– Мамань, есть чё на обед? – Васька отворил тяжёлую деревянную дверь в хату, снимая на ходу калоши.
– Чу, напужал, Васятка, – Агриппина Никаноровна уронила ухват.
– А Манька где? – рассмеялся Вася, усаживаясь за большой обеденный стол.
– В город укатила, – ответила женщина, ставя плошку с похлёбкой перед зятем.
– То-то домой вернулся, а жёнки и след простыл, – с набитым ртом пробубнил парень.
Василий Кремнёв, по кличке «Куцый», двадцать лет отроду, здешний бедокур, как кличут его местные жители села Клинки́. Женился очень рано, как только вернулся из армии.
Обольстительница Мария Харитонова быстро взяла молодчика в оборот. Молодой несмышлёныш сдался без боя перед красавицей, которая была старше его аж на тринадцать лет. Свадьбу сыграли в доме Харитоновых, так как отец Васятки был категорически против такой жены.
– Сбрендил? – Илларион Игоревич вскипел от ярости, – какой жениться? Сопля ты ещё! Да и бабу выбрал… Женилка не выросла!
– Бать, я люблю её. Ну шо ты, ей-богу… – Вася опустился на табурет, – брюхатая она…
Чтобы женить на себе симпатягу Василия, Мария выдумала байку о беременности. После свадьбы разыграла потерю ребёнка, которого и в помине не было. Горькими слезами убивалась молодая женщина, тем и взяла за душу парня. Жалел он её шибко.
– Манечка, не плачь, – ничего не подозревающий паренёк обнимал хитрую жену, – будут у нас ещё ребятишки.
Машка в своём селе славилась дурной репутацией.
– Слаба на передок, – как говорили местные бабы, осуждая молодуху.
Мужики бегали за девкой, как петухи за курицей. Замужние женщины обходили её стороной.
– Распутница, как её земля носит?
Агриппина Никаноровна не верила слухам, порочащим дочь. Для неё Манька сродни свету в оконце. Поздний и единственный ребёнок был для Агриппины всем. Мужа похоронила рано. Одна радость – дочь, которую берегла, как зеницу ока.
– Что ты, что ты? – бежала Груня к маленькой Маше, плескающейся в корыте с водой, – Простудиси!
Женщина вытаскивала дочь из холодной воды и волокла в хату, отпаивать горячим чаем с малиновошным вареньем.
Выросла Мария гордой и ленивой. Любимое занятие – прихорашиваться перед зеркалом: наводила разные причёски и просто обожала красить губы в красный цвет.
– Мааам, принеси свёклы! Краска на губищах стёрлась.
Как ещё ума хватило закончить техникум? Работала Манька бухгалтершей в сельском совете. И тут без погрешностей не обходилось: то накладные потеряет, то ведомости вовремя не подаст.
– Харитонова! – старался повысить голос председатель, но ничего не выходило, – Мань, раскудыкину твою гору, где отчёты по посевной?
– Не успела, Илья Яковлевич, – женщина кокетливо прошлась по кабинету, виляя бёдрами.
Председатель махнул рукой и ушёл прочь.
Вести домашнее хозяйство Машка не умела. Мать ни чему не научила – всё боялась, что доченька натрудит рученьки.
– Не успела я обед сварганить, – оправдывалась жёнушка перед глупым Васькой, – мамашка чуть попозжей принесёт.
Агриппина же считала, что Машенька шибко устаёт на работе, поэтому каждый день готовила обеды и ужины для молодой семьи.
– А шо там, в городе-то? – откусывая краюху хлеба, задал вопрос Василий, – шо-то зачастила по городам шляться…
– А мне почём знать? – Никаноровна принесла крынку с молоком, – я в работе с доку́ментами не разумею…
Пообедав, парень поблагодарил тёщу и вышел из хаты.
Только завёл трактор, к нему подошла Люська.
– Ва-а-ась, докинешь до фермы? – девушка сняла косынку и повязала на своих плечах.
– Прыгай, – скомандовал Вася.
Людмила – соседка Кремнёвых, семнадцатилетняя пышногрудая блондинка. Заканчивала десятый класс, иногда подменяла мать на ферме.
– Ва-а-ась, ты во сколько возвращаешься с поля? – Люська закусила губу и пристально посмотрела на водителя.
– Часов в девять, а шо? – парень улыбнулся и подмигнул барышне.
– Забери меня, а то темно. Страшно, – девушка ухватилась за Василия, когда трактор подпрыгнул на кочке.
– Договорились, – Васька продолжал следить за дорогой.
Отпахав смену, Васька вылез из кабины и облокотился на заднее колесо трактора.
– Красота! – восторгался парень местной природой, осматривая поля, – вот, где настоящая жизнь. А в городе шо? Людей полно, суета, все бегут куда-то…
Вася вдохнул свежий прохладный воздух полной грудью и залез обратно в кабину.
– Тьфу, чёрт! – ругнулся парень, нажав на выключатель массы, – про Люську забыл!
Доехав до фермы, парень заметил девушку, медленно шагающую по дороге.
– Извини, Люсь, дел по горло, – Вася открыл дверь, – залазь.
Люся улыбнулась в ответ, наступив левой ногой на подножку.
– Ждала-то всего пять минут, – девчонка удобно уселась на пассажирское сиденье и расправила платье на коленях. – Как думаешь, я красивая?
– А то, – подбадривал парень соседку, – все парни твои будут.
– А мне не нужны все, – Люся опустила глаза и уставилась на свои калоши.
– Ну да, – усмехнулся Кремнёв, выруливая на улицу, где стояла его хата.
– Ты не понял, – раскраснелась девчушка, поглядывая искоса.
Василий не услышал шёпота, остановился у дома, где жила Люська.
– Вылазь! Приехали!
Девушка вылезла из кабины и побрела к дому, опустив голову.
– Вот оно как! – рассмеялась Манька, увидев, что муж подвёз другую, – Жена за порог, а муж – на свиданки?
– Не городи, – Василий заглушил двигатель и направился к калитке. – В городе намазано что ль? Каждую неделю катаешься.
– Если хочешь, можешь ездить вместо меня, – Маня развернулась и лёгкой поступью двинулась к избе.
Василий догнал жену и, положил руку на плечи.
– Мань, у моего отца именины через неделю. Пойдём?
– Ополоумел? Он же меня на дух не переносит!
– Ну будет, Мань, отец всё-таки…
– Иди, но без меня.
Проснулся Василий от криков, исходящих из сеней.
Агриппина ругалась с дочерью:
– Манька, не вздумай! Ох, не слухала я сплетен! А, оказывается, люди правду говорят?
– Мамань, придумаешь тоже. Нашла, кого слушать. Деревенские бабы завидуют, вот и несут, что попало.
Василий заглянул в сени.
– Чего шумим, а драки нет?
– Людям делать нечего, вот и чешут языками, – Маша взяла сумочку и пошла на работу.
– Ой, мам, я не верю, и ты не верь, – Васька понял о чём речь, – моя Манька не такая.
Плотно позавтракав, Василий поехал в поле.
– Хороший мужик Васька, – рассуждала Груша, провожая взглядом зятя, – повезло Маняшке с мужем.
Вернувшись в дом, Никаноровна взялась за уборку.
Раньше времени с работы прибежала Маня.
– А ты чего так рано? – Агриппина Никаноровна меняла постельное бельё, – али случилось чего?
– Плохо мне что-то, – Маша взяла ковш и набрала воды из ведра, – желудок болит. А это всё твои блины с творогом с утра. Так и знала, что гастрит заработаю!
