Глава пятая Капитан Сильвер

К каждому сказанному либо написанному слову надо кровавыми нитками пристегнуть сердце. Только тогда оно будет сильным и вечным.

Из Иркиного дневника

Утро выдалось свободным. Московская нежить решила дать Матвею и Ирке немного отдохнуть. Пришел лишь вызов от уже знакомой русалки, которая опять умирала от осушения. И опять наивная канцелярия света отозвалась на этот вызов большой бутылкой чернил спрута.

– Интересное кино, – сказал Матвей, открывая справочник магической медицины, выпущенный на Лысой Горе в год, когда там свистнул первый рак. – Одна чайная ложка чернил спрута условно равна 0,75 литра медицинского спирта. Во вчерашней бутылке было граммов двести. То есть наша русалка выдула столько, сколько и батальону солдат не выпить!

– И что будем делать? Накапаем на нее свету?

– Бесполезно. Я этот народец знаю. Русалка настрочит заяву, что она угнетаемое меньшинство, лишенное родного болота и вынужденное проживать в тухлом бассейне. А в конце припишет, что мы не проявили к ней участия и вымогали взятку за оказание бесплатной медицинской помощи. Свет, конечно, ей не поверит, но проверку все равно пришлет. Прилетит молоденький стражик, не знающий уловок нежити, и будет нам заглядывать голубыми глазами в самое сердце: как мы могли так поступить? И в каждом глазу у него будет блестеть по слезе!

– Перестань! – Ирка давилась от смеха. – Лучше скажи, что будем делать. Она же нас загоняет за водкой бегать!

– А ничего не будем делать. Я сам у нее побываю, – сказал Матвей подозрительно бархатным голосом. – Отвезу ей чернил! Если что, выпьем вместе.

Он сел в автобус и уехал, а Ирка отправилась бродить по Сокольникам, замерзла и сама не поняла, как оказалась в небольшой парикмахерской, примыкавшей к парку. В той же, где она не так давно оставила свои длинные волосы. Мастер, которой досталась Ирка, была уже не та, что в прошлый раз, но тоже со склонностью к самовредительству. Ее голова была подстрижена под футбольное поле. Видимо, она уже сделала со своими волосами все, что смогла, и зашла в тупик. Правда, и в тупике она не растерялась и оставшийся на голове пушок ухитрилась покрасить в три цвета.

Ирка сидела на кресле и смотрела в зеркало. Ее волосы падали в бою, подкашиваемые ножницами. Потом пришла уборщица со щеткой и начала небрежно сметать их, смешивая с чужими волосами, лежащими у других кресел. С волосами рыжей крашеной старушки и маленькой девочки, под которую подложили что-то похожее на ящик, чтобы мастеру удобно было работать.

Ирка поймала себя на мысли, что абсолютно равнодушна к дальнейшей судьбе своих отрезанных волос. Она уже не признавала их частью себя. Ей было все равно, что будет с ними дальше. Сожгут ли их, набьют ли ими диван, или они окажутся на свалке.

«И с ногтями то же самое, – подумала она. – Я их отрезаю, и они уже все, не мои. В момент отделения от меня наша связь расторгается. Может, и с телом когда-нибудь так будет? Я буду смотреть на него сверху, и мне будет смешно и досадно, что я была к нему привязана?»

– Ну вот и все! – радостно сказала парихмахерша и, сдернув с Ирки накидку, с гордостью посмотрела на ее голову. – Нравится?

– Здорово! Совсем неузнаваемый человек! Встреть я себя на улице, я подумала бы, что где-то я эту девушку видела – но вот где? – сказала Ирка.

Из зеркала на нее смотрела решительная молодая женщина с крутым умным лбом и двумя точками румянца на скулах. Лоб, пожалуй, был даже слишком умный и слишком крутой. Стоило бы прикрыть его челочкой, чтобы не смущать лишний раз молодых людей, особенно в их низколобой разновидности.

Пока Ирка расплачивалась, вторая парикмахерша закончила стричь маленькую девочку. Оглядев свою работу и набело щелкнув пару раз ножницами, она с какой-то смущенной растерянностью выбежала в коридор, видимо в поисках ее мамы. Девочка терпеливо ждала, не пытаясь слезть с ящика, на котором сидела. В этом спокойствии маленькой девочки, которая просидела три четверти часа неподвижно и сейчас не пыталась бежать, было что-то непонятное.

Где-то хлопнула дверь, звякнув китайским колокольчиком. Это вернулась парикмахерша, которая уже и на улицу успела выглянуть.

– Твоя мама еще не приехала, а у меня следующий клиент, – обратилась она к девочке и тотчас, посмотрев на Ирку и оценив ее внешнюю добропорядочность, попросила: – Слушай, не в службу, а в дружбу! Можешь посидеть с ней, пока ее мама вернется? Всего несколько минут!

– Хорошо!

Улыбнувшись девочке, Ирка протянула ей руку:

– Ну, спрыгивай! Идем журналы посмотрим!

