Первое, что я увидела перед порогом собственной квартиры, – был Игорь. Он сидел на ступеньках, сжавшись в комочек, словно замерзший щенок. Когда я возникла перед его очами, он почти дремал.
– А, Таня, привет, – пробормотал он полусонным голосом, – А я тебя жду…
Он сделал попытку встать, но слегка покачнулся и ухватился за мое плечо. Нельзя было назвать это движение продуманным. Поскольку Игорь не отличался излишней субтильностью, я пошатнулась под свалившейся на меня тяжестью, и мы чуть не рухнули в лестничный пролет.
Спасло нас только чудо. Я смогла удержаться. Конечно, он был нетрезв. От него несло целым букетом спиртных напитков.
Может быть, раньше я бы на него разозлилась. Но не сейчас. Сейчас мне самой не помешало бы расслабиться. Я открыла дверь, и мы прошли в квартиру. Вернее было бы сказать, прошла одна я, втащив с собой моего гостя, который отказывался держаться на ногах.
Он плюхнулся на стул и достал из внутреннего кармана бутылочку джина с тоником.
Наверное, я должна была бы обрадоваться. Но тратить необходимую энергию на распитие спиртных напитков я не имела права.
Поэтому я осталась стоять, не выказывая ровным счетом никакой радости.
Игорь обиженно взглянул на меня и протянул:
– Таня, давай помянем мою жену…
Его глаза мне не нравились. Несчастные и злые… Такие глаза бывают у людей, готовых совершить дикую глупость. Поэтому я сдержала приступ раздражения, села напротив и, вздохнув, согласилась:
– Хорошо. Давай…
Он обрадовался. Кажется, его что-то беспокоило. Он старался растопить свое беспокойство в спиртном, но я-то знала, насколько это бесполезно… Так же бесполезно, как читать лекцию о вреде алкоголя. Поэтому я достала фужеры. Что еще можно было поделать? «In vino veritas…»
Мы выпили. Не нарушая молчания. Никто из нас не спешил начинать разговор. Хотя я понимала, что именно для разговора со мной Игорь и появился у моего порога.
Тем не менее мы просидели в тишине еще минут десять. Наконец Игорь посмотрел на меня и сказал:
– Танюха, я не верю, что Анька покончила с собой…
Я кивнула.
– Ну?
– Не могла она этого сделать.
– Я это поняла раньше тебя, – улыбнулась я. – Только нашего с тобой понимания мало.
– Что надо сделать? – Игорь смотрел на меня, как на Дельфийского оракула. Сейчас Таня прикроет глаза, вопросит Зевеса о том, о сем и даст точный ответ.
– Во-первых, доказать, что Анька не покончила с собой, – пожала я плечами, – во-вторых, найти гада, который это сделал…
Он посмотрел на меня с тоской.
– Как мы его найдем? – почти прошептал он. – Я же тебе говорил… Либо Анька обладала партизанским характером, во что я плохо верю, либо… Во всяком случае, чтобы что-то искать, нужен хотя бы слабый ориентир. А мы с тобой сейчас напоминаем идиотов, пытающихся обнаружить черную кошку в темной комнате.
– У кошки глаза светятся, – меланхолично высказала я давно полюбившуюся мне мысль, – так что найти ее можно.
– Но здесь-то ничего не светится… – Игорь даже чуточку протрезвел от волнения, – здесь полная темнота!
– Полной темноты не бывает, – опять возразила я. – Темнота глубоко спектральна. В любом виде темноты – даже в кромешной темноте – можно найти маячок…
– И у тебя, конечно, этот маячок имеется, – недоверчиво протянул Игорь.
В ответ я подробно рассказала ему все, что узнала от Вощинова.
– И какая же тут зацепка? – спросил Игорь, выслушав мой рассказ.
– Например, милицейская машина, – задумчиво проговорила я, – странный какой-то оперуполномоченный…
– Что в нем странного? Он дежурил.
– Нужно выяснить, кто в этот вечер там тусовался, – сказала я, – и почему, когда поступил сигнал о происшествии, он не подъехал, а вышел из машины и подошел на своих двоих.
– Может, ему лень было ехать? – предположил Игорь с потрясающей, свойственной только мужчинам логикой.
– Может, у него колес не было? – передразнила я его. – Может, у него возникли проблемы с бензином? Он был обязан подъехать на машине. Оставлять машину без присмотра даже опер не станет. А это означает только одно… Что машину он бросил не одну. А с кем-то. То есть машина не страдала от одиночества…
– Ну и что? – Игорь вытаращил на меня глаза. – В этом есть что-нибудь подозрительное?
