Османы. Как они построили империю, равную Римской, а затем ее потеряли - читать онлайн

С 1301 по 1401 г. Османская династия пережила знаменательную трансформацию. В 1301 г. Осман впервые провел успешную битву против византийцев. В то время османы были одним маленьким тюркским княжеством из многих. Но к 1401 г., столетие спустя, это маленькое княжество пошло по уникальной траектории, превратившись в постоянно расширявшийся султанат, стучавший в двери Константинополя. Как османы добились успеха? Конечно, благодаря удаче и материальным, экономическим и социальным факторам. Но, прежде всего, именно политика, проводимая Мурадом I – первым султаном, учредившим янычар (корпус обращенных военных рабов) и братоубийство в качестве политики преемственности, – привела к их возвышению. Османская терпимость к разнообразию означала создание империи, которая была построена на поддержании иерархий и различий, тем самым обеспечивая величие династии и подчинение покоренных народов.

Объяснения успеха османов

Был выдвинут ряд объяснений ранних достижений османов.

Согласно османской традиции и общепринятым историческим писаниям о династии, ключевым фактором был гази, или дух святого воина. Вместо этого современные историки отдают предпочтение стечению ряда факторов. Османам просто повезло. Сельджукский султанат Рум пал к 1300 г., как раз в тот момент, когда Осман захватывал первые четыре замка. Государство Ильханов распалось в 1350-х гг., как раз в тот момент, когда Орхан расширял свое княжество. Две главные восточные угрозы выживанию Османской империи исчезли в нужное время. Человеческая воля – способность индивидов формировать собственную судьбу – также сыграла свою роль. Отчасти династия была обязана своим успехом политической проницательности Османа[73]. Он хорошо понимал, где враги, а где друзьям, и умел превращать друзей во врагов и наоборот.

Материальные факторы также сыграли свою роль. К ним относятся люди, с которыми Осману приходилось контактировать, удачное расположение его княжества и отчаянное политическое и экономическое положение соседей. Византийская империя в то время была расколота, ее территория сокращалась, что притягивало посторонних к участию во внутренней политике страны. Независимые прибрежные тюркские княжества Эгейского моря извлекали выгоду из торговли с Венецией и Генуей. Однако их местоположение означало неизбежные столкновения с крестоносцами (включая рыцарей-госпитальеров), корсарами и постоянной войной, лишавшей их возможности контролировать море. В 1340-х гг. их земли были опустошены эпидемией бубонной чумы, известной как Черная смерть[74]. Напротив, внутреннее кочевое княжество Османа было защищено от людских набегов и эпидемий, но при этом находилось на торговых путях у границы между империями[75]. Монгольские правители Османа уделяли его княжеству мало внимания, поскольку были заняты сокрушением тех крупных туркменских княжеств, которые находились ближе всего к ним в Восточной Анатолии. Таким образом османы избежали гнева более крупных и опасных врагов.

Во многом это произошло благодаря Сельджукскому султанату Рума, который развил и благоустроил городские районы, построил сеть караван-сараев (гостиниц для путешествующих на дальние расстояния с севера на юг и с востока на запад), соорудил десятки серебряных рудников, работавших на многие монетные дворы, производившие монеты чрезвычайно высокой чистоты, и расширил порты на Средиземном море в Анталии и на Черном море в Синопе[76]. Османы обосновались в удачном месте на торговых путях Константинополь-Конья и Константинополь-Иран и Китай, на границе между засеянными и бесплодными, сельскохозяйственными и пастбищными землями. Местоположение позволяло им становиться оседлыми земледельцами всякий раз, когда они сталкивались с экологическими проблемами на своей родной земле, будь то наводнение или неурожай[77].