– Всю жизнь ела, а тут – гастрит, не смеши, – мать достала крынку с молоком и налила в чашку, – пей. Говорила тебе – бросай папироски. Нет, не послушала мать.
– Какие папироски? Ты что несёшь? – у Маши округлились глаза.
– А это что? – Никаноровна бросила на стол распечатанную пачку сигарет.
– Васька, видимо, забыл.
– Васятка не курит! – Агриппина смяла пачку и бросила в печь, – чтобы больше я в своём дому эту гадость не видела!
Женщина собрала бельё и понесла двор. Машка допила молоко и отправилась в сельский совет.
– Илья Яковлевич! – Маня подошла к машине председателя, – не подвезёте в город? Ну, очень надо.
– Сейчас? – председатель замешкался, – впрочем, могу. Садитесь.
Мария уселась на пассажирское место и поставила сумочку на свои колени.
Логвинов завёл УАЗ.
– Куда едем? – задал вопрос Илья.
– К врачу, – Манька нахмурилась.
– Что-то серьёзное? – председатель строго посмотрел на попутчицу.
– Надеюсь, нет.
Машина остановилась у областной клиники. Мария вышла и нехотя подошла к двери здания.
– Вам плохо? – Илья подхватил женщину под руку.
– Волнительно, – Мария открыла дверь и вошла.
Ожидая у окошка регистратуры своей очереди, Маня рассматривала картинки и внимательно читала к ним описание.
– Девушка, чем Вам помочь? – спросила сидевшая за окошком женщина в белом халате и очках.
– Мне нужно к гастроэнтерологу, – смущённо ответила Харитонова.
– Берите талончик. Вам на второй этаж.
Мария нашла нужный кабинет и села на стул, ожидая назначенного часа.
– У-у, женщина, – усмехнулся врач. – Вам не ко мне. Верный признак. Я сейчас поговорю с коллегой, она Вас примет.
Илья Яковлевич прошёлся вдоль улицы, покрутился вокруг машины, постучал по колёсам ногой, подумал о чём-то своём, сел в УАЗ и прикорнул.
В окно постучали. Председатель подпрыгнул от неожиданности.
– Который час? – пытался проснуться Илья.
– Час истины, – пробурчала Манька и села в машину. – Доигрались, Илья Яковлевич! Ой, как доигрались!
– Не понял… – Логвинов протирал глаза, – что случилось?
– Тяжёлая я, – Мария опустила голову и всхлипнула. – Илья, что делать будем?
– Не горячись, Маняша, может, это ребёнок от мужа?
– Ну да, конечно! Мне-то не знать! – Харитонова перешла на крик.
– Тише, тише. Надо подумать, – председатель завёл двигатель и тронулся с места.
Вернувшись в сельсовет, Маня не могла взяться за работу. Мысли о беременности не давали покоя.
Жуткая тошнота одолевала Машу. Нервные срывы из-за пустяков портили отношения с окружающими.
– Манька, ты что мне насчитала? – механизатор ворвался в кабинет, – столько я, по-твоему, заработал? Где остальные?
– Стучаться не учили? – огрызнулась Мария, – ошибки нет. Иди с богом, дядя Коля!
– Шальная! Ну, я на тебя управу найду! – выходя из кабинета, мужчина столкнулся с председателем, – Илья Яковлевич, это что же получается? Обсчитали?
– Я разберусь. Идите работать, – Логвинов закрыл дверь и подошёл к бухгалтеру. – Маша, возьми себя в руки. Приедет проверка – тебя уволят.
– Плевать мне на твою проверку! – женщина перешла на крик. – Сделал дело и в кусты? Решай, или ты со мной, или я всё расскажу твоей жене сама!
– Маня, не трогай жену. Ей нельзя волноваться, ты же знаешь, болезная она.
– Ты смотри, о жене задумался! А когда в койку ко мне прыгал, то и не вспоминал о благоверной!
– Тише ты. Я всё улажу. Успокойся.
– Долго ждать не могу! Скоро брюхо на нос полезет! А сроки с мужниными не сходятся!
– А ты делай, как умные бабы делают: не доходила до срока, вот и все дела.
– Интересно, и как же ты будешь жить после этого, зная, что по деревне бегает твоя родная кровь и называет чужого дядьку папкой?
– Мань, ты пойми, если всё прознается – моей репутации кранты. Меня в область прочат. Вот решится всё, тогда видно будет. А так, я буду тебе помогать материально, только чтобы никто не прознал.
– Ловко придумал. Хорошо, я подожду ещё маленько, а потом пеняй на себя.
Председатель вышел из сельского совета, сел на крыльцо и задумался.
Илья Яковлевич Логвинов – сорокапятилетний мужчина среднего роста. Приехал в совхоз Клинки́ десять лет назад в должности председателя. Заслужил уважение от местных жителей практически сразу, когда за короткий срок ему удалось добиться от областных властей разрешения на постройку птицефермы и клуба. Справедливый, со спокойным характером, он пришёлся по душе не только работникам, но и вертихвостке Машке Харитоновой. Логвинов долго выдерживал натиски от молодой женщины, но всё-таки сдался. Маньке удалось затащить видного мужика в свои сети.
– Пропадёт председатель, – сетовали местные бабки, – с такой шалавой связался. Жена у него золото, куды он смотрит…
Жена председателя Елена – миловидная женщина, маленькая, худенькая, с больным сердцем. В свои сорок два года она уже перенесла инсульт из-за долгих страданий после потери ребёнка, который не успел увидеть внешний мир. На пятом месяце беременности у Лены случился выкидыш. Долго горевала женщина после новостей от врача, что детей она больше не сможет иметь.
– Маманька, доставай огурцы, тошно мне, – заходя в хату, Маня позвала мать.
– Так вот они, – показала Агриппина на тазик только что собранных овощей.
– Солёные давай, что непонятного? – дерзила дочь, – солёненького хочу, сил нет.
– Неужто брюхатая? – удивилась Никаноровна, доставая из погреба трёхлитровую банку с огурцами.
– Угадала, – Харитонова взяла банку и поставила на стол. – Ваське сама скажу, а ты не лезь.
– Ой, батюшки, радость-то какая! – всплеснула руками Агриппина. – Дожила, наконец, до счастливого дня. Скоро по хате побегут маленькие ножки!
– Угу, – подумала Манька, откусывая огурец, – надеюсь, в другой хате…
Васька вернулся домой поздно вечером.
– А чего это Манька спит? – заглянул в комнату Кремнёв.
– Не здоровится ей нынче, – заулыбалась Агриппина, накрывая на стол ужин для зятя.
– Не сплю я, – послышался голос Марии, – прилегла вздремнуть, так не уснёшь с вашими разговорами. Мам, ты иди, я сама тут.
Маша присела рядом с мужем, подпёрла рукой подбородок.
– Ну чего, – Вася посмотрел на жену, – идёшь со мной завтра ко отцу на именины?
– Вот ещё, делать нечего, – женщина встряхнула кухонным полотенцем и положила себе на колени, – охота мне слушать его укоры.
– Мань, год уж прошёл, ты всё характер показываешь, – Васька откусил краюху чёрного хлеба и подул на ложку с горячит супом.
– А вообще… – Харитонова задумалась, – пойдём! У меня есть для него подарочек!
На утро субботы Васька проснулся в хорошем настроении, он надеялся, что отец всё же примет Маньку, как родную дочь, и перестанет высказывать недовольства.
– Бать! – Василий открыл дверь родительского дома, – мы пришли поздравить тебя с именинами!
