Глава 1 Невыполнимая задача: содержание городов в чистоте

Санитарные условия в европейских городах в XIX и начале XX века

В советских городах в послевоенное время было очень грязно, улицы завалены кучами мусора и горами человеческих экскрементов бо́льшую часть года, по открытым водостокам текли нечистоты, а иногда они просто растекались по улицам и тротуарам. Это не было новым или исторически уникальным явлением. Современные люди, живущие в промышленно развитых странах, воспринимают смывные туалеты и закрытые канализационные системы как должное, и поразительно то, что практически половина населения Земли (согласно данным ООН, около 2,6 млрд человек) все еще живет без соотвествующих канализационных систем, а 1,8 млн детей каждый год умирают от диареи и других заболеваний, связанных с санитарией[29], и все это происходит в конце первого десятилетия XXI века. Так же легко забыть о том, что чистая вода и современные канализационные системы – это относительно недавние достижения даже на «Западе». К проведению первых этапов санитарной реформы в городах Британии, Германии и Франции приступили в середине XIX века, но к ее завершению приблизились лишь в первые десятилетия XX века. Быстрая индустриализация Европы в XIX веке привела к тому, что резко увеличилось городское население, в частности возросло число представителей городского рабочего класса, которые наводнили города и жили в тесных, мало освещенных, плохо вентилируемых и плохо отапливаемых домах при практически полном отсутствии санитарных удобств. В трущобах, где они жили, остро стояли проблемы сбора и утилизации мусора и нечистот. На решение этого вопроса ушли десятилетия, так как ситуация усугублялась огромным количеством фекалий животных, которые также надо было убирать с улиц, поэтому всем жителям городов, кроме самых зажиточных, приходилось мириться с действительно жуткими условиями их жизни. Без системы канализации единственное, что можно было сделать с нечистотами, это складировать их куда-то – в выгребные ямы или помойки, а затем организовывать их вывоз, как правило, за пределы города, где их можно было бы переработать каким-то образом или оставить разлагаться на удобрения на полях орошения. Неубранные нечистоты могли быть смыты дождями, они могли стекать по открытым каналам в ближайшие водоемы, и зачастую это была река, откуда люди брали питьевую воду. То есть дома, дворы и улицы были практически постоянно таким образом загрязнены, что угрожало всеми возможными заболеваниями.

Энтони Воль в своем великолепном исследовании санитарных условий и заболеваний в Великобритании в Викторианскую эпоху отмечает, что в Дарлингтоне в 1850 году одна надворная уборная обслуживала 40, 60 или даже более человек. Надворные уборные не очищались, они располагались прямо напротив домов, стены которых пропитывались экскрементами. Позднее можно было найти шахтерские деревни с населением до 600 семей, в которых вообще не было надворных уборных[30]. В Стокпорте в 1876 году дома железнодородных рабочих были «окружены болотами (а не просто лужами) с грязью, гнилью и другими нечистотами, которые образовывались из-за отсутствия канализации и уборных», так что «женщинам и детям приходилось прокладывать свой путь по доскам, брускам и старым дверям»[31]. Далее Воль пишет:

В Ипсуиче инспектор службы здравоохранения в буквальном и переносном смысле вскрыл огромные выгребные ямы в центре города, которые не вычищались и уже были переполнены накопившимися нечистотами за двадцать или тридцать лет использования. Пожалуй, это было неудивительно. Несмотря на то что население Ипсуича составляло 45 000 жителей, всего четыре человека вычищали грязь из выгребных ям. Даже когда ямы очищали, то выгребали только твердые отходы, а жидкие нечистоты оставались в яме и проникали в грунт, а затем просачивались в грунтовые воды. Инспектор службы здравоохранения Ипсуича, как и другие инспекторы службы здравоохранения, посчитал, что сначала нужно было очистить выгребные ямы и только потом перейти на альтернативные формы удаления экскрементов. За первые три года своей работы он реконструировал почти 2500 выгребных ям, накрыв их и сделав водонепроницаемыми. И все же в 1893 году Совет местного управления все еще жаловался, что администрация Ипсуича не уделяла должного внимания системе удаления нечистот и что они очищали выгребные ямы на нерегулярной основе и только тогда, когда те уже «были заполнены до краев»[32].

