-…С потолка льется вода! – противный визг штопором ввинтился в воздух.
Я вздохнул и поднял глаза от журнала. На глянцевых страницах очередной комиксный супергерой пробрался в логово к очередному комиксному суперзлодею, готовящемуся уничтожить мир своим очередным комиксным супероружием.
Ох уж эти сказочки, ох уж эти сказочники…
А ведь я так надеялся провести последние пятнадцать минут рабочего дня в тишине и спокойствии!
Не удалось.
Ладно, будем честными, последние три страницы я пролистал, даже не понимая, о чем там идет речь. Но я ведь искренне пытался!
По телевизору, стоявшему в дальнем конце холла, шла одна из тех добрых рождественских комедий, которых так часто крутят по кабельному. Ну, из тех, где толпа идиотов внезапно узнает, что наступил зомби-апокалипсис и пятьдесят серий подряд натужно изображает, что пытается спастись, пока их съедают по очереди.
Возле стойки регистрации замер, сердито потрясая кулаками, напоминающий отрастившего ноги колобка невысокий мужчина в цветастой рубашке и коротких шортах на две ладони выше колена. Все ясно, еще один отпускник недоволен обслуживанием. Застывшая неподвижным изваянием менеджер, Стелла Громова, испуганно стрельнула в мою сторону взглядом.
–Я требую вызвать главного! – продолжал разоряться постоялец.
Вздохнув, я отложил журнал в сторону, бережно разгладил пальцами паутину на столике, и, нацепив на лицо дежурную улыбку в тридцать два зуба, шагнул к ресепшену.
–Добрый день, чем могу вам помочь?
Колобок, ощерившись, повернулся ко мне:
–А ты кто такой? – на еще недавно гладко выбритых щеках начала пробиваться щетина.
Я покосился на разместившийся на стойке красного дерева календарь. Так и есть, полнолуние. И почему мне так сегодня не везет? Хотел же спокойно посидеть, полистать журнал…
Странно только, что я сразу не понял, какая сейчас фаза.
Ежедневник, почувствовав мою досаду, выпустил длинные паучьи лапки и шелестя хитином, попытался сбежать на дальний край. Прихлопнув календарь ладонью – сам виноват, надо было сразу обо всем намекнуть – я поправил бейджик на пиджаке и оттарабанил насточертевшую за прошедшие два месяца фразу:
–Рафаэль Ервандович Лусин, управляющий отелем «Волчье солнышко». Чем могу быть полезен?
Улыбка на этот раз вышла немного кривоватой, но, честное слово, я так вымотался за последние дни, что изобразить сейчас что-нибудь получше уже не мог.
–У меня в номере с потолка льется вода! – зло повторил постоялец. – Когда я выбирал, где остановиться, я понадеялся, что попаду в гостиницу с нормальным обслуживанием! А у меня с потолка льется чертова вода!
–Какой номер он занимает? – я бросил короткий взгляд на застывшую за стойкой с приклеенной улыбкой Стеллу.
Та покосилась на экран компьютера:
–Триста двадцатый.
Странно. Еще вчера там было все в порядке.
–Я пришлю к вам специалиста, и он…
–На кой черт мне сдался ваш специалист?! – взвизгнул «колобок». – Если вы управляющий, то вы лично должны…
Я закрыл глаза и медленно досчитал про себя до десяти, пытаясь сдержать зарождающееся раздражение. Спокойно, Рафаэль, спокойно. Если ты сейчас сорвешься, тебе придется проторчать в этом проклятом отеле еще не меньше года.
–Послушайте… Простите, как вас по имени-отчеству?
–Валентин Семенович Клыков, – пропела Стелла, накручивая черный локон на палец. Коротко подрезанные ногти без лака резко контрастировали с алыми губами. Надо будет ей объяснить, что служебная униформа обязательна для всех. Мне тоже не нравится лиловый бархатный пиджак, особенно в сочетании с узким галстуком, – и ничего, ношу же, не спорю.
–Послушайте, Валентин Семенович, если вы потерпите всего пару минут, мы…
Стоявшая в углу холла пальма клацнула невесть когда появившимися зубами и поймала пролетающую мимо муху. Я недовольно поморщился: как же мне надоели эти банальные спецэффекты. Нельзя было ее просто съесть, когда она сядет на стену?
Надо будет поручить заменить ее на росянку или венерину мухоловку.
–Я не собираюсь ничего терпеть! – взвился постоялец. – Или мне немедленно предоставят нормальный номер, или я немедленно пожалуюсь, куда следует!
Только этого мне не хватало.
Пришлось выкручиваться:
–Если вы так настаиваете, Валентин Семенович, я, разумеется, осмотрю ваш номер, и я думаю, мы сможем что-нибудь сделать для вас, – кажется, мне даже удалось сообщить все это без традиционного яда в голосе.
