– На хамство надо уметь реагировать, – учил меня опытный кочегар Павел в школьной котельной, сидя на скрипучем стуле возле самодельного стола из половых досок.
– Как? – спросил я.
– Вот, например, тебя послали куда подальше.
– И что?
– Ты должен обидчику в рожу дать.
– Зачем? – удивился я.
– Чтобы обозначить свое возмущение. На все надо уметь реагировать. В этом и заключается настоящая свобода.
Павел жил на окраине Пентюхина в деревянном бараке, носил густые рыжие усы, пятнистый темно-зелёный ватник и огромные кирзовые сапоги. В душе Павел считал себя интеллигентом. Он уверял меня, что всем в этой жизни доволен. Все у него есть, потому что он умеет жить скромно. А если что не по нему, если что не так – он в рожу может дать. У него в этом смысле «долго не горит».
– Вот я, например, никому спуску не даю, – хвастался он. – Не так давно даже директора школы оттянул, как следует.
– За что? – не понял я.
– За дело. Я ему несколько раз напомнил, что набивку в насосе пора заменить, через сальник вода протекает. А он – ноль внимания… Волков бояться – в лес не ходить! Пришлось поставить человека на место. Высказать ему всё. Пусть радуется, что я ему по шее не настучал…
– Ну, ты даешь!
– И с женой своей я так же обращаюсь, – заверил меня Павел. – Если чего не по мне, я могу и жену на место поставить.
– Её ты, надеюсь, не бьешь?
– Нет, не бью. На неё мне достаточно грозно посмотреть – она сразу всё понимает.
Павел сделал нижнюю губу коромыслом и слегка приподнял вверх указательный палец, многозначительно глядя на меня.
– В наше время иначе нельзя! Съедят! Я когда вздымщиком работал в Малмыжском леспромхозе, у нас мастером был мужик один по фамилии Закирзянов. Хитрый дядька, я тебе скажу. Мы всей бригадой пахали, добывали живицу, а он у нас почему-то бригадиром числился… Прохиндей! Ну, я взял да и вывел его на чистую воду. Съездил в бухгалтерию леспромхоза и наряды поднял. Казалось бы, что тут такого. Только до меня никто почему-то этого сделал. Вот так вот! Потом мы ему для порядка рожу-то начистили.
Павел закурил, откинулся на спинку стула и задумался. Через какое-то время оживился и нравоучительным тоном добавил:
– Скромность не украшает.
– Понятное дело, – согласился я.
– Сейчас такое время, когда всего нужно самому добиваться, – продолжал Павел нравоучительно, – просто так ничего не получишь. Всё с боем приходиться брать.
– Как добиваться? В суд подавать, что ли? – заинтересовался я.
– Да можно и в суд, – пояснил Павел, – только я привык действовать по-своему. Ты ведь знаешь, что я отработал вздымщиком пятнадцать лет. Хотел по этой причине в пятьдесят пять на пенсию выйти.
– Ну, и что?
– И ничего у меня не получилось.
– Почему?
– Какая-то запись в трудовой книжке этим гадам в пенсионном фонде не понравилась. Запятая где-то не там поставлена. Или организация сменила название. Я толком сейчас не припомню… Мне умные люди тогда тоже советовали в суд подать. А я не стал. Дождался эту суку из пенсионного фонда на улице вечерком и настучал ей по башке.
– А потом? Это же уголовщина какая-то.
– Она потом нажаловалась участковому. Меня скрутили, упрятали на пятнадцать суток в кутузку… Но это всё ерунда. Зато я никому спуску не дал. Мне до пенсии-то осталось уже три года. Как-нибудь доработаю.
– И тебе не хочется добиться справедливости, как положено? – удивился я.
– Хочется, конечно, только для этого моей глотки не достаточно. Кулаков – тоже. Тут надо адвокату платить, свидетелей собрать, документами разными запасаться. Туда – сюда надо мотаться, а у меня личной машины нет. Мне это дело поперек горла. Да и конторы леспромхозовской давно не существует. Все документы в архиве, если сохранились. А из архива каждую справку надо по месяцу дожидаться… Нет. Эта волокита не для меня. Если бы рожу кому-нибудь набить или по шее надавать – тогда другое дело. А бумагами заниматься – это не для меня.
Павел красноречиво посмотрел на меня и скептически покачал головой.
– Это стена. Её не переплюнешь.
– А с юридической точки зрения? – подначил я.
