Следующие три недели прошли в больнице. Я много раз спрашивал, не знают ли они медсестру с темными волосам, на вид не старше двадцати, но, как бы парадоксально это не звучало, никто мне не ответил. Думаю, такая форма проституции присутствует в этом месте, просто никто не хочет обсуждать такие аспекты. Ведь в подобном роде заведений проводят дни очень состоятельные люди, и я не удивился бы тому, что у кого-то из них бывают необходимости выпустить пар, прямо здесь и сейчас.
Сперва я думал, что лечение моего лица займет несколько дней, после чего я как верный (ну почти верный) муж и ответственный работник, вернусь к повседневной жизни. Но оказалось, что все немного сложнее, чем может показаться на первый взгляд.
Перед операцией всегда проводится ряд стандартных обследований. Не ранее, чем за пятнадцать дней до поступления в стационар, мне нужно было пройти ЭКГ, сделать снимок всех структур носа. Анализы перед ринопластикой – обязательная процедура. Необходимо исследовать свертываемость крови, выяснить ее группу, сдать биохимию. После всего этого я получил консультацию доктора Ласточкина, который выдал допуск к операции. За день до пластики я питался легкой пищей, а за шесть часов до самой операции совсем отказался от еды и воды. Доктор Ласточкин также рекомендовал в течение недели не курить и не выпивать спиртные напитки. С курением я на вы, но в бар в этом больничном городке впервые дни заходил.
Полная ринопластика – это сложное по технике вмешательство и поэтому проводится под общим наркозом. Сначала со мной побеседовал доктор Крамер – врач анестезиолог. Он выяснил отсутствие противопоказаний к анестезии и использованию различных лекарств.
В назначенный день, меня положили на каталку и повезли в операционную. Никогда не забуду эти продолговатые лампы на потолке, сменяющие друг друга, а тележка, на которой я весь дрожал, скрипела так сильно, что я был удивлен, почему ее до сих пор не выкинули на помойку. По мере того, как я подъезжал к месту назначения, мое сердце ускоряло ритм, но за несколько метров до заветных белых дверей операционной, оно застучало с такой силой, что пальцы впились в руку санитарки. Девушка с голубой маской на лице повернулась и посмотрела мне в глаза. Даже под тонкой тканью я заметил ее милую улыбку. В лице медработницы я узнал ту самую молодую сестру, о которой никак не мог забыть, с первого дня своего поселения. После того как наши взгляды встретились, я отпустил ее руку и с умиротворением въехал в операционную. Девушка осталась за закрытыми дверьми. На все мои вопросы, как звать ту медсестру в голубой маске, доктора просто посмеялись, даже не удосужившись ответить.
А дальше я уснул, не успев дослушать и до трех…
В реабилитационном периоде на нос накладывается гипсовая лонгета, а в носовые ходы вставляются тампоны. В первые дни мне ставили обезболивающее и проводили антибактериальную терапию. Неизбежными осложнениями пластики считается отечность, появление синяков под глазами, затруднение дыхания за счет вставленных тампонов. Глядя на отражение в зеркале, я напоминал человека, которого били по лицу бейсбольной битой, причем неоднократно. К счастью, все отеки прошли в течении нескольких дней, чему доктор Ласточкин был безмерно рад. Глядя на его густые брови и морщинистый лоб с высокими залысинами, я ощущал спокойствие. Умел этот мужчина в годах, приободрить и настроить на позитивную волну. Другого от персонала такого высококлассного заведения ожидать и не стоило…
После того как отек носа начал понемногу спадать, доктор сказал, что меня можно выписывать, но он бы порекомендовал остаться здесь еще на одну неделю. Учитывая то, что как сказал Бьерн, за все заплачено, я решил последовать рекомендации врача. Посмотреть в глаза разъяренной жены, звонки которой мне приходилось выслушивать по несколько раз в день, я еще успею… на это целая жизнь впереди.
Общаясь в основном с пожилыми людьми, пускай и обеспеченными, я понял, что нужно ценить жизнь здесь и сейчас. Они убили всю свою молодость для достижения финансового достатка. Утешением было то, что их детям не придется поседеть в тридцать лет и пережить по несколько инфарктов и инсультов от накопившихся стрессов.
