Зал сиял. Огромный стол был накрыт белоснежной скатертью с кружевной отделкой. Начищенные люстры бросали свет на столовое серебро и хрустальные чаши для фруктов. Букеты цветов благоухали в напольных вазах, и аромат цветов смешивался с духами гостей.
Приглашены были абсолютно все! Даже на свадьбе леди Аркадии не было столько гостей! Виконт Труар решил похвалиться успехом сестры и собрал на ужине абсолютно всех соседей. Однако в глазах всех приглашенных мелькнуло изумление, когда дамы вошли. Валенсия была одета в коричневое платье, подходящее для компаньонки, но никак не годящееся для звезды вечера. Леди Лорейн сохранила лиловое полутраурное платье, которое ей сшили на годовщину смерти ее супруга. Однако за десять лет фасон безнадежно устарел, и даже люстриновая накидка не скрывала этого факта.
Виконт бросил на родственниц тяжелый взгляд, а потом перевел его на свою жену. Джорджиана Труар ответила мужу невинным взором.
Валенсия заметила эти переглядывания и поняла. Братец велел жене поделиться гардеробом. Выбрать пару подходящих платьев и подогнать их на «живую нитку», чтобы дамы могли появиться на званом ужине. Виконтесса же, оскорбленная отказом Валенсии взять в столицу ее дочерей, не стала предлагать гостьям переодеться.
Мило улыбнувшись, Валенсия подошла ближе и проворковала:
– Милый брат, благодарю за ваше милосердие. Если бы не вы, нам пришлось бы ехать в столицу в наших старых платьях.
Виконт побагровел. Кумушки и сплетницы навострили ушки.
– Мы так рады, что вы выполнили свой братский долг и предложили нам свой дормез! Этот экипаж напомнил мне дедушку… Бедный старик обожал кататься в нем!
Стоящая рядом с виконтом баронесса Глоль внезапно закашлялась. Дед леди Валенсии умер лет за двадцать до ее рождения.
– Прошу к столу, – снизила градус напряжения виконтесса, и гости потянулись на свои места.
Валенсию усадили по левую руку от виконта, а леди Лорейн – чуть дальше. Братец скрипел зубами, и Валенсия вполне могла бы устроить ему неприятный вечер, но сдержалась. Просто молча ела, слегка пригубила вино и старательно не обращала внимания на попытки соседей напомнить о себе. Как только кто-то начинал говорить ей: «Ах, леди Валенсия, я помню вас вот такой крохотулечкой», она ровно отвечала:
– Господин Мье? Мы виделись с вами десять дней назад на свадьбе моей племянницы. Тогда вы, помнится, не отличали меня от цветочной вазы.
– Леди Валенсия, вы всегда были очень милой крошкой! – восторгалась дама.
– Правда, леди Ревьер? Разве не вы неделю назад очень громко говорили соседу, как моему отцу не повезло с женой? Сумела родить одну только дочь, да и ту страшную!
В общем, вскоре все гости поняли, что Валенсию лучше не трогать, а вот ее матушка вполне мило общалась с теми, кто забыл про нее, как только она переехала во вдовий дом.
На ужин подали три перемены блюд, а потом пригласили гостей в отдельный павильон – насладиться вином и десертом. Повар виконта расстарался, приготовив удивительные голубоватые лилии из марципана, застывшие прекрасными букетами на зеленом желе. Тут же высились горки засахаренных фруктов, пропитанные ромом булочки, изюмный кекс и тминный кекс, а также сыр и вино самых разных видов.
Валенсия окинула столики с десертами нечитаемым взглядом и посмотрела на матушку. Вдовствующая виконтесса разглядывала стол умиленным взором.
– Что такое, матушка? – Ленни подошла ближе.
– Виконтесса очень практичная особа, – негромко сказала леди Лорейн.
– Вот как?
– Эти прекрасные цветы из марципана очень долговечны. Что не съедят, можно оставить для украшения пирогов и тортов на другие праздники. Желе, по сути, уваренный с сахаром и соком шпината рыбий клей, его не жалко, даже если съедят весь. А остатки сыра пойдут на гренки к завтраку для тех гостей, что пожелают остаться в доме до завтра.
– Ни капли не сомневаюсь в том, что опытные хозяйки сделали такие же выводы, – Валенсия бросила взгляд на кумушек, прогуливающихся вдоль столов. Засахаренные фрукты – дорогое угощение, но «долгоиграющее». Разумные хозяйки запасаются им в сезон, а после лишь освежают сахарным сиропом. В общем, стол показывал, что леди Валенсии и вдовствующей виконтессе в поместье не рады.
Кое-как отгуляв с бокалами еще полчаса, две леди Труар тихонько простились с хозяином дома и, сославшись на усталость после долгого пути, поднялись к себе. Утром, встав пораньше, леди уложили свои платья, оделись в дорожные костюмы и спустились вниз еще до завтрака. Кучер, пташка ранняя, послушно запряг лошадей, а служанка принесла с кухни корзинку с жареным хлебом, сыром и засахаренными фруктами.
Уехали леди, оставив виконту благодарственную записку, составленную леди Лорейн. Вдовствующая виконтесса написала всего несколько слов, после которых виконт в бешенстве разбил дорогую вазу севрского фарфора и расколотил мраморный постамент, на котором она стояла. Супруга лорда Труара неслышно подошла, взяла записку, прочитала и скорчила гримасу:
– Чего еще можно было ожидать от дочери священника?
– Пока домом управляла дочь священника, – с угрозой повернулся к ней муж, – никто не смел упрекать этот дом в скупости, жадности и пренебрежении правилами приличий!
После чего виконт развернулся и ушел в свой кабинет, чтобы написать письмо управляющему столичного особняка. Леди Труар и ее дочери не поедут в столицу на сезон. В доме следует приготовить лишь несколько комнат – для самого виконта. Он прибудет в столицу в самое ближайшее время и попытается умилостивить сестру и мачеху. Если бы он только знал, что Валенсия станет невестой принца! Если бы только знал!