Социальные факторы также сыграли роль в возвышении династии. Чтобы увеличить сферу своего влияния, Осман создал ряд союзов с местными шейхами и христианами, умело манипулируя многочисленными меняющимися связями. Немаловажен и военный элемент. Осман постоянно отправлял своих людей в набеги, пользуясь неугомонной энергией высокомотивированных кочевников и искателей приключений. Успех привлекал все больше рейдеров, принося славу и богатство многочисленным последователям. Успех Османа привлекал купцов и простолюдинов, так как у него была репутация справедливого и щедрого человека. Они обеспечили материальную основу для проведения новых набегов[78]. Война означала захват женщин, рабов, земель и иных богатств, что подпитывало дальнейшую экспансию. После завоевания османы отбирали у покоренного населения рабов и обращали их в ислам, в то же время позволяя большинству новых подданных продолжать вести привычную жизнь в деревнях и городах, терпимо относясь к религиозным различиям и рассматривая их как источник налоговых поступлений.

Дальнейшие решения обеспечили инструменты для преобразования конфедерации в империю. Первым был отказ от монгольской традиции уделов, когда владения правителя поровну делились между его сыновьями[79].

Османы предпочитали единоначалие, при котором один сын принимал на себя управление всем княжеством[80]. Орхан сменил отца в результате плавного перехода: возможно, Осман предоставил ему земельные владения на границе, где он мог действовать автономно, затем передал ему командование армией и, наконец, назначил его своим преемником. Или, согласно рассказам, записанным при совсем других обстоятельствах столетия спустя, Орхан стал лидером, когда его брат Ала ад-Дин, благодаря вмешательству совета дервишей, выступавших посредниками, мирно согласился удалиться к тихой жизни и мистическому созерцанию[81]. Точно так же как монгольские правители обосновывали свою власть происхождением от Чингисхана и личной верностью, так и у осман власть получал потомок Османа, окруженный последователями, клявшимися в своей верности ему. Не имея возможности заявить о своем происхождении от Мухаммеда, Чингисхана или их обоих, османы оказались в невыгодном положении.

На первом этапе истории династии, длившемся около трех столетий, османы верили, что султану были дарованы состояние (devlet) и власть. Состояние было одним из необходимых условий его правления. Другим был saltanat (суверенитет, или султанат). Наделенный этими двумя атрибутами, султан был призван содействовать справедливости, стабильности, послушанию, иерархическому социальному порядку и новым завоеваниям[82]. В эти столетия султан, безусловно, был обычным мусульманином, но считался человеком, олицетворявшим династию и достойным высшего ранга. В следующих главах будет представлен личностно-ориентированный подход к династии, потому что именно он существовал в тот период.

Орхан: христиане и суфии в расширявшемся царстве

Как и Осман, Орхан изображался более поздними хронистами как кочевник-мигрант, предпочитавший спать в шатре и проводить лето в сельской местности на зеленой горе, где он пас свое стадо. Но ко времени взятия Бурсы он был не столько воином-кочевником, сколько византийским принцем, любившим греческое вино[83].

Когда османы сражались с византийцами в битве при Пелаканоне на северном берегу Мраморного моря (сегодня Малтепе, Стамбул) в 1329 г., византийцы отступили после того, как их император Андроник III (1328–1341) был ранен. Орхан понял, что послать сотни конных лучников на врага – это только один из способов сражения. Конные лучники зависели от наличия достаточного количества пастбищ и воды для большого количества запасных лошадей. Это не соответствовало представлению об устойчивом войске, охранявшем застроенные и возделанные регионы, куда переселялись османы. Это сражение было последним, когда османы полагались исключительно на тактику степных кочевников. Как и византийцам, им также пришлось обратиться к тактике пехоты. Пелаканон стал последней попыткой византийцев отвоевать земли у османов, чей переход к элитной пехоте оказался блестящим и эффективным решением[84].

Орхан расширил территорию Османа от Азии до Европы. Он следовал практике своего отца в борьбе как против мусульман, так и против христиан, одновременно заключая союзы, в том числе посредством брака, с вечно разобщенными византийцами, охваченными гражданской войной. Турецкие наемники принимали участие в сражениях обеих сторон многочисленных внутренних византийских споров. В 1346 г. византийский император Иоанн VI Кантакузин выдал свою дочь Феодору замуж за Орхана в обмен на помощь османских войск в гражданской войне в Византии[85]. Феодора осталась христианкой и не обратилась в ислам. Их сын Халил был помолвлен с Ириной, дочерью сына Иоанна VI, Матфея[86]. В таких браках османские принцы рождались от византийских, а также армянских, сербских и других матерей-христианок.