Первый пришедший в холл лифт я, как обычно, пропустил, предусмотрительно придержав Клыкова за локоток и позволив дверям закрыться. Плавали, знаем. Еще раз я на этот трюк с обрывом троса не попадусь.
Нового лифта пришлось ждать намного дольше. Двери с легким звонком распахнулись, я привычно сплюнул через левое плечо и шагнул в кабинку.
Расстеленная на третьем этаже ковровая дорожка гасила все шаги.
–Вот видите? Ни одного скрипа! – тут же нашел к чему прицепиться гость. – А в проспекте написано: «Стоны и визги будут преследовать вас каждый миг»! И где это, я вас спрашиваю? Где?
На язык просился очень короткий и емкий ответ, проглотить его я смог уже с трудом. Этот самый Валентин Семенович начинал меня не то, что раздражать, а бесить. Впрочем, несмотря на то, что до конца рабочего дня осталось уже меньше десяти минут, я все равно обязан был лечь грудью на амбразуру, защищая честь родного отеля – чтоб он сквозь землю провалился.
–Возможно, вы не совсем верно прочли наш рекламный проспект, – пояснил я, вытаскивая из нагрудного кармана сложенную вчетверо глянцевую бумажку, раскрашенную в черные и фиолетовые тона: – Видите? На второй странице написано, что комнаты третьего этажа предлагают вам таинственную тишину и полумрак.
Уж этого здесь точно было в избытке.
Клыков потянулся перехватить рекламку, но я, помахав перед носом клиента сложенным буклетом, благоразумно отвел руку повыше – уж я-то знаю, что там ничего подобного не написано – и написано никогда не было.
Дальше, разумеется, следовало промолчать, но от укола удержаться было трудно:
–Вероятно, наш менеджер при вашем заселении посчитал, что это будет наиболее удобно, исходя из ваших месячных… циклов, – будем считать, что пауза у меня получилась случайно.
Гость покосился на меня и промолчал.
Странно, для таких как он это крайне нетипично. Неужели он не врет, и в номере действительно все настолько плохо?
Я автоматически покосился на экран своих наручных часов. Индикатор в виде черепа со скрещенными костями мерно мигал зеленым.
Да нет, бред какой-то. Если бы что-то пошло не так, счет уже давно пошел бы заново.
Не приведи господь, конечно.
Служебная ключ-карта легко вошла в замок, я распахнул дверь… И замер, ошарашенно разглядывая номер.
У «Волчьего солнышка» может быть много недостатков.
Слишком мало обслуживающего персонала на слишком большую площадь. Огромное количество комнат в подпространстве. Чересчур светлые коридоры на седьмом этаже и выше…
Ну и я, разумеется, как же без этого.
Но то, что я сейчас увидел, могло повергнуть в шок любого.
Что из себя представляют комнаты на третьем этаже? Это не люкс, конечно, но посетитель вполне может рассчитывать на интимный полумрак, черные шторы со светящимися черепами, лохмотья паутины по углам…
Ничего этого не было.
Яркий солнечный свет врывался через настежь распахнутое панорамное окно. Легкий летний ветерок шевелил полупрозрачные шторы. На светлых, свежевыкрашенных стенах висели картины с изображением пухлых розовых пупсов с перетяжечками, а по зеркалу, расположенному возле ванной, стекала тонкая струйка воды.
Осторожно оглянувшись, я зашел внутрь комнаты, провел рукою по влажному стеклу и лизнул мокрый палец.
–Действительно. Не кровь, – звучало это глупо, но ничего умнее я сейчас выдать не мог.
–А я что говорю?! – снова взвился Клыков. Густая бурая шерсть уже полностью закрывала щеки и медленно распространялась на шею. Верхняя кромка ушей по-волчьи заострилась, а глаза начали отливать золотом. – По-вашему, я воду от крови не отличу?! На сайте отеля русским по белому написано: «Кровавые потеки на стеклах! Гниющий покойник, лежащий на крахмальных простынях и тянущий к вам руки! Ржавчина, текущая из кранов!» И где это все?!
А рекламные речевки он неплохо выучил. Наизусть зубрил, что ли?
–Труп в постели хоть есть? – устало поинтересовался я. Если ответ будет «нет», здесь Клыкова и прикопаю – сразу две проблемы будут решены.
Хотя на это глупо надеяться – сам же вчера проверял. Все в порядке было.
–А то, – довольно ухмыльнулся гость. – Лично расчленил и под кроватью спрятал.
Хоть что-то его порадовало.
–Голова, правда, не поместилась, пришлось в шкаф, поглубже, за чистые полотенца, засунуть…
–Я скажу, чтоб ее не убирали, – рассеянно согласился я.
