«…Глупо переть на рожон с деревянною сабелькой –Тьму разогнать посложней, чем разгрызть орех.Только прошу тебя, не сомневайся ни капелькиВ том, что твой Щелкунчик сильнее всех…»
Евгения не воспитывали, а выстругивали. Хотя, если верить сказочнику Толстому, папа Карло вложил в Буратино куда больше любви, чем родители вложили в Евгения. Это и неудивительно, всё-таки папа Карло делал своего сына руками.Если взять яблоко с толстой, крепкой кожурой и долго кидать его о стену, то кожура грубеет и остаётся сравнительно целой, а мякоть внутри разбивается от ударов и превращается в жижу. То же самое происходило с мальчиком Женей. От каждого тычка, унизительного сравнения, равнодушного взгляда он съеживался и всё больше уходил вглубь странного, обрастающего дублёной шкурой существа. Наконец, мальчик потерялся, а вечно голодная, заискивающая, неуверенная в себе и подловатая тварь присвоила его имя.
***
– Грёбаный Рамос! – Евгений вскочил с кресла и с размаху ударил ладонью по стойке монитора. Верзила-охранник, скучавший у входа в букмекерскую контору, как циклоп в ожидании Одиссея, напрягся. Несдержанность клиентов – обычное дело, но оборудование стоит денег. Впрочем, Евгений тут же опомнился и вскинул руки, демонстрируя, что он в порядке.
Ах, если бы! Если бы бородатый Серхио, левую бутсу ему в задний проход, забил этот проклятый пенальти, Евгений был бы сейчас в шоколаде. Зато теперь он в дерьме по самую лохматую макушку! Отсиженные ягодицы ныли так, словно гадская «Осасуна» вырвала желанное очко не у мадридского «Реала», а лично у него, Евгения.
Он закрутил головой, тщетно надеясь узреть чудо, которое спасёт его.Возле окошка кассы получала свой выигрыш высокая темноволосая девица. Заметив отчаянный взгляд Евгения, она слегка улыбнулась.
Чёрт, это не было даже шансом, но что ему оставалось? Узнав о проигранной зарплате, Алинка просто вышвырнет его из дома без вещей. Евгений, нерешительно косясь на охранника, направился к девице.
– Слышь, подруга, извини! Пятихаткой не выручишь, по-братски? Проигрался, как говорится, вдрызг!
Евгений очень старался, чтобы слова звучали непринуждённо, и голос от этого слегла поскуливал.
– Брал победу «Реала», братец? – улыбнулась девица.
И тут Евгений разглядел, что вовсе это не девица, а женщина лет тридцати пяти, практически, его ровесница. Вот и седые нити пробиваются в тёмных локонах. В заблуждение вводила её безупречная фигура, и лёгкие, уверенные движения, присущие молодости.Несмотря на смешливый тон, улыбка у женщины была тёплой, располагающей. Евгений осмелел, предчувствуя удачу.
– Ну. Грёбаный Рамос, понимаешь! Как это можно – пенальти не забить? А ты на чём подняла?
Охранник верно оценил ситуацию и вновь отвернулся, пристально вглядываясь в бескрайнее море замызганного коридора.
– Непроигрыш «Осасуны». Аутсайдеры частенько устраивают сюрпризы.
– Это верно, – поддакнул Евгений, хотя сам так не считал и ставил исключительно на фаворитов.– Много слил?– Полтос. Почти. – Евгений непроизвольно шмыгнул носом.– Ого, – она оценивающе оглядела потрёпанные джинсы и стоптанные кроссовки Евгения.
– Зарплату ухнул, что ли?
Отпираться было бессмысленно.
Женщина задумчиво прищурилась на расписание матчей. Евгений нетерпеливо переминался рядом.
– Знаешь, что, братец. У нас есть ещё сорок минут. Пойдём-ка, выпьем кофе и поболтаем. А потом вернёмся и всех порвем.
Когда судьба хватает за шкирку и тащит в нужном направлении, человек либо запоминает происходящее в мельчайших подробностях, либо, напротив, всё забывает.
Следующие полчаса Евгений потом припоминал с большим трудом.
Терпкий вкус эспрессо.
Слова. Горькие, как дым догорающего дома и сладкие, словно первая земляника.
Внимательные глаза.
Тёплая, несмелая радость внутри.
Лёгкость, небывалая, почти непереносимая.
Женщина слушала не его. Своим мягким вниманием она вызвала, вытащила из его пустого, тёмного, ноющего нутра того мальчишку, Женьку. А потом взяла его за руку и провела по всей жизни, которой он был лишён. И вереница бессмысленных, случайных событий осветилась сиянием его живых глаз. Он прожил каждый день, понял смысл и значение каждого момента, шага, вдоха. Увидел каждую развилку.