Византийский контекст имел решающее значение для понимания того, как османы одержали победу над покоренными ими христианскими народами. Из-за многолетних войн, нестабильности и разрушений византийские правители и епископы потеряли контакт со своими подданными и единоверцами. Все более бедневшим местным священникам приходилось приспосабливаться к новым повелителям, османам, чтобы обеспечить выживание христианства. Это был сизифов труд. Завоевывая византийские земли, османы захватывали фермы, поля, стада, города и поселки, перестраивая их наиболее выдающиеся здания, конфискуя доходы и отдавая их мусульманам. Многие церкви стали мечетями, а семинарии и монастыри – медресе (исламскими учебными заведениями)[87]. Заселяя и переделывая византийские и армянские замки, города, поселки и территории на свой лад, османы превращали главную церковь каждого из них в главную мечеть. Однако в их намерения не входило упразднять христианство или иудаизм: они позволили остаться другим церквям и синагогам.

Османы следили за преобразованием как народов, так и ландшафтов. Мусульмане переняли и переименовали христианские религиозные праздники, святых, священные рощи, источники, гробницы, святилища и другие культовые места[88]. Они возвели караван-сараи, больницы, столовые, фонтаны и суфийские ложи, обеспечив материальную и духовную поддержку покоренным армянам и грекам. В комплексе Хаджи Бекташа в центральной Анатолии суфии подавали горячее рагу из огромных черных котлов большому количеству гостей.

Весь спектр мусульманских конфессий и суфийских ассоциаций сосуществовал во владениях Орхана и в соседних туркменских княжествах, и все они служили распространению ислама. Орхан пожертвовал комплекс мечетей в Бурсе в сельджукском стиле, который также функционировал как суфийская ложа.

Самым ранним дошедшим до нас османским документом, засвидетельствованным членами династии мужского и женского пола, является акт, написанный на персидском языке в 1324 г. для другой ложи дервишей, которую одарил Орхан. В документе он называет себя «защитником веры», а своего отца Османа – «славой веры»[89].

Османы позволили дервишам-девиантам проповедовать среди христиан в Анатолии и пограничной зоне между мусульманскими и византийскими территориями. Суфии играли центральную роль в османских вооруженных силах. Чудеса святых повторялись устно или воспроизводились в популярных книгах, повествовавших об их героических деяниях. Один из главных учеников Ибн Араби проповедовал в Бурсе. Девиантные дервиши даже участвовали в суфийских ритуалах в византийском императорском дворце в Константинополе. Византийский историк рассказал о раздражении христиан по поводу шумного пения и танцев пьяных суфиев, выкрикивавших оды Мухаммеду при дворе тестя Орхана и союзника Иоанна VI Кантакузена[90].

Османы мудро управляли подвластными им народами, включив в механизм правления правителей покоренных стран. Они использовали чужие церковные иерархии главным образом в качестве источников налога для получения денежного дохода от церковных владений и прихожан. Они сделали церковных лидеров сборщиками доходов, предоставив отдельным лицам право занимать должности иерархов в обмен на ежегодные выплаты администрации[91]. Таким образом османы также получили в лице практичных местных епископов посредников, помогавших им управлять населением. Османы интегрировали церковь и ее функционеров в свою административную структуру, используя христиан в растущей бюрократии. Ранние налоговые отчеты Османской империи часто велись на греческом языке. То же самое касалось и дипломатических записей, поскольку они нанимали греков в качестве посланников и вели много дел с византийцами и другими европейцами. Османы даже предоставили некоторым христианам земельные наделы, не принуждая их к обращению в ислам – и все это при общем распространении ислама среди христианских подданных.

