком долго она добиралась до этих людей.
– Простите за навязчивость, – тихо сказала она, дождавшись, когда женщина на нее посмотрит. – Но меня очень интересует прошлое вашего сына. Особенно – до армии.
– До армии! – горестно повторила та. – До армии мы были счастливы. Что я еще могу сказать?
Она поколебалась и наконец сняла с полки альбом с фотографиями. Подозвала Сашу и усадила ее рядом с собой на дивавн:
– Вот, смотрите. Ване шестнадцать… Это их всем классом водили в фотоателье. Глаза у него на самом деле синие, ярко-синие. Но тут получились карие. У него на всех цветных снимках так. А тут ему уже семнадцать, он с друзьями в походе. А это – перед самой армией, летом…
Саша впервые увидела Корзухина. И у нее опять сжалось сердце, так же, как и перед портретами Артема. Мальчик с фотографии смотрел на нее такими же наивными, доверчивыми, светлыми глазами, как и Артем. Худенький, скуластый, растрепанный и очень симпатичный. Саша рассматривала снимки и ловила себя на мысли, что не представляет этого мальчика взрослым, пьющим, несчастным. Примерно такое же чувство она испытала, когда впервые узнала о том, что ее любимый солдат из фильма «Старая, старая сказка» – Олег Даль – в обыденной жизни горький алкоголик. Она никак не могла в это поверить.
– Может, если бы не эта Катя, у него вся жизнь сложилась бы по-другому, – будто про себя сказала женщина.
– Почему вы так думаете?
– Потому что он ее не любил. Женился назло, только чтобы отомстить. А может, хотел как-то заглушить боль, не знаю.
Саша вопросительно взглянула на женщину, и та пояснила:
– История-то простая. До армии у Вани была девушка, и он ее просто боготворил. – Наталья Семеновна вздохнула. – А потом… Два года разлуки… Когда он ушел в армию, ей было всего шестнадцать. Для него это была первая любовь, а для нее, я думаю, – просто игра в любовь. Она очень удивилась, когда Иван вернулся домой и захотел с ней встретиться… Сказала, что не ждала его и нарочно ему туда не писала, чтобы он ни на что не надеялся. Представьте, какой это был удар! Сильный мужчина перетерпел бы такое, сжав зубы. Может, перестал бы верить женщинам на слово, уважать женское постоянство… Но Иван-то был еще не мужчина, а уж насчет силы…
Женщина криво прикусила губу и замолчала. Саша ждала, затаив дыхание, но Наталья Семеновна вдруг захлопнула альбом:
– А потом он запил, как-то мимоходом женился, ну, а дальше жизни уже не было. Не хочу вам показывать его недавние фотографии. Вы его просто не узнаете.
– Вы знали его первую девушку?
Женщина покачала головой:
– Нет.
– Как?! Получается, что он вас вообще ни с кем не знакомил?
– Получается так, – согласилась она. – Может, это звучит дико, но я его даже понимаю. В нем была какая-то невероятная застенчивость… Даже робость, я бы сказала. Он так охранял свои чувства, так их скрывал, что даже нам боялся представить эту свою любовь… Ну, а что касалось Кати… О покойниках плохо не говорят, но я только повторю его собственные слова. Иван нам так и сказал: «Она не стоит того, чтобы ее вам представлять».
– И целых двадцать лет вам было достаточно этих слов?! – не поверила Саша. – Даже после того, как родился ваш единственный внук?!
Женщина промолчала. Что она думала об этом – трудно было понять. Саша уловила одно – ей очень неприятно касаться этой темы.
– Что ж, – девушка подумала секунду и достала сверток с картиной. – У меня есть еще один вопрос. Взгляните – может, узнаете девушку или местность?
Женщина с любопытством рассмотрела холст и сразу определила, что это работа ее сына:
– Да, он так рисовал до армии. Я вижу, тут и дата есть? Наверное, это та самая его возлюбленная. Что ж, она его стоила… Красавицей ее не назовешь, но есть что-то поважнее красоты. И какая молоденькая! Совсем ребенок!