В хате за столом сидели гости, выпивали и закусывали, вели душевные разговоры. Отец поднял голову и стиснул зубы.
– Ну что ж, проходите, коли пришли.
– Мы тебе подарочек принесли. Маняша сама выбирала, – Васька преподнёс отцу свёрток, перевязанный бечёвкой.
Илларион Игоревич развернул упаковку и достал рубаху.
– Оно и видно, что жена твоя покупку делала, молодёжная больно. Куды мне её носить? – мужчина бросил подарок на лавку. – В сарай таскать сойдёт!
Услышав такое, Маша еле сдержалась.
– Ну, чего стоите? Садитесь, – отец попросил гостей потесниться и поставить ещё два табурета, – угощайтесь, чем богаты, тем и рады.
– Совсем отца позабыл, стервец, – Илларион налил стакан и подал сыну, – забыл, что у тебя отец есть? Или жёнка гостить не дозволяет?
– Бать, ну ты что. Скажешь тоже. Посевная, знаешь же. Времени совсем нет.
– Ну-ну, так я тебе и поверил, малахольному.
– Илларион Игоревич, – в разговор вступила Маша, – у меня есть для Вас замечательная новость.
Илларион поставил стакан на стол, начал заполнять его наливкой и покосился на невестку, прищурив левый глаз.
– Ещё один подарочек?
– Лучше. Для Василия это также будет отличная новость, – Маня встала из-за стола и поправила платок на плечах, – Могу поздравить Вас, дорогой свёкор, скоро у Вас появится внук или внучка.
Илларион поперхнулся.
– Что? – привстал и упёрся руками на стол, – внук? А позвольте спросить, барышня, каких кровей этот внук? Кремнёвских ли?
– Отец! – Васька обозлился, – думай, что говоришь-то!
– А что тут думать? Всё село знает, как она с председателем в город раскатывала!
– Она по работе ездит! – Васька выпрямился и стукнул кулаком по столу.
– Стучать? В отцовском дому? – лицо Иллариона побагровело от злости, – Пошёл вон, щенок! И чтобы тебя и твою лахудру я в своём доме больше не видел!
Маша выбежала из хаты вся в слезах.
– Я же говорила! Я говорила, что меня ненавидит!
– Успокойся, успокойся, Манечка! – парень обнял жену, – пойдём домой. Ноги моей больше не будет в этом доме.
Через несколько месяцев Маша раздобрела. Уже ни для кого не осталось секретом, что женщина в положении.
– Чей, интересно, – судачили местные сплетницы, – она ж любительница до чужого.
Мария старалась не слушать бабских разговоров. Проходя мимо любопытных глаз, гордо поднимала голову и здоровалась сквозь зубы.
В сельском совете она даже не пыталась держать субординацию. Войдя в кабинет председателя без стука, Мария громко приветствовала Логвинова:
– Как дела, Ильюшенька? Я тебе здесь обед принесла.
– С ума сошла? – говорил председатель полушёпотом, – ты что делаешь?
– Скучаю я, Ильюша, и ты, как-то, отдаляться от меня начал. Не любишь больше?
– Сказал же, люблю. Маша, ты меня под монастырь подведёшь.
– А чего стесняться-то? Скоро мы вместе будем. Ты с женой поговорил?
– Не могу я, понимаешь? Я же объяснял – болеет она. Расстраиваться ей вредно.
– Ах, вредно? А мне, не вредно? Я, между прочим, ношу твоего ребёнка!
– Мань, ну это ещё доказать надо. Ты замужняя женщина. Сомневаюсь, что ребёнок от меня.
После этих слов Маша бросила пакет с обедом на пол и выбежала из сельского совета. Остановилась у калитки:
– Ну, мы ещё посмотрим, – и быстрым шагом направилась к дому председателя.
У дома на скамеечке сидела Елена и наслаждалась тёплым солнышком. В руках держала маленькую брошюрку. Елена много читала, в доме председателя имелась небольшая библиотека. Услышав скрип калитки, женщина обернулась.
– Доброго денёчка, Елена, – сдержанно поздоровалась Маня, заходя в калитку.
– Здравствуйте, – Лена улыбнулась.
– Как Ваше здоровье, как себя чувствуете?
– Слава богу, всё хорошо.
– Елена, у меня к Вам разговор, – Маша присела рядом, – как женщина женщине…
– Что-то случилось? Вам нужна помощь? – забеспокоилась жена председателя.
– Случилось, и давно… – Машка была в растерянности, ей трудно давался этот разговор, – Вы сколько лет женаты?
– Двадцать два года, а причём здесь это?
– Двадцать два года, – протянула Харитонова и продолжила, – а детишек так и не нажили.
– Не всем Бог даёт, – Елена почувствовала, как кровь приливает к лицу, жаром обдало всё тело.
– Верно, не всем. Вам с Ильёй Яковлевичем не дал, а вот нас осчастливил.
– Я очень рада за Вас и Вашего мужа, – Лена вспомнила, как потеряла ребёнка много лет назад, откинула руку на спинку скамьи, в груди зажгло.
– Нет, Вы меня не поняли, – Мария встала перед женщиной и сильнее выпятила живот. – Нас с Ильёй Яковлевичем бог благословил.
– Этого не может быть, – тихонько ответила женщина.
– Ну как же, он полноценный мужчина, всё может быть!
Елена привстала, медленно зашагала к крыльцу дома, держась за стену.
– Слышишь? Оставь его мне! Ты всё равно не сможешь родить, а я его люблю! – неожиданно для себя выпалила Маша.
Лена медленно поднялась по ступенькам и вошла в дом.
– Пусть знает правду, – прошептала Манька и гордо удалилась.
На следующий день в селе прошёл слух, что жена председателя при смерти.
Логвинов не находил себе места, ходил смурной по кабинету и постоянно курил.
– Ильюша, – в кабинет заглянула Мария, – очень жаль твою жену, беда-то какая.
– Я как чувствовал, приехал домой после обеда, а она лежит в сенях лицом вниз, – голос председателя задрожал, – вызвал медика, она скорую…
– Я понимаю, я тебя так понимаю, – ластилась к Илье Маня, – такое горе…
– Подожди хоронить! – вскрикнул мужчина, – она жива! Она выживет!
– Что ты, что ты, Ильюша, я и не думала…
– Уйди, Христа ради, уйди. Не до тебя мне.
– Милый мой, я же здесь, рядом. Что тебе ещё нужно? – Машка хватала Илью за шею и пыталась поцеловать.
– Нет, этого не может быть. Всё хорошо было. Врач предупреждал: любое волнение… Я же берёг её от всего… – председатель резко повернулся в Машке, – ты? Это ты ей всё рассказала? Она же у меня хрупкая и ранимая!
– Ильюша, да как бы я смогла? Ты что такое говоришь?
– Не понимаю, совсем ничего не понимаю…
– Любимый мой, время подумать о нас! О нашем ребёночке…
– Да ты совсем рехнулась! Ненавижу тебя! Поди прочь! Какая же ты мерзкая! – Илья Яковлевич схватился за стул, не понимая, что происходит.
От испуга у Марии прихватило живот.
– Девочка моя, мой билетик в будущее, – обнимала Манька дочь, – теперь уже Илья не отвертится.
Василий, стоя под окнами родильного дома, звал жену:
– Маняшка! Выгляни! Покажи дочь!
Машка открыла окно украдкой.
– Тихо! Чего разорался? Спит она!
– Манечка, ты ж моя Зо́рюшка, я всю ночь не спал, волновался!
– Чего припёрся? Шуму наводить?