–Я бы понял, – надрывно всхлипнул посетитель, – если б это было хотя бы сукровица! Но вода!.. Меня здесь совсем не уважают!..
Вот только истерики мне сейчас не хватало.
Я принюхался. Мне кажется, или здесь действительно пахнет чесноком? Старательно делая вид, что изучаю зеркало, я покосился на Клыкова. Точно. Он еще и пьян. Как я мог этого сразу не заметить?
–Значит так, Валентин Семенович. Вы сейчас успокаиваетесь…
–Я не собираюсь успокаиваться! – взвыл Клыков.
–Успокаиваетесь, я говорю! – пришлось повысить голос, но надеюсь, это зачтется не как мелкое нарушение, а все вместе, вкупе с остальными действиями, как попытка улучшить имидж заведения. – Спускаетесь в бар…
–В бар?! – он начал оживать на глазах.
–Именно. А я позвоню и попрошу, чтоб вас угостили за счет заведения. Это будет небольшая компенсация за причиненные вам неудобства.
Плакала моя квартальная премия горькими слезами.
Клыков только открыл рот, собираясь что-то спросить, но я ему и слова не дал вставить:
–А когда вы отдохнете, подойдете к стойке. Вам выдадут ключ от другого номера.
Гость нахмурился:
–От другого? А мои вещи? – только начавшие уменьшаться уши вновь вытянулись и заострились, зарастая мехом.
–Их все перенесут, не беспокойтесь.
–И голову? – недоверчиво спросил он.
–И голову. Я прослежу за этим.
Клыков расплылся в счастливой улыбке:
–Значит, я пошел? – в голосе звучала такая детская наивность, что я даже засомневался, с ним ли я разговаривал несколько минут назад.
–Разумеется.
Он рванулся к выходу. Замер в дверях, оглянулся и выдохнул:
–Вы только под подушку не заглядывайте, ладно? – и, прежде чем я успел хоть слово сказать, скрылся из виду.
Я выглянул в коридор: гость добежал до лифта, нетерпеливо прыгнул в первую же подъехавшую кабинку, и, раньше чем двери успели закрыться, с диким воплем скрылся внизу – в лифте, как всегда, оборвался трос.
На часах было еще четыре минуты до конца рабочего дня.
Вздохнув, я шагнул к кровати. Отложить все дела до завтрашней смены явно не получится.
Под подушкой лежала открытая колода карт. Прежде чем доставать их из упаковки, я медленно провел кончиками пальцев по гладкому картону. Да нет, не краплёные. И не амулет.
Почему он тогда так волновался?
Сняв с внутреннего телефона, стоявшего на тумбочке около кровати, трубку и, зажав ее между плечом и ухом, я набрал номер бара.
–Ты умреш-ш-ш-шь… Через семь дней ты умреш-ш-ш-шь… – сквозь помехи и треск донеслось едва слышное шипение.
–Люда, – скривился я, присев на край кровати, – уйди с линии. А лучше соедини с Виталиком.
–Ой, простите, Рафаэль Ервандович, – смущенно пискнул телефон. – Сейчас!
Ждать пришлось недолго. Я только и успел что пролистать колоду карт и, фыркнув, спрятать ее обратно под подушку. Я-то думал, что подобные «веселые картинки» в наш передовой век интернета уже никого и не интересуют.
–Алло? – отозвалась трубка чуть хрипловатым мужским голосом, в котором явственно слышалось бульканье.
–Виталик, добрый день. Там сейчас к вам новый посетитель зайдет. Клыков, оборотень…
–Уже.
Быстро он.
–Короче, нальешь ему, что попросит и…
Договорить мне не дали. Трубка возмущенно поперхнулась воздухом:
–Но… Рафаэль Ервандович, они же пьют, как бездонные! Это одной чесночной настойки бутылок пятнадцать уйдет, не меньше. Про «Серебряный глаз» я вообще молчу! И на какие шиши я потом…
–Запиши на мой счет.
–Ладно, – хмуро согласился бармен. – Но, если он потом будет требовать кровь девственниц, я за себя не ручаюсь.
–Он же оборотень, а не вампир! – не выдержал я.
Сперва они одних от других не отличают, а потом рассказывают, что блохи по диванам прыгают.
–Все они одинаковые, – хмуро отозвался мой собеседник и положил трубку.
Прекрасно. Мне уже бармены грубят. И только мой добрый и ласковый характер – подкрепленный неоднократным продлением контракта – мешает мне высказать в ответ все, что я думаю.
Интересно, какой идиот додумался взять в бармены утопленника? Они же не выносят ничего, что связано с напитками.