– Есть, – кивнула я, – почему он подошел один? И что скрывал в своей машине?
– Может, там была проститутка, – вслух подумал плохо о родной милиции Игорь.
– Ну да, – я засмеялась, – и он оставил машину с рацией, оружием и Бог еще знает чем на неизвестную проститутку?
– Она могла быть его знакомой…
Я поняла, что помощник из Игоря никудышный. Он придумает столько возможных вариантов оправдания загадочного поведения милиционера, что расследованию обстоятельств Анькиной гибели нам придется посвятить остаток дней. И еще неизвестно, какие у Бога планы относительно сроков наших жизней. Можно и не уложиться.
– Хорошо, хорошо, – милостиво согласилась я, – пусть будет по-твоему. Там осталась знакомая проститутка, опер подошел, посмотрел и жутко, по словам Вощинова, разозлился… Разозлился, когда увидел, что Анька разбилась. Заметь – не удивился. Не опешил. Не огорчился… А разозлился. Как будто Анька сделала это умышленно. Чтобы ему насолить…
Игорь молчаливо смотрел на меня спокойным, жалостливым взглядом. Наверное, подумал, что я немножко не в себе.
– Это Вощинову могло показаться, – терпеливо объяснил он. – Не забывай, какое у него было состояние. И у твоего опера могла возникнуть эмоция злости на нарушение покоя. На участке же было все в порядке! И вдруг – несчастный случай!
– Я не предлагаю тебе писать работу о психических последствиях стрессов, – разозлилась я, – и если ты собираешься всех оправдывать, тогда я попробую разобраться во всем сама. Я – всего лишь детектив, сыщица. У меня с познаниями в практической психиатрии не так круто, как у тебя.
– Ладно, не злись, – попросил он.
– Никто ничего не слышал. И не знает, – вздохнула я.
– Может, тетя Шура? – предположил он. – Только мне она ничего не скажет. Она меня терпеть не может.
Тетя Шура, волошинская соседка, одна из тех соседок, которые все про всех знают. Эта черта ее характера и послужила причиной ссоры четы Волошиных с данной особой. Поскольку они любили прикалываться над тети Шуриными КГБистскими способностями. И не просто отпускали неуместные шуточки в ее адрес, но и непредусмотрительно пытались спрятать свою личную жизнь от ее зорких глаз.
А этот грех в глазах достойной леди был совершенно непростительным. Стоп. А ведь именно тетя Шура с восторгом заимела бы какой-нибудь секрет из частной жизни семейства Волошиных! И уж не стала бы рассказывать о нем первому встречному… Я щелкнула пальцами. Порядок, детка! Завтра… Завтра надо будет посетить двух особ женского пола, одну – мужского, и, может быть, мы медленно начнем продвигаться в нужном направлении…
А сейчас мир обволакивала ночь. Несчастный Игорь, не дождавшийся от меня вразумительных речей, мирно уснул в уголке кухни. Я накрыла его теплым пледом. Будить его не хотелось. Если проснется, сам переберется на диван… Я потянулась.
Ужасно хотелось спать. Глаза налились тяжестью. Им не хватало отдыха. Почти не раздеваясь, я плюхнулась на мягкое лежбище и блаженно вытянула ноги. Боже, как хорошо, что у человека есть возможность спать не в каком-нибудь стойле или на насесте, а в мягкой кровати!
Анька сидела на цветущем лугу и задумчиво бросала мои магические кости… Ее лицо не было печальным. Немножко озабоченным, но не грустным. Рядом с ней ползал прелестный младенец, толстенький, розовощекий и рыжий. Как сама Анька. Заметив меня, младенец потянулся ко мне и, весело мурлыкая, пополз в мою сторону. Анька подняла недоуменно-рассеянный взгляд и протянула:
– А, это ты, Танька… Привет.
– Привет, – довольно глупо улыбнулась я в ответ, не понимая, что Анька делает с моими магическими косточками в моем собственном сне.
То есть к тому, что в моих снах вечно происходит нечто аномально-кретинское, я привыкла. Но Анька играла в мои любимые игрушки. Не то чтоб я имела что-нибудь против, но это было странно…
– Что ты делаешь? – рискнула спросить я. Анька подняла на меня удивленные глаза:
– Как это – что?! Пытаюсь понять, как он мог меня убить…
И тут налетел жуткий ветер, небо потемнело, и Анька, подхватив на руки прелестное дитя, побежала с лужайки. Я осталась, потому что туда, куда так быстро рванула моя подруга, мне было никак нельзя. Я знала это и поделать с этим ничего не могла.