– Как же? – Васька опешил, – я хотел увидеть нашу доченьку. Ты не рада моему приезду?
Машка с ненавистью посмотрела на мужа.
– Чего привёз?
– Яблок и апельсинов, как полагается…
– Дурень! Одежду привёз? – женщина нервничала, – ненавистны мне больничные халаты.
– Я ж не знал, меня не предупредили… – мужчина расстроился.
– Вот и вертайся назад, умнее будешь! – Маня закрыла окно.
Агриппина Никаноровна готовилась к приезду внучки. Выделила угол в комнате дочери, подготовила детское бельё и накупила погремушек.
– Привезут Светку, а тут уже всё готово, приговаривала женщина, – я и покрывальце лоскутами вышила.
Через несколько дней Вася привёз жену с ребёнком.
– Проходи доченька, – Никаноровна суетилась, протирая кроватку, – всё готово. Вот и одёжу нагладила.
– Старьё, – захорохорилась Манька, – где ты взяла эти тряпки?
– Как же? – заволновалась Агриппина, – твои сберегла, да и Нюрка соседка помогла, от её дочери остались.
– Моя Клавка в обносках ходить будет? – Маша положила дочь на свою кровать и упёрла руки в боки, – Ишь, чего захотела!
– Ты же Светочкой хотела её назвать, – пожилая женщина присела на табурет от удивления.
– Передумала. Клавкой будет! – Харитонова вышла во двор и закурила.
– Пусть будет Клавкой, – Никаноровна развернула одеяло, – надо же, на Маньку похожа, вылитая.
Жену председателя выписали через месяц. Илья обустроил комнату так, чтобы женщине было удобно: колокольчик на стене у кровати, если вдруг понадобится что-то, купил инвалидное кресло. Елена не могла ходить, ноги парализовало, но руки кое-как двигались. Говорила она с огромным трудом. Врачи не давали прогнозов.
– Илья Яковлевич, на всё воля божья. Нужно вовремя принимать лекарства, да физическая нагрузка обязательна, – давал советы врач.
Ухаживать за Еленой вызвалась Агриппина Никаноровна.
– Я супчика наварила, вкусного, – женщина принесла тарелку и ложку, – сейчас я тебя покормлю.
Положила на грудь Лены полотенце и принялась кормить.
– Ты кушай, кушай. Ох, горюшко какое. Такая молодая и так тебя угораздило, – причитала Никаноровна, – ну, ничего, ничего. Бог милостив, всё наладится.
По щеке Елены потекла слеза.
– Что ты? Что ты, девка! – испугалась Агриппина, – не вздумай слёзы лить. Я тебе говорю, поднимешься.
По возвращению домой Никаноровну ждал скандал с её дочерью.
– И долго это будет продолжаться? – Маня встретила мать в сенях, – тебе инвалид дороже собственной внучки?
– Одурела? Думай, что говоришь! – Груня не сдержалась, – ты рассчитывала, что я день и ночь буду с Клавкой возиться? Ты мать или не мать?
– А ты бабушка вроде как, – Маша не унималась.
– Я могу посидеть вечером с внучкой, когда освобожусь, но главная задача твоя – воспитывать и давать материнскую любовь!
– Всё ясно, чужие дороже родных, – Манька махнула рукой и вышла во двор.
Прошёл год. Многое изменилось за столь долгий срок: Елена начала говорить понемногу, руки ещё плохо слушались, но ложку держать могла. С ногами же особых изменений не произошло. Елена коротала время, сидя в инвалидной коляске.
За весь год Илья Яковлевич ни разу не пришёл на свидание к Маньке, как бы она не старалась. Делал вид, что занят либо заболел, или же появилась срочность ехать в правление. Сказать строгое «нет» не мог, боялся, что Машка разнесёт дурную славу о председателе колхоза по всему селу. Деньги на содержание ребёнка давал исправно, каждый месяц. Машка их прятала под половицей под своей кроватью.
– Скоплю и уеду к чертям собачим. На черта я ввязалась в эту авантюру? Бессонные ночи вымотали в край, – приговаривала Маша, сворачивая очередную «подачку» в пакетик, – не жилось спокойно, родила себе проблему. Год уж кобенится Илья, не разводится. Жаль, не сдохла его Ленка. Вот и пусть теперь мается с инвалидкой.
Елена смирилась со своей участью. Она старалась наслаждаться каждым днём, каждой минутой. Наблюдала, как летят птицы в небе, как кошка нежится от солнечного тепла, растянувшись на подоконнике. Наблюдала, как местные жители идут на работу с улыбкой, как распускаются первые листочки на деревьях. Узнала, насколько может быть заботлив её муж. Она всей душой прочувствовала, как он её любит и боится потерять. Лена давно простила Илью и никому не рассказывала о Манькиных откровениях в тот злополучный день.
Ночью Агриппина проснулась от детского плача. Внучка ревела около получаса и никак не успокаивалась.
– Долго над дитём будешь издеваться, Манька? – Никаноровна кое-как встала из своей постели и направилась в комнату, где жили дочь и зять.
– Нет её, – откликнулся Василий, пытаясь укачать Клаву.
– Как так? А где ж она? – удивилась женщина, забирая внучку, чтобы успокоить.
– Мамань, я не знаю. В последнее время что-то неладное с ней творится, – Вася сел на кровать и взялся за голову, – не первую ночь она пропадает.
– Ну я ей задам, шалаве! – разозлилась Никаноровна, – сегодня Клава спит со мной!
Проснувшись утром, Агриппина, первым делом, пошла в комнату проверять, вернулась ли её дочь.
– А ну, вставай! Я тебе покажу, как ночами шляться! – женщина схватила Маньку за волосы, – говори, где была, паскуда? Ты что творишь? Ополоумела? Замужняя баба с дитём на руках!
– Мама, что ты делаешь? За что? – кричала Маша, пытаясь освободиться от цепких рук матери, – я ни в чём не виновата!
– К кому ходила? – наконец, Никаноровна отпустила волосы дочери, – не признаешься, выгоню из дому! Какой позор, таскаться вздумала!
– К Зойке бегала. Она просила подсобить. У неё корова ночью отелилась, – взахлёб говорила Маня, – можешь у неё спросить.
– А я спрошу, обязательно спрошу! И не дай бог ты соврала! – Агриппина погрозила указательным пальцем, – слышишь? Клавка плачет, иди корми ребёнка!
Никаноровна подошла к столу, взяла кусочек сахара из коробочки и положила в рот. Таким образом она успокаивала нервы.
По дороге к дому председателя, Агриппина заглянула к Зойке Матвеевой, у которой якобы была Манька.
– Скажи мне, как на духу, только в глаза смотри. Была ль у тебя сегодня моя Манька?
– Тёть Грунь, была, – Зоя опустила глаза и закусила губу.
– Брешешь! По глазам твоим бесстыжим вижу, что брешешь! Ай, негодная, – Никаноровна покачала головой и плюнула под ноги девушке.
– Ей-богу, правду говорю, тётя Груня! Я Маньку помочь просила. У меня корова ночью телка́ принесла. Иди в хлев, сама посмотри.
– Ни к чему это. Ладно, верю, – голос Никаноровны стал тише.
Женщина попрощалась и покинула двор Матвеевых.
Возвращаясь домой на обед, Василий решил заехать в магазин, чтобы купить гостинец для дочери.
Открыв дверь, парень ощутил на себе тяжелые взгляды покупателей.
– Доброго денёчка! – поздоровался Кремнёв и занял очередь за пожилой женщиной в цветастом платочке.
