Солнце стояло уже довольно высоко и старательно прогревало небольшой островок. Сушило влажные после ночного дождя камни, играло бликами на спинках мальков, снующих в прозрачной воде рукотворных бассейнов. Удлиненные, неглубокие ямы, выложенные плоскими камнями, тянулись чередой вдоль линии прибоя и служили для разведения молоди. Часть ее доставалась споро нырявшим уткам, но так и задумывалось, по объяснению Эста.
– Они растут быстро, – рассказывал он, ведя напарницу к стоящему на невысоком холме одинокому зданию, – и скоро будут уткам не по зубам. Тогда мы сами будем отлавливать лишних, садок может прокормить не более полусотни рыбин.
Силь внимательно слушала, ее собственный опыт разведения кур не принес ни яиц, ни мяса. Но там можно было придумать способ заработать и просто купить яиц, а здесь – вырастить птицу – это единственный путь.
Вытянутый с севера на юг скалистый остров огромной запятой окаймлял внутреннюю бухточку. Примерно посредине гигантской запятой на пологом склоне скалы высилась портальная башня. Напротив нее, шагах в трехстах, кто-то возвел на небольшом холме округлое каменное здание. И его действительно легко было рассмотреть от любого жилища. Чем ближе Силь подходила к столовой, тем отчетливее понимала, почему узникам так нравится хоть иногда там обедать. И ради чего они таскают сюда рыбу и уголь, ставят вокруг неказистые каменные скамейки и сажают в выбитые вдоль дорожки ямки корявые кустики шиповника.
Все они тоскуют по дому, и наверняка все раскаиваются, ну кроме маньяков, помешанных на своих замыслах, разумеется. Вот и воссоздают подобие обычной харчевни, куда вечерами стекаются скучающие окрестные жители.
– Доброе утро Эст, – оглянувшись, приветствовала вошедшего помощника Зана и изумлённо уставилась на Силь, – так вы вдвоем? А что ты умеешь делать?
– Что нужно, то и буду, – невозмутимо сообщила та, зная, что справится почти с любым заданием.
– А блины печь? Только у нас тесто жидкое, муки мало. Зато снимаются хорошо, мы яиц больше кладем.
– Давай, попробую, – доставая фартук, новенькая подступила к плите, – еще руки бы сполоснуть.
– Вон лохань с теплой водой, – Зана подставила к печке небольшую высокую скамейку и водрузила на нее горшок с тестом.
Силь вытерла руки насухо, капнула на сковороду жир, повернула и убедившись, что он бегает, словно живой, налила первую ложку теста. Пока небольшую, посмотреть, как оно себя поведет. Оказалось, неплохо, растеклось ровно, без комков, быстро схватилось мутной корочкой. Зана поспешно подала широкую деревянную лопатку, и довольно выдохнула, когда перевернутый с первой попытки блин ровно лег на сковороду румяной стороной вверх.
– Куда класть? – улыбнулась ей новая помощница.
– Сейчас… вот.
Первый, не самый большой и ровный кружок шлепнулся на медное блюдо, а на сковороду плеснулась очередная порция теста. Кухарки переглянулись, отступили и отправились варить кашу и жарить омлет. Рыбу готовили после всего, дождавшись свежего улова.
Силь облегченно выдохнула, ей очень мешало, когда кто-то стоял над душой. Но теперь она полностью отдалась работе и даже вздрогнула, услыхав донёсшийся от входа саркастический смешок.
– Решила стать кухаркой?
От неожиданности рука помощницы невольно дернулась и перевёрнутый блинчик лег на сковороду криво. Женщина поспешно подправила его лопаткой, мысленно подыскивая настолько же едкий ответ, но сказать ничего не успела. Рядом возникла пылающая гневом Зана.
– На этом острове нет ни кухарок, ни слуг. Никаких! – отчеканила она, яростно глядя в лицо Грэхема. – только ссыльные. И все, как один, имели прежде высокие титулы и должности.
– А вы? – оторопело взирал на нее бывший герцог.
– Когда-то была баронессой. А сюда попала после того, как утопила мужа вместе с фрейлиной.
– Но я же не знал…
– Дураком-то не прикидывайся, – презрительно фыркнула кухарка, незыблемой стеной стоя между ним и Силь, продолжавшей печь блины, – И того, что все ссыльные должны работать, чтобы есть, ты тоже еще не понял?
– Это понял, – вмиг ощетинился Грэхем, – но ничего такого никогда не делал. И никто не хочет объяснить.
– Потому что ты не прошел проверку, – с неподдельным презрением выплюнула бывшая баронесса.
– Какую… А мне кто-то сказал?