Предложение было хорошее, но девочка почему-то осталась на месте, а парикмахерша, внезапно испугавшись, замигала круглыми глазами, о чем-то сигнализируя Ирке. Попутно она оттянула накидку чуть дальше от стула, словно для того, чтобы отряхнуть ее от волос, и Ирка увидела, что у девочки нет правой ноги по самое бедро, а рядом с креслом стоит костыль.

Если Ирка и растерялась, то не больше чем на секунду:

– А! Ну держи меня за плечо! Опирайся!

Она подхватила девочку под колено другой ноги и стянула ее с кресла. Едва оказавшись на полу, девочка резво запрыгала как воробей, взяла костыль и, умело сунув его под мышку, устремилась в коридор. Двигалась она невероятно быстро и ловко. Ирка едва за ней поспевала.

Оказавшись у кожаного дивана, девочка отбросила костыль и, ловко повернувшись, села:

– Ну давай журналы! Хотя нет, не хочу журналы! Давай разговаривать! Как тебя зовут?

– Тетя Ирка. Тьфу, Ира. Тетя, – поправилась Ирка, на которую новая ее прическа накладывала важность.

– Ага, Ирка, – кивнула девочка, почему-то сразу отбраковывая «тетю».

– А тебя как зовут? – спросила Ирка.

Девочка посмотрела на нее очень серьезно:

– Я капитан Сильвер! Я потому и протез не ношу, чтобы быть как он.

– А сколько тебе лет, капитан Сильвер?

– Сорок пять и восемь.

– Ясно, – сказала Ирка.

Какое-то время они молчали. Капитан Сильвер вертела на коленях журнал, но в журнал не заглядывала, а, вскидывая голову, быстро посматривала на Ирку.

– Я вижу то же, что и ты? Ну, что ты такая? – спросила она вдруг.

– Какая? – не поняла Ирка.

– Ну, особенная. Не такая, как все. Чудеса всякие можешь творить!

Ирка насторожилась. За все те годы, что она была валькирией, потом Трехкопейной девой и теперь Девой Надежды, ей никто не говорил таких слов. Никто из людей не замечал ее особой сущности, а те, кто замечал, строго говоря, уже и так обо всем знали, потому что и сами были призваны светом или мраком.

– Ну, не знаю, могу или нет! – сказала Ирка уклончиво. – А ты откуда знаешь?

– Я увидела в тебе лебедя. Потом волка. Потом человека. Волк и лебедь ушли, а человек остался, – спокойно сказала капитан Сильвер.

Ирка кашлянула:

– Ну да… Животные всякие – это да, зверушки – это хорошо. Бегают там, и все такое, – буркнула она, не зная, что еще сказать.

Указательным пальцем капитан Сильвер проковыряла в обложке журнала дыру и сквозь нее смотрела на Ирку. Со своей стороны Ирка видела большой детский любознательный глаз.

Ища, чем отвлечь девочку от опасной темы, Ирка пошарила в кармане и, обнаружив сосательную конфету, не съеденную потому, что она, подтаяв, намертво вцементировалась в бумажку, достала ее:

– Хочешь?

Капитан Сильвер занялась конфетой.

– Так все-таки, – сказала она, – что же будет?

– А я откуда знаю? – спросила Ирка. – Я не пророк.

– А все-таки?

Ирка честно задумалась:

– Все будет хорошо. Потому что все, что кажется плохим и трудным, вообще безвыходным, это на самом деле очень хорошо для нас. Только надо не спускать флаг.

Капитан Сильвер проделала в обложке журнала еще одну дыру и смотрела теперь на Ирку двумя глазами.

– Ничего не поняла! А со мной что будет? – спросила она.

– Тебе будет тяжело. Тяжелее и больнее, чем многим другим. Но от этого твой эйдос – только не спрашивай, что это! – будет становиться лучше, ярче. А потом, возможно лет через семь, ты станешь валькирией. И тогда, – Ирка искоса взглянула на ногу капитана Сильвера, – кое-что изменится. Но легче не будет. Напротив, будет еще труднее.

– Ага. Ясно, – просто сказала капитан Сильвер и еще проще добавила: – Я поняла. Ногтем надо.

– Чего «ногтем»? – не поняла Ирка.

– Бумажка к конфете присохла. Надо ногтем. У тебя ногти-когти есть?

Ответить Ирка не успела. Звякнул китайский колокольчик. Дверь распахнулась, и появилась запыхавшаяся женщина.

– Машину переставить хотела! А там одностороннее. Пришлось весь район объезжать, пока снова встала! – крикнула она виновато.

– Мама! А мне конфету дали! – радостно воскликнула капитан Сильвер.

Мама улыбнулась Ирке и протянула девочке руку. Мама капитана Сильвера совсем не была похожа на Бабаню, чего подсознательно ожидала Ирка. Она была компактная, бойкая, с очень живым лицом. Наверное, так будет выглядеть Ната Вихрова лет через пятнадцать, если жизнь, пожалев ее, пошлет ей проблемного ребенка. Потому что без заботы о ком-то Нате точно к свету не выкарабкаться.