Бабы, стоящие в очереди, начали оживлённо судачить, поглядывая на Васю.
– Откуда такие берутся? Не мужик, баба! Со своей шельмой справиться не может. Как он её с чужим ребёнком принял? Тьфу, рохля, она, бесстыжая, им крутит, а он, как слепой котёнок!
Послушав издевательства, Вася не выдержал и вышел из магазина, так ничего и не купив для дочери.
– Манька! – нервничала Зоя, встретив свою подругу, прогуливающуюся с ребёнком, – твоя мать приходила и выпытывала, где ты ночью была. Я всё сказала, как ты хотела. Но больше не проси тебе помогать. Боюсь, как бы мой Витька не прознал. Подруги подругами, но такие дела врозь. Не вмешивай меня в ваши семейные дрязги.
– Да не боись ты, – Маша наклонилась ближе к Зое, – никто ничего не узнает.
– А где ты была-то? – любопытство распирало Матвееву.
– Где, где… На речке купалась, – лукаво улыбнулась Манька и покатила коляску дальше.
Васька приехал домой в удручённом состоянии.
– Мамань, не могу больше. Всё, с меня хватит. В мою сторону уже пальцем тычут. Я для всех в округе стал никудышней бабой. Думаю, разводиться надо.
– Что ты, что ты, Васятка! – Агриппина всплеснула руками, – не слушай ты никого. Узнала я, где была Манька. Все слова Зойка подтвердила. Уж Зойке я верю… Бабам лишь бы языками почесать, сам знаешь.
– Не знаю, мамань, сильно Машка изменилась за последний год. Меня совсем не замечает, будто я невидимый.
– Устаёт она шибко с дитём возиться. Подожди, сынок, вот Клавдия подрастёт, всё ж полегче будет.
Обедать Васька не стал, кусок в горло не полез. Сел в трактор и поехал на работу.
До осени Маня решила отдать ребёнка в ясли, а самой вернуться на работу.
– Ну, как знаешь, – ответила на это Никаноровна, поглаживая по кудрявой голове Клавку, – ты мать, тебе решать.
Манька решилась на этот шаг только с одним умыслом – быть свободнее от забот о ребёнке. Да и на работе легче крутить шашни.
– Ильюш, не передумал? – опять взялась за своё Маша, пытаясь окрутить председателя, – всё ж дочь растёт.
Илья Яковлевич посмотрел на женщину, прищурив глаза.
– Никак не уймёшься? Мало денег я даю за молчание? Не бери грех на душу, Мария, отстань от меня по-хорошему.
Маня отошла в сторону и облокотилась о шкафчик со стеклянными дверцами.
– Велика птица, – ухмыльнулась женщина, осматривая председателя, – каждой курице – свой насест.
В сельском совете прошёл слух, что в скором времени в колхоз приедет молодой агроном.
Услышав такую новость, Манька оживилась:
«Наконец-то, появится шанс уехать из этого богом забытого места».
– Добрый день, товарищи! – открыв дверь, вошёл симпатичный парень в сером костюме и портфелем в руках.
– Проходите, – Манька вальяжно встала из-за стола, подошла к молодому человеку и протянула руку, – Мария! Но для Вас просто Маша.
– Очень приятно. Андрей, – представился агроном и пожал руку женщине, – мне бы председателя увидеть.
– Его нет на месте, будет чуть позже. Может, чайку? – Маня достала из шкафчика пакет с пряниками и положила на стол.
– От чая не откажусь, – Андрей присел на табурет, – как у вас тут, в селе? Скучно?
– Скучно, слов нет. Только клуб и спасает: концерты там показывают местные, песни, танцы…
– Любопытно, никогда не был в сельском клубе.
– Да? Так есть повод сходить. Составите мне компанию в эту субботу, договорились?
– Договорились, – Андрей улыбнулся и отхлебнул из чашки.
Председатель возвращался из города, куда он ездил за лекарствами для жены Елены. По дороге встретил Иллариона Кремнёва. Остановил УАЗик.
– Приветствую, Илларион Игоревич, откуда путь держишь? – Илья открыл пассажирскую дверь, – присаживайся, подвезу.
– С городу, в больницу ездил. Сашка-прохвост меня не встретил, пришлось своим ходом, – Илларион сел в машину и закурил, – приболел малёха. Врач, бестолочь, говорит, с позвоночником беда. Я ему «ноги болят, суставы ломит», а он мне про спину гута́рит.
– Ну ты на врачей не серчай, Илларион, медицина нынче удивляет. Вон, мою жену чуть ли не хоронили, а она уже говорить начала и вставать пытается. Так что, ты слушай врачей и поправляй здоровье.
Доехав до сельского совета, Илья притормозил.
– Зайдёшь? Али домой? – уточнил председатель, – подвезти?
– Не́чего мне тут у вас прохлаждаться, домой пойду. Скоро баб с птичника везти. Матвеев просил подсобить, ворота поправить. Дел много.
– Ну, как знаешь, – Илья попрощался с попутчиком и пошёл в сельский совет.
Поднимаясь по ступенькам, председатель остановился.
– Тьфу, сумку забыл, – вернулся к машине.
Дверь сельсовета открылась, и Логвинов увидел выходящего парня с сигаретой в зубах.
– Сколько раз я говорил: молод ещё цигарками баловаться? – рассмеялся председатель, закрывая дверь УАЗика.
– Фу, чёрт! Напугал! – агроном уронил папиросу на пиджак и резкими движениями пытался стряхнуть пепел.
– Давно ты тут? Я ж тебя только завтра ждал, – Илья приобнял парня, не переставая смеяться.
– Час где-то. А у вас тут ничего, уютно.
– Пройдоха! Всё такой же, любишь сюрпризы делать… Надолго к нам? Сергей говорил – года на два. Не знаю, выдержишь ли. Деревенская жизнь гораздо отличается от городской.
– Посмотрим, может, и навсегда останусь.
С самого утра в субботу Манька не находила себе места. Она придумывала, каким образом сбежать в клуб. Какую найти причину, чтобы мать и муж не заподозрили неладное.
– Нет, Манька, не хочу участвовать в твоих махинациях, – Зойка отнекивалась от очередной просьбы прикрыть отсутствие Машки, – тётя Груня, когда узнает правду, всех собак на меня спустит.
– Зой, ну Зоюшка, – шептала Манька ласково, пытаясь уговорить подругу, – ну помоги. Может, это моя судьба. Ты хочешь мне жизнь сломать?
– Не пытайся, не уговаривай. Тебе Ваську не жалко? Что на тебя нашло? Зачем замуж выходила?
– А это уже не твоё дело, – Маня разозлилась не на шутку, – много будешь знать, скоро состаришься! Так поможешь или нет?
– Я уже всё сказала, – Зоя хотела было уйти, но Машка её остановила.
– Не думала, что скажу это, но хочу напомнить! Забыла, как я прикрывала грехи твоего Витьки? А его ведь могли и посадить за воровство!
Зойка оцепенела.
– Маня, да как ты можешь? Мы же подруги с детства…
– Вспомнила, подруги… Вот и будь верной подругой.
Вечером Манька притащилась в клуб.
Не сложилось свидание у беспутной Марии.
Заходя в клуб, она увидела, как молодого парня обхаживает соседка Люда.
– Добрый вечер, Андрей, – Маня подошла к парочке, сидевшей на лавке, – как Вам наши владения?
– Очень мило, – Андрей не сводил глаз с Людмилы, – вот, познакомился с местной молодёжью. Оказывается, у нас много общего. Да, Людмила?