Даже в городе такого размера, как Бирмингем, местный инспектор службы здравоохранения мог следующим образом описать состояние уборных с выгребными ямами в середине 1880-х годов:

Яма необязательно глубокая и широкая, она не укрыта от дождя, она не водонепроницаема, иногда в ней нет дренажа, а если и есть, то сток забивается, накапливается большое количество застоявшейся жидкой грязи, воняющей из-за процессов разложения, она отравляет воздух вокруг на значительное расстояние, а также просачивается в землю, загрязняя ее в чрезвычайной степени, и затем попадает в колодцы, откуда жильцы берут воду для домашних нужд. Загрязняются не только воздух, почва и вода, но, ввиду ненадлежащего состояния ямы, жидкое содержимое попадает даже во внутренние помещения домов[33].

Еще хуже ситуация была в городе Брэдфорд, где санитарные условия, наверное, были худшими в масштабах Соединенного Королевства. Участник съезда Института санитарии, который проводился в Брэдфорде в 1903 году, отмечал:

Прогуливаясь по некоторым из многочисленных трущобных районов Брэдфорда в ту неделю, что мы там провели, я сначала чувствовал отвращение, когда видел детей, даже из приличных семей, которых поощряли справлять нужду прямо на улице, если не на кухонный пол. При ближайшем изучении имеющихся условий проживания я понял, что для этого были основания… Без особого энтузиазма я уже раньше наблюдал земляные уборные и помойки, где использовались ведра, но это было мое первое знакомство с действительно примитивной организацией, вошедшей в моду в Брэдфорде. В этих отвратительных местах размножались и роились мухи, которые толстым слоем облепливали глазки младенцев в этих несчастных маленьких домах, где входные двери открывались в нескольких метрах от этих антисанитарных удобств. Во время съезда кто-то пару раз отметил, что нет смысла предоставлять людям хорошее жилье, пока не научишь их содержать его в чистоте. И я хотел бы сказать, что я сомневаюсь, что люди могут стать цивилизованными, если их жилищные условия хуже, чем у дикарей[34].

Для Франции и Германии можно было составить такое же описание. Отмечая ситуацию в Париже в последние два десятилетия XIX века, после того как барон Жорж Осман навязал свой грандиозный план по модернизации города, который включал прокладку масштабной канализационной системы и перемещение более шумных и с гигиенической точки зрения менее благоприятных частей пролетариата Парижа на окраины города, Энн-Луиз Шапиро показывает картину, которую в равной степени можно было бы применить и к послевоенному Куйбышеву или промышленным городам Урала:

Исследователи подготовили материалы по районам рабочего класса на окраинах города, которые были действительно ужасными. Дю Мениль описывал пустыри, на которых были построены группы домов, похожие на настоящую канализацию. Подходы к домам не были снабжены дренажом, поэтому улицы превращались в вонючие болота, в ямах и рытвинах скапливалась разлагающаяся масса. Зачастую жидкие и твердые отходы из забитых выгребных ям просачивались на первые этажи в жилые помещения смежных домов, отходы из неукрытых переполненных уборных вытекали во дворы, а открытые сточные канавы пересекали пешеходные проходы[35].

Далее в этой главе мы увидим, что опыт Советского Союза не так сильно отличался от опыта западноевропейских стран с точки зрения фактического состояния городов, но отличался в плане промежутка времени, за который там наконец-то провели всеобщую санитарную реформу. Описанные условия жизни в Стокпорте в 1876, Бирмингеме в 1880-х или Брэдфорде в 1903 году стали, скорее, исключением к началу Первой мировой войны и такими и оставались в конкретных районах определенного города, но не всего города в целом[36]. К 1913 году в Германии расширили канализационную сеть для обслуживания более 90 % городских жителей[37]. А в Советском Союзе, наоборот, отсутствие базовой санитарнии сохранялось еще и в 1950-х годах и даже позже. Например, в Москве, единственном промышленном центре в этом исследовании, где бо́льшая часть населения имела доступ к канализационной системе, к концу 1940-х годов была такая же ситуация, как в Париже к 1903 году. Париж же был одним из последних городов, где сохранилось до этого времени такое положение, если сравнивать с городами Британии или Германии[38]. Даже в 1975 году всего две трети городского жилищного фонда, принадлежавшего государству, в европейской части России были оснащены водопроводом и канализацией, а если мы будем учитывать и частные дома, в которых, как правило, помимо электричества, было мало удобств, то эта цифра будет еще ниже[39].

