Вторую половину дня мы с Эйденом провели на диване, смотря телевизор и время от времени обмениваясь поцелуями. Сейчас мы сидим на кухне. День прошел быстро – да, признания вынуждают время бежать с молниеносной скоростью, – но зато я чувствую себя лучше, чем когда-либо раньше.
– Как мне к тебе обращаться? Тея или Амелия? – интересуется Эйден, пока мы накрываем на стол, готовясь к приходу друзей.
В такую уязвимую ситуацию я еще не попадала. И это очень приятно. Сознавать, что кто-то знает меня реальную и любит, несмотря на ужасное прошлое, настоящее и, будем честны, будущее, – это поистине изумительное чувство.
Более того, этим человеком стал Эйден. Теперь он знает мое прошлое, а я знаю его. Думаю, что мы станем еще ближе, еще сильнее. Не то чтобы мы были парой, но…
– Ты называешь меня Теей с тех пор, как все выяснил.
– Да, потому что Тея – твое настоящее имя, – подчеркивает Эйден. – Но вот что я заметил: когда ты бормочешь себе под нос, ты называешь себя Амелией.
Скомкав салфетку, я со смехом запускаю ее в Эйдена, но тот отбрасывает ее легким взмахом руки.
– Эй, я не сумасшедшая, ясно?
– Это говорит девушка, которая разговаривает сама с собой.
– Многие нормальные люди разговаривают сами с собой.
– Да, но обычно они ведут внутренний диалог.
– Бла-бла-бла.
Он прячет улыбку, зная, что выиграл.
Спустя миг я завожу разговор, но на этот раз серьезный:
– Переезжая в новое место, я думаю о том, что Тея больше не существует. Я – Хейли, Амелия или любое другое имя, которое мне дадут. Меня так научили – так безопаснее.
Эйден ставит последний стакан на стол, внимательно слушая меня.
– Мне называть тебя Амелией? Я правильно понял?
Гляжу на Эйдена, на его высокое, крепкое тело, и внутреннее тепло рассеивает все тревоги. Я размышляю над его вопросом и думаю о том, чего я хочу, а не о том, что, как мне кажется, я должна сказать.
Как же давно меня не называли настоящим именем. И как же приятно, когда мне напоминают, кто я такая. Я – Тея Кеннеди. К тому же мне нравится слышать свое имя, произнесенное красивым, глубоким голосом Эйдена.
Я застенчиво улыбаюсь, как будто это признание делает меня еще более уязвимой.
– Мне бы хотелось, чтобы ты называл меня Теей, но только когда мы наедине. И только в том случае, если ты не проговоришься перед остальными.
Его глаза на мгновение загораются. Я как будто дала ответ, на который он втайне надеялся. Сложилось впечатление, что этот маленький поступок подтвердил мое доверие. Что ж, это очевидно. Я ведь без колебаний доверю Эйдену даже свою жизнь.
– Можешь не переживать за свою тайну. Со мной она в безопасности.
– Знаю. – Я снова становлюсь серьезной. – Правда, Эйден, спасибо тебе. Спасибо за то, что ты всегда рядом со мной. Я знаю, что иногда бываю не в себе. Я знаю, что развела между нами драму, приплела сюда Кейтлин и учеников из школы Сильвер. Ты многое для меня делаешь, как и для всех остальных, но никогда не получаешь благодарности. Так что спасибо, Эйден. Спасибо за то, что хранишь мой секрет, за понимание, за то, что не даешь мне чувствовать себя одинокой…
Эйден прерывает мой монолог: за два больших шага он подходит ко мне, берет мое лицо в свои ладони и вынуждает меня посмотреть ему в глаза.
– Не благодари меня. Я здесь ради тебя. И я всегда буду.
Сердце колотится в груди; в голове не вяжутся слова, чтобы составить четкое предложение. Он близко, смотрит на меня так, как будто я – это все, что ему когда-либо было нужно.
Эйден наклоняется, губы приближаются к моим губам… но так и не достигают цели, потому что раздается звонок в дверь, и мы тут же отстраняемся друг от друга.
Я мысленно вскрикиваю от досады.
Почему так не вовремя? Неужели нельзя было подождать пару минут?
В дверь звонят несколько раз: наши друзья либо отморозили задницы на холодном декабрьском воздухе, либо жаждут увидеть Эйдена.
Эйден вдруг кажется таким далеким.
– Думаю, это к тебе. – Я жестом показываю на прихожую.
Дверной звонок снова надрывается.
– Пора бы открыть. – Эйден усмехается, бросает на меня последний взгляд и направляется к входу.
