То ли пасуя перед этим мужеством, то ли потеряв свою власть над океаном с первыми лучами поднимающегося на востоке светила, то ли просто израсходовав свою силу в бесполезном гневе, буря стала медленно стихать. А может, просто наши моряки уже начали потихоньку привыкать к её свирепому нраву и просто устали её бояться, воодушевлённые началом нового дня.
– Андрюха, тебе не кажется, что всё это начинает стихать? – Крикнул Юрий, медленно оглядывая пространство внутри палатки.
– Не знаю, Юрок. Но мне кажется, что ещё не много, и для меня станут безразличны и эта треклятая погода, и эта лодка, и наше спасение, если оно вообще случится, да и все земные проблемы.
– Эй, Тюбик, ты что, помирать собрался? Раньше надо было. Открой глаза, смотри – рассвет!
Только минуту спустя он снова услышал голос Андрея:
– Ну и духота!
– Ещё бы! Мы уже вторые сутки дышим одним и тем же воздухом вперемешку с этим бензином, будь он не ладен! Правда, я думаю, что свежий воздух где-то всё же проходит, а то мы давно бы задохнулись.
– По-моему, это случится уже скоро. Как в подводной лодке: если не хочешь задохнуться, открой её, тогда только потонешь. (Юрий в ответ невесело ухмыльнулся)
Время шло. В лодке становилось всё светлее. Волны действительно были уже не такими как ночью, и ливень превратился в простой дождь, который бессильно ронял свои мелкие капли на покатую крышу потрёпанного маленького судёнышка.
Начинался третий день злоключений. Дождь прекратился вовсе, и вскоре в брезент лодки ударил первый солнечный луч.
– Юрка, кажется, ура! А? Выжили, – почти по слогам тихо, дрожа от холода, произнёс Андрей.
– Пока да. Но если мы не откроем наш намертво прибитый шатёр, то он станет нам саркофагом. Во время шторма ветер задувал нам под ослабевшие крепления свежий воздух, а теперь он стих, и если мы сейчас же не откроем его, то очень скоро твоя лодка станет «Летучим голландцем», – тяжело дыша и зябко поеживаясь, медленно ответил Юрий, с трудом поднимаясь на ослабевших локтях.
Все силы без остатка были отданы прошедшей борьбе, и двое друзей, почти задыхаясь от нехватки кислорода, непослушными, окоченевшими от холода руками принялись отрывать глубоко сидящие в мокром деревянном планшире[2] скобы, совсем недавно спасавшие их жизни в неравной схватке со стихией. Ничего не выходит. Юрий в порыве отчаяния замахнулся отвёрткой, грозя разорвать ею плотную ткань палатки.
– Юрка, стой! – Взмолился Андрей, – А вдруг снова буря, что делать будем?
Весомый аргумент спас палатку от гибели, а сердце её хозяина от разрыва. Ломая ногти и раздирая кожу пальцев в кровь, общими усилиями им всё-таки удалось вырвать две соседние скобы, и маленькая струйка слабого, но живительного, чистого, прохладного утреннего ветерка ворвалась в тесное душное пространство маленького кораблика, возвращая к жизни его измученный экипаж.
С каждым глотком свежего воздуха силы всё быстрее возвращались к повеселевшим друзьям. Они подняли заднюю часть брезентовой крыши своего катера, устало и облегчённо плюхнулись на его жёсткие сиденья. Вскоре поднявшееся на востоке Солнце приветствовало своими мягкими лучами героический экипаж гордого корабля, своим теплом лаская им холодные небритые мокрые щёки.
На небе всё ещё медленно проплывали, погоняемые с юго-востока уже слабым ветерком тёмные тучи, но на восточном горизонте уже виднелась полоска голубого неба. Солнце поднялось над облаками, спрятав в их густом покрывале свои рыжие усы, снова погрузив океан в лёгкую сумеречную мглу. Но опасность была уже позади. Тяжёлые волны медленно и величаво уже без той былой угрозы качали маленькое судёнышко, словно полностью потеряв к нему всякий интерес, наигравшись им вволю.
– Тюбик, не пора ли нам чуток пообедать, а то я сейчас начну грызть борта твоей лодки.
– Ещё бы не пора! Почти двое суток ничего не ели. – С готовностью подхватил тот, – айда барбекю пожарим, а то мясо скоро протухнет. Жалко будет выбросить его рыбам.
– Во! Правильно! Топор у тебя есть, сейчас нарубим лодку на дрова и справим прекрасный завтрак, – съязвил Юрий.
– Зачем лодку на дрова? У меня уголь специальный есть…
– Какой уголь, ты что, в лес со своим углём поехал?! – Юрий не поверил своим ушам. – Что, в лесу дров нельзя было найти? Ну, вы америкосы ещё долго будете удивлять мир своей дуростью! Да что б я когда-нибудь подумал о переезде в твою Америку! Пусть у меня сначала мозги отсохнут. Вот так же как у тебя… Да ладно, старик, не обижайся, – он дружески обнял Андрея за плечо, практически засунув его себе подмышку, – не сухие у тебя мозги, не сухие, а очень даже мокрые и просолённые, как и всё на тебе, – и, не убирая руки с его плеча, весело рассмеялся, разглядывая своего друга, мокрого и взъерошенного. – Так что ты там про барбекю говорил? – примирительно спросил Юрий, желая как-то смягчить неловкую шутку.
Андрей нырнул в свой бездонный носовой трюм и, балансируя на качающейся лодке, бережно достал маленький круглый мангал, бумажный куль с углём и кастрюлю. Открыв крышку, он блаженно прикрыл глаза, жадно втягивая ноздрями чарующий аромат маринованного перчёного мяса.
– Тюбик, не томи! – пришла очередь взмолиться Юрию.
Приготовления вдвое рук прошли на редкость быстро, и вскоре над седым океаном впервые за его долгую историю поднялся чарующий, щекочущий ноздри голодных мореплавателей неповторимый запах жареного в горячем дыму, пропитанного соком лука и белым вином уже слегка подрумянившегося мяса. Для друзей уже ничего не существовало: ни угрюмых волн от горизонта до горизонта, ни тёмных, медленно убегающих на северо-запад серых туч, ни свежих воспоминаний о прошедшей буре, было лишь затмившее собой всё на свете и разыгравшееся в сладостном аромате желанного блюда чувство звериного голода.
Спустя некоторое время над маленькой, затерянной в огромном океане лодочкой белые разрозненные облака торопливо бежали вдогонку ушедшим за горизонт серым тучам, открывая уставшим морякам маленькие лоскутки бездонной голубизны высокого неба. Прорывающиеся между ними лучи Солнца весёлым блеском играли в бирюзовых волнах, щекоча ресницы сытых друзей, а те, отдыхая на удобных сиденьях, лишь блаженно нежились в его тёплом дыхании, окончательно прогоняя поселившиеся, было, в их душах страх и уныние.
Бессонные ночи и тяжёлая эмоциональная нагрузка сморили уставших моряков, и они, согреваемые утренним Солнцем, обдуваемые лёгким бризом, впервые за долгое время, почувствовав себя вне опасности и, сидя в маленьких креслицах, уснули безмятежным сном в немыслимых позах, иногда тихонько ударяясь о различные выступы своих жёстких угловатых спальных лож.