Орлиное царство - читать онлайн

Глава 1

От пощечины голова Джона дернулась в сторону. Он заморгал, почувствовав вкус крови во рту, огляделся, пытаясь понять, где находится, и застонал от обрушившейся на него мучительной боли в плечах. Он все еще лежал на дыбе, ноги были привязаны, руки зафиксированы высоко над головой. Он посмотрел на рычаг, находившийся справа. Каждый поворот еще немного растягивал его руки и ноги. Вероятно, он потерял сознание после последнего. За рычагом он видел квадратное окно, расположенное высоко в каменной стене. Сквозь него сочился тусклый свет. Мгновение назад Джон не сомневался, что еще день. Сколько времени он был без сознания? Он увидел, как рука взялась за рычаг и стала его поворачивать. Джон взвыл, почувствовав, как его плечевые суставы начали смещаться. Перед глазами у него потемнело, и кто-то снова отвесил ему пощечину. Он заморгал и обнаружил склонившегося над ним Ираклия.

Священник обладал почти женской красотой: высокие скулы, изящный нос и полные губы. Глубоко посаженные глаза – голубые, как бирюзовые воды в гавани Акко, в тот день несколько лет назад, когда Джон впервые прибыл в Святую землю, – слегка прищурились. Ираклий изучал свою жертву и улыбнулся, удовлетворенный страданием, которое причинил.

– Оставайся со мной, сакс, – промурлыкал он на латыни с сильным акцентом. Ираклий был не слишком образованным сельским священником из дикой французской провинции Овернь, и в нем присутствовала любовь к крестьянской жестокости. Он наклонился и зашептал Джону на ухо: – Скажи мне, зачем ты сражался за сарацин? Почему предал Святой Крест?

– Я никогда не предавал Веры, – прорычал Джон сквозь стиснутые зубы.

– Лжец! – прошипел Ираклий. – Ты убивал своих братьев христиан, служил неверным, служил силам Сатаны. – Ираклий положил руку на рычаг. Джон вздрогнул. Однако священник не стал его поворачивать; он сделал вид, что изучает рукоять, слегка поглаживая ее пальцами. – Дыба страшная вещь. Еще несколько оборотов, и твои плечи выскочат из суставов. Ты станешь калекой и больше не сможешь поднять меч. – Он наклонился так низко, что Джон ощутил на лице его горячее дыхание. Их глаза встретились. – Ты провел много лет в Алеппо, сакс. – Ты знаешь, как он укреплен, тебе известны все его слабости. Скажи: как мы можем взять город?

– Я уже говорил. Осада займет много месяцев. Есть только один путь – защитники должны умереть от голода, – ответил Джон.

– Нет! Там должен быть потайной ход, какая-то слабость. – Джон покачал головой. – Ну, я понял. – Ираклий вздохнул и выпрямился. Когда он заговорил снова, его голос зазвучал громче, словно он произносил проповедь в церкви. – Все, что происходит, есть часть плана Господа, сакс, даже твое предательство. Именно Он сделал так, чтобы неверные тебя пленили; ты Его предал и стал им служить. И Господь отдал тебя в наши руки. Ты понимаешь, почему так случилось? Потому что ты узнал нашего врага, его народ, его стены. Ты послан нам Богом, чтобы стать ключом к их уничтожению.

– Ты напрасно тратишь время, – сказал Джон. – Я не знаю никаких тайн.

– Это мы еще увидим, – ответил Ираклий. – Возможно, нам просто нужно найти новые способы тебя убедить. Пепин! Принеси угли.

Джон повернул голову и увидел, что к нему приближается крепкий стражник с квадратным лицом и обернутыми тканью руками, в которых он держал тяжелое бронзовое блюдо с тлеющими углями. Стражник опустил блюдо на столик, стоявший рядом с рычагом дыбы, Ираклий взял щипцы, выбрал уголек величиной с каштан, остановил руку в нескольких дюймах от обнаженного живота Джона и стал перемещать ее вдоль груди к лицу. Джон попытался отвернуть голову, но Пепин схватил его за уши так, что он не мог пошевелиться. Уголек замер над переносицей Джона, и он ощутил сильный жар – как порыв воздуха из печи – а еще через мгновение почувствовал, что его лоб охватил огонь. Едкий запах наполнил комнату, когда загорелись брови. Ираклий с раскрасневшимся от тлеющего угля лицом вновь над ним наклонился.

– Расскажи мне о своем хозяине, Юсуфе, – потребовал священник.

Джон сглотнул.

– Он эмир Телль-Башира. Его отец правит Дамаском, а дядя, Ширкух, командует армиями царя сарацин, – сказал Джон.

– И как ты оказался у него на службе? – спросил Ираклий.

– Я пришел на Святую землю со Вторым крестовым походом. В Дамаске попал в плен, и Юсуф купил меня в качестве раба. Тогда он был еще мальчишкой.

– Ты спас ему жизнь в битве при Аль-Букайе. Почему?

Джон колебался, глядя на раскаленный уголек.

– Юсуф мой друг, – наконец ответил он.

– Но он неверный! – воскликнул священник.

Джон посмотрел Ираклию в глаза.

– Он лучший человек из всех, кого я знал, – сказал Джон.

– Понятно. – Ираклий отвернулся и уронил уголек обратно на блюдо. Джон выдохнул. – О, я с тобой еще не закончил, – продолжал священник. – Он кивнул Пепину, и тот переставил блюдо на полку под ногами Джона.

Сначала тепло показалось ему даже приятным, но потом ногам Джона стало так жарко, словно он слишком долго сидел у огня. Он попытался отодвинуть ноги в сторону, но его руки все еще оставались вытянутыми вверх, и Джон ощутил острую боль в левом плече. Тогда он постарался лежать неподвижно, зажмурив глаза и стиснув зубы, чтобы сдержать крик. Ему казалось, будто он чувствует, как на пятках появляются пузыри. А затем огонь исчез. Пепин убрал блюдо с углями. Через мгновение над Джоном склонилось лицо Ираклия.

– А что ты знаешь про Нур ад-Дина, царя сарацин? Ты ведь его видел, верно? – Джон кивнул. – Как его охраняют? Сможет до него добраться убийца?

– В лагере его охраняют мамлюки[2] его личной гвардии. В Алеппо он редко покидает цитадель. Ни один убийца не сможет даже близко к нему подойти.

– Ты клянешься? – осведомился Ираклий.

Джон снова кивнул.

– Клянусь кровью Христа.

– Посмотрим. – Ираклий кивнул Пепину, и тот вернул на прежнее место блюдо с углями.

Теперь боль пришла быстрее. Тело Джона напряглось, и он начал извиваться, несмотря на боль в плечах. Чтобы не кричать, он так сильно прикусил язык, что ощутил вкус крови во рту. Ираклий равнодушно за ним наблюдал. Потом Джон почувствовал запах горящей плоти – его собственной.

– Я сказал правду! – закричал он. – Что тебе от меня нужно, ублюдок? Что ты хочешь от меня услышать?

– Ничего, ничего, я тебе верю, – успокаивающе сказал Ираклий, но затем нахмурился. – Я ошибся. Ты не тот ключ, что поможет нам победить сарацин. Пепин, убери угли.

Жар исчез. Ираклий взял влажную ткань и осторожно обтер ноги Джона. Облегчение было таким сильным, что Джон едва не потерял сознание.

– Слава богу, – пробормотал он.

– Тебе не стоит его благодарить, – сказал Ираклий. – Твои страдания только начались.

– Но ты сказал, что веришь мне! – воскликнул Джон.

– Так и есть. – Ираклий отложил влажную тряпицу.

Он пересек комнату и остановился перед столом, где лежали пыточные инструменты: тиски для больших пальцев, крюки для разрывания плоти, металлические клыки, носившие название «испанская щекотка», и другие приспособления. Джон надеялся, что их назначения он никогда не узнает. Ираклий взял какое-то непонятное, сложное устройство в форме груши с гайкой наверху.

– Теперь, когда мы узнали обо всем, что тебе известно, я должен позаботиться о твоем спасении. Время, проведенное с неверными, запятнало твою душу. Нам следует ее отмыть. – Он принялся отвинчивать гайку, груша начала расширяться, и четыре металлических лепестка разошлись в стороны. – Ты должен страдать за то, что предал свою веру. Таков единственный путь к спасению. – Священник кивнул Пепину: – Открой ему рот. Он должен заплатить за нарушение клятвы крестоносца.

Джон стиснул зубы, но Пепин ухватился одной рукой за его нижнюю челюсть, а другой потянул вверх нос. Как только рот Джона открылся, Ираклий засунул внутрь грушу, и Джон ощутил металл и кровь. Ираклий слегка повернул гайку, и груша стала раскрываться, распускать металлические лепестки, вынудив Джона шире открыть рот. Он начал давиться и кашлять, и трясти головой, пытаясь выплюнуть грушу, но Пепин вновь схватил его за уши и зажал голову.

В глазах Ираклия появились страсть и возбуждение, когда он наблюдал за бессильными попытками Джона избавиться от груши.

– Груша страдания замечательное изобретение, она особенно полезна для наказания богохульников и нарушителей клятв. Сначала у тебя сместится челюсть. – Ираклий еще раз повернул гайку, вынуждая Джона сильнее открыть рот, и он начал испытывать боль. – Потом разорвется рот, и ты будешь изуродован. – Он еще раз повернул гайку. – У Джона появилось ощущение, что у него сейчас сломается челюсть. Он вдавил ногти в ладони, пытаясь бороться с болью. – Если я раскрою грушу до конца, ты больше никогда не сможешь говорить.

Ираклий собрался повернуть гайку еще немного, но его остановил звук приближавшихся шагов. В камеру пыток вошла дюжина солдат в кольчугах – возглавлял их священник с тонзурой и в черном одеянии. Джон его узнал: это был Вильгельм из Тира[3], которого он встречал, когда впервые попал на Святую землю.

– Прекратить! – приказал Вильгельм. – Оставь этого человека в покое!

Ираклий повернулся к нему:

– Патриарх отдал сакса мне. Ты здесь не имеешь власти, Вильгельм.

– Меня поддерживают король и его люди. Этот человек дворянин, – заявил Вильгельм, – и если ему суждено понести наказание, то сначала он должен предстать перед судом равных.

– Этот сакс убивал наших людей. Он связал свою судьбу с неверными сарацинами. И должен страдать, чтобы спасти свою душу! – Ираклий протянул руку к гайке на конце груши.

– Остановите его!

Два стражника схватили Ираклия и оттащили в сторону. Вильгельм подошел к дыбе и повернул рычаг, ослабляя натяжение веревок, связывавших руки и ноги Джона. Стражники вытащили грушу и начали распутывать веревки на руках и ногах Джона. Он облегченно застонал, осторожно двигая руками и ногами, а потом охнул, когда ощутил острую боль в левом плече. Вильгельм помог ему сесть, и Джон успел увидеть, как два стражника вытаскивают Ираклия из камеры пыток. У двери тот умудрился стряхнуть их руки и повернулся к Джону и Вильгельму.

– Это еще не конец! – прорычал Ираклий. – Сакс клятвопреступник. Я позабочусь о том, чтобы он предстал перед Высоким судом. Запомни мои слова, Вильгельм: его сожгут!

Джона разбудил скрип открывающейся двери, и он заморгал от яркого света, падавшего из окна над его кроватью. Вчера, после того как ему забинтовали ноги, Джона отнесли в крошечную комнатку, расположенную на территории рыцарей-госпитальеров. От боли и изнеможения Джон заснул, как только его положили на кровать.

Он потянулся, отвернулся от стены и увидел, что дверь в комнату открыта, а в углу стоит молодой худой мужчина в монашеской рясе. У чисто выбритого монаха была тонзура, впалые щеки, слабый подбородок и глаза навыкате. Он напомнил Джону богомола. Наклонившись, монах понюхал содержимое бронзового ночного горшка.

– Его черная желчь жидка, – пробормотал монах себе под нос.

– Кто ты такой? – спросил Джон, морщась от боли в левом плече.

Монах поднял голову от ночного горшка.

– О, ты пришел в себя, – сказал он. – Хорошо. Я Деодат, лекарь. Отец Вильгельм прислал меня, чтобы я за тобой ухаживал. – Он подошел к кровати и кивнул на ноги Джона. – Можно?

Джон сел и спустил ноги с кровати. Деодат принялся осторожно разматывать повязку. Подошвы ног Джона были покрыты красными волдырями, из которых сочилась прозрачная жидкость. Деодат коснулся одного из волдырей, и Джон поморщился от боли.

– Твоя плоть горяча. Телесные жидкости разбалансированы, – мрачно сказал лекарь. – Насколько я понял, ты подвергался пыткам на дыбе?

– Да, – сказал Джон. – И я не могу шевелить левой рукой без боли.

Лекарь сжал левое запястье Джона левой рукой, а правую положил ему на плечо. Потом резко дернул руку Джона, и острая боль пронзила его плечо, словно раскаленное железо вошло в тело.

– Проклятье, – прошипел Джон сквозь стиснутые зубы.

Деодат покачал головой, направился к небольшой кожаной сумке и вытащил из нее несколько засушенных корней, ступку и пестик. Прошептав «Отче наш», он принялся растирать корни.

– Что это? – спросил Джон.

– Корень желтого нарцисса для ожогов на твоих ногах. Он оттянет жар. – Закончив растирать корень, лекарь направился к ночному горшку и взял оттуда немного фекалий.

Глаза Джона округлились, когда он увидел, что лекарь добавил фекалии к корню нарцисса и подошел к кровати Джона с отвратительно вонявшей смесью.

Джон сразу убрал ноги.

– Не подходи ко мне с этим! – резко сказал он.

– Фекалии помогут восстановить черную желчь, – заверил его Деодат.

Джон с отвращением поморщился.

– У тебя есть алоэ? – спросил он.

Лекарь приподнял брови.

– Алоэ?

– Растение. Оно помогает лечить ожоги. Лекарь Ибн Джумай говорит…

– Лекарь-еврей? – раздраженно перебил его Деодат. – Его лечение отправит тебя в могилу.

– Я рискну и воспользуюсь его лекарством, – твердо сказал Джон. – Убери это дерьмо от моих ног.

– Хорошо. – Деодат пожал плечами. – Но ты все еще слишком красный. Я должен пустить тебе кровь, чтобы справиться с жаром.

– Нет, – твердо сказал Джон. – Ты этого не сделаешь.

Деодат развел руки в стороны.

– Если ты отказываешься принять мою помощь, я не стану отвечать за последствия. Позволь хотя бы вылечить тебе плечо. Я опасаюсь, что повреждение может нагноиться и начнется прилив плохих жидкостей. – Деодат достал из своей сумки короткую пилу и попробовал лезвие на палец. – Руку необходимо отрезать. – Деодат вплотную подошел к кровати, сжал плечо Джона и поднес пилу к суставу. – Будет больно.

– Да, будет. – Джон схватил лекаря за сутану и ударил лбом в нос.

Деодат отшатнулся, его глаза широко раскрылись, из носа потекла кровь.

– Ты безумен! – воскликнул Деодат. – Ты умрешь, если я не отрежу тебе руку.

– Что ж, значит, умру, – спокойно ответил Джон. – Но если ты прикоснешься к моей руке, то умрешь вместе со мной.

– Проклятый глупец, – пробормотал Деодат, поспешно складывая свои вещи в сумку. – Да поможет тебе Господь!

Лекарь столкнулся с Вильгельмом, когда выходил из комнаты.

Вильгельм проводил Деодата взглядом и повернулся к Джону, приподняв брови.

– Что случилось? – спросил священник.

– Этот человек шарлатан, – ответил Джон. – Он ничего не понимает в медицине.

– Но он придворный лекарь! – возразил священник.

– Шарлатан, – повторил Джон. Казалось, Вильгельм собрался продолжить спор, но потом просто пожал плечами. Джон посмотрел ему в глаза. – Приношу вам мою благодарность. Если бы не вы, я все еще находился бы в темнице.

– Я поступил так не ради тебя, – ответил священник. – Ты можешь принести нам некоторую пользу. Но сначала нам нужно спасти тебя от петли. Высокий суд соберется завтра, чтобы выслушать твое дело. Я буду тебя защищать.

– Почему? Все, что говорил Ираклий, правда, – сказал Джон. – Я добровольно сражался за сарацин.

– Я не разделяю веру Ираклия в то, что страдание – это единственный путь к спасению, – заявил Вильгельм. – Какие бы грехи ты ни совершил, тебе следует дать шанс их искупить на службе королевству. Но если я буду тебя защищать, мне необходимо знать правду. Как ты оказался на службе у сарацин?

Джон закрыл глаза, возвращаясь к первым дням пребывания на Святой земле.

– Я был солдатом Второго крестового похода. Меня взяли в плен во время осады Дамаска, а потом продали в рабство Наджиму ад-Дин Айюбу, теперь он вали – губернатор Дамаска. Меня сделали домашним рабом, а потом я стал личным слугой сына Айюба, Юсуфа. После того как я спас ему жизнь, он даровал мне свободу.

– Но почему ты не вернулся к своим? – спросил священник.

– Куда мне было возвращаться? Мой господин Рено де Шатильон предал меня в Дамаске. Я попал в плен из-за него. К тому же солдаты-франки, плечом к плечу с которыми я сражался, грубые животные. Юсуф не такой – он образованный и добрый. И он стал моим другом.

– Таким образом, когда ты снова попал в плен в Аль-Букайе, ты сражался за Юсуфа. Он был твоим господином? – спросил Вильгельм.

– Да.

– Тогда я смогу заявить, что ты выполнял свой долг вассала, – сказал священник.

Джон наморщил лоб, вспоминая о людях, умерших от его руки.

– Но я нарушил клятву крестоносца, – напомнил Джон. – Я убивал франков, многие умерли от ударов моего меча. Я заслуживаю смерти.

– Многие из нас далеко не всегда поступают во славу Господа, Джон, но смерть не излечит твои грехи. Ты сможешь очистить свою душу только действием, – заявил священник.

– Но как? – с горечью спросил Джон. – Я убивал не только франков. – Он замолчал, думая о своем доме в Англии, о поместье, где провел детство. – Я убил своего брата.

– И на то определенно имелась причина? – спросил Вильгельм.

– Он предал нашего отца нормандцам, чтобы получить землю. Отца повесили вместе с дюжиной местных тэнов[4]. – Джон покачал головой. Сейчас эти причины казались ему нереальными – с тех пор как Джон в последний раз побывал в Англии, прошло слишком много времени. Однако все, связанное со смертью брата, помнил очень хорошо. – Он был настоящим ублюдком, но оставался моим братом. Я его убил, и никакие мои действия не вернут его к жизни. Никого из убитых мной людей уже не вернуть.

– Это так, но ты можешь спасти других, – возразил священник. – Господь не просто так прислал тебя к нам. Ты жил в каждом из миров – на Востоке и Западе, годы провел при дворе в Алеппо. Ты способен говорить с сарацинами, а мы – нет, ты понимаешь их, мы – нет. Тебе по силам перекинуть мост через пропасть, которая нас разделяет. Вот истинный шанс для твоего спасения.

– А если я умру? Разве огонь меня не очистит, как утверждает Ираклий? – спросил Джон.

– Загляни в свою душу. Ты веришь, что страдания тебя спасут?

Джон подумал о годах, проведенных на Святой земле: тяжелый марш к Дамаску, плен, тогда он чудом избежал смерти, побои, которые он тогда терпел, страдания раба, пытки Ираклия. Но ничто не смогло избавить его от чувства вины. Он посмотрел Вильгельму в глаза.

– Покажите мне путь.

– Сначала мы должны выиграть завтрашний процесс, – ответил Вильгельм. – Ты должен правдиво отвечать на любые вопросы, которые тебе зададут.

– Каковы мои шансы? – спросил Джон.

– Господь не торгует шансами, – ответил священник. – Мы должны верить в Него. Я приду за тобой завтра, когда наступит время. – Вильгельм повернулся, собираясь уйти.

– Вы не ответили на мой вопрос, святой отец, – сказал ему вслед Джон. – Каковы мои шансы?

Вильгельм повернулся и покачал головой.

– Они не слишком хороши. Ираклий настроил против тебя двор. Наказание за измену – смертная казнь.

Колокола церкви Гроба Господня призывали верующих к утренней молитве, когда Джон ковылял вслед за Вильгельмом в зал приемов, где собрался Высокий суд. Он был босиком, и толстые ковры на полу стали настоящим благословением для его покрытых волдырями ног после жестких камней внутреннего двора. Члены суда ждали в дальней части зала.

Король Амори сидел на простом деревянном троне, из окна у него за спиной виднелся купол церкви. Он был молод, не старше Джона, но в отличие от него, стройного и в хорошей физической форме, король выглядел тяжеловесным и даже толстым. На красном лице светлым пятном выделялась борода, прямые волосы имели цвет соломы. Пронзительные голубые глаза короля посмотрели в глаза Джона через зал, и внезапно Амори расхохотался, нарушив тишину. С удивлением Джон понял, что уже встречал короля. Когда он только прибыл на Святую землю, Джон участвовал в заседании Высокого суда, и Амори – совсем еще юный в то время – на нем присутствовал. Джон не забыл странного юношу с ясными голубыми глазами и необычным смехом. Теперь Амори стал королем.

С двух сторон от трона стояли двое мужчин, Ираклий сидел с двумя другими на скамье напротив.

– И это Высокий суд? – прошептал Джон, обращаясь к Вильгельму. – Когда я в прошлый раз на нем присутствовал, в зале находились сотни людей.

– Для кворума достаточно четверых. – Вильгельм махнул рукой направо, где суровый костлявый мужчина в расшитых золотом одеяниях сидел напротив Ираклия. – Это Патриарх Иерусалима. Именно он отдал тебя на пытки. – Рядом с Патриархом Джон заметил темноволосого мужчину с густой бородой и буйными бровями, сросшимися на переносице. Поверх доспехов он надел черный плащ с крестом госпитальеров: четыре белых наконечника стрел, соприкасавшихся острыми концами. – Жильбер Д’Эссайи, магистр Ордена. Он англичанин, как и ты, но тебе не стоит ждать милосердия с его стороны. Он страстно ненавидит сарацин. Я рассчитываю вон на того мужчину, – Вильгельм указал на противоположную часть зала и мужчину с седыми волосами и идеально прямой спиной, в белом плаще с красным крестом. – Бертран де Бланшфор – Великий магистр Ордена тамплиеров, он разумный человек. Ну, а что касается короля, его коннетабля Онфруа и сенешаля[5] Ги, – Джон посмотрел на двух суровых мужчин по обе стороны от трона, – их мнение мне неизвестно.

Они остановились в дюжине шагов от трона, и Джон с Вильгельмом опустились на колени.

– Встаньте, – резко приказал Ги. По оливковой коже и хрупкому телосложению Джон сразу понял, что в его жилах течет кровь сарацин. – Представьтесь.

– Я Иэн из Тейтвика, – ответил Джон.

– Молчать! – прорычал сенешаль. – Тебя обвиняют в нарушении клятвы. Ты не имеешь права говорить в суде.

Джон открыл рот, чтобы ответить, но Вильгельм бросил на него предупреждающий взгляд.

– Я Вильгельм из Тира. Я буду говорить за обвиняемого.

– Хорошо. – Сенешаль кивнул Ираклию. – Обвинитель представит нам дело.

Ираклий встал, поклонился королю Амори и вышел в центр зала.

– Сакс, Джон из Тейтвика, нарушил клятву крестоносца, предал свою веру и королевство. Он добровольно служил сарацинам. По его собственному признанию, сакс сражался против нас в битвах при Баниясе и Аль-Букайе и убил дюжину своих собратьев христиан. Он согрешил против Святой церкви. – Ираклий сделал паузу, чтобы посмотреть каждому из судей в глаза. – Ради справедливости и для того, чтобы спасти его душу, он должен умереть за совершенные преступления. – Ираклий снова поклонился и вернулся на свое место.