Объединение лидеров Армянской Апостольской и Греческой православных церквей было лишь одним из примеров того, как османы преобразовали ранее существовавшие местные церкви в иерархии, которые служили их собственному расширявшемуся княжеству. Их успех основывался на использовании власти местных лидеров для реализации собственного политического проекта.

Часто, как в случае с Безбородым Михаилом, греческим товарищем Османа по оружию, которому потребовалось около пятнадцати лет, чтобы стать мусульманином, османы сначала сотрудничали с местной элитой, а затем интегрировали ее путем добровольного обращения в ислам. Местная элита постепенно становилась османами (и мусульманами). Османы были «чужаками», превратившимися в «своих». Они были иностранцами, ставшими местными с помощью завоеванных местных элит, которые в итоге послужили агентами их собственной османизации и исламизации. Местные христиане и евреи принимали османов, приспосабливались к ним или сопротивлялись им. Но в течение нескольких столетий христиане оставались численным большинством подданных Османской империи.

Мурад I: султан и его солдаты-рабы

Конфедерация кочевников Османа была небольшой и не имела выхода к морю. Он не завоевал ни одного города, но сельскохозяйственные угодья обеспечивали османам средства к существованию. Орхан, его сын и преемник, значительно расширил городскую и сельскую территорию, особенно на запад, северо-запад и северо-восток, включая оба побережья Мраморного моря, а также земли на побережье Эгейского и Черного морей. Османской экспансии способствовал тот факт, что византийцы страдали от болезней и стихийных бедствий. Распространение чумы в 1340-х гг. лишило населения Константинополь и другие города и прибрежные поселения Византийской империи[92]. Землетрясение 1354 г., разрушившее городские стены Галлиполи и других городов за пределами Константинополя, позволило войскам Орхана пересечь Дарданеллы и продолжить продвижение в Европу, став там первым османским отрядом.

Орхан назначил своего сына и наследника Мурада генерал-губернатором юго-восточной европейской провинции. Под руководством Мурада I османы в 1369 г. захватили Адрианополь (Эдирне) во Фракии и сделали его второй резиденцией династии, в дополнение к Бурсе.

Мурад I увековечен в гораздо более поздних османских хрониках как воин-гази и святой-чудотворец. В европейской истории его помнят за то, что он был убит в битве на поле Черных дроздов в Косово в 1389 г. Несмотря на то что сербы потеряли своего короля Лазаря, а османы выиграли битву, это событие по сей день отмечается в Сербии. Победа Османской империи привела к почти пятисотлетнему османскому владычеству над сербами. Но даже с этими масштабными завоеваниями Мурад I более запомнился в истории Османской империи своей политикой, которая способствовала долгосрочному сохранению власти и успеху Османской династии. Он изменил титульные обычаи, формирование элиты и практику наследования.

Мурад I организовал первые отряды янычар (yeni çeri, буквально «новая армия» или «новые солдаты») из военнопленных, взятых в бою в регионах, управляемых христианами. Подобно девиантным дервишам, янычары брили головы, но носили усы в форме подковы. Правитель нуждался в верных последователях, и эти рабы отвечали его требованию. Они считались более заслуживающими доверия, чем коренные турецкие мусульмане, которые нередко служили конкурирующим княжествам и могли происходить из соперничающих могущественных семей. Перефразируя одного византийского наблюдателя, из-за того, что османский правитель вознаграждал обрезанных и обращенных в христианство пастухов и свинопасов и относился к ним как к своим собственным сыновьям, они, не колеблясь, жертвовали жизнями ради него[93]. Чтобы не потерять «славу, к которой они были возведены случайно, они переносят сверхчеловеческие страдания во время битвы и, следовательно, одерживают победу». Наличие разнообразного контингента новобранцев также гарантировало Мураду I обладание лингвистическими и культурными знаниями о вновь присоединенных территориях, что имело решающее значение для сохранения власти над ними.