– Понимаешь, Кирилл, – обратился ко мне дедушка в белом махровом халате, сидя в шезлонге возле бассейна. – Сейчас ты молод, полон сил. Энергия так и плещет через край. Но с каждым годом этот край будет все выше и выше. Ни сразу. Нет. По чуть-чуть. Настолько незаметно, что ты уже и не можешь вспомнить себя плескавшемся в этом фонтане жизни, а все что тебя окружает сейчас – это пожелтевшая трава и завядшие цветы, глядя на которые ты видишь себя.
Его морщинистая рука, с пигментными пятнами на коже, обхватила мою кисть, но я даже не ощутил тепла. По телу прошелся ледяной ужас, сметая остатки стойкости. Глядя на его руку в моей голове переключился тумблер. Старик не открыл мне Америку, но его слова, в купе с прикосновением, смогли пробиться сквозь толщу защиты в разуме. Я сразу же вспомнил Бьерна и его огонь в глазах! Как писали про людей с этим именем: «Человек всегда точно знает, что нужно делать именно сейчас». Заглянув в глаза старику, в эти тусклые шарики серого цвета, в чьих недрах не осталось ничего яркого, я понял, что нужно ловить каждый момент. Нужно жить здесь и сейчас!
– Я вас услышал, – положив ладонь на его холодную руку, я был искренне благодарен старцу. – Спасибо.
Закашлявшись как курильщик, он медленно поднялся с шезлонга и, не обращая внимания на женщин, плюхающихся в бассейне, поплел в сторону коридора.
– Спасибо, – повторил я, зная, что он уже никогда не услышит моего голоса.
Глядя на влажные следы его ног на сером кафеле, я достал из кармана телефон и набрал номер Бьерна. После первого гудка прозвучал его теплый голос. Он пообещал забрать меня в ближайшие пару часов.
Оставшееся время я решил потратить на поиски медсестры. Мое лицо выглядело гораздо лучше, чем в тот день, когда я поступил в это поистине чудесное заведение, и напоследок я хотел обменяться с ней хотя бы парой словечек. Но к моему величайшему удивлению, весь персонал больницы продолжал играть в молчанку. Сначала мне показалось это забавным, но чем дольше я пытался узнать ее имя, тем сильнее их взгляд выдавал непонимание и растерянность. Не думаю, что каждый медработник, помимо медицинского образования, обладал еще и театральным, причем на столь высоком уровне.
Поняв, что все здесь повязаны, или дело в чем-то другом, я не стал устраивать сцены, как сумасшедший. Собрав вещи, я вышел во двор дожидаться Бьерна, напоследок поблагодарив доктора Ласточкина. Этот человек вызывал у меня симпатию и уважение, но даже он не смог припомнить медсестру, подходившую под описание.
Немного покидав камешки в маленький фонтан, я услышал, как ворота открылись, и во двор въехал автомобиль. Черный «Мерседес» остановился возле лавочки, на которой лежала моя сумка. Через несколько секунд, из салона вышел Бьерн, поприветствовав меня крепким рукопожатием. Он вновь облачился в дорогой костюм темно-синего цвета, а его волосы с переливами бликов свидетельствовали о том, что с гелем Бьерн немного переборщил.
Выглядел он как бизнесмен, прямиком с важного заседания. Надеюсь, я не сильно отвлек его от дел. Обойдя лужу, Бьерн открыл дверь с пассажирской стороны, забрал мою сумку и закинул в багажник.
– Ну, как ты тут, дружище? Скучал?
Сев в машину он захлопнул за собой дверцу и, включив музыку, надавил на педаль газа. Автомобиль резко тронулся с места, и я почувствовал, как меня откинуло на спинку сиденья. Всю дорогу Бьерн был немногословен и я уже начал подозревать, что мог действительно отвлечь его от чего-то важного. Нет, он не выглядел рассерженным или спешившим куда-то. Просто по его лицу было видно, что Бьерн очень сосредоточен. Но вот на чем, оставалось загадкой.
– С тобой все в порядке? – спросил я. – Просто ты выглядишь совсем не так, как в нашу прошлую встречу. Надеюсь, я не сильно потревожил тебя своим звонком? Если что, то я мог бы добраться на автобусе.
Бьерн выключил музыку и только тогда я услышал глухой звук, доносящийся из задней части автомобиля. Отъехав на обочину, Бьерн, не говоря ни слова, вышел из машины и открыл багажник. По всему моему телу пробежал холод, так как следующее что я услышал – это душераздирающий, глухой крик.