Пять лет. Женьку учат читать.– М и А – как будет вместе? МА! Повтори! П и А – как будет вместе? Господи, в кого ты такой тупой уродился?
Восемь лет. Женька хотел играть в футбол.– Куда тебе, у тебя ноги слабые, – сказала мама.– Ботинок не напасёшься, – поддакнул, не отрываясь от газеты, отец. – Иди, уроки делай.
Одиннадцать лет. Женька с ребятами ушёл на рыбалку без взрослых.– Ты меня в гроб хочешь вогнать, идиот?! А если бы ты утонул? Вот отец тебе всыплет!
Шестнадцать лет. Заснеженное кладбище. Желтоватое, с ввалившимися щеками, лицо отца на белом сатине. Ледяной комок в ладони. Ледяной комок в горле, и проглотить его невозможно, как ни старайся.
Это детство? Вот это всё – детство??? И больше ничего?Да нет же, нет!
Семь лет. Отец сделал Женьке настоящий лук из пружинной проволоки с капроновой тетивой. Поставил на бетонный блок консервную банку. И Женька в неё попал. С третьего раза.– Ты прямо Чингачгук! Гляди, в окна не целься.
Десять лет. Вся семья поехала за грибами. Мшистые подножия высоких сосен в зелёном кружеве папоротника. Присядешь – а под ним, в светящемся резном сумраке рыжие шляпки. Огромный, размером с корзину, подосиновик. Бутерброды с вкусной докторской колбасой, из которой не надо тайком выковыривать противный жир.
Двенадцать лет. Книги. Восьмитомник Марка Твена в оранжевых, словно подосиновики, обложках. «Таинственный остров», подобранный в макулатуре.
И это было. Тоже было. Так почему же внутри скопилась склизкая противная горечь? Почему душит этот проклятый ледяной комок?
Восемнадцать лет. Какой институт, если в доме жрать нечего? Василий Степанович сказал, что на «железку» можно устроиться путейцем. Лом и кувалда. Вонючая палёная водка из обрезанной пластиковой бутылки.
Двадцать один год. Нет, вот тогда всё было хорошо. Правильно. И встречались, и в кино ходили. И любили не случайно, не по пьяни.
Тогда можно было вынырнуть. Выдохнуть с облегчением, засмеяться.Не получилось. Слишком уже привык прятаться за взрослостью, серьёзностью. Не было лёгкости. И любовь незаметно растворилась в быту, в мелких и неистребимых, словно тараканы, проблемах.
Мягкая, тёплая ладонь легла на его руку, и Евгений вцепился в неё, как висельник в веревку.
– Ты не уйдёшь? Не бросишь меня? Чёрт, я даже не спросил, как тебя зовут!
– Алина, – женщина смотрела на него внимательно и серьёзно.
– Прямо, как мою благоверную… Погоди! – Евгений вгляделся в её лицо.
Осветлить тёмные волосы. Выщипать густые брови и нарисовать изогнутые «ниточки». Щёки чуть полнее, округлить подбородок. Добавить недовольное выражение лица.
– Как это? Ты кто? Откуда взялась?
– Какая тебе разница, Женька? Неважно, откуда взялась я. Важно, что снова появился ты. Настоящий.
Алина посмотрела на часы.
– Осталось семь минут. Идём!
Хлопнув скрипучей дверью, они выскочили из кафе, взбежали по грязной лестнице в букмекерскую контору. Алина окинула взглядом мониторы, висевшие на стене.
– Вот, смотри. «Нэшвилл» – «Каролина»
Женька машинально взглянул на счёт. Как и ожидалось, к третьему периоду «Нэшвилл» проигрывал два-один. Если бы не тот злосчастный пенальти, Евгений ещё до начала матча грузанул бы на победу «Каролины». Теперь же коэффициент был никакой.
– Ну… – промямлил он, – ещё пару шайб они могут закатить…
Сейчас ему совершенно не хотелось думать о ставках и деньгах. Он наслаждался острой, сладкой болью обретения себя.
Алина вынула из сумочки две пятитысячные купюры и протянула Женьке.
– Давай! Перерыв заканчивается. Не забудь: аутсайдеры иногда преподносят сюрпризы.
Окно кассы было в трёх шагах, и пока Женька их прошёл, он кое-что понял, и его накрыло сумасшедшее веселье. Он протянул деньги кассирше:
– Всё на победу «Нэшвилла»
– Вы уверены? – девчушка за кассой слегка изогнула аккуратную бровь.
– Пожалуй, нет. – задумчиво оскалился Женька, едва сдерживая истерику. – Ставлю на то, что «Нэшвилл» выиграет в две шайбы.
