Элли провожала взглядом отплывающую шхуну Виолы, рассеянно постукивая тростью по краю причала.
– Тебя боль мучает, девочка? – раздался неприветливый голос Янссена. – Что случилось с твоей ногой?
Лодка быстро сделалась точкой на горизонте.
– Я споткнулась, – ответила Элли. Она обернулась и посмотрела на Ковчег, величественно громоздящийся на вершине острова, словно орёл в гнезде. Зелень пробивалась из его выгнутого серого днища, словно клочья шерсти из детской игрушки. Поначалу Элли решила, что это мох, но затем сообразила: это сады, растущие на огромных балконах. – Это там живёт Королева?
– Разумеется, – сказал Янссен. – Ты проста, как три салаки, а, девочка?
– Я с внешних островов, помнишь? Ты когда-нибудь Её видел?
Янссен фыркнул.
– Я видал Её, но не вблизи – с чего это они допустят меня близко к Ней? Я не достоин дышать одним с Ней воздухом. Это если Ей вообще надобен воздух.
Он схватил свою газету, явно полагая, что разговор окончен. Элли скользнула взглядом по заголовку:
ЛОРЕН СПАСАЕТ ТОНУЩЕГО МОРЯКА – МУЖЧИНА СЧАСТЛИВ УВИДЕТЬ СВОЕГО ГЕРОЯ
Элли снова задумчиво посмотрела на Ковчег. Какие особые ухищрения использовались, чтобы вырастить эти сады? Она вообразила себе Королеву: высокое светоносное создание, оделяющее свой народ едой и лекарствами. Она вообразила себя подле Королевы, не уморённую голодом, шкандыбающую с палкой, но наряженную в переливчатое новое пальто, снабжённое сотнями карманов…
Храп Янссена выдернул Элли из сладостных мечтаний. Она бросила взгляд на своё отражение в воде, вспоминая тёмную тень, которую видела под волнами, и ту фигуру на пляже. Чувствуя себя неожиданно незащищённой, она торопливо прошла по причалу к твёрдой земле, мимо домов с облупившимися оранжевыми ставнями, лениво раскачивавшимися на ветру. Старички и старушки сидели на лавочках, сплетничая и прихлёбывая чай. Чуть дальше она обнаружила троицу детей, игравших в дверях дома. Одна девчонка – самая высокая из всей компании – ткнула в мальчишку.
– Ты признан виновным в измене мной, Королевой. Твоё наказание – это то, что тебе отрежут голову. Гемма, дай мне голову.
Девочка пониже протянула ей бесформенный холщовый мешок с вышитым на нём лицом. Ухмыляющийся мальчишка потянул вверх ворот рубахи, закрывая лицо, и высокая девочка пристроила мешок ему на голову. Она подняла большущую увесистую палку и сшибла мешок. Мальчик захихикал.
– Но это неправильно, – сказала невысокая девочка. – Королева добрая.
– Не всегда, – заявила высокая девица. – Она однажды отрубила кому-то голову за кражу козы.
Невысокая девочка покачала головой:
– Только не Королева. Никогда.
Элли покашляла.
– Э, простите, а можно я кое о чём спрошу?
Дети обернулись как один, увидели Элли и попятились.
– Ты призрак? – спросила высокая девочка.
– Ты очень больна? – озаботилась невысокая.
– Нет. – Элли ощетинилась. – Мне просто интересно… а как Королева выглядит?
– Она прекраснейшая из всех Королев и Королей во веки веков, – сказала низенькая девочка, – и самая добрая. Она никому никогда не отрезала бы голову.
– А вот и да! – закричала высокая девчонка. – Ворам и убийцам, и всем, кто с острова… – Она нахмурилась, губы её тщетно пытались сложить следующее слово. – Кон… Кон…
– Кончества? – бросилась на помощь невысокая. – Коршуна?
– Кощунства, – приглушённо произнёс мальчик из-под рубахи.
– Точно, – сказала высокая девочка. – Кон… Кон… Ну, сама знаешь. – Она наклонилась поближе к Элли и прошептала: – Врага.
Элли пошатнулась, прижимая руку к животу.
– Ты в порядке? – спросила коротенькая девочка, придерживая Элли за талию.
– В порядке, – соврала Элли. Ледяной осколок впился ей в сердце. Несколько мгновений она не могла вздохнуть.
– Не бойся, мисс, – сказала ей высокая девочка. – Люди, бывает, пытаются приплыть сюда из Города Врага. Потому что им так плохо там живётся, и потому что их бог злой. Но Королева всех казнит. А сам Коршунный никогда сюда не придёт. – Она гордо выпрямилась. – Королева хранит нас.
– Постой, – проговорила Элли. – Что ты имеешь в виду?
– А-а, ты, верно, с внешних островов. – Девочка снисходительно улыбнулась. – Враг боится Королевы, мисс. Понимаешь, божество внутри неё – это Божество жизни и творения. У оного даже нет настоящего имени, вот какое оное важное. А Враг – это бог смерти и разрушения, и, конечно же, оный боится Её.