В то же время Мурад I ввел на османских территориях византийскую и сельджукскую системы предоставления земель и рабов-солдат. Вместо того чтобы полагаться на лучников-кочевников, Мурад I использовал невоенный земельный грант («тимар») для финансирования стабильной кавалерии. Правитель предоставил местным кавалеристам-землевладельцам («сипахи»), христианам и мусульманам, налоговые поступления от товаров, произведенных на земле крестьянами, в обмен на необходимость собирать отряды местной полиции и кавалерийские войска и руководить ими в имперских военных кампаниях. По словам более позднего османского хрониста, с ностальгией оглядывающегося на первые века правления династии, свободный земельный надел предоставляли храброму человеку, который умел обращаться с мечом и уже «рубил головы в битвах»[94].

Как видно по монетам, отчеканенным от его имени, Мурад I был первым главой Османской династии, назвавшим себя султаном – светским гражданским и военным лидером. Его предшественники Осман и Орхан претендовали только на звание вождей (беев). Титул «султан» символизирует переход Османской империи от шатров к городам, от лучников-кочевников к пехоте, от введения Османом первого рыночного налога к управлению торговлей на больших расстояниях, многочисленному разнородному населению, сельскохозяйственным и финансовым излишкам и более сложной администрации. Всем этим изменениям сопутствовало увеличение объема документации о земельных наделах, воинских списках, доходах и расходах. Османские правители продолжали проводить зиму и лето в разных местах в соответствии со своим кочевым происхождением. Они по-прежнему покровительствовали как девиантным дервишам, так и исламским ученым с Востока. Но именно во время правления Мурада I Османское государство стало султанатом. Это было важно, поскольку ознаменовало изменение сознания. Прежде османский лидер был второстепенным игроком с ограниченными региональными устремлениями. Теперь он стал самостоятельным сувереном с более смелыми притязаниями. Династия начала представлять себя империей и закладывать основы для будущего успеха и экспансии.

Людские ресурсы и преемственность: от Мурада I до Баязида I

Инновацией Мурада I стала институционализация Сбора («devşirme»). Он представлял собой сбор детей христианских подданных султана, в рамках которого из каждого судебного округа Юго-Восточной Европы и Анатолии в резиденцию султана, которой в то время был Эдирне[95] были взяты по сорок мальчиков-христиан в возрасте от восьми до восемнадцати лет. Там их обрезали, обращали в ислам и обеспечивали подготовку в качестве ведущих чиновников и дворцовых слуг или элитных солдат султаната.

Главная причина, по которой османы полагались на этот метод вербовки, заключалась в том, что они хотели заменить местную мусульманскую аристократию новым и полностью лояльным классом слуг, преданных своему покровителю – султану. Теоретически, согласно османским «Законам о янычарах», в то время как турки «злоупотребили бы привилегией», если бы их завербовали в качестве слуг султанов, «дети-христиане принимая ислам, становятся ревностными в вере врагами своих родственников»[96]. Еще в IX в. арабские империи с мусульманским большинством полагались именно на таких иностранных солдат-рабов и командиров, обычно недавно принявших ислам тюрок, которые, несмотря на свой статус рабов, обладали высоким социальным рангом. Турки-османы нанимали христиан, принявших ислам. В принципе, этим молодым людям, оторванным от семьи и земель предков в юном возрасте и вынужденным забыть родной язык и религию, должна была предоставляться возможность подняться по служебной лестнице. Получив лучшее образование и видя, что продвижение зависит только от личных заслуг, они были мотивированы достичь как можно более высокого положения. Цель состояла в том, чтобы они всегда оставались преданными династии и империи, которые от безвестной жизни в отдаленной деревне привели их к привилегированному положению.

Однако османская элита состояла не только из новообращенных в ислам. Христианская элита была первой группой, включенной в османскую военно-политическую иерархию.