Сенешаль посмотрел на Вильгельма.

– Что говорит обвиняемый по этому поводу? – спросил Ги.

– Он заявляет, что не виновен в предательстве и святотатстве.

Сенешаль перевел взгляд на Ираклия.

– Насколько мне известно, у вас есть свидетель? – Ираклий кивнул. Ги повысил голос, обращаясь к стражам, которые находились в дальнем конце зала. – Стража! Приведите свидетеля.

Стражник вышел и почти сразу вернулся с невысоким мужчиной в длинном плаще с капюшоном. Близко посаженные глаза и вздернутый нос делали его похожим на свинью. Жуткий шрам пересекал левую сторону лица, начинаясь от волос и заканчиваясь у челюсти. Рана была недавней, все еще свежей, и около виска из нее сочилась кровь. Мужчина прошел мимо Джона и склонился перед троном.

– Назови себя, – приказал сенешаль.

– Я Гарольд, сержант и вассал короля.

Сержанты являлись солдатами франками, которые после службы в пехоте и возвращения получали титул и земли в Иерусалиме.

– Ты клянешься именем Господа, что будешь говорить правду? – спросил сенешаль.

– Да, клянусь.

Сенешаль кивнул.

– Ираклий, – сказал он, – ты можешь допросить свидетеля.

Гарольд не стал дожидаться вопросов, а сразу указал на Джона.

– Сын шлюхи убил моего брата! И сделал это со мной. – Гарольд прикоснулся к ране на лице.

– Где это произошло? – спросил Ираклий.

– В Аль-Букайе. Мы разбили сарацин. Мои люди зачищали территорию, брали пленников для выкупа, когда появился он на лошади, точно демон из преисподней, и помчался прямо на отряд в сотню человек, чтобы освободить повелителя сарацин. Они вдвоем убили семерых наших воинов, после чего оба ускакали. Я никогда не видел ничего подобного. Он вел себя как одержимый, точно дьявол в человеческой плоти.

– Как одержимый, – повторил Ираклий. – Демон, убивающий собратьев по вере. Так предадим же его пламени, из которого он вышел!

Джон заметил, что Патриарх и Жильбер-госпитальер одобрительно кивают. Король Амори слушал внимательно, но выражение его лица оставалось непроницаемым.

– Джон не демон, сир, – обратился к королю Вильгельм. – Он воин и сражался, чтобы защитить свою жизнь и жизнь господина, которому поклялся служить. На кону стояла его честь.

Ираклий покачал головой.

– Вовсе не честь заставляла его убивать собратьев христиан, а порочность. Разве сарацины – не рука Сатаны в нашем мире? Когда сакс бился за своего господина, у кого он отнимал жизнь?

– Он сражался за своего господина, ничего больше, – настаивал Вильгельм. – Разве многие из вас не убивали собратьев христиан во Франции или Англии? Жильбер и Бертран, вам пришлось воевать на противоположных сторонах, и в ваших поступках не было ереси.

– Да, но я не давал клятвы крестоносца, – ответил Жильбер. – Не обещал, что буду сражаться только с сарацинами и помогать христианам.

– Крестовый поход Джона давно закончился, – напомнил Вильгельм. – Это случилось в Дамаске, где наша армия потерпела поражение, и он попал в плен, сражаясь за Христа. А теперь, спустя столько лет, вернулся домой. Так окажем ему достойный прием. Он достаточно страдал.

– Вовсе нет! – вскричал Ираклий. – На кону стоит его душа. Лишь огонь способен ее очистить!

Вильгельм с отвращением наморщил нос.

– Если ты будешь продолжать пытать этого человека, то лишь сильнее испачкаешь свою и без того черную душу, Ираклий. И никоим образом не спасешь Джона.

На некоторое время наступила тишина, потом встал коннетабль Онфруа с похожим на бочку туловищем и круглым красивым лицом.

– Нашему суду не по силам решить судьбу души обвиняемого, – заявил он голосом, тихим и скрежещущим, точно кто-то провел мечом по точильному камню. – Это проблема Церкви. Мы собрались из-за того, что безопасность нашего королевства оказалась под угрозой. Я боюсь, что, если мы оставим саксу жизнь, еще больше наших врагов присоединится к сарацинам. Всем известно об их богатстве. И, если за предательство королевства не последует жесткого наказания, что остановит других и помешает сержантам перейти на сторону неприятеля? И тогда весь наш народ обратится против нас.

– Слушайте, слушайте все! – поддержал его Жильбер.

– Но Джон присоединился к сарацинам не по доброй воле, – заметил Вильгельм. – Он попал в плен, и его сделали рабом.

Онфруа покачал головой.

– И все же он за них сражался, – сказал он.

– Он служил своему господину, который был сарацином. Джон человек чести: он не мог поступить иначе.

– Я также человек чести, – заявил седоволосый тамплиер Бертран. – Если этот мужчина сражался на стороне господина, с которым был связан, я склонен проявить снисходительность. – Бертран повернулся к Джону. – Скажи мне правду, Джон: почему ты воевал с нашими людьми?

– Я обязан Юсуфу жизнью. И сражался, чтобы расплатиться по долгу, – ответил Джон.

– А если бы перед тобой снова встал такой же выбор?

– Я поступил бы так же.

Бертран посмотрел на Амори.

– Я не могу его за это винить, – продолжал Бертран. – Если Джон даст клятву никогда больше не поднимать оружие против королевства, я выступлю за его помилование.

– Клятву? Я ему не верю, – запротестовал госпитальер Жильбер.

– Я держу свое слово, – сказал Джон.

Жильбер фыркнул.

– Ты уже однажды стал предателем. Если мы тебя освободим, сколько пройдет времени, прежде чем ты снова выступишь против нас?

– Я не предатель! А вот Рено предал меня в Дамаске и оставил умирать.

– Принц Рено? – резко уточнил сенешаль. – Бывший правитель Антиохии?

Джон кивнул.

– Вот видите! – заявил Жильбер. – Он порочит имя храброго воина, чтобы себя спасти. Как мы можем верить обманщику?

Руки Джона сжались в кулаки, и он сделал шаг к Жильберу.

– Ты хочешь меня ударить, сакс? – презрительно усмехнулся госпитальер. – Подойти ближе. Тебе стоит преподать урок.

– Прекрати, Жильбер! – заговорил Амори, и его голос был сильным и властным. – Я услышал достаточно. – Он посмотрел на Ираклия. – Тебе больше нечего добавить? – Священник покачал головой. – Вильгельм?

– Я прошу лишь о снисходительности. Если Джон поступал неправильно, дайте ему возможность заслужить прощение на службе у Королевства.

Амори кивнул сенешалю Ги, который обратился к собравшимся, повысив голос:

– Обвиняемый может быть признан виновным только в случае очевидного большинства – четыре или более голосов. Если суд признает Джона виновным, ему уготована судьба предателя. Он будет распят и повешен на неделю на Яффских воротах. По истечении этого времени его предадут огню. – Сенешаль подождал, пока все осмыслят его слова. – Патриарх, каков ваш вердикт?

Патриарх с некоторым трудом поднялся на ноги.

– Виновен.

Следом встал Жильбер.

– Виновен.

– А ты, Бертран? – спросил сенешаль.

– Невиновен! – твердо заявил магистр тамплиеров.

Сенешаль перевел взгляд на Онфруа.

– Виновен, – мрачно сказал Онфруа.

Джон почувствовал, что во рту у него пересохло. Прозвучало уже три вердикта «Виновен».

– Я считаю его невиновным, – сказал Ги. – Решающее слово принадлежит королю Амори.

Джон посмотрел в голубые глаза короля, тот мгновение колебался, а потом отвернулся.

– Виновен.

Джону показалось, что сейчас он потеряет сознание, и Вильгельм сжал его руку, чтобы поддержать. Джон стоял с опущенной головой, слушая, как сенешаль объявляет приговор.

– Джон из Тейтвика, ты признан виновным в измене. Завтра ты будешь распят у Яффских ворот.

Стража подошла к Джону, взяла его за руки и собралась вывести из зала.

– Подождите! – вскричал Вильгельм, подошел к Джону и заговорил, понизив голос: – Ты еще можешь спастись. Ты имеешь право оспорить приговор. Сражайся, чтобы доказать свою невиновность.

– Сражаться? Я едва могу стоять.

– Господь милостив к невиновным, Джон.

– У Господа нет фаворитов. Но если уж умирать, то лучше с мечом в руке. Я готов оспорить приговор. И буду сражаться с теми, кто считает меня виновным.

Судьи повернулись и удивленно на него посмотрели.

– Это чушь! – фыркнул Ираклий. – Суд принял решение.

– Наши законы оставляют ему право вызвать тех, кто вынес ему приговор, – заявил сенешаль. – Но для того, чтобы доказать свою невиновность, он должен победить всех четверых – или выбранных ими представителей – в один день. – Он посмотрел на Джона. – Ты уверен?

– Да.

– Хорошо. Мы встретимся на внутреннем дворе завтра в полдень, и Джон Тейтвик будет сражаться, чтобы доказать свою невиновность.

Джон стоял во дворе дворца и смотрел на купол церкви Гроба Господня. Его вершину скрывали туман и мелкий дождь, который падал на доспехи Джона. Он почувствовал, что Вильгельм положил руку ему плечо.

– Время почти наступило, – сказал священник.

Джон кивнул и оглядел двор. Булыжник, которым он был вымощен, стал влажным и скользким, и он подумал, что это может ему помешать. Его ноги покрывали волдыри, и он едва не потерял сознание от боли, когда надел сапоги. Ненадежная поверхность еще сильнее будет его сковывать.

Напротив него стояли король Амори, Жильбер и Онфруа, все в доспехах. Здесь же находился сенешаль, рядом с Ираклием и Патриархом – тот выставил воина, которому предстояло сражаться вместо него – Гарольда с длинным шрамом на лице. Они бросили жребий, и сержанту досталась самая короткая соломка. Он ухмыльнулся и посмотрел на Джона.

– Ты заплатишь за то, что сделал с моим братом, – заявил сержант.

Джон не стал ему отвечать и, сильно преувеличивая хромоту, вышел в центр двора. Он понимал, что ему поможет уверенность Гарольда в легкой победе. Это было его единственным преимуществом.

Вильгельм вручил Джону трехфутовый меч с рукоятью, обшитой уже потертой кожей, и с широким клинком из темно-серой стали. Джон сделал несколько пробных взмахов, проверяя баланс. Священник предложил Джону щит, но, когда он попытался надеть его на левую руку, плечо пронзила ослепившая его боль.

– Проклятье, – прорычал он и бросил щит. – Бесполезно. Нужно найти что-то, чтобы привязать левую руку к телу. Я не хочу, чтобы она мне мешала. – Вильгельм снял веревку, которая служила ему в качестве пояса, и туго привязал левую руку Джона к телу. – Шлем, – сказал Джон.

Вильгельм надел железный шлем без забрала Джону на голову, и тот повернулся лицом к Гарольду. Сержант был коренастым мужчиной с бычьей шеей. Он также решил сражаться без щита. Меч он держал двумя руками.

Сенешаль встал между противниками.

– Мечи затуплены, чтобы предотвратить серьезные ранения. Вы будете сражаться до тех пор, пока один из вас не сдастся или не сможет продолжать поединок. – Он отошел в сторону. – Скрестите мечи и начинайте.

Джон повернулся боком, чтобы защитить более слабую левую сторону. Клинки соприкоснулись, и Гарольд сразу атаковал – нанес мощный рубящий удар, продолжая сжимать меч двумя руками. Джон парировал, сделал шаг в сторону, потом быстрый выпад, и его клинок достал голень противника. С криком боли сержант упал вперед, уронив меч и сильно ударившись о булыжники. Когда Гарольд перекатился на спину, Джон прижал его грудь коленом и приставил острие меча к шее Гарольда.

– Сдавайся!

Гарольд плюнул ему в лицо, Джон ударил рукоятью сержанта в лицо и рассек ему губу. После второго удара на булыжник брызнула кровь.

– Достаточно! Достаточно! – взревел Амори. – Джон одержал победу.

Джон оперся на меч, чтобы подняться на ноги, и его лицо исказила гримаса боли. Он заковылял к Вильгельму, который смотрел на него широко раскрытыми глазами.

– Сегодня Господь за тебя, Джон!

– Господь не имеет к этому никакого отношения. Гарольд поддался гневу и был слишком самоуверенным. С другими такого уже не случится.

Между тем Гарольда оттащили в сторону, и теперь он сидел, закрыв лицо руками. Остальные тянули соломки. Самая короткая досталась коннетаблю Онфруа. Он молча надел шлем и поднял меч, который уронил Гарольд. Онфруа был примерно такого же роста и сложения, что и Джон, но на несколько лет старше.

– Будь внимателен, – предупредил Вильгельм. – Коннетабль командует армией короля. Он хороший воин.

Джон встал напротив Онфруа. Их мечи соприкоснулись, и коннетабль принялся кружить около Джона, вынуждая его поворачиваться, чтобы оставаться лицом к лицу с противником. Каждый шаг отдавался болью у Джона в ногах, но Онфруа продолжал кружить, не атакуя.

– Ну, давай уже, ублюдок, – прорычал Джон сквозь зубы.

Онфруа внезапно перешел в атаку. Джону удалось отбить меч коннетабля перед тем, как тот в него врезался и сбил с ног. Онфруа оказался сверху, и оба заскользили по влажным камням двора. Джон сумел отшвырнуть противника и попытался встать, хотя ему мешала привязанная к телу рука. Онфруа уже вскочил, в то время как Джон все еще оставался на коленях. Коннетабль нанес рубящий удар из-за головы, Джон его парировал, но Онфруа лягнул его ногой в грудь. Джон сделал сальто и снова оказался на коленях. Онфруа атаковал с высоко поднятым мечом, но, когда его клинок начал опускаться, Джон нырнул вперед, увернувшись от меча, и врезался в колени коннетабля. Онфруа упал вперед, что позволило Джону встать на ноги, но его противник также успел подняться, и они вновь оказались друг напротив друга.

Онфруа снова начал кружить около Джона, однако на этот раз тот не стал дожидаться атаки. Стиснув зубы и стараясь забыть о боли в ногах, он сделал выпад в корпус противника, застал коннетабля врасплох, и он лишь в самый последний момент успел сделать шаг в сторону и избежать клинка. Джон развернулся и снова пошел в наступление – теперь нацелившись Онфруа в голову, он отскочил, но поскользнулся на влажных камнях. Чтобы удержать равновесие, ему пришлось опустить меч, и Джон собрался нанести новый удар ему в голову, рассчитывая завершить схватку. Но Онфруа сумел подставить свой клинок.

Их мечи зацепились рукоятями, противники оказались лицом к лицу, Джон нанес удар головой, Онфруа отшатнулся, и на светлую бороду из разбитого носа потекла кровь. Джон снова пошел в наступление, вложив всю силу в атаку с левой стороны. Онфруа парировал, но меч Джона соскользнул с меча коннетабля и задел край его шлема, оставив на нем глубокую вмятину. Онфруа потерял сознание и упал к ногам Джона.

– Джон одержал победу, – огласил очевидный факт сенешаль.

Через мгновение Онфруа заморгал, и его глаза остановились на Джоне.

– Ты хорошо сражался, – сказал он.

Джон бросил меч и протянул руку, чтобы помочь Онфруа подняться на ноги.

– Мне было за что биться, – сказал он.

– Хм-м-м. – Онфруа снял шлем и осторожно коснулся головы, где уже начала расти шишка. Он поднял меч Джона и протянул недавнему противнику. – Ты мне нравишься, сакс. Надеюсь, ты уцелеешь.

Амори и Патриарх уже успели вытянуть соломки. Королю досталась короткая. Амори начал надевать шлем, но сенешаль положил руку ему на плечо.

– Сир, вы не хотите выбрать воина, который вас заменит? – спросил он.

Амори сбросил руку сенешаля и надел шлем.

– Я сам буду сражаться за себя.

– Но сир! – запротестовал Патриарх. – Вы можете получить ранение, или произойдет нечто худшее.

– Как я могу приговорить человека к смерти, если не готов рискнуть своей? – ответил король.

Амори вошел в круг, поднял затупленный меч и повел широкими плечами, чтобы их расслабить. Король был крупным мужчиной, тучным, но сильным на вид, к тому же, в отличие от Джона, со свежими силами. К счастью, боль в ногах у Джона притупилась, но он с тоской думал о том, что увидит, когда снимет сапоги. Он повернулся боком к королю и поднял меч.

– Да поможет тебе Бог, – сказал Амори.

Он коснулся своим мечом клинка Джона и сразу атаковал, стараясь попасть в голову. Джон парировал, но удар оказался таким сильным, что он едва не выронил меч. Ему пришлось отступить под натиском короля, который наносил один удар за другим. Джону удавалось ускользать, но Амори продолжал наступать – теперь нацелившись Джону в грудь, но тот отскочил, уходя от клинка. Амори шагнул вперед, вновь изменил направление движения и попытался поразить голову Джона, тот увернулся, скользнул к центру площадки и перешел в контратаку, сделав выпад, направленный Амори в грудь.

Король отбил его меч, но клинок Джона описал широкую дугу по направлению головы Амори. Однако его встретила сталь королевского меча. Джон провел быструю серию атак, король с легкостью отражал все его выпады, Джон тяжело дышал, у него начала уставать рука. Он понимал, что должен закончить поединок как можно скорее, и у него остался только один шанс приблизиться, чтобы нанести удар.

Джон сделал несколько шагов назад, позволив Амори пойти в наступление. Король взял рукоять меча двумя руками и собрался нанести коварный удар Джону в бок, однако тот даже не попытался его парировать. Подняв меч над головой, он со стоном принял удар и сразу почувствовал острую боль от сломанного ребра. Но прежде чем Амори успел вернуться в боевую стойку, Джон опустил меч на верхнюю часть шлема короля, и там осталась вмятина. Король отступил, по лбу у него потекла струйка крови. Джон снова атаковал, но Амори успел восстановить равновесие и парировать удар. Они скрестили клинки, король сильно толкнул Джона – и тому пришлось отступить сразу на несколько шагов.

Джон стоял, наклонившись вперед, стараясь восстановить дыхание, и каждый новый вдох острой болью отдавался у него в груди. Между тем Амори сорвал с головы изуродованный шлем и отбросил его в сторону; светлые волосы короля были испачканы кровью.

– Милорд! – вскричал сенешаль, когда король сделал шаг вперед.

Амори от него отмахнулся.

– Дай мне закончить, – прорычал он и поднял меч.

Джон последовал его примеру, выпрямился и заставил себя улыбнуться, решив, что не станет показывать свою слабость, не даст Амори ни малейшего преимущества.

– Я жду, сир.

Амори с ревом бросился на него, и Джон в последнее мгновение сумел подкатиться под ноги короля, но Амори оказался к этому готов: он перепрыгнул через своего противника и приземлился на ноги. Джон перекатился и уже начал подниматься, когда меч короля ударил его по спине, заставив упасть лицом вниз. Амори наступил на правую руку Джона и отбросил меч в сторону. Джон мгновенно перевернулся на спину – острие клинка монарха застыло перед его лицом.

– Ты неплохо сражался, Джон. Однако поединок закончен. Ты сдаешься?

Джон попытался подняться, но Амори наступил ему на грудь, заставив снова лечь на землю. Джон посмотрел мимо клинка в голубые глаза короля, а потом на серое небо над ними. Значит, вот так все и закончится. Джон закрыл глаза.

– Сдаюсь.

Джон сидел, сгорбившись и опустив голову между коленями, не сводя глаз с грязного земляного пола камеры. Наступил день, когда ему предстояло умереть. Он слышал, что где-то рядом течет вода. Интересно, сколько упадет капель, прежде чем за ним придут? И сколько до того, как его распнут?

Журчание воды заглушил звук шагов, Джон вздрогнул, вопреки решимости принять смерть с достоинством. Время пришло. Шаги остановились у его камеры. Он поднял голову и с удивлением обнаружил по другую сторону решетки Вильгельма.

– Я кое-кого к тебе привел, – сказал священник.

Джон попытался встать, но боль в покрытых волдырями ногах была слишком сильной. Он снова опустился на койку.

– Простите, что не могу встать, сир. – Амори небрежно отмахнулся от его извинений. – Зачем вы пришли? – устало спросил Джон. – Хотите посмотреть, как выглядит мертвец?

– Ты еще не мертвец, Джон из Тейтвика. – Амори достал ключ, отпер камеру и распахнул дверь. – Я пришел, чтобы тебя освободить.

Джон с глупым видом заморгал, глядя на короля.

– Что?

– Я даровал тебе прощение, – объяснил Амори, входя в камеру. – Мне нужны такие люди, как ты, Джон. Ты обладаешь мужеством. Ты едва не победил меня, сражаясь одной рукой, а прежде нанес поражение двум великим воинам.

– Вы напрасно тратите свое время, сир, – заявил Джон. – Я не стану воевать с сарацинами.

– Я не хочу, чтобы ты воевал. Я хочу, чтобы ты служил при дворе. Меня окружают шпионы и интриганы, и пригодится человек со стороны, который хранил бы верность лишь мне. И еще чтобы ты стал наставником для моего сына, научил его обычаям врага. Ты знаешь сарацин лучше любого из нас. Я считаю, что принцу Балдуину следует говорить на их языке и знать обычаи. Кто сможет быть для него лучшим учителем, чем ты? Ты согласен, Джон?

– У меня уже есть господин. Я не могу служить сразу двум разным людям.

Амори нахмурился.

– Если ты откажешься, Джон, то умрешь, – заявил король.

– Мы не просим тебя предать твоего господина-сарацина, – добавил Вильгельм, – мы лишь хотим, чтобы ты помог заключить мир между нашими народами. И это прекрасный для тебя шанс искупить свою вину и заслужить спасение, Джон.

Джон колебался несколько мгновений. Потом кивнул.

– Хорошо.

– Но есть одно условие, – предупредил Амори. – Ты должен дать клятву никогда не поднимать оружие против короля или твоих собратьев-христиан.

– Клянусь, – ответил Джон.

– Хорошо! – Амори тут же рассмеялся своим странным маниакальным смехом, который, однако, очень скоро стих. Он протянул руку, и Джон поморщился от боли, когда Амори поставил его на ноги. – Теперь ты мой человек, – сказал король и обнял Джона. – Мы позаботимся о том, чтобы тебя женить.

– Прошу прощения? – переспросил Джон.

– Жизнь при дворе стоит довольно дорого, – пояснил Амори. – Тебе нужна жена с собственными землями. – Король немного помолчал. – Но почему, Джон, ты выглядишь так, словно проглотил верблюжье дерьмо?

– Я не хочу жениться, сир, – сказал Джон.

Амори нахмурился.

– Тебе нужно жениться. Или стать священником.

– Я не священник, – возразил Джон. – Я любил женщин, убивал мужчин и нарушал клятвы.

Вильгельм улыбнулся.

– Ну, все это тебе не помешает, – заверил он Джона. – Патриарх Иерусалима отважный воин и большой любитель женщин.

– Священники! – фыркнул Амори. – Не связывайся с ними, Джон. Позволь мне найти тебе жену.

– Я… дело в том… – Джон сделал глубокий вдох. – Есть женщина…

– Ты женат? – спросил Амори. Джон покачал головой, и король похлопал его по спине. – Так в чем проблема? Я найду тебе местную красавицу, сирийскую христианку с солидными… достоинствами. – Он подмигнул. – И ты забудешь ту женщину.

– Нет, сир, – твердо сказал Джон. – Я бы предпочел Церковь.