– На человечность. И никто никому ничего не говорит! И не обязан! Но большинство проходит.
– А тот… кто не пройдет, должен сдохнуть? – с ненавистью прошипел на нее герцог.
– Зачем? – басом ответил от двери Роб, – просто отправится в одиночную камеру и будет получать свою миску супа, ничего не делая.
– А Дебора, значит, прошла… – сообразительно протянул Грэхем, явно пытаясь поддеть бывшую пассию.
– Да. – Уверенно подтвердил староста, – И снова набирает плюсы. Напарниц никто не заставляет помогать на кухне.
– Я не за плюсы, – возмутилась Силь, – просто хотела посмотреть столовую.
– Посмотрела? – прищурился Роб, – ну и бросай лопатку, иди домой.
– А с чего это ты мной командуешь? – обозлившись, на миг обернулась от сковороды Силь. – Я тебе не прислуга! Хочу – здесь стою, захочу – пойду уток кормить!
– Ладно, – засмеялся он, – как соберешься, – позови меня, я бадейку отнесу.
И обернувшись к герцогу, молча следившему за их разговором, ехидно добавил:
– Вот так и набирают плюсов.
– Сесиль всегда была доброй и отзывчивой… – тихо и печально заметил Грэхем, но достиг вовсе не сочувствия, на которое явно рассчитывал.
– И за это ты даже в дом её не пустил, выгнал на холод да еще и обозвал, – желчно поддакнула Зана.
Тихая Лиз молча кивнула в знак согласия.
– Я уже понял к тому моменту, как тут тяжело, – возразил бывший герцог, – и хотел, чтобы она вернулась. Она ведь не совершала никаких преступлений… и сюда шла ко мне… добровольно.
– А это не имеет значения, – жестко отрезал моментально посерьезневший староста, – раз пришла – должна прожить полгода. Прежде никто не станет пересматривать решение суда. Но прошение нужно подать.
Силь очень хотелось вступить в их разговор, объяснить, поспорить… но она понимала, что это сыграет на руку бывшему любимому мужчине. Он привык так действовать… и пока никак не может поверить, что тут этот способ не пройдет. Не помогут ни деньги, ни посулы и угрозы, ни обаяние… всего этого просто нет.
Последняя мысль царапнула неприятным подозрением и Силь все же не стерпела, бросила через плечо:
– А амулет очарования у тебя отобрали, или это было заклинание?
И по напряженному молчанию Грэхема поняла, что невзначай попала прямо в десятку. Но все равно оглянулась, проверить и лишь теперь, рассмотрев побледневшее лицо прячущего взгляд фальшивого мужа, ощутила резанувшую сердце боль.
– Деб… я объясню… – заторопился он, однако Силь уже успела нацепить привычную маску холодного равнодушия.
– Зана, дай ты ему наконец каши, чтоб не мешался, – скомандовала она так, словно была тут главным поваром.
И поспешила снять едва не пригоревший блин. Плеснула теста, перевернула, сняла… и пекла, пекла, пекла, ни на кого больше не обращая внимания. Кажется, ей предлагали помочь, сменить… Силь лишь упрямо мотала головой, сама обойдется, тут уже делать нечего. И утешать ее не нужно, она сильная. Раз столько вынесла и еще не сломалась, и не озверела – переживет и эту боль.
А вот с бывшим лжемужем разговаривать не будет. И не из вредности, наоборот, его теперь даже жаль стало. Он ведь привык, что все смотрят в рот, бегом бегут выполнять любые желания и тем более – указания. Грэхем даже начал считать это своей заслугой… хотя работал тоже много и во все дела вникал очень тщательно. Но явно осознал свою беспомощность и зависимость от амулета очарования лишь теперь. Именно в тот момент, когда помощь заклинания обаяния вдруг стала жизненно необходимой. И теперь ему придется срочно учиться уважать людей и договариваться с ними без мощной опеки амулета.
Силь сняла последний блин и отодвинула сковороду на край плиты.
– Что еще сделать?
– Идем чай пить, – махнула от стоящего под окном стола Зана, – пока можно отдохнуть. Завтраком почти всех накормили, Эст тоже поел блинов. А огородники позже придут. Нужно срочно морковку дополоть.
– А кто попадает в огородники? – Силь спрашивала просто так, лишь бы не думать о всех сделанных в жизни ошибках.
На это у нее будет вечер… и ночь. И завтрашний день, Эст собирался пойти на рыбалку.
– Да те, кому трудно рубить уголь и ловить рыбу. Они ухаживают за козами и огородом. Уток мы подкармливаем, но они и сами еду находят, – охотно делилась сведениями кухарка, – А что ты еще готовить умеешь?