Канализационная система

Задача содержания городов в чистоте зависит от четырех взаимосвязанных факторов: водоснабжения, наличия канализационных коллекторов, очистительных сооружений и удаления всех тех нечистот, которые не попали в коллекторы. Водоснабжение – это палка о двух концах. Эффективная канализационная система заключается в наличии смывных туалетов, которые опустошаются в канализационные коллекторы, а затем в откачке канализационных стоков в места сброса отходов, находящиеся вдоль водных объектов, и (в идеале) в очистные сооружения. Для этого необходимо адекватное водоснабжение. Нехватка воды и нерегулярное водоснабжение были бичом некоторых систем Викторианской эпохи, потому что это означало, что в туалетах нельзя было смывать испражнения, что делало их иногда хуже уборных и выгребных ям[40]. Основная проблема, однако, заключалась в обратном: в городах систему водоснабжения начали создавать намного раньше того, как устанавливали или расширяли систему канализационных коллекторов. Объем сточных вод, с которыми должны были справиться коллекторы, превышал их возможности с точки зрения и длины, и диаметра трубы. Поэтому либо коллекторы переполнялись и отходы скапливались на улицах и тротуарах, либо излишек при экстренных сбросах необработанных отходов попадал напрямую в местные водные объекты. Как писал Йорг Фегеле, в 1849 году из лондонских коллекторов в Темзу в Лондоне было сброшено более 250 тыс. куб. м нечистот. Поскольку сначала водопроводная вода появилась в зажиточных частях Лондона (и других крупных городах), новообретенная роскошь высшего и среднего классов создавала невероятные санитарные проблемы бедному населению, потому что им приходилось брать воду прямо из все более и более загрязняющейся реки[41]. Таким образом, третий фактор имел решающее значение: тщательная обработка сточных вод в целях их обезвреживания. Здесь также рост объемов водоснабжения создавал проблемы, поскольку очистным сооружениям, как и самим канализационным трубам, все сложнее было справляться с растущим объемом сточных вод. Необходимо помнить о том, что индустриализация создавала новые источники загрязнения помимо домохозяйств. Заводам приходилось заниматься удалением и нечистот своих работников, и токсических побочных продуктов производства. Одинаково опасными были нечистоты из общественных зданий, например вокзалов, школ, но самыми опасными являлись отходы из больниц. Все нечистоты необходимо было куда-то отправлять, и, если не в коллекторы, то, как правило, они попадали напрямую в местные каналы, пруды и реки. Поэтому в более крупных британских городах начали строить очистные сооружения в 1880-х годах, чтобы прогонять нечистоты через отстойники и фильтрующие слои[42]. Если, как например, в Гамбурге объем сточных вод превосходил емкость фильтрационных баков, власти пытались решить ситуацию путем сокращения времени фильтрации. В Гамбурге время фильтрации настолько сократили, что после этого процесса питьевая вода биологически не отличалась от воды в местной загрязненной реке Эльбе. Важно отметить следующее: до тех пор пока нечистоты не обеззараживались до того, как их сбрасывали, и пока системы водоснабжения не обрабатывали воду из загрязненных рек в целях уничтожения патогенных организмов, системы водоснабжения и канализации не являлись субъектами санитарных улучшений, а становились идеальными трубопроводами для распространения таких заболеваний, как тиф и холера. Жители Гамбурга смогли в этом убедиться во время небезызвестной вспышки холеры в 1892 году[43].

Что же происходило с теми нечистотами, которые не попали в коллектор? Это могли быть еда и другие твердые отходы (мусор), экскременты из домозяйств и районов, в которых все еще использовали выгребные ямы и надворные уборные, а также экскременты животных, которые были повсеместным явлением в городах до того, как автомобили и грузовики заменили гужевой транспорт, а местные положения об охране здоровья ограничили права городских жителей содержать домашний скот в пределах города. Поэтому был необходим организованный вывоз нечистот. Группы уборщиков убирали навоз и мусор, вычищали выгребные ямы. То, что не смывалось в коллекторы, нужно было вывозить на свалки, на очистные сооружения или на сельскохозяйственные поля орошения. В этой главе мы увидим, что именно от успеха или неудач в организации этих процессов в огромной степени зависело то, останутся ли российские города терпимым местом проживания и возможно ли минимизировать риск эпидемий.