Амори стал серьезным.

– Не могу сказать, что я понимаю твой выбор, но больше спорить не буду. Вильгельм обо всем позаботится. Завтра я жду тебя во дворце. – И с этими словами Амори сделал шаг к выходу.

– Если я свободен, что помешает мне покинуть город? – спросил Джон, глядя ему вслед. – И вернуться к сарацинам?

Амори повернулся и посмотрел ему в глаза.

– Твое слово, – ответил король. – Мне его вполне достаточно.

Король удалился, и в камеру вошел Вильгельм.

– Давай, Джон, пойдем, я отведу тебя в твою комнату в лазарете Святого Иоанна, ты будешь там жить, пока не примешь сан. – Джон положил руку на плечи священника, и они вместе вышли из камеры. – После необходимого времени в качестве алтарника ты станешь каноником церкви Гроба Господня, – сказал Вильгельм. – И будешь получать ежемесячную пребенду[6], на которую сможешь нанять викария, чтобы он выполнял твои обязанности. Впрочем, по большей части ты будешь находиться при дворе.

Они поднялись на один пролет по узкой лестнице и вышли во внутренний двор. Стояло ясное осеннее утро, над головой у них было темно-синее небо. Вильгельм помог Джону пересечь двор, и через широкие ворота они вышли в город. У выхода из ворот они помедлили. Прямо впереди виднелись здания церквей с куполами комплекса госпитальеров. Джон посмотрел направо, где начиналась дорога, еще дальше, над мясным рынком, высилась церковь. А слева, довольно далеко, над городом возвышалось скальное отложение: Храмовая гора. Он даже смог различить Купол Скалы, его позолота сияла в лучах утреннего солнца. Вильгельм перехватил взгляд Джона и улыбнулся.

– Красивый вид, не правда ли? Добро пожаловать в Иерусалим, Святой город.

Глава 2

Юсуф проснулся, как от толчка, и сразу почувствовал, что простыни на его постели промокли от пота. Во сне он вернулся на поле сражения. Он бежал, спасая свою жизнь, а потом повернулся и увидел, как Джона ударили в спину. Все тот же кошмар, который преследовал его уже шесть месяцев после сражения при Аль-Букайе. Он встал и подошел к окну, чтобы распахнуть ставни. Мягкий утренний свет заполнил спальню вместе с голосами муэдзинов, призывавших правоверных на утреннюю молитву.

Из окна своего скромного дома он видел цитадель на вершине холма, белые каменные стены которой упирались в небо. Юсуф сказал царю Нур ад-Дину, что поселился за стенами дворца, чтобы обеспечить домом овдовевшую сестру Зимат и ее сына Убаду. Но это была лишь одна причина. На самом же деле он хотел находиться как можно дальше от дворца. В сражении при Аль-Букайе Юсуф спас жизнь царю и заслужил новое имя: Саладин, «Истинный в вере». Он стал одним из ближайших советников царя, однако чем больше Нур ад-Дин ему доверял, тем сильнее Юсуфа мучило чувство вины. Ведь он предал своего господина самым отвратительным образом. Он спал с женой Нур ад-Дина, Азимат. Юсуф прервал их отношения, но прежде Азимат успела забеременеть. И теперь могла родить в любой момент, но ребенок будет не от царя, а от Юсуфа.

– Дядя!

Юсуф обернулся и увидел племянника, стоявшего в дверном проеме. Природа наградила Убаду темными глазами матери. Дуга лба, прямой нос, жесткая челюсть и светлые волосы достались ему от отца, Джона. Но Убада никогда об этом не узнает. Мальчик думает, что его отцом являлся Калдан, умерший муж Зимат. Юсуф растил мальчика как своего сына.

– Могу я сопроводить вас к молитве? – спросил мальчик.

Шестилетний Убада был еще слишком маленьким, чтобы участвовать в молитвах, но любил играть возле мечети, когда Юсуф находился внутри. Юсуф догадывался, что ему нравилось проводить время за стенами дома. После смерти Джона Зимат стала печальной и раздражительной.

– Хорошо, – согласился Юсуф. – Позволь мне одеться, встретимся во дворе.

Они вместе направились к Джами аль-Кабир, величайшей мечети Алеппо, и вошли во двор. Солнце еще не взошло, и покрытый сажей камень разбитых стен окрашивал мягкий розовый цвет. Юсуф совершил омовение у фонтана в центре двора и оставил Убаду, строго наказав не уходить за стены. Затем он направился в мечеть, где оставался на коленях в молчаливой молитве еще долго после того, как другие мужчины свернули коврики и разошлись по своим делам. Теперь жизнь Юсуфа определялась войной с франками и службой Нур ад-Дину, но сейчас он не мог думать о сражениях и не вспоминать о смерти Джона. И не мог подойти к Нур ад-Дину, не испытывая жгучего стыда. Он не оправдал ожиданий друга и своего господина.

– Пожалуйста, Аллах, дай мне шанс на искупление, – шептал он.

Наконец, Юсуф свернул коврик для молитв и встал. Во дворе он нашел Убаду, который играл в шутливый поединок на мечах с бывшим визирем Египта. Шавара предал Диргам, его казначей, и он бежал из Каира, преследуемый по пятам армией. Шавар добрался до Алеппо несколько месяцев назад, где рассчитывал получить помощь и вернуть свое царство. Он был высоким и худым мужчиной с поразительной внешностью – природа наградила его сверкающими глазами и резкими чертами лица, казалось, высеченного из камня. Демонстрируя скорбь, Шавар сбрил волосы и бороду и дал клятву, что не позволит им отрасти до тех пор, пока снова не станет правителем Каира.

Убада имитировал длинный выпад, и Шавар прижал руки к груди, словно получил рану, отшатнулся назад, закачался и упал на землю.

Юсуф захлопал в ладоши.

– Хороший удар, Убада, – похвалил он племянника.

Мальчик улыбнулся.

– О, Саладин! – Шавар встал и ослепительно улыбнулся.

Юсуф не смог сдержать ответной улыбки. Шавар оставался удивительно оптимистичным человеком, и Юсуф находил его шутки заразительными. Он, один из немногих, мог вывести Юсуфа из мрачного настроения, и они довольно быстро стали близкими друзьями, вместе охотились и часто ужинали в гостях друг у друга.

– Сегодня пятница. Почему ты не пришел на молитву? – с шутливой строгостью спросил Юсуф у Шавара.

– Я бы хотел, Аллах тому свидетель, – ответил Шавар. – Но я шиит, а в ваших мечетях полно суннитов. Боюсь, меня не захотят там видеть. – После смерти Мухаммеда мусульмане разделились на суннитов и шиитов из-за того, что не могли договориться, кто должен возглавить последователей пророка. Через века противоречия привели ко взаимной враждебности, которая периодически переходила в войны. – Если ты еще не завтракал, – продолжал Шавар, – я с радостью готов предложить тебе мою компанию.

Юсуф рассмеялся.

– Я уверен, что тебя гораздо больше привлекает компания моей сестры, а не моя, но это не имеет значения. Всегда рад видеть тебя в своем доме.

Убада последовал за мужчинами, которые пересекли широкую площадь в центре Алеппо и зашагали дальше в тени цитадели. Юсуф обходил местных торговцев и крестьян, устанавливавших свои тележки. У одной из них он заплатил четыре фельса[7] за две дыни и вручил их мальчику, чтобы тот донес их до дома. Они покинули площадь и теперь шли по узким улочкам к новому двухэтажному дому Юсуфа, с двором, выходившим на улицу. Зимат сидела у фонтана и болтала с Фаридой, наложницей Юсуфа. Убада подбежал к матери и принялся возбужденно пересказывать ей подробности своего поединка с Шаваром.

– Боюсь, он нанес мне смертельный удар, – с улыбкой сообщил Шавар и низко поклонился. – Госпожа, – сказал он, но смотрел только на Зимат. – Ас-саляму алейкум. Для меня неожиданная радость вас видеть.

– Добро пожаловать, – пробормотала Зимат и слабо улыбнулась.

Юсуф не сомневался, что ей нравился Шавар. Те несколько раз за последний месяц, когда Юсуф приглашал бывшего визиря на обед, становились редкими моментами, когда на губах Зимат появлялась улыбка. Юсуф даже раздумывал, не предложить ли сестру Шавару в жены.

– Ва-алейкум ас-салям, – сказала Фарида.

Шавар кивнул ей и повернулся к Зимат.

– Ваш брат пригласил меня на завтрак. Надеюсь, мое присутствие не покажется вам слишком обременительным.

– Брат! Тебе следовало посоветоваться со мной! – пожаловалась Зимат, и Фарида закатила глаза. Не вызывало сомнений, что Зимат совсем не рассердилась. – Я ничего не приготовила для гостя.

– Я купил дыни, – сказал Юсуф, кивком показав на Убаду, продолжавшего держать их в руках.

– Ну, я посмотрю, что можно сделать. Пойдем, Фарида. – Зимат взяла дыни, и обе женщины направились на кухню.

Убада последовал за ними.

Юсуф повел Шавара в дом. Они уселись среди подушек, и Юсуф разлил чай. Шавар сделал несколько глотков и откашлялся.

– Как ты думаешь, когда Нур ад-Дин откликнется на мою просьбу о помощи? – спросил Шавар.

Юсуф пожал плечами.

– Я много раз говорил ему о твоих проблемах, но он так и не дал ответа.

Шавар вздохнул.

– Я, конечно, наслаждаюсь твоим гостеприимством, друг, но мечтаю о возвращении в Египет. Это рай на земле. Поля там такие зеленые, и восхитительно теплый воздух. – Он подмигнул Юсуфу. – А какие у нас женщины! Тебе они понравятся. Фарида красавица, но она стареет. Пора обзавестись новой наложницей.

Юсуф подумал об Азимат и нахмурился.

– Я не хотел тебя оскорбить, Юсуф, – поспешил заверить его Шавар. – Но я вижу, что здесь ты несчастлив. Тебе нужно что-то новое. Помоги мне вернуть Египет, и я предложу тебе место при моем дворе. Мне бы очень пригодился человек с твоей мудростью и опытом.

– Я бы охотно последовал за тобой в Египет, друг, но не мне принимать такое решение. Я служу Нур ад-Дину и отправлюсь в Египет, если он отдаст мне приказ.

– Конечно, он отдаст такой приказ! – заявил Шавар и произнес речь, которую Юсуф уже слышал много раз. – Я сделаю Нур ад-Дина сюзереном Египта и отдам ему треть доходов моего царства, если он поможет мне вернуть Каир. Он должен начать действовать. Каждый день промедления позволяет предателю Диргаму стать сильнее, как и его союзникам франкам. Я лишь прошу…

Он смолк, когда вошла Зимат в сопровождении двух служанок, которые принесли подносы с нарезанными дынями, свежим лавашем, оливками, финиками, мягким сыром, зелеными бобами с перцем, вареными яйцами и абрикосовым джемом. Зимат села, а служанки расставили блюда на полу перед Юсуфом и Шаваром.

– Какое пиршество! – воскликнул Шавар. – Вы себя превзошли, Зимат.

– Тут нет ничего особенного, – ответила та.

– Вы слишком скромны. Такой трапезой мог бы гордиться повар египетского халифа.

Зимат покраснела и принялась разливать чай. Юсуф видел, что сестра довольна. Быть может, если Юсуф отправится в Египет, она сможет поехать с ним и выйти за Шавара замуж. Ей это понравится.

– Расскажи моей сестре то, что ты говорил про пирамиды, – предложил Юсуф Шавару.

– Они настоящее чудо! – И Шавар принялся описывать невероятные сооружения, пока они завтракали.

Юсуф не сомневался, что он преувеличивает, но Зимат слушала его с широко раскрытыми глазами.

Они уже заканчивали трапезу, когда пришел один из мамлюков Нур ад-Дина.

– Вас просят во дворец, эмир, – сказал он Саладину. – Азимат родила сына.

– Сына? – пробормотал Юсуф.

Его сына. Внезапно у него закружилась голова, и ему пришлось опереться рукой о пол.

– С тобой все в порядке, друг? – спросил Шавар.

– Конечно. – Юсуф выдавил улыбку. – У царства есть наследник. Слава Аллаху.

– Быть может, теперь, когда Аллах благословил Нур ад-Дина сыном, он удовлетворит мою просьбу.

– Я спрошу, – ответил Юсуф.

– Шукран[8], – сказал Шавар и поклонился, положив руку на сердце. – Ты настоящий друг, Саладин.

Юсуф вошел в приемную покоев Нур ад-Дина и обнаружил, что его дядя Ширкух и евнух Гумуштагин сумели его опередить. Ширкух передавал свой меч и кинжал стражникам, охранявшим царя. Гумуштагин первым увидел Юсуфа.

– Ас-саляму алейкум, Саладин, – сказал он.

Юсуф коротко кивнул.

– Молодой орел! – воскликнул Ширкух, обнял племянника и трижды его поцеловал, как полагалось при встрече родственников. – Ты слышал новость? На свет появился наследник царства! Быть может, это заставит исчезнуть темную тучу, под которой жил наш повелитель.

– Иншалла[9], дядя.

Юсуф снял пояс и передал оружие стражникам. Другой мамлюк толкнул дверь и предложил им войти.

– Малик[10] ждет вас в своей рабочей комнате.

Нур ад-Дин сидел, склонившись над широким письменным столом, и изучал чертежи своего архитектора. После поражения при Аль-Букайе прошло шесть месяцев, и царь сильно изменился. В его черных волосах появилась седина, прежде загорелое лицо стало землистым, под глазами залегли темные круги, лоб избороздили глубокие морщины. Нур ад-Дину еще не исполнилось пятидесяти, но он выглядел как старик.

– Малик, – сказал Гумуштагин. – Мы пришли по твоему зову.

Нур ад-Дин выпрямился.

– Друзья! – Юсуф увидел, что яркие золотые глаза царя снова сияют. Нур ад-Дин улыбнулся, и его уставшее лицо внезапно стало молодым. Он обошел стол и обнял сначала Ширкуха, потом Юсуфа. – У меня есть сын! Я дал ему имя Аль-Салих. Аллах благословил меня! С этого дня удвою свои усилия в служении Ему. Я начну восстановление большой мечети и открою медресе в Алеппо, лучшую школу из всех, что знает мир.

– А как же война с франками? – спросил Ширкух.

Нур ад-Дин заметно помрачнел.

– Мне необходимо поквитаться с королем Амори. Как только наступит лето, я нанесу удар по Иерусалимскому королевству на севере.

– А Египет? – спросил Юсуф. – Что вы ответите на предложение Шавара?

– Египет не моя забота. Мне необходимы люди для войны с франками.

– Но господин, мы должны что-то предпринять, – настаивал Юсуф. – Король франков заключил союз с нынешним визирем Диргамом. Египет платит Амори дань, и на эти деньги он сможет купить услуги наемников. Помогая Шавару вернуть Египет, вы ослабите франков.

– И укрепите собственное положение, малик, – добавил Гумуштагин, и Юсуф удивился, что евнух его поддержал. – Вы станете сюзереном Египта.

Нур ад-Дин нахмурился, обдумывая их доводы.

– Но можно ли доверять Шавару? – спросил он.

– Он мой друг, – ответил Юсуф. – И он верен своему слову.

– Интересно, что думает о нем египетский халиф, – сказал Нур ад-Дин и подошел к окну, где оставался довольно долго, глядя куда-то вдаль. – Пусть решение примет Аллах, – наконец сказал Нур ад-Дин, взял с полки в дальней части комнаты переплетенный Коран и протянул Юсуфу. – Открой.

– В каком месте, малик? – спросил Юсуф.

– В том, куда укажет твоя рука, – ответил Нур ад-Дин.

Юсуф положил палец на середину книги и открыл ее.

– Читай, – сказал ему Нур ад-Дин.

Юсуф откашлялся.

– «А те, которые не уверовали, являются союзниками друг друга, и, если правоверные не объединятся, дабы ислам стал победоносным, на Земле воцарятся хаос и угнетение, а также великое зло и разложение».

Глаза Ширкуха широко раскрылись, и он коснулся кончика носа правым указательным пальцем, показывая, что ответ прямо перед ними.

– Аллах сказал свое слово, и его смысл не вызывает сомнений. Он хочет, чтобы вы объединили правоверных Египта и Сирии. Мы должны помочь Шавару.

– Этот отрывок невозможно трактовать иначе, – согласился Гумуштагин.

Нур ад-Дин кивнул.

– Хорошо, – сказал он. – Ширкух, ты отправишься в Египет и вернешь Шавару трон визиря.

Ширкух приложил ладонь к груди и поклонился.

– Как пожелаете, малик.

– И я с ним, – вызвался Юсуф.

– Нет, Саладин, – возразил Нур ад-Дин. – Ты мне нужен здесь для подготовки кампании против франков.

Сердце Юсуфа сжалось в груди, когда он подумал о том, что ему придется провести в Алеппо еще год.

– Я воин, малик. И лучше всего смогу вам служить на поле сражений. Как только Египет станет нашим, я вернусь, чтобы участвовать в кампании против франков.

Нур ад-Дин вздохнул.

– Как пожелаешь. Хорошо, что я могу рассчитывать на Гумуштагина, который останется, чтобы давать мне советы. – Евнух поклонился, а Нур ад-Дин посмотрел на Ширкуха. – Ты соберешь армию в Дамаске и поведешь ее в Египет. И не подведи меня. Я не могу позволить себе еще одно поражение.

– Я вас не подведу, малик. Я принесу вам царство.

Ширкух отправился собирать армию, а Юсуф провел почти весь день во дворце, обсуждая с Нур ад-Дином и Гумуштагином число людей, которые потребуются в Египте, и налоги, необходимые для снаряжения экспедиции. Наконец, когда солнце скрылось за горизонтом и муэдзины призвали правоверных к вечерней молитве, Нур ад-Дин их отпустил.

Юсуф прошел через приемную и по темной спиральной лестнице стал спускаться на нижний этаж дворца. Он был на ее середине, когда его догнал Гумуштагин.

– Подожди, Саладин, я хочу с тобой поговорить.

Юсуф недовольно посмотрел на евнуха.

– Чего тебе нужно?

– Я лишь хочу помочь, – ответил Гумуштагин. – Мы связаны друг с другом. Ты спас мне жизнь, Юсуф. И мне известна твоя тайна. – Он понизил голос до шепота. – Ребенок Азимат – твой сын – станет монархом, когда Нур ад-Дин умрет.

Внутри у Юсуфа все сжалось. Гумуштагин был опасен, как змея, и единственный знал правду.

– Что тебе от меня нужно? – спросил Юсуф.

Гумуштагин улыбнулся.

– Я прошу совсем о немногом. Отправляйся в Египет вместе с дядей. Держи меня в курсе событий. Каждую неделю присылай письмо с голубиной почтой. Когда придет время, я дам знать, что следует сделать. Если ты сделаешь, как я скажу, ты станешь визирем, а твой сын – царем.

Юсуф мечтал о том, чтобы править царством, с самого детства, и на мгновение его наполнило прежнее желание. Но он покачал головой.

– Визирем будет Шавар. Он мой друг.

Улыбка евнуха потускнела, а когда он снова заговорил, в его голосе появилась угроза.

– Ты совершил измену, Саладин, – не отступал Гумуштагин. – Подумай об Азимат и Аль-Салихе. Если ты пойдешь против меня, это будет стоить вам всем жизни.

Юсуф потер бороду, не зная, что ответить. Ему не составит труда держать Гумуштагина в курсе событий, но к чему это приведет? Юсуф достаточно хорошо знал евнуха, чтобы понимать, что его следующую просьбу будет выполнить намного труднее.

– На карту поставлена не только твоя жизнь, Саладин, – настаивал Гумуштагин. – Подумай об Азимат и Аль-Салихе. Они умрут, если Нур ад-Дин узнает правду.

– Ладно, – неохотно сказал Юсуф. – Я сделаю, как ты просишь.

Через неделю, когда припасы и армия были собраны, Юсуф снова прошел по залам дворца. Он прибыл сюда прямо с сухой равнины, находившейся за городом, где готовились к походу солдаты, и его темно-серую кольчугу покрывал слой пыли. Он остановился перед дверью гарема, и два стража евнуха направили копья ему в грудь.

– Меня призвала госпожа Азимат, – сказал он.

Один из стражей кивнул.

– Следуйте за мной, – сказал он.

Стражник повел Юсуфа по длинному коридору. Он не впервые посещал гарем. Несколько лет назад, после выкидыша, который случился у Азимат, Нур ад-Дин попросил Юсуфа ее навестить, надеясь таким способом немного подбодрить. За первой встречей последовали другие, что в конечном счете привело к страстной любви. Но несколько месяцев назад Юсуф положил конец отношениям. Он находился в постели с Азимат, когда началось землетрясение, и Юсуф не сомневался, что это знак Аллаха. Когда они встречались в последний раз, Юсуф солгал Азимат: сказал, что не любит ее. Она ответила ему пощечиной и обвинила в трусости.

Юсуф думал, что больше никогда ее не увидит. Почему она позвала его сейчас? Скучала ли по нему? Хотела ли его? Юсуф выбросил неподобающие мысли из головы. Это не имело значения. Он больше не предаст своего повелителя. Он набрался решимости, когда подошел к двери покоев Азимат, и евнух распахнул ее перед Юсуфом.

– Госпожа, – объявил высоким голосом евнух. – Саладин.

Азимат, которая двигалась не слишком уверенно, вышла из другой комнаты. Но больше ничего не указывало на то, что неделю назад она родила ребенка – Азимат стала еще красивее. Волнистые каштановые волосы она собрала наверху, открыв длинную изящную шею с молочно-белой кожей. Она была в белой шелковой тунике с поясом, а когда направилась к Юсуфу, солнце осветило ее сзади, и свободная ткань стала почти прозрачной. Юсуф почувствовал, как ускорился его пульс, несмотря на решимость сохранять хладнокровие. Азимат кивнула евнуху, и тот скрылся за дверью. Юсуф знал, что он останется рядом и будет наблюдать за ними в крошечное окошко.

– Вы хотели меня видеть, хатун?[11] – Юсуф не сводил с Азимат глаз, пытаясь понять, зачем она за ним послала, но ее лицо оставалось застывшей маской, красивой, но лишенной эмоций.

– Садись. – Азимат указала на лежавшие на полу подушки и села напротив. – Я позвала тебя не из-за себя. А ради моего сына.

– Нашего сына, – ответил Юсуф, понизив голос до шепота.

Азимат стиснула зубы, и ее ноздри стали раздуваться. Юсуф подумал, что сейчас холодная маска исчезнет, но ее лицо стало лишь более жестким.

– Ты говорил с Гумуштагином? – резко спросила она, понизив голос.

Юсуф побледнел. Если кто-то слышал их разговор шепотом на лестнице, его можно считать мертвецом.

– Как ты узнала? – спросил Юсуф.

– Это не имеет значения. Что он сказал? – спросила Азимат.

– Он просил, чтобы я держал его в курсе событий в Египте. И еще предупредил, что захочет от меня чего-то большего, когда наступит нужный момент. – Юсуф пожал плечами. – Я не понимаю, какую игру он затеял.

– Ну, разве это не очевидно? Он хочет убить Нур ад-Дина и посадить на трон моего сына, Аль-Салиха.

– А разве ты не желаешь того же? – с горечью спросил Юсуф. – Ты ведь готова на все, чтобы твой сын стал царем.

– Нет, далеко не на все, – возразила Азимат. – Я не хочу, чтобы Аль-Салих стал пешкой Гумуштагина. Евнух будет править царством Нур ад-Дина, пока мальчик не вырастет. Но у него много противников. Вот почему Гумуштагин в тебе нуждается. Он сделает тебя могущественным, чтобы ты его защищал.

Юсуф нахмурился.