Вздохнув, я положил трубку и завалился на кровать, закинув руки за голову и уставившись пустым взглядом в белоснежный потолок. Да уж, я бы тоже пошел выяснять, в чем дело, не увидев традиционно скалящего зубы привидения.
Так, ладно. Все дурные мысли в сторону. Пора заниматься делом.
Чемодан Клыков разобрать не успел, бросил посреди комнаты и сразу побежал скандалить. Значит, выселяем посетителя в другую комнату, а потом уже разбираемся, что здесь творится.
Перекатившись на бок, я с трудом встал и пнул носком туфли тумбочку.
–Давай, переселяй этого… блохастого.
Несколько мгновений ничего не происходило, и я уже даже начал беспокоиться, что проблемы у меня только начинаются, но в это время из-под кровати выскользнул огромный, покрытый буграми и наростами малиновый язык. Скользнув по лаковому паркету, он одним махом слизнул чемодан и скрылся обратно.
В «Волчьем солнышке» не нужны горничные и носильщики. Весь багаж проваливается в небольшой такой пузырек, который переносит все вещи в новую комнату и выплевывает там. Если что-то теряется по дороге, персонал обычно шутит, что это «что-то» съели.
Я не хочу думать о том, что будет с человеком, случайно провалившимся в эту «вакуольку».
Один удар сердца, второй – и на стене проступил багровые, сочащиеся кровью письмена.
Пять.
Семь.
Три.
На ресепшен удалось дозвониться с четвертого раза.
Ну, правильно, не один я мечтаю о том, чтоб уволиться.
–Стелла, там, когда Клыков подойдет, дашь ему ключ от пятьсот семьдесят третьего номера.
–Да, Рафаэль Ервандович, – прощебетала девица, уже совершенно забывшая про устроенный ей постояльцем скандал. – Конечно – конечно…
Я уже почти положил трубку, но затем внезапно вспомнил:
–Да, кстати.
–Да, Рафаэль Ервандович? – в голосе прорезались опасливые нотки.
–Дресс-код соблюдай.
Девица тоскливо вздохнула в ответ:
–Разумеется, Рафаэль Ервандович.
Положив трубку, я оглянулся по сторонам.
Теперь у меня есть два варианта. Буквально по сантиметру обследовать этот проклятый номер, выясняя, что за чертовщина здесь творится, либо плюнуть на все и пойти отдыхать. А с проблемами разобраться завтра. Тем более, что – я покосился на часы – рабочий день у меня уже сорок две… ну, ладно, уже сорок три секунды как закончен.
Сорок четыре.
Сорок пять.
А за переработку мне, между прочим, никто не заплатит.
К черту. Все завтра.
И, разумеется, выходя из этой проклятой комнаты, я ударился ногой о тумбочку.
Ненавижу! Все здесь ненавижу! И этот отель! И эти комнаты! И все вещи здесь! Выберусь – оболью бензином и подпалю с четырех сторон!
Тихо выругавшись, я захлопнул дверь в номер – и понял, что придавил створкой полу пиджака.
Или мне придавили.
Дернулся пару раз и понял, что это бесполезно.
Они все меня точно когда-нибудь доведут до белого каления. По крайней мере, сдерживался я уже с трудом.
Осторожно оглянувшись по сторонам и убедившись, что сейчас за мной никто не наблюдает, положил ладонь на дверную ручку и мягко, задушевно сообщил:
–На щепки пущу. И буду камин в кабинете растапливать.
Дверь чуть сдвинулась, отошла от косяка и выплюнула изжеванную, висящую лохмотьями полу пиджака. Присмотревшись, на ней даже следы слюней можно было разглядеть. В кармане, разумеется, была дыра.
А ведь у меня там лежал неразменный рубль. На пятнадцатилетие его получил.
–Дверь открой, – хмуро потребовал я. Это перед постояльцами можно сверкать ключ-картами. На самом деле все намного проще.
Створка чуть приоткрылась. Я осторожно заглянул внутрь и убедился, что за прошедшие пять минут ничего не изменилось. Монета, правда, на полу тоже не обнаружилась.
Прекрасно, нечего сказать.
Это, получается, теперь только по бельепроводу искать.
И главное, при этом с ума не сойти. И никого при этом не убить.
Я на миг представил, что мне придется идти в подвал, копаться в грязном белье, выискивая одну – единственную несчастную монету – и почувствовал, как к горлу подкатывает тошнота.
Завтра. Все завтра.
Даже если монету обнаружит кто-то из обслуживающего персонала, то сперва она пойдет в отдел утерянных вещей. Поэтому, учитывая, что сейчас одиннадцать часов ночи, время до полудня у меня есть.
Хочу в отпуск.
А еще лучше – чтоб меня отсюда уволили. Можно даже без выходного пособия.