– Вы даже имени ее не знаете?
– Как же, знаю… Постойте, как же ее звали, ведь я слышала неоднократно, когда он ей звонил… – Наталья Семеновна задумалась и потом нерешительно сообщила, что девушку звали как-то на «Л». – Лиза, Лена, Лариса… Что-то в этом роде. Сами понимаете, это было двадцать два года назад… Целая жизнь прошла.
Саша задала вопрос, на какой даче мог быть написан этот портрет. Определенного ответа девушка не ждала, но тут ей неожиданно повезло. Наталья Семеновна сказала, что последнее лето перед призывом сын проводил в городе, но часто ездил на дачу к этой самой девочке, в которую был влюблен. Адреса она не знает, но поезд туда уходил с Ярославского вокзала.
– Это какое-то захолустье, собственно, и не дача, а деревенский дом, – пояснила она. – Насколько я поняла, там не было ни сада, ни даже огорода. Так, росло что придется.
– Ваш сын привозил оттуда какие-нибудь этюды? – поинтересовалась Саша, сворачивая портрет и упаковывая сверток в газету.
– Может, и привозил, но только у нас совсем нет его старых картин. Когда Иван женился, он все увез на новую квартиру. Если сам не уничтожил, то все этюды там. Продать-то он почти ничего не мог.
Саша поняла, что больше ничего узнать не удастся. Она взглянула на часы и со вздохом поднялась:
– Что ж, мне пора. Спасибо за рассказ…
– Вы рассчитывали узнать больше, верно? – спросила женщина, провожая гостью до порога. – Но знаете, Саша, мы с мужем и сами бы рады знать о своем сыне побольше… А он скрывал от нас все. Буквально все. Наверное, не хотел расстраивать?
Саша сказала, что, конечно, так оно и было, и попрощалась. Андрей Викторович так и не вышел из кухни. Дверь была прикрыта, и оттуда доносилось громкое бормотание радио.
Она с удовольствием взяла бы такси, но чтобы это сделать, надо было где-то продать доллары. В этом окраинном районе обменных пунктов было мало, и Саша не наткнулась ни на один, который работал бы в такое время. Пришлось трястись в ледяном автобусе, потом ехать в метро. Домой она добралась к десяти часам вечера. Ее терзали голод и мысли о муже. Саше очень хотелось, чтобы его не было дома, и в то же время она очень желала узнать – уплатил он алименты или ее родителям придется расстаться с описанным имуществом.
– Уплатил! – вместо «привета» сказал ей Федор, подсовывая под нос квитанцию из нарсуда.
Саша внимательно прочитала ее и вернула обратно. У нее не было настроения ни хвалить мужа, ни поздравлять его. Денег ей было уже не жаль – покой, во всяком случае, дороже. Она только и сказала:
– Надо сообщить родителям.
– Уже.
– Ты им звонил?
– Нет, это они мне звонили на работу, поливали грязью. А когда я сказал, что ты дала мне денег на алименты – они не поверили.
Саша хотела что-то ответить, но Федор, не дожидаясь ее слов, развернулся и исчез на кухне. Оттуда донеслось только какое-то бормотание.
– Что? – переспросила девушка, заглядывая к нему.
– Еще тебе звонила какая-то дама, – бросил муж, не оборачиваясь. Он сидел за столом, уткнувшись в старый хозяйский приемник, и безуспешно пытался настроить его хоть на какую-то станцию.
– Дама? – Саша произнесла это таким убитым тоном, что он не выдержал и взглянул на нее:
– Ну да. А что?
Саша была уверена, что звонила заказчица, хотела узнать, как продвигается работа. Если бы заказчица наткнулась на нее, Саша, может быть, не выдержала бы и выложила ей всю правду. Сегодняшний день вымотал ее. Она побывала в стольких местах, нашла всех родственников художника… А результат был почти нулевой. Единственным достижением можно было считать покупку картины. Да и то от этого легче не стало. Надо было найти ту девушку, на даче у которой торчал восемнадцатилетний Иван. А как ее найдешь, если даже имени ее никто толком не помнит?!