– Ой, скажете тоже, – Люська придвинулась ближе к агроному, – всего-то пристрастия к книгам совпали. А ты, Мань, какие книги читаешь?
– Некогда мне в книги пялиться, забот полон рот, – Маша демонстративно вздохнула и присела рядом с парнем по правую руку. – Что ж Вы не дождались меня у крылечка? Я бы Вам тут всё сама показала…
– Меня уже Людмила проинформировала, рассказала историю строительства клуба. Какие спектакли показывают. Здесь даже «Гамлета» ставили, удивлён…
– Да, только артисты местные никакие, – Маша стряхнула пылинку с пиджака агронома, – и музыка сегодня не ахти. Не желаете ли прогуляться по окрестностям?
В клубе заиграла спокойная музыка.
– Извините, Мария, но я обещал этой прекрасной девушке медленный танец, – Андрей встал, взял Люсю под руку и повёл в центр зала.
Маша сжала край лавки руками с такой силой, что почувствовала боль в пальцах.
– Выросла, пигалица. – злость так и распирала женщину, – не дождёшься, всё равно он будет мой!
Маня стукнула кулаком по лавке и вышла на улицу, чтобы прийти в себя.
– О, кого я вижу, – на крыльцо поднялся подвыпивший Гришка, всем известный шутник. Мало кто верил в его сказки, рассказанные во время застолья. – А ты чего здесь? Потеряла, что ль, кого? Али новую жертву ищешь? Не понимаю, что ты там Ваське подлила, он же дальше своего носа не замечает? Приворожила?
– Тебе что надо? Не лезь, куда собака нос не совала…
– Да ладно, чё ты злишься? Все ж в округе знают твою натуру, только вслух не говорят, – Гришка подошёл вплотную и прижал Маньку к стенке, – может составишь мне компанию? У меня и четвертинка с собой…
– Сдурел? Люди вокруг, – Машка оттолкнула наглого мужчину и хотела войти в клуб.
– Стоять! – пьяным голосом продолжал Гриша и подпёр дверь ногой, – я никого не отпускал.
Неожиданно кто-то толкнул дверь с такой силой, что Гришка отскочил назад и упал на ступеньки.
– А я думал, застряла, – переступил порог Андрей, – всё в порядке?
– Кто ты такой? – Гришка встал на ноги и направился к незнакомцу.
– Тихо-тихо, – агроном повысил голос.
– Пойдём, поговорим, – качающийся Гриша махнул рукой в сторону.
Мужчины скрылись за угол здания. Не теряя времени, Манька, схватив за рукав блузки Люську, прошипела:
– Куда лезешь? Сопля ещё за мужиками ухлёстывать!
– Да ну, – рассмеялась Люся, закидывая голову назад, – не чета тебе. Учить меня вздумала? Иди домой, мужняя жена.
– Остерегайся, Люська, не знаешь, с кем говоришь? – Маша схватила девушку за волосы и потянула вниз.
– Не отпустишь, – голос Люси прозвучал как угроза, – всем расскажу, с кем ты ночами шастала. Я всё видела! Все знаю! За это тебя никто не простит. Будешь одна дитё растить. Так и останешься старой одиночкой без мужа.
Пальцы Марии разжались. Она будто остолбенела. Придя в себя через несколько секунд, женщина поплелась домой.
Всю осень Манька вела себя тише воды, ниже травы. Была примерной женой и ласковой матерью. Старалась не задерживаться на работе, торопилась домой, к семье.
Бабы её не узнавали, не верили, что гулящая женщина может измениться.
– Что-то тут не так, – обсуждали Маню местные сплетницы в магазине, – темнит она, ой, темнит. Выжидает лучших времён…
– Заметили? – грузная продавщица Валентина взвешивала крупу. – Всегда «здрасте» и «пожалуйста»! Интеллигентной стала. Может, её Васька побивать начал?
– Скорее всего, поймал с другим и пригрозил разводом! – женщины рассмеялись, – а куды ей с ребёнком в таких годах? Не молодуха уже!
Дверь открылась, и в магазин вошла мать Маши Агриппина.
– Никаноровна, не приболела ль Манька?
– С чего ей болеть, – Груня вытерла подбородок краешком платка, – здоровая, слава Богу.
– Другая она какая-то стала, – захихикала одна из сплетниц, прикрывая рот рукой.
Подошла очередь Никаноровны делать покупки. Достала тряпичную сумку, кошель.
– Взвесь мне грамм триста вон тех конфет, – показала пальцем Агриппина на полку с конфетами, – мармеладу и печенья, что с маком.
– Шикуешь, Никаноровна, – Валентина ставила гирьки на весы, – или празднуешь чего?
– А может, и праздную, твоё какое дело? – Груня сложила сладости в сумку, расплатилась и ушла.
– Гордая какая, – Валя протёрла чашу на весах, – ну, кто там следующий? У меня переучёт скоро.
Пришла зима.
Самая прекрасная пора года. Всё вокруг заснежено, иней замысловатым узором покрыл окна домов, деревья и ресницы жителей, прогуливающихся по улицам села.
– Бр-р, холод собачий, – Манька вошла в хату с улицы, принесла охапку дров, – печь как теперь топить? Дрова сырые. Не заложили в печурку для сушки!
– Не тарахти, – отвечал Васька, зевая, – вон, в сенцах лежат, под старым покрывалом, и на печке тоже есть. Неси солярку, сейчас растопим.
– Мать где? Встала, её уже нет.
– К председателю побежала, что-то там случилось. Слышал, как к ней в окно стучали и про Логвиновых говорили.
Маша с удивлением посмотрела на мужа.
– К председателю? Спозаранку? – женщина присела возле печки и задумалась.
– Спишь, что ли? – Васька легонько толкнул жену в плечо, – солярку неси, говорю.
Придя на работу, Маня узнала о беде, произошедшей ночью в доме председателя.
Ближе к обеду в сельский совет приехала милиция.
Опрашивали свидетелей и просто знакомых. Очередь дошла и до Марии.
– Как давно Вы знакомы с Людмилой Савиной?
– С Люськой-то? Всю жизнь, – робко отвечала Маня, чувствуя на себе пристальный взгляд следователя. Женщина сидела за столом и теребила косынку в руках, не поднимая глаз.
– Какую Вы можете дать характеристику Савиной? – мужчина продолжал вести запись на бумаге.
– Ну, какую-какую, обычную, – Маша растерялась и начала заламывать пальцы.
– Вы не переживайте, говорите всё, как есть. Свидетельские показания – конфиденциально.
– Взбалмошная, – женщина вдруг оживилась и выпрямилась, – скандальная, каких поискать. Вроде молодая, но уже заявила о себе, многие могут подтвердить. Вон, хоть Зойка, хоть Гришка.
– Тише, пожалуйста, – следователь положил планшет на стол и достал из него пакет, – как думаете, кому принадлежит эта вещь?
– Да Люське, она у нас известная модница.
– Дело в том, что данный предмет был найден у дома председателя. Людмила Савина идёт по делу, как подозреваемая.
– Да Вы что? – Манька обеими руками прижала свои щёки и покачала головой, – Люська? Ну, не может быть!
– Не будьте так уверены, Мария, – мужчина сложил пакет и бумагу в планшет. – И не в таком возрасте совершают преступления. Ну, будьте здоровы.
Не мешкая, Мария выбежала следом за мужчиной.
– Подождите, подождите!
– Вы что-то хотели? – следователь обернулся на зов.