Мама помчалась к парикмахерше извиняться и платить за стрижку, а капитан Сильвер подхватила свой костыль и длинными скачками понеслась к двери. У двери она обернулась к Ирке и крикнула:

– Я в машину! Ну пока! До встречи!

Дверь закрылась. Колокольчик прощально звякнул. Ирка выждала в парикмахерской еще минут пять. Ей почему-то не хотелось видеть, как капитан Сильвер и ее мама уезжают. Она сидела и разглаживала дырки, которые девочка просверлила пальцем в обложке журнала. Ни одна встреча не бывает случайной. Значит, и эта была для чего-то нужна. Возможно, ей предстояло сказать какие-то слова, которые запомнятся девочке. Сейчас эти слова уйдут на дно, но, когда пробьет их час, всплывут. Или, возможно, девочка когда-нибудь станет валькирией-одиночкой, ведь ни одна валькирия не живет бесконечно.

Когда Ирка вышла на улицу, девочка и ее мама давно уехали. Остался лишь след мокрых шин на асфальте. Ирка отыскала знакомую лазейку в ограде Сокольников и вскоре была уже дома. Случайно у нее получилось вернуться одновременно с Матвеем. Он шел по аллее – уставший и весь пропахший рыбой, будто разгружал траулер. Даже на носу у него была чешуя.

– Ты что, подрался с ней? – спросила Ирка тревожно.

– Я не дерусь с женщинами! – возмутился Багров. – Это она со мной подралась!

– Что, просто так?

– Не просто так, – неохотно признал Матвей. – Я ее немножко заморозил, она меня чуть-чуть сглазила. Я ее слегка проклял, она меня маленько утопила. В общем, потом я отдал ей эти чернила, будь они неладны, и предупредил, что это в самый последний раз. Надеюсь, она поняла.

– Она их пьет? – спросила Ирка.

– Нет, романы пишет! Пьет, конечно! – сказал Матвей. – Хотя клялась, что не одна пьет. Якобы у нее там бригада водяных, которые занимаются ремонтом бассейна. И что даром они не работают.

– Врет? – спросила Ирка.

Багров пожал плечами:

– Ну, врет не врет – судить не берусь… Врут только откровенно глупые женщины. Те, что поумнее, настолько верят своей лжи, что она становится для них правдой.

– А водяных ты видел?

– Одного видел. Упитанный такой дядечка водоизмещением литров на четыреста. В такого много чернил войдет.

Ирка, медленно подняв руку, коснулась своей головы.

– А теперь пугайся! Готов? Трум-пурум-пум-пум! – сказала она и, выдохнув, сдернула с себя шапку.

Она ожидала от Матвея какой-то реакции, но лицо у него осталось непроницаемым, как у игрока в покер. Она даже усомнилась, заметил ли он, что у нее изменилась стрижка.

– Ну? Хорошо? – спросила Ирка с тревогой.

Матвей начал открывать рот.

– Погоди! – перебила Ирка. – Только не повторяй, что за короткие волосы девушек хвалят только их злейшие враги в надежде на то, что они поведутся и в следующий раз вообще снимут с себя скальп. И про то, что женщина, оказавшаяся в парикмахерской, – это баран, сам себя приведший на заклание, тоже не надо. Это я уже слышала. Надоело!

– Тогда я лучше вообще промолчу. Тебя сразу душить или потом, умная ты моя? – спросил Матвей ласково.

– Но я же стриглась ради тебя! – воскликнула Ирка чуть ли не со слезами.

– Тогда я сейчас ради тебя убью вон ту собаку и нескольких кошек! И, может, кого-нибудь из прохожих.

– Не смешно.

– Ну тогда и ты не говори, что сделала это ради меня. Ради меня нужно было сварить суп. Или убраться в комнате.

– Ага! Суп тебе! Щазз! Ты тот еще домостроевец-эксплуататор!

– Примерно! – согласился Багров. – «Дороже она многоценного камени. Радуется на нее муж ее. Увидев поле – покупает: от плодов рук своих насадит пашню. Крепко подпоясав стан свой, укрепит руки свои на дело. Муж ее заметен всем у ворот, когда сядет на совете со старейшинами и жителями земли».

– Откуда это? – спросила Ирка жадно.

– Не скажу. Если интересно, сама посмотри. Интернет есть.

Ирка слегка надулась:

– Интересно, а Мефодий тоже домостроевец? Заставляет Дафну делать супчики?

– Ну уж не знаю. Зато знаю, что из волос Мефодия можно выкроить семь твоих теперешних стрижек. Или, пожалуй, даже восемь! – сказал Матвей, и Ирка, не выдержав, расхохоталась. Матвей тоже рассмеялся. Лед, возникший было между ними, растаял.

Но смеялись они недолго. Одновременно спохватились и посмотрели друг на друга.

– Прости, дурак я! Мефодий же… – начал Матвей.

– Не надо. Знаю, – быстро сказала Ирка, зажимая ему рот рукой. – Ты сказал все правильно. Из его волос действительно можно выкроить семь моих теперешних стрижек.

Загрузка...