– Да хоть с какой. Законы сейчас каждый день меняются. Сегодня дают пенсию в пятьдесят пять. Завтра – не будут. Год прошел – уже ситуация другая. Если бы морду кому набить или послать куда подальше – это мы в любое время. А с государственной машиной воевать нам не с руки. К тому же зарплату ментам повысили, военным – тоже. Это неспроста. Наша власть народа боится. Чего уж там. Ничего страшнее народного гнева нет.
Вот тут я не могу с Павлом не согласиться. Тут он прав…
Помню, как-то на дискотеке окружила меня толпа незнакомых парней. Все они были слегка навеселе, какие-то излишне возбужденные, и все с наглыми рожами. Один из них попросил закурить. Другой сказал, что надо для порядка отойти в сторону и для чего-то поправил ремень у меня на брюках. Короче, стало ясно, что сейчас меня будут бить. Потому что народу понадобилась жертва. Им показалось, будто я кого-то из себя строю. На кого-то я не так посмотрел, пригласил танцевать не ту. Да мало ли чего. Я понимал, что не справлюсь с ними, что эта толпа меня раздавит. И если бы не один мой плечистый приятель, который в тот момент проходил мимо, всё могло бы закончиться весьма печально. Никакие слова эту компанию не остановили бы. Народ в едином порыве непобедим. Тут Павел прав.
– А вчера захожу в школьную столовую, чтобы на обеде перекусить, как следует, а меня не пускают. Представляешь, – неожиданно сменил тему Павел.
– Почему? – вяло поинтересовался я.
– У завуча юбилей, видите ли. Там, оказывается, столы накрывают для праздника. Ну, я естественно возмутился, права стал качать. Хотел завхозу нашему рожу начистить. Показать ему кузькину мать. Но потом передумал. «Дайте хотя бы второе», – говорю.
– И что?
– Мне вынесла повариха еду какую-то. Я деньги отдаю, а она не берет. Это, говорит, от детей осталось. Другого нет ничего…
– Н-д-а!
– Живем как поросята, – зло резюмировал Павел. – За детьми, что останется, доедаем… Хотя я потом ещё приходил. В разгар веселья. Тогда всё по-другому получилось. Все уже стали добрыми. Усадили меня за стол, заставили водки выпить. Глаза у баб масляные. Так и норовят сказать что-нибудь шаловливое. Ну, я естественно выпил. Присел рядом с молодой химичкой. С той, которая в прошлом году учить начала. Хотел ей сказать чего-нибудь этакое, но слов подходящих не нашел. Застеснялся.
– Чего так?
– Робею перед красивыми бабами. Что тут поделаешь. Это у меня с детства… Но одному ухажеру её я всё-таки по башке-то настучал. Обидно стало. Она на него смотрит, а на меня – нет.
– Кто она? – переспросил я.
– Ну, химичка-то эта. У меня долго не горит. Ты знаешь. Я никому спуску не даю.
– А кого побил?
– Сам не знаю. Чужой какой-то мужик попался, но при галстуке. Он после всех пришел. Не наш вроде.
– Может, учитель какой?
– Да нет. Я не знаю его. Только если приезжий…
Павел потупился, перевел взгляд куда-то за окно. Там на ветвях тополя трепетали на ветру последние желтые листья. Потом посмотрел на меня и спросил:
– А ты чего с высшим образованием в кочегары залез?
– Так получилось, – со вздохом ответил я.
– Пошто?
– Работы по специальности не нашел.
– Дурак! Было бы у меня высшее образование, я бы уголь не таскал, – уверенно проговорил Павел.
– А чем бы ты занимался?
– Сидел бы в канторе какой-нибудь. На стуле качался возле компьютера. Я среди баб работать люблю. Им ерунду какую-нибудь расскажешь – они смеются. Или в коридоре за задницу ущипнешь – им весело.
– Х-м-м.
– А чего? С высшим образованием руками-то можно не работать. Это точно. Башкой ворочать надо.
– Не у всех и не всегда это получается.
– Да у тебя и в котельной-то не всё выходит. То в дежурке не приберешься, то у котла мусор оставишь. И насос после твоей смены всё время надо проверять. То течет, то стучит. Подшипники видно не смазываешь ладом.
При этом Павел посмотрел на меня как-то невесело. Я сразу подумал про себя, а вдруг у него настроение сегодня скверное. Чего доброго, подумает, что я его чем-то обидел – и даст мне в лоб. Я немного ещё посидел на нарах, повздыхал и решил на всякий случай поскорее из котельной ретироваться. Кто его знает, что у него на уме.