Судя по сиреневому свечению вокруг кнопки лифта, кабинка находилась в подпространстве, – а это значит, что ждать ее пришлось бы, с учетом того, что первую все равно надо пропускать, не менее получаса. Тихо выругавшись, я пнул дверь лифта – на мягком металле осталась вмятина – и уныло поковылял к служебной лестнице.
Не дошел, остановился и задумался. А какого, собственно черта? Нет, понятно, что можно попросту завязать этот лифт узелком и выкинуть на свалку, но я пока еще стараюсь держаться в рамках «хорошего» поведения. Получается с трудом, но пока что – получается.
Но сделать все-таки что-то надо.
А то они меня же за человека не считают!
Так, ладно. Заканчиваем с лирикой. Нужно что-то предпринять.
Голова правда, после целого рабочего дня, совершенно не варит и такие глупости в голову лезут…
Вернувшись к лифту, я обхлопал себя по груди, выискивая портальный ключ для шахты, и, открыв раздвижные двери, шагнул вперед: когда кабинка находится в подпространстве – она одновременно присутствует на всех этажах, так что можно было особо не напрягаться. Серебристое сияние, шедшее от дальней стены шахты, я легко стер ладонью, на миг задумался и, вытащив из внутреннего карман перманентный маркер, сдернул ртом колпачок и прицелился, подбирая подходящую стену…
Позже, выйдя в коридор на лестницу, я замер, разглядывая серые пролеты. По хорошему счету, стоило спуститься в служебную столовую, поужинать, но одно дело подниматься на десятый этаж с третьего, и совсем другое – с первого.
Ну его в болото, этот ужин. Не умру. Тем более, что в холодильнике, кажется, есть бутылка кефира. Я, конечно, сегодня, как обычно, не завтракал и, за всей этой беготней, даже не обедал, но до утра как-нибудь дотяну.
Свет на лестнице угрожающе мигал, а лампы дневного света над головой противно шелестели, с треском выключаясь, для того, чтоб зажечься через несколько мгновений, выхватывая из полумрака отливающие чернотой тени. Тьма подползала все ближе и ближе, выбрасывая хищные щупальца, протягивая к горлу длинные лапы, заканчивающиеся острыми шипами на пальцах…
–Когти отполируй, – хмуро обронил я.
Наполовину высунувшийся из стены призрак замер, озадаченно разглядывая свои руки.
–Вчера вроде…
–Вроде! – фыркнул я. – Вот именно, что «вроде»! Чтоб завтра блестели – лично проверю.
Вот за всеми глаз да глаз нужен. Сегодня они ногти в порядок не приведут, завтра – в постояльца не вселятся, а послезавтра – не смогут комнатную собачку в жертву Ктулху принести.
Первые два этажа я преодолел быстро. В районе восьмого уже начал задыхаться. Наверное, надо было все-таки подождать лифт.
Поднимаясь к очередному пролету, я внезапно заметил двигающуюся навстречу фигуру в форменном лиловом пиджаке – где-то я этот мерзкий оттенок ткани видел. Скользнув рассеянным взглядом, я отметил про себя светлые, коротко остриженные волосы, тени, залегшие от усталости под серыми глазами, римский нос, ободранную, словно собаки пожевали, полу пиджака…
Меня терзают смутные сомнения…
Хотя узнать, кто передо мной, сразу не получалось – вероятно, только недавно принят на работу.
Незнакомец окинул меня высокомерным взглядом и прошел мимо, с силой зацепив плечом. Я отлетел к самым перилам, больно врезался ребрами и, чудом не скатившись вниз по лестнице, замер, хватая ртом воздух:
– Какого черта?!
Что он себе позволяет?!
Незнакомец замер на миг – бросил презрительный взгляд через плечо и чуть дернул уголком рта, словно хотел что-то сказать, но в последний момент передумал. А затем, засунув руки в карманы брюк, неспешно направился дальше по лестнице, насвистывая себе под нос смутно знакомую мелодию – мотивчик я где-то слышал, но слова не воспроизведу.
Дошел до лестничного пролета – и растаял в воздухе.
И лишь после этого до меня дошло.
Я его сегодня утром видел. В зеркале.
Неужели я действительно так отвратительно выгляжу?
Вот только мне двойника не хватало. Тем более, настолько наглого. Я-то ведь не такой!
Я хуже.
До десятого этажа я дошел уже без происшествий. Доковылял до своей комнаты, открыл дверь и, не разуваясь, рухнул на постель.
Сейчас пять минут полежу, и займусь всем остальным. Переоденусь. Если что-нибудь найду в холодильнике, поужинаю. Приму душ. А потом лягу спать. Да, только потом.
