Милый друг, ушедший дальше, чем за море!
Белые гребни волн перекатывались где-то далеко внизу. Исе не было это странно. Она смотрела на мир круглыми птичьими глазами.
Пронзительный крик чайки летел над морем. И, словно услышав призыв, поднимался среди волн длинный корабль, нос которого был украшен рогатой головой быка. «Урс» Ольгейра эрла.
Иса опустилась на нос драккара совсем близко от резной головы. Немного отыщется на свете женщин, достойных занять почетное место. И еще меньше найдется драккаров, на носу которых эти женщины стоят.
Заскрипели доски палубы. Исе не надо было оборачиваться. Она и без того знала, кто идет к ней. Помнила. Но все же посмотрела.
Ольгейр был прежним. Та же богатырская стать, та же усмешка, прячущаяся в бороде, где своевольно смешались золотистые и седые пряди, усмешка, от которой весело становилось друзьям и жутко – врагам. Те же глаза безумной северной синевы. И секира на поясе. И синий полинявший в походах плащ, знак доблести нордров. Взгляд Исы схватился за капли брызг на бороде Ольгейра, перескочил на прореху в рукаве простой полотняной рубахи – так и не успела зашить!
Иса подвинулась, освобождая место вождю. Ольгейр встал рядом с ней, положил руки на фальшборт. На безымянный палец левой надето погнутое кольцо, им эрл почему-то очень дорожил. На костяшках пальцев правой содрана кожа.
Слово в слово помнила Иса все, что скажет ей Ольгейр.
– Моей дочери нужна мать.
– Славное дело. Но я не могу указать тебе хорошую девушку. Ни в церковь, ни на праздники я не хожу, сам знаешь, а на ратном дворе…
– Я хочу, чтобы ты стала моей женой, Иса.
Ой, эрл, не первый подошел ты к красавице смоленке! И молодые пригожие к ней сватались, и бывалые, мудростью славные, и богатеи, чьи дома от добра чуть не лопаются, и герои, чьи имена даже за двумя морями с почтением произносят. А чего только не сулили отважной воительнице! И уборы дорогие красоты редкой, и оружие такое, что самим богам взять не зазорно, и власть, и почет, а уж любовь до самой смерти и дальше, это уж каждый обещал. И что же? Ласковую да приветливую Исой – Льдом не назовут. Что ей Ольгейр эрл? Да она такими пол мести может, в веник их связав. Прежде слово ласковое сказать жадился, а теперь сватается!
– Я согласна.
Ольгейр спокойно кивнул.
– Моей дочери нужна мать.
И тает, уходит в туман, туманом становится Ольгейр эрл, а с ним и драккар, и море студеное. Крикнуть, удержать… Поздно.
Иса проснулась. К чему такой сон? Опасности рядом не было, и повелительница нордров позволила себе полежать с закрытыми глазами, прислушиваясь к подступающей в сердце тревоге. Это было похоже на игру, когда, запустив руку в мешок, пытаешься на ощупь определить, что в нем лежит. Откуда придет беда?
Мягкий мех брошенных на пол шкур приятно обнял ступни. Иса шагнула к двери. Дома в Аскхейме не то, что на Смолене – ни высоких крылечек, ни теплых сеней. Шагнул – и сразу на землю ступаешь.
Аскхейм спал чутким сном воина. Дозорный неторопливо прохаживался по крепостной стене. Приостановился, заметив внизу человека, но узнал вождя и молча пошел дальше. Иса подумала, что, если б из дома ночью выскочила простая девчонка, хирдманн точно б уж заставил ее гореть калиной, громко спросив, кого спешит она осчастливить нынешней ночью. Исе такого не скажут. Да и кто осмелится, эрлу-то. Эрлу! Иса замерла, словно ступила на край пропасти. Да ее же небось и за женщину уже не считают! Почему иначе после того, как Ольгейр сгинул, эрлом крикнули? Почему к пригожей вдове никто свататься не пытался?
Женщина-вождь вскинула голову, беспощадно давя глупые мысли. Не сватались, потому что сама всех женихов прежде отвадила. А что Ольгейровы хирдманны назвали ее эрлом… Пусть только найдется тот, кто скажет, что она не достойна!
Иса не заметила, как дошла до места, где любопытные волны без спросу лезли на двор Аскхейма. Обычно песок здесь был гладкий, словно хороший клинок, но сейчас к самой линии прилива тянулась цепочка человеческих следов.