– Я не намерен принимать участие в заговоре и не предам моего…

– Не будь глупцом, Юсуф! – прошипела Азимат. – Твоя честь ничего не будет стоить, если ты умрешь и умрет наш ребенок. – Ее темные глаза остановились на лице Юсуфа. – Пойдем, тебе следует его увидеть. – Она повела его в спальню.

Комната заметно изменилась с тех пор, как Юсуф побывал здесь в последний раз. Теперь тяжелые шторы закрывали окна, и стоявший на столике у двери канделябр давал лишь тусклый свет. Пол устилали толстые ковры и подушки. Среди них сидела девушка-служанка, которая держала на руках ребенка. Азимат взяла малыша и подошла с ним к Юсуфу, застывшему у дверей.

– Это Аль-Салих, – прошептала Азимат, протягивая ему спящего ребенка. – Осторожно. Не разбуди.

У ребенка было пухлое личико и немного каштановых волос, а гладкая, почти прозрачная кожа светлее, чем оливковая кожа Юсуфа, но не такая бледная, как у Азимат. Мальчик потянулся во сне и открыл глаза, глубоко посаженные и светло-карие, как у Юсуфа, но сходство не было очевидным. Аль-Салих вполне мог быть сыном другого мужчины.

Мальчик сонно прикрыл глаза, и Азимат забрала его у Юсуфа. Она посмотрела на служанку и заговорила шепотом:

– Он твой ребенок, Юсуф. Если Гумуштагин нас предаст, мы умрем, все трое. Ты должен этому помешать.

– Я не стану вечно выполнять его поручения, – ответил Юсуф. – В какой-то момент нам придется его остановить, или мы все станем пешками в его играх.

– Я разберусь с Гумуштагином, но время еще не пришло, – сказала Азимат. – А сейчас делай то, о чем он просит. От этого зависит жизнь нашего сына.

Юсуф сидел на своей лошади, которая стояла на высоком холме из темно-коричневого камня, крошившегося под копытами. Внизу мамлюки – по четыре всадника в ряд – въезжали на затененное вади, высохшее русло реки, засыпанное песком и гравием, между скалистыми берегами. Длинная колонна вытянулась по всей песчаной равнине, до самых берегов Аль-Бахр аль-Майит, Мертвого моря, радужные воды которого сверкали под раскаленным утренним солнцем. Ближе к берегу море приобретало ржавый цвет из-за цветущих в соленой воде водорослей. Еще дальше красное мешалось с бледно-белым и ярким сине-зеленым. Армия двигалась вдоль восточного берега в течение двух дней, оставляя морскую воду между собой и Иерусалимским королевством. Прошло девять дней с тех пор, как они покинули Дамаск.

За спиной Юсуфа заржала лошадь, он повернулся и увидел, что к нему приближаются Ширкух и Шавар и их лошади осторожно выбирают дорогу на неровной земле.

– Я поговорил с нашими проводниками-бедуинами, – сказал Ширкух, останавливаясь рядом с Юсуфом. – Нам предстоит пересечь суровые земли. Бедуины называют их Аль-Накаб, «сухое место». Воды не будет до самой Беэр-Шевы. Нам необходимо двигаться вперед без остановок, если мы рассчитываем добраться до воды к вечеру.

Шавар посмотрел на солнце, оно уже успело подняться довольно высоко над горизонтом и теперь выжигало каменистую почву, от которой исходил такой жар, что возникало ощущение, будто его можно потрогать руками. Он стер пот со лба.

– А менее трудного пути не существует? – спросил Шавар.

– Нет, – ответил Ширкух. – Во всяком случае, если мы хотим держаться подальше от франков в Аскалоне.

– Ладно. – Шавар выпрямился и сверкнул белозубой улыбкой. – Ради царства стоит немного пострадать. – Он ударил пятками по бокам своей лошади, и она начала спускаться с холма. Юсуф и Ширкух последовали за ним.

Они ехали во главе армии вдоль высохшего русла реки. Временами лощина становилась такой узкой, что им приходилось перестраиваться по два всадника в ряду – с обеих сторон круто вверх уходили скалы. Временами они оказывались в широких каньонах, где могла поместиться вся армия из семи тысяч воинов. Тропа, по которой они двигались, разветвлялась снова и снова, но всякий раз бедуины без колебаний делали выбор. Как они ориентировались в этом странном месте, где все дороги выглядели одинаково, Юсуф понять не мог.

Они молчали, отупев от жары, а тени в овраге становились все длиннее, принося долгожданное облегчение от обжигающего солнца. Наконец, когда оно уже садилось перед ними, они миновали горы и оказались на широкой равнине, засыпанной грубым песком, хрустевшим под копытами коней. Они преодолели еще несколько миль и увидели руины города Беэр-Шева. Кое-где стояли разрушенные стены, частично засыпанные песком, а рядом с ними несколько палаток бедуинов. Но при виде приближавшейся армии они быстро собрались и ушли еще до их появления.

В центре города они обнаружили колодец, и Ширкух поставил людей доставать воду, чтобы напоить лошадей. Юсуф отдал своего коня одному из солдат и поднялся на вершину песчаного холма. Там он опустился на колени, чтобы вознести молитву Аллаху. Воды у него не было, и Юсуф протер ноги, руки и лицо песком, потом разложил молитвенный коврик и начал ишу, ночную молитву. К тому моменту, когда он закончил, палатки уже стояли на равнине. Возвращаясь в лагерь, он увидел, что дюжина солдат роет отхожее место. Потом его позвал Шавар.

– Юсуф! Наконец я тебя нашел. Ты должен пообедать в моей палатке.

– Сначала я проверю своих людей, – ответил Юсуф, хотя на самом деле собирался написать первый отчет для Гумуштагина.

– Одну ночь твои люди обойдутся без тебя. А вот мне просто необходима хорошая компания. Пойдем, твой дядя уже в моей палатке. – Шавар видел, что Юсуф продолжает колебаться, и подмигнул ему: – Еда будет не единственным деликатесом.

Юсуф приподнял бровь.

– Хорошо. – Гумуштагин подождет, решил он.

Шатер Шавара поразил Юсуфа роскошью. Он удивился, когда Шавар сказал, что ему потребуется двенадцать верблюдов для личных вещей, но теперь понял причину. В низком просторном шатре могли разместиться сто человек. На шестах висели лампы, освещавшие толстые ковры и ширмы из мерцавшего шелка, которые разделяли его на части. В углу двое мужчин устанавливали полированный шкаф, разобранный для перевозки.

Шавар заметил широко раскрытые глаза Юсуфа.

– Я бежал из Египта не с пустыми руками, – сказал он.

Подушки были разложены по кругу, Ширкух уже сидел и беседовал с мужчиной, которого Юсуф не узнал. Юсуф сел рядом с дядей, Шавар устроился напротив и показал на египтянина. У мужчины была сильно загоревшая кожа и самые обычные черты лица, если не считать карих глаз.

– Аль-Клата, чиновник из Каира. Он надзирает над сбором налогов с населения.

Юсуф кивнул.

– Для меня честь знакомство с вами.

– А теперь давайте поедим. – Шавар хлопнул в ладоши, и служанки в вуалях вышли из-за шелковых ширм. Одна из них подошла к Юсуфу и поставила золотую чашу на маленький низкий столик перед ним. Юсуф с удивлением обнаружил, что чаша наполнена водой. Он не ожидал, что Шавар окажется таким умеренным.

Ширкух удивился не меньше племянника.

– Нет вина? – проворчал он.

– Аллах запрещает алкоголь, а мы совершаем марш его именем, так что нам следует подчиняться его законам, – ответил Шавар. – К тому же в пустыне вода ценнее, чем вино. – Он поднял свою чашу. – За Каир! За то, чтобы мы поскорее его увидели.

– За Каир! – повторили остальные мужчины и выпили воду.

Затем появились слуги с едой. Один поставил перед Юсуфом корзинку с горячим лавашом и толчеными зелеными бобами. Другой принес зеленый суп с плавающими в нем кусочками жареного чеснока. Юсуф потыкал в них ложкой.

– Это египетское блюдо из резаного джута[12], – сказал ему Аль-Клата.

Шавар кивнул.

– Мой повар сопровождает меня от самого Каира. Благодаря ему даже в пустыне я могу питаться так, как если бы находился во дворце халифа. – Шавар оторвал кусок лаваша, окунул его в соус и принялся за еду, что послужило сигналом для остальных – и они приступили к трапезе.

– Во имя Аллаха, – прошептал Юсуф и попробовал лаваш.

Он оказался более грубым, чем тот, к которому он привык, соус жирным и острым, а суп легким, но вкусным.

Шавар запил лаваш и суп глотком воды.

– Аль-Клата сказал мне, что Беэр-Шева когда-то был прекрасным городом.

Чиновник кивнул.

– Там был замечательный храм и множество огромных зданий. Когда-то город являлся частью Римской империи.

– А до того царством евреев, – заметил Юсуф. Все глаза обратились в его сторону. – Их первый царь Саул построил здесь огромную крепость.

– Откуда ты это знаешь? – удивился Шавар.

– Так написано в священной книге франков. – Несколько лет назад Джон подарил Юсуфу экземпляр Библии, и Юсуф внимательно ее прочитал. – В ней говорится, что здесь побывал Авраам. Он заключил договор с местными жителями, поклялся делить с ними колодцы. Вот почему город получил такое название: Беэр-Шева: «Клятва колодцев».

Аль-Клата фыркнул.

– Я не верю ничему из того, что написано в книгах франков. Это суеверная чушь!

– Может быть, – ответил Юсуф. – Но, если мы хотим победить врага, нам нужно его знать.

– Это правда, – сказал Шавар. – И, раз уж мы обсуждаем наших врагов, пришло время рассказать, что нас ожидает в Египте. Каир – настоящее змеиное гнездо. На протяжении всей моей жизни ни один визирь не правил более двенадцати лет – всякий раз их предавали. Я рассчитывал, что смогу стать тем, кто принесет стабильность царству, но ошибся. И оказался слишком доверчивым. Я считал Диргама другом.

В юности мы вместе служили писцами при дворе халифа, вместе поднимались наверх, и, став визирем, я сделал его управляющим. Я не знал, что эта змея получает деньги от франков. Когда я отправился в Бильбейс, чтобы проверить состояние крепости, Диргам взял Каир под свой контроль. Первым делом он заключил мир с Иерусалимом, затем послал армию в погоню за мной, чтобы меня убить. Я бежал на восток ко двору вашего повелителя, Нур ад-Дина. Остальное вам известно. – Шавар покачал головой, словно пытался избавиться от неприятных воспоминаний. – Но хватит грустных разговоров. – Он хлопнул в ладоши. – Приведите девушек!

Аль-Клата сказал, что ему пора уходить. Через мгновение вошли четыре служанки. Но теперь они сняли тонкие халаты и остались в вуалях и юбочках из прозрачного шелка, сквозь которые Юсуф видел стройные ноги и крепкие ягодицы. Все они были египтянками со смуглой кожей и накрашенными ресницами. Вместе с девушками появился мужчина с барабаном. Он отошел в угол, а девушки переместились в центр круга и застыли в неподвижности, опустив головы.

Когда заговорил барабан, девушки ожили и стали в такт раскачивать бедрами. Постепенно ритм ударов ускорился, девушки начали двигаться по кругу, их юбочки развевались. Юсуф откинулся назад, а они промчались мимо в калейдоскопе обнаженной плоти: длинные тонкие руки, изящные ноги, крепкие ягодицы и темные груди с еще более темными ореолами сосков.

Девушки перестали кружить. Одна из них остановилась возле Юсуфа, опустилась на колени, отклонилась назад так, что ее голова коснулась ковра, и принялась ритмично приподнимать бедра в такт ударам барабана. Затем она выпрямилась, наклонилась вперед, погладила щеку Юсуфа и поцеловала с открытым ртом. Ее рука скользнула вниз, чтобы помассировать его ставший твердым, как скала, пенис. Он провел руками вдоль ее тела и сжал твердые ягодицы. Она захихикала, оттолкнула его и встала, а потом, взяв за руку, повела за собой в одну из закрытых со всех сторон ширмами «комнат».

Перед тем как войти, Юсуф обернулся. Ширкух был занят сразу с двумя девушками, Шавар отослал четвертую и остался один. Он встретил взгляд Юсуфа и подмигнул.

– Получай удовольствие!

Девушка тянула Юсуфа за руку.

– Пойдем, – сказала она и завела его в спальню.

Когда Юсуф проснулся на следующее утро, он обнаружил, что его тело переплетено с телом молодой служанки. Она спала, положив голову ему на грудь, а на ее губах застыла слабая улыбка. На миг она напомнила Юсуфу Азимат, и от этой мысли его затошнило. Он быстро оделся и вышел наружу. После душного шатра утренний воздух показался ему свежим. Он глубоко его вдохнул и направился к отхожему месту. По дороге ему встретился Аль-Клата, который вел на поводу лошадь. «Интересно, куда это он собрался так рано?» – подумал Юсуф.

Он подошел к канаве, чтобы помочиться, когда возле него остановился Шавар.

– Долгая ночь? – спросил он и пустил свою струю. Юсуф почувствовал, что краснеет. – Тебе не нужно стыдиться, друг. Я рад, что ты получил удовольствие. Когда мы доберемся до Каира, у тебя будет дюжина таких женщин, как она.

– Но я не хочу… – начал Юсуф.

– Даже не думай, – перебил его Шавар. – Все мое принадлежит тебе. – Шавар закончил мочиться и похлопал Юсуфа по спине. – А теперь пойдем. Нас ждет Каир!

– Мединат Аль-Каиро! – воскликнул Шавар и указал в сторону горизонта. – Величайший город мира!

Юсуф прищурился, но сумел разглядеть только далекое пятно. Вблизи фелюки и дау[13] скользили по Нилу, за ними вздымались массивные пирамиды Гизы. Описание Шавара показалось ему слишком скромным. Все, что Юсуф видел прежде, меркло перед гигантскими сооружениями, даже огромный римский храм там, где он провел детство, в Баальбеке.

Ширкух указал на пальмовую рощу рядом с рекой.

– Юсуф, прикажи сотне человек начать строить тараны и осадные башни.

– В этом нет необходимости, – заверил его Шавар. – Жители сами откроют нам ворота. Они сохраняют мне верность. Вот почему они бежали, завидев нас у Бильбейса.

Накануне перед ними появилась армия, численность которой вдвое превышала войско Ширкуха, но египтяне разбежались еще до того, как началось сражение.

– Будем надеяться, что ты прав, в противном случае мы пожалеем, что позволили им сбежать, – проворчал Ширкух.

– Я не мог допустить, чтобы вы устроили бойню, – ответил Шавар. – Это мои люди и очень скоро будут за меня сражаться.

Ширкух скептически фыркнул.

По мере того как они подъезжали ближе, город начал обретать очертания. Над высокими стенами вздымались башни, у домов из такого же белого известняка, что и стены, были плоские крыши. За границей города к небу тянулась дюжина высоких сооружений, которые Юсуф сначала принял за минареты, но вскоре убедился, что это массивные прямоугольные строения с множеством этажей.

– Это Фустат, он находится к югу от города, – пояснил Шавар, отвечая на невысказанный вопрос Юсуфа. – Его построили за несколько столетий до Каира, и он до сих пор остается торговым центром города, славящимся фарфором и хрусталем. Именно там создавалось богатство Египта.

Они ехали все дальше, и вскоре Юсуф смог разглядеть солдат на стенах, доспехи которых блестели в лучах уже начавшего клониться к западу солнца. Шавар вел армию в сторону сводчатых ворот с двумя приземистыми круглыми башнями из белого камня. Над ними столпились воины с луками в руках. Шавар, казалось, не обратил на них внимания.

– Возможно, нам стоит остановиться за пределами досягаемости их луков, – предложил Юсуф.

– В этом нет нужды, – возразил Шавар и указал на ворота, с которых начали исчезать солдаты.

– Куда они собрались? – спросил Ширкух.

– Крысы бегут с корабля. Я знаю людей Каира. Они неплохо служили Диргаму, когда он был сильным, но теперь, увидев армию у стен города, обернутся против него. Пойдем! Дневной переход разбудил у меня аппетит. Сегодня мы будем обедать во дворце халифа.

Шавар пришпорил лошадь, оставив позади Юсуфа и Ширкуха. Они переглянулись, и Ширкух пожал плечами.

– Будем надеяться, он знает, что делает, – сказал Ширкух и заговорил громче: – Воины! Охрана, за мной. Остальные – разбейте лагерь на берегу Нила. – Он пришпорил коня и поскакал за Шаваром.

Юсуф повернулся к своему младшему брату Селиму и командиру мамлюков Каракушу, крепкому воину с бычьей шеей. В его волосах уже появилась седина, но он оставался таким же грозным воином, как двенадцать лет назад, когда Юсуф впервые его увидел. Ну а Селим превратился в мужчину. Темные волосы и борода, жилистое тело, глубокие карие глаза: он походил на молодого, чуть более высокого Юсуфа, и его называли Аль-Азрар: «младший».

– Если мы не вернемся к вечерней молитве, – сказал им Юсуф, – начинайте осаду.

Каракуш кивнул.

– Я не оставлю камня на камне, – ответил он.

Юсуф пришпорил свою лошадь и поскакал вслед за Шаваром и Ширкухом. Когда они приблизились к городским воротам, их вышел встречать невысокий мужчина в богатом халате с золотой вышивкой. Подъехав ближе, Юсуф заметил, что у него кривая спина и горб. Однако узкое лицо было приятным, а темная борода достигала груди. В руках он держал подушку, на которой лежала человеческая голова.

Мужчина остановился в нескольких шагах перед ними.

– Салям, Шавар. Я пришел от имени халифа пригласить вас во дворец. И принес подарок.

– Что это? – резко спросил Ширкух, указывая на голову.

Она выглядела гротескно: лицо покрывали синяки, глаза и язык отсутствовали.

Шавар взял голову и некоторое время на нее смотрел.

– Голова предателя Диргама. – Он взглянул на мужчину, который принес жуткий подарок. – Что с ним случилось, Аль-Фадил?

– Люди Каира обратились против него и разорвали на куски, – ответил горбун.

– Как жаль, – пробормотал Шавар. – Я бы предпочел убить его собственными руками. – Он отшвырнул голову в сторону. – Пойдем, халиф ждет.

Шавар пришпорил коня и поскакал через ворота, Юсуф, Ширкух и две дюжины мамлюков последовали за ним. Вдоль широкой улицы собралась молчаливая толпа.

– Мой народ! – Казалось, Шавара не беспокоило отсутствие энтузиазма. Они выехали на широкую площадь между двумя половинами дворца – ошеломляющего скопления галерей и колоннад, куполов и башен из белого камня. – Восточный дворец занимают придворные, – объяснил Шавар. – Халиф живет в западном.

Шавар повел их за собой. Они спешились и стали подниматься по широкой лестнице галереи.

– Вашим людям следует подождать здесь, – сказал Шавар.

После короткого колебания Ширкух кивнул. Шавар провел его и Юсуфа в приемный зал с высоким потолком, где повсюду стояла стража, затем по коридору и через анфиладу роскошных комнат. Стены украшали яркие разноцветные шелка, расшитые золотом и украшенные самоцветами. Пол покрывали толстые ковры из мягкой козьей шерсти, поглощавшие звук шагов. Наконец, они вошли в зал для аудиенций, разделенный на две части золотым занавесом.

– Ваши мечи, – сказал им Шавар. – По обычаю, вы должны положить их перед халифом.

Ширкух вытащил свой меч и положил на ковер перед собой. Юсуф последовал его примеру.

– А теперь преклоните колени, – сказал Шавар, – и трижды поклонитесь.

Юсуф и Ширкух выполнили его указания. Шавар присоединился к ним и распростерся перед золотым занавесом. Когда он поднялся, они увидели мальчика-халифа, сидевшего, скрестив ноги, на троне. Ни единого дюйма тела халифа не осталось открытым. Он был одет в белый халат, подол и ворот которого украшали многочисленные драгоценные камни. Перчатки из красного шелка скрывали руки, ноги – усыпанные самоцветами туфли. Дюжина мамлюков стояла вдоль стены за троном, а справа и слева – роскошно одетые придворные.

– Преемник и посланник Бога, наместник Бога, защитник правоверных, я вернулся, чтобы служить тебе, – обратился к халифу Шавар.

– Добро пожаловать обратно в Каир, Шавар, – ответил Аль-Адид высоким голосом подростка. – Тебя здесь не хватало.

– А мне еще больше не хватало возможности служить тебе, халиф, – сказал Шавар.

– В таком случае ты будешь служить снова, – заявил халиф. – Мне нужен новый визирь.

– Это честь для меня, халиф.

– Тогда вопрос решен. Встань.

Шавар встал, Ширкух и Юсуф последовали его примеру. Аль-Адид махнул одному из придворных, и тот выступил вперед, держа в руках красную шелковую подушку, на которой лежал великолепный меч с золотым клинком и рукоятью из слоновой кости, инкрустированной самоцветами.

– Меч визиря, – сказал халиф. – Он твой.

Придворный надел меч на пояс Шавара.

– Шукран, великий халиф, – сказал визирь и поклонился.

Аль-Адид небрежно отмахнулся от его благодарности и повернулся к Ширкуху и Юсуфу.

– Кто эти люди, Шавар?

– Люди эмира Сирии, – ответил Шавар. – Они прибыли по указанию Нур ад-Дина, чтобы помочь мне сместить предателя Диргама.

– Значит, я им благодарен, – заявил халиф.

Шавар откашлялся.

– Нур ад-Дин получил обещание трети нашего ежегодного дохода в качестве дани, – сказал он.

– Хорошо, – устало сказал халиф. Казалось, подобные подробности вызывали у него скуку. – Что-нибудь еще?

Ширкух шагнул вперед.

– Мой повелитель попросил передать вам его благодарность за то, что вы приняли нас в Каире. До тех пор, пока я в Египте, я буду служить вам, как если бы служил ему. И чтобы защитить вас от мести людей Диргама, я бы хотел расквартировать гарнизон в городе.

Халиф заерзал на троне.

– Это мой город, – резко ответил он. – И я не отдам его чужой армии.

– Но Шавар согласился…

Ширкух смолк, когда Шавар бросил на него предупреждающий взгляд.

– Все это лишь предложения, халиф, – успокаивающе сказал визирь. – Ширкух разумный человек. Он поймет, что у нас нет возможности расположить гарнизон внутри города. – Он повернулся к Ширкуху и заговорил, понизив голос так, чтобы халиф его не услышал: – Мы не должны сердить халифа. Если он будет вами недоволен, начнутся волнения.

– Я могу подавить любые волнения, – проворчал Ширкух.

– Верно. Но мечи приведут к закрытию рынков, а мертвецы не платят налоги. Казна и без того заметно оскудела, Диргам опустошил ее, чтобы заплатить своим солдатам. Если вы хотите получать дань, обещанную Нур ад-Дину, вашей армии не следует находиться в городе. Однако вам не потребуется уходить далеко, вы можете остаться в Гизе, на противоположном берегу Нила.

Ширкух выглядел так, словно ему дали выпить очень кислого вина, но кивнул.

– Я переведу свою армию в Гизу, – сказал он. – Но оставлю сотню человек, чтобы они охраняли ворота.

– Договорились. – Шавар победно улыбнулся. – А теперь пойдем, друзья. Вы будете гостями халифа. Пора отпраздновать союз между двумя великими царствами.

Глава 3

Джон сидел в бане, погрузившись по самый подбородок в горячую воду и закрыв глаза. Его окружало тихое бормотание голосов, отражавшихся от купола потолка. Многие говорили на французском, но до него доносились и обрывки немецких, каталанских и провансальских слов, а также латынь, но он даже не пытался вслушиваться, позволив своему разуму дрейфовать. Это был его утренний ритуал, после которого он отправлялся в церковь, чтобы учиться правильно произносить молитвы и проводить мессу по Библии, потом во дворец, помогать Вильгельму или заниматься с принцем Балдуином.

