Мавра сегодня утром опять проснулась раньше обычного. Такое с ней в последнее время стало происходить часто. Вроде бы и всегда рано вставала: работа на ферме, дойка собственных коров, заботы по хозяйству, дети и так далее и тому подобное, – но почему-то в последнее время она стала просыпаться слишком рано. Лежа в постели, Мавра каждый раз старалась ощутить себя, проверить свое здоровье, которое в последние годы начало ее беспокоить. Фельдшер прописала какие-то лекарства, но она их не всегда принимала и вспоминала о них, только когда прихватывали болезни. Не каждое утро, но к непогоде начинали ныть спина, колени, пальцы рук – тогда она вспоминала своих родителей и деда с бабкой, у которых тоже постоянно болели суставы, а у отца пальцы вовсе были скрючены от вечного полоскания рыболовными сетями в холодной озерной воде. Она помнила, что по молодости, глядя на стариков, хотя и жалела их, но полагала, что такого с ней не будет никогда. Минуют ее болячки и проживет она долгую, счастливую и здоровую жизнь. Каждый раз, когда начинались боли, она также вспоминала свою работу на совхозной ферме, когда с утра, еще задолго до восхода солнца, в любую погоду нужно было идти и доить положенное количество коров. А коровник холодный, в старые времена доильных аппаратов не было, вот и приходилось работать руками и отогревать их на коровьем вымени. Да что каждый раз вспоминать, все теперь в прошлом. Сейчас пенсия и внуки, дети уже выросли. А с непутевым своим Мавра, хотя и маялась, да все-таки прожили они долгую жизнь, детей всех вырастили, подняли.
Слава богу, сегодня с утра вроде ничего и нигде не покалывало, голова была ясная, но непонятная тревога, засевшая со вчерашнего вечера, все еще не отпустила. «Больные колени, кисти и пальцы рук не ныли – значит, быть сегодня хорошей погоде», – подумала она и решилась потихоньку встать, чтобы не разбудить супруга. Хоть каждый раз ворчливо за утренним чаем выражала она свое недовольство тем, что муж никогда ей не помогал на утренней дойке – вон смотри, мол, сосед Кеша как старается, порой жену Настю и не видно в загоне для коров, сам доит, сам молоко на молокозавод сдает и постоянно по хозяйству что-то делает – но все же не будила его. Дал бог супруга – дрыхнет без задних ног, хорошо, хоть к концу дойки встанет и чай вскипятит.
Младшие оба спят, ну и ладно. Им это надо, еще успеют наработаться в этой жизни. Самый младший, кажется, всю ночь где-то был: сквозь сон слышала, как он ночью в дом заходил. Это был именно он: она ведь знает, кто как в дом заходит. Она даже знает, кто как во сне дышит, сопит и ворочается. Надо бы отругать его, как проснется, а то совсем без спроса гулять стал.
Старший сын давненько обзавелся семьей, построил дом, с женой нарожали детей и живут отдельно. Средний, Вася, совсем недавно, на днях, тоже женился. Невеста его ждала и со службы в армии, и пока он получал образование. Дождалась ведь, все время была на глазу. В деревне ничего не утаишь. Свадьбу сыграли, как сын приехал. Половину деревни пригласили. Уважили люди, почти все пришли. Вася – самый любимый. С детства был ласковый, школу неплохо закончил, а сейчас и вовсе хорошее образование получил: окончил сельскохозяйственный техникум – и вернулся в деревню. Будет агрономом, но пока в отпуске, поехал с молодой женой на сенокос с бригадой.
Тихонько спустив ноги на пол, нащупала тапочки со стоптанными задниками, воткнув в них ноги, не спеша поднялась с кровати. Панцирная сетка старой кровати как всегда растянуто и ворчливо заскрипела, но муженек даже веки не приоткрыл: как сопел в две дырочки, так и сопит. Несмотря на ворчание, Мавра всегда старалась его не растревожить по утрам неосторожным движением или шумом. Пусть спит. У него тоже жизнь не сахар, тоже ему досталось. Волоча ноги, чтобы не шлепать тапками по полу, прошла в кухню, где, немного посидев на стуле и размяв свои уже далеко не худые телеса, Мавра стала не спеша одеваться и прислушиваться к шумам на улице. Вон возле коровника замычала старшая корова, требуя утреннюю дойку, а вот у соседей, по голосу слышно, Кеша уже стучит ведрами и негромко погоняет коров. Раздался звук мотора автомашины. Кто бы это с раннего утра ездил по деревне, ведь все водители совхозные еще спят, а частных машин – раз-два и обчелся. Солнце, хотя и выскочило уже высоко, но еще не грело как днем, поэтому пока было приятно дышать свежим утренним летним воздухом. Ночи сейчас стояли самые светлые и короткие, а дни начинались самые жаркие. Утренняя роса осталась только в тенечке, небо было голубое-голубое. Во дворе дома Мавра старалась вырастить траву и строго следила, чтобы домочадцы ходили по проложенным деревянным настилам – тротуарам, поэтому каждый год двор у нее был зеленый.
Выйдя на крыльцо, Мавра с нескрываемым удовольствием потянулась и, оглядев свое хозяйство, удовлетворенно выдохнула, затем, помахивая ведром, неспешно зашагала в сторону хотона – коровника, который находился на дальнем краю участка.