– Чего хотела эта дама? – обреченно спросила Саша.
– Хотела, чтобы я позвал тебя, – хмыкнул Федор. – Да что ты так на меня смотришь? Больше она ничего не сказала. Да! – вдруг припомнил он. – Она ведь представилась! Какое-то имя… Нерусское.
– Нерусское? – удивилась Саша.
– Сейчас, сейчас… – Федор поморщился и вдруг выдал: – Альбина!
Саша не успела ничего сказать. Зазвонил телефон, и Федор первым снял трубку. Послушав, он подозвал Сашу:
– Это опять она. Новая подружка завелась?
Услышав Сашин голос, Альбина взволнованно воскликнула:
– Наконец-то! Где вы ходите, тут такое случилось!
– А в чем дело? – удивилась Саша. – И как вы нашли мой телефон?
Альбина коротко пояснила, что связалась ради этого с Ириной Житной.
– Я вам звоню из той самой квартиры, где мы сегодня были, – огорошила она Сашу. – Хорошо бы вам сюда подъехать.
– О, боже, я так устала, только что порог переступила, – измученно сказала Саша. – Да что у вас там случилось? Почему вы там?
Альбина сказала что-то в сторону – видимо, кроме нее в квартире был кто-то еще. Саше послышался мужской голос, но она решила, что ей показалось. Но в следующий миг она уже забыла и о голоде, и об усталости. Альбина сообщила ей, что ближе к вечеру, часам к шести, она, сидя в своем магазинчике, приняла решение опять навестить Катину тетку и купить у нее что-нибудь еще. Видимо, за день она успела произвести кое-какие коммерческие рассчеты и убедилась, что в сложившейся ситуации картины Корзухина можно выгодно продать. А уж купить их сейчас можно буквально за копейки.
– Я поехала сюда и увидела, что дверь открыта. Постучалась, вошла… А тетка лежала в комнате. Мертвая, вся в крови.
– Умерла? – ахнула Саша.
– Убита!
После короткого молчания Альбина повторила свою просьбу – чтобы Саша приехала и дала свидетельские показания.
– Тут милиция, – жалобно сказала Альбина. – Они еще не скоро уйдут. Саша, вы меня поймите! Я оказалась в пустой квартире с трупом, вызвала милицию, должна была как-то объяснить свое присутствие. Подтвердите хотя бы, что утром мы были здесь вместе! Подтвердите, что я покупала картины и хотела купить еще!
На заднем плане опять раздался мужской голос. Альбина заговорила тише:
– Ведь я ушла отсюда первая, а вы еще оставались с ней наедине. Я так и сказала, они уже знают. Вы тоже свидетель, не одна я! Господи, и чего ради меня сюда принесло! Приедете?
– Приеду, – еле выдавила Саша и положила трубку. Федор пытался помешать ей уйти, во всяком случае, он хотел знать, куда это она собралась на ночь глядя.
– Если хочешь, поехали вместе, – бросила Саша.
И он неожиданно согласился.
– Нет, это не она! – заявила женщина, одетая очень странно – тапки на босу ногу, платок, прикрывающий огромные красные бигуди и наглухо застегнутая длинная дубленка. Эта дама была первой, кто обратил внимание на Сашу, когда она в сопровождении Федора вошла в квартиру.
Здесь было полно народу. Милиционеры в форме, человек в грязном белом халате, какой-то мужчина в штатском… Саша озиралась, не зная, к кому обратиться. Дверь была не заперта, да и запирать ее было не на что – замок окончательно сломали.
– Это не та! – Дама в дубленке упорно обращалась к мужчине в штатском. Тот наконец взглянул на Сашу и спросил, что ей здесь нужно. Девушка объяснила, почему она явилась, и ей предложили присесть где-нибудь и подождать.