Вот только на две секунды прикрою глаза…
Последнее, о чем я успел подумать, проваливаясь в сон, – как же я ненавижу этот отель. Судя по кошмарам, которые снились мне всю ночь, чувства были взаимными.
…В семь часов утра я снова был на ногах. Ну, точнее, пытался привести себя в вертикальное положение. И у меня это даже получилось.
Наспех умывшись, я задумчиво поскреб ногтями подбородок. Может, не бриться? Отращу модную трехдневную щетину…
Брошенные в комнате часы противно запищали – громко, надрывно: слышно было, наверное, не только у меня в ванной, но и в соседних номерах. Да понял я, понял. Никакой щетины. Управляющий должен быть выбрит, свеж и жизнерадостен, как мартышка. Если первое еще решаемо, то со всем остальным – явно проблемы.
Сами виноваты, незачем меня было сюда засовывать.
Нет, конечно, можно пару раз уронить себе на голову кирпич, благо, в «Волчьем солнышке» никогда с этим проблем не будет – но, с другой стороны, вряд ли меня выпустят отсюда чуть быстрее, даже если я начну пускать слюни как идиот.
Эх, мечты – мечты…
Я вновь покосился в зеркало: понятно, почему себя вчера не узнал – с такими кругами под глазами мне только панду косплеить.
Может, ну это все к черту? Напиться, забыться и… Часы заорали так, что если кто на этаже и спал, то уже проснулся. Правильно, не одному же мне страдать.
Вернувшись в комнату, я переоделся, бросив истерзанный пиджак на пол – отель сам разберется, что с ним делать – и подхватил с тумбочки уродливые наручные часы: черные, туристические, с каучуковым ремешком, огромным циферблатом и множеством мелких окошек. В одном из них сейчас горела желтая семерка. Ну, правильно, всего неделя прошла с последней ошибки.
Ворвавшийся в открытое окно ветер шевельнул шторы, солнечный лучик скользнул по паркету, дотянулся до моей ноги, ласково лизнув туфлю…
Я замер, так и не застегнув ремешок часов. Солнце. В номере у Клыкова вчера светило солнце. И это учитывая то, что я зашел туда в самом конце рабочей смены – почти в одиннадцать ночи. Очень интересно.
Это кто же у нас так балуется?
Мало того, что вчерашний беспорядок сам по себе странен, так еще и с временем что-то не то.
Пора заняться делами.
Желтый цвет семерки на часах сменился зеленым.
Только сперва, наверное, все-таки надо позавтракать.
Наспех перекусив в служебной столовой, я направился в проклятый номер.
Дверь открылась раньше, чем я взялся за ручку. Переступив порог, я оглянулся по сторонам. Итак, что тут у нас.
Обстановка со вчерашнего вечера не изменилась. Солнечные зайчики, прыгающие по обоям, картины с ангелочками, держащими букеты полевых цветов и кувшины с водой, застеленная светлым покрывалом кровать… Только дорожка воды на зеркале чуть подсохла.
С картин, пожалуй, и начнем.
Остановившись напротив одной из них, я ковырнул пальцем раму. Первое время ничего не происходило: пупсики все так же безмятежно пялились на меня, растягивая губы в безмятежных улыбках. Я уже отчаялся, но в этот момент один из ангелочков, повернув голову, медленно моргнул. Зрачки вытянулись, заострились, а в огромной, от уха до уха, пасти показались острые клыки и мелькнул длинный раздвоенный язык.
–Наконец-то! – вздохнул я. – А дальше?
Державший кувшин ангелочек чуть наклонил сосуд: темная тягучая жидкость неторопливо потекла к краю картины, выплеснулась за раму и стекла по стене, неопрятными потеками застыв на обоях.
–Уже лучше, – хмыкнул я, разворачиваясь к кровати.
Точнее, хотел повернуться, не успел. За мгновение до того, как я пошевелился, часы на прикроватной тумбочке щелкнули и, чуть подергивая стрелками, пошли в обратную сторону. В углах комнаты закружилась могильная тьма. Черные, отливающие непроглядной синевой дымные щупальца зашевелились на потолке. Выкатившийся из-под кровати череп, покрытый лохмотьями засохшей кожи, клацнул зубами, норовя вцепиться в ногу.
Я брезгливо отпихнул его носком туфли и задумчиво поинтересовался в пустоту:
–Ну и в чем проблема? Нельзя было такой спектакль Клыкову показать?
Разумеется, никто мне не ответил.
Заглянув в ящик прикроватной тумбочки, я вытащил книгу в черной обложке без надписей. Провел по ней кончиками пальцев… Кожа. Гладкая, сухая кожа.