Большинство крупных российских городов имели небольшие канализационные системы в своих центральных районах, некоторые из них были построены еще до революции 1917 года. В них смывались нечистоты и дождевая вода, но все остальное приходилось вывозить либо городским властям, либо жителям города самостоятельно. Впервые нагрузка на эти системы появилась в результате сталинской индустриализации в 1930-е годы, когда в город началась массовая миграция крестьян из деревни в поисках работы. Население более старых городов увеличилось буквально в одночасье, но в развитие жилищного фонда для его расселения и инфраструктуры для обработки отходов почти не вкладывалось никаких средств. Росли новые промышленные регионы, но опять же не проводилась планировка жилищного фонда и инфраструктуры, чтобы справиться с внезапным ростом населения. Люди жили во «временных» бараках и импровизированных общежитиях либо теснились в коммунальных квартирах или подвалах, что порождало санитарный кошмар. До 1931 года в СССР даже не производилось никакого специализированного оборудования для удаления нечистот и очистки улиц. Все осуществлялось с помощью гужевых повозок, иногда кое-где также использовалась случайно попавшая в страну импортная техника. К 1939 году появилось 13 заводов, которые производили транспорт и приспособления для вывоза мусора, человеческих экскрементов и снега, но к 1940 году они произвели в общей сложности 3682 единицы оборудования различного типа на весь СССР, которое необходимо было распределить между более чем 2500 муниципальными органами власти. Однако непосредственно в предвоенный период были сделаны первые попытки организовать регулярную и плановую очистку небольшой части городов, только два из которых – Москва и Ленинград – находились в РСФСР[44]. Крупные или активно разрастающиеся промышленные центры индустриальной части России, в том числе Свердловск, Челябинск, Молотов и Горький, должны были справляться сами.

Если такой была ситуация на пороге войны, то начавшаяся война превратила санитарный кошмар в санитарную катастрофу. Больше всего пострадали крупные промышленные центры в тыловой части страны, где население увеличилось в диапозоне от 50 до 100 % из-за наплыва эвакуированных и новых рабочих, которые были мобилизованы для работы в военных отраслях промышленности. И без того маломощные, местные канализационные системы и очистные сооружения подверглись колоссальной нагрузке. Городам и заводам ничего не оставалось, кроме как сливать отходы напрямую в местные водотоки, загрязняя их до такой степени, что вода стала небезопасна для использования даже в промышленных целях, не говоря уже о ее применении в быту и в качестве питьевой. Поскольку только небольшая часть местного населения в каждом населенном пункте имела непосредственный доступ к канализационной системе, бо́льшая часть нечистот скапливалась в выгребных ямах и самодельных навозных ямах. В городах же теперь было меньше ресурсов, чтобы справиться с грязью и нечистотами. Как мы увидим далее, количество лошадей для перевозки мусорных фургонов и цистерн упало практически до нуля частично из-за того, что их изымали для использования в военных целях, частично из-за того, что для них не было корма. Военная мобилизация стала причиной снижения количества доступной рабочей силы (водителей, уборщиков, механиков), нехватка топлива и отсутствие запасных частей остановили работу немногочисленных транспортных средств, которые еще не изъяли. Результатом всего этого стал кризис, требовавший принятия срочных мер. Поскольку лишь малую часть растущего количества мусора и экскрементов можно было переместить в безопасное место за пределами границ города, местная ГСИ утвердила другие меры: сжигать мусор, закапывать экскременты во дворах домов[45] и смывать все, что возможно, в коллекторы. Ни одна из этих мер не являлась удовлетворительным решением. Сжигание мусора приводило к серьезному загрязнению. Для захоронения экскрементов территория была ограниченной, и существовал риск заражения нижних слоев грунта и грунтовых вод, что являлось важным моментом, поскольку люди использовали дворы и свободную территорию для выращивания продуктов питания. Слив отходов в канализацию увеличивал загрязненность рек и подвергал риску безопасность питьевой воды. Во время войны также применяли еще одну меру, которая стала неотъемлемой частью послевоенной городской жизни: массовые мобилизации местного населения весной и осенью для сбора и утилизации огромных залежей отходов, скопившихся за зимние и летние месяцы. Однако на самом деле в конце войны ни одна из этих мер, в том числе и сезонные кампании по уборке, не помогла справиться с растущим количеством мусора и экскрементов. Неубранные горы мусора увеличивались с каждым годом и представляли огромную угрозу здоровью не только непосредственно, но и из-за того, что они стали благоприятной средой для размножения мух и грызунов[46].