– Да, хотела дополнить, – Мария отвела собеседника в сторонку, чтобы никто не слышал разговора, – Знаю, что она встречалась с председательским племянником – нашим агрономом. Так вот, они там что-то не поделили, и Андрей её бросил. Как думаете, это она так отомстила? Андрей жил в доме Ильи Яковлевича.
– А эта информация пригодится. Благодарю за помощь!
– Пожалуйста. Если что, обращайтесь, – Маша улыбнулась и попрощалась со следователем.
Забыв о беспутной Маньке, местные жительницы принялись перемывать кости Люське и её родителям.
– Вот, выросла. И кто бы мог подумать! Уголовщина!
– Брось, Стеша, тут и думать-то нечего, какие родители, такая и дочь!
– Яблоко от яблони! Мать – выпивоха, отец – известный карманник – сгинул. Вот и до дочери очередь дошла!
– Ой, что будет, бабоньки! Посо́дють девку, ой, посо́дють!
– Милиция сегодня приезжала. Следователь опрашивал многих. Говорят, все улики против Люськи. Нашли вещь какую-то. Всё, жизнь её кончена и пожить не успевши.
– Беда-то такая, – причитала Агриппина, подметая пол, – что ж это делается-то? Видно, сглазили семью Логвиновых. Такой председатель хороший, а жизни нет в последнее время.
– Что ты там бормочешь? – спросила Манька, пытаясь откусить нить, закончив латать колготки дочери.
– Я говорю, чтоб руки отсохли у завистливых людей! – Никаноровна поставила веник у порожка, – это ж надо, семью без крыши над головой оставить. Илья Яковлевич жену цельный год обихаживал и почём зря.
– Будет тебе, тоску наводить. По делам и заслуга!
– Какая-такая заслуга? Наш председатель – добрейшей души человек! Столько хорошего для села сделал! Жалко его и Елену.
В ту злополучную ночь хата семьи Логвиновых ни с то ни с сего загорелась. Соседи, услышав крики, выбежали на улицу. Крик подняли, мимо проходящие жители, пытались тушить водой и снегом.
Илья проснулся, почувствовав сильный запах гари, дым валил со всех сторон. Комнату заполнил едкий туман, ничего не видно.
Председатель пытался вытащить жену, но не смог. К тому времени Елена потеряла сознание. Мужчина, наглотавшись дыму, пополз к выходу, открыв дверь в сени, понял – дверь с улицы в огне. Чёрный смог разъедал глаза. Закрыв нательной рубахой лицо, полез в окно. Помогли люди, вытащив ослабленного мужчину. У Логвинова сильно обгорели ноги.
В тот день племянника Андрея не было дома. Он уехал в гости к родителям на два дня.
– Что ж теперь будет-то, а? – в сельском совете работники умственного труда разводили руками, – неужели Люська?
– Конечно, она, – подхватила разговор Маня, – вон, и следователь доказал, что Савина причастна.
– Тихоня, и посмотри, что наворотила… – бригадир Арсений Филиппович ходил по кабинету. Закуривал папироску одну за другой и тут же тушил, – как же теперь Илья Яковлевич? Даже жену не сможет похоронить.
Елену провожали в последний путь всем селом.
Бабы жалели женщину за такую участь. Рыдали у гроба. Читали молитвы.
– Как же так? После болезни, практически восстановилась… И тут такое.
– Вот и верь в чудо. Сердце лечили, в себя пришла. Судьба всё равно привела к своему концу.
– Грехи за председателем, – не унимались некоторые, – вот и беда настигла.
– Порча на них, – делали выводы другие, – такие дела издалека видно.
Маша на похороны не пошла. В этот день её мучала совесть, что она когда-то «помогла» Елене сесть в инвалидное кресло.
Прошло две недели.
Жители села Клинки́ уже не так активно обсуждали трагедию, произошедшую в семье Логвиновых. Страсти постепенно поутихли. Село готовилось к встрече Нового года.
– Мань, на концерт идёте с Васькой? Там такие номера ребята придумали, обхохочешься. А Глашка-то, Глашка будет танцевать испанский танец, представляешь? Фламенко! Слово-то какое! – Зойка рассмеялась от собственного тона, которым показала всю значимость названия танца.
– Не знаю ещё. Клавка приболела, спит плохо. Я полночи с ней вожусь, а днём уж не до сна, – с грустью вздохнула Маня и бросила взгляд на сумку, лежащую у порога, – а это что? Ты ж на репетицию…
– Ну да, туфли несу. Сегодня генеральная. Не в валенках же мне танцевать.
– Не слыхала каких новостей в селе? – подкидывая дров в печь, задала вопрос Маша.
– Мужики ездили к председателю. К нему пока ещё не пускают, так Андрея пустили. Он рассказывал, как Илья Яковлевич по жене убивается. Как жалко. И жену, и его. Страшная судьба, не приведи Господи. Ладно, Мань, пойду я, боюсь опоздать. – Зойка надела фуфайку, валенки и выбежала во двор.
– Вот тетёха! – Машка схватила сумку, – туфли забыла!
Женщина вышла в сени, посмотрела в окно, но Зойки уже и след простыл.
– Ма-а-ам, – Маня торопилась догнать подругу, – присмотри за Клавкой, я сейчас!
Выйдя на дорогу, Мария поняла – придётся тащиться в клуб. Не хотелось намокнуть из-за сильного снегопада, решила идти не по дороге, а срезать напрямки – через двор и огород, где живёт Гришка, местный сказочник.
– Ну, здравствуй, – Машка не успела закрыть калитку чужого двора, как пьяный голос её остановил, – торопишься?
Маша обернулась. На крыльце своего дома, под навесом, сидел Гриша и курил папиросу.
– Здравствуй, – ответила женщина и подошла ближе.
– Садись, – Гришка отодвинулся в сторону, уступая место, – вот такие дела, Манька… Мучаюсь я, ой как мучаюсь…
– С чего это? Ты? Никогда не поверю, – ухмыльнулась Маша, заправляя волосы, выбившиеся из-под пухового платка.
– Да, я! – Гришка поднялся на ноги и упёрся о стену, – а всё ты, стерва! Послушал тебя! Ещё и подпоила, ведьма!
– Сам сказал, что хочешь отомстить, а я просто дала подсказку. Забыл, как агроном тебя отделал?
– Не забыл, но из-за твоей указки погиб человек! Ты понимаешь? – Гришка всплакнул. – Грех на мне, тяжёлый грех. Люська невиноватая… С ней-то ты за что так? Молодая девка, пропадёт теперь…
Когда свидание с агрономом сорвалось, Маня поскандалила с Люсей. Схватив девушку за волосы, Манька сорвала случайно заколку. Она решила отомстить после угроз Савиной. Утром узнала, что агроном и Гришка сильно повздорили, завязалась драка. Гриша несколько месяцев копил обиду на Андрея, а Машка – на председателя. Однажды, возвращаясь с работы, Маня наткнулась на изрядно пьяного Григория, помогла ему дойти до дома.
По дороге же науськивала парня и расписывала план действий. Передала ему заколку Люси, чтобы отвести подозрения от всех причастных.
Но совесть Гриши заговорила.
– Утри сопли, размазня, – Манька встала перед мужчиной, – будь мужиком! А вздумаешь кому взболтнуть, знай, разделишь участь Люськи Савиной.
Маша похлопала Гришку по плечу и направилась к Зойке.
Временно исполняющим обязанности председателя колхоза был назначен Андрей Сергеевич Логвинов – племянник Ильи Яковлевича.
– Всё равно будет по-моему, – радовалась Манька, пересчитывая деньги, спрятанные под половицей. В Новый год – новая жизнь!