Кассирша, стараясь казаться невозмутимой, приняла ставку.
На седьмой минуте третьего периода «Нэшвилл» сравнял. На двенадцатой минуте повёл в счёте, забив в меньшинстве. За две минуты до конца матча «Каролина» в отчаянной попытке отыграться сняла вратаря и получила шайбу в пустые ворота.
Женька равнодушно смотрел на то, как его руки складывают купюры в аккуратные толстые стопки и убирают в сумку. Контора вокруг возбуждённо гудела. Завсегдатаи тянули шеи, чтобы поглядеть на счастливчика, объегорившего систему.
У порога он обернулся. Нет. Маленькому мальчику внутри него, совершенно не хотелось азарта, адреналина и трясущихся рук. Он хотел только покоя, чтобы его любили и не выгоняли больше из дома. Женька закинул на плечо сумку, кивнул охраннику и вслед за Алиной вышел в коридор.
Возле двери, ведущей на улицу, стояли двое – долговязый белобрысый пацанчик с ухмылкой на узком лице и сумрачный черноволосый крепыш.
– Проходи, тётя, – хохотнул пацанчик в лицо Алине. – Нам с дядей поговорить надо.
Он шагнул к Женьке. В это мгновение дверь позади него распахнулась и саданула пацанчика в копчик. Он визгливо взвыл и рухнул на колени.Не теряя времени, Женька пнул крепыша и попал ему в голень. Черноволосый зашипел по-змеиному, оттолкнул вошедшего мужчину и выскочил на улицу.
– Женька, как же ты вовремя! – воскликнула Алина.
– Ну, а как иначе, любимая? – улыбнулся вошедший.
Он склонился над белобрысым.
– Живой? «Скорую» вызвать?
Тот слабо заелозил по полу.
– Ну, нет – так нет. Полежи, оклемаешься.
Женька, прижав к животу сумку, непонимающе крутил головой.
– Едем, братишка, – снова улыбнулся мужчина, – довезём тебя до дому. Такси внизу.
В ветровом стекле Евгений видел искажённое отражение пары, сидевшей на заднем сиденье. Кажется, они держались за руки. Он вдруг снова почувствовал себя одиноким. Нет, не так. Мальчик внутри него ощутил страшное, но привычное одиночество и приготовился покорно упасть обратно в смерть.
«Не уходи, пожалуйста!» – жалобно взмолился Евгений. – «Я без тебя пропаду»
Мальчик несмело улыбнулся и неумело прижался к Евгению, обхватив худыми ручонками его судорожно сжимавшееся сердце.
Такси высадило их возле тёмной громады Женькиного дома и укатило, смешно подпрыгивая на лежачих полицейских.
– Откуда вы взялись? – спросил Женька, поправляя сумку.
Мужчина улыбнулся.
– Всё это, – он обвёл взглядом тёмный двор с кустами бересклета и скособочившейся горкой, – просто зеркало, Женя. Оно отражает то, что у тебя внутри.
– Аромат твоих желаний манит к себе бабочек, – нараспев процитировала Алина и поправила тёмную прядь.
«А смрад страхов притягивает мух» – шёпотом закончил мальчик внутри.
Они обнялись и долго стояли вчетвером возле дома, а над ними в разрывах туч мигали звёзды.
– Может быть… – начал Женька и кивнул в сторону двери.
– Нет, – ответила Алина. – Нам не надо встречаться… пока. У женщин это по-другому, Женя.
– Иди, брат, – мужчина хлопнул Женьку по плечу. – Увидимся!Женька, не оглядываясь, вошёл в подъезд, и железная дверь лязгнула за его спиной.
***
– Какая она? Лучше меня? – всхлипывая, спросила Алина.Они сидели в темноте, прижавшись друг к другу.
«Она настоящая. Вот и всё» – подумал Женька. И крепче обнял жену.
– Настоящая, да? – задумчиво протянула Алина.
– Это мы с тобой настоящие. – Женька погладил Алину по мокрой щеке. – просто аутсайдеры. Но аутсайдеры иногда устраивают сюрпризы.
Двое сидели на лавочке, держась за руки, и смотрели поверх крыш на бегущие над городом тучи.
«У нас получилось, да?»
«Получилось»
«Спасибо тебе»
«Я люблю тебя»
Пошёл дождь. Он накрапывал, сеялся, штриховал двор и горку и мягким языком словно слизывал фигуры сидящих людей. Фигуры истончались, таяли, становились прозрачными. Сквозь них уже были видны дрожащие огни фонарей над проездом. Наконец, скамейка опустела. Капли падали на крашеное дерево, растекались, заполняя водой надпись: «Алина и Женька здесь были».