Иса давно не верила в чудеса. Может быть, когда-то, в начале времен, когда боги не чурались ходить в гости к смертным, Морской дед и мог потехи ради отпустить домой уловленного морехода. Но сейчас Светлые, обиженные невниманием людей, прочно засели в своих небесных чертогах и в дела земные не вмешиваются. Только Марена-Смерть прилежна по-старому.
Да, чудес не бывает. Почему же снова вспыхнула в сердце давняя полузабытая надежда? Вспыхнула и тут же погасла, золой рассыпалась. Слишком легки и невелики были следы, да и вели они не от моря, а наоборот – к мелким волнам. Доходили до воды и обрывались.
Тот, кто еще сохраняет верность древним богам, взглянув на эти следы, подумал бы о морских девах, выбегающих по ночам порезвиться на берегу. Тот, кто успел забыть веру предков, помчался бы к служителям Распятого, рассказать, что еще одну душеньку, не по-умному расставшуюся с телом, заграбастал нечистый. Иса просто огляделась. Волны быстро зализывают следы, которые остаются, когда расхаживаешь по самой кромке прилива.
Девушка стояла шагах в двадцати. Со спины да еще в сумерках, но Иса ее узнала. Сигню, дочь Транда. Сигню-Которая-Ждет. Еще одна женщина Аскхейма, с которой никогда не станет шутить дозорный.
– Здравствуй, Сигню.
Девушка обернулась, улыбкой отвечая на приветствие, и Исе, бесстрашной и мудрой Исе, эрлу нордров, захотелось заслониться, как от восходящего солнца, от великой красоты дочери Транда. Раз в тысячу лет лепят боги такую игрушку и крепко думают, отдавать ли ее на землю, потому что не для смертных такая красота. Рядом с такой красотой немеют мужчины и горестно склоняются женщины. Много радости, но и много горя может принести она в мир. Как могли нордры забыть свою Фрейю2, если среди них живет Сигню, дочь Транда?
– Что ты делаешь здесь, Сигню?
– Жду Улава.
Да, что еще могла она ответить? Улав Веселый, жених Сигню, ушел восемь лет назад на «Урсе» в поход, из которого не вернулся никто. В первый поход, куда Ольгейр не взял Ису. Отслужены заупокойные службы Распятому, прибавилось имен в древней нордрской Вальгалле, отголосили вдовы и нашли себе других мужей, новые герои садятся на пиру на места ушедших, а Сигню ждет. Кто-то называет ее безумной, отец Мартин – святой.
– Они не вернутся, Сигню, – сказала Иса, в душе кляня себя за жестокость. – Они никогда не вернутся.
– Я не видела Улава мертвым. Он вернется. Он уже в пути. Это долгий и трудный путь, но Улав придет. Ведь я жду его.
Что тут скажешь? Да и зачем? Иса сняла плотный плащ вождя и хотела укутать им зябкие плечи Сигню.
– Не надо, Иса. Улав может не узнать меня.
Больше стоять незачем. И десять эрлов не смогут помешать Сигню простудиться насмерть или же, следуя неслышному зову, уйти за белоснежные барашки холодных волн. А может быть, дочь Транда тоже летает по ночам чайкой и ведает то, что другим знать не дано?
Иса все же сказала:
– Иди домой, Сигню.
– Я еще подожду.
Иса перекинула снятый плащ через плечо. Кажется, он стал тяжелее? Или вправду чувства могут наваливаться на плечи, словно непосильная ноша? Особенно это – не то вина, не то обида, возникающее всякий раз после встречи с Сигню. Почему? Уж не хотят ли боги пристыдить за то, что быстро смирилась с гибелью Ольгейра? Значит, и не любила? Но попробовала бы та же Сигню променять свое нарядное плате на посеченную в битвах кольчугу, тонкую иглу – на боевую секиру, уют дома – на ярость морских ветров. Смогла бы отринуть все женское, словно мертвеца за борт, швырнуть прошлую жизнь затем лишь, чтобы всегда быть рядом с любимым, помогать ему, оберегать от бед и наконец вместо слов заветных услышать: «Моей дочери нужна мать»? Кто вправе измерить и сравнить силу любви и верности Сигню-Которая-Ждет и Исы хирдманна, Исы эрла?
Аскхейм пробуждался. На пороге дома, почесываясь и позевывая на восходящее солнце, стоял Торфинн Кнутсон, ближайший друг и советчик Ольгейра, ныне – верный помощник Исы. Его восемь лет назад вождь нордров тоже не взял на «Урса».
– Когда люди проснутся, пошли кого-нибудь в Хофенштадт, – проходя мимо, велела Иса.
– Хорошо, эрл.
При жизни Ольгейра Торфинн всегда называл ее по имени.