Как только дверь распахивается, на Эйдена тотчас набрасывается Аннализа. Сила ее объятий застает его врасплох и заставляет сделать несколько шагов назад.
– Я знала, что ты невиновен! Как ты смеешь пугать нас, хранить тайны и не давать нам ответов? – ругается Аннализа, не выпуская Эйдена из крепких объятий. – «Езжайте домой и не волнуйтесь». Серьезно? Как тебе в голову пришла эта бредовая идея? Ты хоть знаешь нас? Ты считаешь, что мы по щелчку пальца можем перестать волноваться?
Если бы вы не знали Эйдена, вы бы подумали, что его раздражает гнев Аннализы. Но мы его знаем, поэтому уверены, что ему приятны ее нравоучения.
– Ладно, в следующий раз, когда меня арестуют, я не будут просить возвращаться домой. – Он ухмыляется.
Аннализа пронзает Эйдена сокрушительным взглядом, еще более устрашающим благодаря черной подводке.
– Молись, чтобы следующего раза не было, Эйден Паркер.
Все взрываются смехом. Остальные ребята тоже обнимают Эйдена и выражают благодарность за то, что он больше не за решеткой.
Последним в дверь входит Ноа. Он улыбается Эйдену и поднимает руки, как будто хочет его обнять.
– Бестия!
Ноа движется к Эйдену, но в последний момент отталкивает его в сторону и заключает меня в медвежьи объятия.
– Я так по тебе скучал! – восклицает он, а я смеюсь и обнимаю в ответ.
– Я всегда по тебе скучаю, Ноа.
Эйден, качая головой, закрывает входную дверь.
Ноа отпускает меня, поворачивается к Эйдену.
– О, Эйден. Я тебя не заметил. Смотрю, ты вернулся после предательства лучшего друга?
Мы смотрим на Ноа в полном замешательстве.
– О чем ты, чувак? – спрашивает Мэйсон.
Мы все следуем за ним на кухню, где он, Джулиан и Чейз выкладывают на стол коробки с пиццей.
– Я думал, мы братья. Мы должны были сидеть в тюрьме вместе, а не смотреть, как тебя арестовывают, – объясняет Ноа.
Мы смеемся, когда Ноа и Эйден обнимаются. Ноа шутит, конечно же, юмор – его стихия.
– Честно говоря, я всегда думал, что первого из нас арестуют Ноа, – признается Джулиан, когда мы все садимся за стол и берем по кусочку пиццы.
– Что? Почему меня?
– Да ладно тебе, Ноа, – вмешивается Мэйсон, – из всех нас ты вероятнее всего наделаешь глупостей и попадешь в полицию.
– Что? Я идеальный законопослушный гражданин! Я хороший мальчик, когда дело касается копов.
– Правда? – Мэйсон будто бросает вызов. – А как насчет того раза, когда тебя остановили за превышение скорости? Полицейские спросили, употреблял ли ты алкоголь, на что ты ответил: «Я пил кровь врагов. Тех, кто лежит в багажнике. Это считается алкоголем?»
Мы разражаемся хохотом. Шарлотта чуть не выплевывает воду, которую до этого пила.
Ноа невинно поднимает руки, держа в каждой из них по кусочку пиццы.
– В свою защиту скажу следующее: я думал, что они поймут шутку! А не попросят меня выйти из машины, чтобы ее обыскать!
Пока ребята делятся историями о глупых поступках Ноа, я ласково ему улыбаюсь.
Еще несколько минут назад моя кухня казалась такой большой и пустой, но теперь это не так. Глядя на друзей, поедая пиццу вместе с ними, смеясь, шутя и наслаждаясь моментом, я не могу отделаться от ощущения, что мое место – здесь, в Кинг-Сити, особенно после того, как я сменила несколько мест жительства и пережила события последних двадцати четырех часов. Ни в одном из предыдущих городов я не чувствовала себя по-настоящему дома.
Джулиан, Чейз и Мэйсон спорят, кому достанется последний кусок пиццы, но Аннализа решает, что этот кусок больше всех заслужила она. Ноа пародирует Шарлотту, которая смеется так сильно, что задыхается, а Эйден смотрит на меня с улыбкой, наполняющей меня теплом и счастьем. Сердце в груди сжимается при мысли о том, что мне придется уехать. Я скрываю это известие от друзей, эгоистично желая хотя бы еще несколько дней чувствовать себя нормальным человеком.
Когда пицца съедена, а шутки о том, что Эйден сидел в тюрьме, иссякли, разговор переходит на более серьезные темы: почему Грега, избитого и окровавленного, нашли мертвым перед домом Эйдена, а на месте преступления каким-то образом очутился его потерянный телефон.