Такова была ситуация в российских городах в мае 1945 года. Это общая картина, но мы увидим, что за исключением Москвы именно такое описание подходит к большинству крупных городов, небольших промышленных городов и их областей. По крайней мере, до начала 1950-х годов, а в некоторых случаях и позднее бо́льшая часть населения этих городов жила в зданиях без канализации. Хотя в некоторых городах протяженность канализационной системы была увеличена, это было сделано, как правило, только для того, чтобы она соответствовала быстрым темпам роста населения, а для опережения темпов роста стали строить только после смерти Сталина. Еще одной важной чертой стало то, что в небольшом количестве городов происходила обработка отходов перед их сливом в открытые водоемы.

В табл. 1.1 показаны типы и размеры канализационных систем в тех крупных промышленных метрополисах, для которых у нас имеются данные; в трех случаях – по Москве, Куйбышеву, Молотову – у нас имеются данные и на ранний, и на поздний послевоенные периоды, поэтому мы можем оценить масштаб изменений.

Среди тыловых городов только в Москве бо́льшая часть населения жила в домах, подключенных к канализации. В других городах таких домов было максимум чуть больше трети, во многих же практически не было вовсе. Объясним, что это означает. В Иванове в 1947 году население составляло около четверти миллиона человек. В Прокопьевске и Кемерове (в Кузбассе, в Западной Сибири) население составляло 170 тыс. и 160 тыс. человек соответственно[47].


Таблица 1.1

Канализационные системы в отдельных промышленных центрах, 1945-1954 годы


Примечание: Доля населения, у которого был доступ к канализации, иногда показывается непосредственно в отчетах ГСИ; в иных случаях я рассчитывал эти цифры, оценивая количество местного населения по косвенным показателям, например по показателям заболеваемости или объемам отходов. В последнем случае ГСИ использовала стандартную формулу для вычисления того, сколько мусора производил в год каждый городской житель; зная оценку общего годового объема отходов и мусора, которые производил каждый город, можно примерно вычислить количество населения.

* Данные по Ярославлю и Иваново показывают долю жилых зданий с канализационными системами, а не процент от количества населения. Процент от количества населения был бы выше, потому что в большом количестве современных зданий, подключенных к канализации, была более высокая плотность населения.

Источники:

Москва: ГА РФ. Ф. A-482. Оп. 47. Д. 4941. Л. 11, 120 (1946); Оп. 49. Д. 7373. Л. 136, 147, 147 об. (1953).

Ярославль: ГА РФ. Ф. A-482. Оп. 47. Д. 7685. Л. 105.

Иваново: ГА РФ. Ф. A-482. Оп. 47. Д. 4925. Л. 181, 221.

Горький: ГА РФ. Ф. 9226. Оп. 1. Д. 798. Л. 45 об. (1947); Д. 895. Л. 94-95; Ф. A-374. Оп. 34. Д. 1540. Л. 81 об. (1948).

Казань: ГА РФ. Ф. A-482. Оп. 47. Д. 6178. Л. 7.

Куйбышев: ГА РФ. Ф. A-482. Оп. 52s. Д. 224. Л. 84 (1947); Оп. 49. Д. 3243. Л. 13 (1951).

Молотов: ГА РФ. Ф. A-482. Оп. 47. Д. 3431. Л. 19 (1945); Оп. 49. Д. 3250. Л. 21 (1951); Оп. 49, Д. 8862. Л. 39. (1954).