Выделенный для строительства дома участок земли располагался на самом краю деревни, недалеко от большого озера. С двух сторон участок теснил густой ельник, а озеро находилось за небольшим островком леса. Дыхание озера ощущалось постоянно: летом – влажность и свежесть с полчищами комаров, а зимой – постоянный пронизывающий ветерок. Жить с краю деревни оказалось удобно: вот тебе рядом озеро, откуда брали воду и куда зимой погоняли коров на водопой, вот тебе пастбище совсем рядом, да и деревня-то маленькая, до так называемого центра совсем близко. Единственное, что беспокоило ее – это огромная лиственница, возвышавшаяся над ельником совсем недалеко от ограды. Дерево посреди леса, с громадным стволом в три взрослых мужских обхвата, со склонившимися к земле толстыми ветками, да еще со старыми захоронениями рядом, внушало, как минимум, благоговение. Местные без нужды старались не ходить рядом с этим деревом, хотя там и лежала широкая тропинка, ведущая в совхозные огороды. Поговаривали, что это дерево шамана, и, если сделать с ним что-то худое, то оно отомстит. Был даже рассказ, что некогда один из местных сломал на дереве большую ветку – и вот после этого вскоре умер его сын. Мавра первое время пилила мужа за то, что он выбрал именно этот участок, но, прижившись, она уже не так остро стала воспринимать это не столь хорошее соседство. Свыклась, и, если бы ей сейчас предложили поменять участок, то вряд ли согласилась бы.
Комаров уже не было, но коровы, скорее всего по привычке, толпились вокруг кострища дымокура и с нетерпением поглядывали на неторопливую хозяйку, чтобы поскорее разбрестись по пастбищу. Мавра каждый раз, глядя на коров, удивлялась их дисциплинированности. Вот ведь, говорят, живут инстинктами, а сознательно каждый вечер и каждое утро приходят на дойку в одно и то же время. Если хозяйка запаздывает, начинают мычать, зазывать и, возможно, возмущаться такой необязательности. Скотина, а все понимает.
Пока Мавра неторопливо подошла к загону и запустила туда коров, звук мотора приблизился, и машина остановилась возле их дома. Кого это нелегкая с утра пораньше принесла? Выглянув из-за хотона, Мавра увидела, что возле палисадника стоит милицейский уазик, из которого стали выходить милиционеры, а с ними – управляющий отделением совхоза. У Мавры в груди что-то екнуло, она поспешно вышла им навстречу и подошла к крыльцу дома. Беспокойство усилилось, когда она увидела, что милиционеры вооружены автоматами, а когда глянула в глаза управляющему Владимиру Федоровичу, то и вовсе ноги ее подкосились и она уселась, почти упала, на крыльцо. Владимир Федорович, обычно всегда приветливый, на этот раз смотрел на нее исподлобья, хмурился и молчал. Начал говорить один из милиционеров.
Сборы на сенокос всегда были хлопотливы, особенно для бригадира. Подготовка трактора возлагалась, наряду с трактористом, и на него. Нужно было подготовить сани-волокуши, получить запчасти для трактора, что было очень даже нелегко, солярку, масла разные, продукты на всю бригаду, затарить их, поинтересоваться у каждого члена бригады про инструменты, которые не совхоз выделял, а люди сами покупали или изготавливали и брали с собой на сенокос. Да и разной другой мелочи, без которой в тайге долго не проживешь, было много. Ведь бригада выезжала на все лето далеко в лес, откуда не каждый день в деревню прибежишь. А в этом году в бригаде Ньукууса сплошная молодежь. В основном после десятого класса. Ехал, конечно, еще Василий после окончания техникума, но он ненадолго, на время отпуска, перед выходом на работу агрономом в совхоз, да еще один парень после службы в армии и тракторист. Шалопаи безответственные, но с ними все равно надо работать, раз согласился возглавить бригаду.
Однако для молодежи сборы на сенокос на дальние угодья носили несколько другой характер. С детства наслышанные про рыбалку и охоту в тех местах, про злоключения старших (для молодежи – интересные рассказы), они собирались, как будто ехали не на каждодневную тяжелую и изнуряющую работу, а на отдых или в захватывающие приключения. Их больше волновало, кто какое ружье с собой берет, сколько патронов, сколько сетей для рыбалки и с каким размером ячеи. К тому же Сергей, вернувшийся после службы в армии, предложил создать молодежную бригаду и его инициативу в совхозе поддержали. Сам он неплохо рисовал, играл на гитаре и увлекался фотографией. Вот и носились теперь пацаны с разными идеями. Накупили одинаковых курток, как у студотрядовцев, благо они уже пару лет висели в райповском магазине. На спины и грудь курток нанесли разноцветные трафареты, придумали какие-то речовки, старались сочинить песню – гимн бригады. И не обращали никакого внимания на обозначенный для бригады план. Руководство совхоза, точнее отделения совхоза, поддержав идею и скомпоновав бригаду, затребовало больший план, чем у других таких же сенокосчиков, хотя, кроме как на словах, ничем молодежную бригаду не выделили и не помогли, как всегда надеясь на энтузиазм и патриотизм. При этом пацаны, между делом, старались еще вещи и инструменты для работы и житья в лесу подготовить, ведь все, начиная от одежды и заканчивая самыми нужными инструментами: топорами, косами, граблями и вилами, – было личное. Совхоз для этих работ выделял только трактор. Даже продукты питания были куплены за собственные деньги авансом.
Но так было всегда и никому не мешало: все так жили издавна, для всех это было привычно. Всем казалось, что так и должно быть. Никто не возмущался и ничего не требовал. Все были настроены на предстоящую поездку.