Джулиан потирает затылок.
– Единственная информация, которую удалось получить от полиции, – это время смерти Грега. Он умер около шести часов вечера. Больше нам ничего не известно.
С тех пор, как мы начали ужинать, телефон Аннализы вибрирует уже раз в пятый. Каждый раз, глядя на экран, она хмурится, но вызов упорно игнорирует. Если бы не явное раздражение, написанное на ее лице, кто-нибудь из ребят уже бы давно ее расспросил.
– Эйден, ты помнишь что-нибудь подозрительное? – Аннализа кладет телефон на колени под столом.
– Нет, ничего такого. Я отвез близнецов к Тайлеру, приехал к Мэйсону около четырех тридцати, а потом мы оба уехали за пиццей. К Амелии мы приехали около семи. Обычный вечер, – рассказывает Эйден.
– Да, обычный, пока тебя не арестовали, – добавляет Чейз.
Телефон Аннализы снова вибрирует. Она по-прежнему игнорирует звонок. Кто бы ей ни звонил, кислое выражение лица не исчезает.
– Аннализа? Не хочешь ответить? Вдруг что-то важное? – предлагает Шарлотта, завязывая распустившиеся нити вязаного свитера.
Аннализа хмыкает, выключает телефон.
– Этот абонент не имеет значения с тех пор, как он сбежал, когда умерла моя мама. С тех пор, как он предпочел героин собственной сестре.
Все мы смотрим на нее в ошеломленном молчании. Она говорит о Люке, своем старшем брате (по матери). Всего несколько дней назад, когда мы были на автодроме, Люк подошел к Аннализе, умолял о разговоре. Его поступок не оставил ее равнодушной, ведь он появился чистым впервые за много лет и захотел стать частью ее жизни. После того как она закричала, что он убил ее мать, и ушла прочь, она больше не упоминала о Люке, а мы не настаивали.
– Хочешь поговорить? – предлагает Мэйсон.
Джулиан тем временем достает свой вибрирующий телефон и со вздохом смотрит на номер. На лице его застывает выражение смирения, челюсти крепко сжимаются. Джулиан поднимает смартфон, чтобы продемонстрировать Аннализе номер абонента, и ее накрашенные черным глаза тотчас сужаются.
Выхватив телефон у Джулиана, Аннализа отвечает на звонок, не дав звонящему человеку возможности заговорить.
– Оставь меня в покое, черт подери! – выпаливает она резко, грубо.
Анна швыряет телефон Джулиана на стол.
Ноа прикусывает губу, стараясь сдержать словесный порыв. Он пытается взять пример с остальных ребят и хранить гробовое молчание, но в итоге все равно терпит неудачу.
– Прости, Аннализа. Хотя это и трудно, но мы пытались игнорировать твою злость. Ты сердишься даже больше, чем моя мама в те моменты, когда она возвращается с работы, а я не вытащил курицу из морозилки.
Аннализа не закатывает глаза – единственный признак, что она находит Ноа забавным.
– Это Люк, – признается она.
Мы все выжидающе смотрим. Мы и так уже догадались.
Аннализа молчит, поэтому Джулиан продолжает вместо нее:
– С той ночи на автодроме мы ничего о нем не слышали. Но сегодня его как прорвало – целый день названивает.
– Так почему ты не ответишь? А вдруг что-то срочное? – Чейз ерзает на стуле под пристальным взглядом Аннализы.
– Мне нужен его номер лишь на тот случай, если мне вдруг понадобится кровь, орган или что-то в этом роде. Хотя у нас все равно разные отцы, так что, возможно, мы не подходим друг другу, – ворчит Аннализа без намека на юмор.
Бедная Анна. Кроме Люка, единственная ее семья – это сидящие перед ней люди. Я ее понимаю: моя мама большую часть времени отсутствует, но даже когда она рядом, мне все равно кажется, что мы далеки друг от друга. Ребята, расположившиеся за моим кухонным столом, – это те люди, к кому я могу обратиться в трудную минуту; те, на кого я могу положиться.
Я никогда не спрашивала Эйдена о прошлом Аннализы, потому что, как и у нее, у меня тоже есть секреты, о которых я не хочу, чтобы кто-то знал. Я как никто понимаю, что такое тайны и трудное прошлое. Аннализа должна иметь выбор. Она должна сама решать, рассказывать нам с Шарлоттой или нет, поскольку мы единственные, кто не знает ее историю.
– Да кем он себя возомнил? Звонит мне, как ни в чем не бывало! – продолжает буянить Аннализа.
– Он чист, Анна. Может быть, он хочет загладить вину, – предполагает Мэйсон.