Слова девочки запали Элли в голову, и весь страх смело прихлынувшим возбуждением. Божество внутри неё…
Королева – не божество. Она Сосуд.
Крепко схватив свою трость, она отталкивалась от камней мостовой, поспешая к докам.
– Сэр! – гаркнула она, махом затормозив в конце причала. – Эм, Янссен!
Громадный мужчина, всхрапнув, проснулся.
– Батюшки! – вскрикнул он. Тут он заметил Элли. – Ты кто?
– Откуда ты знаешь, что Королева – Сосуд?
Янссен посмотрел на Элли так, будто она была заплесневелой коркой хлеба.
– Вы там на внешних островах совсем безбожники. Я знаю, потому что это правда. Я знаю, потому что в морях есть рыба, а в полях пшеница. Я знаю, потому что ещё мальчишкой видел чудо её дара на Празднестве Жизни.
– На Празднестве Жизни?
– Королева, помилуй, да ты тупая, девочка? Один раз на жизни поколения Королева является народу, чтобы излечить недужных и взрастить поля и сады. У собственной моей матери, благослови её душу, была чахотка, и Королева взяла её руку в Свою… – Голос Янссена пресёкся, слёзы потекли из-под его глазной повязки. – Матушка прожила ещё десять лет. Десять! Благодаря Королеве она увидела, как я стал мужчиной. Воздадим Ей хвалу! А ты знаешь, что всякий раз, когда она использует свои силы, малая часть её утекает навсегда? Она отдала частичку себя просто для моей старой матушки. И через шесть недель она сделает это снова для всех нас на Празднестве Жизни. Вот тогда в море снова будет рыба, а в полях зерно.
Он рухнул на свой стул.
– Воздадим Ей хвалу, – прошептал он, а затем крякнул от испуга, когда на причал грохнулся ящик. Элли тоже подскочила. Она и не заметила, как лодка вернулась.
Виола и Сиф спрыгнули на причал, улыбаясь, как пара взломщиков, провернувших отличное дельце. Котёнок Виолы победно мявкнул.
– Папа, ты плакал? – спросила Виола. – Опять из-за тех щенков?
Янссен нагнулся над открытым ящиком.
– КОРОЛЕВА, ПОМИЛУЙ!
Элли привстала на цыпочки, чтобы заглянуть внутрь. Ящик был до краёв полон блестящими белобрюхими рыбинами.
– Чудо! – вскричал Янссен.
– Папа, – сказала Виола, сжав его плечо. – Погляди на шхуну.
Янссен повернулся. Он булькнул, а затем издал пронзительный истерический смешок. Элли встретилась взглядом с Сифом, и тот прикрыл усмешку ладонью.
Палуба была погребена под рыбой.
4754 дня на борту «Возрождения»
У Карги в недрах Ковчега был сад. Никто не мог мне сказать, как что-то способно расти там без солнечного света, но, надо думать, нам и без того есть о чём тревожиться. Говорят, Капитан Ковчега упускает власть, и скоро начнутся драки. И того хуже, шепчутся, будто Враг с нами в Ковчеге.
– Где этот мальчишка? Я придушу его! – заявила я Карге.
В комнате было жарко и влажно, пахло потом и землёй. Карга склонилась над каким-то растением, растирая между пальцев листочек размером с человека.
– Он не убивал твоего кита, – сказала она. – По правде сказать, он и есть твой кит.
– Где он?
Карга вздохнула и, подняв масляную лампу, повела меня между грядкой фасоли и ягодными кустами.
– Пожалуйста, воздержись от насилия – он необходим нам, если мы думаем выжить в этом плавании.
Мальчишка разметался на полу. У него было резко очерченное лицо, коричневая кожа, непослушные чёрные волосы. Он выглядел так, будто сгодится для драки, если только он проснётся.
– Зачем ты его тут держишь? – спросила я.
– Ты мне не поверишь, но этот мальчик – бог.
– Невозможно. Богов больше нет.
– Я же сказала, что ты мне не поверишь.
– А ещё он не мой кит. Голубоглазый приносил пользу. Он приносил нам рыбу и тюленей.
– Девочка, этот мальчик принесёт нам столько рыбы, сколько нам будет нужно. Он само море.
– Он море, он мой кит, он бог. Определись уж, Карга.
– Ты мелка духом, дитя.
– Мой кит мертв, – скривилась я. – Мы были повязаны. Мы приносили еду на Ковчег. Что я без него?
– Например, ты могла бы помочь мне в саду.
– Я охотница. Я не стану поливать цветочки. Почему этот мальчишка мой кит?
Карга улыбнулась и склонилась над ним:
– Смотри.
Большим пальцем, покрытым коростой земли, она приподняла одно веко, обнажив глаз цвета тёмного моря. Я сделала шаг назад.
– Голубоглазый, – прошептала я. – Что это всё значит?
– Твоя косатка была Сосудом. Смертной душой, одержимой бессмертным духом.
– Ерунда. Глупости. Что ты имеешь в виду?
– Мне ведомы знаки, дитя. Ведомы, как никому другому.
– Это как?
Карга нежно коснулась пальцем щеки мальчика.
– Потому что я тоже Сосуд.