Перевернул несколько раз, не открывая глаз, перелистнул, вновь коснулся обложки. Теперь она была тканевая, чуть скользкая, словно подгнивавшая – пара мгновений, и расползется под пальцами. Снова перевернул и открыл глаза. С обложки на меня смотрело налившееся кровью глазное яблоко…
Я ткнул в него пальцем. Глаз ойкнул:
–Сволочь! – и пропал.
Книгу я спрятал обратно.
–Еще что-нибудь? Из классического набора?
–Не знаешь, как выбраться отсюда? Всегда есть выход, – в комнате шелестнул тихий едва различимый смешок, и с потолка, прямо перед моим носом, упала, закачавшись на люстре, веревочная петля.
–Это для проверяющих? – фыркнул я. – Не проще отравить?
На столике, рядом с часами, появился изящный черный пузырек, на котором красовалась криво наклеенная бумажка с надписью «Выпей меня».
Очень смешно.
Сдернув веревку с люстры, я смотал ее на локте и засунул под кровать. Для следующего постояльца пригодится.
Итак, номер пришел в порядок. Осталось только непонятно, с какого перепугу он решил поломаться.
Не придумав ничего умного, я плюхнулся на кровать и, заложив руки за голову, уставился на потолок, надеясь, что в голову придет хоть какая-то умная мысль. По гладким панелям скользили серые тени, сплетающиеся в непонятные, с первого раза и не прочтешь, знаки.
Я покосился на окно. Вчера вечером, когда в принципе уже стемнело, здесь светило солнце. Сейчас, в самую рань, уже начали спускаться сумерки. В принципе, последний вариант был, как раз-таки правильным, но мне по-прежнему не нравилось, что было вчера. Прежде всего потому, что я никак не мог понять, что же здесь произошло.
«Волчье солнышко» расположен на точке схождения линий силы, охватывающих весь земной шар. Сам отель, конечно, не живой и не разумный, но само влияние магических энергий столь странно искажает реальность, что крайне условно это место можно назвать квазиживым и квазиразумным. Хотя, если говорить откровенно, никто толком и не знает, что на самом деле представляет из себя отель, и термин «псевдожизнь» используется просто как наиболее подходящий.
И вот в этом почти-живом-месте что-то внезапно ломается.
Может, одна из силовых линий лопнула?
Да нет, бред какой-то.
Тут даже смотреть в подпространство не надо, чтоб понять, что такого быть не может.
Короче, паззл так и не складывался. Все время возникало подозрение, что у меня не хватает каких-то кусочков.
Лежать было неудобно. Я покосился направо. Рядом со мною, под пыльным, посеревшим от времени покрывалом виднелись очертания неподвижно лежащего человеческого тела.
Вздохнув, я спихнул его на пол. Из-под плотной ткани показалась худая, обтянутая кожей рука с длинными костлявыми пальцами.
Я, лениво свесившись с кровати, молчаливо ждал. Поймал себя на том, что пытаюсь намотать на ноготь дымный след, вьющийся у самой стены, и поспешно поднял руку от пола. Главное в нашем деле самоконтроль. Об управлении гневом я и вовсе молчу.
Скрытое под покрывалом тело дрогнуло, и кисть руки, по-собачьи отряхнувшись, окончательно выбралась наружу и, сверкая торчащими из-запястья обломками кости, скрылась под кроватью.
Так-то лучше.
Хотя умных мыслей по-прежнему не было.
Вздохнув, я сел на кровати. Ткнул кулаком в подушку – та выплюнула облачко черного дыма, осевшего на потолке грязным пятном, напоминающим по очертаниям человеческий череп.
Да вроде действительно все в порядке.
На этот раз прихватывать пиджак дверью «Волчье солнышко» не стало. Оно придумал издевательство поизощреннее. Когда я выходил из комнаты, низкий порожек внезапно приподнялся, я зацепился за него носком туфли и рухнул вперед. И только в самый последний момент успел выровняться, ухватиться рукой за дверной косяк… Который тут же лопнул под моими пальцами, осыпавшись старой трухой и оставив на ладони пыль гнилушек, светящихся в темноте коридора.
Больно ударившись коленями, я уперся ладонями в полинявший ковер, с трудом сдерживаясь и пытаясь не позволить плещущейся внутри ярости вырваться наружу.
Спокойно, Рафаэль. Спокойно. Ты должен выдержать. Ты должен справиться. Триста пятьдесят шесть дней. Тебе осталось выдержать еще триста пятьдесят шесть дней. Восемь ты уже прожил.
И если бы не сорвался до этого уже семь раз, сбросивших таймер на самое начало, то мог бы занести в годовую копилку целых два месяца.
Спокойно, Рафаэль. Ты справишься. Ты должен справиться.
Я с трудом выровнялся, оглянулся по сторонам. К счастью, моего позора никто не заметил.