Но сейчас он мог находиться в мире с самим собой и забыть, что стал человеком без страны, отрезан от дома своей юности в Англии, а также друзей в Алеппо. Он всюду был чужим и, возможно, именно по этой причине чувствовал себя комфортно в Иерусалиме – городе переселенцев, куда стекались пилигримы со всей Европы и христиане из Сирии. Самое подходящее место, чтобы оставить позади прошлое и начать новую жизнь.

Джон встал и направился в соседнее помещение, где служитель вымыл его, а потом окатил холодной водой. Он надел халат в раздевалке и вышел из бань, ступив на мостовую комплекса госпитальеров. Вокруг стояли высокие здания – церкви, лазареты, построенные для приема пилигримов, и бараки для рыцарей, служивших Ордену. Воздух к полудню станет невыносимо жарким, но сейчас был приятно теплым. Джон посмотрел на солнце, темно-красный край которого только показался над восточной частью горизонта. У него еще оставалось время для короткой прогулки и быстрого завтрака.

Он поморщился, когда покинул комплекс и оказался на пыльной улице. На противоположной стороне находилась купальня Патриарха, которая занимала большую часть квартала. Зимой его наполняли водой, но сейчас на дне осталась вонючая грязь и валялись самые разные отбросы. В центре в лучах утреннего солнца блестела лужа. Система из ведер и блоков, направлявшая воду в приподнятый над мостовой канал, отводила ее через улицу в бани. Под ним, спрятавшись на крошечном участке тени у стены, спал нищий. Услышав шаги Джона, он зашевелился.

– Подайте бедному пилигриму, оказавшемуся далеко от дома, – заунывно принялся клянчить он. У него был красный нос картошкой и запавшие щеки, заросшие седой щетиной. – Подайте, чтобы я вернулся к жене и детям. Они во мне нуждаются.

Эту историю Джон множество раз слышал от нищих по всему городу. Иногда они даже говорили правду. Многие из них потратили все во время долгого путешествия в Иерусалим и теперь не имели возможности вернуться домой. Но еще больше пилигримов не хотели возвращаться. Некоторые бежали после совершенных преступлений или от нежеланной семьи. Другим нравились простые обычаи Востока. Были и такие, кто полюбил местную выпивку, азартные игры и женщин, или все вместе. Джону хватило одного взгляда на старика, чтобы понять, что он все полученные деньги тратит на выпивку. Тем не менее он бросил ему медяк.

И зашагал на юг, потом свернул налево, на улицу Давида, которая круто уходила вверх, стал подниматься по многочисленным ступенькам, потом миновал ряд лавок у южной стены комплекса госпитальеров.

– Освященное масло, добрый господин? – обратился к Джону по-французски один из торговцев, ошибочно приняв его за пилигрима. Он протянул ему свинцовую флягу, украшенную изображением святых с одной стороны и Гроба Господня с другой. – Оно принесет вам удачу. Нет? Быть может, подвеску с мощами? В ней обломок настоящего креста! Или пилигрим хочет получить эмблему, удостоверяющую, что он побывал в священном городе?

Джон продолжал молча идти дальше, и торговец переключился на следующего прохожего.

Джон миновал лавки и оказался на площади, где пересекались улицы Давида и Сиона – здесь он остановился. Слева, за весами сидели менялы, окруженные впечатляюще вооруженными людьми. Несколько пилигримов меняли свои дукаты, ливры, силиквы[14], иперперы[15] и оболы на византины и денье, имевшие хождение в королевстве. Напротив, в южной части площади, собрались чернорабочие, которые надеялись, что их наймут для каких-то мелких работ. Впереди возвышался Купол Скалы, сверкавший золотом в лучах утреннего солнца. Джон всякий раз не мог сдержать улыбки, когда видел купол. Священники говорили пилигримам, что это был Храм Господень еще во времена Христа, но отец Вильгельм признался, что храм новый и его построили сарацины полтысячелетия назад.

Размышления Джона прервало голодное урчание желудка. Он пошел на север по улице Лекарственных трав, узкому проходу в сводчатой кладке, где продавали приправы и свежие фрукты. Пилигримы, которые провели ночь на каменных скамьях между лавочками, только начали просыпаться. Слуги местных христиан поспешно переходили от одного прилавка к другому, чтобы купить продукты для своих хозяев. Тут и там попадались священники в сутанах и рыцари в доспехах. Джон пробирался сквозь толпу к прилавку, где христианин с оливковой кожей выставлял на продажу корзины с фигами, яблоками и манго.

– Ас-саляму алейкум, Тив, – сказал Джон на арабском.

Продавец улыбнулся, показав желтые зубы.

– Ва-алейкум ас-салям, Джон. Что я могу для тебя сделать?

– Манго выглядят очень неплохо.

– Лучшие в Иерусалиме. Всего два фельса.

Джон отдал медные монетки и, взяв манго из корзины, откусил кусочек золотого сочного плода и удовлетворенно кивнул, когда сок потек по его подбородку.

– Рассчитываешь, что у тебя будет много покупателей? – спросил Джон, указывая на переполненные корзины.

– Через четыре дня будет праздник освобождения Иерусалима от франкских псов. – Тив сплюнул в сторону, выставляя на стол еще одну корзину с фруктами. – Такие празднества всегда собирают толпу – да помочится на них Бог.

– Я желаю тебе получить хорошую прибыль.

Джон зашагал дальше, на ходу доедая манго. Он прошел перекрытую улицу и направился дальше, через площадь, заполненную кудахтавшими курами, перья которых ерошил утренний ветерок. Ноздри Джона наполнил сильный запах рыбы, когда он оказался на рыбном рынке, в тени церкви Гроба Господня. Он проталкивался сквозь толпу, когда заметил темноволосую женщину, стоявшую у прилавка впереди. Сзади, с длинными волосами до самого пояса, она походила на Зимат. Она была в облегающем халате и никабе – вуали, закрывавшей все лицо, кроме глаз. Джон увидел ее руки, когда она передавала торговцу деньги – золотистого цвета песков Дамаска, как у Зимат. Джон почувствовал, как сердце отчаянно забилось у него в груди. Потом женщина повернулась, и их глаза встретились. Это была не Зимат. Женщина опустила взгляд и ушла.

Джон выругал себя за глупость и зашагал дальше. Конечно, это была не Зимат. Сарацинок никогда не пускали в город. Да и как она могла здесь оказаться? Зимат даже не знала, что он жив. «Интересно, где она сейчас, – подумал Джон, – вышла ли снова замуж?» Но он заставил себя выбросить предательские мысли из головы. Это не имело значения. Сегодня утром он станет священником.

Струйка пота потекла по спине Джона, когда он опустился на колени на каменный пол в святилище церкви Гроба Господня и стал слушать молитву Патриарха. В церкви было душно из-за огромной толпы, собравшейся на воскресную мессу, и одеяние священника только усугубляло жару: стихарь – свободная белая туника из льна, перехваченная на поясе шнуром из красного шелка, – поверх риза – накидка без рукавов из тяжелого белого шелка, украшенного вышивкой, в которой он с трудом дышал. Льняной прямоугольник накрывал голову и спадал с двух сторон на плечи. На левом плече – стола, широкая лента красного шелка с белыми крестами, вышитыми на концах. Другая полоса шелка, расшитый золотом манипул, крепилась к левому предплечью.

Ему казалось странным, даже кощунственным носить одежды священнослужителя. Однако вскоре он станет священником. Более того, будет каноником церкви Гроба Господня, самого почитаемого места христианства, построенного там, где похоронен Иисус и где он воскрес.

Каждый каноник получал ежемесячное жалованье, они спали в общей спальне, ели в общей столовой и молились в положенные часы: утренняя молитва, которая начиналась за три часа до рассвета; хвалебный гимн в ранние утренние часы; служба третьего часа, служба шестого часа в течение дня, вечерняя молитва на закате; вечернее богослужение перед отходом ко сну. Джону предстояло жить в церкви, но Вильгельм сказал ему, что викарий будет занимать его место во время молитв. Существовало лишь два правила, которые ему следовало неукоснительно выполнять: он должен посещать службу во время Рождественского и Великого постов; и не имеет права отсутствовать в церкви более трех месяцев подряд без распоряжения Патриарха.

Джон познакомился с ним – его звали Амори, как короля, – только несколько дней назад. В обязанности Патриарха входило проводить собеседование с будущими канониками. Амори, один из четверых судей, приговорил Джона к распятию, когда он появился в Иерусалиме, но, казалось, этого не помнил. Он сидел за маленьким столиком в своих покоях и отрезал куски жареного свиного окорока.

– Меня зовут Джон Тейтвик, ваше блаженство, – сказал Джон.

Патриарх даже головы не поднял от трапезы.

– Хм-м-м?

– Я кандидат на освободившуюся должность каноника, ваше блаженство.

Амори положил нож и вилку, прищурился и посмотрел на Джона.

– Подойди ближе.

Джон пересек комнату, опустился на колени перед Патриархом и поцеловал кольцо. Амори жестом показал, чтобы Джон встал. После того как старик с впалыми щеками внимательно его рассмотрел, он вернулся к обеду.

– Сколько тебе лет? – спросил он между делом.

– Тридцать три, – ответил Джон.

– В твоих жилах течет благородная кровь? – осведомился Амори.

– Мой отец был тэном – лордом – в Англии, а до него мой дед и прадед.

– Почему ты хочешь стать священником?

– Чтобы служить Богу, ваше блаженство.

– Хм-м-м. – Патриарх втянул в себя воздух, пытаясь избавиться от кусочка мяса, застрявшего между зубами. – Я в долгу перед королем, а Вильгельм хорошо о тебе отзывается. Для меня этого достаточно. Я позабочусь о том, чтобы капитул одобрил твою кандидатуру, Джон Тейтвик.

Джон поцеловал кольцо Патриарха и удалился.

Его внимание вновь обратилось к тому, что происходило в храме. Амори продолжал читать по молитвенной книге, которую держал открытой его помощник.

– О, Господь… святость… бедные… твой слуга… дар твоего благословения. – Он пропускал целые абзацы, читал одно слово тут или целое предложение в другом месте. Джон вдруг усомнился в том, что Амори знаком с латынью, как и многие другие священники, или совершенно сознательно хочет поскорее закончить службу. Такие вещи встречались довольно часто. В конце концов, прихожане не знали латыни и не могли ничего заметить.

Амори продолжал бубнить себе под нос, но Джон уже не обращал на него внимания. Голова у него зудела там, где ему выбрили тонзуру – размером с хлеб для причастия. Ему приходилось сдерживаться изо всех сил, чтобы не поднять руку и не начать чесаться. Он заставил себя сосредоточиться на чем-нибудь другом и обнаружил, что думает о Зимат. Даже в тот момент, когда он был помазан елеем и стоял рядом с Патриархом, помогая ему праздновать мессу, его мысли продолжали к ней возвращаться, к темным волосам и глазам, изящному изгибу щеки. Он сказал Амори, что хочет стать священником, чтобы служить Богу, так и было. Но гораздо в большей степени он сделал это ради Зимат, чтобы не жениться на другой.

После таинства святого причастия и всех необходимых слов Патриарх вернулся на свой трон, и Джон опустился перед ним на колени. Наступил ключевой момент церемонии. Джон вложил руки в ладони Патриарха, который негромко произнес:

– Обещаешь ли ты мне и моим преемникам почитание и послушание?

Джон колебался. Если он согласится, то станет человеком Патриарха, как прежде был человеком Юсуфа, а еще раньше Рено. Он сглотнул.

– Обещаю, – громко ответил он.

– Каноник церкви Гроба Господня, ты обещаешь вести целомудренный образ жизни, полностью посвятить себя служению Богу и отказаться от всех своих владений?

– Обещаю.

Патриарх, продолжавший держать руки Джона в своих ладонях, наклонился вперед и поцеловал будущего каноника в правую щеку.

– Да пребудет с тобой милость Господа.

– Аминь.

– Мой дорогой сын, помни об обете, который ты принял, и бремени, что теперь лежит на твоих плечах. Старайся вести праведную жизнь, чтобы радовать всемогущего Господа и обрести его милость. И пусть тебе будет дарована Его доброта.

Патриарх отпустил руки Джона, который встал и вернулся на свое место уже полноправным каноником. Годы назад он прибыл в Святую землю, чтобы найти прощение, и теперь его жизнь принадлежала Богу.

Джон сидел в канцелярии, небольшой комнате, в которой почти все место занимал дубовый стол, заваленный свитками. Он развернул один из них, оказалось, что это список налогов, полученных от города Рамла.

Отслеживание платежей и земельных владений было не таким интересным делом, как обучение принца Балдуина. Он взял перо испачканными чернилами пальцами и, обмакнув, принялся вносить числа из свитка в оплетенный кожей журнал. Вскоре Джон услышал стук сандалий по каменному полу, оторвался от книги и увидел Вильгельма.

Джон изогнул бровь.

– Я думал, вы с Балдуином, – сказал он.

– Меня призвали на аудиенцию к королю. Принца будешь учить ты.

– Владению мечом? – спросил Джон.

Вильгельм покачал головой.

– Нет, арабскому.

Джон нашел принца Балдуина в его покоях, где тот играл с двумя деревянными фигурками под пристальным наблюдением няни. Принцу исполнилось три года, столько же, сколько сыну Джона, когда он в последний раз его видел. Как и Убада, принц был красивым ребенком с полными щеками и прямыми волосами цвета темного песка, только с зелеными глазами, а не карими, как у Убады. И, хотя он был еще совсем ребенком, принц уже показал, что он умный мальчик. Джон проводил с ним несколько часов в день, и мальчик осваивал арабский язык с поразительной быстротой.

– Пришло время для урока принца, – сказал Джон. Няня ушла, и Джон уселся на пол напротив Балдуина. – Сегодня у нас арабский. Начнем с того, что проверим, как много ты запомнил. Меч.

– Сайф, – ответил принц на арабском.

– Хорошо! – кивнул Джон. – Лампа.

– Чираг, – сказал Балдуин.

– Очень хорошо! – Но ребенок уже перестал обращать на него внимание.

Из открытого окна донесся стук копыт, Балдуин подбежал к нему, и Джону пришлось встать, чтобы выглянуть на мощеный внутренний дворик. Четыре рыцаря в доспехах спрыгивали со своих скакунов. С ними прибыл смуглый мужчина в белом халате.

– Сарацин? – спросил Балдуин.

Мусульманам было запрещено появляться в городе, и, возможно, принц впервые видел сарацина.

Джон кивнул. Он смотрел во двор до тех пор, пока мужчины не вошли во дворец, а потом вернулся на прежнее место на полу.

– Иди сюда, принц. Мы продолжим занятие.

Балдуин скрестил руки на груди.

– Нет! – заявил он.

– Сядь! – резко сказал Джон; Балдуин расплакался, и его ангельское лицо превратилось в уродливую маску страдания. – Прекрати. Мужчины не плачут, – выругал его Джон, но стало только хуже. Балдуин принялся выть. Чтобы хоть как-то отвлечь ребенка, Джон снял с шеи золотой крест и положил перед ним на пол. – Посмотри, какое красивое золото. – Мальчик тут же успокоился.

Он потянулся к кресту, не сводя взгляда с двери.

– Добрый день, юный принц.

Джон обернулся и увидел женщину, стоявшую в дверном проеме. Она была ровесницей Джона. Туника плотно обтягивала талию, подчеркивая великолепную фигуру. Судя по кольцам, украшавшим пальцы, и тщательно подобранной белой тунике, щедро расшитой золотой нитью, она была важной леди, однако Джон никогда не видел ее при дворе.

– Госпожа, – сказал он, возвращая крест на шею.

Женщина вошла в комнату и сняла вуаль. У нее оказалось приятное овальное лицо, зеленые глаза и полные губы. Прядь волос цвета спелой пшеницы выскользнула из-под головного убора и локонами упала на грудь. Она не сводила глаз с Балдуина, но заметила взгляд Джона и улыбнулась, и он отметил, что у нее ровные белые зубы.

– Мы не встречались, святой отец, – сказала леди на французском с акцентом человека, выросшего в Святой земле. – Вы недавно при дворе?

– Да, госпожа. Меня зовут Джон из Тейтвика, я каноник церкви Гроба Господня и секретарь ректора Вильгельма, – с поклоном сказал Джон.

– Тейтвик? – переспросила леди, приподняв тонкую бровь. – Так вы англичанин? Но как вы оказались при королевском дворе, да еще в компании с сыном короля?

– Амори поручил мне учить мальчика арабскому и обычаям сарацин, – ответил Джон.

Леди лукаво улыбнулась.

– Вы ответили лишь на половину моего вопроса, Джон из Тейтвика. Не имеет значения. Я уверена, что у вас есть на то причины.

Она снова перевела взгляд на Балдуина, который отошел в сторону и вернулся к игре, а Джону внезапно показалось, что он перестал существовать. Женщина прошла мимо него, подобрала длинную тунику одной рукой и села перед мальчиком. Он не обращал на нее внимания, продолжая двигать фигурки рыцаря и мамлюка, вырезанные из дерева.

– Ты узнаешь меня, Балдуин? – спросила она. Принц не поднял головы от игрушек. – Это рыцарь? Быть может, твой отец? – В ответ Балдуин повернулся к леди спиной.

– Я сожалею, – сказал ей Джон. – Он иногда смущается рядом с незнакомыми людьми.

Джон солгал. Балдуин был общительным ребенком, любопытным и щедрым на улыбки. Джон никогда не видел, чтобы мальчик так себя вел.

– Ему предстоит с этим справиться. – Незнакомка встала и направилась в сторону Джона. – В конце концов, он станет королем. – На мгновение она показалась Джону несчастной, когда поджала губы, и в уголках рта появились морщины. Но потом они исчезли. – Скажи мне, Джон, что ты думаешь о короле Амори?

– Он хороший человек, – ответил Джон.

– Да, старается им быть, – сказала леди.

Джон нахмурился.

– Что вы имеете в виду?

Леди ничего не ответила, наклонилась и положила руку на плечо Балдуина. Мальчик замер. Она нежно поцеловала его в макушку и направилась к двери. Там она остановилась и повернулась.

– Мне было приятно познакомиться с тобой, Джон из Тейтвика, – сказала она. – Надеюсь, мы еще встретимся.

– Как пожелаете, госпожа, – ответил Джон. – Но скажите, как вас зовут?

– Агнес. – Ее взгляд метнулся к Балдуину, потом вернулся к Джону. – Агнес де Куртене. – И с этими словами удалилась.

Через мгновение в комнату вошел Вильгельм.

– Кто это был? Теперь ты священник, Джон, – сказал он с шутливой суровостью. – Ты не должен общаться с незнакомыми женщинами.

– Госпожа Агнес де Куртене, – ответил Джон.

– Агнес? – Глаза Вильгельма широко раскрылись.

– Вы ее знаете? – спросил Джон.

– Бывшая жена короля. – Вильгельм понизил голос до шепота. – Мать Балдуина. Что она здесь делает? Она пришла, чтобы повидать ребенка? – Джон пожал плечами, и Вильгельм прищурился. – Будь осторожен с ней, Джон.

– Мне она показалась приятной женщиной.

– Ей запретили видеть Балдуина, и на то есть серьезная причина, – сказал Вильгельм.

Джон приподнял брови, но Вильгельм не стал ничего объяснять.

– А теперь пойдем. У нас важное дело. – Вильгельм крикнул: – Няня! – Няня тут же вошла в комнату, и Вильгельм увел Джона из комнаты. – Приехал посол из Египта, – добавил он, когда они шли по коридору.

– И чего он хочет?

– Тебе предстоит это выяснить, – ответил Вильгельм.

– Мне? – удивился Джон.

– Ты знаешь их обычаи лучше, чем любой из нас, Джон. – Я хочу, чтобы он почувствовал себя комфортно. – Вильгельм остановился перед деревянной дверью. – И можно ли ему доверять.

Вильгельм распахнул дверь в небольшую комнату. Единственное окно выходило во двор дворца, лившийся в него утренний свет падал на широкий дубовый стол с четырьмя стульями. Впрочем, посол Египта уселся, скрестив ноги, на толстом ковре. Он был одет довольно просто, белый халат из хлопка контрастировал со смуглой кожей такого же темно-коричневого цвета, что и стол. Взглянув на его мягкое лицо и пухлые руки, Джон сразу понял, что он не воин. Посол встал, когда Джон вошел.

Джон склонил голову.

– Ас-салааму алейкум, сайид[16], – сказал он.

– Ва-салям алейкум, – ответил посол.

У него был мягкий голос с необычным египетским акцентом.

Джон положил руку на грудь.

– Меня зовут Джон – Джуван, – добавил он арабское произношение своего имени.

– Я Аль-Клата, секретарь Шавара, визиря Египта.

Джон указал на стулья.

– Пожалуйста, садитесь, – предложил он. – Король Амори просил меня, чтобы я позаботился о ваших удобствах.

– У меня есть все, что мне требуется, – ответил Аль-Клата, усаживаясь на ковер.

– Вам следует поесть фруктов и выпить охлажденной воды. Я настаиваю. – Джон посмотрел на Вильгельма, тот кивнул и быстро вышел. Джон сел на ковер напротив Аль-Клаты. – Должно быть, вам пришлось проделать дальний путь.

– Да, я пересек пустыню Негев, – ответил Аль-Клата. Его карие глаза прищурились, когда он внимательно посмотрел на Джона. – Как вам удалось так хорошо овладеть нашим языком?

– Я провел несколько лет при дворе Нур ад-Дина, – ответил Джон.

– И теперь служите дикарям? – спросил Аль-Клата.

– Нам не дано выбирать своих господ.

В этот момент вошел мальчик-слуга с блюдом, на котором стояли кувшин с водой, две чашки и миска, наполненная кубиками манго. Мальчик поставил поднос на пол между ними и вышел, аккуратно закрыв за собой дверь. Мужчины молчали, пока Джон разливал воду, он протянул чашку Аль-Клате. Египтянин сделал глоток и отставил чашку в сторону, а когда Джон предложил ему миску с манго, отрицательно махнул рукой.

– Я также не выбирал своего господина, – сказал египтянин. – Мой отец был туркоманом[17], рожденным далеко от этих земель. Я его уже не помню и не знаю, был он пекарем, купцом или воином. Меня купили ребенком и привезли во дворец халифа в Каире, где научили писать, читать поэзию и вести счета.

– В таком случае мы не слишком отличаемся друг от друга, – заметил Джон.

Аль-Клата кивнул.

– Расскажи о твоем новом господине, короле, – попросил он.

– Он хороший человек, честный и умный, – ответил Джон.

– Я слышал, что он увлекается алкоголем и женщинами, – сказал Аль-Клата.

Джон пожал плечами.

– Он король.

Аль-Клата посмотрел ему в глаза.

– Говорят, он безумен, – продолжал египетский посол.

– Ну, это не соответствует действительности, но… – Джон нахмурился, он колебался, а когда заговорил снова, сильно понизил голос: – Но он странный. Иногда смеется без всякой причины. Вам не следует на него обижаться. Он смеется не над вами.

– Понятно, – кивнул Аль-Клата.

– А что вы можете сказать про своего господина, визиря Шавара? – спросил Джон.

Казалось, Аль-Клату позабавил вопрос Джона.

– Как и ваш король, он хороший человек.

Джон услышал, как дверь у него за спиной заскрипела, оглянулся и увидел сурового сенешаля Ги с прямой спиной, следом появился Вильгельм.

– Пойдем, – сказал Ги на латыни. – Король вас сейчас примет.