В начале османского владычества христианской знати и военному дворянству не требовалось немедленно переходить в другую веру, чтобы сохранить свои права на владение землей и административные и военные должности[97]. В этот период османы больше всего заботились о том, чтобы адаптировать их к себе и превратить в вассалов. В XV в. албанские, болгарские, греческие и сербские христиане получали земельные наделы, не принадлежавшие военным, и сохраняли свою религию, не переходя в другую веру. Еще в середине XVI в. христиане пользовались этим в Восточной Анатолии и Венгрии[98]. Тем не менее в XVI в. христианская знать, члены королевской семьи и военные аристократы постепенно приняли ислам, чтобы сохранить привилегированное экономическое, социальное и политическое положение[99]. Они рассматривали обращение в ислам как средство сохранения собственности, положения, статуса и власти, как способ объединиться с новой региональной властью против старых врагов или как способ отождествления себя со своими завоевателями.

В то время как мотивация сбора была ясна, ее юридическое обоснование оставалось туманным. Согласно давним исламским законам и обычаям, мусульманскому правителю не разрешалось порабощать мусульман или брать в плен собственных христианских подданных и насильно обращать их в ислам. Христиане, управляемые мусульманскими монархами, должны были оставаться защищенным народом, чья жизнь и имущество были в безопасности. Хотя порабощать мусульман запрещалось, османы вербовали жителей Запада и европейцев, например, боснийских мусульман, посредством сбора, в то время как восточные мусульмане – арабы, иранцы, курды и турки – были исключены из сбора. Они вербовали своих подданных – христиан, но исключали цыган и синти – «цыган», которые могли быть христианами, мусульманами или исповедовать другую религию, – и евреев. С точки зрения исламского права, эта практика была незаконной.

Османский правитель, возможно, смоделировал свою практику по образцу практики Пророка. Но это относилось только к пленникам, взятым в итоге военного завоевания. Другая возможность заключалась в том, что османы предпочитали толкование закона, исключавшее вербовку народов, которые были христианами или евреями во времена Мухаммеда в VII в. Поскольку большая часть Юго-Восточной Европы, находившейся под властью османов, не была обращена в христианство до конца VII в., османы, возможно, считали себя вправе вербовать их в качестве рабов. Но это было бы неверно для Анатолии. Невозможно было избежать того факта, что изъятие мальчиков из числа подданных было юридически сомнительным нововведением.

Каким бы ни было обоснование сбора, сотни тысяч албанцев, боснийцев, болгар, хорватов, греков, сербов и других оказались завербованы. В 1429 г. Мураду II был представлен трактат, в котором хвастались, что «каждый год более или менее пятидесяти тысяч неверных мужского и женского пола забираются из обители войны [вражеской территории] в качестве пленников; те становятся мусульманами, и их потомство присоединяется к числу правоверных»[101]. В мемуарах, написанных сербским янычаром, который служил в османской армии с 1456 по 1463 г. и участвовал в осаде Белграда, и в османском документе начала XVI в., послужившем образцом для сбора, говорилось об изъятии детей из каждых сорока семей[102]. Согласно османскому хронисту, к концу XVI в., таким образом, более двухсот тысяч христианских юношей были превращены в мусульманских слуг султана[103]. Это было обращение и аккультурация христианской молодежи в ислам в беспрецедентных масштабах.

Семейные истории некоторых выдающихся людей империи указывают, что некоторые христиане, возможно, стремились включить своих детей в девширме как способ достичь более высокого статуса. По-видимому, они рассчитывали, что если их сыновья дослужатся до великого визиря – главного министра и советника султана, выполняющего военные и административные обязанности, – то семья и деревня будут вознаграждены и защищены. Но трудно игнорировать эмоциональные страдания родителей этих детей и представить, что подобный налог был просто одним среди многих, которые османские подданные согласились платить в обмен на мир и безопасность.

