Долгие годы – даже тогда, когда она его еще любила, – какая-то часть ее ненавидела его, как по-детски ненавидишь то, что не можешь контролировать. Он был упертым, тупым и привлекательным, что компенсировало чертову тучу ошибок, которые он постоянно совершал. Причем одних и тех же ошибок, снова и снова. Действительно, зачем браться за новые, если старые прекрасно работали на него?
А еще он был очаровательным. В этом и заключалась проблема. Он мог очаровать ее. Потом вывести из себя. Потом снова очаровать, так что она уже не понимала, был ли он змеем или змеей была она, а он был заклинателем.
Так что он плыл по волнам своего очарования и своей жестокости, причиняя людям боль, и находил себе новые увлечения, оставляя обломки прежних за бортом.
А потом внезапно его чары перестали работать. Трамвай сошел с рельсов. Поезд остался без машиниста. Ошибки стали непростительными, и в конечном счете было уже невозможно закрыть глаза на повторную оплошность, а та же оплошность, допущенная в третий раз, повлекла за собой тяжкие последствия: чья-то жизнь оборвалась, был подписан смертный приговор, что в результате едва не привело к потере еще одной жизни. Ее жизни.
Как она могла по-прежнему любить того, кто пытался ее уничтожить?
Пока она оставалась с ним – а она еще очень долго по собственной воле оставалась с ним, когда он уже катился по наклонной, – они вместе боролись против системы. Приюты. Неотложки. Интернаты. Лечебницы для душевнобольных. Грязь. Сотрудники, которым наплевать на пациентов. Санитары, которым только дай потуже затянуть ремни смирительных рубашек. Медсестры, которые делают вид, что их это не касается. Доктора, которые раздают таблетки направо и налево. Моча на полу. Экскременты на стенах. Запертые вместе, больные злобствуют, терзаются, кусаются и дерутся.
Но по-настоящему его воспламеняли не окружающие несправедливости, а яркие искры ярости. Новизна очередного дела. Возможность что-то изничтожить. Угроза насилия. Обещание славы. Их имена в свете огней. Праведные деяния на устах школьников, которые будут изучать их на занятиях, посвященных великим преобразованиям.
«Пенни, никель[2], десятицентовик, четвертак, долларовая купюра…»
Но кое-что она скрывала, в одном прегрешении никогда не могла признаться: первую искру зажгла она.
Она всегда верила – страстно, с глубокой убежденностью, – что единственный способ изменить этот мир – это его уничтожить.