Аннализа смотрит на Мэйсона так, будто пытается взорвать его голову силой мысли.
– Ты должен быть на моей стороне, Мэйсон! Почему ты за него заступаешься?
Мэйсон съеживается, но все равно стоит на своем:
– Ты слишком долго хранишь ненависть, Анна. Ты сама себя терзаешь. Разве ты не хочешь избавиться от этого груза и двигаться дальше? Стать счастливой?
– Я счастлива. Вы, ребята, – это все, что мне нужно. Я не нуждаюсь в ком-то еще.
– Может, стоит его выслушать? Посмотреть, что он скажет, – предлагает Эйден. – Если ты решишь, что не хочешь иметь с ним ничего общего, ты, по крайней мере, не будешь всю жизнь сожалеть о прошлом и гадать, что он хотел сказать.
Семья – это самое важное для Эйдена. Я думаю, что он даже представить не может, как это – никогда не разговаривать с братьями. Его совет кажется вполне разумным, и остальные ребята кивают в знак согласия. Они не желают подталкивать Аннализу к чему-то, что ей не по нраву, но при этом каждый из нас понимает, что вариант Эйдена – наилучший.
Аннализа расправляет плечи.
– Я не стану разговаривать с человеком, который убил мою мать.
Джулиан кладет руку на бедро Аннализы.
– Детка, твою мать убил героин, – мягко произносит он.
Мать умерла от передозировки, когда Аннализе было шестнадцать лет, а старший брат бросил ее, оставив наедине с проблемами. Так вот чего пожелала ей Кейтлин, когда предложила Аннализе бросить учебу. Она сказала, что та все равно закончит, как ее мать… Дрожь пробегает по моему позвоночнику. Кейтлин опустилась ниже дна.
Аннализа усмехается.
– А кто дал ей героин? Люк. Все возвращается к Люку, и я не прощу его за то, что он разрушил мою жизнь.
– Я всегда буду рядом, и я всегда на твоей стороне, однако мне кажется, что Эйден прав. Выслушай Люка, а когда он выскажется, ты уже сможешь решить, хочешь ли ты продолжать общаться или вычеркнешь его из жизни, – советует Джулиан, заправляя прядь волос за ухо Аннализы.
Аннализа отводит голову от прикосновения Джулиана, и его рука опускается на колени. Она хмуро смотрит на стену перед собой, решив проигнорировать доводы своего парня.
– Джулиан? – зовет Эйден, оторвав глаза от своего телефона. – С какого номера звонил Люк?
Джулиан диктует номер, а Эйден проверяет его в своем смартфоне.
– Кажется, я знаю, почему Люк трезвонил все утро, – заявляет Эйден с холодным, жестким выражением лица.
– Люк прислал сообщение? – Аннализа выпрямляется на стуле.
– Мне только что пришло сообщение с того же номера, – отвечает Эйден, после чего зачитывает текст: – «Слышал, что случилось. Нужно как можно скорее поговорить. У меня есть информация о Греге».
Телефон Эйдена снова вибрирует, и он читает следующее сообщение:
– «Встретимся в кафе-мороженом “У милашки”. Жду через полчаса».
Эйден кладет телефон, выжидающе на нас смотрит.
– Раз у Люка есть информация, то нам нужно идти, – объявляю я, пока никто не успел отказаться от встречи.
– Ты серьезно думаешь, что у него есть ответы? – с явным недоверием спрашивает Аннализа. – Он засранец и любит манипулировать. Все это может быть предлогом, чтобы поговорить с нами.
– Мы никогда не узнаем, если не пойдем, – отзывается Мэйсон.
– Вам не обязательно идти со мной. – Эйден берет тарелку и ставит ее в раковину.
Я тут же поднимаюсь со стула.
– Я с тобой.
Эйден смотрит на меня так, будто сейчас потребует, чтобы я осталась дома. Однако мои подозрения не оправдываются. Я несу тарелку к раковине, встаю перед ним с противоположной стороны кухонного стола. Эйден слегка мне кивает.
Мэйсон тоже встает.
– Я тоже с вами.
Ноа с улыбкой на лице следует его примеру.
– Я никогда не откажусь от мороженого, даже если на улице мороз! Я с вами!
– Похоже, мы все идем, – объявляет Чейз.
Мы смотрим на Аннализу, желая узнать ее решение.
Взглянув на каждого из нас, Анна вздыхает.
– Люк – мой брат-отморозок. Если это окажется пустой тратой времени, мне лучше быть там, чтобы надрать ему зад.
Надеюсь, это не будет пустой тратой времени и у него действительно есть информация, которая поможет Эйдену найти разгадку.