С чего начать, мне всё равно… Итак,
У лукоморья с видом на маяк
Во благо предприятья своего
Жил врач – я назову Петром его.
Приехал он сюда за муравой
Лечить народ от язвы моровой.
Снял уголок. Хозяева, видать,
Не стали поговорки вспоминать.
А та гласит: не принимай под кров
Врачей, военных, пьяниц и воров.
Гость подкупил бывалые сердца
Решимостью округлого лица.
Он час и место выбирать умел,
Со вкусом одевался, мало ел,
С полслова понимал… И посему
Решил хозяин: «Денег не возьму.
Душе помин, а здравию догляд.
Змеиное болото невдогад
Мы летось осушали под ячмень,
А поясницу ломит по сей день.
Так ты того… Постой, что за лихва?»
На дереве тенистая листва
Вскипела разом – туча мелких птах
С тревожным шумом канула впотьмах.
Двор зарябил от гребней и хохлов
Бегущих кур, цыплят и петухов.
И ласточки метались непутём,
Крича по-соколиному. Пластом
Инстинкт и разум в воздухе толклись,
Как будто над землей сновала мысль.
В поселке показался человек:
Фуражка с «крабом», борода что век,
Лицо горело жжёным кирпичом,
Зиял бушлат изодранным плечом.
Его обстали дети мал мала.
– Маяк! – кричали. – Покажи орла! —
Старик белками опрометь повёл,
Заклекотал – из вышины орёл
Пал, рассекая воздух горячо,
И сел ему на правое плечо.
Погасли в растопыренных крылах
Стальные искры и морской размах.
Но проницали дол и небеса
Стремительные ясные глаза.
Старик прошёл, как ропот по толпе.
И врач решил: «Он вроде не в себе,
Но кто он?» – «Это сторож маяка, —
Сказал хозяин. – И наверняка
Скорбит о том, что вертится кубарь
И птицы бьются об его фонарь.
Набита пухом перелётных птиц
Его постель на зависть молодиц.
От скуки то с орлом, то сам собой
Маячит между небом и землёй…»
У лукоморья врач искал траву
И благом мира грезил наяву.
Но странный блеск его мечту отвлёк:
В кольце змеи благоухал цветок.
Он подошёл к нему – почти сорвал!
Но руку мёртвый взгляд околдовал,
По ней потёк пружинистый поток…
И пасть открылась, как второй цветок,
– Их два, один оставь, – сказал старик
И перед ним из-за скалы возник.
Но сильный свист раздался в облаках.
И, небо раскрывая нараспах,
Упал орёл и взмыл. Единый миг —
Один цветок остался на двоих.
Они на нём глазами пресеклись,
Отпрянули и молча разошлись.
Придя домой, врач думал о траве
И о цветке. Но мысли в голове
Толклись… На маяке зажёгся свет.
И замигала комната в ответ.
Мигала долго… Он вскочил! Маяк
Стал погружаться медленно во мрак,
Ослепло море… К дому и горе
Его взывали тени. На заре
Открылась дверь, как в юности талант,
Вошёл в пуху и мраке лейтенант:
– Вы врач? Идёмте. Служба коротка,
Сошёл с ума смотритель маяка.
Чёрт знает отчего… Но катер ждёт. —
И оба вышли к морю из ворот.
Через залив тянулся белый снег,
То там, то сям звенел счастливый смех,
Подставив руки белые свои,
Ловило детство снег… Лови, лови,
Пока не побелеет голова
И неба не коснется трын-трава…
Но шёл отнюдь не снег. Над маяком
Клубился пух, нажитый стариком.
Он в воздухе мерцал и на полу,
А сам старик сидел в пустом углу
И бормотал сквозь пух: «Они летят».
– За три часа, – ругнулся лейтенант, —
Вспорол постель и топал на конвой:
«Спасайте птиц! Они летят домой!»
А люди?.. Тонут… В эту ночь как раз
Разбилось судно. Говорят, погас
Огонь берегового маяка.
Но он – исправен!.. Жалко старика.
Итак, до завтра. Честь имею. Тьфу! —
Он сплюнул пух и скрылся на плаву.
Мир вечерел, когда маяк мигнул.
Старик зашевелился и вздохнул:
– И здесь темно! – По мысли и чертам
Ещё не здесь он был, а где-то там,
Чего не знает мера и печать. —
Где мой фонарь? Пойду конец встречать! —