Мария всегда мечтала о городе. Воспитанная в деревенских традициях, она не могла смириться, что судьба так её подставила.
– Ну почему я родилась именно здесь? Почему? Кому-то всё, а кому-то шиш с маслом. Я тоже хочу жить в городской большой квартире, где не нужно топить печь. Купаться в ванной, а не в душной бане. Ходить по магазинам, покупать нарядную одёжу. И никакого тебе огорода, навоза…
С юных лет Маня заглядывалась на приезжих парней. Рассчитывала на брак по расчёту, но городским ухажёрам нужно было только одно от наивной деревенской девушки.
Повзрослев, Мария так и не поняла, в чём её ошибка, почему мужчины не торопятся вести её под венец. В тридцать лет Маша решилась на отчаянный шаг – замуж и как можно скорее, хоть и за местного. Надоели ей пересуды сплетниц, косые взгляды и насмешки от мужиков. Перебраться куда подальше, чтобы начать новую жизнь, нет возможности.
Первые три года дались нелегко, каждая собака знала, что из себя представляет Мария Харитонова. Горожанам тут же доносились сплетни о степени доступности Маньки.
– Нечего парням мозги пудрить, – смеялись хлопцы.
На счастье, в Маньку влюбился Василий Кремнёв, который переехал вместе с отцом в село «Клинки́» за полгода до совершеннолетия. На про́водах Вася во всеуслышание заявил, что женится на Машке, как только вернётся из армии.
Выходя замуж, Манька не оставляла мысли найти себе достойную пару и уехать из села навсегда.
С председателем не сложилось, Машка ему нужна была только для развлечения. Остался последний вариант – Андрей.
Вернувшись из поездки, Андрей Логвинов испытал шок от новостей. Потерять родного человека и остаться без крыши над головой – такое и врагу не пожелаешь. Первый день агроном ночевал в здании сельского совета. На все уговоры остаться у кого-то из жителей Андрей отвечал отказом. Только на вторые сутки, немного придя в себя, парень согласился пожить у бабки Агашки, которая вот уже пять лет живёт в полном одиночестве. Мужа схоронила, детей нет.
– Сынок, не горюй шибко, что ж поделаешь, на то воля Божья, – охала Агаша, застилая постель для постояльца, – Дай Бог, председатель поправится, и жизнь на лад пойдёт. На тебе сейчас такая ответственность, не подведи Илью Яковлевича. Теперича ты – его опора.
– Вася-а-атка! – Агриппина звала зятя, – сыно-ок! Слазь в погреб, достань огурчиков, варенья… Время готовиться к празднику, сальца не забудь.
Васька натянул телогрейку и вышел на крыльцо. Постоял немного, посмотрел по сторонам.
– Какой странный сон мне сегодня приснился, – рассуждал он, вглядываясь в темноту, – к чему бы это? Столько времени прошло… Я уже и забыл о ней давно…
Вася снял навесной замок с дверцы, зажёг керосиновую лампу и спустился в погреб. Взял всё, что наказывала теща. Вернувшись в дом, задал вопрос Агриппине:
– Мамань, не знаешь, к чему снится человек, которого ты очень давно не видел?
– А кто ж его знает. Толкования на все сны разные. Вот ты мне скажи, жив ли тот человек аль не? Если помер, то это не к добру…
– Живой, мамань, живой, – Вася сел на табурет, взял варёное яйцо из котелка и треснул его об стол.
– Коли снится мужчина, то дальняя дорога тебя ждёт, коли женщина – жди новостей. Во как! Хотя, бабы разное гутарють. Я, Васятка, в приметы верю, а сны – это баловство одно.
Васька доел яйцо и включил радиоприёмник.
– Мам, а ты почему больше замуж не вышла? Манька говорила, что ты рано вдовой стала.
– Да были ухажёры, порог обивали. А куды ж мне с дитём, не до женихов было. Да и не могла я с другим сойтись, мужа покойного любила шибко. О себе забыла: Маняшка маленькая, мать хворая, работа да хозяйство… Да я и не жалею вовсе, жизнь хорошую прожила. А вот моей матери лихо досталось: сбежала она с любимым, потому как мой дед был против их союза. Наплодил отец нас семерых. Детство я плохо помню, говорю со слов матери и сестры. Отец мамку бросил. Спасибо соседям, не дали погибнуть с голоду. Позже братья и сестры вместе с матерью подались работниками к одной зажиточной семье. Мать – прачка и повариха, а дети – по хозяйству. Ой, Васятка, какая жизнь тяжёлая была, – Агриппина Никаноровна всплакнула. Натруженными руками вытерла слёзы и продолжила. – Одёжа старая и потрёпанная. Младшие донашивали за старшими. Хозяйская жена как-то расщедрилась и подарила матери несколько отрезов ткани. Мама нашила рубашек для ребятишек, девкам – юбок. Потом пришла новость – хозяйский сын надругался над моей старшей сестрой, ей в ту пору пятнадцать стукнуло. Чтобы скрыть сей факт, отец подлого сынка выгнал всю мою семью и приказал молчать. Не поверив в невиновность, мать сильно избила Глашку. Через время сестру нашли в реке.
Опосля всю жизнь мама себя корила за загубленную кровинушку.
Взяла всех ребятишек в охапку и переехала в соседнее село, где я и познакомилась со своим Ваняткой. А из семьи моей остались только я да Нюрка с Ильюшенькой. Далече живут. Пишут раз в год. Чужими мы стали.
Вася слушал, опустив голову. Ему стало невыносимо жалко семью Агриппины Никаноровны.
– Что сидим? – в кухню вошла Манька, одетая в цветастое платье с глубоким вырезом. – Видали? Давеча прикупила. Ни у кого такого нет. Все бабы обзавидуются.
– Ну и дура же ты! – Вася бросил озлобленный взгляд на жену.
– Здрасте-приплыли, – Маня взялась одной рукой за ярко-красные бусы и повертела их на шее, – озверел, что ль?
– У тебя одни тряпки на уме! Ты ребёнку подарок купила? А матери? – Вася встал с табурета и выпрямился, – О себе уже ничего не говорю…
– На, во, – Маша достала из сумочки куколку, упакованную в голубого цвета коробочку, и отдала мужу. – И матери купила. А ты как думал? Всем будет подарено после застолья, как полагается!
Маняша поправила волосы у виска, гордо подняла голову и пошла в комнату к ребёнку.
– Не серчай на неё, сынок, такая уж она у меня уродилась, – Никаноровна взяла ухват и достала из печи чугунок с варёной картошкой.
Василий положил шмат сала на деревянную доску и принялся нарезать на куски.
– Сейчас маслицем помажем… сальцо – и будет нам ужин, – женщина отщипнула кусочек сливочного масла и бросила в картошку, издававшую лёгкий запах печного дымка.
Встреча Нового года прошла в семейной уютной обстановке, без ссор и скандалов. Машка вела себя на редкость спокойно: ухаживала за мужем и матерью, подкладывая в их тарелки блюда, приготовленные Агриппиной.
За праздничным столом велись душевные разговоры о том, каким будет следующий год, что необходимо приобрести для дома на отложенные Васей деньги и стоит ли заводить ещё одну корову.
Тут-то Манька и сорвалась.
– Вот ещё! Одной мало, что ли? Куды их? В бочки солить? Не на меня ли рассчитываешь, маманя?
– Ну как же? Клавка растёт. Буду молочко горожанам продавать. Нужно приданое с детства готовить.
– Не выдумывай! Продавать она будет, а что ж ты маманя соседской Фроське молочко за так даёшь? А?