На самом деле это была суровая мера, которой большинство христианских семей стремились избежать[104]. Типичной является проповедь о «похищении детей» османами в 1395 г. Исидор Глава, митрополит Фессалоникийский, воскликнул, что чуть не сошел с ума, увидев, как «ребенка, которого он родил и воспитал, внезапно и насильно унесли руки иностранцев, и заставили перейти на чужие обычаи и стать сосудом в варварской одежде, речь, нечестие и другие скверны – и все это в одно мгновение»[105]. Христиане боялись и ненавидели такую практику. Османы признали этот факт. Ко многим соглашениям о капитуляции с правителями сдавшихся княжеств они добавили обязательства не обращать в рабство их детей и не делать из них мусульман, а также не зачислять их в ряды янычар. Османская миниатюра XVI в. изображает толпу, наблюдающую за тем, как османские чиновники регистрируют мальчиков, которых забирают из города на юго-востоке Европы. Неизвестный художник-мусульманин, который, возможно, был новобранцем сбора, изобразил расстроенную женщину и цепляющегося за нее маленького ребенка.

Согласно современным международно-правовым концепциям, дев-ширме был актом геноцида. Статья II Конвенции 1948 г. о предупреждении преступления геноцида и наказании за него определяет геноцид как «любое из следующих действий, совершенных с намерением уничтожить, полностью или частично, национальную, этническую, расовую или религиозную группу как таковую», включая «насильственную передачу детей из этой группы в другую группу»[106]. Таков был жестокий ответ Мурада I на вопрос о том, как создать лояльных солдат и управленцев.

Не менее жестоко Мурад I решил проблему династической преемственности. Как отмечалось ранее, в Сельджукском султанате Рум правители следовали монгольской практике, разделяя земли империи между сыновьями. Османы сохранили отголосок этого обычая. Начиная с Мурада I, султан отправлял своих сыновей и их матерей в воспроизводившие в миниатюре королевский двор провинциальные управления в аннексированных бывших столицах их соперников в Анатолии.

Однако сыновья оставались под контролем султана, вместо того чтобы установить независимое правление, как в тюрко-монгольской традиции. Резко нарушив ее, после прихода к власти Мурад I установил безжалостную султанскую практику убийства всех своих братьев и дядей – а часто всех родственников мужского пола, независимо от их возраста. Братоубийство должно было гарантировать, что у правителя не будет соперников в семье. Эта практика была кодифицирована в середине XV в. в османском своде законов, приписываемом Мехмеду II. В нем говорилось: «Какому бы из моих сыновей ни был предоставлен султанат, он должен убить своих братьев, чтобы обеспечить хороший порядок в мире. Большинство религиозного класса объявило это допустимым»[107].

Эта практика была оправдана на том основании, что предпочтительнее причинить вред отдельному человеку, чем обществу[108]. Согласно такой логике, если бы султан не убивал своих родственников мужского пола, власть была бы раздроблена, а политический авторитет ослаблен, что привело бы к социальным беспорядкам. По мнению влиятельного османского юриста XVI в., точно так же как в армии не может быть двух главнокомандующих, два льва не могут находиться в одном логове, а два меча нельзя вложить в одни ножны, два султана не могут править одной и той же территорией. Поскольку император был главой, а империя – его телом, этому телу не подобало быть двуглавым. Поэтому, чтобы предотвратить опасную ситуацию, когда в одном королевстве существовало несколько суверенов, законных кандидатов на трон предстояло устранить[109]. Практика братоубийства была задумана как средство защиты мира и единства династии и ее империи. Вместо того чтобы воспринимать султана, убившего своих родственников мужского пола, включая младенцев, как убийцу невинных, османские религиозные ученые и хронисты изображали его своим искупителем, отсекающим головы гидры разделения[110].

Прибывший первым обеспечивал свое правление либо тем, что убивал своих братьев в бою, либо казнил их после своего восшествия на престол. Такое соглашение мало чем отличалось от междоусобных войн за троны в Западной Европе того времени, например, таких как Войны Алой и Белой розы в Англии. Разница с османами заключалась в том, что кровопролитие было систематизировано и легализовано.