Судя по часам, до обеда было еще далеко. Испорченную комнату я проверил и даже починил. Задумываться, почему там все так изменилось, у меня не было никакого желания.
Надо успокоиться, прийти в себя… И за одно попытаться найти потерянную монету.
В бюро находок ее, разумеется, не оказалось – это было бы слишком просто. Стоявший за длиной стойкой, отделяющей посетителей от сияющего прозеленью шкафа с находками, висельник со свернутой набок головой и странгуляционной бороздой на шее, только руками развел, пытаясь что-то объяснить, но не смог выдавить ни звука.
Я смерил его взглядом и направился прочь, чувствуя, что чем скорее я уйду, тем лучше – а то ведь точно нервы не выдержат и я или расскажу все, что думаю. Или таки что-то сделаю. И отсчет опять пойдет заново.
За прошедшие два месяца я как-то не удосужился побывать в прачечной, благоразумно решив, что если отель сам убирает грязное белье, то и смотреть, что там творится, нет никакой необходимости. Сегодня, спустившись на минус пятый этаж, я понял, как ошибался.
Лифт – для разнообразия, с четвертого раза, а не со второго, как обычно, – привез меня не в комнату и даже не в коридор, а в огромную пещеру. Над головой нависали мощные сталактиты, под ногами текли тоненькие ручейки странной, желтоватой воды, отдававшей запахом серы, а вокруг высились горы грязного белья. Некоторые даже выше меня. А сверху, из невидимых бельепроводов извергались новые и новые потоки простыней, полотенец, покрывал…
Собравшись с силами, я шагнул вперед и оглянулся. Лифт находился не в стене: кабинка инородной занозой завязла посреди пещеры и потоки грязных вещей уже почти вплотную подобрались к ней, оставив лишь крошечное пятнышко серого пола.
Вздохнув, я шагнул вперед. Ноги по щиколотку утонули в тряпье, и что-то склизкое, неприятное, пробралось мимо носка и чуть выше, и щекотнуло кожу.
Сжав зубы, я чуть сдвинул ногу и резко ударил каблуком, метя по основанию невидимого щупальца. Пискнув, то скатилось обратно под ворох вещей.
Я же здесь вечность свою монету искать буду…
Додумать я не успел. Низвергающийся с потолка поток вещей чуть изменил направление – и буквально снес меня в сторону. Закрутил по пещере, отнес к выступающей из вороха тряпок колоне, с силой ударив плечом о камень…
Зашипев от боли, я схватился за руку. Перелома вроде нет, пальцами шевелю, но ушиб точно будет.
Над ухом раздалось противное хихиканье. Может, это сам отель смеялся надо мною, а может, кто-то из обслуги решил спуститься следом и позабавиться над незадачливым управляющим, но это было последней каплей.
Какого черта?!… Какого черта это проклятое «Солнышко» издевается надо мной, и почему я должен это терпеть?!
–Даю последнее китайское предупреждение, – отчеканил я.
Смех стал громче и отчетливее.
Вот значит как? Ну что ж. Сами виноваты.
Да, меня заперли здесь на год. Да, если цитировать Куаку дословно, я должен «научиться хорошо себя вести». Но, какого черта?! Что они сделают, если я буду «вести себя плохо»? Запрут здесь навечно? Черта с два. Марго еще не замужем. Эрику исполнился всего год. Максимум, я проторчу здесь пять – семь лет. Потом я им все равно понадоблюсь.
Так какого черта?!
Сами напросились. Это не меня заперли со всеми этими уродами. Это их заперли со мной.
И тем хуже для них.
Сидя среди бесконечных потоков грязного белья, льющихся вокруг меня, я прислушался к себе. Ярость, горячая ярость клубилась в груди, пытаясь вырваться наружу. Чуть прикрыв глаза, я коснулся ладонью груди, собирая гнев в ледяной комок, замораживая его, пряча на место сердца, и, улыбнувшись, выпрямился, чувствуя, что вновь стал собою. Неспешно вытянул из воздуха сигариллу, взмахнул рукою – свернутые табачные листья зажглись сами собой – и затянулся, позволив себе это впервые за два прошедших месяца. Выдохнул клуб серого дыма и направился к открытым дверям лифта.
Зашел внутрь, прижег сигариллой кнопку первого этажа и, ровным голосом сообщив:
–Посмеешь упасть, на запчасти разберу, – и швырнул окурок в пещеру.
Тот упал на грязную простынь, по ткани побежал несмелый огонек…
К тому моменту, как двери лифта испуганно дрогнули и начали закрываться, по пещере уже вовсю гуляло пламя.
Кажется, я впервые за прошедшие два месяца вновь чувствовал себя живым. И это мне нравилось.