– Входи, Регги, входи!
– Здравствуй, дядя.
– Ну что, нашлась?
– Дай сначала раздеться!
– Прости, просто я…
– Нет, не нашлась. Денег тоже нет.
– А я думал… Вроде бы слышал, что нашелся дом и…
– Ложный след. Элай нам соврал, дядя. Непохоже, что можно вернуться и спросить его снова.
– Но вы говорили…
– Я помню, что мы говорили. А сейчас мотай на ус: мы промахнулись.
– Очень жаль. Значит, я напрасно надеялся. В прошлый раз я слышал про твердую уверенность. Просто я разочарован. Если хочешь, можешь выпить кофе.
– Спасибо.
– Я по-прежнему ценю все, что вы для меня делаете.
– Да ладно, дядя.
– Серьезно. Знаю, я утомляю тебя своими разговорами, но это правда. Кроме тебя, у меня никого нет. Ты мне как родной ребенок, которого у меня никогда не было, Регги.
– Помни, я больше не ребенок.
– Да, ребенок вырос. Вырос быстро и рано.
– У меня не было выбора. Хороший кофе!
– Жаль, что мы не могли быть вместе раньше.
– Мне никогда не приходило в голову осуждать тебя. Посмотри, разве ты замечаешь во мне какую-то зацикленность? Ну, как? А ведь все это произошло именно со мной! Если я смогу двигаться дальше, то и ты сумеешь.
– Для меня это трудновато.
– Ты живешь в прошлом. Вот в чем твоя проблема, дядя. Из-за этого и возникают они в последнее время! У тебя не получается осознать правду.
– Просто я надеялся, что она нашлась.
– Я не опускаю руки.
– Вижу по твоему лицу, что надежды больше нет. Ты думаешь, что все это глупости. Считаешь, что это не имеет значения.
– Неправда. Слушай, я догадываюсь, почему тебе это так важно, почему тебе так важна она. А ты важен для меня. Ты, дядя, один из двух людей, кто мне небезразличен.
– Знаешь, что я никак не пойму в тебе?
– Что же?
– Ты понимаешь людей, умеешь читать их мысли, разбираешься в чувствах, видишь насквозь, но в тебе нет… не найду правильного слова…
– Любви?
– Нет, я другое хотел сказать.
– Сочувствия?
– Вот-вот, его самого.
– Это потому, что я тебя люблю, дядя. Очень люблю. Но сочувствие? Кажется, я понимаю, что заставляет людей шевелиться. Знаю их нутро. Мне нужно знать их эмоции. Нужно знать, когда им страшно. Мне необходимо чувствовать их страх, но у меня нет к ним зла. Иначе у меня бы ничего не получалось.
– Мне бы хотелось быть таким, как ты. К этому чертову Элаю я испытывал именно сочувствие. Он казался мне потерянным ребенком – то есть никаким ребенком он уже не был, ему было года двадцать два. Я считал, что правильно поступаю с ним, Регги, честное слово. И тут этот сукин сын наносит мне удар в спину!
– Наверное, он связался с другой заинтересованной стороной.
– Только не это!
– Ничего особенного, подумаешь, первоначальный контакт! Подробности он придерживал до очной ставки, которая теперь, конечно, не состоится. Похоже, он сказал нам правду о том, как с ней поступил, а вот насчет того, где это произошло, обманул. В дом к учителям можно было не заглядывать. Я уже сомневаюсь, что кто-то что-то знал. Давал ли кто-нибудь свое согласие.
– Не понимаю…
– Не беда. Вот что я тебе скажу: мне понадобится больше людей и гораздо более крупный аванс.
– Элай забрал все, что у меня было отложено, Регги.
– Ладно, обойдусь. Вложу собственные деньги. Возврат налогов – хорошая штука. Позволяет кое-что припасти. Когда все закончится, я не только верну свои вложения и твои деньги, будет много других денег. Как выяснилось, у всего этого привлекательная изнанка.
– Я по-прежнему не понимаю…
– Ну и ладно, тебе не обязательно. Просто не мешай мне делать то, что у меня получается лучше всего.
– Мне не верится… После стольких лет я в конце концов получаю ее назад, а потом снова теряю. Знаешь, у Элая не было права забирать ее у меня.
– Доверься мне, дядя, мы ее вернем.