Вильгельм перевел слова сенешаля Аль-Клате, и он последовал за Ги. Джон и Вильгельм шли за ними.

– Ему можно доверять? – шепотом спросил Вильгельм.

Джон покачал головой.

– Он не стал есть предложенные фрукты, – ответил Джон. – В их культуре это серьезное оскорбление; так он показывает, что не верит в наше гостеприимство. Человеку, который не доверяет нам, верить нельзя.

Вильгельм кивнул.

– Я оказался прав, Джон. Господь послал нам тебя не просто так. Тебе удалось узнать что-нибудь еще? Почему он здесь?

– Я не спрашивал, – сказал Джон.

– Боже мой! Почему? – удивился Вильгельм.

Джон пожал плечами.

– Вы сказали, что он должен чувствовать себя комфортно, – ответил Джон. – Задавать такой вопрос было бы невежливо.

– Ладно, – проворчал Вильгельм. – Очень скоро мы узнаем ответ.

– Да д-дарует тебе Г-господь радость, Аль-Клата. Д-добро пожаловать в Иерусалим и мой д-двор, – сказал Амори слишком громко для малого зала для аудиенций. Он сидел на простом деревянном троне, рядом, с одной стороны стояли сенешаль Ги и коннетабль Онфруа, с другой – Жильбер и Бертран, магистры госпитальеров и тамплиеров. Амори демонстрировал все регалии королевской власти: мантия из горностая на плечах, на голове корона Иерусалима, в правой руке скипетр. Он выглядел по-королевски, но даже из тени в дальнем углу комнаты Джон видел, что Амори нервничает. К нему вернулось детское заикание; кроме того, король поглаживал густую светлую бороду. Джон провел при дворе достаточно времени, чтобы понимать, что Амори испытывает крайнее волнение.

Аль-Клата приложил руку к сердцу и поклонился.

– Ас-саляму алейкум, малик, – начал он на арабском. Вильгельм переводил. – Ваш прием делает мне честь. Я уверен, что халиф и визирь Шавар также были бы довольны.

Амори еще сильнее потянул себя за бороду.

– Б-быть может, они будут не так довольны, когда услышат то, что я скажу. Если вы прибыли в поисках… м-м… – Лицо короля покраснело, он сделал глубокий вдох и начал снова: – Если вы приехали искать нашей дружбы, то должны понимать, что это невозможно. Вы заключили союз с Нур ад-Дином. И впустили его армию в К-Каир. Теперь, пока его люди остаются в ваших землях, между нашими народами не может б-быть мира.

– Конечно, – ответил Аль-Клата. – Именно по этой причине Шавар меня к вам прислал. Он нуждается в вашей помощи, чтобы изгнать армию Нур ад-Дина из Египта.

Джон ушам своим не верил. Шавар только что заключил договор с Нур ад-Дином. Вильгельм выглядел удивленным в не меньшей степени. Он стоял, разинув рот, и даже не перевел слов Аль-Клаты.

– Ну? – резко спросил Амори и перевел взгляд с Вильгельма на Джона. – Что он сказал?

Джон откашлялся.

– Он попросил нас вторгнуться в Египет, сир. Шавар хочет, чтобы мы изгнали Нур ад-Дина.

– Клянусь ранами Христа, – пробормотал тамплиер Бертран. – Мы откроем святые места для пилигримов, и они смогут побывать там, где Моисей пересек Красное море и где Иосиф и Мария отдыхали во время бегства из Вифлеема.

Вильгельм шагнул к трону.

– Вторжение будет стоить денег, сир, – сказал он.

– Египтяне обладают неслыханными богатствами, – заметил Жильбер.

Амори погладил бороду.

– Спроси, что Шавар предлагает за нашу помощь, – сказал король.

– Халиф Аль-Адид признает вас своим господином, – ответил Аль-Клата, – и заплатит четыреста тысяч динаров.

Сенешаль побледнел.

– Эта сумма близка к нашему годовому доходу, сир, – сказал он.

– Король Иерусалима и повелитель Египта, – пробормотал Амори. – Я смогу нанять достаточное количество людей и взять Дамаск. Добиться успеха там, где потерпел неудачу мой брат[18]. – У него на лбу появились морщины, губы задрожали. Он расхохотался, и Аль-Клата отступил на шаг. Аристократы у трона принялись смущенно переминаться с ноги на ногу. Приступ смеха миновал, и лицо Амори снова стало спокойным. Он посмотрел на Вильгельма. – П-передай мои извинения Аль-Клате и с-скажи, что я принимаю его предложение.

– Быть может, было бы разумно немного подумать перед тем, как принимать их предложение, – заметил Ги. – Мы ничего не знаем об этом Аль-Клате. Можем ли мы ему доверять? Или его господину? И зачем Шавару предавать своих собратьев сарацин и заключать союз с нами?

Джон шагнул вперед.

– Они сарацины, сир, но между ними существуют различия – сказал он.

– Что ты имеешь в виду? – спросил Амори.

– Египтяне шииты. Они подчиняются халифату Фатимидов в Каире, – ответил Джон. – Нур ад-Дин и его люди сунниты, над ними властвует халиф Багдада.

– Все они магометане, – заявил сенешаль.

– А они называют англичан и французов франками, – возразил Джон, – в то время как нам прекрасно известно, что это весьма разные народы.

– Понятно, – кивнул Амори. – А что ты скажешь, Вильгельм?

– Я посоветую осторожность, сир, – ответил Вильгельм. – Если Шавар намерен предать Нур ад-Дина, что помешает ему предать потом нас?

Бертран кивнул.

– Вильгельм прав, – согласился он.

– Очень хорошо, – не стал спорить Амори. – Тогда скажите ему, что нам нужно обдумать его предложение.

Вильгельм открыл рот, чтобы начать переводить, но Аль-Клата его опередил.

– Шавар человек слова, – сказал он с акцентом, но на правильном французском. – Клятву нарушил Нур ад-Дин. Его военачальник Ширкух строит интриги в Каире. Сам он расположился в Гизе, как ястреб, изготовившийся к нападению. Шавар нуждается в вашей помощи, чтобы от него избавиться, и ему она необходима сейчас. Нельзя медлить с ответом.

Амори посмотрел на Вильгельма, тот нахмурился и покачал головой. Король повернулся к коннетаблю. Онфруа командовал королевской армией на полях сражений, и его слово имело вес. Он кивнул. Амори снова посмотрел на Аль-Клату.

– Завтра ты отправишься в Каир и передашь Шавару, что он может рассчитывать на мою поддержку.

Аль-Клата низко поклонился.

– Благодарю, малик.

Амори кивнул, подозвал слугу, и тот отвел египтянина в его покои. Вильгельм хмурился, глядя вслед.

– Я ему не верю, – пробормотал священник.

Амори встал с трона и положил руку Вильгельму на плечо.

– Как и я, друг, – сказал король. – Но мы не можем упустить такую возможность. Напиши Боэмунду из Антиохии и Раймунду из Триполи. Им придется защищать нашу северную границу в мое отсутствие. – Амори посмотрел на коннетабля. – Собирай армию, Онфруа. Мы выступаем через две недели.

Юсуф положил перо и потер виски. Он только что закончил очередное послание Гумуштагину, написанное губаром, мелким арабским шрифтом, используемым для голубиной почты. Он рассказал евнуху о размышлениях, которыми с ними поделился Шавар, а также о том, как он обеспечивал армию всем необходимым и каждый вечер приглашал Юсуфа разделить трапезу. Он написал о нараставшем напряжении между визирем и Ширкухом. Дядя Юсуфа был недоволен тем, что Шавар предоставил только малую часть дани, обещанной Нур ад-Дину. А у Шавара вызывало раздражение само присутствие Ширкуха, который сообщил визирю, что намерен перезимовать с армией в Египте. Юсуфу пришлось несколько раз вмешаться, чтобы предотвратить открытую ссору между ними. Обо всем этом Гумуштагин со временем узнал бы из посланий к Нур ад-Дину. Тем не менее каждое письмо, которое Юсуф отправлял евнуху, вызывало у него неприятное чувство вины.

Юсуф свернул листок и засунул его в крошечную трубочку. Написав имя «Гумуштагин» на кусочке бумаги, он обернул его вокруг трубочки, приклеив капелькой клея. Потом вышел из шатра и зашагал через лагерь туда, где содержали хавади, почтовых голубей, которые сидели в своих клетках и тихонько ворковали.

– Во дворец в Алеппо, – сказал Юсуф смотрителю, сгорбленному мамлюку, слишком старому, чтобы сражаться.

Тот кивнул и подошел к одной из клеток. Достав оттуда голубя, он надежно привязал трубочку к его лапке и выпустил птицу. Голубь сделал круг и улетел на северо-восток.

– Ваше послание будет доставлено сегодня вечером, господин, – сказал смотритель.

Юсуф возвращался в свой шатер, когда его окликнул Селим.

– Брат! Вот ты где! – сказал Селим, задыхаясь.

Казалось, он бежал через весь лагерь.

– Что случилось? – спросил Юсуф.

– Тебя срочно зовет Ширкух. Франки здесь.

Юсуф вошел в шатер Ширкуха и обнаружил, что тот беседует с кривоногим египтянином, от которого пахло рыбой.

– Ты уверен? – спросил Ширкух.

– Я рыбачил к северу отсюда, на восточном берегу Нила, когда их увидел; полагаю, около пяти тысяч. Они будут у ворот Каира через четыре дня.

Ширкух вручил рыбаку мешочек с монетами.

– Сообщай мне обо всех их передвижениях. Ты получишь еще больше, если твои сведения окажутся верными.

– Шукран, эмир. Шукран Аллах! – Рыбак несколько раз поклонился и попятился из шатра.

Когда он ушел, Ширкух повернулся к Юсуфу:

– Ну, что скажешь, молодой орел?

– Король франков умен. Он понимает, что, если Нур ад-Дин и Египет заключили союз, ему грозит серьезная опасность. Должно быть, он движется сюда, чтобы нас вытеснить.

Ширкух нахмурился.

– Если он умен, тогда скажи мне, почему он пришел в Египет всего с пятью тысячами солдат. Их недостаточно, чтобы разобраться и с нами, и с египтянами. Мне это не нравится.

– Мы должны поговорить с Шаваром, – предложил Юсуф.

– Да, он очень хитер. Возможно, ему известны планы короля франков.

Вместе с дюжиной воинов личной охраны Ширкуха они отплыли на север, в Аль-Макс, порт Каира, и оттуда направились к северным воротам города, Баб аль-Футух. Когда они приблизились, оказалось, что они закрыты. Наверху стояли солдаты с копьями в руках, на которые были насажены человеческие головы, и у Юсуфа внутри вспыхнул огонь, когда он узнал лица – головы принадлежали солдатам гарнизона мамлюков, оставленных Нур ад-Дином в Каире.

Ширкух покраснел от гнева и, остановив перед воротами лошадь, крикнул солдатам:

– И что все это значит? Немедленно откройте ворота! Я хочу говорить с Шаваром.

– Сожалею, атабек[19], – ответил один из стражей. – Визирь приказал не пускать вас в город.

– Я уверен, что произошла какая-то ошибка, – сказал дяде Юсуф и громко обратился к стражу: – Передай Шавару, что мы останемся здесь до тех пор, пока он не придет.

Им не пришлось долго ждать, Шавар вскоре появился над воротами.

– Ширкух! Юсуф! Я глубоко сожалею, что мы оказались в столь неприятном положении.

– Я уверен, что произошла ошибка, – повторил Юсуф, обращаясь к дяде. – Открой ворота, друг! – крикнул он Шавару. – Впусти нас, и мы поговорим.

– Боюсь, я не могу этого сделать. Как видите… – он указал на головы, – ваших людей больше не хотят видеть в Каире.

– Я тебя выпотрошу, двуличный ублюдок! – взревел Ширкух.

Юсуф положил руку ему на плечо, чтобы успокоить.

– Сейчас не время для внутренних распрей, – сказал он Шавару. – Армия франков всего в нескольких днях пути. Мы должны обсудить, как нам их остановить.

– У меня нет такого желания, – заявил Шавар. – Именно я пригласил их сюда.

Огонь внутри у Юсуфа стал сильнее.

– Зачем?

– Я хочу быть повелителем Египта, – ответил Шавар. – Однако этого не будет до тех пор, пока здесь остается ваша армия.

– Но мы же союзники. И я твой друг!

– Да, мы друзья, кто скажет, что это не так? – Шавар улыбнулся. – Мне больно поворачиваться спиной к такому доброму другу, как ты, Юсуф, но здесь нет ничего личного. Я должен был так поступить в интересах Египта.

Юсуф не мог поверить своим ушам. Этот человек не имел ничего общего с тем Шаваром, которого он знал. И улыбка, которую прежде Юсуф находил столь притягательной, сейчас выглядела фальшивой. Как он мог быть таким слепым?

– Будь проклят ты и все твои предки до седьмого колена, подлый ублюдок! – прокричал Ширкух, выхватил меч и принялся угрожающе им размахивать, не спуская глаз с Шавара. – Я не оставлю в Каире камня на камне. А тебе отрублю голову и помочусь в твой грязный рот!

– Вы можете попытаться, – весело ответил Шавар. – Но должен вас предупредить, что, если вы не уйдете прямо сейчас, с вами разберутся мои люди. Боюсь, это наш последний разговор. Прощайте, друзья.

– Сын ишака! – прорычал Ширкух. – Порождение шлюхи.

Стоявшие на стенах солдаты стали натягивать луки. Юсуф схватил дядю за руку.

– Пойдем, дядя. Нам нужно уходить. Мы отомстим ему позднее.

Джон подтянул грубый ворот плаща из темно-коричневой шерсти и с пряжкой на груди, как и полагалось духовному лицу. Миряне застегивали плащи на правом плече, чтобы оставить правую руку свободной. Еще одно преимущество пряжки на правом плече, с огорчением обнаружил Джон, состояло в том, что вес плаща распределялся так, что он не натирал кожу. Он снова поправил плащ, чтобы грубая шерсть не касалась раздраженной кожи. Даже в апреле в Египте стояла невероятная жара, и его туника промокла от пота.

– Я бы все отдал, чтобы сейчас оказаться в Англии, – пробормотал он.

– В Англии? – спросил Амори, когда Джон к нему подъехал.

Они вдвоем возглавляли колонну почти в пять тысяч воинов – среди них было около четырехсот конных рыцарей, у каждого из которых имелась толстая кольчуга, копье, меч и щит. Рыцарей окружало примерно три тысячи пехотинцев в кожаных куртках, вооруженных копьями и луками. Арьергард состоял из местной кавалерии, христиан, в течение нескольких поколений живших в Святой земле и имевших больше общего с сарацинами, чем с франками. Они предпочитали легкие доспехи и воевали бамбуковыми копьями и компактными изогнутыми луками.

– Я родился и вырос в Святой земле, – продолжал король, – и никогда не бывал в Англии, хотя слышал множество рассказов. Пилигримы постоянно говорят о родине. Зеленые поля, леса, изобилие воды… Я часто задаю себе вопрос: почему, если там так хорошо, столько людей приезжают сюда?

Джон не совсем понимал, как ответить на вопрос короля. Он заметил, что Амори с беспокойством трогает фрагмент истинного креста, висевшего на цепочке у него на груди. Джон надеялся, что Амори не ищет религиозного утешения. Джон все еще не был уверен, что он настоящий священник. Он жалел, что с ними нет Вильгельма, но канцлер отправился в Константинополь с миссией к римскому двору.

– Мне пришлось покинуть Англию, – наконец, ответил Джон. – Я убил брата. – Амори промолчал, поэтому Джон продолжал: – Он предал нашего отца и еще нескольких лордов-саксов королю-нормандцу за кусок земли.

– Нормандцу? – переспросил Амори. – Они же правят Англией почти сто лет. Нет сомнений, что английский король такой же англичанин, как и ты.

– Нормандцы говорят по-французски, а простой народ – по-английски. К тому же у нас на севере долгая память. Мой дед был ребенком, когда армия ублюдка Вильгельма безжалостно убивала наш народ. Он рассказал историю Опустошения[20] моему отцу, а тот передал мне.

– Понятно. – Амори продолжал теребить крест.

Они ехали вдоль одного из притоков в дельте Нила, направляясь от Бильбейса к Каиру. Джон видел, что небольшая лодка с треугольным парусом плывет вверх по течению, зеркально отображая движения войска франков. На носу лодки сидел мужчина и ловил рыбу удочкой из бамбука с леской. Он занимался этим уже час, но ничего не поймал. Джон подозревал, что это шпион Ширкуха, которого куда больше интересовала армия франков, чем рыба.

– Вчера вечером меня навестил Бернард Клервоский[21], – неожиданно сказал Амори.

Брови Джона поползли вверх. Он откашлялся.

– Разве он жив, сир?

Уголок рта Амори дернулся, а в следующее мгновение он пронзительно расхохотался.

– Во сне, Джон. Он пришел ко мне во сне и сказал, что я плохой хри… плохой хри… – Лицо короля покраснело, когда он попытался произнести нужное слово. Его заикание всегда становилось сильнее, когда он был чем-то расстроен. – Он сказал, что я негодный король.

– Но это не так, сир, – возразил Джон.

– Может быть. – Амори вздохнул. – У меня есть недостатки, Джон. Я развелся с женой и с тех пор живу в грехе с многими женщинами. Спать с женщиной, которая не является твоей женой, большой грех, не так ли, Джон?

– Но этого следовало ожидать, сир. Вы король, – ответил Джон.

– Не самый подходящий ответ для человека, который носит сутану! – заявил король.

– Боюсь, я плохой священник, – ответил Джон.

– Хм-м-м. Вильгельм говорит, что у короля должна быть жена. – Амори сжимал в руке обломок креста, висевший у него на шее. – Святой Бернард с-сказал мне, что я н-недостоин носить крест, пока не стану хорошим христианином.

– Значит, вы намерены жениться, сир?

Амори пожал плечами.

– Или мне с-следует перестать носить истинный крест. – Он снял цепочку с шеи, положил ее в кошель на поясе и улыбнулся. – Да, так я себя чувствую лучше. – Король пришпорил лошадь и поскакал вперед, Джону пришлось его догонять.

Солнце уже стояло в зените, когда на горизонте, всего в нескольких милях к северо-востоку от Каира, появились руины Гелиополя. Сначала Джон заметил высокую колонну, похожую на устремленную в небо иглу. Когда они подъехали ближе, он разглядел остатки городской стены из грубого кирпича, рассыпавшейся в пыль. За стеной стояли гранитные блоки, а над ними возвышался обелиск. Его грани украшали странные символы – змеи, журавли и плуги, а еще люди в необычных юбках. За обелиском был установлен шатер из красного шелка. Вокруг него выстроились ряды египетских воинов с длинными щитами и копьями.

Амори поднял кулак, подав сигнал к остановке.

– Пусть люди возьмут воду и еду, – сказал он коннетаблю Онфруа. – Однако они должны быть готовы к любым неожиданностям. – Он поманил к себе Джона.

– Да сир?

– Ты пойдешь со мной и будешь переводить. Фульхерий и Де Кесария, вы с нами, – позвал он двух придворных.

Жоффруа Фульхерий, немолодой мужчина с седеющими волосами и приятным лицом, был одет, как рыцарь-тамплиер: в белую накидку с красным крестом и белую мантию. Не так давно он возвратился после выполнения миссии при французском дворе. Гуго Де Кесария, горячий молодой человек, про которого говорили, что он обладает поразительным красноречием.

Вчетвером они поехали по древней улице, где в пыли изредка попадался булыжник, оставшийся от старой мощеной мостовой. Когда они приблизились к шатру, солдаты расступились и им навстречу вышел мужчина в великолепных одеждах из красного шелка, украшенного водоворотом роз, вышитых золотом и серебром. За поясом у него висел меч, инкрустированный самоцветами. Мужчина был высоким и худощавым, с аккуратно подстриженной бородой и очень короткими черными волосами. Его лицо сразу приковывало к себе внимание – высокие скулы, полные губы и ослепительная улыбка.

– Да хранит вас Господь, король Амори, – сказал мужчина на языке франков, затем перешел на арабский, и Джон перевел его следующие слова: – Меня зовут Шавар, я визирь халифа. Добро пожаловать в Гелиополь. Эйн Самс, как его называет мой народ. «Колодец Солнца».

– Пусть Господь дарует тебе радость, – ответил ему Амори, спешиваясь.

Он сжал руки Шавара и поцеловал его в обе щеки, по обычаю сарацин.

Шавар застыл на месте, словно его целовал прокаженный. Однако быстро пришел в себя и, когда король отступил на шаг, уже улыбался.

– Я так рад, что вы приехали! Входите в шатер вместе с вашими людьми. – Роскошный шатер был настолько велик, что мог вместить сотню человек. На полу, скрестив ноги, сидели писцы, держа на коленях доски. Шавар подошел к столу, где стояло несколько стаканов с водой, и передал их Амори и его спутникам. Джон заметил, что стекло было холодным, а на внешних стенках даже образовалась влага. Холодная вода в пустыне; интересно, как визирь сумел этого добиться. – Пейте! – сказал Шавар. – После вашего путешествия вы наверняка испытываете жажду.

Амори сделал глоток и поставил стакан.

– А где армия Нур ад-Дина?

– Они разбили лагерь в Гизе, на дальнем берегу Нила, – ответил Шавар.

– Вы уже пытались изгнать его оттуда? – спросил Амори.

– Было бы глупо покидать стены Каира для схватки с таким могущественным противником. – Шавар снова широко улыбнулся. Джону его поведение напомнило кота, играющего с мышкой. – Но теперь, когда ваша армия здесь, мы превосходим силы Нур ад-Дина почти вдвое. Вместе мы сможем заставить его армию уйти из Египта!

– Вместе? – спросил Амори после того, как Джон перевел слова визиря. – Сначала нужно подписать договор.

– Все подготовлено. Вы будете щедро вознаграждены за помощь. Четыреста тысяч динаров, как было условлено.

– И когда мы получим деньги? – спросил Амори.

– Половину мы заплатим сейчас, половину после того, как выгоним Ширкуха из Египта.

Джон заговорил еще до того, как Амори успел ответить.

– И халиф это одобрил?

Шавар удивленно моргнул и некоторое время рассматривал Джона.

– Конечно, – ответил Шавар. – Я говорю от лица халифа.

– Но этого недостаточно, – вмешался Гуго. – Халиф должен сам стать свидетелем договора. И дать клятву о его обеспечении.

– Очень хорошо, – сдержанно ответил визирь. Не вызывало сомнений, что ему не понравились слова Гуго. Он подошел к одному из писцов, взял у него лист бумаги со свежими следами чернил и протянул Амори. – Вот договор. Халиф его утвердит сегодня вечером.

– Тогда мы договорились. – Амори протянул руки, чтобы обнять визиря, но Шавар уже кланялся и отступал.

– Аль-Клата проводит вас в ваш лагерь. Я выбрал подходящее место на берегу Нила, к северу от города. Сегодня вечером я пришлю людей, которые будут сопровождать ваших послов во дворец. А теперь мне нужно поспешить в город, чтобы подготовить халифа к аудиенции с ними. Ма’а ассалама, король Амори.

Визирь вышел из шатра, Аль-Клата, посол, приезжавший в Иерусалим, шагнул вперед и поклонился Амори.

– Если вы не против, великий король, я провожу вас и ваших людей в лагерь.

Аль-Клата повел их по грязной дороге между черными полями, на которых уже появились первые зеленые ростки пшеницы. Впереди высились пирамиды Гизы. Амори придержал свою лошадь так, что расстояние между ним и Аль-Клатой составило десять шагов. Затем, приглушив голос, заговорил с Жильбером Д’Эссайи, магистром госпитальеров. Джон пришпорил коня, чтобы оказаться рядом и услышать, что он скажет.