– Да много чего… сразу и не назовешь. У меня не всегда были деньги на кухарок.
– А этот… вроде не похож на бедного.
– Да, – хмуро усмехнулась Силь, и честно предупредила, – но про него мне не хочется говорить. Могу только попросить… не судите строго. Он для жителей своих владений сделал много добра, все его любили и уважали. А вот близкими привык крутить… но так было принято в семье, иначе он не умел.
– Добрая ты, – недовольно фыркнула Зана, но осуждения в ее голосе не было, – он об тебя ноги вытер, а ты ищешь ему оправдание. Но мы поняли… и попробуем помочь. Нет, не кормить… а давать работу и объяснять.
– Спасибо, – поспешила закончить разговор Силь, заметив в окно Эста, тащившего к столовой большую корзину, повешенную на спину. – А я буду к вам приходить, если не прогоните.
– Конечно, приходи… особенно, как пастилу варить начнем.
Домой напарники возвращались поздно вечером. Хотя кухарки и отказывались, помогли им помыть после ужина немудреную, разномастную посуду и полы.
– Отдыхайте, – прикрикнул на женщин Эст, – завтра придет Скар, а у него еще нога не зажила. Скажете, чтоб за углем не ходил, там ящик с верхом полон.
– Так ты уголь таскал, – шагая к своей пещере Силь припомнила сгорбленную от тяжести фигуру напарника, – а тележки у вас нет?
– Была… – не сразу ответил он, – сломалась. Тут все время сыро… она просто рассыпалась от ржавчины.
– А попросить… – заикнулась Силь и смолкла, сообразив, что просить никто не станет.
Не те люди. Вот придорожные бандиты или рыночные воришки уже засыпали бы жалобами всех, начиная от портальных магов и заканчивая императором. А бывшие лорды и леди унижать себя просьбами не станут, для них фамильная гордость превыше всего. И не понять этой щепетильности ни банкирам, ни лавочникам.
Дом встретил напарников прохладой, особенно ощутимой после жара кухни и тепла прогретого за день уличного воздуха. Эст сразу же принялся топить печь, а Силь, прихватив чистое платье, ушла в купальню. И самой хотелось хоть несколько минут понежиться в горячей воде, и одежда пропахла жареной рыбой.
После купанья женщина наскоро простирала вещички и, связав в узелок, отправилась в свою комнату, но в кухне ее остановил Эст.
– Силь, я забыл показать тебе чулан, где мы сушим мокрую одежду. Он рядом с купальней и там всегда тепло от трубы с горячей водой. Зимой иногда не хочется ходить за углем, чтобы топить печь целый день, и тогда я там ночую. Или греюсь, пока не разгорится печь.
Узница молча повернула назад и вскоре развешивала одежду на протянутых веревках, пытаясь придумать, как разгородить чулан пополам. Или в ссылке лучше забыть про излишнюю стеснительность?
Похоже, это единственное, что ей остается.
– Зана сказала мне про амулет… – разливая горячий чай, деликатно начал Эст, но напарница подняла пред собой ладони, словно сдаваясь или защищаясь.
– Ни слова больше. Не могу и не хочу о нем говорить. Лучше расскажи, почему вы все такие оборванные… узникам ведь дают какую-то одежду?
Бывший дознаватель помрачнел и поднял руки, скопировав ее жест.
– Не хочу об этом говорить. Не обижайся… но тут что-то странное. Еще лет двадцать назад кое-что давали… и муки вволю, и сахара немного, и другие продукты. Овощи, крупы. А теперь – только муку, и то не часто. Те, кого отпускают, могли бы узнать, почему. Но как мы выяснили, амнистированные перед уходом дают клятву никому ничего не говорить об этом месте. Кстати, Роб велел напомнить тебе, чтобы написала просьбу об амнистии и завтра же отправила. Я помогу.
– А просить можно только амнистию? – задумалась Силь.
– Все что угодно, хоть золотой трон. Но помни, что судьи весельчаков не любят.
– Трон мне не нужен, на нем сидеть неудобно, – отшутилась женщина, – а насчет амнистии нужно подумать.
– Собираешься нянчиться с предателем? – взгляд дознавателя вмиг стал холодным и презрительным.
– Ничего подобного, – обидевшись, Силь резко отодвинула чашку и вскочила, – просто я тоже далеко не невинная овечка… и хочу лишь немного пожить той жизнью, какую заслужила некоторыми поступками.
– Ну не тут же… – еще кричал вслед Эст, но она уже не слушала, торопясь попасть в свой закуток и с головой залезть под одеяло, чтобы наконец, дать волю слезам.