Саша так и сделала. Альбины она не видела, но из соседней комнаты доносился ее голос. Судя по тембру, кто-то умудрился довести до слез несгибаемую торговку картинами. Саша чуть не порадовалась этому, но тут же осеклась: «Может, скоро и мне придется плакать. Но где же тело? И как это случилось?» На Федора, видимо, подействовала обстановка. Он сразу притих, бросал по сторонам косые взгляды и, судя по всему, жалел, что решил сопровождать жену.
Саша тем временем прислушивалась к тому, что говорила дама в дубленке и бигуди. Она поняла, что это была соседка по этажу, и давать показания она вызвалась совершенно добровольно. Показания снимали в другой комнате, а Саша с мужем устроились в коридоре, на допотопной деревянной скамеечке. Но дверь была открыта, и девушка не только все слышала, но даже кое-что видела. И очень жалела, что сразу не познакомилась с этой дамой. Соседка знала на удивление много и рассказывала очень интересные вещи.
– Это не та, – говорила дама, указывая на Сашу. – Ту бы я сразу узнала. Она явилась как раз перед тем, как убили Катю и Артема, буквально накануне. Я все видела, потому что пошла выносить мусор. Видела, как та женщина позвонила им в дверь, как открыл Артем и впустил ее.
«Странно, – подумала Саша, внимательно прислушиваясь к ее словам. – Почему ее спрашивают о Кате с Артемом? Ведь убили Нину Дмитриевну?» Но все выяснилось уже при следующих словах свидетельницы:
– И та женщина тоже хотела покупать картины, а на другой день оба убиты. И тут явились эти покупательницы – и в тот же вечер Нину убили. Но это не те. Обе даже не похожи на ту, которая первый раз приходила, та была куда интересней.
Мужчина, разговаривающий с ней, обернулся к Саше – женщина в очередной раз ткнула в ее сторону пальцем. Тут он догадался встать и плотно закрыть дверь. Продолжения разговора Саша уже не слышала. Она томилась в ожидании, приглядывалась, прислушивалась и никак не могла понять, что же именно здесь случилось. В комнате, где хранились картины, щелкал фотоаппарат, мертвенно сверкала вспышка. «Наверное, тело все-таки там, – подумала Саша. – За что ее было убивать? Неужели кто-то позарился на деньги, которые она выручила за картины?»
Наконец ее пригласили в комнату, где всхлипывала Альбина. Девушка крепко пожала локоть мужа и шепнула, чтобы он остался в коридоре. Увидев Сашу, хозяйка магазина сипло сказала:
– Вот она может подтвердить, что я ушла первая!
– Да, так и было, – растерянно подтвердила Саша. – Но я до сих пор не знаю, что случилось…
Альбине разрешили уйти в коридор, но попросили пока из квартиры не выходить. Теперь ее всхлипывания глухо доносились из-за прикрытой двери. Она не останавливалась ни на минуту. В другое время Саша ни за что бы не поверила, что эту даму можно довести до такого состояния.
– Паспорт у вас при себе? Можно взглянуть? – довольно вежливо обратился к ней мужчина в штатском. Саша протянула ему документы и через минуту получила их обратно.
– Ну, что ж, Александра Юрьевна, расскажите про ваши сегодняшние приключения, – неожиданно весело продолжал мужчина, в свою очередь представившись девушке.
Саша, нервно запинаясь, рассказала, что интересовалась творчеством Ивана Корзухина, узнала, что его картины находятся у жены, позвонила, наткнулась на тетку, от нее узнала про гибель Кати и Артема… Потом приехала, поговорила с женщиной и купила одну картину. Закончив рассказ, она развела руками:
– Я даже не знаю, что еще сказать. Как же все это случилось?
– Ударили женщину по голове, потом добили, приложив об батарею, и обокрали квартиру, – кратко сообщил следователь.
– Да что тут было красть?!
– Как же? А картины?
Саша даже привстала со своего стула:
– Украли картины?! Все?!