– Четыреста тысяч динаров! – прошептал король. – Сколько ящиков потребуется, чтобы перевезти такую сумму?

– А что будет после того, как мы изгоним из Египта армию Нур ад-Дина? – мрачно спросил Жильбер. – Шавару мы будем не нужны. Что, если он откажется платить остальное золото?

– Тогда мы его возьмем, – ответил Амори.

– А вдруг не сможем? Каир трудно взять штурмом, и, если мы проведем здесь слишком много времени, Нур ад-Дин атакует наши земли в королевстве.

– Что ты предлагаешь? – спросил Амори.

– Мы оставим гарнизон в Каире, – ответил магистр. – Шавар позаботится о том, чтобы их разместили и накормили. А потом они захватят городские ворота.

– Он на такое никогда не согласится, – возразил король.

– У него не будет выбора, – продолжал Жильбер. – Если мы откажемся, он будет вынужден самостоятельно разбираться с Ширкухом. К тому же он едва ли станет торговаться из-за деталей сделки в присутствии халифа. – Амори молча теребил длинную светлую бороду. – Просто подумайте, сир, если у нас будет гарнизон в Каире, мы сможем получить не только золото. У нас появится возможность заставить Шавара делать то, что мы захотим. Он останется визирем, а вы – повелителем Египта.

Амори кивнул.

– Так и сделаем, Жильбер. Пусть писцы напишут новый договор.

– Сколько у них людей? – спросил Джон, показывая на далекий лагерь Ширкуха на другом берегу Нила, где в вечернем сумраке пылали сотни костров.

– Около шести тысяч, все конные, – ответил Аль-Кади Аль-Фадил.

Египетский чиновник был маленьким горбатым мужчиной с тонкими, испачканными чернилами пальцами. Его прислали, чтобы отвести послов Амори к халифу. Амори вновь выбрал Жоффруа Фульхерия и Гуго де Кесария, а также Джона в качестве переводчика.

– И они не попытались атаковать город? – спросил Джон.

– Атаковать город, перебравшись через реку, самоубийство, – ответил Аль-Кади. – Мы легко их перебьем, когда они будут выбираться из лодок.

– Но тогда получается, что и мы не сможем их атаковать, – заметил Джон.

– Во всяком случае, напрямую, – согласился Аль-Фадил.

Джон посмотрел на лагерь на противоположном берегу Нила. Он не сомневался, что Юсуф там, и ему стало интересно, что подумал бы его друг, если бы сейчас его увидел. По случаю встречи с халифом Джон облачился в парадные одежды священника: тяжелая, вышитая золотом риза поверх белой туники, длинная стола вокруг шеи, лента из декоративного шелка привязана к левой руке, на голове белый полотняный шарф. В футляре, висевшем на кожаном ремне на шее, находились копии договора. Джон не сомневался, что выглядит впечатляюще, но жутко потел в своем одеянии, даже несмотря на то что вечер выдался сравнительно прохладный.

В сгущавшихся сумерках впереди высились освещенные факелами стены Каира. Тропа привела их к воротам, но Аль-Фадил свернул в сторону.

– Почему мы не входим в город? – спросил Гуго, и Джон перевел его вопрос.

– Ваше присутствие может вызвать волнения среди горожан, – объяснил Аль-Фадил. – Мы войдем прямо во дворец.

Аль-Фадил подвел их к узкой полосе земли между каналом и западной стеной города, и Гуго одобрительно присвистнул, глядя на крепостные стены.

– Как вы думаете, какова их высота? – спросил он.

– Может быть, тридцать футов, – ответил Жильбер. – И следует отметить качество работы.

В темноте впереди появились ворота, освещенные факелами.

– Баб аль-Кантара, – сообщил Аль-Фадил.

«Зачарованные врата». Египтянин повел их вверх по склону, через короткий разводной мост к деревянным двойным дверям шириной около десяти шагов. Они распахнулись внутрь, и маленький отряд въехал в помещение с низким потолком, вдоль стен которого стояли стражники. Когда Джон спешился, он заметил, что многие из них сотворили знак против дурного глаза – кольцо из большого и указательного пальцев правой руки, направленное в сторону франков. В помещение с дальней стороны вошел Шавар, и солдаты сразу замерли на своих местах.

– Ас-саляму алейкум, друзья, – сказал он с широкой улыбкой. – Халиф с нетерпением ждет встречи с вами, но сначала я должен попросить вас оставить здесь оружие.

Когда Джон перевел его слова, Гуго нахмурился, однако снял пояс с оружием и протянул его одному из солдат, Жильбер последовал его примеру.

– Вам его вернут, когда вы будете уходить, – заверил их Шавар. – Мои люди отполируют и заточат ваши клинки, и они станут лучше, чем новые. А теперь пойдем. Халиф ждет.

Визирь провел их через вторую комнату, и они оказались во дворе с колоннадой, где цвели дюжины розовых кустов, наполняя ароматом вечерний воздух. Когда Джон вышел в следующий двор, на него зарычала пантера в клетке. Здесь же находились и другие животные, казалось, пришедшие из сказок: лошадь с черными и белыми полосками; странное, похожее на оленя, существо с длинными тонкими ногами и невозможно длинной шеей, и огромный лев с золотыми глазами.

Из зверинца они прошли через анфиладу роскошных комнат и оказались в большом помещении, разделенном посередине занавесом из золотого шелка.

– Вам следует преклонить колени, – сказал Шавар.

Джон опустился на одно колено, но Жильбер и Гуго не шевельнулись.

– Это поможет нам добиться желаемого, – сказал им Джон. – Отказываться невежливо.

Жильбер неохотно опустился на колено, но Гуго остался стоять.

– Я преклоняю колени только перед моим королем и Богом, – прорычал он, – и не стану этого делать перед неверным.

– Это ничего не значит, – заверил его Джон. – Вам нужно преклонить колено, чтобы увидеть халифа.

– Значит, я его не увижу, – заявил Гуго.

Джон не стал переводить его слова.

– Милорд, – сказал он Гуго, – как каноник церкви Гроба Господня, я уверяю вас, что Бог понимает разницу между преклонением колен, чтобы почтить кого-то, и таким же поступком, совершенным под давлением. Само по себе это ничего не значит.

– Ты уверен, священник? – осведомился Гуго.

Джон кивнул. После коротких колебаний Гуго преклонил колено. Шавар положил украшенный самоцветами меч и распростерся на полу, касаясь его лбом. После третьего поклона занавес поднялся. Сначала Джону показалось, что перед ними каменная или деревянная статуя. С головы до ног халиф был укутан в шелка, украшенные самоцветами, лицо скрывала сетчатая вуаль, отчего создавалось впечатление, что черты стерты. Фигура халифа напомнила Джону одну из статуй святых в великолепном портале церкви Гроба Господня. Однако иллюзия исчезла, когда халиф жестом предложил им встать.

Шавар обратился к халифу:

– Преемник посланца Бога, представитель Бога, защитник верующих, могу я представить вам послов франков. – Джон шепотом переводил для Гуго и Жильбера.

– Ас-саляму алейкум, – сказал халиф высоким ломающимся голосом. – Добро пожаловать к моему двору.

Жильбер сделал шаг вперед.

– Великий халиф, я Жоффруа Фульхерий, настоятель храма тамплиеров в Иерусалиме. Да благословит вас Бог и дарует вам радость, здоровье и удачу.

– А я Гуго из Кесарии, да хранит вас Бог.

Джон перевел слова обоих.

– Мы принесли вам договор, подписанный королем Амори, – сказал Жильбер.

Джон достал четыре копии договора из трубы, что висела у него на шее, развернул пергаменты и шагнул вперед, чтобы протянуть их халифу.

– Остановитесь! – приказал Шавар.

Он протянул руку, и Джон отдал ему пергаменты. Шавар быстро их прочитал. Его лицо оставалось невыразительным, но щеки покраснели.

– Мы не договаривались о том, что ваши войска будут расквартированы в Каире, – прошипел он так тихо, чтобы его не услышал халиф.

– Это для вашей защиты, визирь, – ответил Жильбер, как только Джон перевел его слова.

– Мы способны сами себя защитить, – возразил Шавар.

Гуго усмехнулся.

– В таком случае мы уведем нашу армию обратно в Иерусалим.

Шавар покраснел еще сильнее. Халиф наклонился вперед.

– Возникла какая-то проблема, визирь? – спросил он.

– Нет, имам, – ответил Шавар. – Все хорошо. Король франков поможет нам изгнать захватчиков-суннитов с нашей земли.

– Это хорошо. Подпишем договор. – Голос мальчика-халифа стал резким. – Мы должны преподать урок неверным.

Джон знал о противоречиях между суннитами и шиитами, однако удивился. Казалось, халифа не беспокоило, что франки христиане. Мусульман-суннитов он ненавидел гораздо больше.

Шавар повернулся к Жильберу.

– Халиф одобрил договор. – Шавар подошел к столу и подписал все четыре копии. К нему вернулось спокойствие, и он с улыбкой протянул две копии договора Жильберу. – Вот, дело сделано.

– Этого недостаточно, – сказал Гуго.

Улыбка на лице визиря потускнела.

– Прошу прощения?

– Договор всего лишь лист бумаги. Халиф должен дать мне слово, как мужчина мужчине.

– Но… – Шавар ахнул.

Гуго решительно пересек зал и протянул руку халифу, чтобы он ее пожал. Халиф отпрянул, не вставая с трона, и Джон услышал движение клинков – мамлюки, стоявшие вдоль задней стены за троном, обнажили оружие. Шавар поднял руку, чтобы их остановить.

– Милорд! – умоляюще обратился он к Гуго на языке франков. – Вы не можете коснуться халифа!

Гуго даже головы не повернул в его сторону. Он поднес руку к лицу халифа.

– Поклянитесь, что будете выполнять условия договора. – Он посмотрел на Джона, и тот перевел.

– Чего хочет этот человек? – спросил халиф дрогнувшим голосом. – Я уже одобрил договор.

– Вы должны пожать ему руку, – сказал Джон.

Халиф повернулся к Шавару.

– В самом деле?

Последние слова Джон переводить не стал, и Гуго вопросительно на него посмотрел.

– Почему он не хочет дать слово? – резко спросил он. – Я вижу, что за этим кроется предательство.

И вновь Джон не стал переводить слова Гуго.

Шавар проигнорировал последнюю реплику Гуго.

– Да, имам. Это необходимо, – сказал Шавар.

Халиф протянул дрожавшую руку.

– Он должен снять перчатку, – заявил Гуго. – Клятва не обретет силу, пока мы не пожмем руки, плоть к плоти.

Шавар побледнел.

– Но это невозможно! – воскликнул он на языке франков.

– В таком случае договора не будет! – заявил Гуго.

Жильбер кивнул.

– Мы должны быть уверены, что условия альянса буду выполняться.

Шавар перевел взгляд с одного магистра на другого, потом повернулся к Джону.

– Заставь их понять, – заговорил Шавар на арабском. – Халиф не может взять руку мужчины. Это невозможно.

– Даже если это приведет к тому, что договор не будет заключен? – спросил Джон.

– Да, даже в таком случае.

Гуго стоял, положив руки на бедра и воинственно выставив челюсть. Джон сомневался, что магистр прислушается к доводам разума. Джон посмотрел на халифа, подошел к трону, опустился на колени и поклонился так низко, что его лоб коснулся пола.

– Наместник Бога, защитник веры, – заговорил Джон на арабском. – Этот человек не достоин вас лицезреть. Он франк, дикарь, животное. Он замаран и грязен, но он стремится к чистоте. Он хочет принять новую веру.

Халиф наклонился вперед.

– В самом деле? – спросил он.

Гуго положил тяжелую руку на плечо Джона.

– Что ты говоришь, священник?

Джон ему не ответил, он продолжал говорить, обращаясь к халифу:

– Этот человек совершал ужасные вещи. Он осквернял свое тело плотью свиньи, пил алкоголь и убивал людей истинной веры. Но он верит, что, если коснется вашей плоти своей рукой, сможет очиститься.

– Но это же смешно! – усмехнулся халиф.

– Да. Но франки, словно дети, имам, верят в таинственные явления и магию. Вы наверняка слышали, что франки думают, будто ритуалы с хлебом и вином превращают те в плоть и кровь бога Иисуса. И еще они думают, будто рука Иисуса может исцелить больного и воскресить мертвеца. Для франков прикосновение святого человека подобно чуду. Они подобны детям и, если принимают веру, так себя и ведут.

– Проклятье! – прорычал Гуго. – Что ты ему говоришь? И пожмет он, наконец, мою руку или нет?

– Я объясняю ему детали договора, – коротко ответил Джон и снова повернулся к халифу. – Имам, он говорит, что для него станет огромной честью коснуться вашей руки, и после этого он будет считать себя навеки благословленным.

– Он действительно хочет принять истинную веру? – с сомнением спросил халиф.

– Да. – Тут Джона посетило озарение. – Он хочет сражаться с армией суннитов против фальшивого халифа в Багдаде, который многих увел от истинной веры. Он мечтает получить ваше благословение перед тем, как вступить в битву.

– Хорошо, – согласился халиф.

Он снял перчатку, протянул руку, и Джон услышал встревоженные крики стоявших вдоль стены придворных.

Гуго сжал изящную руку халифа с наманикюренными пальцами своей грубой мозолистой лапищей.

– Мы оба клянемся выполнять подписанное сегодня соглашение. И пусть Господь тебя уничтожит, если ты нарушишь свое слово.

– Пусть Аллах даст тебе силы в битве с неверными суннитами, – ответил халиф на арабском.

Гуго отпустил его руку, и халиф вытер ладонь о халат, прежде чем снова надеть перчатку.

– Ладно, – сказал Шавар Джону, затем взял Гуго за руку и повел подальше от трона. – Теперь вы удовлетворены, господин Гуго?

– Да, визирь. Мы союзники и вышвырнем армию Нур ад-Дина с ваших земель.

Глава 4

Лошадь Джона рысью влетела в Нил, разбрызгивая воду, которая сияла серебром в лунном свете. Впереди он видел короля, направившего своего коня поперек реки, со всех сторон доносился плеск воды, но люди и лошади казались лишь смутными тенями в темноте. Джон посмотрел вверх по течению. Светлое пятно на горизонте указывало на местонахождение Каира. Теперь его лошадь уже плыла, и теплая вода Нила доходила Джону до пояса. Через мгновение они выбрались на песчаный берег небольшого острова, со всех сторон его окружали рыцари, в темноте ржали лошади. Джон единственный из всех не носил доспехи, он прибыл сюда в роли священника и переводчика, чтобы помогать после сражения.

После того как они почти месяц наблюдали за армией Ширкуха, разбившей лагерь на противоположном берегу Нила, когда никто из них не мог пойти в атаку, Шавар придумал план, рассчитанный на то, чтобы застать врага врасплох. Он отправил к ним сотню армянской кавалерии, элитный отряд, воевавший на стороне халифа, несмотря на то что они были христианами. Они присоединились к четырем сотням рыцарей франков и под покровом темноты двинулись на север, вниз по течению, пока на небе лунный полумесяц. Наконец, когда луна достигла высшей точки, их проводник-египтянин остановился на берегу и показал на остров, деливший Нил на две части, что делало возможным для кавалерии его форсировать.

Джон пересек остров, снова направил лошадь в воду и вскоре выбрался на другой берег, где всадники уже строились в колонну по пять в ряд. Он занял место в ее хвосте. Между тем впереди Амори привстал на стременах и обратился к своим воинам:

– Сегодня мы будем сражаться во имя Бога, чтобы прогнать сарацин с этих земель! Скачите вперед, скачите быстро, и, когда мы доберемся до их лагеря, никого не щадите! Наполните Нил кровью почитающих камень ублюдков с задницами вместо лиц! За Христа!

– За Христа! – взревели в ответ франки, и армия двинулась вперед рысью.

Стук копыт по песчаной дороге и звон оружия присоединились к хору лягушек на берегах Нила. Лягушки замолчали, когда небо начало бледнеть, окутав призрачным сиянием огромные зеленые поля по обе стороны реки. Далеко впереди Джон видел пирамиды и поселение Гиза, примостившееся у их оснований. На юге города в предутреннем свете горели сотни кухонных огней.

– За Христа! – взревел Амори и пришпорил своего скакуна, переходя на галоп.

Его люди мчались за ним, из-под копыт лошадей в воздух поднимались тучи песка, и Джон перевел своего скакуна на шаг, позволив рыцарям его опередить. Они галопом влетели во вражеский лагерь, и вскоре Джон услышал крики, но не удивления и боли, а разочарования. Добравшись до лагеря, он понял причину. От вражеской армии остались лишь тлеющие угли костров. Она ушла до прихода франков.

И тут Джон услышал новые крики, на сей раз стоны боли мешались с испуганными голосами женщин. Над Гизой поднимался дым. Обнаружив, что лагерь врага опустел, рыцари отправились грабить город. Джон услышал особенно пронзительный крик и поморщился. Он подумал о Зимат и о том, что станет делать, если рыцарь-франк попытается ее изнасиловать.

Джон ехал в сторону Гизы, когда увидел Онфруа, сердито пинавшего тлевшие угли в одном из костров для приготовления пищи.

– Трусливые тухлые ублюдки, – бормотал коннетабль. – Проклятые Богом неверные. Вонючие ослиные члены!

– Прошу прощения, милорд, – сказал Джон, прервав поток ругательств. – Быть может, вам следует остановить воинов.

– Пусть развлекутся. У них кипит кровь, им необходимо повеселиться.

– Египтяне наши союзники. Халифу не понравится, что наши солдаты грабят и насилуют его подданных.

– Жители Гизы дали убежище врагам Египта. Они сами виноваты.

Джон нахмурился. Горожане едва ли имели возможность отказаться снабжать или пустить на постой армию Ширкуха. Он с отвращением отвернулся и увидел Амори, который стоял на коленях на песчаном берегу, сложив перед собой руки. Джон подъехал к нему и спешился. Король встал.

– Трусливые ублюдки, – пробормотал он и зевнул. – Я напрасно пожертвовал целую ночь сна. – Король заметил выражение лица Джона. – Ты выглядишь так, словно потерял друга, Джон. Что случилось?

– Солдаты грабят Гизу, – ответил он.

– Да, грабят, – спокойно ответил король.

– Это нечестивое дело, сир, – сказал Джон.

– Таковы правила войны, Джон. – Амори повернулся, собираясь уйти.

Джон с трудом удержался от особенно сильного ругательства. И тут на него снизошло вдохновение.

– Именно по этой причине к вам приходил Бернард, сир!

Амори остановился.

– Что ты имеешь в виду?

– Бернард сказал, что вы плохой христианин. Он прав, но не из-за того, что вы делаете в своей спальне, пусть такие вещи и не радуют нашего Бога. Нет, дело в таких моментах, как этот, сир. Когда вы позволяете невинным гибнуть под ударами меча, вы становитесь недостойным носить истинный крест.

Амори наморщил лоб.

– Возможно, ты прав. Онфруа! Онфруа!

Коннетабль тут же к нему подошел.

– Отправляйся в Гизу и возьми с собой людей, чтобы навести там порядок. Скажи им, что всякий, кто тронет жителей Гизы, лишится головы.

– Но сир…

– Выполняй!

Король смотрел вслед удалявшемуся Онфруа, а через некоторое время крики, доносившиеся из города, стихли.

– Сегодня вы поступили, как угодно Господу, – сказал Джон.

– Хм-м-м. – Король вытащил из висевшего на поясе кошелька цепочку с фрагментом истинного креста и надел ее на шею. – Посмотри, Джон! – воскликнул он, глядя на большую барку, скользившую по поверхности Нила под ударами весел. На корме стоял Шавар. – Пойдем со мной. Будешь переводить.

Они встретили барку, подплывшую к берегу. Шавар сошел на песок, держа в руке чашу с вином.

– Да дарует вам Господь хороший день, король Амори! Я уверен, что вы испытываете жажду после долгой скачки. – Он протянул королю чашу.

Амори опустошил ее, вино пролилось на его светлую бороду, и она стала фиолетовой.

– Трусливые ублюдки сбежали из ловушки, – сказал Амори.

– Действительно, – ответил Шавар. – Мои разведчики сообщили, что армия Ширкуха начала покидать лагерь через несколько часов после полуночи. Они направляются против течения в Верхний Египет.

– Нам нужно последовать за ними, – сказал Амори. – Как скоро ты сможешь переправить свою армию через Нил?

– К завтрашнему полудню, – ответил Шавар.

Амори нахмурился.

– Разве они не могут двигаться быстрее?

– Нам незачем спешить, – с улыбкой заверил его Шавар. – Ширкух совершил фатальную ошибку. Он направляется на юг, в пустынные земли. Если он отойдет от Нила, его люди погибнут от жажды. Мы можем спокойно его преследовать. Теперь ему не спастись.

Джон вытер пот со лба и заново повязал голову куском ткани, который защищал ее от яростного солнца. Они уже три недели преследовали армию Ширкуха, и за это время лето полностью вступило в свои права. В миле впереди, на вершине горы, они видели город Аль-Бабейн, стены которого, казалось, дрожали в потоках жаркого воздуха. По большей части это были руины, наполовину занесенные песком камни, торчавшие в пустыне, точно выбеленные солнцем кости огромного зверя.

– Банда жалких задниц! – выругался Амори, ни к кому конкретно не обращаясь. Лицо короля стало ярко-красным. – Всякий раз, когда мы к ним приближаемся, они убегают. Почему эти трусы не останавливаются и не принимают сражение!

Угадать причину было совсем не трудно. Джон посмотрел назад, на объединенную армию франков и египтян, маршировавшую за ними. Солдаты шли по четыре в ряд, одно каре за другим, посередине ехала кавалерия. Всего десять каре, состоявших более чем из двух тысяч рыцарей и восьми тысяч пехотинцев.

– Ширкух вовсе не трус, сир, – сказал Джон. – Однако он и не глупец. Мы превосходим его войско численностью почти в два раза.

Амори скептически фыркнул.

– Милорд! – Коннетабль Онфруа показывал куда-то вверх по течению.

Они двигались вдоль поворота реки, и Джон увидел армию Ширкуха, выстроившуюся в длинную боевую линию к западу от нее.

На губах Амори появилась широкая улыбка.

– Слава тебе, Господи! – взревел он. – Наконец у нас будет сражение! Коннетабль, строй армию. Я хочу, чтобы мои рыцари и пехота заняли позицию в центре. Пусть армянская кавалерия и каирская кавалерия защищают наши фланги, часть местной оставим в резерве.

– Слушаюсь, сир. – Онфруа начал выкрикивать приказы.

Амори повернулся к Джону.

– Ну, что скажешь, святой отец? Сегодня Господь благоволит к нам?

– Бог не говорит со мной, сир, – ответил Джон.

– Но ты же священник, – возразил Амори.

– Я не верю, что Бог решает исход сражений между людьми, сир.

Амори нахмурился.

– Однако тут мы не можем знать наверняка, ведь так? – Он поцеловал фрагмент истинного креста, висевший у него на шее на цепочке, и его губы зашевелились в безмолвной молитве.

– Сир! – закричал Джон. – Смотрите!

Ряды сарацин смешались, а потом обратились в бегство вверх по течению реки. Прошло всего несколько секунд, и вся армия Ширкуха побежала.

– Будь они прокляты, неужели опять! – прорычал Амори. – Проклятые, жалкие… Нет, на этот раз они не сбегут. – Он закричал: – Коннетабль! Коннетабль!

– Да, сир? – спросил Онфруа, который галопом направил своего коня к королю.

– Мы оставим пехоту позади и начнем их преследовать, – заявил Амори.

– Вы уверены, сир? – спросил Онфруа. – В таком случае они получат численное преимущество.