Проснулась я в раю. По квартире разносился, обволакивая и маня, запах прекрасного, сваренного, а не растворимого кофе… Боже мой, где я? Неужели в моей холостяцкой квартире появился некто, спешащий проявить заботу обо мне? Я сладко потянулась. Вставать и хотелось, и не хотелось. За окном моросил расслабляющий дождь, одеяло было теплое, телевизор, поставленный со вчерашнего вечера на будильник, мирно болтал в углу.
Но запах кофе… От этого запаха щекотало под ложечкой.
Этот запах манил, притягивал, звал. Я чувствовала себя ребенком, которого тянет за собой флейта крысолова из Гаммельна. Дверь в комнату приоткрылась.
Мой «крысолов» заглянул осторожно, но с немеркнущей надеждой поймать мой проснувшийся взгляд.
Я решила его не мучить.
– Доброе утро, – обрадовался Игорь, – Я сварил кофе и сделал тосты.
– Спасибо, – улыбнулась я. – Стоит оставить тебя здесь на более долгий срок.
– Я бы с радостью, – кивнул он, – совсем не хочется домой…
Я прекрасно его понимала. Дом Волошиных сейчас оглушал безжизненной пустотой. А человеку нельзя все время испытывать боль.
– Ты скоро встанешь? Или тебе принести кофе сюда? – Игорь был готов на все. Лишь бы я разрешила ему остаться еще на некоторое время…
Конечно, я ничего не имею против. Анька была бы мне благодарна.
Все равно ведь нам надо работать вместе…
– Я встану, – вздохнула я. – Ненавижу пить кофе в постели. В этом есть нечто противное природе. Представляешь, каково это – неумытой и непричесанной леди потреблять сей божественный напиток?
Он радостно кивнул. Я жестом приказала моему вассалу испариться на момент облачения в королевские одежды. Он исчез, осторожно прикрыв за собой дверь. Я спустила ноги, постаравшись попасть в тапочки. И остолбенела… На полу, разбросанные по ковру, валялись мои кубики!
Я прекрасно помнила вчерашний вечер. И была готова отдать руку на отсечение, что я не брала в нее костей! Тогда кто? Кто играл в Танины игрушки? Неужели…
– Игорь! – закричала я. Он влетел в комнату. Наверное, в моем голосе явно прозвучал страх, поскольку его лицо было отражением моего настроения.
– Ты не заходил вчера в комнату?
Он обиделся.
– Нет, – покачал он головой.
– Тогда откуда это? – простонала я, указывая на кубики.
Он посмотрел вслед моему жесту. Пожал плечами.
– Ну, кубики валяются… А что?
– Это не кубики, – объяснила я, – это магические кости. И они не должны вот так валяться!
– А как же они должны валяться?
Нет, он не въезжал в ситуацию. А объяснять ему что-либо я не хотела. Я подошла к кубикам и взглянула на открывшиеся цифры.
– «30+ 16+ 11», – прочла я вслух и задумчиво посмотрела в окно. Игорь терпеливо ждал пояснений. Поняв, что я сама не заговорю, осторожно спросил:
– Ну, и что?
– «Ждите незваных гостей. Неплохо бы им знать: гость хорош тогда, когда вовремя приходит и не забывает вовремя уйти», – продекламировала я.
Он продолжал непонимающе молчать, хлопая ресницами. Мне стало его жалко. Наверное, для непосвященных мои речи напоминают филькину грамоту. Неясно и непонятно. В размытых очертаниях трудно уловить абрис идеи. Но не пускаться же в пространственные рассуждения о сути гадания на магических костях?
– Ладно, – вздохнула я, – пойдем распивать твой кофе. Вдруг это поможет мыслительному процессу.
По причине пробуждения мыслительных процессов кофе мы пили молча. Я пыталась понять, каких «гостей» пророчили мне ставшие самостоятельными косточки. Или? Догадка потрясла меня своей невероятностью. Я присвистнула. Игорь посмотрел на меня с плохо скрываемой надеждой, что наша игра в молчанку закончится. Но я только взглянула на него мечтательным взором отрешенного пиита и продолжила разговор с собой.
Да уж, старикан Зигмунд запрыгал бы на одной ноге от восторга!
Вот она я – живое подтверждение его великих идей о том, что человек проживает в снах вторую жизнь…
Жаль, что он не дожил до этого светлого момента! Ежели моя ночная посетительница имела в виду свои приходы, это одно.