– Все, до последней бумажки, – подтвердил тот. – Так что я и сам ни одной не увидел. А вы что – тоже торгуете картинами?
– Нет, я для себя покупала, – Саша сообразила, что ее приравняли к Альбине, и даже обиделась.
– Но разбираетесь в искусстве?
– Ну, я закончила Академию художеств в Питере.
Следователь уважительно качнул головой (или изобразил уважение):
– Тогда конечно. И что же, этот Корзухин и впрямь был таким ценным приобретением? Что это вокруг него столько шума? Третьяковку давно не обкрадывали, а вот Корзухина обокрали.
– Я ничего не понимаю! – призналась Саша. – Я думала, что никто им вообще не интересуется! Многие даже имени его не слыхали! А теперь вы говорите, что картины украли… Да тетка бы их недорого продала, даром бы отдала, если на то пошло! Неужели она из-за них с жизнью рассталась! А деньги?
– Деньги-то при ней, – машинально ответил следователь и вдруг спохватился: – Кстати, о деньгах. Я спрашивал вашу знакомую, сколько же она заплатила за купленные картины. Она назвала сумму в полторы тысячи рублей, за семь картин. Это правда?
Саша молча кивнула.
– Это что, был аванс? – настойчиво интересовался следователь.
– Это была вся сумма, – со сдержанной злостью ответила Саша. – Альбина просто решила ковать железо, пока горячо.
– А вы за свою картину сколько дали?
– Тысячу рублей. Больше не могла, я сама без работы. А по совести сказать, эта картина стоит куда больше. Во всяком случае, будет стоить больше.
Следователь кивнул:
– Ясно. Значит, картины все же имели какую-то ценность? А то удивительно, зачем же их крали, если им цена полторы тысячи рублей за семь штук. Это, если разделить, получается по двести рублей за штуку. Что-то недорого!
– Простите, вы ведь сказали, что вор денег у нее не взял? – решилась перебить его Саша. Эта деталь очень волновала ее. И следователь подтвердил, что деньги найдены в кармане кофты, в которую была одета Нина Дмитриевна.
– Это ужасно, – тихо сказала девушка. – Какое-то злосчастье вокруг этих картин! Когда их пытались продать – никто не брал. Семья художника умирала с голоду. А когда Катя с Артемом и вправду умерли, на картины набросились… Даже до убийства дошло!
– Набросились-то еще раньше, – сообщил ей следователь. И когда Саша непонимающе взглянула на него, пояснил, что накануне того дня, когда погибли жена и сын художника, к ним в гости явилась какая-то дама и просила продать одну из картин. Когда же Екатерина Корзухина ей отказала, дама выслала ее в другую комнату, попросила принести воды, сделав вид, что ей стало дурно. За те две минуты, пока хозяйка отсутствовала, визитерша успела украсть картину.
– Откуда же вы это знаете? – воскликнула Саша. – Ведь Катя умерла!
Оказалось, что в тот же вечер, когда ее обокрали, несчастная женщина пожаловалась на это соседке – той самой, которая только что дала показания. Соседка призналась, что в тот вечер не совсем поверила Кате. «Кому его картины нужны! – заявила она. – Катя и сама хотела бы их продать, да никто и даром не брал! Я тогда решила, что у Кати очередное обострение… У нее случалось. Она была не совсем в себе. Сойдешь с ума от такой нищеты!» Но когда Екатерина Корзухина вместе с сыном была отравлена, соседка призадумалась. Она еще долго колебалась – верить в рассказ об украденной картине или нет? Но сегодняшнее происшествие убедило ее в том, что Катя говорила правду.
– Но почему же Корзухина не хотела продать ей картину? – задумчиво произнесла Саша. – Ведь они в самом деле страшно нуждались…
– По словам соседки, Екатерина Корзухина объясняла это тем, что мужу был очень дорог этот пейзаж, – вежливо пояснил следователь.
– Пейзаж? – У Саши перехватило горло. – Какой пейзаж?..