– Один наш рыцарь стоит троих сарацин. Мы догоним их, а потом прикончим ублюдков, всех до единого.

– Да, сир.

Амори повернулся к Джону:

– Благословите меня, отец. – Джон колебался. Он никогда прежде никому не давал благословения. – Проклятье! Я не могу ждать целый день! Сделай это, Джон!

Джон перекрестил короля.

– In nomine patris, et filii, et spiritus sancti[22]. Дай этому человеку мужество, чтобы скрестить мечи с врагами, и силу победить их. – Перед глазами у Джона промелькнуло лицо Юсуфа, и он добавил: – И мудрость, чтобы показать милосердие в победе.

– Аминь! – объявил Амори.

Один из оруженосцев Амори протянул ему щит и длинное копье. Остальные рыцари выстроились вокруг него. Джон отъехал в сторону, уступая им место рядом с королем.

– С нами Бог! – закричал Амори. – За Христа!

Раздался зов трубы, и король галопом помчался вперед, за ним последовали его рыцари, армяне и местная кавалерия. После коротких колебаний Джон снял с седла булаву и поскакал за ними, решив, что не позволит, чтобы началась бойня, как в Гизе.

Джон скакал вдоль реки, мимо полей, пальмовых рощ и темных вод Нила, который протекал у Аль-Бабейна. Он придержал лошадь, когда догнал местную кавалерию, и его окутала густая туча пыли. Внезапно всадники перед ним свернули вправо и помчались через зеленые поля, оставляя за собой широкую полосу растоптанной пшеницы. Пыли стало меньше, и Джон видел впереди рыцарей и сарацин. Они остановились и образовали боевую линию. За ними обработанные поля сменялись утоптанной землей и барханами, под яркими полуденными лучами блестел песок.

Атака франков замедлилась, а потом остановилась. Амори сформировал свою линию всего в сотне ярдов от сарацин, достаточно близко, чтобы видеть лица врагов. Джон оказался на правом фланге, рядом с местными христианами. В центре строя сарацин он заметил знамя с орлом Юсуфа. Раздался зов трубы, и христиане пошли в атаку.

Джон остался на месте и наблюдал, как рыцари франков врезались во вражеский центр, который стал отступать, потом сарацины и вовсе повернулись, намереваясь бежать в пустыню. Амори и его люди последовали за ними и вскоре исчезли за невысокими барханами. Но оставшаяся часть армии мусульман не отступила, левое и правое крылья атаковали конницу армян и местных христиан, у которых после того, как рыцари-франки исчезли из виду, не осталось особого желания сражаться. Несколько сотен сарацин развернулись и поскакали в пустыню вслед за франками, отсекая им путь к отступлению. Амори оказался слишком нетерпеливым и угодил в ловушку.

Джону не требовалось смотреть на происходящее, чтобы понять, чем завершится сражение. Он развернул лошадь, пустив ее галопом, промчался мимо фермера, рыдавшего над растоптанным урожаем, и вскоре оказался на шедшей вдоль реки дороге. Он направлялся туда, где находился резерв пехоты. Когда он их увидел, то обнаружил, что солдаты начали разбивать лагерь.

– Сарацины! – закричал он, проносясь мимо солдат, которые ставили палатки и разжигали костры. – Сарацины близко! – Несколько солдат посмотрели на него, но никто не перестал заниматься своим делом. Джон остановился возле одного из воинов тамплиеров. – Послушай, как тебя зовут? – Тот удивленно взглянул на Джона, который поднял булаву. – Твое имя!

– Рено, но все называют меня Резчик, святой отец.

– Я каноник церкви Гроба Господня, я выше тебя перед Богом, ты должен делать то, что я скажу. От этого зависит жизнь каждого воина нашей армии.

Тамплиер заморгал, но кивнул.

– Да, святой отец.

– Наша армия разбита, – продолжал Джон. – Сарацины скоро будут здесь, и, если мы не подготовимся, скоро здесь начнется настоящая бойня. Построй солдат в шеренги. Я даю тебе разрешение убить всякого, кто не послушается. Ты понял? – Тамплиер снова кивнул. – Хорошо. А теперь выполняй приказ, и да поможет тебе Бог!

Тамплиер побежал к другим солдатам, и очень скоро они строили в шеренги египетскую и христианскую пехоту, те, кто не спешил подчиниться приказам, получали болезненные удары. На тамплиеров всегда можно рассчитывать, когда речь идет о выполнении приказов. Джон посмотрел вверх по течению реки и увидел тучу приближавшейся пыли. Должно быть, армянская и местная кавалерия обратилась в бегство. Сарацины наверняка их преследовали. Джон повернулся к пехоте, выстроившейся в длинную колонну.

– Сплотить ряды! – крикнул он, проезжая вдоль передней линии. – Выставить перед собой щиты! – приказал он египтянам, которые не сразу поняли, что от них требуется, и остановился возле нескольких дюжин солдат, которые не заняли места в колонне. Они затаскивали в фургоны тяжелые ящики. – Что вы делаете?

– Это золото, которое египтяне нам заплатили, – объяснил один из них, и Джон узнал писца Амори. – Я за него отвечаю по приказу короля.

– Оставь его.

– Вы представляете, сколько золота в этих ящиках? – спросил возмущенный писец.

– Двести тысяч динаров, – ответил Джон. – И, если ты оставишь их здесь, сарацины остановятся, чтобы захватить добычу, вместо того чтобы вас преследовать, набивая ваши задницы стрелами, как подушечки для булавок. Лучше потерять золото, чем людей.

– В самом деле? – спросил писец.

Джон поднял булаву.

– Оставь золото, или первым лишишься жизни, друг.

После короткого колебания писец приказал своим людям присоединиться к колонне. И очень вовремя. Первые армяне уже промчались мимо, и Джон видел ряды конницы сарацин, огибавших излучину реки.

– Ладно, воины! Сплотить ряды! Вперед!

Арабский скакун Юсуфа легко преодолевал глубокий песок, огибая небольшой холм. Его люди разделились после того, как оказались в пустыне, и теперь за ним следовали только Каракуш, Аль-Маштуб и еще десяток воинов. Рыцари франков также потеряли строй, когда бросились преследовать врага. И, хотя Юсуф не видел их среди барханов, он слышал громкие крики:

– За Христа! За королевство!

Однако теперь они доносились с разных сторон. Юсуф поднял зажатый в одной руке лук, остановился на плоском участке между барханами и посмотрел на Каракуша.

– Хватить бегать, друг. Пора заняться охотой, – сказал он.

Юсуф повел их обратно по собственным следам, которые извивались между невысокими барханами. Постепенно разрозненные боевые крики франков стихли, и стали слышны вопли боли и страха, когда люди Ширкуха перешли в наступление. Тяжелые лошади франков плохо передвигались по глубокому песку, и всадники становились легкой добычей. Юсуф обогнул очередной холм и в дюжине ярдов увидел семерых рыцарей, чьи лошади с трудом преодолевали песок.

– За ислам! – закричал Юсуф, накладывая стрелу на тетиву.

– За Христа! – крикнул в ответ рыцарь, возглавлявший маленький отряд.

Однако его крик прервала вошедшая в горло стрела Юсуфа. Остальные рыцари пошли в атаку, Юсуф и его люди разделились и стали кружить вокруг рыцарей, непрерывно стреляя из луков. Вскоре две лошади пали, и рыцари обратились в бегство.

Юсуф убрал лук за спину, взял в одну руку щит и обнажил меч.

– За Аллаха! – выкрикнул он и пустил лошадь галопом за рыцарями.

Лошадь Юсуфа быстро сокращала расстояние до тяжелых боевых коней франков. Догнав последнего рыцаря, Юсуф нанес рубящий удар, но франк отбил его щитом и попытался достать Юсуфа своим клинком, однако тот легко уклонился и снова направил коня к рыцарю, в этот момент они обогнули следующий бархан и увидели еще дюжину франков.

Юсуф заметил штандарт короля, который развевался над ними, но уже в следующее мгновение его окружили, и ему пришлось защищать собственную жизнь. На него обрушился меч, он чудом сумел принять его на щит и пришпорил своего скакуна, рассчитывая выбраться из кольца врагов, однако получил такой сильный удар мечом по спине, что его толкнуло на шею лошади, впрочем, кольчуга его защитила. Он едва успел выпрямиться, чтобы отбить новый выпад – в противном случае он бы лишился головы, – и сердце быстрее забилось у него в груди: Юсуф узнал своего противника. Это был король. Юсуф нанес рубящий удар, направленный в голову врага, но тот парировал его щитом. Король поднял меч, но замер на месте, когда ему в грудь вонзилась стрела.

Из-за холма появилась дюжина мамлюков во главе с Ширкухом, которые принялись кружить возле христиан, стреляя из луков. Еще одна стрела попала королю в грудь. Кольчугу она пробила, но Амори защитил нижний кожаный доспех, и Юсуф не увидел крови.

– Ко мне! – закричал Амори. – Отступаем! Отступаем! – Он отбил последнюю атаку Юсуфа и пришпорил лошадь, которая поскакала прочь, легко отталкивая в сторону более легких коней мамлюков.

Полдюжины уцелевших рыцарей поспешили за ним.

– Это король! Не дайте ему уйти! – крикнул Юсуф, отправляя свою лошадь в галоп.

Он почти сразу догнал последнего франка. Рыцарь взмахнул мечом, но Юсуф его отбил, тут же сделал ответный выпад и попал врагу в подбородок. Кровь брызнула на песок, и рыцарь упал.

Теперь Юсуфа от короля отделяло пять воинов. Он снова пришпорил своего скакуна, промчался сначала мимо одного, потом второго, принял удар на щит, когда обгонял последнего франка, и теперь перед ним остался только король.

В этот момент справа, из-за песчаного холма, появилась группа рыцарей. Юсуф успел поднять щит, защищаясь от копья, но удар выбил его из седла. Он приземлился на мягкий песок и свернулся в клубок, когда рыцари-франки проскакали над ним. Некоторое время он лежал неподвижно, вокруг раздавалось ржание лошадей и скрежет стали, потом наступила тишина. Юсуф медленно поднялся на ноги. Рыцари и король вместе с ними исчезли. Он нигде не видел ни собственных воинов, ни Ширкуха и его свиты. Лошадь также исчезла. Юсуф громко свистнул, однако его скакун не вернулся, и Юсуф присел на песок. Он понимал, что не имело никакого смысла пытаться вернуться в лагерь пешком, он только заблудится среди барханов.

Прошло довольно много времени, прежде чем он услышал топот копыт.

– А вот и ты, молодой орел! – воскликнул Ширкух, появляясь из-за бархана. Он соскользнул с седла и обнял Юсуфа. – Благодарение Аллаху, ты жив! – Ширкух улыбнулся. – Франки бежали. И мы заполучили их золото.

– А что с королем? Он спасся?

– Спасся? Скорее, сбежал, – ответил Ширкух.

– А разве нам не следует попытаться его догнать?

– Терпение, молодой орел, – улыбнулся Ширкух. – Их пехота не пострадала, и они все еще превосходят нас числом. Даже после больших потерь. Мы позволим им вернуться в Каир и зализать раны.

– А куда направимся сами?

Ширкух криво улыбнулся.

– Как легче всего убить змею? – спросил он. – Отрубить ей голову.

– Значит, в Каир, – сказал Юсуф.

– Нет, в Александрию, – возразил Ширкух. – Каир удерживает халиф, но именно Александрия является источником богатства Египта и дает ему доступ к морю. Это торговый центр мира, где Восток встречается с Западом, и там завершают свой путь караваны из Индии. Мы захватим город.

Сияющая жемчужина Средиземноморья, Город специй, Город шелка, Город чудес – Аль-Искандария. Александрия раскинулась перед Юсуфом, когда он стоял у окна на высоком маяке. Корабли у причала напоминали детские игрушки. Иглы Клеопатры, обелиски-близнецы, что стояли в порту, казались не больше зубочисток.

Они прибыли в Александрию сегодня. Делегация горожан встретила их возле стен и принесла Ширкуху голову фатимидского градоначальника. Жители Александрии по большей части были мусульманами-суннитами и коптскими христианами[23] – и те и другие ненавидели халифа-шиита в Каире и с радостью приняли армию в своем городе. Когда солдаты заняли башни, возвышавшиеся над стенами, правитель города, копт по имени Паломон, отвел Ширкуха и Юсуфа на маяк, чтобы они посмотрели на город и наметили план обороны.

Конечно, Юсуф слышал о маяке. В детстве наставник, Имад ад-Дин, рассказывал ему, что его построили греки около тысячи лет назад. Он описывал маяк как одно из чудес света, самое высокое сооружение, когда-либо возведенное человеком, работу, достойную самого Бога. Однако все слова меркли перед картиной, открывшейся Юсуфу. Широкое основание маяка было выше массивных стен Александрии, он поднимался вверх тремя ступенями, первая из которых представляла собой огромный квадратный блок высотой с самые грандиозные башни, когда-либо виденные Юсуфом.

На нем стояла восьмиугольная башня, а венчала гигантское сооружение башня круглая, вершина которой касалась облаков. Невозможно было поверить, что нечто столь высокое способно стоять. Секрет, как рассказал им Паломон, состоял в том, что огромные белые каменные блоки утяжелены свинцом.

Когда они добрались до вершины, солнце уже садилось. Ширкух тяжело дышал, каждый шаг давался ему с трудом, лицо стало малинового цвета, и Юсуф начал опасаться, что его крепкий кривоногий дядя не переживет подъема. Наконец ступеньки закончились, и они вошли в круглую комнату со сводчатыми окнами. Ширкух, пошатываясь, подошел к окну и оперся о проем. Юсуф присоединился к нему, и оба довольно долго молчали.

– Должно быть, такие же чувства испытывает Аллах, – наконец, произнес Юсуф.

– Она впечатляет, не так ли? – спросил Паломон, поднявшийся вслед за ними. – И все же Александрия теперь меньше, чем была когда-то. Руины за стенами показывают границы древнего города. Каналы доставляют воду из озера Марьют, которую используют для орошения общественных садов, которые находятся вон там. – Он указал на большие зеленые участки в юго-восточной части города. – Сады обеспечат город едой в случае осады. – Паломон махнул рукой в сторону противоположной части города, где стояли огромные здания, построенные из белых камней, положенных один на другой. – Это Дар аль-Султан, дворцовый комплекс. Вы остановитесь там, эмир.

Юсуф слушал его не слишком внимательно, он изучал городские стены. Они достигали двадцати футов в высоту и почти столько же в толщину.

– Четверо ворот, – посчитал он, – и двадцать одна башня.

– Сколько людей может выставить город для защиты стен, если начнется осада? – спросил Ширкух у Паломона.

– Фатимидские солдаты в тюрьме или сбежали. Мы можем вооружить около пяти тысяч человек, но они не воины.

– Мы будем держать их в резерве, – сказал Ширкух, обращаясь к Юсуфу. – У нас шесть тысяч воинов. Они будут охранять стены. На башнях поставим по пятьдесят человек и по сотне возле каждых ворот. И тогда останется… – Он начал считать на пальцах.

– Четыре пятьсот, – сказал Юсуф.

– Да, четыре пятьсот в резерве, – согласился Ширкух. – Плюс жители Александрии. Половину мы поставим возле дворца, другую – на востоке, рядом с садами.

Юсуф не ответил. Он высунул голову в окно, чтобы осмотреть основание башни. Неожиданно он почувствовал себя не слишком уверенно, словно находился на корабле в море и под ним раскачивалась палуба. Он вцепился в край оконного проема, но башня не перестала двигаться. Юсуф отвернулся в сторону, и его вырвало.

– Так случается со многими во время первого посещения башни, – сказал Паломон. – Пойдемте. На вершине маяка находится коптская церковь. Священникам разрешают там молиться, но они должны поддерживать огонь. У них найдется вода, чтобы вы смогли сполоснуть рот.

Он повел их наверх, и они оказались в похожем помещении, но здесь у восточной стены стоял алтарь с висевшим над ним крестом. Комната была пустой.

– Священники находятся выше, у огня, – сказал Паломон и начал подниматься по лестнице.

Когда Юсуф вошел в следующую комнату, он ощутил волну горячего воздуха, как если бы оказался возле печи. Огромный огонь пылал в гигантской бронзовой жаровне, установленной в центре, дым поднимался к покрытой сажей дыре в потолке, два священника бросали дрова в огонь. Они были в набедренных повязках, и их кожа блестела в отсветах пламени. Третий священник в коричневом одеянии перемешивал дрова длинным бронзовым прутом. В комнате царила такая жара, что даже дышать было трудно.

Паломон помахал рукой священнику, который следил за огнем.

– Отец Иосиф! Воды!

– Воды! – прокричал в ответ священник, чтобы перекрыть рев пламени.

Отложив бронзовый прут, он подошел к бочке, достал из нее чашу с водой, пересек комнату и протянул чашу Юсуфу. Вода была теплой. Юсуф прополоскал рот и выплюнул в окно.

– Шукран! – крикнул он и отвернулся.

Он больше не мог терпеть жар, быстро спустился вниз и встал возле окна, жадно вдыхая прохладный морской воздух.

Ширкух присоединился к нему и указал на раскинувшуюся внизу Александрию. Последний луч заходящего солнца озарил город, превратив воду в каналах в расплавленное золото.

– Ты только посмотри, – прошептал Ширкух Юсуфу. – Самый прекрасный город в мире! И он наш!

Юсуф стоял у окна маяка и смотрел вниз, где волны разбивались о скалу у его основания. Лучи рассветного солнца окрашивали белую пену в розовый цвет. Каждое утро Юсуф поднимался на маяк, но сначала ему пришлось преодолеть свою слабость – головокружение и тошноту. Через неделю рвота прекратилась, и он обнаружил, что наслаждается потрясающим видом, который открывался с вершины башни. Он посмотрел в сторону моря. Бесконечная череда волн тянулась до самого горизонта и с такой огромной высоты казалась застывшей в неподвижности. Он закрыл глаза и глубоко вдохнул терпкий морской воздух.

– Прошу меня простить, господин.

Юсуф открыл глаза и увидел Сакра, мальчика, которого много лет назад нашел в пустыне после того, как Рено и его люди убили его семью. Теперь Сакр больше не был мальчиком, и прошел уже почти год с тех пор, как он стал мамлюком. Сакр обладал прекрасным зрением, поэтому его ставили наблюдателем. Он утверждал, что способен заметить зайца, сидящего неподвижно в песках на расстоянии в восемьсот шагов.

– Мне кажется, я что-то заметил, – сказал молодой мамлюк. – На востоке.

Юсуф пересек помещение, и ему пришлось прищуриться – так ярко сияло встававшее солнце. Вскоре он сумел разглядеть на значительном расстоянии тучу пыли.

– Песчаная буря? – предположил Юсуф.

– Посмотрите еще раз, господин, и вы заметите отблески солнца на стали, – ответил Сакр. – В пыли движутся всадники.

– Хм-м-м. Да. – На самом деле Юсуф ничего не видел.

Ему было всего двадцать восемь лет, но его зрение ослабело. Впервые в жизни он почувствовал себя старым. Но в следующее мгновение он заметил блеск стали. А потом еще и еще. Сотни отблесков. Целая армия.

– Хорошая работа, Сакр! Поспеши во дворец, предупреди Ширкуха. Передай ему, чтобы пришел сюда.

К тому моменту, когда появился задыхавшийся и покрасневший Ширкух, равнина, расположенная к востоку от города, оказалась до самого горизонта заполнена солдатами объединенной армии франков и египтян.

– Сколько их? – спросил Ширкух, присоединившись к стоявшему у окна Юсуфу.

– Более десяти тысяч, – ответил Юсуф. – Слишком много, чтобы мы могли дать сражение.

Ширкух нахмурился.

– Им нет нужды сражаться, – проворчал Ширкух. – Они перекроют каналы, а потом подождут у стен, когда у нас закончится еда и вода. Они позволят голоду и жажде сделать за них всю работу.

– Что будем делать? – спросил Юсуф.

Ширкух почесал бороду и задумался.

– Мы уйдем, – наконец, сказал он.

– Но мы не можем бросить жителей Александрии. Мы обещали защищать город.

– Так мы и поступим. Ты останешься здесь с тысячей воинов. А я уведу оставшуюся армию на юг, в Верхний Египет. Остается надеяться, что мои рейды отвлекут армию франков от стен Александрии.

Юсуф снова бросил взгляд на вражескую армию, которая продолжала приближаться.

– А если франки не уйдут?

– Ты должен удерживать город столь долго, сколько сможешь.

Глава 5

Джон сделал глубокий вдох и опустил голову в холодную воду озера Марьют. Осада продолжалась уже четыре месяца. Наступила осень, но Джон не отказывался от все более бодрящего утреннего купания. Сначала так он спасался от жары. Теперь искал спокойствия, которого не мог найти в лагере. За спиной у него сотни мусульман из египетской армии стояли на коленях у берега и молились. Они также приходили сюда каждое утро. Джон находил тихий рокот их голосов умиротворяющим. Он дожидался, когда они закончат, а потом выходил на берег. Надевая льняную тунику и сандалии, он смотрел на восток. Край солнца только что показался над горизонтом. Значит, очень скоро его будут ждать в шатре Амори.

Джон следом за египетскими солдатами возвращался в лагерь мимо пустых полей, с которых давно собрали урожай. Гряда невысоких холмов находилась между ним и городом, там расположились армии египтян и франков, люди Шавара – к западу от южных ворот, а войско Амори – к востоку. Ровный участок земли между ними обычно оставался пустым, но, когда Джон подходил к нему, он увидел, что там собралась толпа. Дюжину франков возглавлял крепкий мужчина с глазами-бусинками. Напротив него стоял высокий египетский солдат, за ним – дюжина мамлюков.

– Тошнотворные смердящие камнепоклонники! – кричал франк. – Вы крадете наше зерно. Признайтесь! – И он указал коротким толстым пальцем на египтянина.

– Нагиль! – презрительно ответил египтянин. – Кол кара!

– Ну и что сказал грязный сын шлюхи? – потребовал ответа один из франков.

– Ешь дерьмо, – ответил египтянин, тщательно выговаривая слова на языке франков.

Франк с глазами-бусинками попытался его ударить, но египтянин уклонился, а один из его товарищей толкнул обидчика сбоку. Началась драка. Джон постарался их обойти. Даже если бы его не ждали в шатре короля, он вряд ли сумел бы ее остановить. С того момента, как Ширкух начал нападать на караваны с припасами для армии, идущие из Каира, напряжение в лагере постоянно росло. Солдаты грабили соседние фермы, пытаясь найти там провизию, но еды постоянно не хватало. И по мере того как осада продолжалась, терпение солдат подходило к концу. Теперь драки между франками и их союзниками египтянами случались почти каждый день.

Стражи у входа в шатер Амори кивнули Джону, когда он подошел. Внутри Амори завтракал вареной пшеницей.

– Сир, – сказал Джон и опустился на колени.

Шавар вошел сразу после того, как Джон поднялся на ноги. Вслед за визирем появился темнокожий египетский солдат.

– У меня плохие новости, – бодро заявил Шавар.

– Проклятье, и почему же ты так веселишься? – проворчал Амори.

– Я уверен, что чувство юмора лучшее средство от неудач. Нур ад-Дин вошел в Антиохию и одержал сокрушительную победу. Боэмунд из Антиохии и Раймунд из Триполи попали в плен.

– Что? – вскричал покрасневший Амори. – Т-ты уверен?

– Да, – кивнул Шавар. – В Каире об этом узнали два дня назад через голубиную почту. А мне сообщили сегодня утром.

– Гвозди Господни! – выругался Амори. – Теперь, когда Боэмунд и Раймунд разбиты, некому защищать северную границу королевства.