Челябинск: ГА РФ. Ф. A-482. Оп. 47. Д. 4960. Л. 39-40, 43-44 (1946); Оп. 49. Д. 3261. Л. 15 (1951).

Сталинск, Прокопьевск, Кемерово: ГА РФ. Ф. 9226. Оп. 1. Д. 932. Л. 41-5 (1947); Ф. A-482. Оп. 47. Д. 7659. Л. 46-9 (1948).


Ограниченность городских канализационных систем влияла на две отдельные проблемы.

Первая – это обеспечение комфорта, безопасности и здоровья населения. Те, кто жил в зданиях с канализацией, особенно если у них были смывные туалеты внутри жилых помещений, а не уборные на улице, имели более высокое качество жизни, чем люди, живущие в домах с уборными на улице и выгребными ямами.

Вторая проблема – это загрязнение воды. Слив необработанных нечистот и из домохозяйств, и из промышленных производств в реки, озера, пруды создавал массовую проблему загрязнения, которая ставила под угрозу снабжение водой жилых домов и во многих случаях превращала большие части водоемов в биологически мертвые или умираюшие. Эту проблему я рассмотрю подробно в главе 2 настоящего издания.

Еще одной чертой канализационной системы является то, что ее наличие было тесно связано с общим качеством городского жилого фонда. Практически в каждом городе, в том числе и в Москве, большая часть жилого фонда состояла из маленьких, в основном деревянных, частных домов с частичными удобствами или совсем без удобств. В Иванове бо́льшая часть жилого фонда была именно такого рода, что еще больше осложняло задачу расширения и без того ограниченной канализационной системы[48]. Также мы увидим, что, тем не менее, в городах продолжали строить новые дома без канализации, зачастую вопреки протестам государственных органов здравоохранения.

Я могу лучше проиллюстрировать эти процессы, рассмотрев несколько конкретных примеров. Во-первых, я рассмотрю несколько крупных промышленных городов в разных районах страны: Москва, Ярославль и Горький – в Центральной России, Челябинск – на Урале. Затем я сравню их опыт с тем, как обстояли дела в небольших промышленных городах, расположенных в их областях.

Крупные города

Москва. Из всех городов в этом исследовании Москва, столица, естественно, находилась в самом привилегированном положении. За возможным исключением (Ленинград) в Москве до июня 1941 года была самая развитая инфраструктура. В период реконструкции Москве было уделено больше всего внимания. Если вкратце, то проблемы Москвы были во многом уникальны и для самого города, они отличались от проблем, типичных для других промышленных центров. При всем этом на примере Москвы можно показать, что даже в столице невозможно оценить состояние городской санитарии без анализа структуры и состояния жилого фонда.

Подавляющая часть водоснабжения и канализационной системы в Москве пришла в аварийное состояние во время войны; несмотря на очевидные сконцентрированные усилия, направленные на их восстановление, их общее состояние было настолько плохим, что в большинстве частей центра города восстановить их оказалось невозможным. Около 6 тыс. зданий в центре города не были подключены к канализационной системе, по официальным планам для их подключения потребовалось бы пять лет. В действительности первые результаты были плохими: из 200 зданий, которые планировалось подключить в 1946 году, работы были завершены лишь в 14[49].

В долгосрочной перспективе строительство новых домов едва успевало за темпами роста населения. Если в 1946 году у 3,8 млн жителей Москвы было в среднем 4,4 кв. м жилой площади на человека, то к 1953 году, когда население составляло примерно 4,8 млн человек, среднее количество квадратных метров жилой площади на человека было примерно таким же[50]. Характер жилого фонда также не очень изменился за это время. В декабре 1949 года доля низких деревянных строений без удобств оставалась такой же, как и в декабре 1946-го. С 1946 по 1953 год количество жителей, у которых не было доступа к канализации, фактически выросло с 1,2 млн до 1,5 млн человек, хотя их доля от общего количества населения постепенно сокращалась с примерно 31 до 29 %. Независимо от строительства новых домов и стабильного увеличения количества зданий, подключенных к центральной системе канализации, одной из причин неизменности этих данных был тот факт, что, как и в других промышленных городах, новое жилье, как правило, располагалось в окраинных районах, вдали от центра – там, где канализационные линии еще не были проложены[51]