Баязид I: следуя прецеденту Мурада I

Во время битвы на поле Черных дроздов в Косово 15 июня 1389 г. к Мураду I подошел серб, выразив желание поцеловать султану руку в знак почтения. Кланяясь, держа свой боевой шлем перед собой в одной руке, сербский убийца спрятал кинжал в другой руке за спиной. Командиры Мурада I быстро соорудили шатер вокруг тела поверженного султана. Они захватили сербского короля Лазаря и его сына Стефана и привели их в ту же палатку. Показав им труп Мурада I, они безжалостно избили их, «как если бы они были негодяями», обезглавили короля Лазаря, но пощадили Стефана, чтобы он служил османскому вассалу. Сыновья Мурада I, Баязид и Якуб, также принимали участие в битве, каждый из них возглавлял крыло армии. Баязид I (1389–1402) принял присягу на верность вместо своего отца в том же шатре, заваленном трупами погибших королей. Там упало бы еще одно тело. Люди нового султана, не сообщая о смерти Мурада I, позвали Якуба в шатер, сказав: «Иди, тебя хочет видеть твой отец», они убили лишнего сына, как и предполагал Мурад I[111].

Баязид I стал первым османским правителем, убившим своего брата, чтобы возглавить династию. Он также был первым, кто назвал себя не только султаном, но и султаном Рума – султаном Рима. Он обратил свой взор на римское царство Византия. К 1390 г. его войска аннексировали все западное побережье Анатолии, расширили морскую торговлю с Венецией и Генуей и сделали византийского императора в Константинополе своим вассалом.

Баязид I настоял на том, чтобы для разрешения споров между мусульманами, проживавшими в Константинополе, назначался исламский судья, и их не заставляли предстать перед христианским судьей[112]. В 1394 г., после завоевания черноморских портов, Македонии, Албании, Фессалии, столицы Болгарии и Фессалоник, Баязид I начал первую османскую осаду Константинополя, древней византийской столицы, окруженной с трех сторон водой. К тому моменту османы умели строить осадные башни, чтобы взбираться на высокие стены, минировать туннели и устанавливать блокады, отрезая врага с моря[113]. Стены рушились сверху и снизу.

Авторитет Баязида I возрос еще больше, когда он привел десятки тысяч османских воинов к победе над таким же количеством крестоносцев во главе с королем Венгрии Сигизмундом в Никополе (сегодня Никополь, Болгария) на берегах Дуная в сентябре 1396 г. Хотя Баязид I по-прежнему в значительной степени полагался на легковооруженную кавалерию, «слуги» султана, рекруты из его рабов, имели решающее значение. Османы заманили самоуверенных христианских рыцарей в ловушку и окружили их, а затем набросились на своих тяжеловооруженных английских, фламандских, французских, венгерских и итальянских противников «с громким шумом и ревом труб»[114]. Янычары валили лошадей крестоносцев и убивали спешившихся французских и венгерских рыцарей, размахивая топорами и булавами с зазубренными концами. Отряд сербской кавалерии во главе с шурином и вассалом Баязида I Стефаном Лазаревичем, чья сестра Мария стала женой султана после того, как ее отец, король Лазарь, погиб в битве на поле Черных дроздов, добил бежавших крестоносцев, закрепив победу стрелами и мечами. Некоторые крестоносцы утонули, когда бросились в могучую реку, надеясь спастись. Османские мечи обезглавили тысячи пленных рыцарей. Молодым людям сохранили жизнь только для того, чтобы обратить их в рабство. Выкуп этих пленников привел к первым дипломатическим отношениям между османами и Францией.

Обезопасив западную границу династии, Баязид I повернул на восток. Этот шаг имел фатальные последствия. В 1402 г., на пике своего могущества и территориальной экспансии, разгромив туркменские княжества, в том числе Караманидов в Конье, и продвинув свои силы в Черноморский регион в Сивасе, Малатье в восточной Анатолии и Эрзинджане в северо-восточной Анатолии, с армией и администрацией, мчавшимися вперед на всех парах, Баязид I столкнулся с неожиданной, но смертельной угрозой с востока: султаном из Центральной Азии Тамерланом, заявлявшим о своем монгольском происхождении, которого тюрки называют Тимур Ленг (Хромой Тимур), потому что он хромал.